Перейти к публикации

Olqa

Пользователи
  • Публикации

    7 617
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    370

Записи блога, опубликованные пользователем Olqa

  1. Olqa
    Митрополит Вениамин Федченков "Всемирный светильник преподобный Серафим Саровский". Из главы "Монашество и мир"
     
    Среди наставлений батюшки рассеяно множество советов о том, как нужно жить по-христиански в миру.
        Правда, сам “пламенный” Серафим несравненно больше любил и чтил, как и подобает, ангелоподобное девство, а следовательно, и монашество: ради этого он и оставил мир. И не раз в беседах с монашествующими он с восторгом превозносил иноческое житие. Однажды к нему заехали с Нижегородской ярмарки в пустыньку курские купцы. Пред прощанием они спросили батюшку:
       — Что прикажете сказать вашему братцу (Алексию)?
       Угодник ответил:
       — Скажите ему, что я молю о нем Господа и Пречистую Его Матерь день и ночь.
        А когда они отбыли, то преподобный воздел руки к небу и с восторгом, притом несколько раз, повторял пред присутствовавшей тогда дивеевской сестрою Прасковьей Ивановной славословие монашеству:
        — Нет лучше монашеского жития! Нет лучше! И в другой раз, когда в тот же родной Курск отъезжал почитатель преподобного, И.Я.Каратаев, и тоже спросил: не передать ли чего-либо родственникам его, то святой Серафим, указывая на лики Спасителя и Божией Матери, сказал:
       — Вот мои родные. А для живых родных я — уже живой мертвец.
        И он так любил монастырь и монашеское житие, что решительно никогда даже в помысле не пожалел о мире и не пожелал воротиться назад. Когда та же сестра Прасковья задумала по малодушию оставить Дивеевскую обитель, батюшка, прозрев это духом, вызвал ее к себе в пустыньку, стал утешать ее и стал в назидание рассказывать ей о самом себе и о своей жизни в монастыре. А в конце прибавил:
       — Я, матушка, всю монастырскую жизнь прошел, и никогда, ниже мыслью не выходил из монастыря.
        — В продолжение рассказа, — передавала потом сестра, — все мои мысли понемногу успокоились, а когда батюшка кончил, так я почувствовала такое утешение, как будто больной член отрезан прочь ножом.
        Дальше мы увидим, с какою любовью относился преподобный к своим “сиротам” дивеевским, с какою нежностью говорил он о них и посторонним. За них пришлось много вытерпеть батюшке:
        “Вот и приходят ко мне, матушка, — свидетельствует сестра Ксения Васильевна в своих записях, — и ропщут на убогого Серафима, что исполняет приказания Божией Матери. Вот, матушка, я им и раскрыл в прологе из жития-то Василия Великого, как блазнились на брата его Петра; а святитель-то Василий и показал им неправду блазнения их да силу-то Божию. И говорю: “А у моих-то девушек в церкви целый сонм ангелов и все силы небесные соприсутствуют!” Они, матушка, и отступили от меня посрамленные. Так-то вот, радость моя, недовольны на убогого Серафима; жалуются, зачем он исполняет приказания Царицы Небесной”.
       Умилительнейший разговор о любви к монахиням передает старица Мария Васильевна Никашина.
       “Быв замужем, еще мирскою, с мужем бывали мы у батюшки Серафима. Раз спрашивает:
       — Видала ли ты Дивеево, и моих там девушек, матушка?
       — Видала, — говорю, — батюшка.
       — А видала ли ты пчелок, матушка? — опять спросил он.
       — Как, — говорю, — не видать, видала, батюшка.
        — Ну, вот, — говорит, — матушка, ведь пчелки-то все кругом матки вьются, а матка от них — никуда. Так вот точно и дивеевские мои девушки, ровно как пчелки, всегда с Божией Матерью будут.
       — Ах! — воскликнула я, — как хорошо всегда так-то быть, батюшка. — Да и думаю: зачем это я замуж-то вышла?
        — Нет, матушка, не думай так, что ты думаешь, — тут же на мои мысли и отвечает он. — Моим девушкам не завидуй. Нехорошо. Зачем завидовать им? Ведь и вдовам-то там хорошо же, матушка! И вдовам хорошо! Ведь и они там же будут! Анну-то пророчицу знаешь, читала? Ведь вот вдова была, а какая, матушка!
       После эта раба Божия овдовела и поступила в желанный Дивеев.
        Но, любя монашество, преподобный имел в виду истинных монахов и монахинь, которые принимали иночество не по чему-либо иному, как только по любви к Богу, ради спасения души своей; и притом, если иноческий путь проходится ими не внешне только, а с благими благодатными последствиями. В этом смысле замечателен случай с одним семинаристом.
        “В молодости моей, — записал он впоследствии, — перед окончанием семинарского курса в 1827 году, я жил в августе месяце по приказанию старца Серафима в Саровской пустыни до трех недель. Думал о монашестве.
       Однажды батюшка обратился ко мне с вопросом:
       — Зачем ты хочешь идти в монахи? Вероятно, ты гнушаешься брака?
       Я на это отвечал:
        — О святом Таинстве брака я никогда не имел худых мыслей, а желал бы идти в монахи с тою целью, чтобы удобнее служить Господу.
       После сего старец сказал:
        — Благословен путь твой! Но смотри: напиши следующие слова мои не на бумаге, а на сердце: учись умной, сердечной молитве... Одна молитва внешняя недостаточна. Бог внемлет уму, а потому те монахи, кои не соединяют внешнюю молитву с внутренней, не монахи, а черные головешки! Помни, что истинная монашеская мантия есть радушное перенесение клеветы и напраслины: нет скорбей, нет и спасения”.
       Впоследствии юноша постригся в монахи с именем Никона и кончил жизнь свою архимандритом Балаклавского монастыря в Крыму.
        Многие просили у батюшки благословения удаляться для спасения души на святую гору Афон, но он советовал спасаться в Православной России.
        — Там очень трудно, — говорил он, — невыносимо скучно... Если мы (монахи) здесь плачем, то туда идти — для стократного плача, а если мы здесь не плачем, то и думать нечего о святой обители.
        Кто достойно и по воле Божией принимает монашество, тому везде открывается великая благодать. Вот как радостно говорил преподобный о постриге Елене Васильевне Мантуровой, сравнивая его в земном порядке с браком, этим наиболее торжественным и счастливым моментом человеческой жизни.
       — Теперь, радость моя, — сказал ей о.Серафим, вызвав из Дивеева в пустыньку, — пора уж тебе и с Женихом обручиться.
       Елена Васильевна, испуганная, зарыдала и воскликнула:
       — Не хочу я замуж, батюшка!
        — Ты все еще не понимаешь меня, матушка, — ответил, успокаивая ее, батюшка, — ты только скажи начальнице-то Ксении Михайловне, что о.Серафим приказал с Женихом тебе обручиться — в черненькую одежку одеваться. Ведь вот как замуж-то выйти, матушка! Ведь вот какой Жених-то, радость моя! Жених твой в отсутствии, ты не унывай, а крепись лишь и больше мужайся. Так молитвою, вечно неразлучною молитвою и приготовляй все... Три года и приготовляйся, радость моя, чтобы в три года все у тебя готово бы было. О... какая неизреченная радость-то тогда будет, матушка! Это я о пострижении тебе говорю, матушка... А как пострижешься-то, то будет у тебя в груди благодать воздыматься все более и более. А каково будет тогда! Когда Архангел Гавриил, представ пред Божией Матерью, благовестил Ей, то Она немного смутилась, но тут же сказала: “Се раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему!” (Лк. 1:38) Вот о каком браке и Женихе я тебе толкую, матушка.
        Вот с каким величайшим и блаженнейшим событием сравнил наконец о.Серафим иноческий постриг — с воплощением Самого Бога в утробе Девы... Даже сказать страшно. Но батюшка говорил с опыта.
        Монашество нужно почитать и мирским людям и сердцем и делом, и таким образом хоть несколько быть сопричастником иноческой благодати через других: для этого батюшка советовал давать в монастыри милостыню или поработать самому. И наоборот, обижание монашествующих, — учил он, — строго будет наказано Господом.
        Иван Семенович Мелюков, брат чудной святой угодницы Марии, о коей речь впереди, будучи к концу своей жизни монахом в Сарове, на послушании привратника, рассказывал:
        “Будучи еще мирским крестьянином, я часто работал у батюшки Серафима. И много, много чудного он мне предсказал о Дивееве. И всегда говорил: “Если кто моих сирот-девушек обидит, тот велие получит от Господа наказание, а кто заступится за них и в нужде защитит и поможет, изольется на того велия милость Божия свыше. Кто даже сердцем воздохнет да пожалеет их, и того Господь наградит. И скажу тебе, батюшка, помни: “Счастлив всяк, кто у убогого Серафима в Дивееве пробудет сутки, от утра и до утра: а Матерь Божия, Царица Небесная, каждые сутки посещает Дивеево!”
       А сами иночествующие за добро должны воздавать только молитвами, и даже удивительно, батюшка не велел и благодарить за дары:
        — Молитесь, молитесь паче всего за творящего вам благо, — наставлял он сирот своих, — но никогда, никогда словами его (благодетеля) не благодарите, потому что без благодарности он полную и всю мзду и награду за добро свое получит; благодарением же вы за благо вам скрадываете его, лишая его большей части, заслуженной добродетелью его, награды. Кто приносил дар, приносит его не вам, а Богу: не вам его и благодарить, а да возблагодарит он сам Господа, что Господь примет его дар.
       Брать же из монастыря, хотя бы для своих родных, преподобный считал великим и опасным грехом:
        “Это как огонь, вносимый в дом: кому дадите, он попалит все, и дом разорится и погибнет, и род весь пропадет от этого! Свое есть — дай. А нет, то приложи больше молитвы сокрушенным сердцем”.
        Но зато самое монашество, достойно проходимое, является уже великою милостью Божией не только самим иночествующим, но и всему роду их.
        — По совету ли, или по власти других, или каким бы то ни было образом, пришел ты в обитель — не унывай: посещение Божие есть (то есть милость Божия). Аще соблюдеши, яже сказую тебе, спасешися сам и присные твои, о которых заботишься: «не видех, — глаголет Пророк, — праведника оставлена, ниже семене (потомства) его, просяща хлебы» (Пс.36:25). — Так учил батюшка одного послушника нового.
        Но особенно сильно высказал он ту же самую мысль в беседе с родными дивной девятнадцатилетней схимницы Марфы, бывшей послушницы Марии, после смерти ее. Когда старшая сестра ее, Прасковья Семеновна Мелюкова, дивеевская монахиня, приехала к преподобному Серафиму за выдолбленным им для покойницы гробом, то батюшка, утешая ее, сказал:
        — А вы не унывайте, матушка: ее душа в Царствии Небесном и близ Святыя Троицы у престола Божия. И весь род Ваш по ней спасен будет!
       И брату ее, упомянутому привратнику, тогда еще крестьянину Ивану, сказал после похорон Марии:
        — Вот, радость моя, какой она милости сподобилась от Господа! В Царствии Небесном у престола Божия, близ Царицы Небесной, со святыми девами предстоит! Она за весь род ваш молитвенница! Она схимонахиня Марфа, я ее постриг. Бывая в Дивееве, никогда не проходи мимо, а припадай к могилке, говоря: “Госпоже и мати наша Марфо, помяни нас у престола Божия во Царствии Небесном!”
        Но, увы, не все и монашествующие спасутся. Даже из его сирот дивеевских иные не сподобятся помилования. Это было открыто ему в чудесном видении Самою Божией Матерью в 1830 году на празднике Успения.
        “Небесная Царица, батюшка, — записал потом этот рассказ протоиерей Садовский, духовник Дивеевский, — Сама Царица Небесная посетила убогого Серафима. И вот, радость нам какая, батюшка! Матерь-то Божия неизъяснимою благостию покрыла убогого Серафима.
       — Любимиче мой! — рекла Преблагословенная Владычица, Пречистая Дева. — Проси от Меня, чего хочеши.
       — Слышишь ли, батюшка? Какую нам милость-то явила Царица Небесная!
       И угодник Божий весь сам так и просветлел, так и сиял от восторга.
        — А убогий-то Серафим, — продолжал батюшка, — Серафим-то убогий и умолил Матерь-то Божию о сиротах своих, батюшка! И просил, чтобы все, все в Серафимовой-то пустыни спаслись бы сироточки, батюшка! И обещала Матерь Божия убогому Серафиму сию неизреченную радость, батюшка!.. Только трем не дано: “Три погибнут”, — рекла Матерь Божия. При этом светлый лик старца затуманился... “Одна сгорит, одну мельница смелет, а третья...”, — сколько ни старался я вспомнить, — пишет о.Садовский, — никак не могу: видно, уж так надо”.
        Через семь месяцев преподобному было другое явление Богородицы, самое чудное. Тогда присутствовала и сестра Евдокия Ефремовна. Ей после видения о.Серафим вспомнил и о предыдущем посещении его Божией Матерью, и рассказал следующие подробности о нем:
        “Вот, матушка, — в обитель-то мою до тысячи человек соберется. И все, матушка, спасутся. Я упросил, убогий, Матерь Божию, и соизволила Царица Небесная на смиренную просьбу убогого Серафима. И кроме трех, всех обещала Милосердная Владычица спасти, всех, радость моя! — Только там, матушка, — продолжал, немного помолчав батюшка, — там-то, в будущем все разделятся на три разряда: “Сочетанные”, которые чистотою своею, непрестанными молитвами и делами своими сочетаваны Господу: “Вся жизнь и дыхание их в Боге, и вечно они с Ним будут. Избранные, которые мои дела будут делать, матушка, и со мной же и будут в обители моей. И званные, которые лишь временно будут наш хлеб только кушать, которым — темное место. Дастся им только коечка, в одних рубашечках будут, да всегда тосковать станут! Это нерадивые и ленивые, матушка, которые общее-то дело да послушание не берегут и заняты только своими делами. Куда как мрачно и тяжело будет им! Будут сидеть все, качаясь из стороны в сторону на одном месте! — И взяв меня за руку, батюшка горько заплакал.
        — Послушание, матушка, послушание превыше поста и молитвы! — продолжал батюшка, — говорю тебе, ничего нет выше послушания, матушка. И ты так сказывай всем. — Затем, благословив, отпустил меня”.
        Таинственные страницы из будущего мира открывает здесь преподобный, но не нашему плотскому и ограниченному уму рассуждать о сем. Только нам, монахам, нужно запомнить и о трех погибших, и о многих званых, но, увы, не избранных. Далее мы узнаем об ужасной участи двух осужденных игумений. Недаром плакал угодник Божий о нас, нерадивых. Восстави нас из этой тины, Господи. За молитвы Твоей Матери. И преподобного Серафима.
       Но странно закончил эту беседу о званых батюшка, как о чужих каких:
       — Нам до них дел нет, матушка, пусть до времени хлеб наш едят!
        Точно отчужденные, изгнанные, Богом забытые... И вспоминается слово разбойничье: “Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем... Тайны — суды Божии...” Лучше помнить об осуждении и “судилище Христове”, как зовет Церковь.

  2. Olqa
    "...На картине этой все взято с натуры: деревянная церковь - из Гефсиманского скита, домики-келейки - оттуда же, прудок, березки, весь облик ранней весны, весь тонкий и нежный очерк утра года - из тихих мест «под Черниговской».
    Сам Нестеров так истолковал С. Глаголю задачу, поставленную им себе в этой картине:
    «На призыв монастырского колокола к вечерней молитве медленно бредут в церковь два монаха с книгами в руках. Оба они - представители двух разных типов, ярко выделяющихся среди монашествующего люда. Впереди - высокий юноша, сухой книжник, будущий холодный догматик. И здесь, в отрешении от мира, он так же хочет сделать карьеру, как и его собратья по типу делают ее за монастырской стеной. Это один из тех, которые становятся впоследствии архимандритами и архиереями. Другой, сзади - согбенный и уже ветхий деньми старец, но он полон наивного детства, благодушия и радости бытия. Несмотря на свои годы, он даже не иеромонах. Зачем ему этот сан? Он не знает честолюбия. Он весь в восторге перед тем, о чем говорит ему книга, полон чувств, которые в нем будят псалмы Давида, полон восторга перед теми чудесами, о которых рассказывают ему жития святых, а порою и попадающая сюда из-за степ монастыря книжка какой-нибудь старинной географии и т.п. А вокруг - первые теплые дни пробуждения. Только что стаяли последние залежи снега, только что обмелели ручьи вешних вод. На деревьях еще не развернулись листья, но все полно напряженною жаждою жизни, и опьяненные ею пернатые обитатели леса наполняют воздух своим щебетанием. Чужим проходит среди этого опьянения природы монах-юноша, и в унисон ему живет душа монаха-старца».
     
    В самом стремлении поставить перед лицом природы двух монахов: одного с сердцем, раскрытым на ее красоту и правду, другого с сердцем сухим, замкнутым - виден в Нестерове ученик. Перова. Он весь на стороне старичка, который скорее убежал бы в лес, к медведям, чем надел бы архимандричью митру, и ему глубоко антипатичен молодой послушник, уже облачивший себя в честолюбивой мечте в пышные архиерейские одежды. Нестеров писал своих «монахов» как реалист чистой воды. Оба инока - почти портреты монахов от Черниговской. Русская весна на картине Нестерова так внутренне тепла, так ко всем без исключения приветлива, что в свою ласку и привет она вобрала не только этого кроткого старичка, но и этого высокого юношу в строгом ременном поясе: быть может, дальше с ним случится то, что предрек ему художник в своем замысле, но теперь, вот в этот предзакатный час, под тихие созвучные голоса весны и вечернего звона и он не вовсе чужд, не может быть чужд их умиротворяющего зова; порукой тому ветка вербы в его руке. Если б это было не так, в картине был бы диссонанс, как есть он в картине «За Волгой» с ее ухарем-купцом и скорбной девушкой. А в «Монахах» этого диссонанса нет и следа. В ней безраздельно
     
    Царит весны таинственная сила,
     
    осветляющая и освещающая всякие души человеческие..." (С.Н. Дурылин о Нестерове)
  3. Olqa
    КОЛЫБЕЛЬНАЯ (которую пели монахини в Тутаеве. Ее текст также есть в книге "Дорожная сума бывалого монаха (Из дневников архимандрита Павла (Груздева) . Второе стихотворение из этой же книжечки)
     
    Бог, дитя, тебя создал, ты подобен Ему стал
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Иерей тебя крестил, трижды в воду погрузил.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Во имя Троицы крестился, чадом Божьим ты явился.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Ангел дан тебе хранитель, жизни всей твоей водитель.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Он хранит тебя всегда, избавляя от врага.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    В храм святой начнешь ходить, имя Божье будешь чтить.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    А научишься читать, будешь Бога прославлять.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Целомудренно живи, Богу сердце подари.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Почитай отца и мать, будешь благом обладать.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    День-деньской в трудах ты весь, с медом хлеб ты будешь есть.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
    Бог труды благословляет, людям счастье посылает.
    Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай
     
     
    ***
    Дед-старик в избушке бедной чинит ветхий невод свой,
    На постели рядом внучек весь в жару лежит больной.
    -Все ненастье, да ненастье! Скоро ль кончатся дожди?-
    Говорит ребенок деду. –Скоро, друг, повремени!
    -Скоро ль с удочкой, как прежде буду я сидеть в тени
    На пруду под тополями? –Скоро, друг, повремени!
    -Да когда же, вот и маму, говорил ты тоже, дед,
    Скоро к нам отпустят с неба? А ее все нет и нет.
    И ребенок недовольный замолчал. И дед-старик
    Над разорванною сетью головой седой поник.
    И по старческим морщинам тихо катиться слеза.
    Горе деда разглядели внука зоркие глаза.
  4. Olqa
    Сегодня прочитала на сайте телекомпании "Союз":
    "Малый собор Донского ставропигиального мужского монастыря стал вновь доступен для прихожан Великий пост – хорошее время для уединенной молитвы, посещения святынь и храмов. И, иногда, при наличии свободного времени это можно сделать индивидуально и во вне богослужений, помянуть новомучеников Российских, вспомнить о минувшей церковной истории, когда во дни известных революционных событий произошло и возрождение патриаршества в России
     
    Донской монастырь – место святое для каждого москвича, для каждого верующего человека. Его сооружение началось в конце 16-го века, после памятного и чудесного события спасения Москвы Божией Матерью от нашествия крымских татар через святой богородичный Донской образ. Тогда после горячей молитвы царя Федора Иоанновича перед иконой Царицы Небесной, во время жестокой битвы у московских пределов, хана Казы-Гирея и его войско охватил необъяснимый ужас и он бежал от стен Москвы.
     
    Вокруг собора и на его территории находится некрополь видных духовных и государственных деятелей минувших веков. А в 1992 году, после пожара и последующей реставрации, в трапезной части Малого собора были обретены нетленные мощи Патриарха Тихона. Кроме главной святыни храма - Донской иконы Божией Матери, здесь находятся особо чтимые образы Богородицы - Знамение и Федоровская. Легко на сердце и душе, во вновь обновленном после реставрации храме.
     
    Хорошо в пост побывать в намоленных местах. Постоять, подумать, помолиться о том, чтобы стать хоть чуточку лучше".
     
    От себя добавлю - больше всего хочется побывать в Оптине! Но если дальняя поездка пока невозможна - можно в Донской монастырь. Можно много куда. Вчера услышала новость: икона "Богоматерь Одигитрия", которую называют иногда "Эфесской", "Полоцкой", "Корсунской" или "Торопецкой" ( ее появление относят к XII-XIV векам) до конца этого года останется в храме Святого Благоверного князя Александра Невского, что в Княжьем Озере. Храм (очень красивый!!!) находится рядом с поселком, никаких ограничений (я имею ввиду пропускной режим) для входа в храм нет. В следующем году эта икона скорее всего переедет в Тверскую область. Поэтому советую москвичам, и не только, побывать у такой святыни. От метро "Щукинская" туда едет маршрутки № 480 ( стоимость проезда 80 руб). В пути примерно 30 минут. Кстати, маршрутка едет через "Павловскую Слободу" - обязательно надо побывать и там. В интернете есть информация об этих местах.
     
     
    Адрес - Московская область, Новорижское шоссе, 24-й км,
    Истринский р-н, Павлослободский сельский округ, пос. "Княжье озеро".
  5. Olqa
    «Прости, благослови, помолись (обо мне)»
    Первое, что беспокоит каждого в дни поста, — это раздражение или гнев по отношению к ближнему. Множество причин вызывают эту страсть, и нам бывает крайне трудно с ней бороться. Но если мы будем внимательны в первые минуты возникновения этой страсти, то заметим, что часто она начинается из-за такого, казалось бы, не смертного греха, или, скажем, из-за такого незаметного греха, как самооправдание.
     
    Что такое самооправдание? Это один из видов проявления гордости: человек хочет отстоять свою собственную правоту; или хочет, чтобы о нем думали лучше, чем он есть; или, по крайней мере, думали именно то, что он собой представляет на самом деле. Когда человека обижают или говорят то, что ему не нравится, его гордость страдает. И в этот самый момент вступает в силу самооправдание.
     
    Вот, обращается муж к жене, делает ей справедливое замечание о том, что у нее не накормлены дети или не убрана квартира. Что он слышит в ответ? «А ты на себя-то посмотри! Кто ты такой? Много ли денег приносишь в семью? Куда ставишь свои ботинки? Во что превращаешь свои носки?» А дальше он скажет что-то, и опять получит подобное в ответ. Говорит начальник подчиненному: «Почему ты недобросовестно выполнил то-то и то-то?» — «А вы сами забыли мне вчера об этом сказать!» Что возникает в душе начальника? Неприязнь к подчиненному. Он старается что-то тому доказать, а получает тысячу слов в ответ.
     
    Самооправдание — это мостик, который ведет дальше, к развитию гнева, к ссорам, баталиям и ненависти.
     
    Святые Отцы оставили нам много драгоценных советов, и один из них касается как раз самооправдания — того, как пресечь ненависть или раздражение, которые, может быть, справедливо, а может быть, несправедливо возгораются по отношению к другому человеку. Согласно святоотеческому совету в подобной ситуации человек должен сказать три слова, достойных христианина: «Прости, благослови и помолись (обо мне)». Они духовным образом воздействуют на того, кто вам что-либо доказывает. Этих трех слов достаточно для того, чтобы заградить уста всякому гневу, и тут же, в зачатке, погасить любые неприязнь и раздражение.
     
    Вдумайтесь в эти три простых слова. Прости, благослови и помолись (обо мне). «Прости» — значит, человек испрашивает прощения. Вот первый показатель смирения. Он не говорит: я сейчас буду разбираться с тобой, кто из нас прав. Он говорит: «Прости». Подтекст этого «прости» — неважно, прав я или не прав, но все равно прости, если я огорчил тебя. Дальше человек говорит: «Благослови». Это значит, что он призывает на помощь благодать Божию. Ту, которая действительно управит, которая умирит брата или сестру, умирит ситуацию, разрушит все козни диавольские в отношении того, чтобы человек с человеком рассорился. И когда он добавляет: «Помолись (обо мне)», — это третий признак смирения. Человек просит молитв о себе, чтобы благодать Божия споспешествовала ему действительно творить дела правды.
     
    Эти три слова смирения ставят человека обвиняющего на свое место. Он бы и рад что-то сказать, но что? Его правота признана, мало того, человек, которого он хочет смирить, признает себя смирённым и, мало того, еще более смиряется — смиряется до зела (см. Пс. 37, 9; 118, 107), — и просит молитв о себе, как о человеке ошибающемся. Поэтому, когда произносятся эти три слова смирения: «Прости, благослови, помолись (обо мне)», — в этот самый момент между людьми наступает мир.
     
    А как же быть человеку, который пытается вразумить, донести правду? Для него тоже есть соответствующий святоотеческий совет. Гласит он следующее: внушай ближнему не более двух раз. Святыми Отцами это выверено. Если человек что-то повторит более двух раз, в его душе появится неприязнь, потом раздражение, потом гнев.
     
    Как же быть в ситуации, когда ближний не слушается? Когда требуется донести до сознания человека очень важное жизненное обстоятельство — объяснить что-либо ребенку, члену семьи, сослуживцу — а не получается? Святые Отцы говорят: скажи два раза и остановись. Иначе в твою душу придет раздражение, гнев, и ты будешь вразумлять ближнего со страстью, с напором, с неприязнью, и может получиться ссора. А ссора кому выгодна? Человекоубийце диаволу. Богу ссора не нужна. Лучше худой мир, чем добрая ссора. Лучше семья, которая сохраняется, чем развалившаяся семья. Лучше друзья, которые поддерживают отношения, чем друзья, которые сторонятся друг друга. Лучше сообщество людей, среди которых царит мир, пускай худой, слабый, но мир, чем то, где вражда и неприязнь друг ко другу. Это нужно понимать всегда и беречь то, что дает нам Господь.
     
    Поэтому вот вам два святоотеческих совета — для вразумляющего и для вразумляемого. Повторим их еще раз.
     
    Первый совет: не вразумляй более двух раз, не пытайся насиловать волю другого своей волей. Скажи два раза, а дальше положись на волю Божию. Жди, когда Господь вразумит человека, когда Он откроет его сердце и душу для того, чтобы твои слова легли на благую почву. Будешь дальше настаивать на своем — встретишь гнев, раздражение, получишь ссору, и, мало того, будешь воспитывать гордыню в собственной душе.
     
    И второй совет — для вразумляемого: ни при каких обстоятельствах не старайся оправдываться. Кому нужны твои оправдания? Никому. Ими ты только отталкиваешь от себя ближнего, вызываешь в нем уныние, ссоришься с ним, отдаляешься от него, теряешь ближнего. Поэтому никогда не нужно оправдываться. Прав ты или не прав, — никого не интересует. Скажи три простых слова смирения: «Прости, благослови и помолись (обо мне)», — и ограничься этим.
    (Протоиерей Сергей Филимонов)
  6. Olqa
    "Литературное и поэтическое творчество в наше время имеет очень большое миссионерское значение, потому что не все люди - и молодежь, и люди старшего поколения - могут обратиться сразу к святым отцам и богослужебным текстам. И поэтому им нужны некие мостки, которые приводят их в храм, к занятиям богослужебными текстами, церковным пением. Такими мостками может быть православная художественная литература и поэзия. Поэтому значение ее как миссионерского оружия очень важно для современных людей. Такая литература главным образом обращена к тем, кто в этом нуждается. Если человек читает Священное Писание, святых отцов, Псалтирь, конечно, цель достигнута, и ему совсем не обязательно обращаться к художественной прозе..."(Журнал "Православный вестник" № 6-7 2010г. Издается по благословения Архиепископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия. Статья "Иное" инока Всеволода (Филипьева)).
    Это для тех, кому еще пока нужны мостки.
     
    СЕРДЦЕ.
    У одной доброй, мудрой старушки спросили: "Бабушка! Ты прожила такую тяжелую жизнь, а душой осталась моложе всех нас. Есть ли у тебя секрет?" "Есть, милые. Все хорошее, что мне сделали, я записываю в своем сердце, а все плохое на воде. Если бы я делала наоборот, сердце мое сейчас было бы все в страшных рубцах, а так оно - рай благоуханный. Бог дал нам две равно драгоценные способности: вспоминать и забывать. Когда нам делают добро, признательность требует помнить его, а когда делают зло, любовь побуждает забыть его.
     
    СКУПОЙ
    "Что мне делать? - спросил некто у старца Амвросия. - На меня скупость напала". "Начни отдавать сперва то, что тебе не нужно. Потом будешь в состоянии давать больше и даже с лишением для себя. И, наконец, будешь готов отдать и все, что имеешь, - ответил старец и рассказал такую притчу. Один странник пришел в деревню и стал просить милостыню. Сначала он обратился к очень скупой женщине, которая отдала ему старый, ветхий платок. Другая была доброй и отдала страннику много хороших вещей. Только ушел он от них, как сделался в деревне пожар и все сгорело. Странник поспешил вернуться и отдал погорельцам все, что получил: той, что много дала, много и вернул, а скупой отдал рваный платок.
     
    ЧЕРНАЯ ТОЧКА
    Один старец однажды призвал своих учеников и показал им лист чистой бумаги, в середине которого стояла черная точка. "Что вы здесь видите?" -спросил старец, "Точку", - ответил один. "Черную точку", - подтвердил третий. "Жирную черную точку", - уточнил четвертый. И тогда их любимый учитель сел в угол и заплакал. "Скажи нам, отче, о чем ты так горько плачешь?" - удивились ученики. "Я плачу о том, что все мои ученики увидели только маленькую черную точку и никто из них не заметил чистого белого листа"... Как часто мы судим о человеке только по его маленьким недостаткам, забывая о достоинствах.
     
    МЕСТЬ
    В бытность старца Сисоя два молодых монаха, живших в монастыре, воспламенились друг к другу враждой. Один чем-то оскорбил своего друга, а второй решил непременно отомстить ему. Страшно стало смотреть на этого инока. Весь дергается, лицо суровое, будто каменное, зубы стиснуты, а глаза недобрым огнем полыхают. Призвал его к себе в келию старец Сисой. "Простишь ли брата своего, сын мой?"_ спрашивает. "Нет. Ни за что!" - сквозь зубы ответил инок, - но за обиду непременно отомщу ему. "Ну, что ж, - вздохнул старец, - мсти, но всякое дело надо начинать с молитвой", Инок изумленно посмотрел на Сисоя и опустился вслед за ним на колени. "Господи! - перекрестился старец, - уж мы больше не надеемся на Тебя. Ты уж больше не пекись о нас, не верши свой суд над обидевшими нас и никого не наказывай. Мы уж теперь сами за себя постоим". Из глаз молодого инока брызнули слезы и, рыдая, бросился он в ноги старцу. "Довольно, довольно, отче! Я все понял! Прощаю я брату своему, да простит и мне Господь мой грех". Поднял его старец и ласково сказал: "Кто сам за себя мстит, как бы осуждает Бога в недостатке правосудия, а кто уповает на него, душу свою спасает".
  7. Olqa
    матери, которая не смогла найти могилу сына (Из "Миссионерских писем" свт.Николая Сербского)
     
    Искала ты его на всех военных кладбищах. Прошла от Златибора до Корфу и Салоник, поднималась на Каймакчалан, на Кошачий Камень. Спускалась в долины мертвых. Где бы ни услышала о военном кладбище, спешила туда. Просила читать тебе списки погребенных. Сама читала надписи на крестах. Нет и нет его.
     
    Не горюй, дорогая мать. Грешно сильно горевать. Божия земля и все, что на ней. Где бы ни была могила твоего сына, она на Божией земле. Коснись земли перед порогом дома, и ты коснешься края могилы сына твоего. А для всевидящего ока Божия, озирающего землю, мертвых нет. Если сын твой скрыт от тебя, он не скрыт от Бога. Господь Сам скрыл его от тебя, чтобы очистить скорбью твое сердце и подготовить его к нечаянной радости встречи с сыном в вечных чертогах Своих.
     
    Могилы многих великих и святых людей неизвестны. Неизвестна могила пророка Моисея, неизвестны могилы многих апостолов и мучеников Христовых, неизвестны могилы пустынников и постников... Но имена их красными буквами вписаны в календарь. Мы прославляем память их, возводим храмы в честь их, возносим к ним молитвы, но могил их не знаем. Не скорби же, что и могила твоего сына известна только Господу, как и могилы стольких святых Его.
     
    Есть в Дебаре одна мать, сын которой похоронен в далекой стране. По немощи она не могла побывать на его могиле. Тогда решила она каждую субботу приходить на военное кладбище в Дебаре. Там лежат воины, чьи матери не могут добраться до могил сыновей. И она ставит на этих могилах свечи и молится. И просит священника окропить могилы и помянуть имена, написанные на крестах, и помянуть сына ее Афанасия.
     
    И ты можешь поступать так же, и утихнет твоя боль. Важно, чтобы ты думала не о могиле, а о душе дитяти своего. Пойми, ни в одной могиле на земле нет души его. Душа его ближе к тебе, чем к могиле.
     
    Была еще одна мать, которая желала найти могилу своего сына. Но могила его находилась на поле битвы, и не пустили ее. Вернулась она, безутешная, домой. Но однажды по Промыслу Божию явился ей сын в комнате ее. Вскочила мать и воскликнула: “Где ты, сын мой?!”.– “Ходил с тобою, мама, и вернулся”. И еще сказал ей, чтобы перестала она плакать, потому что ему хорошо.
     
    И ты не плачь, начни творить милостыню за упокой души сына твоего. Слезами ты довольно напитала землю сердца своего, пора взойти росткам. Самые драгоценные ростки, из слез возрастающие,– молитва, милостыня и смирение пред волей Божией. Пусть молитва станет одной крестной досочкой, а милостыня другой, из них сделаешь крест сыну твоему. Молитва устремляется ввысь, а милостыня распространяется в ширину. Кротость пред волей Божией пусть будет гвоздем, которым скрепляется крест. Не отделяй молитву от милостыни, и благодатное утешение неба сойдет на сердце твое, словно роса на жаждущую траву.
     
    Мир тебе и Божие благословение!
  8. Olqa
    пенсионерке, которая сетует на моду (свт.Николай Сербский)
     
    Вы пишете, что Вам и трем Вашим дочерям вполне хватало бы пенсии, которую Вы получаете, как вдова офицера. Но “мода уносит все”. Дочери перестали Вас слушаться и признают только суровый диктат моды. Советы, просьбы, объяснения – все напрасно, на все один ответ: “Ты ничего не понимаешь, мама, это культура, просвещенность, вкус. Почему мы должны быть не как все?”. И каждую весну и каждую осень требуют новых модных платьев. А в доме нищета. Давно не было ремонта, мебель обветшала, посуда в трещинах, постельное белье превратилось в лохмотья. Живете впроголодь, если пообедаете, ужинать нечем. Не хватает денег на необходимое, но на модную одежду, на выход должны быть. Увы, мода и улица лишили Вас авторитета в доме. Спрашиваете, что Вам делать.
     
    В Македонии каждый сказал бы Вам: молитесь Богу, чтобы Он очистил души чад Ваших. Советуйте с молитвой. Пусть насмехаются, а Вы свое говорите. Рано или поздно истина принесет свои плоды. Господь все слышит, и в свое время Он повторит дочерям Ваши уроки, но уже более сурово. Ибо и Священное Писание, и наш опыт нам свидетельствуют, что Господь ничто не наказывает так строго, как непочитание родителей.
     
    Объясняйте дочерям, что модной одежды требуют не культура и просвещенность, а торговля. Те, кто выдумывает моду и навязывает ее легковерному миру, думают исключительно о деньгах. При своем торговом ремесле они думают о культуре и просвещенности не больше, чем жаба о звездах. Это обычные рыночные хищники, которые лукавством выманивают у людей деньги. У них своя агентура – дизайнеры, художники и опытные знатоки человеческих страстей. За деньги они выдумывают все новые и новые фасоны одежды, до изнеможения они работают над новыми моделями и начинают навязывать женщинам такую одежду, которая выходит за пределы приличия и нравственности. Но разве есть им дело до нравственности, девичьей стыдливости, человеческой души, здоровья нации и мизерных материнских пенсий? Деньги и только деньги – вот девиз и цель творцов модных поделок, торговцев и их агентов.
     
    Еще скажите Вашим дочерям, что эти архиторговцы модой под именем культуры и просвещенности, красоты и эстетики рекламируют свои изобретения, думая только о прибыли и посмеиваясь в кулак. Эти слова, которые когда-то произносились с уважением, служат им теперь просто красочным торговым ярлыком для продажи товара.
     
    Некогда европейские царские дворы служили образцом красивой одежды, при этом они прежде всего заботились о том, что в устах Ваших дочерей звучит как пустословие,– о культуре, красоте и вкусе. Но сегодня, к сожалению, и королевские, и княжеские дворы подчинились модной тирании, которую навязывают лавочники. Эти красивые господские одежды еще можно иногда увидеть на некоторых благочестивых людях, особенно в Македонии и Черногории. Одна американка, преподаватель, недавно посетила Цетине, и она мне рассказывала, что некое женское общество пригласило ее на чай. Черногорки пришли в своих прекрасных народных костюмах, а американка – в своем модном платье. “Мне было очень стыдно самой себя: я выглядела как цыганка среди цариц!” – говорила она.
     
    Еще вы можете прочитать Вашим дочерям предостережение пророка Исаии еврейским модницам: И сказал Господь: за то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах,– оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их; в тот день отнимет Господь красивые цепочки на ногах и звездочки, и луночки, серьги, и ожерелья, и опахала, увясла и запястья, и пояса, и сосудцы с духами, и привески волшебные, перстни и кольца в носу, верхнюю одежду и нижнюю, и платки, и кошельки, светлые тонкие епанчи и повязки, и покрывала. И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка, и вместо завитых волос – плешь, и вместо широкой епанчи – узкое вретище, вместо красоты – клеймо. Мужи твои падут от меча, и храбрые твои – на войне. И будут воздыхать и плакать… (Ис. 3, 16–25), которое со временем вполне подтвердилось.
     
    От Господа мир Вам и здравия.
  9. Olqa
    "И С НЕБА ОГОНЬ СХОДИЛ НА ЭТО ДОМИШКО" (Павел Груздев "Родные мои")
    В середине войны, году в 1943-м, открыли храм в селе Рудниках, находившемся в 15-ти верстах от лагпункта № 3 Вятских трудовых лагерей, где отбывал срок о. Павел. Настоятелем вновь открывшегося храма в Рудниках был назначен бывший лагерник, "из своих", священник Анатолий Комков. Это был протоиерей из Бобруйска, тянувший лагерную лямку вместе с о. Павлом -только во второй части, он работал учетчиком. Статья у него была такая же, как у Павла Груздева - 58-10-11, т.е. п. 10 - антисоветская агитация и пропаганда и п. 11- организация, заговор у них какой-то значился.
     
    И почему-то освободили о. Анатолия Комкова досрочно, кажется, по ходатайству, еще в 1942-м или 1943-м году. Кировской епархией тогда правил владыка Вениамин - до того была Вятская епархия. Протоиерей Анатолий Комков, освободившись досрочно, приехал к нему, и владыка Вениамин благословил его служить в селе Рудники и дал антиминс для храма.
     
    "На ту пору отбывала с нами срок наказания одна игуменья, - вспоминал отец Павел. - Не помню, правда, какого монастыря, но звали ее мать Нина, и с нею - послушница ее, мать Евдокия. Их верст за семь, за восемь от лагеря наше начальство в лес поселило на зеленой поляне. Дали им при этом восемь-десять коров: "Вот, живите, старицы, тута, и не тужите!" Пропуск им выдали на свободный вход и выход... словом, живите в лесу, никто не тронет!
     
    - А волки?
     
    - Волки? А с волками решайте сами, как хотите. Хотите - гоните, хотите - приютите.
     
    Ладно, живут старицы в лесу, пасут коров и молоко доят. Как-то мне игуменья Нина и говорит: "Павлуша! Церковь в Рудниках открыли, отец протоиерей Анатолий Комков служит - не наш ли протоиерей из второй части-то? Если наш, братию бы-то в церкви причастить, ведь не в лесу".
     
    А у меня в лагере был блат со второй частью, которая заведует всем этим хозяйством - пропусками, справками разными, словом, входом в зону и выходом из нее.
     
    - Матушка игуменья, - спрашиваю, - а как причастить-то?
     
    А сам думаю: "Хорошо бы как!"
     
    - Так у тебя блат-то есть?
     
    - Ладно, - соглашаюсь, - есть!
     
    А у начальника второй части жена была Леля, до корней волос верующая. Деток-то у ней! Одному - год, второму - два, третьему - три... много их у нее было. Муж ее и заведовал пропусками.
     
    Она как-то подошла ко мне и тоже тихо так на ухо говорит:
     
    - Павло! Открыли церковь в Рудниках, отец Анатолий Комков из нашего лагеря там служит. Как бы старух причастить, которые в лагере-то!
     
    - Я бы рад, матушка, да пропусков на всех нету, - говорю ей.
     
    Нашла она удобный момент, подъехала к мужу и просит:
     
    - Слушай, с Павлухой-то отпусти стариков да старух в Рудники причаститься, а, милой?
     
    Подумал он, подумал...
     
    - Ну, пускай идут, - отвечает своей Леле. Прошло время, как-то вызывают меня на вахту:
     
    - Эй, номер 513-й!
     
    - Я вас слушаю, - говорю.
     
    - Так вот, вручаем тебе бесконвойных, свести куда-то там... сами того не знаем, начальник приказал - пятнадцать-двадцать человек. Но смотри! - кулак мне к носу ого! - Отвечаешь за всех головой! Если разбегутся, то сам понимаешь.
     
    - Чего уж не понять, благословите.
     
    - Да не благословите, а!.. - матом-то... - при этих словах тяжело вздохнул батюшка и добавил: "Причаститься-то..."
     
    Еще глухая ночь, а уже слышу, как подходят к бараку, где я жил: "Не проспи, Павёлко! Пойдем, а? Не опоздать бы нам, родненькой..." А верст пятнадцать идти, далеко. Это они шепчут мне, шепчут, чтобы не проспать. А я и сам-то не сплю, как заяц на опушке.
     
    Ладно! Хорошо! Встал, перекрестился. Пошли.
     
    Три-четыре иеромонаха, пять-шесть игуменов, архимандриты и просто монахи - ну, человек пятнадцать-двадцать. Был среди них и оптинский иеромонах отец Паисий.
     
    Выходим на вахту, снова меня затребовали: "Номер 513-й! Расписывайся за такие-то номера!" К примеру -"23", "40", "56" и т.п.. Обязательство подписываю, что к вечеру всех верну в лагерь. Целый список людей был.
     
    Вышли из лагеря и идем. Да радости-то у всех! Хоть миг пускай, а свобода! Но при этом не то чтобы побежать кому-то куда, а и мысли такой нет - ведь в церковь идем, представить и то страшно.
     
    - Пришли, милые! - батюшка о. Анатолий Комков дал подрясники. - Служите!
     
    А слезы-то у всех текут! Столько слез я ни до, ни после того не видывал. Господи! Так бесправные-то заключенные и в церкви! Родные мои, а служили как!
     
    Огонь сам с неба сходил на это домишко, сделанный церковью. А игуменья, монашки-то - да как же они пели! Нет, не знаю... Родные мои! Они причащались в тот день не в деревянной церкви, а в Сионской горнице! И не священник, а сам Иисус сказал: "Приидите, ядите, сие есть Тело Мое!"
     
    Все мы причастились, отец Анатолий Комков всех нас посадил за стол, накормил. Картошки миску сумасшедшую, грибов нажарили... Ешьте, родные, на здоровье!
     
    Но пора домой. Вернулись вечером в лагерь, а уж теперь хоть и на расстрел - приобщились Святых Христовых Тайн. На вахте сдал всех под расписку: "Молодец, 513-ый номер! Всех вернул!"
     
    - А если бы не всех? - спросила слушавшая батюшкин рассказ его келейница Марья Петровна.
     
    - Отвечал бы по всей строгости, головой, Манечка, отвечал бы!
     
    - Но ведь могли же сбежать?
     
    - Ну, конечно, могли, - согласился батюшка. - Только куды им бежать, ведь лес кругом, Манечка, да и люди они были не те, честнее самой честности. Одним словом, настоящие православные люди.
  10. Olqa
    Под храмовый праздник.
     
    Я сидела на хорах, они были очень маленькие, и мне с большим трудом удалось разместить на них цветы. Цветов была масса. Часть их, сплетенная в длинную гирлянду, лежала, изогнувшись, по висящему краю хоров, часть стояла в воде в ведрах и тазах, а не поместившиеся были просто сложены на пол и обильно сбрызнуты водой.
    Каких только здесь не было цветов! Астры, темные, как гранаты, и лиловые, как фиалки, георгины, поражающие своей формой, величиной и раскраской, левкои, душистый горошек, маргаритки, розы…Последних было мало, и они с капельками росы на венчиках стояли отдельным букетом. Жарко, почти душно. Ладан клубами поднимается вверх, и живопись сквозь него кажется мне подернутой облаком. Хор поет стройно, хорошо. Я внимательно слежу за ходом службы, а сама быстро плету венок.
    Тихо появляется Е.Ив., в новом сатиновом платье, в праздничной косыночке с кружевами, и, многозначительно и довольно улыбаясь, подает мне большую корзину, полную свежих цветов. «От Лаврентьевых, - шепчет она. – А это от Ирины Владимировны».
    Я, задохнувшись от восторга, припадаю лицом к золотым с розовым отсветом георгинам. Они еще влажные, торжественно красивые и огромные до того, что кажутся ненатуральными. У меня от восторга подступают слезы, я их быстро вытираю и отбираю цветы для самого главного венка – для Хозяина, для нашего Именинника, для Нерукотвореннного Спаса. Комбинирую розовый горошек, белые флоксы и жемчужины-розы, гранатовые астры и золотые, только что принесенные георгины. Плету и плачу. Плачу от радости, что я сижу здесь на хорах во время обедни, что в храме так торжественно и прекрасно и что я готовлю украшение Самому Богу. Чувство восторга, радости, умиления охватывает меня всю.
    Очень душно. Я смачиваю цветы, голова у меня кружится. Этот балкон над переполненной церковью, хор, весь утонувший в ярких цветах, клубы ладана, легкий гул молящихся людей, лучи яркого солнца сквозь узкие окна купола, пение хора, приподнятое настроение, чувство праздника – я сознавала, что больше это не повторится, что все это надо запомнить, впитать в себя на всю жизнь…
    Обедня отошла. Моя работа подходит к концу. Ко мне поднимаются наверх знакомые, поздравляют с праздником, целуют, спрашивают о том, как продвигается работа, предлагают свои услуги. Праздничная, сияющая, входит Е.Ив., в одной руке – серебряный ковшик с теплотою, в другой – тарелочка с просфорами. «Подкрепитесь, Лидия Сергеевна», - говорит она. Я пью, ем и бодрость разливается по всему моему телу.
    Кончаю работу. Церковь вся в цветах. Сегодня Успение, а завтра у нас храмовый праздник – завтра праздник Нерукотворенного Спаса!
    Новогиреево. 28 августа 1940 г.
     
    (из книги Лидии Сергеевны Запариной "Последняя заутреня")
  11. Olqa
    ВЕСЕННИЙ ХЛЕБ (В.А. Никифоров-Волгин)
    В день Иоанна Богослова Вешнего старики Митрофан и Лукерья Таракановы готовились к совершению деревенского обычая — выхода на перекресток дорог с обетным пшеничным хлебом для раздачи его бедным путникам.
    Соблюдалось это в знак веры, что Господь воззрит на эту благостыню и пошлет добрый урожай. До революции обетный хлеб испекался из муки, собранной по горсти с каждого двора, и в выносе его на дорогу участвовала вся деревня. Шли тихим хождением, в новых нарядах, с шепотной молитвой о ниспослании урожая. Хлеб нес самый старый и сановитый насельник деревни.
    Теперь этого нет. Жизнь пошла по-новому. Дедовых обычаев держатся лишь старики Таракановы. Только от них еще услышат, что от Рождества до Крещения ходит Господь по земле и награждает здоровьем и счастьем, кто чтит Его праздники: в Васильев день выливается из ложки кисель на снег с приговором: "Мороз, мороз! Поешь нашего киселя, не морозь нашего овса". В Крещенский сочельник собирается в поле снег и бросается в колодец, чтобы сделать его многоводным, в прощеное воскресенье "окликают звезду", чтобы дано было плодородие овцам; в чистый понедельник выпаривают и выжигают посуду, чтобы ни згинки не было скоромного; в Благовещенье Бог благословляет все растения, а в Светлый День Воскресения Юрий — Божий посол — идет к Богу за ключами, отмыкает ими землю и пускает росу "на Белую Русь и на весь свет".
    На потеху молодежи старики Таракановы говорят старинными, давным-давно умершими словами. У них: колесная мазь — коляница, кони — комони, имущество — собина, млечный путь — девьи зори, приглашение — повещанки или позыватки, запевало — починальник, погреб — медуша, шуметь на сходе — вечать, переулки — зазоры.
    Речь свою старик украшает пословицами и любит похваляться ими: так, бывало, и сеет старинными зернистыми самоцветами. Соседу, у которого дочь «на выданье», скажет:
    — Заневестилась дочь, так росписи готовь!
    Про себя со старухою говорит:
    — Только и родни, что лапти одни!
    Соседского сына за что-то из деревни выслали, и старик утешал неутешную мать:
    — Дальше солнца не сошлют, хуже человека не сделают, подумаешь — горе, а раздумаешь — воля Божья!
    Бойким веселым девушкам тихо грозит корявым пальцем:
    — Смиренье — девушки ожерелье.
    Баба жаловалась Митрофану на нищее житье свое, а он наставлял ее:
    — Бедная прядет, Бог ей нитки дает!..
    Лукерья, маленькая старушка с твердыми староверскими глазами, старую песню любила пестовать.
    Послушает она теперешние вроде: "О, эти черные глаза" и горестью затуманится:
    — В наше время лучше пели, — скажет со вздохом и для примера запоет причитным голосом:
    Ах, ты, матушка, Волга реченька,
    Дорога ты нам пуще прежнего,
    Одарила ты сиротинушек
    Дорогой парчой, алым бархатом,
    Золотой казной, жемчугами-камнями...
    И в долгу-то мы перед матушкой,
    И в долгу большом перед родненькой.
    К выносу на дорогу "обетного хлеба" Митрофан и Лукерья готовились с тугою душевной. Вчера Лукерья собирала по всей деревне муку для "обычая", но никто ничего не дал, только на смех подняли.
    Рано утром в избе Тараканова запахло горячим хлебом. Пока он доходил в печи, Митрофан стоял перед иконами и молился.
    В полдень стали готовиться к выносу. Хлеб задался румяным и наливным. Старуха перекинула его с руки на руку и сказала:
    — Хышь на царскую трапезу!
    Старик постучал по загаристой корке и высловил:
    — Сущий боярин!
    Хлеб положили на деревянное блюдо, перекрестили его и покрыли суровым полотенцем. Старик принял его на обе руки. Лукерья открыла дверь и сказала вслед:
    — Как по занебесью звездам несть числа, дак бы и хлебушка столько добрым людям...
    Митрофан пошел по деревенской улице. Он был без шапки, с приглаженными волосами, с расчесанной на две стороны бородою, в длинной холщевой рубахе. Концы полотенца с вышитой занизью свисали до земли, как дьяконский орарь.
    Парни и девки, стоявшие у раскрытых окон Народного дома и слушавшие радио, увидев Митрофана, засмеялись. Подвыпивший парень в манишке и сползающих манжетах махнул старику бутылкой водки и надсадно хамкнул:
    — Гони сюда закуску!
    Старик остановился и степенно ответил:
    — Не смейтесь, ребятки! Хлеб Господень несу!
    Митрофан дошел до перекрестка и остановился. Дороги были тихими, прогретыми майским солнцем. Веселой побежкой гулял ветер, взметывая золотистую пыль.
    От запаха ли пыли, пахнувшей по весне ржаными колосьями, или от зеленой зыби раскинувшегося ржаного поля, Митрофан стал думать о хлебе:
    — Даст ли Господь урожай?
    Вспомнились прежние градобития, неуемные дожди, иссушающие знои, и во рту становилось горько, а хлеб на руках потяжелел. Солнце играло с ветром. Митрофан залюбовался их игрою и сразу же осветился:
    — Ничего, — сказал нараспев, — Микола Угодник умолит, вызволит мужика из беды... Он, Микола-то, по межам ходит, хлеб родит, да и к тому же в Крещенье снег шел хлопьями, а это всегда к урожаю...
    На автомобиле проехали городские люди. С широким удивлением посмотрели на бородатого высохшего старика, стоявшего у дорожного вскрая: откуда это древнее видение? Кого он поджидает с хлебом-солью среди пустых полей?
    Мимо старика проехал велосипедист в кожаной куртке и таких же штанах. Он остановился и спросил:
    — Ты, старина, зачем тут стоишь?
    — Бедных зашельцев поджидаю...
    — А это для чего?
    — Хлебушком хочу с ними побрататься... Обычай такой у нас... старинный... штобы это Господь за нашу милость урожай хороший послал...
    Велосипедист покачал головой. Время уходило за полдень, а из нищей братии никто не показывался. Это начинало тревожить Митрофана.
    — Плохой знак... недобрый... Не посылает Господа ни одного доброго человека... Вот что значит одному-то выходить с хлебом!.. Пошли бы, как встарь, всей деревней, Господь-то и услышал бы.
    От усталости Митрофан присел на придорожный камень и задумался. Думы были тяжелые. Чтобы не так больно было от них, он старался дольше и глубже смотреть на поля. Несколько раз повторит:
    — Своя земля и в горсти мила!
    В думах своих не заметил, как мимо прошел человек в рваней "чернизине" и босой. Митрофан прытко поднялся с камня и крикнул вслед:
    — Эй! Поштенный! Остановись!
    — Чево? — повернулся прохожий.
    — Вы из нищих? — радостно спросил старик, приближаясь к нему с хлебом.
    Прохожий плюнул и выругался.
    Подойдя поближе, старик признал в нем скупого лавочника из Верхнего села.
    Почти до вечера простоял Митрофан на перекрестке и никого из нищей братии не дождался.


  12. Olqa
    Молнии слов светозарных (В.А.Никифоров-Волгин)
     
    Любил дедушка Влас сребротканый лад церковнославянского языка. Как заговорит, бывало, о красотах его, так и обдаст тебя монастырским ветром, так и осветит всего святым светом. Каждое слово его казалось то золотым, то голубым, то лазоревым и крепким, как таинственный адамантов камень. Тяжко грустил дедушка, что мало кто постигал светозарный язык житий, Пролога, Великого канона Андрея Критского, Миней, Триоди Цветной и Постной, Октоиха, Псалтири и прочих боговдохновенных песнопений.
    Не раз говаривал он мягко гудящим своим голосом:
    – В кладезе славянских речений – златые струи вод Господних. В нем и звезды, и лучи, и ангельские гласы, и камения многоцветные, и чистота снега горного светлейшая!
    Развернет, бывало, дед одну из шуршистых страниц какой-нибудь древней церковной книги и зачнет читать с тихой обрадованной улыбкой. Помню, прочитал он слова: "Тя, златозарный мучеников цвет, почитаю". Остановился и сказал в тихом вдумье:
    – Вникни, чадо, красота-то какая! Что за слово-то чудесное: "златозарный". Светится это слово!
    До слез огорчало деда, когда церковники без великой строгости приступали к чтению, старались читать в нос, скороговоркой, без ударений, без душевной уветливости.Редко кто понимал Власа. Отводил лишь душу со старым заштатным диаконом Афанасием – большим знатоком славянского языка и жадно влюбленным в драгоценные его камни.
    Соберутся, бывало, в повечерье за чашкой золотистого чаю, и заструятся у них такие светлопевучие речи, что в сумеречном домике нашем воистину заревно становилось. Оба они с диаконом невелички, сребровласые, румяные и сухенькие. Дедушка был в обхождении ровен, мягок, не торопыга, а диакон – горячий, вздымястый и неуемный. Как сейчас помню одну из их вечерних бесед...
    Набегали сумерки. Дед ходил в валенках-домовиках по горенке и повторял вслух только что найденные в Минее слова: "Молниями проповедания просветил еси во тьме сидящия".
    Диакон прислушивался и старался не дышать. Выслушал, вник и движением руки попросил внимания.
    Дед насторожился и перестал ходить. Полузакрыв глаза, с легким румянцем на щеках, диакон начал читать переливным голосом, мягко округляя каждое слово: "Великий еси Господи, и чудна дела Твоя, и ни едино же слово довольно будет к пению чудес Твоих.
    Твоею бо волею от небытия в бытие привел еси всяческих: Твоею державою содержиши тварь и Твоим промыслом строиши мир..."
    Дед загоревшимся взглядом следил за полетом высоких песенных слов, а диакон продолжает ткать в синих сумерках серебряные звезды слов: "Тебе поет солнце, Тебе славит луна, Тебе присутствуют звезды, Тебе слушает свет, Тебе трепещут бездны, Тебе работают источницы, Ты простер еси небо яко кожу, Ты утвердил еси землю на водах. Ты оградил еси море песком. Ты к дыханиям воздух излиял еси"...
    Диакон вскакивает с места, треплет себя за волосы и кричит на всю горницу:
    – Это же ведь не слова, а молнии Господни!
    Дед вторит ему с восхищением:
    – Молниями истканные ризы Божии! – и в волнении ходит по горенке, заложив руки за монастырский поясок.
    В такие вечера вся их речь, даже самая обыденная, переливалась жемчугами славянских слов, и любили, грешным делом, повеличаться друг перед другом богатством собранных сокровищ. Утешали себя блеском старинных кованых слов так же, как иные утешают себя песнями, плясками и музыкой.
    – А это разве не дивно? – восклицает диакон. – Слушай: "Таинство ужасное зрю: Бог бо Иже горстию содержай всю тварь, объемлится плотию в яслех бессловесных, повиваяй мглою море".
  13. Olqa
    Из моей любимой старины. Книжица «Как учить детей добродетели».
    ("Донские Епархиальные Ведомости", 1874г. Автор – протоиерей Т. Полидоров)
     
    …В селе Калужке, в недальнем расстоянии от губернского города Калуги, есть, как известно, чудотворная икона Матери Божией, называемая, по месту, Калужской. Одна женщина, из среднего сословия, имела особенное усердие к этой святой иконе, часто прибегала с великой верой к изображенной на ней Богоматери в своих нуждах и скорбях с молитвой, и, особенно, по примеру пророчицы Анны, матери пророка Самуила, постоянно изливала перед Владычицей душу свою в скорби, по причине безчадия, моля всех скорбящих Радость разрешить ее неплодство – даровать ей чадо.
    Молитва благочестивой жены услышана: она зачинает и рожает дочь. Но, испросив у Господа, при посредстве Матери Божией, себе плод чрева, она не принесла его в дар Богу, по примеру Анны пророчицы , через христианское воспитание, и потому, а может быть по другим неисповедимым путям Промысла Божия, дочь ее, достигнув двенадцатилетнего возраста, заболевает и умирает!.. Кто опишет скорбь чадолюбивой матери, лишившейся единородной дочери своей. С рыданием и воплем она поверглась перед снимком с чудотворной иконы Божией Матери Калужской, который был в ее доме, и, придя от горести в иступление, начала поносить Владычицу, называя Ее, - благоуветливую, благосерднейшую и премилостивую Матерь нашу и Заступницу, - немилостивой и немилосердной… Наконец, от изнеможения она впадает в сон, или обморок. В это время является к ней Царица Небесная в неописанной славе и говорит сокрушенной скорбью матери: «Безумная, неужели ты думаешь, что Я забыла твою любовь ко Мне или оставила в пренебрежении веру и усердие, которые ты ко Мне всегда проявляла? Нет, за это-то Я и взяла было дочь твою к Себе, и таким образом желала устроить полезное и тебе и дочери твоей, но ты не восхотела этого, пусть будет по твоему. Смотри – дочь твоя жива!...»
    Придя в себя, мать спешит к телу умершей своей дочери, лежавшему на столе в ожидании погребения, и что же видит? О чудо! На ланитах умершей играет румянец – признак жизни!.. С помощью некоторых средств ее приводят в чувство и, наконец, - к жизни и здравию!.. Что же затем? Дочь, чудесным образом возвращенная от смерти к жизни, достигла совершенных лет, и не только не доставила матери своей чаемого ею утешения, но, предавшись совершенно влечению страстей, постоянно преогорчала ее, и даже, когда мать начинала учить безпутную дочь страху Божию, эта последняя дерзала подымать руку на свою родительницу, - бить ее!.. Тогда-то несчастная мать в горести души, бия перси свои, восклицала: «О Владычице! Праведно Ты меня наказываешь, я вполне заслуживаю, чтобы терпеть побои от моего исчадия, ибо я дерзала роптать на Тебя, когда Ты, Милосердная, хотела устроить душам нашим полезное!..»…
  14. Olqa
    УГОДНИКИ СОЛОВЕЦКИЕ
    СРЕДНЕГО размера образ, 30 на 26. Живопись тоже средняя, «палеховская»: писано, вероятно, иконописцем Обители. Лики отчетливы, у каждого свой характер. Слева направо: Св. Митроп. Филипп, священномученик; преподобные ― Сергий и Герман, валаамские; Зосима и Савватий, Соловецкие. Над ними, писанными в рост, ― Господь Саваоф. На тыльной стороне наклейка, померкшими чернилами:
    «Сию Святую Икону Соловецких Угодников, на, их Святых нетленных Мощах освященную, приносит Соловецкий Архимандрит А… в благословение на гроб своей дочери девицы Анастасии, в этой обители погребенной, на вечное время. Мая 17 д. 1856, четверг. А. А.»
    Икона имеет свою историю: икона-мученица, икона-странница: а по вере одного лютеранина-швейцарца, уже покинувшего земной удел, икона-освободительница из уз тяжких.
    В 20-х годах века сего, некий швейцарский подданный, проживавший в Петрограде, был присужден к соловецкой каторге на 10 лет, как «паразит» советской страны. В до советские времена был он биржевой маклер, лицо, так сказать, законное, совершаемых на бирже сделок. В те годы не было дипломатических отношений между Швейцарией и Советами, и за чужестранца никто не заступился. Привезли его на Соловки. Было ему уже за пятьдесят. Сначала его поставили на лесные работы, но, год спустя, прознав, что он сведущ в чужих языках, перевели в канцелярию, «по иностранной части». Дело ответственное опасное. Знатто было по опыту: чуть что, пришьют «шпионаж», если проштрафишься ошибкой в переводе «секретных документов», и тогда… известно.
    Так он проработал года два, все время страшась, не случилось бы какой «ошибки», а то «Секирка» * ( Страшное место заключения, откуда, обычно, один выход ― в могилу), верная смерть. «Там это просто», ― рассказывал он, ― «как они говорят ― «в два счета».
    Проходил он как-то в свободный час под монастырем, и видит: в стороне от дороги, в грязи, валяется дощечка. Подумал, ― на подтопочку сгодится. Поднял дощечку, смотрит ― икона, расколота: два лика только, расколота ровно, чем-то острым, повидимому ― штыком: две полудырки ― в самом верху и в самом низу: совершенно ясно, что верхняя часть одного удара и нижняя часть другого пришлись в воздух. На тыльной стороне ― половинка наклеенной записки. Заколебался взять: священное, а за священное, если увидят тѣ, может быть строгая кара, ― за хранение «опиума для народа». Да еще и чужестранец. Но что-то, в мыслях, велело: «взять, сберечь!» И он спрятал дощечку под фуфайку. Ни одной душе в казарме не поведал, страшился. Хранил дощечку под нарами, ― «а для чего ― не знаю: мы лютеране, никаких священных изображений, кроме Креста, не почитаем».
    Прошло дней пять, и швейцарец забыл про свою находку.
    Вскоре ему случилось проходить монастырским кладбищем, еще не вовсе срытым. И вот, видит: мотается в ветке, на могильном кресте, на проволочке, дощечка. Было это совсем в другой стороне от той дороги, где с неделю тому, нашел он расколотую икону. Что-то толкнуло его подойти взглянуть… и, к удивлению своему, узнает он другую половинку расколотой иконы! Не думая ни о чем, высвободил он из проволочной петли ту дощечку, и видит еще три лика, а на тыльной стороне отрывок той записки.
    Тут в нем прояснилось нечто, мелькнуло мыслью ― «какая странность!.. указание, ― что ли..?» ― и он уже сознательно взял эту половинку. Что он чувствовал от этой «странной» находки, ― неизвестно: он не рассказывал о чувствах. Одно только было в мыслях, ― впоследствии признавался он, ― что «это не случайно». И решил ― «непременно хранить эту икону». А зачем… ― не знал, и предположений не высказывал.
    Но теперь у него «разные мысли завозились», и он уже не переставал думать о находке. Ночью, в бессонницу, он представлял себе, как могло все это произойти… Икону, конечно, расколол какой‑то кощунник, из тех… «искоренял суеверие»?.. или злорадно издевался?.. Метил штыком… ― удар был острый, пронзающий!.. ― метил, конечно в лики… может быть, в Бога Саваофа… ― как раз намечал удар по средней вертикали! ― но удар пришелся совсем по верхнему краю, на одну треть в воздух. Тогда кощунник взял чуть пониже, ударил… ― и удар пришелся совсем по нижнему краю, по той же вертикали, но на одну треть в воздух… икона раскололась, а лики уцелели!.. Что же дальше? Упавшую половинку кощунник зачем‑то понес с собой и… швырнул в сторону от дороги. Почему же швырнул? почему оставил другую половинку?.. почему не уничтожил «опиум»?.. Этого никто не знает. Словом ― швырнул… ― «а я вот ее нашел!..» И вот эта «странность», что кощунник не истребил икону, а он, чужой всему этому, нашел ее в разных совсем местах… ― вызывала в нем «разные вопросы». Вызывала ― и… «как‑то укрепляла». Для него становилось ясным, что ― «это не случайно».
    Прошло два с половиной месяца. Была осень 1928 года. И вот, вызывают его в «управление», и начальник объявляет ему приказ: «забирай свое барахло!» Он страшно испугался. Взглядом спросил ― «конец?» Не отвечают. И сам он не мог бы сказать, что разумеет под этим туманным словом ― «конец». Свои, «отбывающие», разное говорят: кто ― «в расход», а кто ― «загонят дальше». Куда же ― дальше‑то?.. И никто не предположил, что это ― конец каторге.
    Швейцарец стал собирать свое барахло, увидел свою находку и… ― «что‑то мелькнуло в мыслях, стал разглядывать лики Угодников Соловецких». Строго они смотрели, ― «будто в себя смотрели, что‑то тая в себе». Но это лишь мелькнуло, не выразилось мыслью, тогда. Были в нем спутаны два чувства: страх и радость. Радости было больше: неясной, несознанной.
    На пристани он узнал, что его повезут «дальше». Значит, ― пока еще не «в расход». Об освобождении и мысли не было. Кто мог за него похлопотать?.. Никто. Он знал много случаев, что выпадало порой на долю таким же, как он, швейцарцам: с ними не церемонились. Американцы, англичане… ― другое дело. Не раз ему бросали, презрительно: «эй, ты…шви-цар! По своему «огороду» соскучился?..» Никого не было, кто мог бы похлопотать. Правда, как-то он, безнадежно, сказал кому-то, отбывшему срок и уезжавшему с Соловков – бывшему ихнему: «хоть кому бы дать знать о себе… ни за что, ведь, губят!...» И этот «бывший! сказал усмешливо» «а вот, разве что Николе-Угоднику дашь знать, да вы его не знаете!..»
    Расколотые половинки иконы он запрятал на дно мешка, в лохматья. Их не дощупались. В Архангельске он узнал, что его отправляют в Ленинград. Зачем? Всякие приходили мысли.
    И вот, он в Ленинграде. Через неделю вызывают его в тюремную канцелярию и дают «проходное свидетельство» и во-семь рублей с копейками – «заработанной платы». Нехватит на билет и до границы. И говорят: «катись в свой «огород», там у вас, сказывают, и плюнуть некуда!»
    Было это – «как сон». Двинулся он пешком, на Гатчину, таща свое барахло в мешке. Погода была – золотая осень. И было это великое путешествие для него – «самым радостным путешествием за всю жизнь», ‑ и самым легким, «будто несло на крыльях». Питался спелой брусникой, ‑ много было ее! – и была она ему слаще сахара. Пек рыжики и волнушки на угольках, ‑ и казались они ему «несравненными ни с чем по вкусу». И, странно: «не хотелось с Россией расставаться!»
    Смотрел на золотые березы большака и говорил с грустью – «прощайте, милые!..» А они роняли на него золотые листья. Подвозили его суровые русские мужики, жалели. Он хорошо говорил по-русски, говорил осторожно-бережно, но они понимали все. Давали хлебца. Помнил швейцарец, как один старик потрепал его по плечу, сказал: «ну, ничего… таперича до своего добьешься, молись Богу». Путь его лежал на Нарву, к Эстонии, ‑ а там – «к консулу нашему, отправит». Помнил «радостную реку Лугу»: радушно приняли его русские рыбаки, накормили ухой чудесной… ‑ «не ел никогда такой!» ‑ и положили спать в шалаше. «И показался мне тот их шалаш дворцом!» Дали в дорогу хорошей рыбы: «на угольках испекешь». Ласково проводила его Россия.
    Без гроша, с мешком барахла, с посохшей веткой березки русской, вернулся он в родную свою Швейцарию, откуда давным-давно, юношей, выехал в великую Россию – искать счастья: жил хорошо все годы, много видал хорошего, и проводила его Россия лаской. А то… ‑ надо забыть про то… «Как забывается дурной сон».
    Вернулся он в родной Цюрих. Оставались еще какие-то родные, дальние. Подивились «выходцу с того света». Он рассказал им свою историю. Показал им икону: «она вывела меня из ада!» ‑ так и сказал. Но они не поверили. Наводил справки, кто же похлопотал о нем. Не мог ничего узнать: не знали и в самом Берне. Но ему казалось, что он теперь знает все.
    Жил – не роптал, на скромное пособие сограждан. Отдал мастеру «русскую икону» ‑ склеить разбитые половинки и заделать «раны»; велел отмыть нарост времени и покрыть лаком. Икона поновилась. Молился ей?.. Этого никто не видел: никто не ведал, что теперь стало в его душе. Но почетно хранил икону, «на полочке», как православные.
    Русская благочестивая женщина, рассказавшая мне эту историю, знала этого швейцара. На ее просьбы отдать ей икону эту – она предлагала ему деньги, швейцарец решительно ответил: «ни за что!.. она вывела меня из ада! Он вы, после моей смерти ее получите».
    И она, действительно, получила ее, и получила «без распоряжений». Это ее особенно радовало и удивляло.
    Она редко бывала в той швейцарской семье. Зашла как-то и узнала, что бывший соловчанин умер. Вспомнила о чудесной его иконе, но не успела спросить, не было ли распоряжений покойного насчет иконы, как ей сказали: «возьмите икону, которую он вынес из России… нам она не нужна». Она спросила:
    ‑ Покойный распорядился передать ее мне?
    ‑ Нет, он нам ничего не говорил. Но вы почитаете иконы… возьмите.
    Она предложила деньги, но они отказались взять.
    Так исполнились слова швейцарца: «после моей смерти вы ее получите».
    Она приняла эту икону благоговейно, «как дар назначенный».
    Я вглядывался в строгие лики Угодников Соловецких, и они многое мне сказали. В этом, ими потайно сказанном, я постиг, что они вернутся в свою Обитель. Вернутся по воле Божией. Думалось мне когда я вглядывался в лики: «не втуне написал неведомый Архимандрит А. «на вечное время»: они вернутся». Почему так думал? На это нельзя ответить словом, но это так явно светится во всем нераскрытом содержании этой достоверной истории.
    Июль. 1948.
    ШМЕЛЕВ И.С. СВЕТ ВЕЧНЫЙ. PARIS, 1968
  15. Olqa
    Станция, которая ныне называется Калуга-2, ранее, до строительства скита, носила название «Разъезд № 19». После возведения скита, она была переименована в «Сергиев скит»
     
    Из записок русского паломника Г. Тулина.
     
    Калужская епархия - одна из самых обильных всякими святынями епархий нашего обширного Отечества. Она украшена такими обителями, как Оптина пустынь, знаменитая своим старчеством, поддерживающим в народе основы православной ветры. В ее стенах, точно светильник, сияет имя будущего святого, известного всей России, - старца Амвросия. Он уже почил в мир, но жив его ученик, большой подвижник - старец Анатолий. Рядом с Оптиной пустынью находится ее детище - Шамордино, женский монастырь, в котором спасаются 800 сестер. Ближе к Москве - Тихонова пустынь, основанная преподобным Тихоном Калужским, славящаяся целебным источником, выкопанным, по преданию, самим святым. В источнике не только летом, но и зимою в лютые морозы купаются верующие, и не было случая простудных заболеваний. В девяти верстах от Тихоновой пустыни и 12-ти верстах от Калуги вырос юный брат названных обителей - Сергиевский скит.
     
    В стороне от большой дороги, ведущей на Калугу, обращает внимание путников небольшая красивая часовня. Зимой она стоит заколоченной, одинокой. Мерзлые окна, точно глаза слепого, смотрят на проезжих. Это часовня Сергиевского скита, закрытого от взоров путника частым сосновым лесом. Часовня устроена как бы преддверием в святую обитель. От нее идет лесная дорога к деревянному узорному Сергиевскому скиту. Он стоит внизу, точно на дне обширного колодца. С калужского пункта видны его башенки, шпили, звонница и купол единственной церкви.
    В зимний вечер особую прелесть навевает тихий монастырский звон, неудержимо влекущий в глубь соснового леса, к святому приюту. Верится, что за стенами обители много светлого мира, благодатной тишины. Так оно и есть на самом деле.
    Уединенный вид обители придает ей своеобразную красоту. Чистый девственный снег в полях, свежий воздух, зеленые сосны вокруг обители и образ жизни смиренной братии могут внести мир в самую мятежную человеческую душу. Ничто так не подвигает людей к духовному усовершенствованию, как постоянное общение с природой, уединение и тишина. Нужно жить в обители зимою, когда малолюдны окрестности, чтобы понять тишину, чтобы знать, перечувствовать, как тяжела ночь, как радостно раннее утро.
    Мы ехали в Калугу, когда на повороте дороги увидели часовню, и в то же время из лесу донесся тихий звон.
    - Что за монастырь? - спрашиваем у возницы, деревенского парня.
    - Сергиевский скит.
    - Давно ли существует?
    - Лет десять, не больше...
    - Сворачивай, вези в обитель.
    По глухой лесной дороге вечером мы приехали к деревянным воротам скита. Старец-привратник указал нам гостиницу, приветливо сиявшую огнями. По случаю праздника гостиница была переполнена приезжими, но впечатление оставалось такое, что в ней никого не было. Суета и шум, царящие в других монастырях, здесь совершенно отсутствовали. По скрипучей деревянной лестнице мы поднялись во второй этаж, где брат Николай указал нам комнатку, в которой мы и поселились.
    В скиту в это время шла служба. В новой церкви, построенной на средства благотворителей, трепетало пламя свечей. Со стен глядели строгие лики святых. Повсюду светлые тона церковной живописи. Церковь расписывали московские живописцы по офортам известного академика Шмакова. Иноки пели великолепно, на два хора. Устав службы здесь самый строгий, так называемый «оптинский», в северных же монастырях пользуются уставом валаамским. В церкви много молящихся, прибывших из деревень крестьян. Обитель пользуется среди крестьян большим почетом. Она выросла на их глазах, усовершенствована трудами братии. Это духовное детище, юный скит, стало ярким светильником веры и благочестия. Все в нем дышит очарованием мира.
    Утром мы без проводника осматривали обитель. Конечно, в ней нет освященной веками старины, какого-либо исторического прошлого, привлекающего любопытных богомольцев, но в ней есть нечто ценное и дорогое: во всем ее укладе заложена радость Божья, светлый мир, доступный и понятный каждому. С какой радостью отдыхаешь после мятежной тоски города в уюте зеленых сосен, в тишине!
    Основание Сергиевского скита - дело наших дней. Вот перед нами зачаток скита: два шалаша, переплетенные еловыми сучьями, на одном из них высится крест. Это бывшая церковь. Посредине шалаша стоял алтарь, перед которым возносились горячие молитвы к Богу. Бедная земными дарами, но богатая неиссякаемой верой и любовью к ближним братия творила святое дело, хвалила имя Божие. Вера не обманула их: маленький скит рос, креп, обустраивался наудивление неверующим и сомневающимся, точно небольшой источник, беря начало в неизвестности, превращался в большую, широкую, обильную водою реку. В наше время обитель украсилась деревянной церковью и многими постройками. Выросла она быстро, точно ее невидимо строил Сам Господь Бог. От шалашей она поднялась до большого красивого храма.
    Все постройки, входящие в состав обители, обнесены обширной оградой. Вот перед нами скромный, уютный домик великой княгини Елисаветы Феодоровны - высокой покровительницы скита, имя которого носил супруг ее высочества, мученически погибший от руки революционера. Перед домиком разбит трудами братии благоухающий цветник. Великая княгиня, посвятившая свою жизнь милосердию, ушедшая из мира, отметила в душе и возлюбила новый скит и устроителя его, старца Герасима. В её домике, простом и удобном, овеянном рассказами о высокой посетительнице, невольно забываешь о мирской суете и тоске жизни.
    Вот башня водокачки, видная за полторы версты с дороги, снабжающая водою монастырские постройки. Дальше - скромная трапезная; вблизи, на столбе, - колокол, в 11 час. утра призывающий братию к трапезе. Пища подается самая скромная, но сытная, хлеб печется из настоящей ржаной муки. Во время трапезы монах читает житие святых. Привлекает внимание большой дом настоятеля отца Герасима. Стены внутри увешаны картинами и образами. Среди картин выделяется редкое изображение одного из апостолов - евангелистов. В этом же доме помещается канцелярия скита. Заведует ею брат Елферий, променявший карьеру чиновника на скромную монашескую рясу. Он - свидетель возникновения обители, через его руки прошли жертвы, на которые выстроился скит. Напротив настоятельского дома - книжная и бараночная лавки, в глубине - просфорня. Сам храм расположен посреди скита, возвышаясь над всеми постройками, сияя златым крестом. Кругом храма цветники, яблони, липы и тополя.
    Выходим из скита в святые ворота, и по лесной дороге брат Николай ведет нас на пчельник, устроенный о. Герасимом. Версты две прошли лесом, и, наконец, на поляне показалась простая избушка, обнесенная изгородью. Это и есть пчельник. Ульи расставлены вдоль изгороди. За пчелами ухаживает монах - малоросс, бодрый и крепкий старик. Он там живет один зиму и лето, в лесной избушке, привык, не скучает. Перед большими праздниками приходит в скит приобщаться Святых Тайн. За оградой скита расположено здание гостиницы. Здесь же раскинуты хозяйственные домики, которые о. Герасим сдает летом, как дачи, благочестивым семьям. Есть кирпичный завод, скотный двор. По примеру милосердия выдающихся святителей церкви отец Герасим выстроил в скиту большой дом, названный им «домом инвалидов». Здесь находят приют и пищу больные и увечные люди. Чудный воздух, красота природы, слова утешения братии смягчают страдания несчастных больных.
    Сергиевский скит построен на земле, принадлежащей Императорскому Православному Обществу. Участок в несколько десятин земли отдан в полное владение скита. Устройству Сергиевского скита и его возвышению и украшению много способствует личность самого устроителя - старца Герасима. Всем известны его подвижнически-строгая жизнь, неустанный труд, непоколебимая, пламенная вера еще в то время, когда он был простым диаконом соборной церкви в г. Брянске. Искание истины, духовная жажда не были для него бесплодны. Нашлись люди, понявшие его стремления, которые дали ему возможность основать скит. Всецело отдавшись строительству дома Божьего, он уделяет время и для общественной деятельности. Приходящим в обитель людям, угнетенных горем и болезнями, он помогает советом и вразумлением. Желающих беседовать с отцом Герасимом находится довольно много.
    Деревенский и городской люд, мужчины и женщины спешат к батюшке: кто поделиться своим горем, кто попросить совета, а кто - просто из любопытства. И для всех у него находятся слова утешения. Отец Герасим во время службы строг к молящимся, если он замечает, что прихожане плохо молятся, это дает ему повод сказать краткое, но выразительное слово: «Я вижу, что многие из присутствующих в Святом храме не умеют креститься. Это нехорошо для православных. Креститесь хорошенько, и тогда на вас будет благодать Святого Духа, - и после паузы добавляет, - особенная благодать!..».
  16. Olqa
    ..."Пресвятая Богородица повелела святому записать эту песнь, чтобы люди пели ее вместе с ангелами... Поистине, удивительны судьбы Божии!..."
    Отче святый Нектарие! Когда Вы написали этот гимн, знали ли Вы, что в Оптиной Пустыни люди будут петь вместе с Ангелами Вашу молитву?
    Отче святый Нектарие! Где взять слова благодарности Вам? Как рассказать Вам, что к многочисленным дарам Оптиной Пустыни, которыми Святая Обитель щедро делится со всеми, с верой и любовью приходящим, добавился еще и этот дар - Ваша молитва, которую люди поют там вместе с Ангелами.
     
    Агни Парфене
     
    "Добрая совесть — это самое великое из всех благ. Она — цена душевного мира и сердечного покоя"
     
    История создания гимна
     
    Автор гимна - святитель Нектарий Эгинский (1846-1920 гг.)
     
    1 октября 1846 года в селе Силиврия, в восточной Фракии, у Димоса и Василики Кефалас родился пятый ребенок. При крещении мальчик получил имя Анастасий.
     
    Благочестивые родители воспитывали своих детей в любви к Богу: с ранних лет обучали детей молитвенным песнопениям, читали им духовную литературу. Анастасию больше всего нравился 50-й псалом, он любил многократно повторять слова: "Научу беззаконные путем Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся". Анастасий мечтал получить христианское образование, но, закончив начальную школу, вынужден был оставаться в родном селе, так как в семье не было денег, чтобы послать его на учебу в город.
     
    Когда Анастасию исполнилось четырнадцать лет, он упросил капитана судна следовавшего в Константинополь взять его с собой...
     
    В Константинополе юноше удалось устроиться на работу в табачный магазин. Здесь Анастасий, верный своей мечте — духовно помогать ближнему, начал писать на кисетах и обертках табачных изделий изречения святых отцов. На мизерную зарплату не возможно было полноценно питаться, а о покупке одежды не могло быть и речи. Анастасий, чтобы не впасть в уныние, непрестанно молился. Когда одежда и обувь износились, он решил обратиться с просьбой о помощи к самому Господу.
     
    Господу Иисусу Христу на Небеса...
     
    Рассказав в письме о своем бедственном положении, он написал на конверте следующий адрес: "Господу Иисусу Христу на Небеса". По дороге на почту, он встретил хозяина соседнего магазина, который, пожалев босого юношу, предложил отнести его письмо. Анастасий с радостью вручил ему свое послание. Изумленный торговец, увидев необычный адрес на конверте, решил вскрыть письмо, а, прочитав его, сразу же послал на имя Анастасия деньги. Вскоре Анастасию удалось устроиться на работу смотрителя в школе при подворье храма Гроба Господня. Здесь ему удалось продолжить свое образование.
     
    Вскоре Анастасий получил место учителя в селе Лифи на острове Хиос. Семь лет Анастасий не только преподавал, но и проповедовал "слово Божие". В 1876 году Анастасий становится насельником монастыря Нео Мони (Нового Монастыря).
     
    7 ноября 1876 года Анастасий был пострижен в монашество с именем Лазарь. 15 января 1877 года митрополит Хиосский Григорий рукоположил Лазаря в сан диакона, с новым именем Нектарий. Молодой дьякон по-прежнему мечтал учиться, в своих ежедневных молитвах он просил Господа предоставить ему эту возможность.
     
    По промыслу Божиему, один благочестивый богатый христианин предложил молодому монаху Нектарию оплатить дорогу и обучение. С 1882 года по 1885 год дьякон Нектарий учится на богословском факультете Афинского университета. После завершения образования, по рекомендации своего благодетеля, он переезжает в Александрию.
     
    Свято-Никольский храм г. Каира
     
    23 марта 1886 года дьякона Нектария рукополагают во священника. Отец Нектарий получает назначение в Свято-Никольский храм г. Каира. В этом же храме вскоре его возводят в сан архимандрита, а спустя некоторое время Патриарх принимает решение о присвоении ему титула Верховного Архимандрита Александрийской церкви.
     
    15 января 1889 года Верховный Архимандрит Нектарий рукополагается во архиерея и назначается митрополитом Пентапольской митрополии. В те годы Владыка Нектарий писал: "Сан не возвышает своего обладателя, одна лишь добродетель обладает силой возвышения". Он по-прежнему стремится стяжать любовь и смирение.
     
    Добродетельная жизнь Владыки, его необычайная доброта и простота, вызывали не только любовь и уважение верующих. Влиятельные люди патриархии опасались, что всеобщая любовь к святителю приведет его в число претендентов на место Святейшего Патриарха Александрийского.
     
    Клевета
     
    Влиятельные люди патриархии оклеветали святителя. По своему глубочайшему смирению праведник даже не попытался оправдаться...
     
    "Добрая совесть — это самое великое из всех благ. Она — цена душевного мира и сердечного покоя", — говорил он в своих проповедях, покидая свою кафедру навсегда. Митрополит Пентапольский был уволен в отставку и должен был покинуть египетскую землю.
     
    Вернувшись в Афины, Владыка Нектарий семь месяцев живет в страшных лишениях. Тщетно он ходит по инстанциям, его нигде не принимают...
     
    Именно в это время святитель Нектарий Эгинский записал молитву: Αγνή ΠΑρθένε ΔέσποινΑ, ΆχρΑντε θεοτόκε...
     
    Произошло это так. Однажды, когда святитель Нектарий Эгинский, изможденный нищетой и потрясенный предательством и недоверием всех своих друзей и близких, молился в сокрушении, на сердце его опустился удивительный мир. Казалось, он слышит стройное пение. Догадываясь, что происходит, он поднял глаза и увидел Пресвятую Богородицу в сопровождении сонма ангелов, поющих особым напевом:
     
    Чистая Дево Госпоже, Пресвятая Богородице,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Царице Мати Дево, Руно всех покрывающее,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Превысшая Небесных Сил, Нетварное Сияние.
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ликов девичьих Радосте, и Ангелов Превысшая,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Небес Честная Сило, и Свете паче все светов,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Честнейшая Владычице всех Небесных Воинств,
    Радуйся, Невесто неневестная...
     
    Тотчас скорбь и воспоминание о предательстве превратились в такую сладость, что святителю хотелось только благодарить Бога за все происшедшее. Пресвятая Богородица повелела святому записать эту песнь, чтобы люди пели ее вместе с ангелами... Поистине, удивительны судьбы Божии!
     
    Впоследствии эта молитва стала известным гимном. А причина ее написания - клевета... Поистине, разве диавольская клевета не является величайшим благодеянием душе? Разве можно минуя ее запрыгнуть на небо?
     
    Мэр города, узнав о бедственном положении, в котором находился Владыка Нектарий, добился для него места проповедника в провинции Эвбея. Слава о необычном проповеднике из провинции скоро дошла до столицы и до греческого королевского дворца. Королева Ольга, познакомившись со старцем, вскоре стала его духовной дочерью.
     
    Благодаря королеве Владыка назначается директором Духовной школы - Владыка сам тайно убирал школу, чтобы никто не заметил отсутствие заболевшего работника...
     
    Монастырь на острове Эгина
     
    В 1904 году Владыка Нектарий основал женский монастырь на острове Эгина. На собственные средства ему удалось купить небольшой участок земли, на котором находился заброшенный, полуразрушенный монастырь.
     
    Некоторое время старец Нектарий одновременно руководил школой и монастырем, но вскоре он уходит из школы, и переселяется на остров Эгина.
     
    Духовные чада старца рассказывали, что Владыка не гнушался никакой работы: сажал деревья, разбивал цветники, убирал строительный мусор, шил тапочки для монахинь. Он был безгранично милостивым, быстро отзывался на нужды бедных, часто просил монахинь отдать последнюю еду бедным посетителям. По его молитвам на следующий же день в монастырь привозили продукты или денежные пожертвования...
     
    Эгина
     
    Двенадцать последних лет своей жизни он провел на этом острове... Духовные чада старца рассказывали, что благодаря молитвам старца Нектария не только обстановка на острове изменилась в лучшую сторону (прекратились разбой и грабежи), но и изменился климат. Крестьяне не раз обращались за молитвенной помощью к старцу во время засухи: по молитве Владыки Нектария благодатный дождь сходил на землю.
     
    В сентябре 1920 года семидесятилетнего старца отвезли в больницу в Афины. Владыку определили в палату для бедных неизлечимо больных людей. Два месяца врачи пытались облегчить страдания тяжелобольного старца (у него было обнаружено острое воспаление предстательной железы). Владыка мужественно переносил боль. Сохранились свидетельства медицинских работников о том, что бинты, которыми перевязывали старца, источали необычайные аромат.
     
    8 ноября 1920 года Господь призвал к себе душу Владыки Нектария. Когда тело почившего стали переодевать, его рубашку случайно положили на кровать лежащего рядом парализованного больного, он исцелился.
     
    Валаамский текст
     
    Марие, Дево Чистая, Пресвятая Богородице,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Царице Мати Дево, Руно всех покрывающее,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Превысшая Небесных Сил, Нетварное Сияние.
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ликов девичьих Радосте, и Ангелов Превысшая,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Небес Честная Сило, и Свете паче все светов,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Честнейшая Владычице всех Небесных Воинств,
    Радуйся, Невесто неневестная.
     
    Всех праотцев Надеждо, пророков Исполнение,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    В подвизех Ты — Помоще, Кивоте Бога Слова,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    И девам — Ликование, и матерем — Отрадо,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Целомудрия Наставнице, душ наших Очищение,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Покрове ширший облака, и страждущих Пристанище,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Немощных Покров и Заступнице, Надеждо ненадежных,
    Радуйся, Невесто неневестная.
     
    Марие — Мати Христа — Истиннаго Бога,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ааронов Жезле Прозябший, Сосуде тихой радости,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Всех сирых и вдов Утешение, в бедах и скорбех — Помоще,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Священная и Непорочная, Владычице Всепетая,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Приклони ко мне милосердие Божественнаго Сына,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ходатайце спасения, припадая взываю Ти:
     
    Радуйся, Невесто неневестная.
     
    http://www.isihazm.ru

  17. Olqa
    ..."Выражаешь ты такое сомнение, что кажется тебе, как бы ты доселе не на месте находишься, приличном для тебя, и что капитал твой могла бы употребить на доброе в другом месте, раздав оный бедным. Помнится мне, что я уже не раз писал тебе об этом, что большая разница – раздать бедным мирским или, на эту сумму, устроить обитель, в которой до пришествия Христова спасаться будут многие. Единовременное добро от постоянно-прибыточного добра большую имеет разницу, как Сам Господь во Святом Евангелии объявляет эти различные степени на тридесят, на шестьдесят и сто. К этому прибавлю еще и то, что ты бедным хотела раздать по своей воле, а употребила на устроение обители промыслительно, по воле Божией и по благословению; а «сеяй о благословении, сказано, о благословении и пожнет». А своя воля и свое разумение от промыслительного указания имеет великое различие.
    Также и о первом, кажущемся тебе, что ты находишься не на месте, скажу, что где бы ты ни жила, нигде нельзя прожить без искушений, или через бесов, или через людей, или от собственных привычек, или от неукрощенного еще самолюбия. Не без причины сказано во Святом Евангелии (Мф. 11: 12): Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е; и паки: в терпении вашем стяжите душы ваша (Лк. 21: 19); и: претерпевши до конца, той спасен будет. А знаю, что в N есть тебе что потерпеть... Будь благоразумна, и старайся понести резкие и неуместные выходки, и получишь пользу душевную и духовную. В таких случаях поминай: «человек неискушен – неискусен»; и паки: «яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я». Бесовские же искушения проявляются в разных смущениях и недоумениях; но все должно препобеждать верою и упованием и благой надеждою...
    Касательно обстоятельств, о которых ты сочла неудобным писать мне, скажу тебе, что если святые апостолы Павел и Варнава спорили и прекословили между собой, как пишется в Деяниях святых апостолов, так что один от другого разлучились, то нет ничего удивительного, если ты подобное увидишь или услышишь в том месте, где ты находишься. Время наше – время борьбы и подвигов; и разногласиям подобает быти, как говорит апостол, да искусни явятся.
    ..
    Ты выражаешь свои мнения и свои убеждения касательно пожертвования в известное место. На это скажу тебе, что и я до некоторого времени подобно твоему думал.
    Но когда пришлось мне входить в более подробное исследование духовных вещей, тогда и нашел, что в духовных делах есть многое и великое различие. Можно сделать полезное в тридесят крат, а лучше в шестьдесят, а во сто крат еще лучше, и полезнее, и спасительнее. Ежели начальник блудниц, как пишется в старческих сказаниях, поставлен выше преподобного Макария Великого за то одно, что он нашел возможность тридесять дев монастырских сохранить от растлевания, заменив их лицами, бывшими у него под командою, то какую, думаешь ты, может получить мзду тот, кто ста девам, собравшимся в обитель для служения Богу, даст возможность не рассеяться по разным местам, или обратиться в мир? Хорошо помочь и погоревшим, но тут одна лишь скорбь, по большей части приносящая пользу людям, для какой причины пожар и попускается от провидения свыше; но стократно выше то, если сохранить, или дать возможность сохраниться многим от явного душевного вреда. Если бы в N не было крайней необходимости, то я никак бы не решился не только тебя, но и никого убеждать так к пожертвованиям..."
     
    (Из "Шамординских листков" (сайт Шамординской обители))
  18. Olqa
    Или вот, взглянул я в полдень на раскрывшиеся цветы, на зрелые плоды и рой пчелок, которые вились вокруг них, взглянул и подумал, что все творения на этом свете существуют не только ради себя, но и ради других. Солнце светит не для того, чтобы просто светить, но чтобы пробудить к жизни бесчисленные творения природы, дать всем увидеть безбрежье невыразимой красоты, наполнить радостью сердца и лица осветить улыбкой. Цветы расцветают не для того, чтобы наслаждаться собственным существованием, но для того, чтобы другим творениям усладить жизнь. Плоды зреют не только для того, чтобы дать семена, из которых произрастут новые плоды, но чтобы и пчелам был нектар для меда.
    Эту мыслью я смело и радостно поделюсь с каждым, но при том условии, что она даже тени не бросит на следующую мою мысль, которая будет о ложной дружбе.
    У меня есть друг, мы часто встречаемся и беседуем. Несмотря на дружеские отношения я чувствую его превосходство над собой: он умнее меня, у него более ровный характер, его положение в обществе гораздо завиднее моего. «Сколько же это будет продолжаться? – думаю я. – Все могло бы оказаться иначе. Если бы не было этого человека, в тени которого я вынужден идти по жизни, и меня бы ценили так же, как сейчас ценят его – и мой ум, и мой характер, и у меня было бы такое же положение в обществе, как у него». Это первая половина моей мысли. Другая – о том, как сделать так, чтобы мой друг перестал быть мне препятствием на жизненном пути. И эта мысль занимает меня полностью.
    С этой мыслью я вхожу в дом моего друга, жму ему руку и улыбаюсь. С этой мыслью я глажу по головке его детишек, но их ангельской душе не находится созвучия в моей. Мы прогуливаемся. Я иду рядом и обдумываю статейку в газету (конечно анонимную), в которой мне хотелось бы показать всем, что у моего друга довольно ограниченный ум, что коварный характер, что свое положение он не заслужил, а получил благодаря злоупотреблениями. Я иду рядом с другом, и мой язык говорит ему что угодно, только не то, что у меня в голове.
    Или, в другой раз, мы стоим в вечерних сумерках на берегу бурной реки. «Как прекрасна природа в своей первозданности!» – восхищается мой друг. «Я соглашаюсь с ним, но мысли мои далеко от того, что произносит мой язык. Моя мысль видит в бурной реке не красоту природы, но смерть друга.
    «Столкну-ка я его в реку и не дам подплыть к берегу, пока не захлебнется. Тогда я больше не буду жить в его тени. Тогда я возвышусь над ним». С такой мыслью я поглядываю на бурлящий поток… С такой мыслью протягиваю руку другу и как ни в чем не бывало улыбаюсь ему всякий раз, когда мы встречаемся взглядами.
    Страшная мысль.Но она стала бы гораздо страшнее, если бы я увидел ее в зеркале. Если бы я вдруг оказался с этой мыслью перед волшебным зеркалом, в котором отражаются мысли, я стал бы гнушаться себя, как убийцы. А если бы перед тем зеркалом я оказался вместе с своим другом и его детьми?! Мой друг, которому я так искренне пожимаю руку, увидел бы, как я мысленно сталкиваю его с берега в бурную реку. Дети, которых я так часто глажу по головке, увидели бы, как я убиваю их отца. Друг побледнел бы, а дети с криками попытались бы защитить отца. А я? Я бы почувствовал, что недостоин не только своего друга, но недостоин права жить, что мне остается или убить себя, или до основания очистить свои мысли и возвыситься.
    О, если бы существовало такое зеркало! Ничто не могло бы внушить мне такой страх перед грехом, как оно. Я бы посмотрел в зеркало и увидел всю подлость свою. Зеркало меня заставило бы либо уничтожить себя, либо исправить. Я бы не стал убивать себя, я, разумеется, принялся бы исправлять себя.
    Может, есть среди вас, братья мои, такие, кто разговаривает и смеется со своим другом и в то же время прячет за словами и смехом подлость, сплетню или интригу? Пусть такой человек примет мою исповедь, как свою, и примет на себя часть моего стыда за подобные грязные и варварские мысли...
  19. Olqa
    МОЛИТВА
    Спаситель, Спаситель! согрей мою душу в молитве любовью к Тебе,
    Чтоб ум не метался заботою чуждой, безумным пристрастьем к земле!
    И чтобы молитва к Тебе возлетала, как чистый, святой фимиам;
    Земной оболочки она бы не знала, свободно неслась к небесам!
     
    Спаситель, Спаситель! Ведь нет Тебя краше, нет сладче Тебя никого!
    Зачем же так горько земное пристрастье тревожит беседу с Тобой!?
    То скорби, невзгоды душу смущают, молитву уныньем томят;
    То счастье и радости меры не знают, в молитве пустое твердят!
     
    Спаситель, Спаситель! согрей мою душу святою любовью к Тебе,
    Чтоб ум, воскрыленный свободою духа, легко возносился горе!..
     
    ПУСТЫНЯ
    Пустыня, пустыня, - отрада святая для бедной усталой души!
    Ты – небо земное, преддверие рая, ты – чудо земной красоты!
    Невзгоды ль житейские душу туманят, ей тяжко и грустно порой;
    Твоя тишина к себе ее манит, ей легче, отрадней с тобой!
    В тебе позабудется путник унылый, под сенью твоей отдохнет,
    И, подкрепив свои слабые силы, путем своим дальше пойдет.
    В тебе утружденный напрасной борьбою с морем житейским пловец,
    Едва не разбитый свирепой волною, увидит желанный конец!
    В тебе любомудрые души находят то, чего ищет их ум;
    В пустынном просторе взор к небу возводят, полны таинственных дум!
    В безмолвном величии ты поучаешь в твари Творца познавать;
    Ты гордость надменного сердца смиряешь, даешь нашу бренность сознать!
    Пустыня, пустыня, ты – книга живая! Ты – Бога Живого уста!
    Ты – горя земного отрада святая, свет мрачной земли, красота!...
  20. Olqa
    П.Н.Краснов «Рождество в старом Петербурге» (отрывок из отрывка из романа «Ненависть»)
     
    «…Да ведь у нас через десять дней Рождество», - подумал Гурочка. Он знал, что это называется «ассоциация идей». Запах смолы напомнил елку, а елка – Рождество. И уже нельзя было дальше спать. В мысли о Рождестве было что-то особое – вся душа Гурочки встрепенулась, как птичка с восходом солнца. И что-то радостное и прекрасное запело в его юной душе….
    Гурочка подумал: «Рождество подходит, и как это оно так незаметно подкралось? Значит, вероятно привезли уже и елки? И повсюду в городе: на рынках, на Невском, у Думы, в Гостином дворе, на Конно-Гвардейском бульваре – елки. Целые леса елок. Во всех магазинах выставки игрушек и подарков. Надо пойти…
    У Косого рынка, с колоннами высокой галереи, с широкими отверстиями подвалов внизу, мужики выгружали елки. Пахнуло душистым лесным запахом моха и хвои… Вдоль панелей вырастал настоящий лес. Елки – большие, в два человеческих роста – «вот такую бы нам!», и маленькие, еле от земли видные, в пять коротеньких веток – становились аллеями…
    В гимназии по коридорам и классам горели керосиновые лампы…Батюшка, высокий и худощавый, с черной с проседью красивой бородой, ходил то около досок, то в проходах между парт и рассказывал о разных рождественских обычаях в России и за границей.
    - Вот у нас, в Петербурге, этого нет, чтобы со звездою по домам ходить. У нас только елки – это более немецкий обычай. А на юге России, и вообще по деревням собираются мальчики, устраивают этакую пеструю звезду с фонарем внутри, на палке, и ходят по домам. Поют тропарь праздника и разные такие рождественские песни-колядки. Хозяева наделяют ребят кто чем может. Кто сладостей даст, кто колбасы, кто хлеба, вот и у самых бедных становится сытным праздник Христов. Так ведь это же праздник бедняков! Праздник милосердия и подарков…В Вифлиемском вертепе, просто сказать, в хлеву, Пресвятая Дева Мария родила Отроча млада, Предвечного Бога, Ангелы воспели Ему хвалу, пастухи поклонились Ему, и волхвы из далеких стран принесли Ему, младенцу Христу, драгоценные дары.
    Отец Ксенофонт окинул класс грустными глазами и сказал:
    - Ну вот ты, премудрый Майданов…Чему ты улыбаешься, невер? Дарвина понюхал – всезнающим философом себя возомнил? Ты, брат, не стесняйся, встань, когда я тебе говорю. Ноги у тебя от этого не отвалятся. И руку из кармана вынь. Перед духовным отцом стоишь. Ты что, брат, думаешь, сказки рассказывает старый поп?
    Ты вот дорос до того, что считаешь, что стыдно молиться Богу и верить в Него. Погоди! Дорастешь до того часа, когда вспомнишь о Нем и прибежишь под Его защиту, только не поздно ли будет?... Грянул звонок внизу…Гурочка с другими певчими мчался, прыгая через три ступени, вниз, в малый зал, где уже сидел у фисгармонии регент гимназического хора. Тонко и жалобно прозвенел камертон, певуче проиграла фисгармония: до-ля-фа… Дружный хор гимназистов грянул:
    - Рождество Твое, Христе Боже наш возсия мирови свет разума…
    Шибко забилось сердце у Гурия…Праздники. Рождество. Елка. Подарки всей семьи. Удивительная сила семейной любви и счастья быть маминым, иметь сестру и братьев, не быть одному на свете сильной волной захлестывала Гурочкино сердце, и звонко звучал его голос в хоре:
    - В нем бо звездам служащии..
  21. Olqa
    Из предисловия к книжице "Рецепты постных и праздничных салатов" (УКИНО "Духовное преображение", Москва, 2012)
     
    "Во все времена существования христианства пост являлся важнейшей стороной жизни человека. Вот что писали о посте учителя Церкви:
     
    - Пост тела есть пища для души (Св.Иоанн Златоуст)
    - Сколько отнимаешь у тела, столько придаешь силы душе (Св.Василий Великий)
    - Возобладай над чревом, пока оно над тобою не возобладало (Св.Иоанн Лествичник)
    - Чрево - самый неверный в договорах союзник. Это - ничего не сберегающая кладовая. Если многое в него вложено, то вред в себе удерживает, а вложенного не сохраняет (Св.Василий Великий)
    - Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек для того, чтобы наполнить малое и немысленное чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно тебуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрева, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад! (Св.Филарет Московский)
    - Если влечет тебя похотение вкусной и многой пищи, вспомни смрад, происходящий от ней, - и успокоишься (Авва Исаия)
    - Только досыта ничего не вкушай, оставляя место Святому духу (Св.Серафим Саровский)
     
    Трудясь над приготовлением пищи, будем помнить и сей поучительный случай, описанный в житии преподобного Пимена Великого::
    "....Осмотрев кругом всю велию старца, царь не нашел в ней ничего, кроме корзины, висевшей на стене, а в ней немного сухого хлеба; потом сказал старцу:
    - Отче! Благослови меня вкусить немного.
    И тотчас старец налил воду в сосуд, насыпал соли и положил куски сухого хлеба; и ели оба вместе; затем старец принес кувшин с водою и дал пить царю. Царь после трапезы спросил старца:
    - Знаешь ли ты, кто я ?
    Он отвечал:
    - Не знаю, Господин, Бог знает тебя.
    Тогда царь скзал ему:
    - я - царь Фодосий.
    И тотчас старец поклонился ему.
    Потом царь сказал:
    - Блаженны вы, иноки, так как вы свободны от забот суетного мира сего и проводите жизнь безмолвную, заботясь лишь о том, как получить жизнь небесную, вечную и блага небесные. Воистину говорю тебе, что я, рожденный в своем царстве и сейчас стоящий царем, никогда не вкушал с такою сладостию хлеба и не пил воды, как ныне вкусил и пил с большим удовольствием.
    Старец же отвечапл:
    - Это потому, что мы, монахи, вкушаем пищу с молитвой и благословением; по этой причине и самая простая пища бывает вкусною. В ваших же домах приготовление кушаний совершается без молитвы, но со многими ссорами и разговорами праздными; по сей причине ваша пища не получает благословения, которое могло бы усладить ее..."
     
    Приведенные изречения Святых Отцов могут послужить для укрепления тех, кто, может быть, еще колеблется в своих убеждениях и сомневается в своих силах..."
  22. Olqa
    В.А.Никифоров-Волгин Великий Пост






    Редкий великопостный звон разбивает скованное морозом солнечное утро, и оно будто бы рассыпается от колокольных ударов на мелкие снежные крупинки. Под ногами скрипит снег, как новые сапоги, которые я обуваю по праздникам.
    Чистый понедельник. Мать послала меня в церковь «к часам» и сказала с тихой строгостью: «Пост да молитва небо отворяют!»
    Иду через базар. Он пахнет Великим постом: редька, капуста, огурцы, сушеные грибы, баранки, снетки, постный сахар... Из деревень привезли много веников (в чистый понедельник была баня). Торговцы не ругаются, не зубоскалят, не бегают в казенку за сотками и говорят с покупателями тихо и деликатно:
    — Грибки монастырские!
    — Венички для очищения!
    — Огурчики печорские!
    — Снеточки причудские!
    От мороза голубой дым стоит над базаром. Увидел в руке проходившего мальчишки прутик вербы, и сердце охватила знобкая радость: скоро весна, скоро Пасха и от мороза только ручейки останутся!
    В церкви прохладно и голубовато, как в снежном утреннем лесу. Из алтаря вышел священник в черной епитрахили и произнес никогда не слышимые слова:
    «Господи, иже Пресвятаго Своего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящихся»...

    Все опустились на колени, и лица молящихся, как у предстоящих перед Господом на картине «Страшный суд». И даже у купца Бабкина, который побоями вогнал жену в гроб и никому не отпускает товар в долг, губы дрожат от молитвы и на выпуклых глазах слезы. Около Распятия стоит чиновник Остряков и тоже крестится, а на масленице похвалялся моему отцу, что он, как образованный, не имеет права верить в Бога. Все молятся, и только церковный староста звенит медяками у свечного ящика.
    За окнами снежной пылью осыпались деревья, розовые от солнца.
    После долгой службы идешь домой и слушаешь внутри себя шепот: «Обнови нас, молящихся... даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». А кругом солнце. Оно уже сожгло утренние морозы. Улица звенит от ледяных сосулек, падающих с крыш.
    Обед в этот день был необычайный: редька, грибная похлебка, гречневая каша без масла и чай яблочный. Перед тем как сесть за стол, долго крестились перед иконами. Обедал у нас нищий старичок Яков, и он сказывал: «В монастырях, по правилам святых отцов, на Великий пост положено сухоястие, хлеб да вода... А святой Ерм со своими учениками вкушали пищу единожды в день и только вечером»... Я задумался над словами Якова и перестал есть.
    — Ты что не ешь? — спросила мать.
    Я нахмурился и ответил басом, исподлобья: — Хочу быть святым Ермом!
    Все улыбнулись, а дедушка Яков погладил меня по голове и сказал:
    — Ишь ты, какой восприёмный!
    Постная похлебка так хорошо пахла, что я не сдержался и стал есть; дохлебал ее до конца и попросил еще тарелку, да погуще.

    Наступил вечер. Сумерки колыхнулись от звона к великому повечерию. Всей семьей мы пошли к чтению канона Андрея Критского. В храме полумрак. На середине стоит аналой в черной ризе, и на нем большая старая книга. Много богомольцев, но их почти не слышно, и все похожи на тихие деревца в вечернем саду. От скудного освещения лики святых стали глубже и строже.

    Полумрак вздрогнул от возгласа священника — тоже какого-то далекого, окутанного глубиной. На клиросе запели,— тихо-тихо и до того печально, что защемило в сердце:
    «Помощник и покровитель бысть мне во спасение: сей мой Бог, и прославлю Его, Бог Отца моего, и вознесу Его, славно бо прославися»...

    К аналою подошел священник, зажег свечу и начал читать Великий канон Андрея Критского: «Откуда начну плакати окаяннаго моего жития деяний; кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию, но яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление».
    После каждого прочитанного стиха хор вторит батюшке:
    «Помилуй мя, Боже, помилуй мя»...
    Долгая, долгая, монастырски строгая служба. За погасшими окнами ходит темный вечер, осыпанный звездами. Подошла ко мне мать и шепнула на ухо:
    — Сядь на скамейку и отдохни малость...
    Я сел, и охватила меня от усталости сладкая дрема, но на клиросе запели: «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши!»
    Я смахнул дрему, встал со скамейки и стал креститься.
    Батюшка читает: «Согреших, беззаконновах и отвергох заповедь Твою»...

    Эти слова заставляют меня задуматься. Я начинаю думать о своих грехах. На масленице стянул у отца из кармана гривенник и купил себе пряников; недавно запустил комом снега в спину извозчика; приятеля своего Гришку обозвал «рыжим бесом», хотя он совсем не рыжий; тетку Федосью прозвал «грызлой»; утаил от матери «сдачу», когда покупал керосин в лавке, и при встрече с батюшкой не снял шапку.
    Я становлюсь на колени и с сокрушением повторяю за хором: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя»...

    Когда шли из церкви домой, дорогою я сказал отцу, понурив голову:
    — Папка! Прости меня, я у тебя стянул гривенник! — Отец ответил: «Бог простит, сынок».
    После некоторого молчания обратился я и к матери:
    — Мама, и ты прости меня. Я сдачу за керосин на пряниках проел.— И мать тоже ответила: «Бог простит».
    Засыпая в постели, я подумал:
    — Как хорошо быть безгрешным!

  23. Olqa
    Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) "Опыт построения исповеди" (из раздела "Опыт построения исповеди по заповедям блаженства" . Пятая заповедь блаженства "Блажени милостивии: яко тии помиловани будут")
     
    Давайте проверим свою совесть, стоим ли мы на пути милосердия?! Есть дела милости телесной, а есть дела милости духовной.
    Главные дела милости телесной:
    – алчущего напитать;
    – жаждущего напоить;
    – одеть нагого или имеющего недостаток в приличной одежде.
    Остановимся пока на этих трех видах добродетели. Всегда ли мы с любовью и готовностью выполняем эти дела милосердия? Нет! Мы корыстолюбивы и скупы, нам все не хватает денег, нам все мало нашего имущества, и уж когда и оторвали от себя какую малую толику на дела милосердия, то необычайно довольны собой, почитаем себя выполняющими эту заповедь.
    Еще в минуту воодушевления, в минуту увлечения мы готовы бываем иногда на всякую жертву, а вот постоянно, неуклонно творить дела милосердия в обыденной жизни, среди постоянных мелких ежедневных раздражений, видя себя непонятым, несправедливо осужденным, отвергнутым всеми, встречая одно молчаливое нерасположение, не получая ответа, в полном одиночестве, – это мы считаем невозможным подвигом для себя! Потому что мы все покоим себя, боимся чем-то утеснить себя, в чем-то себя ограничить, смертельно боимся пожертвовать своими удобствами для удобства ближних. Отсюда неисцелимо страдаем грехами бессердечия и немилосердия.
    Мы не ищем тех несчастных, которые нуждаются в помощи. Даже если кто и укажет нам на бедность другого кого, то мы начинаем подсчитывать его доходы, обсуждать его жизнь, всячески ища оправдание своей жадности.
    Иногда придет в сердце благая мысль – раздать то лишнее, что накопилось в шкафу или сундуке, а начнем смотреть, и приходит лукавая мысль, что вот это платье мне на такой-то случай пригодится, эта одежда на другой случай еще подойдет, а вот эти вещи еще продать можно и... к концу пересмотра ничтожная кучка ненужного вам хлама отложится на дела благотворения по страшно звучащей пословице: "На Тебе, Боже, что нам негоже!" А может, кто насобирал себе на "черный день" деньги и вещи и припрятал от людских взоров, даже от своих близких, и часто ради этой страсти себе и ближним отказывал при нужде, лишь бы сохранить свои сбережения, радовался, когда эти сбережения все увеличивались, и горевал, когда приходилось с ними расставаться, – тем самым совершали грех упования на имущество свое, а не на Христа. Святой Симеон Новый Богослов говорит очень строго: "...кто имеет запрятанные деньги, тому невозможно веровать и надеяться на Бога" (Слово 21, п. 2).
    Так вот, кто из вас страдает этой страстью, скорее развяжите свою душу, раздайте нуждающимся запрятанные деньги, пожертвуйте на бедный храм, отдайте на помин души своей и родных своих.
    Есть еще один вид греха – это когда родные и близкие скрывают от умирающих истинное положение, успокаивают их ложной надеждой – это вместо того, чтобы настроить умирающего принять Таинства Соборования, Исповеди и Причащения Святых Христовых Таин.
    Кайтесь Господу, если по вашей вине кто-либо из близких или знакомых ушли в вечность, не напутствованные этими спасительными Таинствами или по невниманию крайнему к их положению на смертном одре, или по ложной боязни испугать смертью. Так могут поступать только люди, не верующие в жизнь за гробом. Очень страшно, если на вашей совести лежит такой грех крайнего немилосердия к ближнему.
    Нам так трудно расставаться со своим добром, до того трудно отцепиться от вещей и денег, что если случается потерять все это по каким-нибудь причинам, то мы не рады бываем и жизни. Господи, расположи наши сердца к раздаянию хотя бы того, без чего мы легко можем обойтись, избавь нас от страсти любоимения и отучи нас возлагать свою надежду на богатство, такое непрочное и мимотекущее!
  24. Olqa
    Сокровище Тамбовского края – икона Божией Матери «Скорбящая» (Карандеевская)

    «Плодородная тамбовская земля богата духовными сокровищами. Эту землю можно назвать еще и многострадальной. Обильно политая кровью и слезами, она всегда укреплялась верой в помощь Божию и заступление Богоматери в тяжелые периоды, будь то набеги кочевников или карательные операции Советской власти. Святы других святынь целый ряд чтимых списков иконы Божией матери «Всех скорбящих радость» просияла в различных городах и селах Тамбовщины. Недаром и главный собор женского монастыря города Тамбова именуется «Скорбящинским»

    В тех местах, откуда родом монахиня Мария (Дроздова), где жила старица Мария (Матвеева), с древних времен чтилась икона, именуемая народом «Скорбящая», а по происхождению из деревни Карандеевка – Карандеевская. Предположительно, ее появление здесь относится к ХУП веку, когда после длительного запустения тамбовские земли стали вновь заселяться, часто в первую очередь возникали иноческие обители. Удивительна история создания храма, куда поместили святую икону в Х1Х веке, но еще более удивительно почитание, которым окружили святую икону верующие в годы гонений на церковь в ХХ веке!

    В Х1Х веке деревню Карандеевку получил в свое владение помещик Павлов. В доме его хранилась чудотворная икона. Помещик и его жена, любящие Божию Матерь и часто молившиеся перед этой иконой, имели горячее желание построить храм и поместить ее туда, но не имели достаточно средств….Но вскоре храм был построен, и икона была помещена туда. Вскоре произошло такое чудо: слепая жена священника этого храма горячо молилась на всенощной об исцелении своего недуга перед иконой «Скорбящая», и вот после помазания святым елеем – прозрела! Это так всех потрясло, что решили установить особый праздник с крестным ходом – ежегодно в первую пятницу после дня Святой Троицы. Видимо, уже тогда возник обычай во время этого крестного хода освящать воду и окунать икону в речку Ворону. В то время были засвидетельствованы и другие многочисленные исцеления. Имена всех людей, получивших исцеления, были записаны. Карандеевская икона стала известна и любима верующими людьми всей ближней и дальней округи. Однажды в храме был большой пожар, и икона была найдена лежащей ликом на горящих углях, но совершенно неповрежденной и даже не закопченной.

    Революционные годы принесли много горя жителям Тамбовской Губернии. Как известно, Советская власть и ее грабительская продразверстка в начале двадцатых годов встретили здесь самое мощное сопротивление (по сравнению с другими районами России), вылившееся в Антоновское восстание. Только с применением отборных частей Советской армии, согнанных со всей страны, это восстание было подавлено. При этом были использованы против крестьянских отрядов удушливые газы, броневики, авиация. В ходе карательных операций погибали целые деревни с их населением, включая стариков и детей. Не без оснований большевистское руководство страны подозревало, что одним из главных источников сопротивления жителей края была их религиозность (множество храмов украшало местные деревни и свидетельствовало о горячей любви людей Богу). Началось их уничтожение. К началу Великой Отечественной Войны во всей Тамбовской области не было ни одного действующего храма!
    В 1932 году коммунистами был разрушен и разграблен храм в Карандеевке…При разрушении храма особую злобу безбожников вызвала чудотворная икона «Скорбящей» Божией Матери. Ее разрубили на куски (видимо, сначала сорвав драгоценный оклад) и закинули части в кусты на берегу реки Вороны, скорее всего, тайком от верующих. Эти части нашла крестьянка Евдокия Толстых. Сначала
    один обломок, а затем другой. Люди соединили их, утраченный фрагмент иконы позже пришлось дописать. Весть о чудесном обретении «Скорбящей» быстро разлетелась по всей округе, оно стало утешением верующим людям, как бы протянутой к ним рукой Царицы Небесной! Какие страдания испытали любящие Бога люди в это время воинствующего безбожия! Сколько людей пострадало за веру подобно диакону Павлу из села Отхожее (по рассказу монахини В. из Пюхтицкого монастыря), которого вместе с детьми и беременной матушкой зарезали ночью присланные властью активисты за то, что он не давал им тайно разграбить храм в этом селе!
    Карандеевская «Скорбящая» икона Божией Матери долгое время хранилась дома у нашедшей ее Евдокии. Возобновился ежегодный крестный ход. Со всех уголков области собиралось множество народа, до 1948 года приезжали священники и служили молебен в ближайшем храме (в этом году власти, которых эти крестные ходы страшно раздражали, добились от архиерея запрещения участвовать иереям в этом празднике). Оттуда все направлялись к реке, к месту обретения иконы. Удивительная радость, единодушное ликование пришедших сопровождало шествие. С пением молитв все спускались к реке, священники освящали воду, икону (а позже – ее список) погружали в воду, окунали в нее по три раза, потом проходили под иконой. Многие после этого ночевали в деревне. Особенно были счастливы те, кто смог переночевать в помещении, где икона хранилась. Было много исцелений, иногда у всех на глазах после погружения в воду люди исцелялись от одержимости.
    Однажды с односельчанами пришли на крестный ход две молоденькие девушки из села Отхожее, Аня и Маня, сестры. Ими двигало скорее любопытство, особенной веры не было. Этот день совершенно переменил их жизнь, как будто у обеих раскрылись духовные очи. Прежде всего их поразило радостное единение людей. Затем – удивительный случай: при раздаче святой воды у одного мужчины бутылка как бы взорвалась, рассыпалась, он попросил другую, произошло тоже самое. Потом их устроили на ночлег в уголке возле самой чудотворной иконы. На следующий день, по возвращении в родные места, спутницы познакомили сестер со старицей Марией (Матвеевой) из соседней деревни Семеновки. И вся их жизнь чудесно преобразилась, в их душах расцвела такая любовь к Богу, что никакие гонения и трудности не смогли ее погасить, тем более, что на своих путях они неизменно получали помощь и утешение от Господа. Он и привел их в дальнейшем в древний Пюхтицкий монастырь в Эстонии – одну из крайне немногих уцелевших в годы советской власти женских обителей…
    В 1997 году икона помещена в храм Михаила Архангела в селе Терновом. Икона доступна паломникам.
    Этот небесно-голубой храм – один из тех немногих на Тамбовщине, которые хоть и были закрыты, но не разорены окончательно. Сохранилось и само здание, и часть икон благодаря удивительному случаю, о котором рассказывают местные жители: когда все было приготовлено, чтобы начинать разорение храма, поставлены лестницы к куполу и «труженики» поднялись наверх, все это увидела проходившая мимо доярка. «Что это здесь делается?» - спросила она. «Да вот храм ломать начинают», - ответили ей. «Ах, ломать?» Она поставила свое ведро и спокойно поднялась по лестнице к куполу. Никто не понял, что она хочет делать. А она взяла «за шкирку» бригадира разорителей и сбросила его вниз. Сразу он не умер, помучился еще неделю. А храм с тех пор никто не трогал, и даже говорят, что доярке этой ничего не было….»

    Это отрывок из книги «Благие дары» Воспоминания и рассказы врача-гомеопата Марии Ефимовны Дроздовой (монахини Марии) (рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви)
    В своих воспоминаниях известный московский гомеопат монахиня Мария с любовью и искренностью делится с читателями впечатлениями ее яркой и драматической жизни…

    И я поделилась прочитанным. Немножко грустно читать эти воспоминания. Как же все изменилось в нашей жизни! Сколько доступно святынь, до которых не надо идти десятки километров пешком. Мы едем с комфортом. Комфорта требуем себе и в проживании – куда там нам – в уголке возле самой Святыни…Мы всё можем читать, спорить друг с другом, ссориться, осыпать друг друга поучениями, цитировать Святых отцов Но почему-то грустно на душе – можем ли мы вот так же любить Бога, видеть чудеса, за которые сейчас ругают и посмеиваются – кому что ближе - видеть промысел Божий во всем. Другие времена! Простите!
  25. Olqa
    Святитель Николай Сербский "Как правильно молится?" ("Христианская жизнь" г.Клин,2011)
    (краткое содержание. Книжица маленькая, содержит в дополнение к пояснениям несколько притч, которые я не напечатала)
     
    Как нужно Богу молиться?
     
    Многие этого не знают.
    Многие об этом спрашивают.
    Это нужно знать, но если не знаешь, любого уместно об этом спросить.
    Вопрос , между тем, прост и абсолютно ясно определен в Церкви Христовой на протяжении всей ее двухтысячелетней истории. Любая молитва, как самая краткая, так и самая пространная, должна содержать три вещи:
    - благодарность Богу,
    - мольбу о помощи в данном конкретном случае,
    - восхваление Бога.
    Церковнославянские определения этого тройственного содержания молитвы гораздо выразительнее слов сербских и звучат так:
    - благодарение,
    - прошение,
    - славословие.
     
    Благодарение
     
    …Нужно всегда быть благодарным Господу, ибо всякому человеку в любую минуту его жизни есть за что благодарить Бога. И пусть никто не говорит: «Постигла меня беда, разве и за это я должна благодарить Бога?!» Да-да, должна благодарить и за это точно также, как если получаешь от Бога то, что называешь богатством, счастьем, прибылью, успехом.
    Дорогой читатель, ты можешь углубиться в Священное Писание и прочитать там чудесную повесть о многострадальном Иове, которая написана для того, чтобы быть вечным утешением всем страждущим. Из этой книги ты научишься, что надо быть благодарным Богу всегда: и когда Он жалует, и когда забирает, ибо увидишь: даже когда Господь забирает, Он забирает не со зла, не для того, чтобы напакостить человеку, но чтобы помочь человеку через страдания окрепнуть духом и возвыситься душой до небес. Если и дальше станешь читать Священное Писание, достигнешь того совершенства, что всякое свое страдание сумеешь объяснить, а как только ты его объяснишь, страдание потеряет свое отравленное жало, которым оно жалит тебя, покуда ты его считаешь случайным и бессмысленным.
    Когда садовник заботливо окапывает деревья в саду, часто поливает их, порой даже заливает и гноит, он желает своим саженцам добра. Но когда он их подрезает или обламывает и белит. Разве в этом случае он меньше желает им добра?
     
    Прошение
     
    …Ч то нужно просить у Бога? В первую очередь нужно просить то, что является самым лучшим, самым великим и самым вечным. А это и будут те духовные богатства, что называются одним именем – Царство Божие. Когда мы просим Бога в первую очередь об этом, Он дарует вместе с этим богатством и все остальное. что нам требуется на этом свете. Конечно. не возбраняется просить Бога и об остальном, что нам нужно, но об этом можно просить только наряду с главным.
    Сам Господь учит нас молиться и о хлебе насущном: хлеб наш насущный даждь нам днесь (Мф.6,11) . Но эта молитва в «Отче наш» стоит не на первом месте, но только после молитвы о святом имени Божием, о пришествии Царствия Небесного и о владычестве воли Божией так же и на земле, как и на Небе.
    Итак, сначала духовные блага, и только потом материальные. Все материальные блага – прах земной, и Господь их легко творит и легко дает. Дает их по милости Своей даже тем, кто об этом не просит. Дает их и животным, как и людям. Однако духовные блага Он никогда не дает ни без воли человеческой, ни без искания. Самые драгоценные богатства, то есть богатства духовные, такие, как радость, мир душевный, доброту, милосердие, терпение, веру, надежду, любовь, мудрость и другие, Господь Бог может дать также легко, как дает материальные блага, но дает их лишь тем, кто возлюбит эти духовные сокровища и будет о них просить Бога.
     
    Славословие
     
    …Любые добродетели, которые люди на земле воспевают, лишь слабая тень неисчерпаемых и непреходящих добродетелей, которые в Боге и от Бога.
    Ангелы сознательно славословят Его на небесах день и ночь, воспевая: Свят, свят, свят Господь Саваоф; исполнь небо и земля славы Твоея! Вся сотворенная природа бессознательно прославляет Бога, исполняя Его Закон.
    И человеку нет причин отставать от этого хора славословия. Так пусть человек восславит Господа от всей души, пусть славит Его всегда и везде, но особенно тогда, когда возносит молитву свою к Нему. Церковные молитвы всегда завершаются славословием, как например:
    «…яко Твоя держава, и Твое есть Царство, и сила, и слава, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»; или: «…яко свят еси Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно…»; или: «…яко Благ и Человеколюбец Бог еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»
     
    Таким образом, любая молитва – как пространная, так и кратчайшая – начинается с благодарения Богу, продолжается прошением у Бога помощи или дара и завершается славословие Бога. Короче говоря, сначала благодарение, затем прошение и в конце славословие.
     
    Чтобы было как можно яснее, давайте рассмотрим здесь одну произвольную молитву, например, молитву болящего.
     
    Молитва болящего.
     
    Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь!
    (Благодарение) Господи, Боже мой, Создателю и Промыслителю наш, благодарю Тебя за бесчисленные блага Твои, которыми осыпал меня, грешную, от рождения моего. Благодарю Тебя, Господи, что сотворил меня человеком, и что даровал мне разум, чтобы познала я и поняла святую волю Твою. И особенно благодарю Тебя, что пренебрег Ты грехами моими, за которые давно уже заслужила я вечную смерть и геену огненную, и по милости Своей несказанной сохранил мне жизнь до сего дня.
    (Прошение) Прошу Тебя, Господи мой, услышь и сейчас голос мой и молитву мою. И прости все грехи мои, и удостой меня Царствия Твоего небесного. Знаю, Господи, что болезнь эту Ты попустил мне из-за грехов моих, ведомых и неведомых, но с намерением через страдание телесное излечить душу мою, милосердный Врач мой. Раскаиваюсь в грехах моих, которыми я нарушила Закон Твой и показала себя неблагодарный рабой перед милостивым Господином; каюсь, Господи, и со слезами раскаяния припадаю к ногам Твоим; помоги мне, верни здоровье моему телу, чтобы я пожила еще на земле и Тебе послужила и добрыми делами грехи мои загладил, чтобы хоть отчасти удостоиться Царствия Твоего безсмертного.
    (Славословие) Воссылаю славу Тебе прославленному Ангелами на небе и праведниками на земле, многохвальный Господи мой. Ибо воистину Тебе принадлежит всякая слава и всякая хвала, Тебе, превечному Отцу с Единородным Твоим Сыном и Пресвятым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь!
     
    Молитва болящего (краткая)
     
    (Благодарение) Господи Боже, благий Создателю мой, благодарю Тебя за все.
    (Прошение) Не оставь меня в этот час страдания моего, но как милостивый и человеколюбивый Творец мой прости мне грехи мои и верни мне здоровье.
    (Славословие) Да славится пресвятое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь!
     
    Здесь, разумеется, речь идет только о произвольной молитве, которую любой христианин может составить легко и свободно по потребности своей. Однако, кроме личных молитв необходимо читать молитвы, которым учит нас Евангелие и Цервокь, такие, как «Отче наш…», «Святый Боже…», «Богородице, Дево…» и другие. Помимо этого нужно также читать и исповедание веры, то есть «Верую…»
    И в каждом случае человек должен приступать к молитве со страхом Божиим, трепетным почитанием и непоколебимой верой, что он находится в присутствии живого Бога, и с упованием на милосердие Божие, которое всегда идет навстречу молитвам истинных, праведных богомольцев.
×
×
  • Создать...