Перейти к публикации

Olqa

Пользователи
  • Публикации

    7 826
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    437

Записи блога, опубликованные пользователем Olqa

  1. Olqa
    Большинство из нас вступает в ночь покоя; мы отложим тяготу дня, усталость, тpевоги, напpяжение, озабоченность. Мы отложим все это на поpоге ночи и войдем в забытье. В этом забытии мы беззащитны; в течение этих ночных часов Один Господь может покpыть нас Своим кpылом. Он силен огpадить наши сеpдца пpотив того, что может подняться из наших еще не очищенных, не пpосвещенных, не освященных глубин. Он силен огpадить наши мысли, наши сновидения, спасти наши тела.
    Мы войдем в ночной покой, но пpежде – вспомним тех, кто вступает в ночь, полную тpевоги.
    В больнице или в комнате больного есть люди, котоpые не уснут, потому что им больно, потому что им стpашно, потому что они в тpевоге за любимых, из котоpых одни несут вместе с ними бpемя их болезни, а дpугие осиpотеют с их смеpтью.
    Есть люди в одиночестве тюpьмы; некотоpые из них молоды, и где-то за стенами есть девушка, котоpую они любят, есть их дети, их товаpищи, есть свобода, была надежда – а тепеpь ничего не осталось.
    Есть и такие тюpьмы, где ночи ужасны, где сейчас начнутся допpосы; они тянутся долгие часы в сеpдцевине ночи; кого-то будут бить, кто-то подвеpгнется пыткам. Они веpнутся в свои камеpы обессиленными и вступят в день, в котоpом им не будет отpады, один стpах пеpед гpядущей ночью. Сейчас над ними замыкается ночь, стpах окутывает их тело, их душу.
    Кpоме того, есть во всех гоpодах ночь шумная, ночь кабаков, ночь азаpтных игp, ночь пьяницы, ночь, в котоpой юноши и девушки потеpяют чистоту; ночь, когда супpуги, позабыв любовь, охваченные только желанием, будут гpубы дpуг с дpугом.
    Есть люди, котоpые потеpяют честь, и кому стыдно будет пpоснуться утpом.
    Есть и те, кто пользуется всем этим, кто спаивает, кто соблазняет, кто отpавляет наpкотиками, те, кто смеется демонским смехом, не понимая, что pешается их вечная участь.
    Тех – да сохpанит Господь; но этих – да помилует их Бог!
    И есть в этой ночи те, кто будет пpедстоять пеpед Богом: мать у изголовья pебенка; жена, муж возле умиpающего супpуга; есть все те, кто посвятит ночь молитве. Есть в ней мальчик, котоpый в одиннадцать лет ушел из Москвы, сказав матеpи: "Бог зовет меня молиться в лесу"; пpошло уже пять лет; он один в лесной чаще, сpеди снегов лютой pусской зимы.
    И сколько, сколько дpугих! В этой ночи не уснет вpач, и сиделка будет боpоться со сном. Есть целый миp жизни и стpадания, и надежды, и смеpти... и pадости, и Божественого пpисутствия; все это есть в этой ночи.
    Пpежде чем пpедаться отдыху, поблагодаpим Бога за все, что Он нам посылает, и попpосим, чтобы пока мы, забывши все, будем спать, Он помнил стpаждущие тела – как больного, так и пpоститутки; pебенка и стаpика; заключенного, котоpого допpашивают, как и того, кто его подвеpгает допpосу; того, кто пользуется чужой слабостью, как и того, кто сломлен в своей слабости; того, кто стоит пеpед Богом в своей пламенной боpьбе между жизнью и смеpтью миpа. Пусть Он помянет всех в Своем Цаpстве, и пусть пpидет миp, и пpощение, и милость. Пусть самый ужас станет не концом, а новым началом. Пусть Тот, Кто пеpед лицом пpедательства познал пpедельный ужас в Гефсиманской ночи, вспомнит всех тех, для кого эта ночь не станет ночью покоя и отдыха. Пусть помянет Он и нас, pанимых и беззащитных: мы пpедаемся в Его pуку с веpой, и с надеждой , в pадости о том, что в меpу своих сил мы любим Его, и что мы любимы Им вплоть до Кpеста и Воскpесения. Аминь.
  2. Olqa
    ИСКУШЕНИЕ


    А теперь я расскажу, так сказать, "обратный" случай, как опасно жить и даже говорить без имени Божия.
    В самом начале моего монашества я был личным секретарем архиепископа Сергия, который в тот год был членом Синода, и потому жил в Петрограде. Кроме этого, я был еще чередным иеромонахом на подворье, где жил архиепископ. Наконец, на мне лежала обязанность проповедничества. Благодаря же проповедничеству я, в некотором смысле, стал казаться "знающим", и ко мне иногда простые души обращались с вопросами.
    Однажды после службы подходит ко мне простая женщина высокого роста, довольно полная, блондинка, со спокойным лицом и манерами, и, получив благословение, неторопливо говорит:
    — Батюшка! Что мне делать? Какое-то искушение со мной: мне все "вержется" (великорусское слово; означает – "бросается", от слова "ввергать", — Прим. авт.) в глаза и представляется. Обычно — ложно, мечтательно.
    — Как так?— спрашиваю.
    — Ну, вот. Стою я, к примеру, в церкви, а с потолка вдруг ведро с огурцами падает около меня. Я бросаюсь собирать их — ничего нет... А я неловко повернулась, когда кинулась за огурцами-то, да ногу себе повредила, видно, жилу растянула. Болит теперь.
    Дома по потолку кошки какие-то бегают, головами вниз. И всякое такое.
    И все это она рассказала спокойно, никакой неврастении, возбужденности или чего-либо ненормального даже невозможно было и предположить в этой здоровой тулячке.
    Муж ее, тоже высокий и полный блондин, со спокойным улыбающимся лицом, служил пожарным на Балтийском Судостроительном заводе. Я и его узнал потом. И он был прекрасного здоровья. Жили они между собою душа в душу, мирно, дружно.
    Ясно, что здесь причины были духовные, сверхъестественные. Неопытный, я ничего не мог понять. Еще меньше мог что-либо сделать, даже не знал, что хоть сказать бы ей...
    И спросил, чтобы продлить разговор:
    — А с чего это у тебя началось?
    — Да вот как. Сижу это я в квартире. А пожарным казенные дома дают, и отопление, и освещение. И жалование хорошее — нам с мужем довольно. Детей у нас нет и не было — Бог не дал, Его святая воля. Сижу у окна за делом, да и говорю сама себе:
    — Как уж хорошо живется: все есть, с мужем ладно... Красный угол передо мною был, и вот после этого вдруг выходит из иконы Иван Предтеча, как живой, и говорит мне:
    — Ну, если тебе хорошо, так за это чем-нибудь отплатить нужно, какую-нибудь жертву принести. Не успела я от страха-то опомниться, а он опять:
    — Вот зарежь себя в жертву.
    И исчез. А на меня, батюшка, такой страх напал, такая мука мученическая схватила меня, что я света белого не взвидела. Сердце так защемило, что дыхания нет. Умереть лучше. И уже, как без памяти, бросилась я в кухню, схватила нож и хотела пырнуть себя в грудь-то им. Уж очень сильная мука была на сердце. Уж смерть мне казалась легче...
    Ну, и сама опять не знаю как случилось — но ножик точно кто выбил из рук. Упал он наземь. И я в память пришла. Вот с той самой поры и начало мне представляться разное. Я теперь и икону-то эту боюсь.
    Выслушал я и подивился. Первый раз в жизни пришлось узнать такое от живого человека, а не из житий.
    — Ну, чем же я тебе помогу? Ведь я не чудотворец. А вот, приди ныне вечером к службе, исповедуйся, завтра причастись Святых Тайн. А после обедни пойдем к тебе на квартиру и отслужим молебен с водосвятием. А там дальше, что Бог даст. Икону же, коли ты ее боишься, принеси ко мне.
    Она покорно и тихо выслушала и ушла. Вечером принесла икону св. Иоанна Предтечи. Как сейчас ее помню: вершков 8x5 величиною, бумажная олеография, в узенькой коричневой рамочке.
    После Богослужения эта женщина исповедывалась у меня. Редко бывают люди такой чистоты в миру. И грехов-то, собственно, не было. Однако она искренне в каких-то мелочах каялась с сокрушением, но опять-таки мирно... Вообще она была "здоровая" не только телом, но и душою. На другой день причастилась, а потом мы пошли к ней на квартиру.
    Я захватил с собою все нужное: и крест, и евангелие, и кропило, и требник, и свечи, и кадило, и ладан. А епитрахиль забыл, без чего мы не можем свершать служб. И уже на полдороге вспомнил. Что делать? Ну, думаю, не возвращаться же.
    — Пойдем дальше. Ты дома дай мне чистое полотенце, я благословлю его и употреблю вместе епитрахили. Так нам разрешается по церковным законам в случае нужды. Только ты после не употребляй его ни на что по домашнему, а уж или пожертвуй в Церковь, или же, еще лучше, повесь его в переднем углу над иконою. Это тебе в благословение будет.
    Квартира — самая обыкновенная комната, выбеленная чисто, везде порядок. В углу икона с лампадкой. Муж был на службе.
    Отслужили мы молебен, окропили все святой водою. Полотенце она тут же повесила над иконами. Угостила меня чаем. И я ушел.
    Дня через два-три я увидел ее в церкви подворья и спросил:
    — Ну, как с тобой?
    — Слава Богу! — говорит она — все кончилось.
    — Ну, слава Богу! — ответил я и даже не задумался, что совершилось чудо. А скоро и забыл совсем. И никому даже не хотелось почему-то рассказывать о всем происшедшем. Только своему духовному отцу я все открыл, и то для того, чтобы спросить его, почему это все с ней случилось.
    Когда он выслушал меня, то без колебания сказал мне:
    — Это оттого, что она похвалилась. Никогда не следует этого делать, а особенно вслух. Бесы не могут переносить, когда человеку хорошо: они злобны и завистливы. Но если еще человек молчит, то они, как говорит св. Макарий Египетский, хотя и догадываются о многом, но не все знают. Если же человек выскажет вслух, то узнав, они раздражаются и стараются потом чем-либо навредить: им невыносимо блаженство людей.
    — Ну, а как же быть, если и в самом деле хорошо?
    — И тогда лучше "молчанием ограждаться", как говорил преподобный Серафим. Ну, а уж если и хочет сказать человек, или поблагодарить Бога, тогда нужно оградить это именем Божиим: сказать "слава Богу" или что-нибудь иное. А она сказала: "как хорошо живется", похвалилась. Да еще не прибавила имени Божия. Бесы и нашли доступ к ней, по попущению Божию.
    Вот и преподобный Макарий говорит: "если заметишь ты что доброе, то не приписывай его себе, а отнеси к Богу и возблагодари Его за это".
    После из-за этого случая мне многое стало ясно в языке нашем. Например, в обыкновенных разговорах люди всех стран и религий, а особенно христиане, весьма честно употребляют имя Божие, если даже почти не замечая этого.
    — Боже сохрани! Бога ради! Бог с вами. Ах, Господи!
    — Да что это такое Боже мой! Ой, Боже мой! и т.п. А самое частое употребляемое имя Божие — при прощании:
    — С Богом!
    Отчего все это? Оттого, что люди опытно, веками, коллективным наблюдением заметили пользу от одного лишь употребления имени Божия, даже и без особенной веры и молитвы в тот момент.
    Но особенно достойно внимания отношение к похвалам нашего русского "простого", а, в сущности, мудрого человека. Когда вы спросите его: "Ну, как поживаете?", он почти никогда не похвалится, не скажет "хорошо" или "отлично". А сдержанно ответит что-либо такое:
    — Да ничего, слава Богу...
    А другие еще благоразумнее скажут, если все благополучно:
    — Милостив Бог. А вы как? Или:
    — Бог грехам терпит.
    Или просто совсем и обычно:
    — Помаленьку, слава Богу!
    И повсюду слышишь осторожность, смирение и непременное ограждение именем Божиим.
    Например, завяз воз в грязной котловине. Лошаденка из сил бьется. Иной безумец и бьет ее, несчастную, и бранится отчаянными словами. А благоразумный крестьянин дает ей отдохнуть, приободрит, погладит. Потом подопрет воз плечом мужицким, махнет для приличия кнутом и крикнет:
    — Э-э, ну-ка, родимая! С Богом!
    И глядишь, выкарабкались оба...
    Читал я у одного современного писателя рассказ о силе имени Божия. То было в немецкую войну. Перевозили на позицию пушки.
    Прошел дождь. Дорогу развезло. Тяжесть неимоверная. Несколько пар лошадей. Пушка завязла в выбоине. Солдаты бьются, мучаются, сквернословят, хлещут лошадей. Ни взад, ни вперед...
    И чем бы кончилось это бесплодное мучение и людей и лошадей, Бог весть. Но в это время к этому месту подошел один благообразный, пожилой уже, мужичок.
    Этот почтенный старичок сначала ласково приветствовал солдат. Потом во имя Божие пожелал им успеха. Погладил лошадок. А потом, когда они и солдаты немного отдохнули, он предложил попробовать двинуться еще раз. И так ласково обратился к солдатам. Они кто к лошадям, кто к пушке. И старичок тут же.
    — Ну-ка, милые, с Богом!
    Солдаты крикнули, лошади рванули и пушка была вытянута. Дальше уже легко было.
    А сколько таких случаев! Только мы, слепые, не замечаем. Но хорошо, что говорим языком, и это одно нередко ограждает нас от силы вражьей.
    Между тем в новое время стали стыдиться употребления этого спасительного имени.
    И нередко мы слышим или горькую жалобу на тяжкое житье, или, наоборот, легкомысленные похвалы:
    — Превосходно, превосхо-о-дно!
    А иногда и безумные речи: "адски хорошо", или с употреблением "черного слова". И жалея его же, хочется поправить его.
    Бывало, услыша хвалу, я или сам добавлю, или говорящего попрошу добавить:
    — Скажите: "слава Богу!"
    — А зачем?
    Вот и расскажешь ему такую историю. Иной и примет во внимание...
     
    Полностью можно почитать здесь: http://pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=416
  3. Olqa
    НА ПЕРЕПУТЬЕ
     
    С детства и долго после этот праздник не вызывал во мне особых чувств и мыслей. Самое событие – обретение креста – не представлялось важным в такой степени, как прочие события в жизни Господа.
    «Был праздник…»
    И только…В детстве – «не учились» и были в церкви. Конечно, «на праздник» у дитяти всегда хорошо в душе…А после – опять учение…
    Точно он какой-то «промежуточный», вставленный праздник – между Рождеством и Введением…Эти два – более радостные…За вторым уже виднеются святки, блаженный «роспуск» от учения…На всех стенах, досках, тетрадках, книгах детские руки без счету пишут это ласкающее слово «Роспуск»… И непременно с большой буквы… Учителя, глядя на это, очевидно, улыбаются.
     
    А Воздвижение стояло среди начавшегося школьного подвига и пред тремя месяцами главной, дорождественской «страды»… Две «четверти» учения… Они почти определяют участь года…Уж после Рождества как-то идет к «концу»… Все перерывы: то масленица с говением на первой неделе; то страстная с Пасхой…А потом экзаменационное напряжение, до забвения всего в мире… И счастливые каникулы…
     
    А Воздвижение – в сентябре – в начале самого разгара работы, школьного подвига.
    И доселе это чувство не изменяется: «не радостный», не веселящий праздник, а подвижнический…
    И пост полагается в этот день. А если пост, то это уже не светлый праздник.
    Точно будто бы так: вот человек работал на поле. А потом «по делу» идет мимо церкви…В рабочей одежде, запыленный. В храме служба…Рабочий зашел, - помолился усердно, но недолго…А потом тотчас же за свое дело, до поту, до усталости. В храме набрался немного силы…Поцеловал крест Христов…И опять взвалил свою тяжелую ношу путника жизни… И, не замечаемый никем (кроме Бога), двинулся дальше…А путь еще далекий…Радость лишь впереди…Пока же труд…А тут еще и дожди наступают. Грязь…Холод…Неприветливое осеннее облачное небо…
    А идти – необходимо.
    Передохнул немного на перепутье, - и дальше.
     
    ПРАЗДНИК ИСКУПЛЕНИЯ
     
    Святая царица Елена нашла крест, на коем был распят Спаситель… А всего найдено было три. Чтобы узнать, какой из них принадлежит Господу, накладывали их на проносимого мертвеца, и от Господня креста он воскрес…Затем устроили торжественный чин поднятия (воздвижения) на высоту, чтобы все люди видели крест. И христиане, недавно лишь освобожденные от гонений, с восторгом и благодарностью падали на колени, тысячами уст взывая:
    - Господи! Помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
    Такое событие, однако, было возведено в «двунадесятый» (в сущности – тринадцатый) праздник.
    Почему?
    Задумался я чуть ли не впервые в жизни…И ответил себе так:
    - чествуем РАСПЯТОГО на кресте!
    Следовательно, это есть «праздник» ПО ПРЕИМУЩЕСТВУ.
     
    ИСКУПЛЕНИЯ
    Ведь доселе искуплению еще не было особого праздника. Правда, вся страстная, а особенно пятница, посвящены страданиям Господа и Его искупительной жертве; но там очень много отдается сил и песнопений объяснению и описанию самых событий последних дней Спасителя; затем: там проходит все чрезмерно быстро – одно нагоняется другим; так что некогда вникать…А кроме всего, приближающаяся Пасха зальет скоро все своею «веселою благодатью»; и уже искупительная жертва забудется…А в один день пятницы, да ночь субботы и вечерню субботней литургии не успеешь впитать всего…
    …Как бы так: налетела вдруг гроза с молниями, громом, проливным дождем…Все сразу затопила…Но прошел час, - туча великой громадой свалила к горизонту. А на умытом небе опять сияющее солнышко…Бегут шумные ручьи…Трава зеленая, с бриллиантовыми каплями…Из подклетей вышли опять курочки с петухом…Воробьи весело, наперебой зачирикали…Дети бегают по лужам…Крестьянин, крестясь, благодарит Бога за милость: теперь «хлеба» оживут.
    А туча уже закатывается…Слышен только далекий грохот грома…И радостная дуга (радуга) прощается приветливо с обрадованной и спасенной землей: ликуйте!
    Это - СТРАСТНЫЕ ДНИ – «ВЕЛИКИЕ» дни.
     
    А осень – другое: тихий, неспешащий, мелкий дождь…Медленно ползущие «скучные» серые сплошные облака…Земля тоже серая…Деревья – почти оголенные, омертвляющие. Жизнь точно умирает…И только на нивах проступила новая жизнь: нежные, зелененькие озимые…"Зеленя"…Им-то и нужна влага. Да и всей земле нужна она: лето было сухое. Все пересохло. А весной опять нужно питать все: от травки до дубов…Влаги нужно запасти много…
    Не слегка лишь – омыть землю, а пропитать до последней глубины. Для этого нужно копить воду понемногу-понемногу, - чтобы она по возможности вся впитывалась в почву, а не скатывалась шумящими ручьями…Правда, от этого вся земля превратится в вязкую грязь, из которой «ноги не вытащить». Но зато после будет много пользы: хлеба будут хорошие…
     
    Не видно радостного солнышка. Не поют веселые пташки: улетели они в теплые, светлые края. И воробушки даже присмирели. Только бодрая скромная синичка однообразно не престает Бога хвалить: «тик-тик!...тик-тик!...» Но всему время: не до радости сейчас…Люди попрятались в избы…И душе нужно уйти «внутрь» и там творить работу над собою…
    Это – праздник ИСКУПЛЕНИЯ. Тихие дни…
     
    Здесь есть время углубиться в праздник: девять дней дано на это…Да и самое время заканчивания осенних работ на полях, - и начало самых серьезных работ в разных учреждениях помогает сосредоточению. Погода же не развлекает, а тоже «собирает»: холод осени не тянет «вон», а гонит «внутрь».
    И потому едва ли можно найти лучшее время для этого праздника, как именно это осеннее время, - трудовое и труженическое время.
     
    А «праздник» должен быть длительный: невозможно ограничиться одной пятницею.
    Да и страшно было бы, что такому величайшему делу Господа, как искупительная жертва, не было специального, особого времени, достойно продолжительного.
    И сие время промыслительно и было приурочено к открытию и прославлению орудия искупления – креста животворящего.
  4. Olqa
    Из "Откровенных рассказов странника своему духовному отцу" (седьмое свидание):
     
     
    ПРОФЕССОР. - Вот, еще и эта мысль для меня неудоборешима: у всех нас христиан есть общий обычай просить молитв друг у друга; желать, чтобы молился о мне другой, и в особенности доверенный мне член Церкви. Это не просто ли потребность себялюбия, не перенятое ли токмо обыкновение говорить так, как слыхали от других, как мечтается уму без всяких дальнейших соображений? Ужели Бог требует ходатайства человеческого, провидя все и делая по Своему всеблагому Промыслу, а не по нашему хотению; зная и определяя все прежде прошения нашего, как говорит святое Евангелие? Ужели сильнее может побеждать определение Его молитва многих, нежели одного? В таком случае Бог был бы лицеприятен? Ужели молитва другого может спасти меня, когда кийждо от своих дел, или прославится, или постыдится? А посему требование молитвы другого и есть (как думаю) токмо благочестивый плод духовного учтивства, поставляющий на вид смирение и желание угодить предпочтением одного другому, более ничего!
    МОНАХ. - По внешнему рассуждению и стихийной философии может представляться это и так, но духовный разум, осененный светом религии и образованный опытом внутренней жизни, проникает глубже, созерцает светлее и таинственно открывает совсем противоположное представленным вами указаниям!... Чтобы скорее и яснее понять это, объясним примером и проверим истину сию Словом Божиим. Например: к одному учителю ходил ученик брать уроки просвещения. Слабые способности, а не менее и леность и рассеянность, препятствовали ученику в успехах учения и поставляли его в разряд ленивых и безуспешных. Опечаленный сим он не знал, что делать, как бороться с недостатками своими. Некогда встретясь с другим учеником, товарищем по классу, более его способным, прилежным и успешным, объявил ему свое горе. Сей, принявши в нем участие, пригласил его заниматься вместе: "будем учиться вместе, - сказал он, - нам будет охотнее и веселее, и потому успешнее"...
    Итак они стали учиться совокупно, передавая один другому, кто что понял; предмет учения был один и тот же. И что же последовало чрез несколько дней? Нерадивый сделался прилежным, полюбил учение, небрежение его обратилось в усердие и понятливость, что оказало благотворное влияние и на самый характер его и нравственность. А понятливый его товарищ сделался еще способнее и трудолюбивее. Они в воздействии одного на другого приобрели общую пользу... Да это и весьма естественно; ибо человек рождается в обществе людей, развивает разумные понятия чрез людей; обычаи жизни, настроения чувств, стремление желаний, словом все он приемлет по образцу себе подобного. А потому как жизнь людей состоит в теснейшем соотношении и могущественном влиянии одного на другого, то кто между какими людьми живет, таковым и навыкает обычаям, действиям и нравам. Следовательно хладный может возгреваться, тупой - остреть, ленивый - возбуждаться к деятельности живым участием подобного себе человека. Дух духу может передавать себя, может благотворно действовать один в другом: вовлекать его в молитву, во внимание, ободрять в унынии, отклонять от порока и возбуждать к святой деятельности, а посему воспомоществуемый один другим, может соделываться благочестивее, подвижнее и богоугоднее... Вот тайна молитвы за других, объясняющая благочестивый обычай христиан - молиться одному за другого, просить молитвы братней!..
    А из сего можно видеть, что не Бог удовлетворяется многими прошениями и ходатайствами, (как это бывает у сильных земли), а самый дух и сила молитвы очищает и возбуждает душу, о которой молятся, и представляет ее как способную к соединению с Богом...
    Если так плодотворна обоюдная молитва живущих на земле, то само собою разумеется, что молитва о преставившихся так же обоюдно благодетельна по теснейшей связи мира горнего с дольним; так же может вовлекать в общение души - Церкви воинствующей, с душами - Церкви торжествующей; или, что то же, с отшедшими.
    Хотя все сказанное мною и есть суждение психологическое; но раскрыв Священное Писание, мы уверимся в истине оного!.. 1) так говорит Иисус Христос Апостолу Петру: "Аз же молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя". Вот сила молитвы Христовой укрепляет дух Петра и ободряет при искушении против веры. 2) Когда Апостол Петр содержался в темнице: молитва же была прилежна в церкви о нем. Здесь обнаруживается помощь братской молитвы в скорбных обстоятельствах жизни... 3) Но самая ясная заповедь о молитве за ближних выражается святым Апостолом Иаковом так: "исповедуйте друг другу согрешения, и молитеся друг за друга, яко да исцелеете. Много бо поможет молитва праведнаго поспешествуема". Здесь определенно подтверждается и вышесказанное психологическое умозаключение...
    А что сказать о примере Апостола Павла, данном нам в образец молитвы друг за друга? Один писатель замечает, что этот пример св. Апостола Павла должен научить нас, сколь потребна взаимная друг за друга молитва, когда и сей толико святый и крепкий подвижник духовный, признает для себя нужду в сей духовной молитвенной помощи. Он в послании своем к Евреям выражает прошение свое так: молитеся за нас, уповаем бо яко добру совесть имамы во всех добре хотящих жити. Внимая сему, как неразумно было бы опираться на свои токмо собственные молитвы и успехи, когда руководствуемый смирением, толико облагодатствованный святый муж просит соединить молитву ближних (Евреев) с его собственною? А потому, с каким смирением, простотою и союзом любви, надлежит нам не отвергать, не пренебрегать молитвенной помощи даже немощнейшего из верующих, когда прозорливый дух Апостола Павла, не употребил в сем случае разборчивости; но просил молитвы общей от всех, зная, что сила Божия в немощех совершается; следовательно и может иногда совершаться в немощных повидимому молитвенниках...
    Убедясь сим примером, заметим еще, что молитва друг за друга поддерживает союз христианской любви заповеданной Богом, свидетельствует смирение и дух молящегося, и воспламеняется сим обоюдная молитва.
    ПРОФЕССОР. - Прекрасен и точен разбор и доказательства ваши, но любопытно было бы услышать от вас, самый способ и форму молитвы о ближних, ибо я думаю, что если плодотворность и вовлечение молитвы зависит от живого участия к ближним, и преимущественно постоянного влияния духа молящегося на дух требующего моления, то не будет ли таковое настроение души отвлекать от беспрерывного поставления себя в безвидное присутствие Божие, и излияния души пред Богом в ее собственной потребности? А если токмо раз или два в сутки привести на память своего ближнего с участием к нему и прося ему помощи Божией; то достаточно ли сие будет к вовлечению и подкреплению души того, о ком молишься? Короче сказать: хочется узнать, каким образом, или как молиться о ближних?
    МОНАХ. - Молитва о чем бы ни была, приносимая Богу, не должна, да и не может выводить из поставления себя пред Богом: поелику, если она изливается к Богу, то и бывает, конечно, в Его присутствии... Относительно же способа моления о ближних надо заметить, что сила сей молитвы состоит в искреннем христианском участии к ближнему и по мере оного, имеет влияние на его душу. А потому, при воспоминании о нем (о ближнем) или в назначенный для сего час, следует возведя умственный взор к Богу принести молитву в следующей форме: Милосердый Господи! Да будет воля Твоя, хотящая всем спастись и в разум истины приидти: спаси и помилуй раба Твоего (такого-то). Приими сие желание мое, как вопль любви, заповеданной Тобою.
    Обыкновенно повторяются слова сии по временам движений души или случается перебирать четки - с сею молитвою. Я по опыту изведал, как благотворно действует таковое моление на того, о ком произносится.
    ПРОФЕССОР. - Назидательная беседа и светлые мысли, почерпнутые из ваших взглядов и рассуждений, обязывают сохранять их в незабвенной памяти, а ко всем вам питать уважение и благодарность в признательном моем сердце...
  5. Olqa
    ..."Об ощущении Бога или, вернее, благодатных воздействий Духа Божия на сердце говорят многие подвижники благочестия, многие преподобные. Все они более или менее ярко ощущали то же, что и св. пророк Иеремия: было в сердце моем, как бы горящий огонь (Иер. 20,9).
    Откуда этот огонь? Нам отвечает св. Ефрем Сирин, великий таинник Божией благодати: Недоступный для всякого ума входит в сердце и обитает в нем. Сокровенный от огнезрачных обретается в сердце. Земля же возносит стопы Его, а чистое сердце носит Его в себе и, прибавим мы, созерцает Его без очей по слову Христову: блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Подобное же читаем и у Иоанна Лествичника: Огонь духовный, пришедший в сердце, воскрешает молитву: по воскресении же и вознесении ее на небо бывает сошествие огня небесного в горницу души.
    А вот слова Макария Великого: Сердце правит всеми органами, и когда благодать займет все отделения сердца, господствует над всеми помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные... Ибо там должно смотреть, написана ли благодать закона духа.
    Где там? В главном органе, где престол благодати и где ум и все помыслы душевные, т.е. в сердце.
    Не будем умножать подобных же высказываний живших глубочайшей духовной жизнью. Их немало можно найти в "Добротолюбии". Все они по собственному опыту говорят о том, что при добром и благодатном устроении души ощущается в сердце тихая радость, глубокий покой и теплота, всегда возрастающие при неуклонной и пламенной молитве и после добрых дел. Напротив, воздействие на сердце духа сатаны и слуг его рождает в нем смутную тревогу, какое-то жжение и холод и безотчетное беспокойство.
    Именно по этим ощущениям сердца советуют подвижники оценивать свое духовное состояние и различать Духа света от духа тьмы.
    Но не только такими, более или менее смутными ощущениями ограничивается способность сердца к общению с Богом. Как это ни сомнительно для неверующих, мы утверждаем, что сердцем можно воспринимать вполне определенные внушения прямо как глаголы Божий. Но это удел не только святых. И я, подобно многим, не раз испытывал это с огромной силой и глубоким душевным волнением. Читая или слушая слова Священного Писания, я вдруг получал потрясающее ощущение, что это слова Божии, обращенные непосредственно ко мне. Они звучали для меня как гром, точно молния пронизывала мой мозг и сердце. Отдельные фразы совершенно неожиданно точно вырывались для меня из контекста Писания, озарялись ярким ослепительным светом и неизгладимо отпечатывались в моем сознании. И всегда эти молниеносные фразы, Божии глаголы, были важнейшими, необходимейшими для меня в тот момент внушениями, наставлениями или даже пророчествами, неизменно сбывавшимися впоследствии. Их сила была иногда колоссальна, потрясающа, несравнима с силой каких бы то ни было обычных психических воздействий.
    После того, как я, отчасти по независящим от меня обстоятельствам, оставил на несколько лет свое архиерейское служение, однажды во время всенощной, когда было должно начаться чтение Евангелия, я неожиданно почувствовал волнение от смутного предчувствия, что сейчас произойдет нечто страшное. Раздались слова, которые я сам часто спокойно читал: Симоне Ионии, любиши ли Мя паче сих?.. Паси агнцы Моя. Этот Божий укор, призыв к возобновлению оставленного служения внезапно потряс меня так могуче, что я до конца всенощной дрожал всем телом, потом всю ночь не сомкнул глаз, и около 1,5 месяцев после того при каждом воспоминании об этом необычайном событии меня потрясали рыдания и слезы.
    Пусть не думают скептики, что я настроил себя к этому переживанию тоскливыми воспоминаниями об оставленном священном служении и укорами совести. Совсем напротив, я был тогда сосредоточен на своей болезни и предстоящей мне операции, был в самом нормальном душевном состоянии, очень далеком от всякой экзальтации..."
     
    Полностью прочитать можно здесь: http://www.brainball.ru/link/christianity/duh_dusha_telo.zip
  6. Olqa
    О. Иоанн Крестьянкин "Опыт построения исповеди" ( выдержки)
     
    ...Но если мы и не убивали никого таким образом, то мы бесконечно виновны в медленных изощренных убийствах наших близких жестоким обращением к ним. Сейчас кратко будут перечислены только некоторые , самые вопиющие грехи этого рода …
     
    1.Очень близки к совершению настоящего убийства те, кто во гневе и раздражении пускает в ход кулаки, нанося побои ближнему своему, а может кого изуродовали или изувечили своими побоями. Может, излишне озлоблялись на детей своих и били чем попало с жестокостью.
     
    2. Не умер ли кто из ваших ближних или еще кто по причине того, что вы им не оказали вовремя помощи:
    - может, кто умирал от голода, а вы знали и не помогли;
    - может, кто утонул на ваших глазах, а вы не приняли мер и не спасли;
    - может, кто умирал от болезни, а вы не пришли вовремя на помощь, и человек умер;
    - может, на ваших глазах убивали человека, а вы не защитили, или издевались, а вы не пришли на помощь;
    - может, слышали крики погибающего, просящего помощи, но убежали или покрепче закрыли двери, погасили свет, заткнули уши.
     
    3. Не приблизили ли мы чьей-либо смерти, подвергая человека опасным случаям, изнуряя его трудами, не верили болезни ближнего, насмехались над ним и упрекали в симуляции, заставляли перемогаться в болезни и тем самым направили его к смертельному исходу.
     
    4. Господи! Мы убивали ближних, когда в гневе и раздражении осыпали их укорами, бранными словами, обидными и жестокими!
    Каждый на себе испытал, как убивает злое, жестокое, язвительное слово. Как же тогда сами-то мы можем этим словесным орудием наносить жестокие раны людям?! ..Мы все убивали ближнего словом.
    Святой апостол Иоанн Богослов говорит: всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца (1 Ин.3,15)
    Кто из вас может даже в гневе и ярости укусить человека? «Это уже сумасшествие какое-то», - скажете вы. А вот послушайте, что говорит по этому поводу святитель Иоанн Златоуст: «Гораздо хуже кусающихся те, кто делает зло словами. Первые кусают зубами тело, а последние угрызают словами душу, наносят рану доброй славе, и рану неисцельную. Посему он подвергается тем большему наказанию и мучению, чем тягчайшее причиняет угрызение совести».
    Берегитесь отнять у невинного честь, хотя он тебе и не нравился чем-то, хотя бы он был даже враг твой! Бойтесь совершить это нравственное убийство, ибо за него не меньший ответ понесем перед Господом, чем убийство телесное.
     
    5. Мало того, если вы сами по складу характера своего молчаливы и нераздражительны, но знаете, что другой человек легко воспламеняется раздражением и гневом, не занимались ли умышленным подстрекательством? Упрямством и даже своим упорным молчанием не вызывали ли ближнего на гнев, ругань, побои?
     
    6, Может быть, своей строптивостью, желанием в споре настоять на своем, хотя мы и не правы, доводили людей до исступления? Мы тогда не менее виноваты, наведя человека на грех.
     
    7. Блаженный Августин говорит: «Не думай, что ты не убийца, если ты наставил ближнего твоего на грех. Ты растлеваешь душу соблазненного и похищаешь у него то, что принадлежит вечности».
    Приглашали на пьянку, подстрекали к отмщению обид, соблазняли пойти на зрелище в пост, развращали окружающих скверными анекдотами, неподобающими для христианина книгами, пошлыми разговорами, на осуждение и т.д.? Этому перечню нет конца. И все это – убийство, растление души ближнего!
     
    8. Еще раз о любви между собой, заповеданной нам Господом. Какой знак отличия для истинного христианина? О сем, - говорит Христос, - разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин.13,35) А мы, Господи, как же мы далеки от истинных учеников Твоих!
    Мы ссоримся, враждуем, негодуем, ненавидим, не терпим друг друга. Стыдно даже произнести перед верующими: «Я – христианка». И часто в разговоре неверующих можно услышать:"У нас соседка верующая, в церковь ходит, а какой злобный, вреднющий человек!" Горе нам, если хулится имя Христово через наше человеконенавистничество.
    Посмотрите себе в сердце, спросите свою совесть, не является ли ваше поведение соблазном для всех…
     
    9. Сказано в слове Божием: блажен иже и скоты милует (см.Притч.12,10)
    Не убивал ли кто из вас без нужды животных? Не пинали ли их ногами, не кидали в них камнями и палками? Может, кто в детстве умышленно издевался над животными? Это все грехи убийства.
     
    10. Мы иногда не знаем, что грешны. Бывает, изнуряем себя излишними трудами и заботами, предаемся чрезмерной печали, отчаиваемся даже до мысли о самоубийстве. Все это величайшие грехи против Бога. Ибо жизнь есть дар Божий, обстоятельства скорбные посылаются нам по воле Божией, скорбями Господь воспитывает душу для вечности, а мы унынием и отчаянием и маловерием в Промысел Божий сокращаем себе и земную жизнь, расстраивая неуемными печалями здоровье, и Царство Небесное закрываем для себя.
     
    11. И опять-таки, если Господь сохранил нас от греха отчаяния, то своими поступками, придирками, злобными выходками не доводим ли кого до отчаяния и, храни Бог, не виновны ли в чьем самоубийстве?!
     
    12. Если мы живем невоздержанно, предаемся объядению, пьянству, развратной жизни, табакокурению, увлекаемся чрезмерно другими нечистыми удовольствиями, разрушающими здоровье, то мы – самоубийцы.
     
    13. Есть некоторые христиане, которые считают грехом лечиться. Можно, конечно, определить себя на терпение и не лечиться, но тут легко можно впасть в самонадеяние и гордыню: «Пусть лечатся слабые верой и грешные, а мы не такие!» Лучше уж так: пришла болезнь – подлечись. Пройдет боль от лекарства и лечения – слава Богу, не пройдет – терпеть и Бога благодарить за испытание. Вот как должен поступать христианин!
     
    14. Наконец, не совершаем ли мы убийства своей души, нисколько не заботясь о ее спасении?
    О, как мы питаем и греем свое тленное тело! Так ли мы относимся к своей бессмертной душе? Да мы просто забываем о ней, забываем омывать ее слезами покаяния, питать молитвою, подкреплять Таинствами Церкви, украшать добрыми делами, исправлять и готовить ее в вечность. Где нам об этом думать! Настолько мы осуетились, думаем лишь о земной нашей жизни. Живем какой-то ложной надеждой, что спасение – это естественный исход нашей жизни.
  7. Olqa
    ПОСЛЕ РОЖДЕСТВА БОГОРОДИЦЫ
    Если мы вспомним только что прошедший праздник Рождества Божией Матери, в который только ещё засветилась «заря» христианства и до полной радости «солнца правды» ещё далеко, то прямо ПОТРЕБУЕТСЯ именно «крестный праздник».
    Воздвижение как бы так говорит:
    — Да, радость принесена будет на землю; можно сказать, она уже «пришла» в зачатии, в явлении Матери Спасения… Можно быть надёжным (обнадёженным. Прим.ред.), что всё прочее произрастёт из этого цветка. Но знайте, что это всё дастся через тяжкий КРЕСТ ИСКУПИТЕЛЯ…
    Не думайте, что Он придёт в торжествующем виде Раздаятелем потерянных благ. Нет. Ему «ДОЛЖНО МНОГО ПОСТРАДАТЬ» ради нас; Его убьют… И только после этого Он воскреснет (Мк. 8, 31).
    …Как две стороны одной и той же медали: на одной стороне — сияющая радость… Переверните: и вы увидите — тяжёлые страдания… Одно с другим совершенно неразрывно.
    И было бы чрезвычайно ошибочно представлять себе христианство сплошным радостным праздником… Нет, далеко нет! От радостной надежды — к совершенному блаженству: да, это — верно! НО НЕПРЕМЕННО — ЧЕРЕЗ СТРАДАНИЯ. Начало и конец — ликующие. А середина — кресто-скорбная. Это нужно очень твёрдо усвоить христианину.
    И начинается это страдание и подвиг креста с Самой «Матери Радости». Она первая посвятит Себя всецело Богу — отдаст Ему Себя в жертву с трёх лет… Уйдёт от родителей на аскетическое воспитание в храм; подготовится в Матерь Искупителя.
    А после и Он начнёт Свой «крестный» подвиг: прежде всего, самым «умалением» в воплощении… А дойдёт и до Голгофского распятия.
    Но и всякому ученику Своему Он скажет: «Кто хочет за Мною идти, тот пусть отвержется себя, ВОЗЬМЁТ КРЕСТ свой и тогда лишь последует за Мною. Кто хочет душу свою спасти — тот пусть погубит её» (мФ. 16, 24—25).
    …Это нужно ясно услышать хотящему вступить в христианские ряды, услышать сразу же, с самого начала. А церковный год только начался с сентября.
    Радость и крест…
    Крест и радость…
    И тогда поймёшь и примешь обе половины тропаря: «Кресту Твоему покланяемся, Христе; и святое Воскресение Твоё славим…» Тогда откроется смысл и воскресного длинного тропаря: «Воскресение Христово видевше… Прииде КРЕСТОМ радость…»
    Да, радость придёт! Несомненно, придёт. Надеждою на неё нужно жить, и из этой надежды — исходить. Но самая жизнь должна окраситься страданиями, крестом. О первом нечего беспокоиться: Бог не отречётся от Свой милости! А второе нужно принять всею душою: нужно ВЗЯТЬ крест. Каждому — свой. Это говорит Воздвижение.
     
    Крестоборчество
     
    И вспоминается мне мысль, давно и после часто приходившая в сердце…
    Люди всегда заражены были духом (или «ересью») «крестоборчества»…
    Не желает человек страданий, хотя только и живёт тем, что всю жизнь страдает. И это начинается с рождения. Но какие отцы, какие матери с детства приучали своих детей к мысли о кресте всей жизни? Почти никакие! Наоборот, все внушали нам, что нас ожидает счастье, веселье, радость, богатство. К этому готовили; так воспитывали. И в школах говорили обо всём, — но не о кресте.
    И юноша вырастал в мечтах о себе как о герое, победоносно шествующем по арене жизни. Кто говорил, что предстоит страшная борьба с самим собою, со своими грехами, «не на живот, а на смерть»?! Наоборот, всё представлялось лёгким; а грехи?.. Ну, что же? «Молодость…» «Кто не грешит?!» А вечные муки? А погибель вечная? «Э-э» — отмахивались люди…
    — Жизнь — лови! Лови мгновения!
    — А как же несчастья в мире? Всюду страдания…
    — Поправим! Всё идёт в прогресс — верь этому!.. Неизбежно придёт! Не при нас, так через тысячу лет… А может быть, и раньше… Вот нужно перестроить нечто, и тогда всё будет хорошо. Насадим рай на земле!
    И решили делать опыт «всемирного рая». И соблазнили даже тех, которые практически знали истину «крестопоклонения», то есть простой народ. Несомненно, он носил имя «крестьянина» или христианина не напрасно… Подумаем: единственный в мире народ решил назваться этим святым именем: ни англичане, ни немцы, ни французы — не осмелились… А русские сказали о себе: «Мы — христиане». И были ими… Какая же крестная доля была у них всегда!.. Русь была сплошным монастырём, тайными скитами… Труд, пот, недоедание, посты, терпение крепостного «права», всегдашнее смирение — всё это был крест Христов!
    И была «Русь Святая»!
    Вот разве там и учили кресту… Если не словом, то (а это — много сильнее) опытом…
    В то время, когда с них лился градом пот, и жилистые спины, не разгибаясь, косили хлеб; в это время, на «вакациях» учащиеся и господа устраивали пикники, веселились.
    И ученики восприняли… Кресты с себя посорвали. Но и вновь надетый нам крест мы опять хотим сорвать… Всё спрашиваем: да когда же? Когда кончится это страдание?
    И Господь, видимо, всё хочет учить нас кресту: как можно сильнее, глубже вкоренить его в нас. Мы же остаёмся старыми крестоборцами…
    И не мы лишь одни. А и весь мир… Пока Господь творил чудеса, исцелял больных, насыщал хлебами, ученики и народ шли за Ним. А когда Он стал говорить им о Своём кресте, сразу «первый» же из апостолов, Пётр, начал противоречить:
    — Пожалей Себя, Господи! Да не будет этого с Тобой.
    А Господь строго ответил:
    — Отойди, не соблазняй, сатана!
    И добавил:
    — И не Мне лишь, а и вам всем нужно страдать, взять крест свой и нести его (Мф. 16, 22—24).
    Пётр уже молчал… Истина была утверждена… А для облегчения приятия её — лучшим показана была.
    «Но сначала Сыну Человеческому нужно пострадать» (Мф. 17, 12). За Петром соблазнились Иаков и Иоанн с матерью Саломией, прося «первых мест» в Царстве Мессии. А в ответ услышали от Христа о крещении «чашею страданий» (Мф. 20, 20—23)… За это учение о кресте и предал Его Иуда: не захотел нести крест…
    И евреи возненавидели Господа за этот «соблазн»: ждали славного Мессию — Освободителя… Бросились к Нему навстречу… «Осанна» уже кричали… А когда окончательно убедились, что Он к другому Царству не от мира влечёт, то распяли… Мессия земной явился Спасителем Небесным.
    И с той поры и доселе евреи всё соблазняются этим крестным ликом Христа и христианства. А когда первое же поколение христиан из евреев смутились отлучениями, гонениями, отнятием имущества, хотя они ещё страдали не до крови (Евр. 12, 4), и соблазнились мыслью: «Не обманулись ли и мы? Мессия ли Он?» — то апостолу Павлу пришлось писать целое послание («К евреям») по этому поводу, — в «оправдание» Мессии распятого и «креста веры» для всех.
    И доселе евреи не хотят принять крестного христианства… Им хочется благоденствия… А ЗА ЧТО? — спросить бы их?.. Но их ли одних спросить?.. Не соблазнились ли и многие миллионы «христиан»?.. Не живёт ли и в них это исконное крестоборчество, начавшееся ещё с Адама и Евы?! И они не захотели тогда подвига послушания.
    Также и язычники, особенно «господствующие» классы, почитали «безумием» самую мысль о распятом Боге и об обязательном приятии креста страданий. Жить для удовольствий — вот что было общим правилом жизни… Современному человечеству эта психология очень близка: пойдите проповедовать «идею креста» — вас засмеют, назовут «чудаком» или, что тоже, — безумным, скажут: «Мы ещё с ума не сошли!» Следовательно, проповедующий «сошёл с ума». Но Церковь твердит это!
    «Судьи же дивились желанию христиан идти на всевозможные страдания за Христа».
    …И кто же принял Христово крестное учение?
    Не много из вас учёных. Не много власть имущих. Не много знатных (1 Кор. 1, 26). А больше — простецы, «униженные и оскорблённые», труждающиеся и обременённые; очень часто — рабы, реже — господа. Впрочем, и царицы скоро пойдут за ними, и судьи (Адриан и Наталия; 26 августа) будут заявлять: «И я — христианин!»
    …И начался период трёхсотлетних гонений! Учение Христово о кресте сразу же проявилось на деле… И гонения не являются чем-то «страшным» для христианства или — «новостью»: это должно было быть.
    Наоборот, было бы странно, если этого не было бы: тогда слова Христа были бы не истинны.
    Но человечество всю историю только и делает, что борется против крестов… Впрочем, всё это было доселе, скорее, плодом человеческой немощи, восстания… Теперь же крестоборчество поставлено как принцип, как мировоззрение, противопоставляемое христианству.
    Впрочем, и в КАЖДОМ из нас глубочайшим образом внедрилось это крестоборческое настроение: не хотим, не хотим страдать. Хотим без страданий спастись.
    «Но, — приведу слова своего духовника, праведного старца, — Бог и не хотел бы давать нам скорбей; да беда в том, что без них мы не умеем спасаться».
  8. Olqa
    Святитель Николай Сербский "Как правильно молится?" ("Христианская жизнь" г.Клин,2011)
    (краткое содержание. Книжица маленькая, содержит в дополнение к пояснениям несколько притч, которые я не напечатала)
     
    Как нужно Богу молиться?
     
    Многие этого не знают.
    Многие об этом спрашивают.
    Это нужно знать, но если не знаешь, любого уместно об этом спросить.
    Вопрос , между тем, прост и абсолютно ясно определен в Церкви Христовой на протяжении всей ее двухтысячелетней истории. Любая молитва, как самая краткая, так и самая пространная, должна содержать три вещи:
    - благодарность Богу,
    - мольбу о помощи в данном конкретном случае,
    - восхваление Бога.
    Церковнославянские определения этого тройственного содержания молитвы гораздо выразительнее слов сербских и звучат так:
    - благодарение,
    - прошение,
    - славословие.
     
    Благодарение
     
    …Нужно всегда быть благодарным Господу, ибо всякому человеку в любую минуту его жизни есть за что благодарить Бога. И пусть никто не говорит: «Постигла меня беда, разве и за это я должна благодарить Бога?!» Да-да, должна благодарить и за это точно также, как если получаешь от Бога то, что называешь богатством, счастьем, прибылью, успехом.
    Дорогой читатель, ты можешь углубиться в Священное Писание и прочитать там чудесную повесть о многострадальном Иове, которая написана для того, чтобы быть вечным утешением всем страждущим. Из этой книги ты научишься, что надо быть благодарным Богу всегда: и когда Он жалует, и когда забирает, ибо увидишь: даже когда Господь забирает, Он забирает не со зла, не для того, чтобы напакостить человеку, но чтобы помочь человеку через страдания окрепнуть духом и возвыситься душой до небес. Если и дальше станешь читать Священное Писание, достигнешь того совершенства, что всякое свое страдание сумеешь объяснить, а как только ты его объяснишь, страдание потеряет свое отравленное жало, которым оно жалит тебя, покуда ты его считаешь случайным и бессмысленным.
    Когда садовник заботливо окапывает деревья в саду, часто поливает их, порой даже заливает и гноит, он желает своим саженцам добра. Но когда он их подрезает или обламывает и белит. Разве в этом случае он меньше желает им добра?
     
    Прошение
     
    …Ч то нужно просить у Бога? В первую очередь нужно просить то, что является самым лучшим, самым великим и самым вечным. А это и будут те духовные богатства, что называются одним именем – Царство Божие. Когда мы просим Бога в первую очередь об этом, Он дарует вместе с этим богатством и все остальное. что нам требуется на этом свете. Конечно. не возбраняется просить Бога и об остальном, что нам нужно, но об этом можно просить только наряду с главным.
    Сам Господь учит нас молиться и о хлебе насущном: хлеб наш насущный даждь нам днесь (Мф.6,11) . Но эта молитва в «Отче наш» стоит не на первом месте, но только после молитвы о святом имени Божием, о пришествии Царствия Небесного и о владычестве воли Божией так же и на земле, как и на Небе.
    Итак, сначала духовные блага, и только потом материальные. Все материальные блага – прах земной, и Господь их легко творит и легко дает. Дает их по милости Своей даже тем, кто об этом не просит. Дает их и животным, как и людям. Однако духовные блага Он никогда не дает ни без воли человеческой, ни без искания. Самые драгоценные богатства, то есть богатства духовные, такие, как радость, мир душевный, доброту, милосердие, терпение, веру, надежду, любовь, мудрость и другие, Господь Бог может дать также легко, как дает материальные блага, но дает их лишь тем, кто возлюбит эти духовные сокровища и будет о них просить Бога.
     
    Славословие
     
    …Любые добродетели, которые люди на земле воспевают, лишь слабая тень неисчерпаемых и непреходящих добродетелей, которые в Боге и от Бога.
    Ангелы сознательно славословят Его на небесах день и ночь, воспевая: Свят, свят, свят Господь Саваоф; исполнь небо и земля славы Твоея! Вся сотворенная природа бессознательно прославляет Бога, исполняя Его Закон.
    И человеку нет причин отставать от этого хора славословия. Так пусть человек восславит Господа от всей души, пусть славит Его всегда и везде, но особенно тогда, когда возносит молитву свою к Нему. Церковные молитвы всегда завершаются славословием, как например:
    «…яко Твоя держава, и Твое есть Царство, и сила, и слава, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»; или: «…яко свят еси Боже наш, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно…»; или: «…яко Благ и Человеколюбец Бог еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»
     
    Таким образом, любая молитва – как пространная, так и кратчайшая – начинается с благодарения Богу, продолжается прошением у Бога помощи или дара и завершается славословие Бога. Короче говоря, сначала благодарение, затем прошение и в конце славословие.
     
    Чтобы было как можно яснее, давайте рассмотрим здесь одну произвольную молитву, например, молитву болящего.
     
    Молитва болящего.
     
    Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь!
    (Благодарение) Господи, Боже мой, Создателю и Промыслителю наш, благодарю Тебя за бесчисленные блага Твои, которыми осыпал меня, грешную, от рождения моего. Благодарю Тебя, Господи, что сотворил меня человеком, и что даровал мне разум, чтобы познала я и поняла святую волю Твою. И особенно благодарю Тебя, что пренебрег Ты грехами моими, за которые давно уже заслужила я вечную смерть и геену огненную, и по милости Своей несказанной сохранил мне жизнь до сего дня.
    (Прошение) Прошу Тебя, Господи мой, услышь и сейчас голос мой и молитву мою. И прости все грехи мои, и удостой меня Царствия Твоего небесного. Знаю, Господи, что болезнь эту Ты попустил мне из-за грехов моих, ведомых и неведомых, но с намерением через страдание телесное излечить душу мою, милосердный Врач мой. Раскаиваюсь в грехах моих, которыми я нарушила Закон Твой и показала себя неблагодарный рабой перед милостивым Господином; каюсь, Господи, и со слезами раскаяния припадаю к ногам Твоим; помоги мне, верни здоровье моему телу, чтобы я пожила еще на земле и Тебе послужила и добрыми делами грехи мои загладил, чтобы хоть отчасти удостоиться Царствия Твоего безсмертного.
    (Славословие) Воссылаю славу Тебе прославленному Ангелами на небе и праведниками на земле, многохвальный Господи мой. Ибо воистину Тебе принадлежит всякая слава и всякая хвала, Тебе, превечному Отцу с Единородным Твоим Сыном и Пресвятым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь!
     
    Молитва болящего (краткая)
     
    (Благодарение) Господи Боже, благий Создателю мой, благодарю Тебя за все.
    (Прошение) Не оставь меня в этот час страдания моего, но как милостивый и человеколюбивый Творец мой прости мне грехи мои и верни мне здоровье.
    (Славословие) Да славится пресвятое имя Твое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь!
     
    Здесь, разумеется, речь идет только о произвольной молитве, которую любой христианин может составить легко и свободно по потребности своей. Однако, кроме личных молитв необходимо читать молитвы, которым учит нас Евангелие и Цервокь, такие, как «Отче наш…», «Святый Боже…», «Богородице, Дево…» и другие. Помимо этого нужно также читать и исповедание веры, то есть «Верую…»
    И в каждом случае человек должен приступать к молитве со страхом Божиим, трепетным почитанием и непоколебимой верой, что он находится в присутствии живого Бога, и с упованием на милосердие Божие, которое всегда идет навстречу молитвам истинных, праведных богомольцев.
  9. Olqa
    Сокровище Тамбовского края – икона Божией Матери «Скорбящая» (Карандеевская)

    «Плодородная тамбовская земля богата духовными сокровищами. Эту землю можно назвать еще и многострадальной. Обильно политая кровью и слезами, она всегда укреплялась верой в помощь Божию и заступление Богоматери в тяжелые периоды, будь то набеги кочевников или карательные операции Советской власти. Святы других святынь целый ряд чтимых списков иконы Божией матери «Всех скорбящих радость» просияла в различных городах и селах Тамбовщины. Недаром и главный собор женского монастыря города Тамбова именуется «Скорбящинским»

    В тех местах, откуда родом монахиня Мария (Дроздова), где жила старица Мария (Матвеева), с древних времен чтилась икона, именуемая народом «Скорбящая», а по происхождению из деревни Карандеевка – Карандеевская. Предположительно, ее появление здесь относится к ХУП веку, когда после длительного запустения тамбовские земли стали вновь заселяться, часто в первую очередь возникали иноческие обители. Удивительна история создания храма, куда поместили святую икону в Х1Х веке, но еще более удивительно почитание, которым окружили святую икону верующие в годы гонений на церковь в ХХ веке!

    В Х1Х веке деревню Карандеевку получил в свое владение помещик Павлов. В доме его хранилась чудотворная икона. Помещик и его жена, любящие Божию Матерь и часто молившиеся перед этой иконой, имели горячее желание построить храм и поместить ее туда, но не имели достаточно средств….Но вскоре храм был построен, и икона была помещена туда. Вскоре произошло такое чудо: слепая жена священника этого храма горячо молилась на всенощной об исцелении своего недуга перед иконой «Скорбящая», и вот после помазания святым елеем – прозрела! Это так всех потрясло, что решили установить особый праздник с крестным ходом – ежегодно в первую пятницу после дня Святой Троицы. Видимо, уже тогда возник обычай во время этого крестного хода освящать воду и окунать икону в речку Ворону. В то время были засвидетельствованы и другие многочисленные исцеления. Имена всех людей, получивших исцеления, были записаны. Карандеевская икона стала известна и любима верующими людьми всей ближней и дальней округи. Однажды в храме был большой пожар, и икона была найдена лежащей ликом на горящих углях, но совершенно неповрежденной и даже не закопченной.

    Революционные годы принесли много горя жителям Тамбовской Губернии. Как известно, Советская власть и ее грабительская продразверстка в начале двадцатых годов встретили здесь самое мощное сопротивление (по сравнению с другими районами России), вылившееся в Антоновское восстание. Только с применением отборных частей Советской армии, согнанных со всей страны, это восстание было подавлено. При этом были использованы против крестьянских отрядов удушливые газы, броневики, авиация. В ходе карательных операций погибали целые деревни с их населением, включая стариков и детей. Не без оснований большевистское руководство страны подозревало, что одним из главных источников сопротивления жителей края была их религиозность (множество храмов украшало местные деревни и свидетельствовало о горячей любви людей Богу). Началось их уничтожение. К началу Великой Отечественной Войны во всей Тамбовской области не было ни одного действующего храма!
    В 1932 году коммунистами был разрушен и разграблен храм в Карандеевке…При разрушении храма особую злобу безбожников вызвала чудотворная икона «Скорбящей» Божией Матери. Ее разрубили на куски (видимо, сначала сорвав драгоценный оклад) и закинули части в кусты на берегу реки Вороны, скорее всего, тайком от верующих. Эти части нашла крестьянка Евдокия Толстых. Сначала
    один обломок, а затем другой. Люди соединили их, утраченный фрагмент иконы позже пришлось дописать. Весть о чудесном обретении «Скорбящей» быстро разлетелась по всей округе, оно стало утешением верующим людям, как бы протянутой к ним рукой Царицы Небесной! Какие страдания испытали любящие Бога люди в это время воинствующего безбожия! Сколько людей пострадало за веру подобно диакону Павлу из села Отхожее (по рассказу монахини В. из Пюхтицкого монастыря), которого вместе с детьми и беременной матушкой зарезали ночью присланные властью активисты за то, что он не давал им тайно разграбить храм в этом селе!
    Карандеевская «Скорбящая» икона Божией Матери долгое время хранилась дома у нашедшей ее Евдокии. Возобновился ежегодный крестный ход. Со всех уголков области собиралось множество народа, до 1948 года приезжали священники и служили молебен в ближайшем храме (в этом году власти, которых эти крестные ходы страшно раздражали, добились от архиерея запрещения участвовать иереям в этом празднике). Оттуда все направлялись к реке, к месту обретения иконы. Удивительная радость, единодушное ликование пришедших сопровождало шествие. С пением молитв все спускались к реке, священники освящали воду, икону (а позже – ее список) погружали в воду, окунали в нее по три раза, потом проходили под иконой. Многие после этого ночевали в деревне. Особенно были счастливы те, кто смог переночевать в помещении, где икона хранилась. Было много исцелений, иногда у всех на глазах после погружения в воду люди исцелялись от одержимости.
    Однажды с односельчанами пришли на крестный ход две молоденькие девушки из села Отхожее, Аня и Маня, сестры. Ими двигало скорее любопытство, особенной веры не было. Этот день совершенно переменил их жизнь, как будто у обеих раскрылись духовные очи. Прежде всего их поразило радостное единение людей. Затем – удивительный случай: при раздаче святой воды у одного мужчины бутылка как бы взорвалась, рассыпалась, он попросил другую, произошло тоже самое. Потом их устроили на ночлег в уголке возле самой чудотворной иконы. На следующий день, по возвращении в родные места, спутницы познакомили сестер со старицей Марией (Матвеевой) из соседней деревни Семеновки. И вся их жизнь чудесно преобразилась, в их душах расцвела такая любовь к Богу, что никакие гонения и трудности не смогли ее погасить, тем более, что на своих путях они неизменно получали помощь и утешение от Господа. Он и привел их в дальнейшем в древний Пюхтицкий монастырь в Эстонии – одну из крайне немногих уцелевших в годы советской власти женских обителей…
    В 1997 году икона помещена в храм Михаила Архангела в селе Терновом. Икона доступна паломникам.
    Этот небесно-голубой храм – один из тех немногих на Тамбовщине, которые хоть и были закрыты, но не разорены окончательно. Сохранилось и само здание, и часть икон благодаря удивительному случаю, о котором рассказывают местные жители: когда все было приготовлено, чтобы начинать разорение храма, поставлены лестницы к куполу и «труженики» поднялись наверх, все это увидела проходившая мимо доярка. «Что это здесь делается?» - спросила она. «Да вот храм ломать начинают», - ответили ей. «Ах, ломать?» Она поставила свое ведро и спокойно поднялась по лестнице к куполу. Никто не понял, что она хочет делать. А она взяла «за шкирку» бригадира разорителей и сбросила его вниз. Сразу он не умер, помучился еще неделю. А храм с тех пор никто не трогал, и даже говорят, что доярке этой ничего не было….»

    Это отрывок из книги «Благие дары» Воспоминания и рассказы врача-гомеопата Марии Ефимовны Дроздовой (монахини Марии) (рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви)
    В своих воспоминаниях известный московский гомеопат монахиня Мария с любовью и искренностью делится с читателями впечатлениями ее яркой и драматической жизни…

    И я поделилась прочитанным. Немножко грустно читать эти воспоминания. Как же все изменилось в нашей жизни! Сколько доступно святынь, до которых не надо идти десятки километров пешком. Мы едем с комфортом. Комфорта требуем себе и в проживании – куда там нам – в уголке возле самой Святыни…Мы всё можем читать, спорить друг с другом, ссориться, осыпать друг друга поучениями, цитировать Святых отцов Но почему-то грустно на душе – можем ли мы вот так же любить Бога, видеть чудеса, за которые сейчас ругают и посмеиваются – кому что ближе - видеть промысел Божий во всем. Другие времена! Простите!
  10. Olqa
    Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) "Опыт построения исповеди" (из раздела "Опыт построения исповеди по заповедям блаженства" . Пятая заповедь блаженства "Блажени милостивии: яко тии помиловани будут")
     
    Давайте проверим свою совесть, стоим ли мы на пути милосердия?! Есть дела милости телесной, а есть дела милости духовной.
    Главные дела милости телесной:
    – алчущего напитать;
    – жаждущего напоить;
    – одеть нагого или имеющего недостаток в приличной одежде.
    Остановимся пока на этих трех видах добродетели. Всегда ли мы с любовью и готовностью выполняем эти дела милосердия? Нет! Мы корыстолюбивы и скупы, нам все не хватает денег, нам все мало нашего имущества, и уж когда и оторвали от себя какую малую толику на дела милосердия, то необычайно довольны собой, почитаем себя выполняющими эту заповедь.
    Еще в минуту воодушевления, в минуту увлечения мы готовы бываем иногда на всякую жертву, а вот постоянно, неуклонно творить дела милосердия в обыденной жизни, среди постоянных мелких ежедневных раздражений, видя себя непонятым, несправедливо осужденным, отвергнутым всеми, встречая одно молчаливое нерасположение, не получая ответа, в полном одиночестве, – это мы считаем невозможным подвигом для себя! Потому что мы все покоим себя, боимся чем-то утеснить себя, в чем-то себя ограничить, смертельно боимся пожертвовать своими удобствами для удобства ближних. Отсюда неисцелимо страдаем грехами бессердечия и немилосердия.
    Мы не ищем тех несчастных, которые нуждаются в помощи. Даже если кто и укажет нам на бедность другого кого, то мы начинаем подсчитывать его доходы, обсуждать его жизнь, всячески ища оправдание своей жадности.
    Иногда придет в сердце благая мысль – раздать то лишнее, что накопилось в шкафу или сундуке, а начнем смотреть, и приходит лукавая мысль, что вот это платье мне на такой-то случай пригодится, эта одежда на другой случай еще подойдет, а вот эти вещи еще продать можно и... к концу пересмотра ничтожная кучка ненужного вам хлама отложится на дела благотворения по страшно звучащей пословице: "На Тебе, Боже, что нам негоже!" А может, кто насобирал себе на "черный день" деньги и вещи и припрятал от людских взоров, даже от своих близких, и часто ради этой страсти себе и ближним отказывал при нужде, лишь бы сохранить свои сбережения, радовался, когда эти сбережения все увеличивались, и горевал, когда приходилось с ними расставаться, – тем самым совершали грех упования на имущество свое, а не на Христа. Святой Симеон Новый Богослов говорит очень строго: "...кто имеет запрятанные деньги, тому невозможно веровать и надеяться на Бога" (Слово 21, п. 2).
    Так вот, кто из вас страдает этой страстью, скорее развяжите свою душу, раздайте нуждающимся запрятанные деньги, пожертвуйте на бедный храм, отдайте на помин души своей и родных своих.
    Есть еще один вид греха – это когда родные и близкие скрывают от умирающих истинное положение, успокаивают их ложной надеждой – это вместо того, чтобы настроить умирающего принять Таинства Соборования, Исповеди и Причащения Святых Христовых Таин.
    Кайтесь Господу, если по вашей вине кто-либо из близких или знакомых ушли в вечность, не напутствованные этими спасительными Таинствами или по невниманию крайнему к их положению на смертном одре, или по ложной боязни испугать смертью. Так могут поступать только люди, не верующие в жизнь за гробом. Очень страшно, если на вашей совести лежит такой грех крайнего немилосердия к ближнему.
    Нам так трудно расставаться со своим добром, до того трудно отцепиться от вещей и денег, что если случается потерять все это по каким-нибудь причинам, то мы не рады бываем и жизни. Господи, расположи наши сердца к раздаянию хотя бы того, без чего мы легко можем обойтись, избавь нас от страсти любоимения и отучи нас возлагать свою надежду на богатство, такое непрочное и мимотекущее!
  11. Olqa
    В.А.Никифоров-Волгин Великий Пост






    Редкий великопостный звон разбивает скованное морозом солнечное утро, и оно будто бы рассыпается от колокольных ударов на мелкие снежные крупинки. Под ногами скрипит снег, как новые сапоги, которые я обуваю по праздникам.
    Чистый понедельник. Мать послала меня в церковь «к часам» и сказала с тихой строгостью: «Пост да молитва небо отворяют!»
    Иду через базар. Он пахнет Великим постом: редька, капуста, огурцы, сушеные грибы, баранки, снетки, постный сахар... Из деревень привезли много веников (в чистый понедельник была баня). Торговцы не ругаются, не зубоскалят, не бегают в казенку за сотками и говорят с покупателями тихо и деликатно:
    — Грибки монастырские!
    — Венички для очищения!
    — Огурчики печорские!
    — Снеточки причудские!
    От мороза голубой дым стоит над базаром. Увидел в руке проходившего мальчишки прутик вербы, и сердце охватила знобкая радость: скоро весна, скоро Пасха и от мороза только ручейки останутся!
    В церкви прохладно и голубовато, как в снежном утреннем лесу. Из алтаря вышел священник в черной епитрахили и произнес никогда не слышимые слова:
    «Господи, иже Пресвятаго Своего Духа в третий час апостолом Твоим ниспославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящихся»...

    Все опустились на колени, и лица молящихся, как у предстоящих перед Господом на картине «Страшный суд». И даже у купца Бабкина, который побоями вогнал жену в гроб и никому не отпускает товар в долг, губы дрожат от молитвы и на выпуклых глазах слезы. Около Распятия стоит чиновник Остряков и тоже крестится, а на масленице похвалялся моему отцу, что он, как образованный, не имеет права верить в Бога. Все молятся, и только церковный староста звенит медяками у свечного ящика.
    За окнами снежной пылью осыпались деревья, розовые от солнца.
    После долгой службы идешь домой и слушаешь внутри себя шепот: «Обнови нас, молящихся... даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». А кругом солнце. Оно уже сожгло утренние морозы. Улица звенит от ледяных сосулек, падающих с крыш.
    Обед в этот день был необычайный: редька, грибная похлебка, гречневая каша без масла и чай яблочный. Перед тем как сесть за стол, долго крестились перед иконами. Обедал у нас нищий старичок Яков, и он сказывал: «В монастырях, по правилам святых отцов, на Великий пост положено сухоястие, хлеб да вода... А святой Ерм со своими учениками вкушали пищу единожды в день и только вечером»... Я задумался над словами Якова и перестал есть.
    — Ты что не ешь? — спросила мать.
    Я нахмурился и ответил басом, исподлобья: — Хочу быть святым Ермом!
    Все улыбнулись, а дедушка Яков погладил меня по голове и сказал:
    — Ишь ты, какой восприёмный!
    Постная похлебка так хорошо пахла, что я не сдержался и стал есть; дохлебал ее до конца и попросил еще тарелку, да погуще.

    Наступил вечер. Сумерки колыхнулись от звона к великому повечерию. Всей семьей мы пошли к чтению канона Андрея Критского. В храме полумрак. На середине стоит аналой в черной ризе, и на нем большая старая книга. Много богомольцев, но их почти не слышно, и все похожи на тихие деревца в вечернем саду. От скудного освещения лики святых стали глубже и строже.

    Полумрак вздрогнул от возгласа священника — тоже какого-то далекого, окутанного глубиной. На клиросе запели,— тихо-тихо и до того печально, что защемило в сердце:
    «Помощник и покровитель бысть мне во спасение: сей мой Бог, и прославлю Его, Бог Отца моего, и вознесу Его, славно бо прославися»...

    К аналою подошел священник, зажег свечу и начал читать Великий канон Андрея Критского: «Откуда начну плакати окаяннаго моего жития деяний; кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию, но яко благоутробен, даждь ми прегрешений оставление».
    После каждого прочитанного стиха хор вторит батюшке:
    «Помилуй мя, Боже, помилуй мя»...
    Долгая, долгая, монастырски строгая служба. За погасшими окнами ходит темный вечер, осыпанный звездами. Подошла ко мне мать и шепнула на ухо:
    — Сядь на скамейку и отдохни малость...
    Я сел, и охватила меня от усталости сладкая дрема, но на клиросе запели: «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши!»
    Я смахнул дрему, встал со скамейки и стал креститься.
    Батюшка читает: «Согреших, беззаконновах и отвергох заповедь Твою»...

    Эти слова заставляют меня задуматься. Я начинаю думать о своих грехах. На масленице стянул у отца из кармана гривенник и купил себе пряников; недавно запустил комом снега в спину извозчика; приятеля своего Гришку обозвал «рыжим бесом», хотя он совсем не рыжий; тетку Федосью прозвал «грызлой»; утаил от матери «сдачу», когда покупал керосин в лавке, и при встрече с батюшкой не снял шапку.
    Я становлюсь на колени и с сокрушением повторяю за хором: «Помилуй мя, Боже, помилуй мя»...

    Когда шли из церкви домой, дорогою я сказал отцу, понурив голову:
    — Папка! Прости меня, я у тебя стянул гривенник! — Отец ответил: «Бог простит, сынок».
    После некоторого молчания обратился я и к матери:
    — Мама, и ты прости меня. Я сдачу за керосин на пряниках проел.— И мать тоже ответила: «Бог простит».
    Засыпая в постели, я подумал:
    — Как хорошо быть безгрешным!

  12. Olqa
    Из предисловия к книжице "Рецепты постных и праздничных салатов" (УКИНО "Духовное преображение", Москва, 2012)
     
    "Во все времена существования христианства пост являлся важнейшей стороной жизни человека. Вот что писали о посте учителя Церкви:
     
    - Пост тела есть пища для души (Св.Иоанн Златоуст)
    - Сколько отнимаешь у тела, столько придаешь силы душе (Св.Василий Великий)
    - Возобладай над чревом, пока оно над тобою не возобладало (Св.Иоанн Лествичник)
    - Чрево - самый неверный в договорах союзник. Это - ничего не сберегающая кладовая. Если многое в него вложено, то вред в себе удерживает, а вложенного не сохраняет (Св.Василий Великий)
    - Сколько различных искусств, веществ, орудий употребляет разумный человек для того, чтобы наполнить малое и немысленное чрево! Как унижается разум, когда истощается в изобретениях, чтобы дань, ежедневно тебуемая чревом, как неумолимым владыкою, была ему приносима, как можно в большем изяществе, и была им приемлема, как можно в большем количестве! И как ругается над сим раболепствующим разумом чрева, концом всех его забот об изяществе полагая нечистоту и смрад! (Св.Филарет Московский)
    - Если влечет тебя похотение вкусной и многой пищи, вспомни смрад, происходящий от ней, - и успокоишься (Авва Исаия)
    - Только досыта ничего не вкушай, оставляя место Святому духу (Св.Серафим Саровский)
     
    Трудясь над приготовлением пищи, будем помнить и сей поучительный случай, описанный в житии преподобного Пимена Великого::
    "....Осмотрев кругом всю велию старца, царь не нашел в ней ничего, кроме корзины, висевшей на стене, а в ней немного сухого хлеба; потом сказал старцу:
    - Отче! Благослови меня вкусить немного.
    И тотчас старец налил воду в сосуд, насыпал соли и положил куски сухого хлеба; и ели оба вместе; затем старец принес кувшин с водою и дал пить царю. Царь после трапезы спросил старца:
    - Знаешь ли ты, кто я ?
    Он отвечал:
    - Не знаю, Господин, Бог знает тебя.
    Тогда царь скзал ему:
    - я - царь Фодосий.
    И тотчас старец поклонился ему.
    Потом царь сказал:
    - Блаженны вы, иноки, так как вы свободны от забот суетного мира сего и проводите жизнь безмолвную, заботясь лишь о том, как получить жизнь небесную, вечную и блага небесные. Воистину говорю тебе, что я, рожденный в своем царстве и сейчас стоящий царем, никогда не вкушал с такою сладостию хлеба и не пил воды, как ныне вкусил и пил с большим удовольствием.
    Старец же отвечапл:
    - Это потому, что мы, монахи, вкушаем пищу с молитвой и благословением; по этой причине и самая простая пища бывает вкусною. В ваших же домах приготовление кушаний совершается без молитвы, но со многими ссорами и разговорами праздными; по сей причине ваша пища не получает благословения, которое могло бы усладить ее..."
     
    Приведенные изречения Святых Отцов могут послужить для укрепления тех, кто, может быть, еще колеблется в своих убеждениях и сомневается в своих силах..."
  13. Olqa
    П.Н.Краснов «Рождество в старом Петербурге» (отрывок из отрывка из романа «Ненависть»)
     
    «…Да ведь у нас через десять дней Рождество», - подумал Гурочка. Он знал, что это называется «ассоциация идей». Запах смолы напомнил елку, а елка – Рождество. И уже нельзя было дальше спать. В мысли о Рождестве было что-то особое – вся душа Гурочки встрепенулась, как птичка с восходом солнца. И что-то радостное и прекрасное запело в его юной душе….
    Гурочка подумал: «Рождество подходит, и как это оно так незаметно подкралось? Значит, вероятно привезли уже и елки? И повсюду в городе: на рынках, на Невском, у Думы, в Гостином дворе, на Конно-Гвардейском бульваре – елки. Целые леса елок. Во всех магазинах выставки игрушек и подарков. Надо пойти…
    У Косого рынка, с колоннами высокой галереи, с широкими отверстиями подвалов внизу, мужики выгружали елки. Пахнуло душистым лесным запахом моха и хвои… Вдоль панелей вырастал настоящий лес. Елки – большие, в два человеческих роста – «вот такую бы нам!», и маленькие, еле от земли видные, в пять коротеньких веток – становились аллеями…
    В гимназии по коридорам и классам горели керосиновые лампы…Батюшка, высокий и худощавый, с черной с проседью красивой бородой, ходил то около досок, то в проходах между парт и рассказывал о разных рождественских обычаях в России и за границей.
    - Вот у нас, в Петербурге, этого нет, чтобы со звездою по домам ходить. У нас только елки – это более немецкий обычай. А на юге России, и вообще по деревням собираются мальчики, устраивают этакую пеструю звезду с фонарем внутри, на палке, и ходят по домам. Поют тропарь праздника и разные такие рождественские песни-колядки. Хозяева наделяют ребят кто чем может. Кто сладостей даст, кто колбасы, кто хлеба, вот и у самых бедных становится сытным праздник Христов. Так ведь это же праздник бедняков! Праздник милосердия и подарков…В Вифлиемском вертепе, просто сказать, в хлеву, Пресвятая Дева Мария родила Отроча млада, Предвечного Бога, Ангелы воспели Ему хвалу, пастухи поклонились Ему, и волхвы из далеких стран принесли Ему, младенцу Христу, драгоценные дары.
    Отец Ксенофонт окинул класс грустными глазами и сказал:
    - Ну вот ты, премудрый Майданов…Чему ты улыбаешься, невер? Дарвина понюхал – всезнающим философом себя возомнил? Ты, брат, не стесняйся, встань, когда я тебе говорю. Ноги у тебя от этого не отвалятся. И руку из кармана вынь. Перед духовным отцом стоишь. Ты что, брат, думаешь, сказки рассказывает старый поп?
    Ты вот дорос до того, что считаешь, что стыдно молиться Богу и верить в Него. Погоди! Дорастешь до того часа, когда вспомнишь о Нем и прибежишь под Его защиту, только не поздно ли будет?... Грянул звонок внизу…Гурочка с другими певчими мчался, прыгая через три ступени, вниз, в малый зал, где уже сидел у фисгармонии регент гимназического хора. Тонко и жалобно прозвенел камертон, певуче проиграла фисгармония: до-ля-фа… Дружный хор гимназистов грянул:
    - Рождество Твое, Христе Боже наш возсия мирови свет разума…
    Шибко забилось сердце у Гурия…Праздники. Рождество. Елка. Подарки всей семьи. Удивительная сила семейной любви и счастья быть маминым, иметь сестру и братьев, не быть одному на свете сильной волной захлестывала Гурочкино сердце, и звонко звучал его голос в хоре:
    - В нем бо звездам служащии..
  14. Olqa
    МОЛИТВА
    Спаситель, Спаситель! согрей мою душу в молитве любовью к Тебе,
    Чтоб ум не метался заботою чуждой, безумным пристрастьем к земле!
    И чтобы молитва к Тебе возлетала, как чистый, святой фимиам;
    Земной оболочки она бы не знала, свободно неслась к небесам!
     
    Спаситель, Спаситель! Ведь нет Тебя краше, нет сладче Тебя никого!
    Зачем же так горько земное пристрастье тревожит беседу с Тобой!?
    То скорби, невзгоды душу смущают, молитву уныньем томят;
    То счастье и радости меры не знают, в молитве пустое твердят!
     
    Спаситель, Спаситель! согрей мою душу святою любовью к Тебе,
    Чтоб ум, воскрыленный свободою духа, легко возносился горе!..
     
    ПУСТЫНЯ
    Пустыня, пустыня, - отрада святая для бедной усталой души!
    Ты – небо земное, преддверие рая, ты – чудо земной красоты!
    Невзгоды ль житейские душу туманят, ей тяжко и грустно порой;
    Твоя тишина к себе ее манит, ей легче, отрадней с тобой!
    В тебе позабудется путник унылый, под сенью твоей отдохнет,
    И, подкрепив свои слабые силы, путем своим дальше пойдет.
    В тебе утружденный напрасной борьбою с морем житейским пловец,
    Едва не разбитый свирепой волною, увидит желанный конец!
    В тебе любомудрые души находят то, чего ищет их ум;
    В пустынном просторе взор к небу возводят, полны таинственных дум!
    В безмолвном величии ты поучаешь в твари Творца познавать;
    Ты гордость надменного сердца смиряешь, даешь нашу бренность сознать!
    Пустыня, пустыня, ты – книга живая! Ты – Бога Живого уста!
    Ты – горя земного отрада святая, свет мрачной земли, красота!...
  15. Olqa
    Или вот, взглянул я в полдень на раскрывшиеся цветы, на зрелые плоды и рой пчелок, которые вились вокруг них, взглянул и подумал, что все творения на этом свете существуют не только ради себя, но и ради других. Солнце светит не для того, чтобы просто светить, но чтобы пробудить к жизни бесчисленные творения природы, дать всем увидеть безбрежье невыразимой красоты, наполнить радостью сердца и лица осветить улыбкой. Цветы расцветают не для того, чтобы наслаждаться собственным существованием, но для того, чтобы другим творениям усладить жизнь. Плоды зреют не только для того, чтобы дать семена, из которых произрастут новые плоды, но чтобы и пчелам был нектар для меда.
    Эту мыслью я смело и радостно поделюсь с каждым, но при том условии, что она даже тени не бросит на следующую мою мысль, которая будет о ложной дружбе.
    У меня есть друг, мы часто встречаемся и беседуем. Несмотря на дружеские отношения я чувствую его превосходство над собой: он умнее меня, у него более ровный характер, его положение в обществе гораздо завиднее моего. «Сколько же это будет продолжаться? – думаю я. – Все могло бы оказаться иначе. Если бы не было этого человека, в тени которого я вынужден идти по жизни, и меня бы ценили так же, как сейчас ценят его – и мой ум, и мой характер, и у меня было бы такое же положение в обществе, как у него». Это первая половина моей мысли. Другая – о том, как сделать так, чтобы мой друг перестал быть мне препятствием на жизненном пути. И эта мысль занимает меня полностью.
    С этой мыслью я вхожу в дом моего друга, жму ему руку и улыбаюсь. С этой мыслью я глажу по головке его детишек, но их ангельской душе не находится созвучия в моей. Мы прогуливаемся. Я иду рядом и обдумываю статейку в газету (конечно анонимную), в которой мне хотелось бы показать всем, что у моего друга довольно ограниченный ум, что коварный характер, что свое положение он не заслужил, а получил благодаря злоупотреблениями. Я иду рядом с другом, и мой язык говорит ему что угодно, только не то, что у меня в голове.
    Или, в другой раз, мы стоим в вечерних сумерках на берегу бурной реки. «Как прекрасна природа в своей первозданности!» – восхищается мой друг. «Я соглашаюсь с ним, но мысли мои далеко от того, что произносит мой язык. Моя мысль видит в бурной реке не красоту природы, но смерть друга.
    «Столкну-ка я его в реку и не дам подплыть к берегу, пока не захлебнется. Тогда я больше не буду жить в его тени. Тогда я возвышусь над ним». С такой мыслью я поглядываю на бурлящий поток… С такой мыслью протягиваю руку другу и как ни в чем не бывало улыбаюсь ему всякий раз, когда мы встречаемся взглядами.
    Страшная мысль.Но она стала бы гораздо страшнее, если бы я увидел ее в зеркале. Если бы я вдруг оказался с этой мыслью перед волшебным зеркалом, в котором отражаются мысли, я стал бы гнушаться себя, как убийцы. А если бы перед тем зеркалом я оказался вместе с своим другом и его детьми?! Мой друг, которому я так искренне пожимаю руку, увидел бы, как я мысленно сталкиваю его с берега в бурную реку. Дети, которых я так часто глажу по головке, увидели бы, как я убиваю их отца. Друг побледнел бы, а дети с криками попытались бы защитить отца. А я? Я бы почувствовал, что недостоин не только своего друга, но недостоин права жить, что мне остается или убить себя, или до основания очистить свои мысли и возвыситься.
    О, если бы существовало такое зеркало! Ничто не могло бы внушить мне такой страх перед грехом, как оно. Я бы посмотрел в зеркало и увидел всю подлость свою. Зеркало меня заставило бы либо уничтожить себя, либо исправить. Я бы не стал убивать себя, я, разумеется, принялся бы исправлять себя.
    Может, есть среди вас, братья мои, такие, кто разговаривает и смеется со своим другом и в то же время прячет за словами и смехом подлость, сплетню или интригу? Пусть такой человек примет мою исповедь, как свою, и примет на себя часть моего стыда за подобные грязные и варварские мысли...
  16. Olqa
    ..."Выражаешь ты такое сомнение, что кажется тебе, как бы ты доселе не на месте находишься, приличном для тебя, и что капитал твой могла бы употребить на доброе в другом месте, раздав оный бедным. Помнится мне, что я уже не раз писал тебе об этом, что большая разница – раздать бедным мирским или, на эту сумму, устроить обитель, в которой до пришествия Христова спасаться будут многие. Единовременное добро от постоянно-прибыточного добра большую имеет разницу, как Сам Господь во Святом Евангелии объявляет эти различные степени на тридесят, на шестьдесят и сто. К этому прибавлю еще и то, что ты бедным хотела раздать по своей воле, а употребила на устроение обители промыслительно, по воле Божией и по благословению; а «сеяй о благословении, сказано, о благословении и пожнет». А своя воля и свое разумение от промыслительного указания имеет великое различие.
    Также и о первом, кажущемся тебе, что ты находишься не на месте, скажу, что где бы ты ни жила, нигде нельзя прожить без искушений, или через бесов, или через людей, или от собственных привычек, или от неукрощенного еще самолюбия. Не без причины сказано во Святом Евангелии (Мф. 11: 12): Царствие Небесное нудится, и нуждницы восхищают е; и паки: в терпении вашем стяжите душы ваша (Лк. 21: 19); и: претерпевши до конца, той спасен будет. А знаю, что в N есть тебе что потерпеть... Будь благоразумна, и старайся понести резкие и неуместные выходки, и получишь пользу душевную и духовную. В таких случаях поминай: «человек неискушен – неискусен»; и паки: «яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я». Бесовские же искушения проявляются в разных смущениях и недоумениях; но все должно препобеждать верою и упованием и благой надеждою...
    Касательно обстоятельств, о которых ты сочла неудобным писать мне, скажу тебе, что если святые апостолы Павел и Варнава спорили и прекословили между собой, как пишется в Деяниях святых апостолов, так что один от другого разлучились, то нет ничего удивительного, если ты подобное увидишь или услышишь в том месте, где ты находишься. Время наше – время борьбы и подвигов; и разногласиям подобает быти, как говорит апостол, да искусни явятся.
    ..
    Ты выражаешь свои мнения и свои убеждения касательно пожертвования в известное место. На это скажу тебе, что и я до некоторого времени подобно твоему думал.
    Но когда пришлось мне входить в более подробное исследование духовных вещей, тогда и нашел, что в духовных делах есть многое и великое различие. Можно сделать полезное в тридесят крат, а лучше в шестьдесят, а во сто крат еще лучше, и полезнее, и спасительнее. Ежели начальник блудниц, как пишется в старческих сказаниях, поставлен выше преподобного Макария Великого за то одно, что он нашел возможность тридесять дев монастырских сохранить от растлевания, заменив их лицами, бывшими у него под командою, то какую, думаешь ты, может получить мзду тот, кто ста девам, собравшимся в обитель для служения Богу, даст возможность не рассеяться по разным местам, или обратиться в мир? Хорошо помочь и погоревшим, но тут одна лишь скорбь, по большей части приносящая пользу людям, для какой причины пожар и попускается от провидения свыше; но стократно выше то, если сохранить, или дать возможность сохраниться многим от явного душевного вреда. Если бы в N не было крайней необходимости, то я никак бы не решился не только тебя, но и никого убеждать так к пожертвованиям..."
     
    (Из "Шамординских листков" (сайт Шамординской обители))
  17. Olqa
    ..."Пресвятая Богородица повелела святому записать эту песнь, чтобы люди пели ее вместе с ангелами... Поистине, удивительны судьбы Божии!..."
    Отче святый Нектарие! Когда Вы написали этот гимн, знали ли Вы, что в Оптиной Пустыни люди будут петь вместе с Ангелами Вашу молитву?
    Отче святый Нектарие! Где взять слова благодарности Вам? Как рассказать Вам, что к многочисленным дарам Оптиной Пустыни, которыми Святая Обитель щедро делится со всеми, с верой и любовью приходящим, добавился еще и этот дар - Ваша молитва, которую люди поют там вместе с Ангелами.
     
    Агни Парфене
     
    "Добрая совесть — это самое великое из всех благ. Она — цена душевного мира и сердечного покоя"
     
    История создания гимна
     
    Автор гимна - святитель Нектарий Эгинский (1846-1920 гг.)
     
    1 октября 1846 года в селе Силиврия, в восточной Фракии, у Димоса и Василики Кефалас родился пятый ребенок. При крещении мальчик получил имя Анастасий.
     
    Благочестивые родители воспитывали своих детей в любви к Богу: с ранних лет обучали детей молитвенным песнопениям, читали им духовную литературу. Анастасию больше всего нравился 50-й псалом, он любил многократно повторять слова: "Научу беззаконные путем Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся". Анастасий мечтал получить христианское образование, но, закончив начальную школу, вынужден был оставаться в родном селе, так как в семье не было денег, чтобы послать его на учебу в город.
     
    Когда Анастасию исполнилось четырнадцать лет, он упросил капитана судна следовавшего в Константинополь взять его с собой...
     
    В Константинополе юноше удалось устроиться на работу в табачный магазин. Здесь Анастасий, верный своей мечте — духовно помогать ближнему, начал писать на кисетах и обертках табачных изделий изречения святых отцов. На мизерную зарплату не возможно было полноценно питаться, а о покупке одежды не могло быть и речи. Анастасий, чтобы не впасть в уныние, непрестанно молился. Когда одежда и обувь износились, он решил обратиться с просьбой о помощи к самому Господу.
     
    Господу Иисусу Христу на Небеса...
     
    Рассказав в письме о своем бедственном положении, он написал на конверте следующий адрес: "Господу Иисусу Христу на Небеса". По дороге на почту, он встретил хозяина соседнего магазина, который, пожалев босого юношу, предложил отнести его письмо. Анастасий с радостью вручил ему свое послание. Изумленный торговец, увидев необычный адрес на конверте, решил вскрыть письмо, а, прочитав его, сразу же послал на имя Анастасия деньги. Вскоре Анастасию удалось устроиться на работу смотрителя в школе при подворье храма Гроба Господня. Здесь ему удалось продолжить свое образование.
     
    Вскоре Анастасий получил место учителя в селе Лифи на острове Хиос. Семь лет Анастасий не только преподавал, но и проповедовал "слово Божие". В 1876 году Анастасий становится насельником монастыря Нео Мони (Нового Монастыря).
     
    7 ноября 1876 года Анастасий был пострижен в монашество с именем Лазарь. 15 января 1877 года митрополит Хиосский Григорий рукоположил Лазаря в сан диакона, с новым именем Нектарий. Молодой дьякон по-прежнему мечтал учиться, в своих ежедневных молитвах он просил Господа предоставить ему эту возможность.
     
    По промыслу Божиему, один благочестивый богатый христианин предложил молодому монаху Нектарию оплатить дорогу и обучение. С 1882 года по 1885 год дьякон Нектарий учится на богословском факультете Афинского университета. После завершения образования, по рекомендации своего благодетеля, он переезжает в Александрию.
     
    Свято-Никольский храм г. Каира
     
    23 марта 1886 года дьякона Нектария рукополагают во священника. Отец Нектарий получает назначение в Свято-Никольский храм г. Каира. В этом же храме вскоре его возводят в сан архимандрита, а спустя некоторое время Патриарх принимает решение о присвоении ему титула Верховного Архимандрита Александрийской церкви.
     
    15 января 1889 года Верховный Архимандрит Нектарий рукополагается во архиерея и назначается митрополитом Пентапольской митрополии. В те годы Владыка Нектарий писал: "Сан не возвышает своего обладателя, одна лишь добродетель обладает силой возвышения". Он по-прежнему стремится стяжать любовь и смирение.
     
    Добродетельная жизнь Владыки, его необычайная доброта и простота, вызывали не только любовь и уважение верующих. Влиятельные люди патриархии опасались, что всеобщая любовь к святителю приведет его в число претендентов на место Святейшего Патриарха Александрийского.
     
    Клевета
     
    Влиятельные люди патриархии оклеветали святителя. По своему глубочайшему смирению праведник даже не попытался оправдаться...
     
    "Добрая совесть — это самое великое из всех благ. Она — цена душевного мира и сердечного покоя", — говорил он в своих проповедях, покидая свою кафедру навсегда. Митрополит Пентапольский был уволен в отставку и должен был покинуть египетскую землю.
     
    Вернувшись в Афины, Владыка Нектарий семь месяцев живет в страшных лишениях. Тщетно он ходит по инстанциям, его нигде не принимают...
     
    Именно в это время святитель Нектарий Эгинский записал молитву: Αγνή ΠΑρθένε ΔέσποινΑ, ΆχρΑντε θεοτόκε...
     
    Произошло это так. Однажды, когда святитель Нектарий Эгинский, изможденный нищетой и потрясенный предательством и недоверием всех своих друзей и близких, молился в сокрушении, на сердце его опустился удивительный мир. Казалось, он слышит стройное пение. Догадываясь, что происходит, он поднял глаза и увидел Пресвятую Богородицу в сопровождении сонма ангелов, поющих особым напевом:
     
    Чистая Дево Госпоже, Пресвятая Богородице,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Царице Мати Дево, Руно всех покрывающее,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Превысшая Небесных Сил, Нетварное Сияние.
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ликов девичьих Радосте, и Ангелов Превысшая,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Небес Честная Сило, и Свете паче все светов,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Честнейшая Владычице всех Небесных Воинств,
    Радуйся, Невесто неневестная...
     
    Тотчас скорбь и воспоминание о предательстве превратились в такую сладость, что святителю хотелось только благодарить Бога за все происшедшее. Пресвятая Богородица повелела святому записать эту песнь, чтобы люди пели ее вместе с ангелами... Поистине, удивительны судьбы Божии!
     
    Впоследствии эта молитва стала известным гимном. А причина ее написания - клевета... Поистине, разве диавольская клевета не является величайшим благодеянием душе? Разве можно минуя ее запрыгнуть на небо?
     
    Мэр города, узнав о бедственном положении, в котором находился Владыка Нектарий, добился для него места проповедника в провинции Эвбея. Слава о необычном проповеднике из провинции скоро дошла до столицы и до греческого королевского дворца. Королева Ольга, познакомившись со старцем, вскоре стала его духовной дочерью.
     
    Благодаря королеве Владыка назначается директором Духовной школы - Владыка сам тайно убирал школу, чтобы никто не заметил отсутствие заболевшего работника...
     
    Монастырь на острове Эгина
     
    В 1904 году Владыка Нектарий основал женский монастырь на острове Эгина. На собственные средства ему удалось купить небольшой участок земли, на котором находился заброшенный, полуразрушенный монастырь.
     
    Некоторое время старец Нектарий одновременно руководил школой и монастырем, но вскоре он уходит из школы, и переселяется на остров Эгина.
     
    Духовные чада старца рассказывали, что Владыка не гнушался никакой работы: сажал деревья, разбивал цветники, убирал строительный мусор, шил тапочки для монахинь. Он был безгранично милостивым, быстро отзывался на нужды бедных, часто просил монахинь отдать последнюю еду бедным посетителям. По его молитвам на следующий же день в монастырь привозили продукты или денежные пожертвования...
     
    Эгина
     
    Двенадцать последних лет своей жизни он провел на этом острове... Духовные чада старца рассказывали, что благодаря молитвам старца Нектария не только обстановка на острове изменилась в лучшую сторону (прекратились разбой и грабежи), но и изменился климат. Крестьяне не раз обращались за молитвенной помощью к старцу во время засухи: по молитве Владыки Нектария благодатный дождь сходил на землю.
     
    В сентябре 1920 года семидесятилетнего старца отвезли в больницу в Афины. Владыку определили в палату для бедных неизлечимо больных людей. Два месяца врачи пытались облегчить страдания тяжелобольного старца (у него было обнаружено острое воспаление предстательной железы). Владыка мужественно переносил боль. Сохранились свидетельства медицинских работников о том, что бинты, которыми перевязывали старца, источали необычайные аромат.
     
    8 ноября 1920 года Господь призвал к себе душу Владыки Нектария. Когда тело почившего стали переодевать, его рубашку случайно положили на кровать лежащего рядом парализованного больного, он исцелился.
     
    Валаамский текст
     
    Марие, Дево Чистая, Пресвятая Богородице,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Царице Мати Дево, Руно всех покрывающее,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Превысшая Небесных Сил, Нетварное Сияние.
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ликов девичьих Радосте, и Ангелов Превысшая,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Небес Честная Сило, и Свете паче все светов,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Честнейшая Владычице всех Небесных Воинств,
    Радуйся, Невесто неневестная.
     
    Всех праотцев Надеждо, пророков Исполнение,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    В подвизех Ты — Помоще, Кивоте Бога Слова,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    И девам — Ликование, и матерем — Отрадо,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Целомудрия Наставнице, душ наших Очищение,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Покрове ширший облака, и страждущих Пристанище,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Немощных Покров и Заступнице, Надеждо ненадежных,
    Радуйся, Невесто неневестная.
     
    Марие — Мати Христа — Истиннаго Бога,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ааронов Жезле Прозябший, Сосуде тихой радости,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Всех сирых и вдов Утешение, в бедах и скорбех — Помоще,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Священная и Непорочная, Владычице Всепетая,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Приклони ко мне милосердие Божественнаго Сына,
    Радуйся, Невесто неневестная.
    Ходатайце спасения, припадая взываю Ти:
     
    Радуйся, Невесто неневестная.
     
    http://www.isihazm.ru

  18. Olqa
    Станция, которая ныне называется Калуга-2, ранее, до строительства скита, носила название «Разъезд № 19». После возведения скита, она была переименована в «Сергиев скит»
     
    Из записок русского паломника Г. Тулина.
     
    Калужская епархия - одна из самых обильных всякими святынями епархий нашего обширного Отечества. Она украшена такими обителями, как Оптина пустынь, знаменитая своим старчеством, поддерживающим в народе основы православной ветры. В ее стенах, точно светильник, сияет имя будущего святого, известного всей России, - старца Амвросия. Он уже почил в мир, но жив его ученик, большой подвижник - старец Анатолий. Рядом с Оптиной пустынью находится ее детище - Шамордино, женский монастырь, в котором спасаются 800 сестер. Ближе к Москве - Тихонова пустынь, основанная преподобным Тихоном Калужским, славящаяся целебным источником, выкопанным, по преданию, самим святым. В источнике не только летом, но и зимою в лютые морозы купаются верующие, и не было случая простудных заболеваний. В девяти верстах от Тихоновой пустыни и 12-ти верстах от Калуги вырос юный брат названных обителей - Сергиевский скит.
     
    В стороне от большой дороги, ведущей на Калугу, обращает внимание путников небольшая красивая часовня. Зимой она стоит заколоченной, одинокой. Мерзлые окна, точно глаза слепого, смотрят на проезжих. Это часовня Сергиевского скита, закрытого от взоров путника частым сосновым лесом. Часовня устроена как бы преддверием в святую обитель. От нее идет лесная дорога к деревянному узорному Сергиевскому скиту. Он стоит внизу, точно на дне обширного колодца. С калужского пункта видны его башенки, шпили, звонница и купол единственной церкви.
    В зимний вечер особую прелесть навевает тихий монастырский звон, неудержимо влекущий в глубь соснового леса, к святому приюту. Верится, что за стенами обители много светлого мира, благодатной тишины. Так оно и есть на самом деле.
    Уединенный вид обители придает ей своеобразную красоту. Чистый девственный снег в полях, свежий воздух, зеленые сосны вокруг обители и образ жизни смиренной братии могут внести мир в самую мятежную человеческую душу. Ничто так не подвигает людей к духовному усовершенствованию, как постоянное общение с природой, уединение и тишина. Нужно жить в обители зимою, когда малолюдны окрестности, чтобы понять тишину, чтобы знать, перечувствовать, как тяжела ночь, как радостно раннее утро.
    Мы ехали в Калугу, когда на повороте дороги увидели часовню, и в то же время из лесу донесся тихий звон.
    - Что за монастырь? - спрашиваем у возницы, деревенского парня.
    - Сергиевский скит.
    - Давно ли существует?
    - Лет десять, не больше...
    - Сворачивай, вези в обитель.
    По глухой лесной дороге вечером мы приехали к деревянным воротам скита. Старец-привратник указал нам гостиницу, приветливо сиявшую огнями. По случаю праздника гостиница была переполнена приезжими, но впечатление оставалось такое, что в ней никого не было. Суета и шум, царящие в других монастырях, здесь совершенно отсутствовали. По скрипучей деревянной лестнице мы поднялись во второй этаж, где брат Николай указал нам комнатку, в которой мы и поселились.
    В скиту в это время шла служба. В новой церкви, построенной на средства благотворителей, трепетало пламя свечей. Со стен глядели строгие лики святых. Повсюду светлые тона церковной живописи. Церковь расписывали московские живописцы по офортам известного академика Шмакова. Иноки пели великолепно, на два хора. Устав службы здесь самый строгий, так называемый «оптинский», в северных же монастырях пользуются уставом валаамским. В церкви много молящихся, прибывших из деревень крестьян. Обитель пользуется среди крестьян большим почетом. Она выросла на их глазах, усовершенствована трудами братии. Это духовное детище, юный скит, стало ярким светильником веры и благочестия. Все в нем дышит очарованием мира.
    Утром мы без проводника осматривали обитель. Конечно, в ней нет освященной веками старины, какого-либо исторического прошлого, привлекающего любопытных богомольцев, но в ней есть нечто ценное и дорогое: во всем ее укладе заложена радость Божья, светлый мир, доступный и понятный каждому. С какой радостью отдыхаешь после мятежной тоски города в уюте зеленых сосен, в тишине!
    Основание Сергиевского скита - дело наших дней. Вот перед нами зачаток скита: два шалаша, переплетенные еловыми сучьями, на одном из них высится крест. Это бывшая церковь. Посредине шалаша стоял алтарь, перед которым возносились горячие молитвы к Богу. Бедная земными дарами, но богатая неиссякаемой верой и любовью к ближним братия творила святое дело, хвалила имя Божие. Вера не обманула их: маленький скит рос, креп, обустраивался наудивление неверующим и сомневающимся, точно небольшой источник, беря начало в неизвестности, превращался в большую, широкую, обильную водою реку. В наше время обитель украсилась деревянной церковью и многими постройками. Выросла она быстро, точно ее невидимо строил Сам Господь Бог. От шалашей она поднялась до большого красивого храма.
    Все постройки, входящие в состав обители, обнесены обширной оградой. Вот перед нами скромный, уютный домик великой княгини Елисаветы Феодоровны - высокой покровительницы скита, имя которого носил супруг ее высочества, мученически погибший от руки революционера. Перед домиком разбит трудами братии благоухающий цветник. Великая княгиня, посвятившая свою жизнь милосердию, ушедшая из мира, отметила в душе и возлюбила новый скит и устроителя его, старца Герасима. В её домике, простом и удобном, овеянном рассказами о высокой посетительнице, невольно забываешь о мирской суете и тоске жизни.
    Вот башня водокачки, видная за полторы версты с дороги, снабжающая водою монастырские постройки. Дальше - скромная трапезная; вблизи, на столбе, - колокол, в 11 час. утра призывающий братию к трапезе. Пища подается самая скромная, но сытная, хлеб печется из настоящей ржаной муки. Во время трапезы монах читает житие святых. Привлекает внимание большой дом настоятеля отца Герасима. Стены внутри увешаны картинами и образами. Среди картин выделяется редкое изображение одного из апостолов - евангелистов. В этом же доме помещается канцелярия скита. Заведует ею брат Елферий, променявший карьеру чиновника на скромную монашескую рясу. Он - свидетель возникновения обители, через его руки прошли жертвы, на которые выстроился скит. Напротив настоятельского дома - книжная и бараночная лавки, в глубине - просфорня. Сам храм расположен посреди скита, возвышаясь над всеми постройками, сияя златым крестом. Кругом храма цветники, яблони, липы и тополя.
    Выходим из скита в святые ворота, и по лесной дороге брат Николай ведет нас на пчельник, устроенный о. Герасимом. Версты две прошли лесом, и, наконец, на поляне показалась простая избушка, обнесенная изгородью. Это и есть пчельник. Ульи расставлены вдоль изгороди. За пчелами ухаживает монах - малоросс, бодрый и крепкий старик. Он там живет один зиму и лето, в лесной избушке, привык, не скучает. Перед большими праздниками приходит в скит приобщаться Святых Тайн. За оградой скита расположено здание гостиницы. Здесь же раскинуты хозяйственные домики, которые о. Герасим сдает летом, как дачи, благочестивым семьям. Есть кирпичный завод, скотный двор. По примеру милосердия выдающихся святителей церкви отец Герасим выстроил в скиту большой дом, названный им «домом инвалидов». Здесь находят приют и пищу больные и увечные люди. Чудный воздух, красота природы, слова утешения братии смягчают страдания несчастных больных.
    Сергиевский скит построен на земле, принадлежащей Императорскому Православному Обществу. Участок в несколько десятин земли отдан в полное владение скита. Устройству Сергиевского скита и его возвышению и украшению много способствует личность самого устроителя - старца Герасима. Всем известны его подвижнически-строгая жизнь, неустанный труд, непоколебимая, пламенная вера еще в то время, когда он был простым диаконом соборной церкви в г. Брянске. Искание истины, духовная жажда не были для него бесплодны. Нашлись люди, понявшие его стремления, которые дали ему возможность основать скит. Всецело отдавшись строительству дома Божьего, он уделяет время и для общественной деятельности. Приходящим в обитель людям, угнетенных горем и болезнями, он помогает советом и вразумлением. Желающих беседовать с отцом Герасимом находится довольно много.
    Деревенский и городской люд, мужчины и женщины спешат к батюшке: кто поделиться своим горем, кто попросить совета, а кто - просто из любопытства. И для всех у него находятся слова утешения. Отец Герасим во время службы строг к молящимся, если он замечает, что прихожане плохо молятся, это дает ему повод сказать краткое, но выразительное слово: «Я вижу, что многие из присутствующих в Святом храме не умеют креститься. Это нехорошо для православных. Креститесь хорошенько, и тогда на вас будет благодать Святого Духа, - и после паузы добавляет, - особенная благодать!..».
  19. Olqa
    УГОДНИКИ СОЛОВЕЦКИЕ
    СРЕДНЕГО размера образ, 30 на 26. Живопись тоже средняя, «палеховская»: писано, вероятно, иконописцем Обители. Лики отчетливы, у каждого свой характер. Слева направо: Св. Митроп. Филипп, священномученик; преподобные ― Сергий и Герман, валаамские; Зосима и Савватий, Соловецкие. Над ними, писанными в рост, ― Господь Саваоф. На тыльной стороне наклейка, померкшими чернилами:
    «Сию Святую Икону Соловецких Угодников, на, их Святых нетленных Мощах освященную, приносит Соловецкий Архимандрит А… в благословение на гроб своей дочери девицы Анастасии, в этой обители погребенной, на вечное время. Мая 17 д. 1856, четверг. А. А.»
    Икона имеет свою историю: икона-мученица, икона-странница: а по вере одного лютеранина-швейцарца, уже покинувшего земной удел, икона-освободительница из уз тяжких.
    В 20-х годах века сего, некий швейцарский подданный, проживавший в Петрограде, был присужден к соловецкой каторге на 10 лет, как «паразит» советской страны. В до советские времена был он биржевой маклер, лицо, так сказать, законное, совершаемых на бирже сделок. В те годы не было дипломатических отношений между Швейцарией и Советами, и за чужестранца никто не заступился. Привезли его на Соловки. Было ему уже за пятьдесят. Сначала его поставили на лесные работы, но, год спустя, прознав, что он сведущ в чужих языках, перевели в канцелярию, «по иностранной части». Дело ответственное опасное. Знатто было по опыту: чуть что, пришьют «шпионаж», если проштрафишься ошибкой в переводе «секретных документов», и тогда… известно.
    Так он проработал года два, все время страшась, не случилось бы какой «ошибки», а то «Секирка» * ( Страшное место заключения, откуда, обычно, один выход ― в могилу), верная смерть. «Там это просто», ― рассказывал он, ― «как они говорят ― «в два счета».
    Проходил он как-то в свободный час под монастырем, и видит: в стороне от дороги, в грязи, валяется дощечка. Подумал, ― на подтопочку сгодится. Поднял дощечку, смотрит ― икона, расколота: два лика только, расколота ровно, чем-то острым, повидимому ― штыком: две полудырки ― в самом верху и в самом низу: совершенно ясно, что верхняя часть одного удара и нижняя часть другого пришлись в воздух. На тыльной стороне ― половинка наклеенной записки. Заколебался взять: священное, а за священное, если увидят тѣ, может быть строгая кара, ― за хранение «опиума для народа». Да еще и чужестранец. Но что-то, в мыслях, велело: «взять, сберечь!» И он спрятал дощечку под фуфайку. Ни одной душе в казарме не поведал, страшился. Хранил дощечку под нарами, ― «а для чего ― не знаю: мы лютеране, никаких священных изображений, кроме Креста, не почитаем».
    Прошло дней пять, и швейцарец забыл про свою находку.
    Вскоре ему случилось проходить монастырским кладбищем, еще не вовсе срытым. И вот, видит: мотается в ветке, на могильном кресте, на проволочке, дощечка. Было это совсем в другой стороне от той дороги, где с неделю тому, нашел он расколотую икону. Что-то толкнуло его подойти взглянуть… и, к удивлению своему, узнает он другую половинку расколотой иконы! Не думая ни о чем, высвободил он из проволочной петли ту дощечку, и видит еще три лика, а на тыльной стороне отрывок той записки.
    Тут в нем прояснилось нечто, мелькнуло мыслью ― «какая странность!.. указание, ― что ли..?» ― и он уже сознательно взял эту половинку. Что он чувствовал от этой «странной» находки, ― неизвестно: он не рассказывал о чувствах. Одно только было в мыслях, ― впоследствии признавался он, ― что «это не случайно». И решил ― «непременно хранить эту икону». А зачем… ― не знал, и предположений не высказывал.
    Но теперь у него «разные мысли завозились», и он уже не переставал думать о находке. Ночью, в бессонницу, он представлял себе, как могло все это произойти… Икону, конечно, расколол какой‑то кощунник, из тех… «искоренял суеверие»?.. или злорадно издевался?.. Метил штыком… ― удар был острый, пронзающий!.. ― метил, конечно в лики… может быть, в Бога Саваофа… ― как раз намечал удар по средней вертикали! ― но удар пришелся совсем по верхнему краю, на одну треть в воздух. Тогда кощунник взял чуть пониже, ударил… ― и удар пришелся совсем по нижнему краю, по той же вертикали, но на одну треть в воздух… икона раскололась, а лики уцелели!.. Что же дальше? Упавшую половинку кощунник зачем‑то понес с собой и… швырнул в сторону от дороги. Почему же швырнул? почему оставил другую половинку?.. почему не уничтожил «опиум»?.. Этого никто не знает. Словом ― швырнул… ― «а я вот ее нашел!..» И вот эта «странность», что кощунник не истребил икону, а он, чужой всему этому, нашел ее в разных совсем местах… ― вызывала в нем «разные вопросы». Вызывала ― и… «как‑то укрепляла». Для него становилось ясным, что ― «это не случайно».
    Прошло два с половиной месяца. Была осень 1928 года. И вот, вызывают его в «управление», и начальник объявляет ему приказ: «забирай свое барахло!» Он страшно испугался. Взглядом спросил ― «конец?» Не отвечают. И сам он не мог бы сказать, что разумеет под этим туманным словом ― «конец». Свои, «отбывающие», разное говорят: кто ― «в расход», а кто ― «загонят дальше». Куда же ― дальше‑то?.. И никто не предположил, что это ― конец каторге.
    Швейцарец стал собирать свое барахло, увидел свою находку и… ― «что‑то мелькнуло в мыслях, стал разглядывать лики Угодников Соловецких». Строго они смотрели, ― «будто в себя смотрели, что‑то тая в себе». Но это лишь мелькнуло, не выразилось мыслью, тогда. Были в нем спутаны два чувства: страх и радость. Радости было больше: неясной, несознанной.
    На пристани он узнал, что его повезут «дальше». Значит, ― пока еще не «в расход». Об освобождении и мысли не было. Кто мог за него похлопотать?.. Никто. Он знал много случаев, что выпадало порой на долю таким же, как он, швейцарцам: с ними не церемонились. Американцы, англичане… ― другое дело. Не раз ему бросали, презрительно: «эй, ты…шви-цар! По своему «огороду» соскучился?..» Никого не было, кто мог бы похлопотать. Правда, как-то он, безнадежно, сказал кому-то, отбывшему срок и уезжавшему с Соловков – бывшему ихнему: «хоть кому бы дать знать о себе… ни за что, ведь, губят!...» И этот «бывший! сказал усмешливо» «а вот, разве что Николе-Угоднику дашь знать, да вы его не знаете!..»
    Расколотые половинки иконы он запрятал на дно мешка, в лохматья. Их не дощупались. В Архангельске он узнал, что его отправляют в Ленинград. Зачем? Всякие приходили мысли.
    И вот, он в Ленинграде. Через неделю вызывают его в тюремную канцелярию и дают «проходное свидетельство» и во-семь рублей с копейками – «заработанной платы». Нехватит на билет и до границы. И говорят: «катись в свой «огород», там у вас, сказывают, и плюнуть некуда!»
    Было это – «как сон». Двинулся он пешком, на Гатчину, таща свое барахло в мешке. Погода была – золотая осень. И было это великое путешествие для него – «самым радостным путешествием за всю жизнь», ‑ и самым легким, «будто несло на крыльях». Питался спелой брусникой, ‑ много было ее! – и была она ему слаще сахара. Пек рыжики и волнушки на угольках, ‑ и казались они ему «несравненными ни с чем по вкусу». И, странно: «не хотелось с Россией расставаться!»
    Смотрел на золотые березы большака и говорил с грустью – «прощайте, милые!..» А они роняли на него золотые листья. Подвозили его суровые русские мужики, жалели. Он хорошо говорил по-русски, говорил осторожно-бережно, но они понимали все. Давали хлебца. Помнил швейцарец, как один старик потрепал его по плечу, сказал: «ну, ничего… таперича до своего добьешься, молись Богу». Путь его лежал на Нарву, к Эстонии, ‑ а там – «к консулу нашему, отправит». Помнил «радостную реку Лугу»: радушно приняли его русские рыбаки, накормили ухой чудесной… ‑ «не ел никогда такой!» ‑ и положили спать в шалаше. «И показался мне тот их шалаш дворцом!» Дали в дорогу хорошей рыбы: «на угольках испекешь». Ласково проводила его Россия.
    Без гроша, с мешком барахла, с посохшей веткой березки русской, вернулся он в родную свою Швейцарию, откуда давным-давно, юношей, выехал в великую Россию – искать счастья: жил хорошо все годы, много видал хорошего, и проводила его Россия лаской. А то… ‑ надо забыть про то… «Как забывается дурной сон».
    Вернулся он в родной Цюрих. Оставались еще какие-то родные, дальние. Подивились «выходцу с того света». Он рассказал им свою историю. Показал им икону: «она вывела меня из ада!» ‑ так и сказал. Но они не поверили. Наводил справки, кто же похлопотал о нем. Не мог ничего узнать: не знали и в самом Берне. Но ему казалось, что он теперь знает все.
    Жил – не роптал, на скромное пособие сограждан. Отдал мастеру «русскую икону» ‑ склеить разбитые половинки и заделать «раны»; велел отмыть нарост времени и покрыть лаком. Икона поновилась. Молился ей?.. Этого никто не видел: никто не ведал, что теперь стало в его душе. Но почетно хранил икону, «на полочке», как православные.
    Русская благочестивая женщина, рассказавшая мне эту историю, знала этого швейцара. На ее просьбы отдать ей икону эту – она предлагала ему деньги, швейцарец решительно ответил: «ни за что!.. она вывела меня из ада! Он вы, после моей смерти ее получите».
    И она, действительно, получила ее, и получила «без распоряжений». Это ее особенно радовало и удивляло.
    Она редко бывала в той швейцарской семье. Зашла как-то и узнала, что бывший соловчанин умер. Вспомнила о чудесной его иконе, но не успела спросить, не было ли распоряжений покойного насчет иконы, как ей сказали: «возьмите икону, которую он вынес из России… нам она не нужна». Она спросила:
    ‑ Покойный распорядился передать ее мне?
    ‑ Нет, он нам ничего не говорил. Но вы почитаете иконы… возьмите.
    Она предложила деньги, но они отказались взять.
    Так исполнились слова швейцарца: «после моей смерти вы ее получите».
    Она приняла эту икону благоговейно, «как дар назначенный».
    Я вглядывался в строгие лики Угодников Соловецких, и они многое мне сказали. В этом, ими потайно сказанном, я постиг, что они вернутся в свою Обитель. Вернутся по воле Божией. Думалось мне когда я вглядывался в лики: «не втуне написал неведомый Архимандрит А. «на вечное время»: они вернутся». Почему так думал? На это нельзя ответить словом, но это так явно светится во всем нераскрытом содержании этой достоверной истории.
    Июль. 1948.
    ШМЕЛЕВ И.С. СВЕТ ВЕЧНЫЙ. PARIS, 1968
  20. Olqa
    Из моей любимой старины. Книжица «Как учить детей добродетели».
    ("Донские Епархиальные Ведомости", 1874г. Автор – протоиерей Т. Полидоров)
     
    …В селе Калужке, в недальнем расстоянии от губернского города Калуги, есть, как известно, чудотворная икона Матери Божией, называемая, по месту, Калужской. Одна женщина, из среднего сословия, имела особенное усердие к этой святой иконе, часто прибегала с великой верой к изображенной на ней Богоматери в своих нуждах и скорбях с молитвой, и, особенно, по примеру пророчицы Анны, матери пророка Самуила, постоянно изливала перед Владычицей душу свою в скорби, по причине безчадия, моля всех скорбящих Радость разрешить ее неплодство – даровать ей чадо.
    Молитва благочестивой жены услышана: она зачинает и рожает дочь. Но, испросив у Господа, при посредстве Матери Божией, себе плод чрева, она не принесла его в дар Богу, по примеру Анны пророчицы , через христианское воспитание, и потому, а может быть по другим неисповедимым путям Промысла Божия, дочь ее, достигнув двенадцатилетнего возраста, заболевает и умирает!.. Кто опишет скорбь чадолюбивой матери, лишившейся единородной дочери своей. С рыданием и воплем она поверглась перед снимком с чудотворной иконы Божией Матери Калужской, который был в ее доме, и, придя от горести в иступление, начала поносить Владычицу, называя Ее, - благоуветливую, благосерднейшую и премилостивую Матерь нашу и Заступницу, - немилостивой и немилосердной… Наконец, от изнеможения она впадает в сон, или обморок. В это время является к ней Царица Небесная в неописанной славе и говорит сокрушенной скорбью матери: «Безумная, неужели ты думаешь, что Я забыла твою любовь ко Мне или оставила в пренебрежении веру и усердие, которые ты ко Мне всегда проявляла? Нет, за это-то Я и взяла было дочь твою к Себе, и таким образом желала устроить полезное и тебе и дочери твоей, но ты не восхотела этого, пусть будет по твоему. Смотри – дочь твоя жива!...»
    Придя в себя, мать спешит к телу умершей своей дочери, лежавшему на столе в ожидании погребения, и что же видит? О чудо! На ланитах умершей играет румянец – признак жизни!.. С помощью некоторых средств ее приводят в чувство и, наконец, - к жизни и здравию!.. Что же затем? Дочь, чудесным образом возвращенная от смерти к жизни, достигла совершенных лет, и не только не доставила матери своей чаемого ею утешения, но, предавшись совершенно влечению страстей, постоянно преогорчала ее, и даже, когда мать начинала учить безпутную дочь страху Божию, эта последняя дерзала подымать руку на свою родительницу, - бить ее!.. Тогда-то несчастная мать в горести души, бия перси свои, восклицала: «О Владычице! Праведно Ты меня наказываешь, я вполне заслуживаю, чтобы терпеть побои от моего исчадия, ибо я дерзала роптать на Тебя, когда Ты, Милосердная, хотела устроить душам нашим полезное!..»…
  21. Olqa
    Молнии слов светозарных (В.А.Никифоров-Волгин)
     
    Любил дедушка Влас сребротканый лад церковнославянского языка. Как заговорит, бывало, о красотах его, так и обдаст тебя монастырским ветром, так и осветит всего святым светом. Каждое слово его казалось то золотым, то голубым, то лазоревым и крепким, как таинственный адамантов камень. Тяжко грустил дедушка, что мало кто постигал светозарный язык житий, Пролога, Великого канона Андрея Критского, Миней, Триоди Цветной и Постной, Октоиха, Псалтири и прочих боговдохновенных песнопений.
    Не раз говаривал он мягко гудящим своим голосом:
    – В кладезе славянских речений – златые струи вод Господних. В нем и звезды, и лучи, и ангельские гласы, и камения многоцветные, и чистота снега горного светлейшая!
    Развернет, бывало, дед одну из шуршистых страниц какой-нибудь древней церковной книги и зачнет читать с тихой обрадованной улыбкой. Помню, прочитал он слова: "Тя, златозарный мучеников цвет, почитаю". Остановился и сказал в тихом вдумье:
    – Вникни, чадо, красота-то какая! Что за слово-то чудесное: "златозарный". Светится это слово!
    До слез огорчало деда, когда церковники без великой строгости приступали к чтению, старались читать в нос, скороговоркой, без ударений, без душевной уветливости.Редко кто понимал Власа. Отводил лишь душу со старым заштатным диаконом Афанасием – большим знатоком славянского языка и жадно влюбленным в драгоценные его камни.
    Соберутся, бывало, в повечерье за чашкой золотистого чаю, и заструятся у них такие светлопевучие речи, что в сумеречном домике нашем воистину заревно становилось. Оба они с диаконом невелички, сребровласые, румяные и сухенькие. Дедушка был в обхождении ровен, мягок, не торопыга, а диакон – горячий, вздымястый и неуемный. Как сейчас помню одну из их вечерних бесед...
    Набегали сумерки. Дед ходил в валенках-домовиках по горенке и повторял вслух только что найденные в Минее слова: "Молниями проповедания просветил еси во тьме сидящия".
    Диакон прислушивался и старался не дышать. Выслушал, вник и движением руки попросил внимания.
    Дед насторожился и перестал ходить. Полузакрыв глаза, с легким румянцем на щеках, диакон начал читать переливным голосом, мягко округляя каждое слово: "Великий еси Господи, и чудна дела Твоя, и ни едино же слово довольно будет к пению чудес Твоих.
    Твоею бо волею от небытия в бытие привел еси всяческих: Твоею державою содержиши тварь и Твоим промыслом строиши мир..."
    Дед загоревшимся взглядом следил за полетом высоких песенных слов, а диакон продолжает ткать в синих сумерках серебряные звезды слов: "Тебе поет солнце, Тебе славит луна, Тебе присутствуют звезды, Тебе слушает свет, Тебе трепещут бездны, Тебе работают источницы, Ты простер еси небо яко кожу, Ты утвердил еси землю на водах. Ты оградил еси море песком. Ты к дыханиям воздух излиял еси"...
    Диакон вскакивает с места, треплет себя за волосы и кричит на всю горницу:
    – Это же ведь не слова, а молнии Господни!
    Дед вторит ему с восхищением:
    – Молниями истканные ризы Божии! – и в волнении ходит по горенке, заложив руки за монастырский поясок.
    В такие вечера вся их речь, даже самая обыденная, переливалась жемчугами славянских слов, и любили, грешным делом, повеличаться друг перед другом богатством собранных сокровищ. Утешали себя блеском старинных кованых слов так же, как иные утешают себя песнями, плясками и музыкой.
    – А это разве не дивно? – восклицает диакон. – Слушай: "Таинство ужасное зрю: Бог бо Иже горстию содержай всю тварь, объемлится плотию в яслех бессловесных, повиваяй мглою море".
  22. Olqa
    ВЕСЕННИЙ ХЛЕБ (В.А. Никифоров-Волгин)
    В день Иоанна Богослова Вешнего старики Митрофан и Лукерья Таракановы готовились к совершению деревенского обычая — выхода на перекресток дорог с обетным пшеничным хлебом для раздачи его бедным путникам.
    Соблюдалось это в знак веры, что Господь воззрит на эту благостыню и пошлет добрый урожай. До революции обетный хлеб испекался из муки, собранной по горсти с каждого двора, и в выносе его на дорогу участвовала вся деревня. Шли тихим хождением, в новых нарядах, с шепотной молитвой о ниспослании урожая. Хлеб нес самый старый и сановитый насельник деревни.
    Теперь этого нет. Жизнь пошла по-новому. Дедовых обычаев держатся лишь старики Таракановы. Только от них еще услышат, что от Рождества до Крещения ходит Господь по земле и награждает здоровьем и счастьем, кто чтит Его праздники: в Васильев день выливается из ложки кисель на снег с приговором: "Мороз, мороз! Поешь нашего киселя, не морозь нашего овса". В Крещенский сочельник собирается в поле снег и бросается в колодец, чтобы сделать его многоводным, в прощеное воскресенье "окликают звезду", чтобы дано было плодородие овцам; в чистый понедельник выпаривают и выжигают посуду, чтобы ни згинки не было скоромного; в Благовещенье Бог благословляет все растения, а в Светлый День Воскресения Юрий — Божий посол — идет к Богу за ключами, отмыкает ими землю и пускает росу "на Белую Русь и на весь свет".
    На потеху молодежи старики Таракановы говорят старинными, давным-давно умершими словами. У них: колесная мазь — коляница, кони — комони, имущество — собина, млечный путь — девьи зори, приглашение — повещанки или позыватки, запевало — починальник, погреб — медуша, шуметь на сходе — вечать, переулки — зазоры.
    Речь свою старик украшает пословицами и любит похваляться ими: так, бывало, и сеет старинными зернистыми самоцветами. Соседу, у которого дочь «на выданье», скажет:
    — Заневестилась дочь, так росписи готовь!
    Про себя со старухою говорит:
    — Только и родни, что лапти одни!
    Соседского сына за что-то из деревни выслали, и старик утешал неутешную мать:
    — Дальше солнца не сошлют, хуже человека не сделают, подумаешь — горе, а раздумаешь — воля Божья!
    Бойким веселым девушкам тихо грозит корявым пальцем:
    — Смиренье — девушки ожерелье.
    Баба жаловалась Митрофану на нищее житье свое, а он наставлял ее:
    — Бедная прядет, Бог ей нитки дает!..
    Лукерья, маленькая старушка с твердыми староверскими глазами, старую песню любила пестовать.
    Послушает она теперешние вроде: "О, эти черные глаза" и горестью затуманится:
    — В наше время лучше пели, — скажет со вздохом и для примера запоет причитным голосом:
    Ах, ты, матушка, Волга реченька,
    Дорога ты нам пуще прежнего,
    Одарила ты сиротинушек
    Дорогой парчой, алым бархатом,
    Золотой казной, жемчугами-камнями...
    И в долгу-то мы перед матушкой,
    И в долгу большом перед родненькой.
    К выносу на дорогу "обетного хлеба" Митрофан и Лукерья готовились с тугою душевной. Вчера Лукерья собирала по всей деревне муку для "обычая", но никто ничего не дал, только на смех подняли.
    Рано утром в избе Тараканова запахло горячим хлебом. Пока он доходил в печи, Митрофан стоял перед иконами и молился.
    В полдень стали готовиться к выносу. Хлеб задался румяным и наливным. Старуха перекинула его с руки на руку и сказала:
    — Хышь на царскую трапезу!
    Старик постучал по загаристой корке и высловил:
    — Сущий боярин!
    Хлеб положили на деревянное блюдо, перекрестили его и покрыли суровым полотенцем. Старик принял его на обе руки. Лукерья открыла дверь и сказала вслед:
    — Как по занебесью звездам несть числа, дак бы и хлебушка столько добрым людям...
    Митрофан пошел по деревенской улице. Он был без шапки, с приглаженными волосами, с расчесанной на две стороны бородою, в длинной холщевой рубахе. Концы полотенца с вышитой занизью свисали до земли, как дьяконский орарь.
    Парни и девки, стоявшие у раскрытых окон Народного дома и слушавшие радио, увидев Митрофана, засмеялись. Подвыпивший парень в манишке и сползающих манжетах махнул старику бутылкой водки и надсадно хамкнул:
    — Гони сюда закуску!
    Старик остановился и степенно ответил:
    — Не смейтесь, ребятки! Хлеб Господень несу!
    Митрофан дошел до перекрестка и остановился. Дороги были тихими, прогретыми майским солнцем. Веселой побежкой гулял ветер, взметывая золотистую пыль.
    От запаха ли пыли, пахнувшей по весне ржаными колосьями, или от зеленой зыби раскинувшегося ржаного поля, Митрофан стал думать о хлебе:
    — Даст ли Господь урожай?
    Вспомнились прежние градобития, неуемные дожди, иссушающие знои, и во рту становилось горько, а хлеб на руках потяжелел. Солнце играло с ветром. Митрофан залюбовался их игрою и сразу же осветился:
    — Ничего, — сказал нараспев, — Микола Угодник умолит, вызволит мужика из беды... Он, Микола-то, по межам ходит, хлеб родит, да и к тому же в Крещенье снег шел хлопьями, а это всегда к урожаю...
    На автомобиле проехали городские люди. С широким удивлением посмотрели на бородатого высохшего старика, стоявшего у дорожного вскрая: откуда это древнее видение? Кого он поджидает с хлебом-солью среди пустых полей?
    Мимо старика проехал велосипедист в кожаной куртке и таких же штанах. Он остановился и спросил:
    — Ты, старина, зачем тут стоишь?
    — Бедных зашельцев поджидаю...
    — А это для чего?
    — Хлебушком хочу с ними побрататься... Обычай такой у нас... старинный... штобы это Господь за нашу милость урожай хороший послал...
    Велосипедист покачал головой. Время уходило за полдень, а из нищей братии никто не показывался. Это начинало тревожить Митрофана.
    — Плохой знак... недобрый... Не посылает Господа ни одного доброго человека... Вот что значит одному-то выходить с хлебом!.. Пошли бы, как встарь, всей деревней, Господь-то и услышал бы.
    От усталости Митрофан присел на придорожный камень и задумался. Думы были тяжелые. Чтобы не так больно было от них, он старался дольше и глубже смотреть на поля. Несколько раз повторит:
    — Своя земля и в горсти мила!
    В думах своих не заметил, как мимо прошел человек в рваней "чернизине" и босой. Митрофан прытко поднялся с камня и крикнул вслед:
    — Эй! Поштенный! Остановись!
    — Чево? — повернулся прохожий.
    — Вы из нищих? — радостно спросил старик, приближаясь к нему с хлебом.
    Прохожий плюнул и выругался.
    Подойдя поближе, старик признал в нем скупого лавочника из Верхнего села.
    Почти до вечера простоял Митрофан на перекрестке и никого из нищей братии не дождался.


  23. Olqa
    Под храмовый праздник.
     
    Я сидела на хорах, они были очень маленькие, и мне с большим трудом удалось разместить на них цветы. Цветов была масса. Часть их, сплетенная в длинную гирлянду, лежала, изогнувшись, по висящему краю хоров, часть стояла в воде в ведрах и тазах, а не поместившиеся были просто сложены на пол и обильно сбрызнуты водой.
    Каких только здесь не было цветов! Астры, темные, как гранаты, и лиловые, как фиалки, георгины, поражающие своей формой, величиной и раскраской, левкои, душистый горошек, маргаритки, розы…Последних было мало, и они с капельками росы на венчиках стояли отдельным букетом. Жарко, почти душно. Ладан клубами поднимается вверх, и живопись сквозь него кажется мне подернутой облаком. Хор поет стройно, хорошо. Я внимательно слежу за ходом службы, а сама быстро плету венок.
    Тихо появляется Е.Ив., в новом сатиновом платье, в праздничной косыночке с кружевами, и, многозначительно и довольно улыбаясь, подает мне большую корзину, полную свежих цветов. «От Лаврентьевых, - шепчет она. – А это от Ирины Владимировны».
    Я, задохнувшись от восторга, припадаю лицом к золотым с розовым отсветом георгинам. Они еще влажные, торжественно красивые и огромные до того, что кажутся ненатуральными. У меня от восторга подступают слезы, я их быстро вытираю и отбираю цветы для самого главного венка – для Хозяина, для нашего Именинника, для Нерукотвореннного Спаса. Комбинирую розовый горошек, белые флоксы и жемчужины-розы, гранатовые астры и золотые, только что принесенные георгины. Плету и плачу. Плачу от радости, что я сижу здесь на хорах во время обедни, что в храме так торжественно и прекрасно и что я готовлю украшение Самому Богу. Чувство восторга, радости, умиления охватывает меня всю.
    Очень душно. Я смачиваю цветы, голова у меня кружится. Этот балкон над переполненной церковью, хор, весь утонувший в ярких цветах, клубы ладана, легкий гул молящихся людей, лучи яркого солнца сквозь узкие окна купола, пение хора, приподнятое настроение, чувство праздника – я сознавала, что больше это не повторится, что все это надо запомнить, впитать в себя на всю жизнь…
    Обедня отошла. Моя работа подходит к концу. Ко мне поднимаются наверх знакомые, поздравляют с праздником, целуют, спрашивают о том, как продвигается работа, предлагают свои услуги. Праздничная, сияющая, входит Е.Ив., в одной руке – серебряный ковшик с теплотою, в другой – тарелочка с просфорами. «Подкрепитесь, Лидия Сергеевна», - говорит она. Я пью, ем и бодрость разливается по всему моему телу.
    Кончаю работу. Церковь вся в цветах. Сегодня Успение, а завтра у нас храмовый праздник – завтра праздник Нерукотворенного Спаса!
    Новогиреево. 28 августа 1940 г.
     
    (из книги Лидии Сергеевны Запариной "Последняя заутреня")
  24. Olqa
    "И С НЕБА ОГОНЬ СХОДИЛ НА ЭТО ДОМИШКО" (Павел Груздев "Родные мои")
    В середине войны, году в 1943-м, открыли храм в селе Рудниках, находившемся в 15-ти верстах от лагпункта № 3 Вятских трудовых лагерей, где отбывал срок о. Павел. Настоятелем вновь открывшегося храма в Рудниках был назначен бывший лагерник, "из своих", священник Анатолий Комков. Это был протоиерей из Бобруйска, тянувший лагерную лямку вместе с о. Павлом -только во второй части, он работал учетчиком. Статья у него была такая же, как у Павла Груздева - 58-10-11, т.е. п. 10 - антисоветская агитация и пропаганда и п. 11- организация, заговор у них какой-то значился.
     
    И почему-то освободили о. Анатолия Комкова досрочно, кажется, по ходатайству, еще в 1942-м или 1943-м году. Кировской епархией тогда правил владыка Вениамин - до того была Вятская епархия. Протоиерей Анатолий Комков, освободившись досрочно, приехал к нему, и владыка Вениамин благословил его служить в селе Рудники и дал антиминс для храма.
     
    "На ту пору отбывала с нами срок наказания одна игуменья, - вспоминал отец Павел. - Не помню, правда, какого монастыря, но звали ее мать Нина, и с нею - послушница ее, мать Евдокия. Их верст за семь, за восемь от лагеря наше начальство в лес поселило на зеленой поляне. Дали им при этом восемь-десять коров: "Вот, живите, старицы, тута, и не тужите!" Пропуск им выдали на свободный вход и выход... словом, живите в лесу, никто не тронет!
     
    - А волки?
     
    - Волки? А с волками решайте сами, как хотите. Хотите - гоните, хотите - приютите.
     
    Ладно, живут старицы в лесу, пасут коров и молоко доят. Как-то мне игуменья Нина и говорит: "Павлуша! Церковь в Рудниках открыли, отец протоиерей Анатолий Комков служит - не наш ли протоиерей из второй части-то? Если наш, братию бы-то в церкви причастить, ведь не в лесу".
     
    А у меня в лагере был блат со второй частью, которая заведует всем этим хозяйством - пропусками, справками разными, словом, входом в зону и выходом из нее.
     
    - Матушка игуменья, - спрашиваю, - а как причастить-то?
     
    А сам думаю: "Хорошо бы как!"
     
    - Так у тебя блат-то есть?
     
    - Ладно, - соглашаюсь, - есть!
     
    А у начальника второй части жена была Леля, до корней волос верующая. Деток-то у ней! Одному - год, второму - два, третьему - три... много их у нее было. Муж ее и заведовал пропусками.
     
    Она как-то подошла ко мне и тоже тихо так на ухо говорит:
     
    - Павло! Открыли церковь в Рудниках, отец Анатолий Комков из нашего лагеря там служит. Как бы старух причастить, которые в лагере-то!
     
    - Я бы рад, матушка, да пропусков на всех нету, - говорю ей.
     
    Нашла она удобный момент, подъехала к мужу и просит:
     
    - Слушай, с Павлухой-то отпусти стариков да старух в Рудники причаститься, а, милой?
     
    Подумал он, подумал...
     
    - Ну, пускай идут, - отвечает своей Леле. Прошло время, как-то вызывают меня на вахту:
     
    - Эй, номер 513-й!
     
    - Я вас слушаю, - говорю.
     
    - Так вот, вручаем тебе бесконвойных, свести куда-то там... сами того не знаем, начальник приказал - пятнадцать-двадцать человек. Но смотри! - кулак мне к носу ого! - Отвечаешь за всех головой! Если разбегутся, то сам понимаешь.
     
    - Чего уж не понять, благословите.
     
    - Да не благословите, а!.. - матом-то... - при этих словах тяжело вздохнул батюшка и добавил: "Причаститься-то..."
     
    Еще глухая ночь, а уже слышу, как подходят к бараку, где я жил: "Не проспи, Павёлко! Пойдем, а? Не опоздать бы нам, родненькой..." А верст пятнадцать идти, далеко. Это они шепчут мне, шепчут, чтобы не проспать. А я и сам-то не сплю, как заяц на опушке.
     
    Ладно! Хорошо! Встал, перекрестился. Пошли.
     
    Три-четыре иеромонаха, пять-шесть игуменов, архимандриты и просто монахи - ну, человек пятнадцать-двадцать. Был среди них и оптинский иеромонах отец Паисий.
     
    Выходим на вахту, снова меня затребовали: "Номер 513-й! Расписывайся за такие-то номера!" К примеру -"23", "40", "56" и т.п.. Обязательство подписываю, что к вечеру всех верну в лагерь. Целый список людей был.
     
    Вышли из лагеря и идем. Да радости-то у всех! Хоть миг пускай, а свобода! Но при этом не то чтобы побежать кому-то куда, а и мысли такой нет - ведь в церковь идем, представить и то страшно.
     
    - Пришли, милые! - батюшка о. Анатолий Комков дал подрясники. - Служите!
     
    А слезы-то у всех текут! Столько слез я ни до, ни после того не видывал. Господи! Так бесправные-то заключенные и в церкви! Родные мои, а служили как!
     
    Огонь сам с неба сходил на это домишко, сделанный церковью. А игуменья, монашки-то - да как же они пели! Нет, не знаю... Родные мои! Они причащались в тот день не в деревянной церкви, а в Сионской горнице! И не священник, а сам Иисус сказал: "Приидите, ядите, сие есть Тело Мое!"
     
    Все мы причастились, отец Анатолий Комков всех нас посадил за стол, накормил. Картошки миску сумасшедшую, грибов нажарили... Ешьте, родные, на здоровье!
     
    Но пора домой. Вернулись вечером в лагерь, а уж теперь хоть и на расстрел - приобщились Святых Христовых Тайн. На вахте сдал всех под расписку: "Молодец, 513-ый номер! Всех вернул!"
     
    - А если бы не всех? - спросила слушавшая батюшкин рассказ его келейница Марья Петровна.
     
    - Отвечал бы по всей строгости, головой, Манечка, отвечал бы!
     
    - Но ведь могли же сбежать?
     
    - Ну, конечно, могли, - согласился батюшка. - Только куды им бежать, ведь лес кругом, Манечка, да и люди они были не те, честнее самой честности. Одним словом, настоящие православные люди.
×
×
  • Создать...