Перейти к публикации

О_К (fakel)

Пользователи
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    1 184

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    1

Записи блога, опубликованные пользователем О_К (fakel)

  1. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/ja-huzhe-vseh/
    Я-хуже-всех — я-хуже-всех — я-хуже-всех? (+Видео)
     
    29 мая, 2012 • Ольга Михайловна Красникова
    Шаварш Карапетян: Человек человеку человек (+ Видео)
    Десятина, налог на Церковь или пожертвование? ОПРОС
    Протоиерей Николай Емельянов: Жертва или регулярные взносы?
    Границы прощения
    Роман Колпаков: Остановка к жизни
    Дело Данте
    Как распознать гордость?
    Гордость или чувство собственного достоинства? (Видео)
    Православные НКО: есть ли место конкуренции?
    Если бы святая Татиана была студенткой…

     
    Главная тема • Психология
    Теги: гордость • жертва • подвиг • права человека • самоотвержение • самоуничижение • социальное служение
     

     
     
     
    Часто среди православных считается, что верующий человек должен считать себя по определению хуже всех. Человек верующий — тот, кто считает себя полным ничего не стоящим ничтожеством. Правильно ли это? Действительно ли именно это — цель покаяния?
    Как понимать слова Христа «отвергнись себя и иди за Мной»? Нужно ли разрушить себя, чтобы исполнить эти слова Христа?

    - Многие психологи считают отвержение себя негативной, саморазрушающей установкой. Но в то же время мы знаем слова Спасителя: отвергнись себя и иди за Мной. О каком отвержении идет речь в том и другом случае?
    - Если мы говорим об отвержении себя, то отвергнуть себя может человек, который чувствует себя имеющим. Опять же — отвергнуть свои намерения, свои желания или свои чувства, не себя как личность.
    И для того, чтобы это отвержение действительно было некоторой жертвой с точки зрения христианства, это должно быть отвержение чего-то ценного, значимого. Потому что, если человек живет в самоуничижении, если он себя презирает и не считает свои чувства или потребности чем-то важным, то в его отвержении себя нет никакого подвига, никакой жертвы.
    Есть такая поговорка: «на Тебе, Боже, что нам негоже». Здесь не идет речи ни о каком добродетельном отвержении себя. А речь идет как раз о самоуничижении и самобичевании, которые приводят к унынию, к депрессиям, к тоске и к злости на весь мир.
    Самоотвержение, о котором говорит Спаситель – это духовный подвиг, требующий определенной высоты духа и ощущения собственного достоинства, собственных сил. И на такое отвержение себя способен зрелый человек, достойный, с самоуважением, признающий ценность своей личности, своей жизни. Тогда его жертва будет действительно подвигом, христианским поступком.
    Разница между самоуничижением и отвержением себя заключается в том, что в отвержении себя человек не унижает свое достоинство. Но, признавая свое достоинство, он жертвует какими-то своими интересами или желаниями, иногда чувствами.
    А в самоуничижении человек не признает достоинства своей личности, богоподобия своей личности. Он это отрицает и, по сути, он отвергает дар Бога, не признавая, что в нем Господь видит личность, не признавая, что Господь вложил в него душу, и не признавая того, что в нем есть образ и подобие Божие. То есть, человек, уничижающий себя, ставит под сомнение ценность своей души, ради спасения которой Господь послал Своего Сына на Крестные муки.
    Яркий пример самоуничижения — люди так иногда про себя говорят: «я САМАЯ ВЕЛИКАЯ грешница», «я САМОЕ БОЛЬШОЕ ничтожество». Что-то в этом есть странное, что-то режет ухо. Даже если мы не сильно разбираемся в психологии, мы можем понять, что за этими словами кроется не отвержение себя, а что-то иное. Не признание своей малости, своих ограничений и слабостей перед Богом, а какое-то упоение своим якобы ничтожеством, а на самом деле величием.

    Фото: Sev V, photosight.ru
    Ну и, конечно, в самоуничижении есть масса «вторичных» (скрытых) выгод — вроде бы человек страдает, когда он себя унижает и бичует, но при этом имеет такую выгоду, например, как снятие ответственности. Ведь если я – ничто, у меня ничего нет, с меня и спрос невелик. А если я ценный, если от меня что-то зависит — моя ответственность сразу вырастает в несколько раз. За самоуничижением иногда прячется страх, иногда инфантилизм — разные бывают причины.
    В отвержении себя человек может ради жизни другого, ради здоровья другого пожертвовать своим здоровьем, что является безусловной ценностью, своим временем, какими-то своими ресурсами. Но для того, чтобы пожертвовать чем-то, нужно это иметь. Для того, чтобы эта жертва действительно была серьезным поступком, нужно ценить то, что ты имеешь.
    Когда я отдаю то ценное, что у меня есть, другому человеку просто так, не ожидая ничего взамен, для меня это действительно жертва. А если я это не ценю, если для меня это не важно, то в чем тогда жертва?
    - Как может отвергнуться себя современный человек, который живет в социуме и вынужден отстаивать свои права, права близких в битве с чиновниками в условиях конкуренции, в ситуациях бытового хамства?
    - Если мы возьмем современную жизнь, то нужно очень хорошо разделять, где действительно есть место для отвержения себя, а где это не нужно и, более того, вредно. Например, если мы возьмем ситуацию каких-то социальных отношений, то позволять обогащаться за свой счет или позволять манипулировать собой, пользоваться собой — в этом нет никакого самоотвержения.
    Самоотвержение необходимо в том случае, если другой человек действительно нуждается. А наши чиновники — не нуждающиеся. У них нет нужды. У них есть функции, у них есть роли, у них есть формальные отношения. Что в таком случае делать? Относиться, если получается, по-человечески, если не получается — то формально. Отстаивать свои права, защищать свои границы, требуя, если это требование обосновано.
    Бюрократии наша жертва не нужна. Мы своей жертвой социальной системе никому не делаем хорошо, а себе делаем плохо. И порой мы из страха готовы пожертвовать и собой, и своими близкими, и какими-то важными интересами, только бы выглядеть «приличными» людьми с точки зрения социума, либо чтобы избежать неприятностей, напряжения. Когда мы говорим про социальные отношения, речь не идет о самоотвержении.
    - Часто люди полностью забывают о себе в социальном служении. Близкие говорят: нам нужен ты, здоровый, счастливый, а не твои подвиги. Нужно ли такое отвержение себя?
    - У нас бывают ситуации, когда мы слишком увлекаемся в своем служении и не можем остановиться. Близкие начинают нам говорить: успокойся, остановись, посмотри, ты уже падаешь от усталости, ты скоро заболеешь, ты нам нужен живой и здоровый, а не твои подвиги и твои достижения. Сразу хочется задать себе вопрос: а зачем на самом деле я это делаю? Потому что аргумент, что «я это делаю для своих близких», здесь не работает.
    Близкие мне говорят: хватит, остановись. Значит, я это делаю не для них, им это не нужно. А для чего я это делаю? И мы вновь возвращаемся к ощущению себя либо безусловно ценным, либо неполноценным, ущербным, тем, кто должен доказывать, добиваться, заслуживать. Но тогда мы здесь сталкиваемся не с примером христианской жертвенности, а с примером жертвенности невротической.
    Подготовила Мария Абушкина.
    Читайте также:
    Что значит считать себя хуже всех?
    Просто нормальные настоящие люди


  2. О_К (fakel)

    Дайте умереть .

    Автор: О_К (fakel),

    http://www.pravoslavie.ru/smi/60581.htm
    Дайте умереть
     

    Дмитрий Соколов-Митрич

    3 апреля 2013 г.
     
    :
     
     
     
    Фото: Геннадий Михеев / Фотополигон Интересно, а куда у нас подевалась смерть? Почему больше не слышно похоронных оркестров во дворах? Где еловые ветки, которыми покойнику выстилали дорогу от квартиры до катафалка? Почему не видать встревоженных лиц соседей: «Ой, это что — Геннадий Сергеевич из 53-й квартиры? Я ведь еще на прошлой неделе с ним здоровалась».
     
    Когда вы вообще последний раз видели нормальные человеческие похороны? Люди, вы что — перестали умирать?
    Ну, согласитесь — как-то все стало с этим делом неправильно. «Последний путь» превратился в какую-то санитарную процедуру. Собирается кучка родственников у морга, заходят в специальный зал, полчаса помолчали, повздыхали и уступили место следующему трупу, у которого тоже есть право на свои полчаса. Хорошо если усопший был верующим — хотя бы в церкви полежит, подышит. А если нет? Сразу на кладбище! Из всех посмертных ритуалов — только вскрытие. Такого покойника даже покойником не назовешь. Так — продукт жизнедеятельности.
    Когда я, наконец, заметил пропажу смерти, до последнего надеялся, что все это результат какой-нибудь дурацкой реформы, официального запрета на содержание трупов за пределами моргов или еще чего-нибудь в этом роде. Но вот я звоню Евгению Евгениевичу — моему дальнему родственнику, владельцу похоронного бюро в подмосковном Обухово — и он одним махом мои надежды развеивает.
    — Никаких запретов нет, просто люди изменились. Ты разве не знаешь, что каждые двадцать лет люди полностью меняются? Ничто не мешает им и сегодня хоронить как раньше — ну, разве что с оркестрами теперь проблема. Раньше при каждом ДК был оркестр, на каждом предприятии был оркестр, в одном Обухово у нас было три коллектива. А сегодня на весь Ногинский район, пожалуй, только МЧС играет, и то не на похоронах. После перестройки люди стали умирать по-другому.
    — По-другому — это как?
    — Сегодня о смерти вообще никто не думает. Люди живут кое-как, умирают кое-как и очень удивляются, когда чья-то жизнь вдруг заканчивается. Приходят к нам беспомощные, как дети — ой, а что теперь надо делать?
    Говорят, в некоторых недоделанных регионах люди еще не разучились нормально умирать. Но странное дело: чем сильнее там или сям влияние развитого гуманизма, тем больше ужаса испытывает человек перед смертью и тем решительней гонит ее приметы с глаз долой. Люди готовы платить любые деньги, лишь бы отгородиться от смерти, не пускать ее в свой мир. Не держать покойника в квартире, не омывать его собственноручно, не читать над ним Псалтирь, не хоронить по-человечески. Чем короче путь от морга до могилы, тем лучше. Пробки опять же, расстояния огромные, не наездишься. Даже дома, в которых мы живем, не приспособлены для выноса гробов. Год назад в нашем доме хоронили по-человечески одного армянина — они еще умеют. Вынос гроба из подъезда превратился в сложнейшую инженерную операцию — чуть за болгаркой бежать не пришлось.
    За последние пару десятилетий произошла полнейшая эмансипация покойников. Они теперь лишены всех посмертных обязанностей, которыми были обременены еще совсем недавно. Они больше не вынуждают весь двор выражать соболезнования родным и близким, а заодно вспомнить, кого из соседей как зовут. Они больше не обогащают сознание живущих рядом подростков первыми размышлениями о смысле жизни, а также знакомстсвом с творчеством Фредерика Шопена. Как только человек умирает, он перестает иметь всякий смысл для окружающих. Три дня до похорон нужны лишь для того, чтобы собрать необходимые справки, заказать и оплатить все услуги, купить венок и снять ресторан.
    А раньше эти последние три дня жизни покойника имели огромное значение. Он успевал сообщить родным и близким едва ли не больше, чем за всю предыдущую жизнь. Вообще — от нежелания живых общаться с мертвыми, проигрывают прежде всего живые.
    Фото: Геннадий Михеев / Фотополигон — Здесь, в этих местах от старых людей мы слышали такое поверье, что можно искупить грехи, обмыв семь покойников, — рассказал мне однажды публицист Андрей Рогозянский, который уехал жить из Питера в глухой конец Костромской области. — На первый взгляд, это звучит дико, но на самом деле в этом бездна здравого смысла. Встреча со смертью дает массу переживаний. Раньше жизнь человека всегда была устроена так, что даже в быту он постоянно был вынужден вспоминать о конечности земного бытия. В этом не было никакого пессимизма, смерть мыслилась просто как еще одна стихия, а постоянный контакт с ней развивал опыт будущего собственного умирания.
     
    Сегодня люди сознательно отказываются от этого опыта. Это так же странно, как, например, лишить себя возможности регулярно видеть море. Ну да — море большое и страшное. Но в то же время — оно очень красивое. Нет ничего лучше — посидеть на берегу, послушать прибой, повглядываться вдаль, помочить ножки.
    Вот даже сейчас, уже почти написав колонку про простую человеческую смерть, я все равно никак не могу впихнуть себе в голову мысль, что смерть — это не про кого-то там. Смерть — это про меня. И морг, и вскрытие, и дурацкий трупный макияж, придуманный, чтобы покойники не пугали трусливых живых людей своей мертвой рожей, и вообще весь этот унылый маскарад, в который мы превратили свои похороны — это все будет актуально для каждого из нас. И не когда-нибудь, а, может быть, даже завтра. Или даже сегодня.
    А я не хочу маскарад. И в морг не хочу. И пожалуйста — не надо пудрить мне лицо перед панихидой, я ведь не клоун. Конечно, теоретически мне должно быть все равно, что там происходит с моими осколками после смерти. Но почему-то очень хочется поваляться три дня дома, сослужить родным и близким последнюю службу. Я обещаю сильно не вонять. Я очень постараюсь.


    Дмитрий Соколов-Митрич

    Смотри также: Игумен Нектарий (Морозов). Размышления у последней черты
    Надо чаще не только вспоминать о смерти, помышлять о ней, но и как бы поставлять себя на этот край здешнего бытия, прислушиваясь к тому, как реагирует и отзывается на это наша душа. Игумен Нектарий (Морозов): Кто не помнит о смерти, тот забывает жить
    «Господи, пошли мне память смертную», — повторяем мы за Иоанном Златоустом в вечерней молитве. И что же — есть она в нас, эта самая смертная память? И что она такое и почему она нам так нужна? Для того, чтобы мы боялись ответа за свою жизнь и старались поменьше грешить? Да, но не только для этого. О памяти смертной как обязательном условии духовной жизни христианина мы беседуем с главным редактором журнала «Православие и современность» игуменом Нектарием (Морозовым). Встреча грядет. История одного расставания
    Как одно мгновение промчались десять лет счастья. Будто вчера мы только встретились с Димой и решили навсегда быть вместе. А на самом деле прошло уже почти шесть лет, как беда разлучила нас и я услышала в телефонной трубке слова, которые до сих пор возвращают меня в те дни: «Погибли они...» Протоиерей Андрей Ткачев. «Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира»
    Темы бесед и проповедей на отпеваниях и панихидах
    Не правда ли, как это не похоже на наши мысли? Мы с такой радостью принимаем приглашения на застолья и веселья, мы так боимся вестей о смерти и похоронах, что слова эти так же далеки от большинства людей, как небо далеко от земли. Но так и говорит пророк Исайя о мыслях Божиих, что они отстоят от мыслей человеческих, как небо от земли. Прочтем поэтому дальше то место Писания, где говорится о доме плача, чтобы вникнуть в них глубже.
  3. О_К (fakel)
    Голосом и жестом
     
    25 сентября, 2011 • Константин Мацан
    Голосом и жестом
    Мы, зрячие, так не можем (+ Видео)
    Ограниченные возможности — безграничные таланты
    Роман Колпаков: Остановка к жизни
    12 пар ног Эйми Маллинз (+ Видео)
    Ни одного хмурого лица!
    Клепиковская Пасха
    Пасха в Бутырке (ФОТО)
    Читая службы Великой Субботы
    Читая службы Великой Пятницы

     
    Богослужение • Инвалиды
    Теги: Богослужение • глухие • глухонемые • Инвалиды • люди с ограниченными возможностями
     

     



     
    В «Настольной книге священнослужителя» протоиерея Григория Дьяченко говорится о том, что священник может исповедовать глухого или слабослышащего человека, оценивая только его эмоциональное состояние. Если на его лице и в его поведении читалось покаянное чувство, то исповедь принималась без словесного общения.
    «Получается, что слабослышащий инвалид не мог выразить боль, которая была у него внутри, не мог облегчить свое духовное состояние, — рассказывает протоиерей Андрей Горячев, настоятель храма Тихвинской иконы Божией Матери. — В нашем приходе мы сумели коренным образом изменить эту ситуацию».

    протоиерей Андрей Горячев. Фото Сергея Губачева
    Сегодня богослужения в храме проводятся на языке жестов. На этом же языке священники принимают исповедь — за специальной высокой ширмой, чтобы жестов не было видно. Сами же священники и диакон служат одновременно голосом и жестами лицом к прихожанам.
    Храм Тихвинской иконы Божией Матери Патриаршего подворья Симонова монастыря — единственный в Москве, где церковная жизнь ориентирована на слепоглухих и неслышащих людей.
    До 2001 года здесь все было по-другому: перевод службы осуществлял специальный сурдопереводчик. Но от этой практики решили отказаться. «Дело в том, что неслышащий человек терялся, не зная, на кого смотреть — на сурдопереводчика или на священника, — рассказывает отец Андрей. — А поскольку для инвалида по слуху зрение служит единственным способом получения информации, то человек сбивался, не мог сосредоточиться и погрузиться в службу». И тогда решили, что вести службу одновременно голосом и на языке жестов должны сами священники.
    Вскоре двое прихожан, выпускники Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета — неслышащий Валентин Терехов и слабослышащий Павел Афанасьев — приняли саны иерея и диакона. По словам отца Андрея, они стали первыми в стране священнослужителями, которые несут Божье слово на своем родном жестовом языке.

    священник Валентин Терехов. Фото Евгения Гладина
    Жестовый язык богослужений — калькирующий: каждое слово переводится на жест. Создавать этот язык общине Тихвинского храма приходилось фактически с нуля, ведь раньше в России не было опыта служб на таком языке. В его разработке участвовали не только клирики, но и сами прихожане: священники объясняли им чинопоследование службы, смысл слов, который должен дойти до сознания и души человека, а носители языка жестов предлагали свои варианты.
    Здесь возникает множество трудностей. «Уровень интеллектуальных возможностей наших прихожан сильно различается, — говорит отец Андрей. — Поэтому одна из серьезных проблем для нас — это неполное понимание обращенной к неслышащему речи, которая дублирована жестом. Следовательно, в нашем случае процесс духовного просвещения может быть только индивидуальным, поскольку обратиться к людям с «унифицированной» проповедью с амвона — недостаточно. По сути, исповедь в нашем храме одновременно выполняет функции и проповеди, и даже воскресной школы».
    Службы в Тихвинском храме в силу своих особенностей оказываются продолжительнее, чем в обычной церкви. Но это никого не смущает.
    «У нас нет прихожан, которые живут рядом с храмом, — рассказывает отец Андрей. — Неслышащие приезжают к нам не только из Москвы и Московской области, но и из соседних областей. Тратят на дорогу от двух до четырех часов. Я считаю, что для неслышащего человека — это в каком-то смысле духовный подвиг. К тому же они приезжают, подготовившись к Причастию — натощак. После службы помогают по храму. И только потом уезжают домой. Думаю, что не всякий здоровый человек готов совершать такой подвиг регулярно».
    В храме Тихвинской иконы Божией Матери нет церковного хора — так решили сами прихожане. Когда-то хор был, но неслышащие чувствовали себя неуютно, поскольку время, которое затрачивается на сурдоперевод песнопения, не совпадает со временем его исполнения. Получалось, что переводчик уже закончил перевод, а хор еще поет. И неслышащий не мог понять, что происходит.
    «Когда мы отказались от хора, то сами прихожане вместе со священником, диаконом и чтецом одновременно голосом и жестами стали проговаривать то, что в обычном храме исполняется хором. И это имело огромное психологическое и духовное значение, так как неслышащие стали более активно участвовать в службе», — считает отец Андрей.

    Слабослышащая прихожанка помогает священнику во время службы. Фото Евгения Гладина
    А главное, подобное «нововведение» позволило инвалидам хорошо выучить последовательность службы, свободно в ней ориентироваться. Теперь неслышащие могут участвовать в богослужениях в любом обычном храме. А кроме того, хорошо освоившись в Церкви, они даже получили возможность ездить в паломнические поездки вместе со слышащими.
    «Духовное окормление неслышащих людей дает начало их настоящей социальной реабилитации, — утверждает отец Андрей. — Они способны начать общение с обычными людьми, или, как они их называют, “говорящими”, и понять друг друга» .
    В Тихвинский храм ходят не только неслышащие — есть среди прихожан и вполне здоровые люди. По их словам, такая служба, когда сами неслышащие произносят молитвы, стараясь использовать одновременно свой собственный голос и жесты, кажется поначалу очень странной. Но со временем к этому не только привыкаешь, но и начинаешь ощущать, что молитва инвалида, возможно, является даже более искренней, чем у обычных людей.
    «Для меня, как для духовника общины слабослышащих, особая радость — видеть, как неслышащий впервые во время службы начинает пользоваться своим голосом, — говорит отец Андрей. — Это сродни чувству, когда родитель впервые слышит, как его ребенок произносит какое-то слово» .
    В 2000 году в Тихвинский храм впервые пришли слепоглухие. Для слабослышащих это стало потрясением, потому что они вдруг увидели, что в мире есть люди, которым еще тяжелее: вновь пришедшие не только не слышали, но и не видели.

    фото Сергея Губачева
    «Моя духовная радость была в том, что слабослышащие сразу же принялись помогать слепоглухим, причем без дополнительных подсказок, — вспоминает отец Андрей. — Они начали жестами переводить для человека все, что видели глазами, то есть брали руки слепоглухого и повторяли ими те жесты, которые делали священник и диакон. И в этом заключается еще одна наша общая победа: неслышащий вышел из круга только своих проблем, он почувствовал горести ближнего, и тогда в нем родилось сострадание» .
    А еще инвалиды уже начали помогать воцерковляться… здоровым. « Однажды ко мне в храме подошла совершенно нормальная женщина со словами благодарности, — привел один пример отец Андрей. — Она рассказала, что потеряла мужа. В отчаянии пришла в обычный храм в поисках утешения. Но, к сожалению, не нашла участия и теплоты. Она сказала: “Ноги почему-то привели меня в ваш храм. И я так душевно поговорила с вашей неслышащей работницей у свечного ящика! Она меня утешила и поддержала!” Меня поразили эти слова. Как происходила их беседа — понять не могу. Но она состоялась. Можно назвать это как угодно, в частности интеграцией инвалида в общество. Но для меня совершенно очевидно: в этой неслышащей прихожанке говорила душа» .
    Материал спецвыпуска журнала «Фома»: Знаки равенства. № 4-2009
     
    Читайте также:
     
    Мы, зрячие, так не можем

    http://www.pravmir.ru/golosom-i-zhestom-2/
  4. О_К (fakel)
    http://azbyka.ru/tserkov/o_tserkvi/puti_i_oshibky_15g-all.shtml
     
    На пути к Богу. Опыт воцерковления в современном мире.
     
    Священник Анатолий

    Самомнение, своенравие, своеволие


     
    В человеке присутствует три очень сильных основания, которыми противится его падшая натура усвоению нрава Христова. Первое из них - порабощает его ум, это самомнение и своемнение; второе - порабощает его сердце, это своенравие; и третье - порабощает его волю, это своеволие. Все три составляют падший нрав человека, они в совокупности и являются его безнравием, т.е. отсутствием нрава Божия. Безнравие - это мерзость запустения. Мы часто под словом "мерзость запустения" ищем то, что есть во вне... Так оно чаще всего и бывает. Церкви, уклонившиеся в ересь, города, деревни, в которых нет церквей, живут в мерзости запустения. Но и душа человеческая, которая вся обращена в эти три самоугодных гордых основания, тоже находится в мерзости запустения.
    Давайте остановимся на этих трех. Первое основание - то, что порабощает человеческий ум - самомнение. Каждый человек его имеет предостаточно. Одни имеют о себе мнение как о человеке достаточно хорошем, благонравном, добром, способном, развитом, высокообразованном. Например, один говорит: "Я образованный человек". Почему? - "У меня диплом высшего образования". Другой говорит: "Я тоже образованный человек, хотя и ниже тебя, потому что у меня аттестат зрелости за среднюю школу, но я закончил ее на "4" и "5". А другой говорит: "А я зато закончил на серебряную медаль", а третий говорит: "А я на золотую". В этот момент они выказывают самомнение, потому что человек сам выбирает себе критерий, которым оценивает себя и через то претендует на определенное отношение к себе людей.
    Святитель Феофан Затворник рассматривает в книге "Путь ко спасению" такое самомнение: "Я христианин". И это самомнение "дает" ему право теперь всех непременно воцерковлять. А есть ли на это благословение Божие? Но человек не вникает в Промыслы Божии, не слышит воли Божией. Он имеет самомнение, что христианство - это лучше, чем нехристианство. И он считает своим долгом воцерковить всех - колдунов, баптистов, атеистов, всех своих соседей и родственников, руководствуясь при этом лишь своим самомнением. В самомнении человек не предается в руки Божии, не руководствуется волей Божией, не она составляет ценность его жизни. Ценность в его жизни он сам.
    Другим основанием является своемнение - это значит иметь свое мнение на все и вся вокруг. Это крайне тяжелое заболевание человеческого ума. Постараемся вникнуть в суть этого и понять, в чем же заключается его тяжесть.
    Уверовавшему человеку необходима встреча с нравом Христовым. Величайшей возможной встречей со Христом для каждого христианина является встреча в Таинствах. Часто иных личных отношений с Господом мы не имеем. Ведь сейчас Господь среди нас телесно не пребывает, и поэтому мы не можем встретиться с Ним воочию, так как друг с другом встречаемся повседневно. Откуда мы сможем познать нрав Христов? Есть только три источника: Таинства, где Господь подает Свою благодать, Слово Божие, Евангелие, а также труды Святых отцов, раскрывающие его содержание. Святые отцы раскрыли для нас в своих творениях образ Христа. Образ нрава Христова мы сможем узнать только с помощью Евангелия и святоотеческих трудов.
    Своемнение - это способность человека обо всем составлять свое немедленное (или же после некоторых трудов) суждение о том или ином явлении, вещи или событии. Давайте представим, как встречается с Евангелием не жажда нрава Божьего, а человеческое своемнение. В этом случае человек составляет свое, личное мнение о прочитанном. Например, он читает Заповедь Божию: "Блаженни нищии духом". И приходит в ступор. Своемнению не на что опереться. Многие помнят, наверное, первую встречу с этой заповедью... Какая-то полная тайна в этой Заповеди, совершенно неведомо, о чем в ней говорится... Постепенно читая святоотеческие толкования, человек потихоньку-потихоньку начинает вмещать в себя содержание этой заповеди. И с какого-то момента он, как ему кажется, ясно понимает, что это такое. И говорит: "Теперь я понял Заповедь Божию". Увы, с момента, как он сказал "понял", и началось торжество его своемнения. Потому что не уразумел, а понял. А эти два слова имеют различное содержание.
    Слово "понял" подразумевает под собою "взять", схватить, владеть. Так гордый человеческий ум, оставаясь вне Бога, пытается объять собою окружающий его мир. Но ум человеческий ограничен. Ни глубину, ни высоту, ни широту, ни долготу мира, микро и макрокосмоса он реально объять не может. Тогда гордость человеческая идет иным путем. Она составляет свое суждение о глубине или высоте, о широте или долготе, о качестве или свойстве, о характере или настроении. Этому суждению придает законченный вид и тем удовлетворяется, полагая, что в предмете или событии, или явлении ничего более нет.
    Действительно, в мире вещественном все предметы имеют законченный вид. Этот вид может быть описан, повторен. Возьмите камень, или дерево, или стол. Внешний образ закончен, а причина образа, равно как и причина вещества, из которого предмет сделан, может уходить в труднопостижимую глубину. Об этой глубине человек составляет некоторое суждение, которое вначале есть гипотеза, предположение или своемнение. Чем более человек отлагается от себя и дает место самому предмету или явлению с его предметными свойствами и различными проявлениями, тем ближе его суждение к самому предмету и явлению, и так продолжается, пока не совпадает с ним вполне. Но с этого момента уже нет человеческого суждения о предмете, остается для человеческого созерцания сама реальность предмета. Умение смиряться перед реальностью предмета, а значит, отлагаться от своемнения или суждений о предмете и есть особенность чистого созерцания, которая усвоена уму человеческому Богом.
    Увы, греховное помрачение ума, впадение его в гордость и подчинение ей обрекли человека идти в своем научном поиске не путем чистого созерцания, а методом постепенных суждений и испытаний их в практике или опыте. Чем более человек схвачен гордостью, тем мелочнее его суждения. Он не задает себе труда всматриваться в глубину. Едва схватив внешние проявления предмета, уже составляет свое мнение о нем и, вполне довольствуясь, опирается на него в своем обращении с ним. Так, мудрецы с завязанными глазами давали вполне уверенные и высокоумные описания слона один по ноге его, другой - по хоботу, третий - по хвосту. Или историки и писатели разных толков и уровней дают свое описание одних и тех же исторических событий. На этом же держатся все слухи, которыми так любят жить люди. По тому же механизму возникает множество ссор и взаимного искаженного или неправильного понимания людьми друг друга. Из этого рождается множество своемудрых толкований Евангелия, которые становятся причиною многочисленных сект.
    Чистое созерцание свойственно только смиренному уму, а глубина и простота созерцания свойственна только Духу Божию.
    Отсюда выдающиеся открытия в науке могли совершаться людьми достаточно смиренными и простыми или в тот период их жизни, когда им свойственна была простота.
    Теперь вернемся к нашим двум словам. Слово "понял" относится либо к реальности, имеющей вид действительно законченный, либо к суждению человека, которому он сам вопреки предмету придает свойство законченности. Последнее и есть своемнение.
    Слова "уразумел", "разуметь", "разумение" относятся не к законченности какого бы то ни было уровня предмета или явления, а к глубине его, которая касательно предметов божественных остается всегда бесконечной, непостижимой.
    В таком случае производное от "понял" слово "понять" означает взять, схватить, усвоить, овладеть каким-либо знанием. "Понял", значит, что предмет моему дальнейшему исследованию, изучению, более не подлежит. "Понял", значит, взял во владение, в собственность. Благодаря такому способу действия нашего рассудка можно взять во владение землю, вселенную, атом и даже Бога как понятие. Но ни Священным Писанием, ни Богом человек владеть не может. Сколько бы он ни ограничивал своим пониманием Евангелия, оно останется для него непостижимым. Поэтому Церковь о духовных явлениях и об Истине говорит как о подлежащих уразумению, т. е. бесконечному, неограниченному постижению. Разумеющее сознание отлагается от самости, гордыни, смиряется перед величием Божественной истины и из этого-то смирения трудится над ее разумением. В попытке уразуметь человек исполняет три последовательных этапа. Первый - усвоение услышанных или прочитанных знаний. Второй - размышление, духовное рассуждение над ними. При размышлении мы привлекаем об этом же предмете суждения других святых отцов, их духовным разумением вглядываемся в тот же предмет. Третий - проверка жизнью, испытание, исполнение в жизни. Душа, исполненная смирения, приобретает благодатное освящение и благодаря этому начинает иметь духовное разумение о том или ином предмете.
    Понятийное сознание обычно останавливается на первом этапе и им удовлетворяется. Более того, оно полагает, что предмет действительно есть то, что содержится в понятии о нем. Здесь начало надмения, самоуверенность, самодовольство, в то время как уразумение и рождается в смирении и им же совершается в своем развитии, углублении или восхождении к Богу. Понятийное сознание скажет "я понял". Разумное скажет "мне ясно".
    В святоотеческих трудах прошлых веков мы не встретимся со словом "понял", "понимать". Там же есть слова "разуметь", "уразуметь" - значит постоянно встречаться с истиною Господнею, но никогда ее не постичь до конца, не достичь вершины, всепонимания. Ибо истины Божии бесконечны. Понятийное же сознание человека - это своемненческое сознание, оно обо всем составляет свое мнение, свое понятие. Получив это понятие, сформировав его, вменяет себе в достоинство, гордится этим.
    Оно ни в чем не знает глубины, но обо всем имеет свое мнение. Оно на все может смотреть просто, но это будет или простота неверия, или простота страсти. И по тому и по другому человек может быть откровенен, порой до дерзости, и в этом будет весь секрет его простоты.
    Вот что говорит преподобный Макарий Великий о таком сознании: "Тех, которые возвещают духовное учение, не вкусив и не испытав онаго, почитаю я подобным человеку, летом в жаркий полдень идущему по пустой и безводной стране; потом от сильной и палящей жажды представляющему в уме своем, будто близ него находится прохладный источник, имеющий сладкую и прозрачную воду, и будто он без всякого препятствия пьет из него досыта; или человеку, который нимало не вкусил меда, но старается другим изъяснить, какова его сладость. Таковы, поистине, те, которые самым делом и собственным дознанием не постигнув того, что принадлежит к совершенству, освящению и безстрастию, хотят наставлять в сем других. Ибо, если Бог дарует им хотя несколько почувствовать то, о чем они говорят, то они, конечно, узнают, что истина и дело не походят на их рассказ, но весьма много различествуют от него" (Сл. о возв. ума, гл. 18).
    В таком смысле своемнение является одним из самых тяжелых врагов сегодняшнего воцерковления человека. Современный человек реально почти не способен обрестись в нрав Христов или начать путь по этому обретению, пока не уразумеет, не откроет в себе своего своемнения. Понять в себе своемнение - это сформировать еще одно мнение, а уразуметь его в себе - это совершить победу над собой, продвинуться к духовной жизни, пережить покаяние. Этапы уразумения описаны у святителя Феофана Затворника в его книге "Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться". Пока эти пять этапов человек не пройдет, уразумение слова Евангельского или святоотеческого совершиться в нем не может. Это серьезный, жизнью совершаемый духовный труд над содержанием своего ума.
    Второй камень в сердце - своенравие. Своенравие поражает человека до самой глубины души, прежде всего оно проявляется в характере его отношений с окружающими. Своенравие - это способность устойчиво хранить определенный порядок, определенный характер отношения к окружающему. Причем в определенных ситуациях вести себя одинаковым образом.
    Обычно всех людей мы различаем по своенравию. На бытовом уровне это выглядит так: "Катерина Васильевна в такой ситуации всегда приходит в ярость", "Геннадий Иванович всегда сильно обижается", "Леночка в этих случаях всегда вступает в упрямство", "Николай в данной ситуации всегда впадает в истерику, бросает вещи, хлопает дверью и убегает"... Кто-то всегда высокомерен в отношениях с определенными людьми, с другими - всегда переживает гнушение (люди для него всегда омерзительны и противны), по отношению к третьим - он всегда чуть свысока. Иной человек по отношению к определенным людям всегда слуга, другой - как лягушка перед удавом, один упрям, другой мнителен, третий хвастлив. Настойчивость, неотступность в своем характере и есть своенравие, устойчивое расположение души, которое человек проявляет в определенных ситуациях. И чаще всего своенравие не осознается самим человеком. И даже там, где он начинает в себе это осознавать, глубины своенравия бывают для него недоступны. Фактически переменить своенравие в тех или иных ситуациях, т.е. совладать с собою, для большинства людей за долгий период их оглашения почти невозможно.
    Бывают случаи, когда человек много трудится над тем, чтобы измениться в отношении с окружающими людьми. Допустим, человек замкнутый. Как только он попадает в общество людей, сразу в нем что-то такое замыкается, и он не может в себе этого одолеть, он и так и эдак поступал, он много раз исповедовался, каялся в этом, пытался что-то переменить, изменить. Но как только попадал в характерную ситуацию, в нем все возвращалось на круги своя.
    Своенравие человека неуправляемо. Если мы посмотрим еще глубже, то увидим, что своенравие лежит в основании падшего характера человека. Полностью вскрыть человеческое своенравие способна только освящающая благодать Божия.
    Когда мы обратимся к современной психологии, которая имеет большие достижения (особенно западная), то увидим, что она фактически занимается изучением своенравия человека, т.е. она в своих исследованиях не выходит за пределы своенравия. Многое в этой области исследовано, многое изучено, обнаружены глубочайшие механизмы формирования, действия своенравия, и на них основаны многие психологические методики, которыми психотерапия успешно помогает людям. Но до какого-то момента. А далее психотерапия помочь человеку уже не может. Даже такие выдающиеся методики, которые основаны на исследованиях Нобелевского лауреата американского ученого Эрика Берна и его школы, дают результаты только на три-пять лет. А дальше человек все равно сталкивается со своим своенравием, которое всплывает из глубин, и которым он опять же владеть не может. Эту глубину подсознания человека, (а в подсознании и лежит самая глубина своенравия человеческого) ничем невозможно вскрыть, кроме как действием благодати Божией.
    Господь, когда призывает человека к Церкви, зовет его к тому, чтобы он начал открывать самого себя. Это и происходит с помощью Божией. Господь в одних случаях бережно, а в других и сокрушительно, (но всегда лечебно, точно) открывает человеку его своенравие, и посредством этого припадения к освящающей благодати Божией человек начинает исцеляться покаянием от него.
    Наконец, третий камень - это своеволие. Не будем на этом останавливаться подробно. Об этом достаточно много сказано выше.
    Оно есть исполнение человеком потребностей либо самоугодия, либо человекоугодия, либо самодовольства (самоуверенности, гордости-самодостаточности). В любом случае за своеволием стоит какая-нибудь корысть. Иначе человеку незачем идти против воли Божией, незачем игнорировать, не замечать ее или не для чего переделывать, толковать ее на свой лад.
    Своеволие запрещает в человеке почитание, ибо оно чтит только себя. Оно не знает послушания, ибо запрещает веру, заглушает ее, окаменением умерщвляет ее, так что человек со временем совсем перестает слышать Бога. Своеволие, движимое гордостью, в своих дерзких выходках бросало открытый вызов Богу.
    Своеволие боится искренних, доверительных отношений, во всем делает все, как само хочет, желает гарантий, сомневается в обстоятельствах, в предстоящих событиях, не доверяет людям, боится предать себя в волю наставников, духовников, оставляет последнее слово и выбор за собой, долго примеряется или, наоборот, необдуманно и решительно действует, надеется на себя или, наоборот, сомневается в себе, колеблется в нерешительности.
    Таким образом, три свойства падшей натуры человека отлагают его властным образом от Христа. И если бы не благодать Божия, то человеку невозможно было от них спастись.
  5. О_К (fakel)
    http://azbyka.ru/dictionary/15/so_svyatymi_upokoi_07-all.shtml
     
    Часть 1. Конец земной жизни человека
     
    О необходимости покаяния перед смертью
     
    Многие люди боятся тяжелых заболеваний, которые могут надолго приковать их к постели. Между тем святые отцы говорили, что предсмертная болезнь - это всегда проявление милости Божией к христианину, которая подается ему для очищения грехов покаянием.
    "Жаль очень Л. Передайте от меня благодарность, благословение Божие и глубокое сочувствие. Как хотелось бы облегчить ее состояние! Но что делать. Мы должны покоряться судам Божиим. Одного категорически желаю, чтобы страдания не возбудили в ней ропота и неверия. Милость и любовь Божия да покроют ее грехи. Явно, что есть особое Божие определение, чтобы большинство людей умирало от рака. Болезнь безнадежна, и дается время на покаяние. Вот почему так распространился рак"[1].
    Приведем еще несколько отрывков из писем игумена Никона (Воробьева) умирающим, в которых он говорит о необходимости глубокого покаяния перед смертью:
    "<…> Грядущаго ко Мне не изжену вон [Ин. 6, 37]. Вы всю жизнь стремитесь к Господу, веруете во Христа, стараетесь жить по заповедям Его, каялись и каетесь в нарушениях заповедей, исповедуете более крупные грехи в Таинстве Исповеди, не один раз причащаетесь. Зачем же Вам унывать, отчаиваться в спасении? Вы скажете, что грешны. Но все грешны, и Господь сказал, что пришел спасать не праведников, а грешников, то есть тех, кто сознает себя грешниками. Значит, Ваше сознание себя грешной (а не пустые слова "я грешница"), сознание столь сильное, что его враг использует, чтобы ввести Вас в отчаяние - это сознание есть новое основание для надежды, что Господь спасет Вас, как спас сознавших себя грешниками: мытаря, блудницу, блудного, разбойника и др. Плохо, очень плохо, если кто считает себя хорошим (как фарисей, например), если у кого не болит сердце о своей греховности, если кто с поднятой головой идет навстречу смерти. Так, фарисеи считали себя чадами Авраама, несомненными наследниками Царствия Божия, а Господь назвал их чадами диавола и осудил, если не покаются, в геенну.
    Все мы много согрешаем [Иак. 3, 2],- сказал апостол Иаков. Что же другое можем сказать мы с Вами? Согрешаем, но сознаем, каемся, сокрушаемся об этом, припадаем к Господу и просим прощения, и... Господь прощает, прощает ощутимо для сердца, снимает тяготу греховную, как снимают тяжелую ношу с плеч,- и ясно чувствуют облегчение. Нам надо чаще благодарить Господа за все, что Он сделал для человечества и для нас лично, сделал и делает постоянно всем, а особенно верующим в Него, принадлежащим Святой Православной Церкви. Всякое дыхание да хвалит Господа! [Пс. 150, 6].
    Мне думается, что о. В. провел такую чистую, святую жизнь, что душа его (сердце) не имела повода сильно сокрушаться, и потому ему непонятна скорбь, болезнь о грехах, почти отчаяние кающихся. Про таких [святитель] Игнатий Брянчанинов приводит такое выражение старцев: "Свят, но неискусен". Такие, как о. В.- одиночки. Общий же путь - в свое время глубоко осознать свое падение, порчу всего человечества и самого себя, осознать свое бессилие выйти из этого состояния испорченности и греховности, глубоко перестрадать это, прийти почти в отчаяние, смириться и пред собой и ближними, и пред Богом и припасть, как блудница, к стопам Спасителя без слов, без оправданий, с одним сердечным воплем: "Боже, милостив буди мне, грешному". Тут только человек познает, как милостив Господь... Познает, что человек спасается не своими добрыми делами, а непостижимым милосердием Божиим.
    Скоро нам предстоит умереть. О каких подвигах может быть речь теперь нам, больным, слабым и искалеченным? Нам осталось терпение да воздыхание: "Боже, милостив буди нам, грешным!". Твердо надейтесь, что если умрете с таким настроением - войдете в Царствие Божие, избежите врагов спасения.
    Для больных пост не установлен.
    <…> Нашему поколению Господом допущен путь, предсказанный давно: вера и безропотное терпение скорбей и болезней. Личный же подвиг мы не можем вынести - впадем в высокоумие и погибнем в духовной прелести. Надо смириться перед определениями Божиими о нас, принимать посланное как самое полезное, без чего не спастись, и благодарить за это Бога. <…>". (Письмо 71)
    "<…> Считайте себя достойной, заслуживающей ада и умоляйте Господа, чтобы не воздал Вам по заслугам, а помиловал Вас не по каким-либо заслугам, добродетелям мнимым, а исключительно по милости Своей. Что говорит Сам Господь Иисус Христос: аще сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом [Лк. 17, 10]. Это значит, что если бы мы исполнили все заповеди, то и тогда должны были бы считать себя рабами, обязанными (как рабы) исполнять волю Господа Своего; а получить от Господа особые милости или наследовать Царствие Божие - есть дело милосердия и снисхождения Божия к нам, а не плата за наши труды. Но мы не исполнили ни одной заповеди, а если что сделали, так отравили тщеславием, или человекоугодием, или расчетами. Почему же мы считаем себя высокими? Почему не обнажаем пред Господом своих язв и не умоляем Его о помиловании, а все хотим являться пред Ним и пред людьми хорошими?
    Смиритесь, считайте себя достойной ада и с сокрушенным сердцем умоляйте Господа о милости, как мытарь, блудница, разбойник, блудный сын, и Господь помилует Вас, и еще здесь сердцем почувствуете это и успокоитесь. Сие буди, буди! Аминь. Простите меня". (Письмо 73)
    "Получил сегодня письмо от П. и м. В. Пишут, что ты больна и температуришь. К сожалению, не пишут, какая температура. Она несомненно от опухоли. Я не знаю, каково твое общее состояние здоровья; если имеешь силы, то я бы советовал тебе съездить в Калугу. Теперь есть много средств борьбы с опухолями, но в Козельске их, конечно, нет. А прежде всего я очень и очень тебе советую исповедаться о. Мелетию подробно от детства, хорошо подготовившись. Попробуй готовиться так:
    Хоть понемногу, но чаще молись по силе, стоя, сидя или [даже] и лежа.
    Молись словами мытаря или молитвой Иисусовой, припоминая от юности все грехи не только делом, но и словом, и мыслями, и настроениями; если какой грех поцарапывает совесть, то остановись на нем и проси прощения до тех пор, пока не почувствуешь, что Господь простил. Сердце подскажет это. Запиши все такие грехи, чтобы потом на исповеди не забыть их.
    Чаще представляй, что ты умерла и надо пройти мытарства, и дать отчет за каждый неисповеданный грех. Опять будут всплывать разные грехи и опять кайся пред Богом о прощении их, чтобы они не были помянуты на мытарствах. Также записывай более тяжкие. Так потрудись недельку или две, а затем исповедайся во всем.

    После исповеди опять также просматривай всю жизнь и записывай, что было забыто в первый раз. Это лучшее лекарство не только для души, но и для тела.
    Ни в чем себя не оправдывай, а вини только себя, иначе не получишь прощения. Аще сотворите и вся повеленная, глаголите, яко раби неключими есмы: еже должни бехом сотворити, сотворихом [ср.: Лк. 17, 10].
    Мы обязаны всё, то есть все заповеди сотворить, как творения и рабы своего Творца Бога, не ожидая награды. Раб обязан делать, что ему прикажут. А прощение грехов и дарование Царствия Божия есть дело милости Божией. Милость же дается тем, кто до глубины души осознал свою виновность и, как мытарь, взывает всегда к Господу: "Боже, милостив буди мне, грешному". Чем больше очищается человек покаянием, тем больше начинает видеть свою греховность и испорченность. Это самый верный признак, что покаяние принято и что человек подвизается правильно. Если нет глубокого сердечного сознания своей непотребности, то не будет и покаяния сильного. Значит, человек или оправдывает себя, или мнит о себе высоко, или осуждает других, или имеет вражду или неприязнь к кому-либо, то есть, кратко сказать, он обманут врагом или, иначе сказать, он в прелести. Надо, как ядовитой змеи, бояться самооправдания и вражды к ближнему.
    Аще не прощаете ближнему, и Отец ваш Небесный не простит [ср.: Мф. 6, 15; Мк. 11, 26].
    Какой мерою меришь, такою и возмерится [ср.: Лк. 6, 38].
    "Остави нам долги наша, якоже (то есть: как) и мы оставляем должником нашим..."[ср.: Мф. 6, 12].
    4) А святые отцы говорят, что молитва злопамятного - сеяние на камне (преподобный Исаак Сирин).

    Верю, что если простишь искренно всем и будешь каяться, как указано выше,- не только получишь прощение грехов, но и настроение твое будет мирное, светлое, доброжелательное ко всем, а вместе с этим и болезнь твоя облегчится, а может быть, и вовсе пройдет. Особенно бойся злопамятства. Если сердце не слушается, то прости всем мысленно, если можно, понудь себя просить у всех прощения. А пред Господом открывай свое сердце, говори: "Господи, Ты повелел всем прощать и Сам молился за распинателей, и я прощаю всем, а сердце не слушает меня. Господи, изгони из моего сердца всякую вражду, всякую неприязнь, всякое осуждение. Будь милостив ко мне, исцели больную грехами душу мою, не допусти меня до погибели, не лиши меня Небесного Твоего Царствия".
    Я потому долго остановился на вражде, что она делает бесполезной все труды. Ни молитв, ни покаяния, ни милостыни не принимает Господь от человека, имеющего вражду к ближним. Аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Жертва Богу - дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит [Пс. 50, 18-19]. При вражде, при злопамятстве, при самооправдании, при осуждении ближнего - не может быть ни сокрушения сердца, ни смирения. Не могут огонь и лед существовать вместе.
    Ты все это и сама знаешь, но одно дело - знать, а другое - исполнять. Знание без исполнения приводит, по слову Спасителя, к падению великому, то есть к гибели, потому что все здание было основано на песке.
    Потрудись немного, дни лукавы [Еф. 5, 16], не знаем, когда придет наш час к переходу в вечность. Болезни всегда служили напоминанием для живущих на земле, что мы не вечны здесь, что нужно родиться в другой мир и дать отчет, что сделали в этом мире.
    Еще советую: благодари Господа за все в жизни; ибо и доброе, и тяжелое, радость и скорбь посылает Господь для нашей пользы, для спасения.
    Прости меня за все, и тебе да простит Господь все согрешения твои, и я прощаю и благословляю.
    Поминаю и вынимаю частицу за тебя за каждой службой. Пиши". (Письмо 110)
    "Мир тебе, сестра! Что ты пишешь такие отчаянные письма? <…> Ты не должна забывать, что духовный закон так гласит: Многими скорбями подобает внити в Царствие Божие [ср.: Деян. 14, 22]; аще кто хощет по Мне идти, да отвержется себе, возьмет крест свой и по Мне грядет [ср.: Мф. 16, 24]. Царствие Божие силою берется [ср.: Мф. 11, 12]; терпением стяжите души ваша [ср.: Лк. 21, 19]; претерпевый до конца, той спасен будет [Мф. 10, 22]; в мире скорбни будете [Ин. 16, 33]; мир вас возненавидит [ср.: Ин. 15, 18-19]; аще хощеши работати Господеви - уготови душу твою во искушение [ср.: Сир. 2, 1]… и т.п.
    <…>
    Кроме того, ты должна знать пророчество древних отцов, что в последние времена будут спасаться монашествующие не подвигами, а терпением скорбей. Это до такой степени верно и необходимо, что наивернейшим признаком избрания Божия и любви Божией к человеку является множество находящих на этого человека скорбей и болезней. И обратно: если человек считает себя верующим, а скорбей и болезней у него нет, то это, по мнению святых отцов, есть признак, что Господь не благоволит к этому человеку.
    Теперь примени сказанное к себе. Господь, желая спасения тебе, любя тебя, посылает тебе необходимое для всех без исключения средство - скорби. А ты что? Ты не понимаешь этого, считаешь скорби лишними для себя, даже губительными. Они и губительны, но не для души твоей, а для твоей греховной падшей природы, губительны для ветхого человека, но спасительны для нового человека. Враг знает это и возмущает тебя, дает ложные мысли, нетерпение, отчаяние, осуждение людей, порядков жизни, начальства и т. п. Ты должна это понять, познать опытом и воспротивиться диаволу. По слову Божию, скорби и страдания в земной жизни христианина не только не зло, но дар Божий: вам даровася (по-гречески - дан дар), еже о Христе, не токмо еже в Него веровати, но и еже по Нем страдати (Фил. 1, 29).
    Необходимые для спасения человека скорби могут восприниматься человеком труднее или легче в зависимости от устроения человека. Если человек примет на веру слово Божие о необходимости и неизбежности скорбей для спасения, если он сознает свои бесчисленные грехи словом, делом, помышлением, сочтет себя вполне заслужившим не только посланных скорбей, но и гораздо больших, смирится пред Богом и людьми - то скорби станут легче; а потом породят в человеке то, что дороже всего мира со всеми его земными радостями, по слову ап[остола] Павла: око не виде, ухо не слыша, и на сердце человека не взыдоша, яже уготова Господь любящим Его [ср.: 1 Кор. 2, 9].
    <…>
    Если хочешь найти мир душевный, отраду и верное спасение - смирись под крепкую руку Божию, и Он вознесет тебя. Это значит: приими все случающееся с тобой, как от руки Божией (а не от человеков, бесов, обстоятельств и прочее), ибо воистину все происходящее с нами не может прийти без воли Божией. Люди и обстоятельства - только орудия Божии, часто не понимающие того, что делают.
    <…> Если Господь страдал за нас, то как, скажи, не страдать нам за свои бесчисленные грехи, которых мы к тому же еще и не видим? Надо просить у Господа: "Даруй ми зрети моя прегрешения".
    Если получим этот дар - зрети свои грехи, почувствуем всю их тяжесть, всю неприемлемость для Бога человека с грехами, необходимость получить от Господа прощение их и очищение прокаженной души нашей силою Божией - тогда припадем ко Господу, восплачемся пред Ним, как жена грешница, и будем от всей души взывать, как мытарь: "Боже, милостив буди мне, грешному", "Господи, что хочешь делай со мной, пошли любые скорби, только прости грехи мои, очисти душу мою прокаженную, не лиши меня Небесного Твоего Царствия, не предай в руки врагов моих - бесов".
    Смирись пред Богом, то есть, как благоразумный разбойник, скажи от всего сердца: Достойное по делам моим приемлю, помяни мя, Господи, во Царствии Твоем [ср.: Лк. 23, 41-42]. Не уподобляйся другому разбойнику, который роптал на всех, ругался, обвинял других в своих страданиях и этим только отягощал свое состояние и погиб. А благоразумный разбойник понял свою вину, смирился, обратился к Господу и получил утешение и облегчение в скорбях, и радость скорого избавления от страдания и вечного блаженства в раю: днесь со Мною будеши в раи [Лк. 23, 41].
    Все сделал для нашего спасения Господь, хочет спасения каждому грешнику,- должны и мы потрудиться для собственного спасения, понуждать себя жить, то есть действовать, мыслить, чувствовать так, как это делал Господь Иисус Христос и как учил в Евангелии. Если будешь и ты стараться быть ученицей Спасителя, жить по заповедям евангельским, а о нарушениях вольных и невольных станешь искренно болеть сердцем и приносить покаяние, будешь стараться сохранять мир со своими ближними, смиряться пред ними, за все просить прощения,- то скоро увидишь на себе милость Божию, забудешь все свои скорби или легко понесешь их и станешь благодарить Господа за ту участь, которую Он послал тебе. Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; и обрящете покой душам вашим [Мф. 11, 29].
    И ты найдешь покой и отраду не в перемене места, а только в заповедях Божиих, особенно мире, смирении, неосуждении никого, покаянии и молитве. Ты, видно, мало и неохотно молишься. Научись искать утешения от Господа в молитве и не "отойдешь тощь"". (Письмо 300)

    Никон (Воробьев), иг. Нам оставлено покаяние: Письма. М., 1997. Письмо 150.- Сост.<a href="http://azbyka.ru/dictionary/15/so_svyatymi_upokoi_07-all.shtml#p1" title="вернуться">^

  6. О_К (fakel)

    Давка

    Автор: О_К (fakel),

    http://www.pravmir.ru/davka/
     
    Давка
     
    18 января, 2013 • Протоиерей Игорь Прекуп •
     
     
    Давка… Это слово непереводимо, оно достойно стать международным, как «спутник», «водка», «матрешка», «балалайка», «колхоз» и «перестройка». Интересно, какова его этимология? От «давить» или «давать»? Такое чувство, что от обоих, потому что «давиться» обычно начинают, когда что-то «дают». Писатель-сатирик Михаил Задорнов в одном из рассказов приводит слова православного священника, который приглашая его в храм со служебного входа во время раздачи святой воды, пояснил свое гостеприимство тем, что наш «боголюбивый народ, в стремлении снискать благодать, затопчет кого угодно». Вероятно, вместо «снискать» было сказано «стяжать», но это несущественно. А вот насчет «затопчут»…
    Окунаюсь в свое неофитство: праздник Богоявления 1988 года; еще не треснул в СССР лед религиозной сегрегации, не наступила оттепель НРП (Новой Религиозной Политики), однако, перестроечные ветра уже что-то разносят в воздухе, в церковную ограду проникают многообещающие сквозняки, выражающиеся, в частности, в нарастающем интересе людей к церковной субкультуре (далеко не всегда, впрочем, переходящем в интерес к вере и Церкви).
     
     
     

     
     
    Фото: kp.ru
    Я уже полгода, как несу послушание церковного смотрителя, совмещая это с прислуживанием в алтаре и чтением на клиросе. В Сочельник водосвятие без приключений: народу сравнительно мало, а раздача воды после Великого Водосвятия прошла так, что и вспомнить нечего. Иное дело – на следующий день… О! Впечатления о нем я пронес сквозь уже, слава Богу, двадцать четыре года и они почти не поблекли.
    Надо сказать, что я никогда не любил скопления людей. Сейчас, кстати, тоже массовые мероприятия как таковые не люблю, но переношу легче, а когда эффект толпы сводится на нет молитвенным единением, так даже наоборот: обилие народа только радует. Так что, не переживайте, охлофобией не страдаю. Но, тем не менее, хочу признаться, что, когда я только начинал ходить в храм, то предпочитал будние дни, а воскресных избегал именно из-за многолюдства и мешавшей молиться суеты (хотя в те годы за воскресной литургией собиралось всего-то человек шестьдесят – пустой храм по сравнению с нашим временем).
    И в первый год своего подпевания на клиросе (до того, как был принят в штат собора смотрителем), я в Крещение сразу ушел домой, лишь с любопытством оглянувшись на непривычно многолюдную, и, что бросалось в глаза, незнакомую массу, напряженно ожидавшую начала самого главного: раздачи святыни! Их стеклянные банки, стоявшие на полу рядом со своими хозяйками, словно дымились от возбуждения в предвкушении состязания, какая из них раньше и полнее будет налита и какая вообще целой выберется из предстоящего сражения. Адреналин бродил и воздух вибрировал. Я удалился, даже не представляя себе, что начнется через несколько минут.
    И вот, на следующий, юбилейный 1988 год мне довелось непосредственно участвовать в раздаче святой воды. Уже окончание службы не предвещало ничего хорошего. Народ заполнил храм.
    Знакомых лиц почти не видать, всё больше невесть, откуда взявшиеся, в основном пожилые женщины, и не уступающие им по возрасту, но почти отсутствующие представители пола, по недоразумению называемого «сильным». К тому времени, когда священник, после водосвятия вышел на амвон с крестом, чтобы произнести отпуст, в храме уже стоял гул как в ГУМе, с той лишь разницей, что в соборе он изредка перебивался злобными восклицаниями да – слава Богу, совсем редко – звоном битого стекла (какая там проповедь по окончании праздничного богослужения?!..). На весь храм было несколько жестяных баков (самое смешное, что популярный бред о «ионах серебра» поныне повторяется атеистами и оккультистами), на раздаче у каждого стояло по два человека (впрочем, нет, один из алтарников мужественно сражался за честь бака в одиночку, с наслаждением по-свойски «строя», штурмующих его бабок). Мы с Пашей (моим сокурсником, который помог мне воцерковиться и сам уже не один год алтарничал) были поставлены вместе к одному баку.
    Честно скажу, я пребывал в состоянии культурного шока. Хотя у меня за плечами было уже полгода разных инцидентов, связанных с моими обязанностями (осаживать, а если требуется, то и выводить нарушителей порядка), но такого массового бесчинства, творимого не какими-нибудь «внешними» хулиганами или сектантами – нет!, а людьми, именующими себя православными христианами – я не только не видел, но и представить не мог!
    Было омерзительное чувство какого-то бесовского надругательства над святыней, кощунства. Мой старший товарищ не поддержал меня в идее не снимать крышку, пока не успокоятся. Возможно, он просто не верил, что это что-то даст, а может, привык уже к этому как к неизбежному злу, которое надо поскорей спихнуть и уйти?
    Не знаю, но не поддержал и всё. Пришлось раздавать воду, попутно увещевая наиболее нетерпеливых, благоговейно относиться к святыне, принимать ее без суеты и ругани. Я уже тогда обратил внимание, что у каждого бака толпится без очереди не более двадцати пяти человек, из которых таких отморозков, которые не понимают человеческой речи, не больше пяти. Другие, примерно пятнадцать, максимум, двадцать – это те, кто заражаются их психозом и стараются не отставать, как если бы существовала опасность, что сейчас эти «активисты» всю воду вычерпают (правда, категория жаждущих первенствовать обладает свойством периодически обновляться: откуда-то возникают новые лица, которым надо срочно и незамедлительно).
    А остальные люди, образуют длиннющие очереди и спокойно ждут, когда рассосется эта булькающая вокруг баков биомасса. Значит, если нейтрализовать первую категорию, остальные из «группы поддержки» легко окажутся среди благоразумных и терпеливо ожидающих своего часа. Приняв к сведению эти наблюдения, в надежде, что когда-нибудь они мне пригодятся, и удовлетворив потребности алчущих благодати, я пошел домой по крещенскому морозу. Штаны и белье можно было выжимать. Благо мороз был все же не сибирский.
     
     

     
     
    Как-то во время освящения в чаше закончилась вода. Настойчивым прихожанам пришлось доказывать ее отсутствие таким образом.Фото: Варфлусева Ольга
    Через год я на Крещение в раздаче Великой Агиасмы не участвовал, потому что уже учился в семинарии. Мой сосед по парте, сочувственно выслушав мои воспоминания, рассказал, как его духовник решил раз и навсегда проблему народного благочестия у себя на приходе. Обнаружив, что осаждающие слов не понимают, он не стал долго размышлять о своих немощах, вздыхать, что человек неисправим, да и не так уж они и виноваты, а просто взял – и перевернул бак на глазах у онемевшей паствы!..
    Когда кто-то проколол тишину вопросом, типа, «ой, а как же?..», батюшка спокойно ответил, что, «а всё, в этом году больше освящения не будет». Ну, понятное дело, шок в течение года притупился, да и бузят-то в основном те, кто в храме появляется несколько раз в году, и через год история повторилась; неспособность «жаждущих благодати» к вербальному общению вынудила нашего батюшку к невербальному: если вы попираете святыню в своих душах, вот она – под вашими ногами! На следующий год порядок был образцовым.
    Мне, помню, очень понравился этот пример. В дальнейшем, когда я стал диаконом, то по своей инициативе привлекал соборных алтарников и сторожей, чтобы выстраивать, например, подобие плотины перед Плащаницей, дабы люди могли справа подойти, спокойно поклониться, приложиться, а не так, как бывало прежде, когда стоило отойти духовенству, как со всех сторон толпа буквально набрасывалась на предмет почитания. Безобразию был положен конец. Со временем люди привыкли к нововведениям, их уже без усилий можно было организовать, но поначалу это было весьма непросто.
    Теперь вернемся к вышеупомянутой фразе о традиционном «затаптывании». Существует миф о каком-то неистребимом варварстве русского народа, о присущей ему аморфности и хаотичности, чуждости порядку и т.п. Миф этот довольно укоренен и распространен, с той лишь разницей, что одни считают перечисленные якобы национальные черты – добродетелями в силу того, что они суть нечто исконное (а исконное свое – добродетель априори), другие приверженцы этого мифа находят в нем повод свысока поглядывать на русских, как на этакое неисправимое быдло, которое надо или взнуздать, или посторониться, чтоб не «затоптало». Но и те, и другие не видят смысла в искоренении свинства.
    Так вот, я, как уже двадцатый год священствующий (не считая диаконского стажа и предшествующего церковнослужения), ответственно заявляю: этот миф – порождение, ищущих себе оправдания, свинства и лени. Да, опыт, в том числе исторический, показывает, что давка – явление, хотя и не исключительно, все же достаточно специфичное для нас. Но считать эту дикость чем-то присущим русскому народу, какой-то неотъемлемой национальной чертой – оскорбительная глупость и ложь! Не надо путать национальные черты с особенностями бескультурья (именно бескультурья, а не культуры) рабоче-крестьянского социального слоя, по некоторым историческим причинам преобладающего и поныне в наших храмах, а до недавнего времени почти исключительно в них представленного. Причем в церквях представлена лишь часть этого слоя – религиозная.
    Кстати, этот слой имеет свои специфические категории. Например, такая категория как «бабушки». Обратите внимание: они узнаваемы, у них же свой дресс-код в одежде. Их образ мыслей, речь, модель поведения отличаются какой-то надконфессиональностью, это какая-то отдельная субкультура: масса таких бабушек в церковь не ходят, в церкви мы видим лишь микроскопическую часть этой этнографической достопримечательности, быть может, ее лучшую часть. И все издержки – это не черты русского Православия или христианства вообще, не русские национальные черты, а пороки, характерные для представляемой ими категории своего социального слоя, компенсируемые, сглаживаемые, в той или иной степени, благодатью Божией и влиянием пастыря и/или авторитетных прихожан.
    Но и этот слой несправедливо обвинять в какой-то нелюбви к порядку, нерасположенности к самодисциплине, якобы они способны подчиняться только силе, без мата и хворостины разговор бессмыслен. Могу согласиться, что такие люди встречаются. Хотя мат и не является непременным условием семантической адекватности вашей речи их лексико-символической коммуникативной системе, но образность и амплитуда тона должны быть на уровне. Иначе вас просто совершенно искренне не услышат.
    Однако таких людей немного. Намного больше тех, кто ведет себя бескультурно по инерции многолетней привычки. Эту инерцию можно перебить и прервать (на худой конец, ограничить) даже у очень пожилых людей. Потому что большинство людей хотят гармонии, а условием гармонии является порядок. Внутренне любой нормальный человек любит порядок, иерархичность. Просто всевозможный мусор, осевший в его нутре в виде ложных мировоззренческих стереотипов и страстей, подавляет эту естественную расположенность, формирует порочное душевное состояние и побуждает к постыдному поведению.
    Так надо помочь человеку, поддержать в нем лучшее.
    Смею поделиться скромным опытом организации порядка на Богоявление. Когда я служил в Маарду, то святить воду приходилось в притворе малюсенького придела прп. Серафима Саровского, который находился в цокольном этаже. Весь народ стоял снаружи. Я с самого начала предупреждал, чтобы, выходя из храма на водосвятие, сразу становились в очередь по одному. Разумеется, кто из желания лучше слышать службу, кто из привычки сбиваться в кучу, образовывали за моей спиной на пороге плотный ком.
    После отпуста я начинал их выстраивать по одному. Не сказать, что эта инициатива находила массовое одобрение, никто чепчики в воздух не подбрасывал от восторга. Но, спустя несколько минут, люди понимали, что я не блефую, говоря, что пока не будет порядка, воду выдавать не начнут, и чем быстрее они это поймут, тем меньше будут мерзнуть. Мало-помалу я отдалял массу от входной двери и выстраивал одного за другим, чтобы потом не возникало недоразумений. Не скажу, что мне особенно нравилось бегать по морозу в фелони, но оно того стоило. После того, как очередь была выстроена, вновь открывалась дверь храма, и несколько человек принимали тару и заполняли ее святой водой. Особенно немощным наливали отдельно, вне очереди (их даже на время молебна не выводили из храма). Для народа это было в диковинку, но для многих оказалось приятной неожиданностью, что получение святыни может проходить без суеты, раздражения и ругани. Не сказать, чтобы совсем уж идеально все происходило, но намного лучше, чем то, что мне приходилось наблюдать ранее.
    Однако это был не предел. Когда мы начали служить в просторном верхнем (основном) храме св. Архистратига Божия Михаила, то водосвятие продолжали совершать по-прежнему в притворе нижнего. И вот, что мне показалось неправильным: приходящие конкретно за водой и только за ней занимали очередь сразу у дверей нижнего храма, и так получалось, что те, кто молился за службой, оказывались в хвосте очереди. Они перед службой воздерживались от пищи и питья, чтобы причаститься, а в итоге должны был стоять еще долгое время лишь потому, что кто-то подсуетился и занял очередь, проигнорировав службу. Мне показалось это несправедливым, поэтому я взял и привел причастников к дверям нижнего храма, выстроив из них отдельную очередь. Среди «стояльцев» послышалось возмущение: «Мы тут с утра стоим!» На что я ответил: «А нечего было здесь стоять! Надо было в храме, за службой молиться, исповедоваться, причащаться…» Возражений больше не последовало.
     
     
     

     
     
    photosight.ru. Фото: Ольга Охлопкова
    Но и это мне показалось недостаточно продуманным, поэтому я ввел карточную систему: заранее было проштамповано и пронумеровано несколько сотен плотных маленьких листочков, которые я выдавал в два этапа: 1) на исповеди, а затем 2) обходя во время чтения молитв к причащению прихожан и захожан, «отстаивавших» службу (никто не срывается с места, не сбивается в кучу, я сам тихонько обхожу и вручаю номерки). Это, на самом деле, недолго и легко. После чего все выходили и строились соответственно полученным номеркам. В итоге, никакой нервозности, никакого соблазна рвануть вперед и обогнать ближнего (пусть он померзнет дольше, чем я), никакой почвы для споров, кто и когда занимал.
    Конечно, можно меня упрекнуть, что я лишил людей возможности спастись, проявляя самоотвержение, смирение и кротость, уступая немощам отдельных ближних или хамству, но, да простят меня столь глубоко и духовно мыслящие, такие высоты и тонкости – не мой уровень. Я вижу свою задачу в максимальной ликвидации почвы для соблазнов и в формировании благоприятных условий для внимательного и неспешного приближения к святыне, к благочестивому ее принятию, что несовместимо с суетой и празднословием, не говоря уже о чем-то похуже.
    Следующий этап: освящение воды внутри большого верхнего храма и раздача ее там же, что стало возможным, когда люди привыкли к спокойному несуетливому поведению в ожидании своего звездного часа. Освящение совершалось перед амвоном, затем, чтобы избежать сбивания в кучу, все выходили из храма, я становился на пороге и в порядке очереди приглашал людей в храм, где выстраивал их змейкой рядами поперек. В итоге достаточно быстро все оказывались в храме, довольно плотно и в то же время в предельно ясной очередности. Никакой суеты, никакой болтовни.
    Так вот, я к чему веду: людям это нравилось! Практически всем. Кстати, в итоге мы быстрее раздавали воду, чем в других местах. Чуть больше времени тратили в самом начале, зато и на сердце мир, и времени меньше затрачено.
    Что, полюбившие этот порядок, утратили свою «русскость»? Ничуть. Или они прониклись каким-то чуждым педантизмом, унизив себя номерками? («А-а-а!!! Меня посчитали!») Нисколько. Просто хорошо на душе, когда ничто богомерзкое не препятствует благодати касаться ее. И если порядок способствует этому светлому состоянию, значит, он этот богоугоден, как богоугодны и средства его поддержания.
    С Праздником!
  7. О_К (fakel)
    http://www.pravoslavie.ru/smi/53079.htm?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter
     
    «Книги, предлагающие нам "облегчённый" вариант христианства, чрезвычайно опасны»
     
     

    Иеромонах Григорий


    22 апреля 2012 г. Источник: Святая Гора
    Святая Гора продолжает публиковать цикл интервью с современными афонскими старцами. Сегодня наш собеседник – один из самых известных афонских богословов, ученик и ближайший сподвижник блаженного Старца Паисия Святогорца (1924-1994). В Греции отец Григорий известен как замечательный духовный писатель, написавший более 20 книг, опубликованных значительными тиражами. Один из его трудов – «Святое Крещение» – переведён на русский язык.
     
    Афонский монах вяжет четки
    Иеромонах Григорий – активный противник перевода богослужения на современный язык и других модернистских нововведений в жизнь Церкви. Вот уже много лет он регулярно выезжает в разные города Греции, где исповедует всех желающих приступить к Таинству Покаяния. Батюшка является духовным отцом для сотен мирян.
     
    Отец Григорий избегает известности и практически не даёт интервью, но сделал исключение, чтобы ответить на вопросы наших читателей.
    - Геронда, в наше время у некоторых мирян и даже монахов нет постоянного духовного руководителя. Является ли это серьёзной проблемой?
    - Монахи в обязательном порядке должны иметь одного духовного наставника, но и у христиан живущих в миру должен быть постоянный духовник, наблюдающий за их духовной бранью. Только в исключительных случаях (например, в случае ухода духовника из жизни или его переезда в другую страну) можно начать поиски нового духовного наставника.
    Что касается исповеди, которая совершается перед (и во время) Божественной Литургии… У нас на Святой Горе и в Греции это не принято, так что я мало знаком с этой практикой[1]. Конечно, я могу ошибаться, но такой подход к Таинству видится мне несколько формальным. Покаяние из отдельного Таинства превращается в какое-то менее значимое дополнение к Евхаристии, в некую полуформальность. Особенно плохо, что исповедь проводится во время богослужения – накладывается на Вечерню, Утреню, Литургию. Не знаю, насколько душа кающегося в тот короткий отведённый для Таинства срок успевает раскрыться, принести подлинное покаяние и действительно принять твёрдое решение изменить свою жизнь. Очень часто людям нужно больше времени для того, чтобы этого достигнуть.
    Теперь что касается монашествующих. Иноки не могут менять духовных отцов, ведь духовник для монаха это, как правило, его старец – тот кому он доверил свою жизнь.
     
    Келья Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова находится в нескольких минутах ходьбы от кельи «Панагуда», где подвизался старец Паисий Святогорец
    На Святой Горе Афон есть сложившаяся практика. Молодые люди, решившие встать на путь монашества, сначала посещают разные афонские монастыри и кельи и ищут себе духовного наставника, рядом с которым проведут всю (или значительную часть) своей иноческой жизни. Критерии этого поиска просты – самое главное, найти наставника, который даст тебе духовный покой и пользу, с которым можно найти общий язык. Обращать внимание надо не на природный ландшафт, красоту обители или условия проживания в ней, – самое главное для новоначального монаха – это найти духовного наставника. После этого для послушника начинается период испытания, который может быть достаточно длительным (вплоть до трёх лет и даже больше). Естественно, предпочтительно и правильно провести всю свою монашескую жизнь в том же месте, где проходило первоначальное испытание, под руководством одного и того же старца. Конечно бывают случаи, когда монаху может понадобиться посетить какого-то другого духовника, чтобы спросить о какой-то важной духовной проблеме. Но это может произойти только при одном условии: если он получит благословение на это от своего постоянного духовного руководителя. Самочиние и независимость в принятии решений здесь неуместны.
     
    Подводя итоги, можно сказать следующее. Послушание единственному духовному наставнику – одна из основ монашеской жизни. Для мирян это тоже большое подспорье в их духовном подвиге. Особенно для тех, кто связан узами брака. Я хорошо помню, что в беседах с мирянами старец Паисий постоянно подчёркивал, что у супругов должен быть один и тот же духовный отец: «Не может быть у одного корабля два штурмана или два капитана». Ещё здесь можно провести параллель с доской, которую два человека одновременно начали строгать рубанками с двух разных сторон – они не только не добьются гладкой поверхности, но перекосят её ещё больше, чем она была. Для семьи исповедь у одного духовника великое благо. Ведь очень часто духовник должен поговорить с обоими супругами, та как некоторые проблемы в семейной жизни касаются всех и соответственно, их можно лишить только сообща.
     
    Старец Паисий Святогорец
    - Геронда, скажите несколько слов о выборе духовной литературы. Что полезно читать мирянам?
     
    - Святоотеческую литературу. Нам следовало бы иметь больше ревности, желания и стремления, чтобы читать эти книги. Если не можем начать со сложных текстов, у нас есть творения Святых отцов, написанные очень простым и понятным языком.
    Например, произведения святителя Иоанна Златоуста. Они легко читаются и доступны для современных людей.
    Ещё один автор которого можно рекомендовать – преподобный Никодим Святогорец. В Греции его творения очень популярны среди мирян и издаются значительными тиражами. Эти книги близки к нам по времени своего написания и от того понятны и актуальны.
    В последние годы огромной популярностью в православном мире пользуются труды старца Паисия Святогорца. Это современное святоотеческое богословие.
    Мы должны ответственно подходить к выбору того, что читаем. Сегодня издаётся такое огромное количество православной литературы, что люди теряются и не знают, что выбрать в этом океане книжных новинок. Особо опасны книги, предлагающие нам «облегчённый» «адаптированный к современности» вариант христианства.
    Сложно сделать выбор, но мы обязаны его сделать. Нельзя читать всё подряд.
    Не лишним здесь будет совет нашего духовного отца. Он поможет разобраться в выборе книг, полезных для нас на данном этапе нашей духовной брани.
     

    Если мы хотим читать «легкие» книги, это не обязательно должны быть «сказочки» и пустая беллетристика.
     
    «Эвергетин», «Отечник», «Лавсаик»… Что может быть интереснее и доступнее для чтения, чем эти замечательные книги? Именно такую литературу советовал нам читать Старец Паисий. Это практика духовной жизни. Это воспитание на примере святых. Перечисленные книги очень полезны: они помогут нам научиться молитве и всем сердцем полюбить Христа.
    - Какова цель жизни христианина?
    - Цель у монахов и мирян – общая: достичь обожения. Представление о том, что задача христианина лишь в том, чтобы становиться лучше, чище, добрее, обусловлено западными влияниями. Бог желает, чтобы люди достигали святости. Церковь даёт нам для этого всё необходимое – Святое Причастие, Покаяние, Крещение и другие Таинства. С их помощью мы призваны и можем стать святыми, а не просто хорошими.
    Повторюсь ещё раз: правильно расставить приоритеты и цели в духовной жизни помогает настоящая духовная литература.
    Очень полезны книги Паисия Святогорца. Особенно те, которые написал сам старец: «Афонский старец Хаджи-Георгий», «Арсений Каппадокийский», «Отцы-святогорцы и святогорские истории», «Письма». Из тех, что написаны о нём, удачными были далеко не все публикации. Но одну книгу я советую прочитать каждому – «Житие старца Паисия Святогорца» иеромонаха Исаака. Прочитав этот труд вы познакомитесь с настоящим старцем Паисием.
    - Многие считают, что достижение святости не для них, и объясняют свои пороки природными свойствами своего характера: «Я человек вспыльчивый», «я человек слабый», «я грубый» и т.д.
    - Это неправильно. По словам Симеона Нового Богослова Благодать Божия меняет природу человека. Мы не можем надеяться на встречу с Господом в будущей жизни, если не встретим его уже в жизни земной. Цель нашего существования – вступить в настоящее живое общение с Богом, ощутить Его реальность и близость. Вспомним одну из заповедей Блаженства: «Блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят»[2]. Но очистить своё сердце после смерти мы уже не сможем, а значит, цель нашей земной жизни – очистить и освятить себя для Бога. Если мы не увидим Бога сейчас, то после смерти мы его тоже не увидим.
    - Отец Григорий, расскажите нам об Иисусовой молитве.
    - Конечно у монахов больше возможностей для творения непрестанной молитвы. Семейный человек неизбежно погружён в семейные заботы и хлопоты. Но если возможностей меньше, это не значит что их нет совсем! Молитва «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» должна войти в жизнь каждого христианина, подвизающегося в миру. Ибо «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись»[3] кроме имени нашего Господа и Спасителя. Вот для чего нужна Иисусова молитва. Она одинаково необходима как для монахов, так и для мирян. Просто иноки погружены в творение молитвы полностью (по крайней мере так должны быть), миряне же не имеют такой возможности. Но если семейные люди будут нести свой крест безропотно и с любовью, в глазах Господа их хлопоты и труды ради ближних будут рассматриваться как молитвенный подвиг и духовная жертва.
    Иеромонах Григорий (Кутлумушская келья Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова, Святая Гора Афон)
    [1] На Святой Горе Афон исповедь совершается подробно, и паломники имеют возможность обстоятельно поговорить со священником. Такая же практика является общепринятой в греческих храмах. Желающий исповедоваться приходит в определенный день и час, когда принимает его духовник. Исповедь утром перед Литургией не проводится – она совершается подробно и обстоятельно за несколько дней до того, как мирянин планирует приступить к Таинству Евхаристии. В Элладской Церкви не принято давать право исповедовать новорукоположенному иерею, ведь духовник непременно должен обладать духовным опытом, способностями и соответствующей подготовкой.
    2] Мф. 5:8.
    3] Деян. 4:12.
  8. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/ne-otluchajte-sebya-ot-cerkvi/
    Не отлучайте себя от Церкви!
     
    28 мая, 2012 • Священник Феодор Людоговский
    No Related Post

     
    Богослужение • Первые шаги в Храме • Таинство Причащения
     
     

     
     
     
    Сегодня хотелось бы сказать об одной особенности нашей церковной жизни, которая, на первый взгляд, носит характер исключительно частный, а иногда даже бытовой, но при ближайшем рассмотрении оказывается важным показателем нашего восприятия Церкви и себя в ней.
    Подходит человек на исповедь, называет свои грехи, кается. Священник читает разрешительную молитву. Многие из прихожан после этого говорят: «Благословите причаститься». Кто-то с утвердительной интонацией, кто-то – с вопросительной. А кто-то не говорит ничего. Тогда спрашиваешь сам: «Будете причащаться?» Иногда в ответ слышишь радостное: «Да, конечно!» А иногда…
    А иногда – нечто из этого списка: «Нет, батюшка, я не готовился»; «Вы знаете, хотела причаститься, но не успела всё вычитать»; «Да я вчера на службе-то не была, с внуками дома сидела»; «А я ведь в прошлое воскресенье причащалась, что – опять разве можно?». И так далее, и тому подобное.
    Как будто бы, всё правильно. Люди с благоговением относятся к великой святыне, считают необходимым должным образом подготовиться: помолиться, попоститься, прийти на службу накануне вечером. Всё это, с одной стороны, разумно и логично, а с другой – показывает, каково наше понимание литургии и евхаристии.
    Если во главу угла ставится индивидуальная подготовка к причастию, если мы больше всего озабочены тем, чтобы быть «достойными» приобщиться, если каждый из прихожан составляет себе свой собственный график причащения – то это значит, что Тело Христово для нас – лишь средство личного освящения. Такое же средство, как, например, святая вода. Но это в корне неверно!
    Если бы это было так, то мы бы могли круглый год служить литургию преждеосвященных Даров – освятили бы их, скажем, в Великий Четверг, и весь следующий год причащались бы запасными дарами. Но в Церкви никогда такого не было.
    Литургия – это, как пишут во всех учебниках, «общее дело». Евхаристия – это наше благодарение Богу за спасение, совершенное Сыном Божиим. Тело Христово – одно из наименований Церкви. И поэтому причащаемся мы не только и столько для того, чтобы в индивидуальном порядке получить благодать, а для того, чтобы вновь и вновь возблагодарить Небесного Отца, чтобы явить единство Церкви, чтобы подтвердить свое членство в этом богочеловеческом Организме, чтобы исполнить заповедь Христову («если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни» – Ин 6:53) и – да, конечно! – чтобы обожиться, стать богами по благодати.
    Формулируя каноны, т. е. правила жизни в Церкви, отцы прошедших веков всегда имели в виду своего рода тождество евхаристии и Церкви. Если человека отлучали от Церкви, он не мог более причащаться. Если на христианина налагалась епитимья, заключавшаяся в запрете на причастие в течение какого-то времени, то, по сути дела, его членство в Церкви приостанавливалось.
    До сих пор существует (и действует!) правило, согласно которому священник, совершающий литургию, должен, обязан причаститься – вне зависимости от того, что он думает о своем достоинстве или недостоинстве. В первые века бытия Церкви то же самое подразумевалось и относительно мирян.
    Поэтому, дорогие братья и сестры, не будет отлучать себя от Церкви! Определим (самостоятельно или с духовником), какова должна быть наша посильная подготовка в причастию – и будем причащаться всякий раз, как мы бываем на литургии. А если у кого-то есть сомнения, можно ли и нужно ли ему причащаться в тот или иной день – не торопитесь пить с утра кофе и есть бутерброды с колбасой: приходите в храм, посоветуйтесь со священником – и, Бог даст, приступите со всем верными к евхаристической Чаше.
    Источник: личный блог священника Феодора Людоговского


  10. О_К (fakel)

    О лжи .

    Автор: О_К (fakel),

    ПРИТЧА
     
    Закончив службу, священник объявил:
     
    - В следующее воскресенье я буду беседовать с вами на тему лжи. Чтобы вам было легче понять, о чем пойдет речь, прочитайте перед этим дома семнадцатую главу Евангелия от Марка.
     
    В следующее воскресение священник перед началом своей проповеди объявил:
     
    - Прошу тех, кто прочитал семнадцатую главу, поднять руки.
     
    Почти все присутствующие подняли руки.
     
    - Вот именно с вами я и хотел поговорить о лжи, - сказал священник. - У Марка нет семнадцатой главы.
     

     
     
    Истинно кающийся подвергается осмеянию безумных. И это есть для него знак угождения Богу
     
    прп. Марк Ефесский
  11. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/prezhde-chem-postigat-vysoty-dobrodetelej-nauchites-zdorovatsya-s-lyudmi-na-ulice/
     
     
     
    Прежде чем постигать высоты добродетелей, научитесь здороваться с людьми на улице!
     
    30 октября, 2012 • Протоиерей Андрей Ткачев
     

    «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом», — учат отцы Церкви. А что нужно сделать, чтобы человек стал человеком?
    Социальные Маугли
     
    Человек рождается дважды — сначала как физическое тело, как яйцо, потом — как цыпленок.
    Описанный Киплингом Маугли имел прототипов в той же Индии. Там очень часто в джунглях пропадали украденные обезьянами или волками дети, причем английскими или индийскими учеными в 50-х годах прошедшего столетия были зафиксированы случаи, когда животные не ели, а воспитывали украденных младенцев.
    Дети не превращаются в красавцев типа Маугли. Они превращаются в ни то, ни се. Они чешут задней ногой за ухом, рвут мясо зубами, воют на луну, и если их возвращают в человеческие жилища, тоскуют, чахнут и умирают, так и не научившись разговаривать и есть вилкой и ложкой. Потому что ими пропущены какие-то важные этапы воспитания. А самые важные этапы воспитания — это внутриутробное развитие и первые несколько лет жизни. Как говорил Толстой, между мною трехлетним и мною семидесятилетним разница очень небольшая, но между мною только что родившимся и мною трехлетним — разница огромная.
    Самое важное закладывается тогда, когда дается младенцу в рот материнский сосок или соска, что поет над колыбелькой молодая мама: «Богородице Дево, радуйся» или «Я буду вместо, вместо, вместо нее, твоя невеста, честное ё». Пока носит дитя, мама курит папиросу или причащается раз в месяц.
    За каждый день внутриутробного развития проходят астрономические периоды, в строении земли они называются геологическими эрами. Упущенные вопросы внутриутробного, сразу после рождения, ближайшего дошкольного или первые годы школьного воспитания — я боюсь, невосполнимы.
    То, чему я не научился в двенадцать-тринадцать лет — я уже в двадцать четыре года не научусь или научусь но с титаническими усилиями, и хуже, чем мог. Навыки, которые я в четырнадцать-пятнадцать лет не обрел в части труда, терпения, физической выносливости, перенесения боли — 14-15 лет — в тридцать-сорок лет уже поздно нагонять. Есть необратимые изменения в человеке, из-за которых не сделанyые вовремя вещи позже не нагоняются.
    Духовные паралимпийцы
     
    Мы традиционно говорим об обожении человека, о том, что Церковь существует, чтобы довести его до Царствия Божьего и на земле сделать его сыном Неба, гражданином Небесного Царства, чтобы он был благодатен и жил не по природе.
    Чтобы, как говорится в молитве оглашения, «он не был чадом тела, но чадом Твоего Царствия». Но мы накопили столько ошибок и пропусков в гражданском, общественном, личном воспитательных процессах, что когда мы начинаем обоживать этого калеку, он вообще разваливается.
    Получается жуткое зрелище, наподобие Параолимпийских игр, когда одноногие люди метают молот или диск, а слепой бежит кросс. Это памятник человеческому мужеству, но смотреть на него очень больно.
    Наша духовная жизнь похожа на параолимпийские состязания, потому что мы изначально искалечены и одновременно пытаемся совершать какие-то подвиги.
    Дохристианские добродетели
     
    Прежде, нежели упражняться в христианских добродетелях, нужно поупражняться в добродетелях дохристианских, которыми был богат мир до Рождества Христова: еврейский — сознательно ожидавший Мессию, нееврейский — не ожидавший, но предчувствовавший. Евреи упражнялись в Писании и пытались хранить то, что Бог им заповедал. Язычники ценили другие вещи: храбрость на войне, простоту в быту, мудрое слово, умение слушать другого и сдерживать свой гнев (такого человека чтили выше полководцев), не порабощаться богатству и терпеть превратности судьбы. Они выстраивали целые богословские школы, учившие, как прожить жизнь достойно и правильно с минимальным количеством грехов.
    Трудолюбие — не христианская добродетель, а общечеловеческая. Приход к больному в больницу — не только евангельское дело, но и общечеловеческое. Для христиан евангельское в нем только одно: ты приходишь сознательно ко Христу, который учит в больном видеть Себя. Если же ты Христа в больном не видишь, но все равно к нему идешь, потому что он больной и нуждается в твоей помощи, то это добродетель общечеловеческая. Это простейший способ стать человеком — пойти к тому, кому больно и по возможности облегчить его страдания теми средствами, которые у тебя есть под рукой или в сердце.
    Кто-то из историков подсчитывает, что первые семьсот с лишним лет после основания Рима у римлян не было ни одного развода.
    Кажется, об этом пишет Честертон. Почему Бог дал власть над миром римлянам? Потому что они были добродетельнее, чем все народы земли. Они были храбры на войне, просты в быту — спали на земле и пили простую воду, не боялись терпеть, страдать и умирать в период опасности, были целомудреyны в браке, гнушались половыми перверсиями, которыми цвел весь Восток (персы, финикийцы и даже греки). Они были естественно добродетельны.
    Духовный эгоизм
     
    Нам сейчас не хватает не только христианских добродетелей, но и вообще человечности.
    Классическая литература поставила нам горький диагноз: на Руси легче найти святого, чем порядочного. Святых на Руси было много, негодяев тоже хватало, а вот простых порядочных людей — маловато. Нехватка среднего звена. Качка из стороны в сторону, «из глубины воззвах к Тебе» (из бездны — вверх, и сверху — вниз) — расшатает любого.
    Как пелось в старой песне «надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». Я склоняюсь к тому, что эти «плюс» и «минус» нашей души, качка справа налево — просто отсутствие воспитания и недисциплинированность, просто разболтанность души. Сначала нагадить, так что стыдно людям в глаза смотреть, а потом слезы лить неделями, а потом, когда устанет лить слезы или они закончатся — опять нагадить и опять слезы лить.
    В таком режиме жить нельзя. Нужно воспитывать в себе аккуратность, честность, исполнительность, нужно исполнять то, что пообещал, нужно учиться думать о ком-то, кроме себя, а не превращать христианскую жизнь в торжество эгоизма: раньше думал только о своих карманах, а теперь — только о своих грехах.
    Некоторые христиане носятся со своими грехами, как курица с яйцом. Это тончайший вид мерзкого эгоизма, а не духовная жизнь. О Христе человек не думает, о ближнем не думает — думает только о себе, о своих добродетелях, которых в принципе нет и быть не может при таком состоянии ума.
    От меньшего к большему
     
    Резюме. Прежде, чем идти на сияющие высоты христианских добродетелей, необходимо научиться здороваться с людьми на улице. Прежде, чем бросить курить, необходимо научиться окурки бросать в урну, а не под ноги. Прежде, чем научиться читать Иисусову молитву устами и в уме, надо постараться сморкаться в платок, а не, зажимая одну ноздрю пальцем, ближнему на ботинок.
    Закон духовный гласит нам, что без маленького большого не существует. Нужно заточиться, препоясаться и застегнуться, приготовившись к длиннейшей незаметной работе, начиная с самых простых вещей. Тогда начнется постепенный путь к обретению смысла и глубины во всем остальном.
    По сути, рецептура дана в одной из латинских пословиц: научись сначала делать то, что ты уже умеешь — и тебе откроется неизвестное.
    Научись, например, слушать людей. Кажется, такая простая вещь — а научись не перебивать, сидеть и слушать.
    Научись не выбалтывать чужие тайны и не радоваться чужим грехам.
    И так далее.
    Так, от меньшего к большему — глядишь, до чего-то человек перед смертью и дойдет.
    Записала Мария Сеньчукова
  12. О_К (fakel)
    http://www.pravoslavie.ru/put/58415.htm
     
    Иисусова молитва для мирян
     
    Из наследия Оптинских старцев Ольга Рожнёва
     
     

    Некоторые ошибочно думают, что Иисусова молитва только для монахов. Однако Оптинские старцы наставляли и мирян заниматься Иисусовой молитвой. Преподобный Варсонофий (Плиханков) учил:
     
    «Чтобы всегда иметь память о Боге, для этого и молитва Иисусова».
    Преподобный писал о разных ступенях молитвы:
    «Молитва Иисусова разделяется на три, даже на четыре ступени. Первая ступень – молитва устная; когда ум часто отбегает и человеку надо употреблять большое усилие, чтобы собрать свои рассеянные мысли. Это молитва трудовая, но она дает человеку покаянное настроение.
    Вторая ступень – молитва умно-сердечная, когда ум и сердце, разум и чувства заодно; тогда молитва совершается беспрерывно, чем бы человек ни занимался: ел, пил, отдыхал – молитва всё совершается.
    Третья ступень – это уже молитва творческая, которая способна передвигать горы одним словом. Тогда такую молитву имел, например, преподобный пустынник Марк Фраческий.
    Наконец, четвертая ступень – это такая высокая молитва, которую имеют только ангелы и которая дается разве одному человеку на всё человечество».
    Для лучшего понимания того, какие дары посылает Господь молитвенникам и какая молитва соответствует уровню духовного возрастания молящегося, преподобный Варсонофий пояснял подробно:
    «Первый от Господа дар в молитве – внимание, то есть когда ум может держаться в словах молитвы, не развлекаясь помыслами. Но при такой внимательной, неразвлекательной молитве сердце еще молчит. В этом-то и дело, что у нас чувства и мысли разъединены, нет согласия в них. Таким образом, первая молитва, первый дар есть молитва неразвлекаемая.
    Вторая молитва, второй дар – это внутренняя молитва, то есть когда чувства и мысли в согласии направлены к Богу. До сих пор всякая схватка со страстию оканчивалась победой страсти над человеком, а с этих пор, когда молятся ум и сердце вместе, то есть чувства и мысли в Боге, страсти уже побеждены. Побеждены, но не уничтожены, они могут ожить при нерадении, здесь страсти подобны покойникам, лежащим в гробах, и молитвенник, чуть страсть зашевелится, бьет и побеждает.
    Третий дар есть молитва духовная. Про эту молитву я ничего не могу сказать. Здесь в человеке нет уже ничего земного. Правда, человек еще живет на земле, по земле ходит, сидит, пьет, ест, а умом, мыслями он весь в Боге, на небесах. Некоторым даже открывались служения ангельских чинов. Эта молитва – молитва видения. Достигшие этой молитвы видят духовные предметы, например состояние души человека, так, как мы видим чувственные предметы, – как будто на картине. Они смотрят уже очами духа, у них смотрит уже дух».

    Как правильно творить Иисусову молитву


     
    Преподобный Лев Оптинский
    Преподобный Лев учил молиться в простоте сердца, ожидая милосердия Божия: только один Господь знает, что на пользу для каждого конкретного человека:
     
    «Молитву Иисусову проходи, как творишь, и приидет время, когда самое дело и милосердие Божие просветит и вразумит вашу душу, как и кого вопросить, и послётся, что ищешь и желаешь».
    Старцы советовали произносить Иисусову молитву как можно чаще, но не искать при этом каких-то особых приятных чувств, духовных утешений и наслаждений.
    Преподобный Амвросий объяснял:
    «Устную молитву как бы кто ни проходил, не было примеров, чтобы впадал в прелесть вражескую. А умную и сердечную молитву проходящие неправильно нередко впадают в прелесть вражескую. И потому, прежде всего, должно держаться крепче устной молитвы, а потом умной, со смирением, а затем уже, кому удобно и кому благоволит Господь, переходить к сердечной, по указанию святых отцев, опытом прошедших всё это».
    На вопрос, как достигнуть сердечной молитвы и что означает «опускать ум в сердце», преподобный Анатолий (Зерцалов) отвечал, предостерегая:
    «Сердечного места отыскивать не должно: когда возрастет молитва, она сама отыщет оное. Наше старание – заключать ум в слова: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную”».
    Во время Иисусовой молитвы часто находит буря помыслов, которые всевает враг.
    Преподобный Иларион учил не противоречить вражьим помыслам, так как это под силу только опытным молитвенникам, а просто продолжать молиться в простоте сердечной, уповая на милость Божию:
    «А если когда против желания ум пленится, тогда продолжать молитву, а не противоречить – противоречить не твоей еще меры».
    Оптинские старцы предупреждали о необходимости смирения при молитве. Как-то духовное чадо отца Амвросия пожаловалась ему на то, что при произнесении Иисусовой молитвы она запинается на словах «Помилуй мя, грешную». Старец отвечал:
    «Пишешь ты, что в молитве Иисусовой есть у тебя какое-то запинание на словах “Помилуй мя, грешную”; это показывает, что прежде эта молитва совершалась тобою без должного смирения, без которого неприятна Богу и молитва наша. Поэтому принудь себя ударять на слово “грешную” с должным понятием».
    Преподобный Варсонофий напоминал о том, что идущий путем Иисусовой молитвы может претерпевать скорби, которые, однако, нужно принимать без ропота:
    «Путь молитвы Иисусовой есть путь кратчайший, самый удобный. Но не ропщи, ибо всякий идущий этим путем испытывает скорби».

    Об опасности «выпрашивания» духовных даров и молитвы высокой степени


     
    Старец Макарий
    Оптинские старцы предостерегали от самовольного стремления добиваться более высокого уровня молитвы или домогаться духовных даров, будь то слезы на молитве или чистота и бесстрастие.
     
    Преподобный Лев писал, что, не очистив сердца, не победивши страстей, нельзя сохранить духовное богатство без вреда для себя:
    «Вы, вкусивши по милосердию Божию сладость и утешение от молитвы, теперь не обретая сего в себе, смущаетесь, унываете, считаете себя виновницей сей потери, и ваше нерадение – это истинная правда. Но я нахожу здесь и Промысл Божий, отъявший от вас сие утешение. Не победивши страстей и не очистивши сердца своего, можно ли сохранить это богатство без вреда! И не дастся вам оно к пользе вашей, дабы не впали в прелесть».
    Преподобный Варсонофий также предостерегал об опасности «выпрашивания» даров и молитвы высокой степени:
    «Молиться о даровании молитвы внимательной можно, но молиться о даровании высоких молитвенных состояний, я полагаю, погрешительно. Это надо всецело предоставить Богу. Некоторые выпрашивают себе молитву высокой степени; Господь давал им по безграничному Своему милосердию, но им самим она не была впрок…»
    Старец Макарий написал статью «Предостережение читающим духовные отеческие книги и желающим проходить умную Иисусову молитву», где он предупреждал, что Иисусову молитву нужно читать просто и главным должно быть чувство покаяния, а не искание высоких духовных даров.
    Преподобный Макарий учил:
    «Помните: дар молитвы, а не собственность твоя; надобно сей дар заслуживать не одною молитвою, но и прочими благими делами: смиренномудрием, простотою, терпением, простодушием, а без сих добродетелей хотя, мнится, кто якобы стяжал молитву, но прельщается: не молитва это, но маска молитвы».
     


    Ольга Рожнёва

     
     
     
     


    28 декабря 2012 года

  13. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/molitva-v-den-novogo-god/
     
    Молитва в день Нового Года
     
    1 января, 2012 • admin
     
     
     
     
    Господи Боже, всех видимых и невидимых тварей Творец и Зиждитель, сотворивший времена и лета, Сам благослови начинающийся сего дня Новый Год, который мы считаем от воплощения Твоего для нашего спасения.
     
    Дозволь нам провести сей год и многие по нем в мире и согласии с ближними нашими; укрепи и распространи Святую Вселенскую Церковь, которую Ты Сам основал в Иерусалиме, и спасительною жертвою святого Тела и пречистой Крови освятил.
     
    Отечество наше возвыси, сохрани и прославь; долгоденствие, здоровье, изобилие плодов земных и благорастворение воздуха дай нам; меня, грешного раба Твоего, всех родственников и ближних моих и всех благоверных христиан, как истинный наш верховный Пастырь, упаси, огради и на пути спасения утверди, чтобы мы, следуя по нему после долговременной и благополучной жизни в мире сем, достигнули Царства Твоего Небесного и удостоились вечного блаженства со святыми Твоими.
     
    Аминь.
  14. О_К (fakel)
    Чудесная история о предательстве и покаянии . http://www.pravoslavie.ru/put/61221.htm Монахиня Магдалина (Некрасова)
     
    Матушка Магдалина (Некрасова) подвизается в православном Покровском монастыре в Бюсси-ан-От в Бургундии (Франция). В труднейшие для Церкви 1960-е ее семья жила в Вологде, обосновавшись там после тяжелейших лет испытаний и издевательств – ссылки в Казахстан, куда она была отправлена после возвращения в СССР. Но и в Вологде испытания не прекращались: верующим людям их всегда достается немало. Тем не менее, о Вологодской земле матушка Магдалина всегда хранила самые добрые и светлые воспоминания.
    Предлагаем читателям рассказ матушки Магдалины об одном из эпизодов вологодской жизни времен хрущевских гонений, имевшем, впрочем, весьма «неожиданное» (неожиданное ли?) продолжение.
    Монахиня Магдалина (Некрасова) В то время все силы были брошены на быстрейшее завершение борьбы с «религиозными предрассудками». Н.С. Хрущев, помнится, обещал показать по телевизору в ближайшие годы последнего то ли священника, то ли вообще верующего человека в нашей стране.
     
    В 1962 году я работала бухгалтером в Крестовоздвиженской церкви г. Грязовца. В тот памятный день 21 марта я приехала домой в Вологду, где жила моя семья, и собиралась пойти в наш кафедральный собор на вечернюю службу. Я уже выходила, когда встретилась в дверях с владыкой Мстиславом, управляющим тогда Вологодской епархией. Узнав, что я приехала на два дня домой, он стал усиленно меня уговаривать пойти в Центральный дом культуры, где в тот вечер должен был выступить нашумевший тогда антирелигиозный деятель – бывший священник Чертков. Мне совсем не хотелось туда идти, тем более что мой духовник советовал мне никогда не слушать и не читать всей этой мути, пачкающей душу. Но чем больше я сопротивлялась, тем решительнее владыка настаивал на том, что должен же кто-нибудь из нас слышать подобные выступления и знать, какими методами они орудуют. В конце концов мне пришлось повиноваться. В тот вечер у нас было дома несколько человек молодежи, и одна девушка взялась проводить меня в этот зал. Почему-то мы оказались с ней в директорской ложе, как раз напротив установленного на сцене помоста с микрофоном, к которому вскоре направились три человека. Я моментально узнала среди них отрекшегося священника, хотя внешне он, конечно, ничем не отличался, разве что некоторой елейностью, переключенной теперь, по-видимому, на иные рельсы. Молодой, лет 30 с лишним, он представился как окончивший с отличием Московскую духовную академию и с самого начала принял иронический тон (наверное, ему было легче так). Конечно, за эти годы я многое забыла из того, что он говорил. Больше запомнила свое состояние – боли, оскорбления, беспомощности и вины. Чем больше он, как говорится, овладевал аудиторией, вызывая ее смех кощунственными шутками, тем более мною овладевало отчаяние и ясное сознание, что молчание здесь равнозначно предательству. Но возражать мне представлялось совершенно невозможным не только в силу твердого наказа моей матери и владыки «не устраивать там никаких эксцессов», но главным образом из-за абсолютного неумения что-либо сказать. Хорошо помню, как во все время его выступления я мысленно пыталась аргументировать всю ложь его слов, и ничего у меня не получалось! Сознавая, что находящиеся здесь люди не имели никакого понятия ни о христианском учении, ни о Евангелии, ни о святых, над которыми так потешался этот бедный Чертков, я боялась, что любое мое возражение сможет оказаться ему на руку, будучи воспринятым как проявление фанатизма. А лектор тем временем все более расходился, издеваясь над различными евангельскими эпизодами, стараясь выявить всю «абсурдность» православных верований, таинств и обрядов и вызывая взрывы смеха публики. При этом он цинично уверял, что сам искренно во все это верил, но потом, дескать, понял всю фальшь этой веры и решился сказать правду себе и людям… Однако он все же не затронул двух тем, которых я все время со страхом ожидала. Слава Богу, он не коснулся ни таинства Причастия, ни Воскресения Христова. Не знаю, что его остановило – то ли та самая едва уловимая частичка страха Божия, затаенная в совести (дал бы Бог, чтоб это было так!), то ли предел, указанный советским законом, – «не оскорблять чувств верующих». В те годы, призывая общественность всеми способами бороться с религиозным дурманом, глумясь над святыней русского народа, советская идеология тут же лицемерно заявляла о необходимости «не оскорблять чувств верующих».
    С самого начала лекции я горячо умоляла Бога помочь мне сказать то, что надо. Ведь Он же Сам это обещал, как мне казалось, именно в таких обстоятельствах! Но время шло, и я ничего не могла придумать. Помог мне Бог через этого самого Черткова: как только затихла овация после последних его слов, он предложил желающим задать вопросы – письменно или устно. Слава Богу, у меня оказались ручка и бумага! «Думаю, – написала я, – что даже неверующим противно слушать, как Вы позорно поносите безгласную Церковь, заведомо зная, что она лишена права какого-либо ответа. Хвастаясь тем, что с отличием закончили академию, Вы гнусно лгали, искажая Священное Писание…» Исписав тетрадную страницу, я закончила тем, что его выступление было крайне оскорбительным для верующих, и подписалась: «Верующий человек». Поскольку директорская ложа была в нескольких шагах от сцены, я передала ему эту записку из рук в руки. Он стал бойко отвечать на все вопросы (довольно примитивные). Моя записка оказалась одной из последних, и он имел неосторожность прочесть ее вслух. Она сразу вызвала бурную реакцию зала, которую я восприняла сначала как одобрение и весьма этим утешилась. Чертков постарался справиться с полученным оскорблением и сказал:
    – Я очень рад, что среди вас оказался хоть один верующий. А то какой смысл говорить только для неверующих? Но я понимаю, что этот человек не хочет называть свою фамилию, поэтому буду отвечать всему залу.
    Тут я вскочила и сказала, что не собираюсь скрываться. Новый возмущенный гул публики был уже мною правильно понят… Чертков на какое-то мгновение опешил. Он, по-видимому, не ожидал такой наглости от молодой, на вид вполне светской девушки. И тут началась – неожиданная для нас обоих – словесная схватка. Сдерживая обиду, он попросил меня указать, где он исказил слова Священного Писания.
    – Утверждая, что Библия исполнена противоречиями, – ответила я, – вы в качестве примера насмешливо привели две фразы: «Око за око и зуб за зуб» и «Если тебя кто-то ударит в правую щеку, подставь ему и левую».
    – А разве это не в одной книге написано? – перебил он меня.
    – Но вам-то хорошо известно, к кому и когда были обращены первые слова и сколько веков спустя Христос заповедал, уже в Евангелии, иные отношения между людьми. Закончив с отличием духовную академию, вы прекрасно знаете то, о чем сидящие здесь люди понятия не имеют, и вы этим пользуетесь!
    – Как бы то ни было, – возразил он, – я говорил правду, и оба эти изречения находятся в одной книге.
    Потом он попросил меня конкретно указать, когда он издевался над Евангелием.
    – А какой хохот стоял, когда вы рассказывали о воскрешении Лазаря!
    – Но ведь не я смеялся – а зал!
    – Конечно, потому что вы так это представили!
    Антирелигиозная книга А.Черткова «Почему это страшно» Наш спор становился все горячее, и в пылу его я не заметила, как прошло добрых полчаса. Внезапно влетел на сцену директор этого учреждения и, объявив залу, что в Советском Союзе религиозные диспуты запрещены, выразил горячую благодарность уважаемому товарищу Черткову за его очень интересную лекцию. После долгих аплодисментов зал начал расходиться. Неожиданное появление директора, бросившего в мою сторону злобный взгляд, вернуло меня к действительности. Мне стало очень страшно, я подумала, что меня тут же арестуют, и некоторое время я оставалась в ложе, ожидая своей участи. Но никто не подходил, и я начала было пробираться к выходу через кулуары, как навстречу мне направились явно враждебно настроенные люди. Кто-то грубо бросил мне в лицо:
     
    – Правильно таких сажали!
    – Вот они, враги-то!
    – С такими надо иначе разговаривать!
    Их ярость быстро росла, они подходили все ближе ко мне, и кто-то первый угрожающе размахнулся кулаком возле моего лица. Ситуация становилась критической, когда вдруг неожиданно появился сам Чертков. Народ расступился, и мой идейный противник любезно предложил мне продолжить беседу, если я этого желаю, в кабинете директора. (Впоследствии мне стало известно, что основная масса слушателей состояла из агитаторов, присланных местными заводами, предприятиями, школами и т.д. для прохождения практики антирелигиозной пропаганды.) Итак, мы вошли в просторный кабинет, куда поспешили проскользнуть за нами с десяток самых активных борцов за воинствующий атеизм, и Чертков пригласил меня сесть за директорский стол напротив него. Он начал с того, что выразил мне сочувствие в том, что я, такая молодая, гублю свою жизнь. Обрадовавшись тому, что разговор принимает более мягкий и откровенный характер, я тоже искренно посочувствовала беде, которую он сам себе натворил. Он, конечно, очень удивился моим словам. Я их объяснила, сказав, что он ведь встретится однажды лицом к лицу с той Правдой, Которую так яро сейчас отрицает, и сам увидит Того, от Кого при всех отрекся, и каково же ему тогда будет!
    Тут мне хочется сказать, что дальнейший наш «диспут» стал протекать совсем в другом тоне – спокойном, искреннем и даже с некоторым уважением с его стороны, во всяком случае, мне так это запомнилось, да и последующие события подтвердили это. Он как-то мало сам говорил, а я продолжала выражать свою боль, живьем видя отрекшегося священника. Я его заверяла в том, что он, конечно, никогда и не верил по-настоящему в Бога. Мне сейчас стыдно вспоминать, насколько примитивны были мои аргументы, но говорила я очень горячо и искренно. Зачем-то приводила ему примеры из физики и математики. Помню, что сравнивала духовный уровень его сегодняшних слушателей с дикарями, смеющимися над чьим-то уверением, что не Солнце каждый день вращается вокруг Земли, а наоборот. И пусть дикарям это смешно, но как же он может этим пользоваться? В какой-то момент он напомнил мне, что он не один, да и не первый ушел из Церкви. До него был еще всем известный священник Александр Осипов.
    – О, – сказала я, – это сущая правда. Первым были не вы, да и не Осипов!
    – Как? Разве Дарманский был раньше Осипова?
    – Да я не про Дарманского говорю!
    – А кто же? Дулуман? Но он был позже!
    – Да не о нем речь!
    Меня смущало присутствие за моей спиной совсем притихших слушателей, и я перешла на полушепот. Но Чертков не унимался:
    – Нет, а кто же был первый? Скажите!
    Не ответить было уже невозможно. И я сказала совсем шепотом, но глядя ему прямо в глаза:
    – Иуда!
    Этой минуты я никогда не забуду. Он вздрогнул так, что толкнул что-то лежащее на столе. Мне самой стало страшно от такого прямого попадания. Партия была явно закончена. Последовали какие-то малозначащие фразы, и Чертков мне предложил продолжить наш спор письменно. Он написал и передал мне свой адрес. В тот момент я была уверена, что меня арестуют прежде, чем я вернусь домой. О каком моем адресе могла быть речь? Все же я его написала и передала ему, и мы стали прощаться. Молодчики наши тоже вмиг разошлись, и Чертков помог мне найти мое пальто и проводил меня до двери. Отчетливо помню звенящий мороз на улице и яркие звезды. Вконец продрогшая, так никого и не дождавшись, я решилась идти домой, предчувствуя скандал. Так оно и было. Когда все разумные сроки моего возвращения истекли, мои родители стали звонить в дом культуры. Им сказали, что лекция была как-то скомкана, а предполагавшийся после нее фильм отменен. Впоследствии мы узнали, что Чертков был отозван из Вологодской области. Немного, правда, повеселила нашу семью одна молодая работница епархиального управления, которая с упоением рассказывала о том, «какой красивый бывший поп выступал, и как хорошо он говорил, а потом пришла какая-то дура и все испортила» – эта фраза вошла в семейную историю. Но для меня осталось загадкой, почему меня не арестовали, тем более что за последний год в вологодских газетах стали появляться статьи о «некоей семье, приехавшей из капиталистической страны и растлевающей советскую молодежь». В те годы подобные статьи бывали предвестниками ареста. Возможно, мне помог и тот факт, что месяца два спустя я уехала на год в Грузию по настоянию моей матери и с благословения моего духовника, чтобы постараться выхлопотать квартиру нашей семье как пострадавшей от сталинских репрессий. Но возвращение в Вологодскую область мне было запрещено, и, чтобы продолжать работать в Церкви, мне пришлось переехать в Эстонию.

    ***


    Страница из написанной А.Чертковым антирелигиозной книги «Почему это страшно» История на этом не заканчивается. И слава Богу! Дело в том, что через почти полвека мать Магдалина узнала о судьбе бывшего священника. Она должна была проходить курс лечения в Риге, где и познакомилась с дочерью священника Серафима, служившего в этом городе.
     
    Эта милая женщина рассказала мне о том, что ее отец был сначала – в советское еще время – псаломщиком в одном из рижских храмов и что в том же храме псаломщиком был и… Чертков. Как это случилось? Об этом рассказал отцу Серафиму сам Чертков, а что не досказал, дополнили старые прихожане.
    Оказывается, когда волна хрущевских гонений схлынула, когда на бывших «искренно заблуждавшихся, но потом прозревших» бедняг, разъезжавших по стране с атеистическими лекциями, махнули рукой как на использованную никчемную ветошь (как страшно умирали некоторые из них – не приведи Господь!), в церквах Риги стал появляться странный молодой человек. Не больного вида, вовсе нет – скорее, измученного. Во время литургии он стоял у стены притвора, не крестился, плакал. А когда начиналась Херувимская, в то время, когда священник читает тайную молитву о собственном недостоинстве, этого молодого человека начинало буквально трясти, и он в слезах уходил из церкви. Так продолжалось некоторое время. Потом, – рассказал своей дочери отец Серафим, – этот человек пришел на прием к тогдашнему архиепископу Рижскому, назвал себя – да, так и есть: Чертков. Он рассказал свою историю и… каялся. Просил о восстановлении в сане. Архиепископ оповестил об этом патриарха Алексия (Симанского), от которого был получен такой ответ: раз этот человек публично отрекся от веры, от Христа, то публично же должен и принести свое покаяние. Тут стоит задуматься над тем, мог ли Чертков покаяться публично по чисто техническим причинам: вряд ли у него была такая возможность, да вряд ли бы и государство с радостью откликнулось на такой его шаг, предоставив ему возможность для него. Так или иначе, священником Чертков не стал, но всю свою оставшуюся жизнь посвятил искреннему, стоит надеяться, служению Христу и Его Церкви в качестве псаломщика. А псаломщики в то время были очень нужны!
    Говорят, что умер этот псаломщик в начале 1990-х годов, похоронен на рижском кладбище. Царствие ему Небесное!
    Все эти долгие годы та история оставалась для меня какой-то незаконченной. Печальной, трагической, загадочной, но – незаконченной. С одной стороны, я увидела собственными глазами отрекшегося христианина, но с другой – я увидела и великую милость Христа к кающемуся человеку.
    Чертков мог совершенно без всякого труда отправить и меня, и всю нашу семью снова в тюрьму или ссылку – достаточно было только положить нужную бумажку на нужный стол в нужное время. Он этого не сделал. Во время своей встречи с атеистическими активистами он не позволил себе глумиться над таинством Причащения – значит, было же что-то, что позволило ему воззвать к Христу, протянуть Ему руку, а уж Самому Христу его за эту руку и вытащить. Значит, через полвека я смогла вживую прочитать евангельский рассказ о спасении Петра из глубин Галилейского моря, о покаянии Петра! Неисповедимы пути Господни, но как же они благи! Конечно, я молюсь за этого человека.
    Монахиня Магдалина (Некрасова)
    Материал подготовил Петр Давыдов
     
     


    28 мая 2013 года

  16. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/smerti-net-dlya-tex-kto-v-teme/
    Смерти нет. Для тех, кто в теме
     
    14 августа, 2013 • Вера Костамо
    Источник: РИА Новости
     
     
    Каждый хочет умереть дома. Чтобы держали за руку. Чтобы успеть раздать все долги: дообнимать, доцеловать, насмотреться. И чтобы не больно и не страшно. Взрослым умирать дома разрешено – инкурабельных пациентов выписывают домой, в основном без подходящей схемы обезболивания, дети зачастую умирают в реанимации в одиночестве, привязанными к кровати. На всех не хватает хосписов, нужных законов и документов. Просто не хватает любви.
    В прошлом году Минздрав России принял «Порядок оказания паллиативной помощи взрослому населению РФ». В этом документе не оказалось хосписов. Даже в перспективе. По мнению чиновников, паллиативная помощь и хосписы не имеют друг к другу отношения.
    Вне хосписа: История оловянного солдатика, последняя стадия
     
    Леша и Тоня говорят хором, смеются, Тоня всегда забегает вперед и рассказывает последние события, Леша, как историк, последователен. У Леши терминальная стадия рака. Это вторая онкология в его жизни. Тоня и Леша – как сообщающиеся сосуды, ребята так и пишут об этом в группе для друзей – он худеет, она набирает вес. И жалеют: если бы можно было поменяться.

    @ РИА Новости, Вера Костамо
    Первый рак у Леши был в 14 лет, узнал он об этом случайно перед поездкой в детский лагерь. Просто болело колено, оказалась саркома. Из-за врачебной ошибки Леше пришлось ампутировать ногу. Рак отступил.
    Дальше была реабилитация и подготовка к поступлению в институт. Несколько курсов никто не знал, что у Леши нет ноги. Лидер группы, смеющийся и радостный Леха, никак не выглядел инвалидом.
    Работать Алексей устроился в интернат для детей-сирот, признается, что было тяжело и в первый год хотелось уйти. От повсеместного равнодушия и бардака. Не ушел, а подружился с детьми. Сейчас на виртуальной стене в социальной сети, как раньше на школьной доске, ребята оставляют «их Алексею Евгеньевичу» записки.
    Леша светится, когда говорит о детях. Он вообще прозрачный, как лист на свету. Со множеством мыслей-прожилок.
    Леша разрабатывал уроки и писал контрольные, адаптированные для ребят, когда выяснялось, что некоторые дети в 9 классе читают по слогам.
    В свой 28-й день рождения Леша узнал о своей второй онкологии – мезотелиоме плевры. Диагностировали ее сразу в последней стадии.
    Тоня рыдала несколько дней, потом начала действовать и еще завела дневник для друзей.
    «Вес не набирается, сил нет, боли, мышц не осталось, кости и кожа. Лешка боится, что мышцы уже не вырастут. Трудно даже чашку держать, если она полная, ест три раза в день, но мизерными порциями. Пытается держаться. Самый ужас, когда ему нехорошо настолько, что даже не может улыбаться» (из дневника Тони).

    Леше давали 7-10 месяцев, уже прошло 1,5 года.
    «Звонила сегодня лечащему врачу. И еще раз уточнила – точно ли он не сможет нам выписать «Трамал», сказал – точно. Сегодня даже мазь, которая обычно помогала, не помогла от болей. Кашлять стал больше, слабость усиливается. Отправил к районному онкологу» (из дневника Тони).
    Подход к боли у Леши философский, он терпит, но хочет, чтобы не болело. Бывают изматывающие боли, особенно ночью. И еще: Леша не хочет расстраивать Тоню. Он вообще старается никогда не жаловаться, даже когда сил больше нет. Он – как оловянный солдатик из сказки Андерсена, стоит на одной ноге тверже, чем другие на двух.
    На окне в Лешиной комнате в простой деревянной рамке стоит герб семьи. Придумал его сам Алексей и, как полагается, зарегистрировал. Девиз, который как говорит Леша, пришел сразу, может стать девизом всех онкологических больных – «Сила в немощи».
    Проводить близкого до самого края, заглянуть в глубину и остаться. Тоня старается об этом не думать. Когда от надежды остался только свет, Тоня очень аккуратно говорит про потом. Подбирая, и не желая подбирать слова. Она хочет быть волонтером, чтобы жить своей и еще чьей-то жизнью и еще не забыть ощущение того, когда и ты для кого-то целая жизнь.
     
     
     
    «Очень хочется достойно. Во всех смыслах. Помоги, Господи» (из дневника Тони).
    Рассказываю Тоне и Леше про место, где достойно, не унизительно и не больно – про хоспис. Не верят. Ведь хоспис – это последний дом, там страшно и там умирают. Примерно так мы и представляем его. Говорим про Первый московский, про то, как должно быть, про круглосуточные посещения и человеческое отношение, Тоня решается позвонить. Но по прописке можно только в восьмой.
    «Хоспис № 8 сообщил, что их выездная служба в Новокосино, где мы прописаны, а тем более в Реутов, где мы живем – не выезжает. «С новокосинской пропиской вы можете только прикрепиться к нам на госпитализацию, если захотите ложиться именно к нам, но в порядке очереди.» В общем, все верно, в основном от рака люди умирают дома, в жутких мучениях. А родственников эти смерти застают в дороге, в пути – к онкологам, в хосписы, в аптеки» (из дневника Тони).
     
     
     
    Терпеть боли сил нет. Теперь они не снимаются обычными препаратами без рецепта.
    «Врачу, естественно, потребовалось Лешино присутствие. В целом, «Трамадол» выписали без проблем, но два раза ошибались в рецепте. Врач сказала, что «Трамадола» может не быть, но нам повезло. Рецепт действителен 10 дней. Через 10 дней снова идти» (из дневника Тони).
    Читать Тонин дневник нужно с перерывами. С перерывами на обезболивание.
    «Спросила про выездную службу хосписа по нашему адресу. Врач от ответа ушел. Сказал только: «если вам что-то потребуется, то схема такая – вы звоните своему районному терапевту, он сам связывается с вашим районным онкологом, ваш районный онколог – Чернов приезжает». Бред. День для посещения больных у Чернова – четверг» (из дневника Тони).
     
     
    Леше становится хуже, Тоня вынуждена работать, и каждый день боится, что Леша уйдет один. За полтора года все возможные отгулы и отпуска закончились.
     
     
    «Все будет хорошо. Хорошо – не значит, что все будут живы. Нет. Хорошо – это другое. Смерти нет. Для тех, кто в теме. Кто чувствует так же, как мы» (из дневника Тони).
     
     
     
    Тоня не выдержала и приехала в Первый московский на консультацию. Отдала документы, тараторила, объясняя, что там написано. Успокоили, поддержали. Объяснили правильную схему обезболивания.
    Первую ночь за последние недели Леша спал.

     
    В хосписе: Умереть по любви
     
    Мимо Ясной поляны, через бывший шахтерский поселок, ведет узкая асфальтированная дорога. На одном из ее непредсказуемых поворотов стоит трехэтажное здание – Тульский областной хоспис. Второй, появившийся в России после Санкт-Петербургского, в 1991 году.
    Фасад здания ремонтируется, кровля новая – с подрядчиками повезло, и сделали качественно. На подоконниках цветы, на втором этаже, сидя у открытого окна, моется кот. Пластиковые окна оплачены известным писателем. Внутри отремонтированный этаж под детское отделение на пять палат, сенсорная комната. Многое сделано и подарено друзьями хосписа. Хосписными людьми, как говорит Нюта Федермессер, президент фонда помощи хосписам «Вера».
    — Мы никогда никого не просим помочь, – расскажет, показывая взрослое отделение Эльмира Каражаева, главный врач учреждения. – Просьба унижает. Человек должен быть готов, к тому, чтобы делиться и материальным, и душевным.
     
     
    Здесь живут по особым правилам, совсем не тем, с множеством пунктов и подпунктов, прописанным в документах. Здесь как дома, а дома все по любви. И живут, и умирают.
     
     
    В хосписе не пахнет смертью, больничными запахами лекарств и умирания. Здесь чисто, тихо и хорошо. Такое не сделаешь за день специально для комиссии или журналистов. Пациенты улыбаются, смотрят телевизор и даже влюбляются. И не боятся, потому что не одни. Потому что не больно и не унизительно. А иногда так спокойно, как никогда прежде.Мы идем по длинному коридору. За первой дверью Наташа.У Наташи темно-карие и очень умные глаза. Под ее взглядом мне становится тяжело и хочется выйти. Или наоборот остаться и долго говорить. О модернизации банковских систем, которую придумала Наташа, о ее двадцатилетнем сыне или о том, любит ли она дождь.
     
    Еще в коридоре шепотом мне сказали ее прогноз, и кажется, что разговаривая о деревьях за окном и пандусах для хосписа, мы обманываем друг друга. Мы не говорим о главном.
    Среди шума нашего разговора на четверых, Наталья вдруг говорит:
     
    – Любовь. Я знаю, что любовь, когда ты можешь помочь – сделать больше, чем человек делает для тебя. Как здесь делают для пациентов.
     
     
    За каждой дверью – отдельная история. Их все знают и проживают сотрудники хосписа. Помнят тех, кто ушел, говорят о тех, кто выписался.
    Паша отметил свое семнадцатилетие в хосписе. Как и положено с тортом, свечками и шариками. Он был обыкновенным мальчишкой, шумным, веселым, старающимся показаться взрослее, чем есть. Паша вырос в детском доме и родителей своих никогда не видел. Доверял он только отцу Елисею. Впервые после встречи со священником мальчик стал задумываться о будущем и лучше учиться. Но учиться не получилось, у Паши обнаружили рак.
    Однажды, уже в хосписе, Паша собрал маленький букет незабудок и подарил медсестре.
    — Как бы я хотел, чтобы вы были моей мамой.
    Скоро Паша ушел.
    Плачут ли здесь об ушедших? Плачут. Прибегают из дома в хоспис ночью, если вдруг неожиданно начались заморозки, чтобы раздать всем пациентам одеяла. Подпиливают ножки у стола, если он оказывается слишком высоким для пациентки, которая решила заняться письмами. Разговаривают, обнимают, держат за руку, особенно когда очень страшно.
     
     
     
    — Смерть – это не конец, это мост, и пока мы стоим по эту сторону.
    Вне порядка: хоспис
     
    Отсутствие хосписов в принятом «Порядке оказания паллиативной помощи взрослому населению РФ», объясняется просто.
    В Порядке хосписы не упоминаются, потому что паллиативная помощь идет отдельной строкой в 323-ФЗ, документ был разработан в соответствии с этим законом. По мнению чиновников, это разные виды помощи, и соединять их в один Порядок не стали.

    Комментарий Минздрава России:
     
    Минздравом России начата работа по совершенствованию нормативно-правовой базы, регламентирующей деятельность домов сестринского ухода, хосписов и отделений сестринского ухода многопрофильных специализированных больниц. До 20 сентября Минздрав России проводит сбор предложений от всех заинтересованных лиц и организаций для подготовки проекта нормативного правового акта, регулирующего эту сферу деятельности. В настоящее время поступило более 30 предложений.Сложности оказания медицинской помощи таким пациентам связаны с особенностями ухода, доступностью обезболивающих и других необходимых лекарственных препаратов, дефицитом среднего и младшего медперсонала, нехваткой транспортных средств для оказания помощи на дому.В настоящее время в регионах действует 21 хоспис и 15 больниц (домов сестринского ухода). Финансирование осуществляется в рамках Программы государственных гарантий оказания медицинской помощи населению Российской Федерации из региональных бюджетов.
     
    Для эффективной организации работы предполагается создание региональной сети служб паллиативной помощи. И эта работа уже начата. В каждой территории необходимо организовать, по меньшей мере, одно структурное подразделение службы паллиативной медицинской помощи. Необходимы специально подготовленные медицинские кадры, имеющие знания в различных областях клинической медицины, фармакологии и психотерапии.Таким образом, одна из задач в этой сфере – в короткие сроки разработать программы дополнительного профессионального образования для врачей и среднего медицинского персонала по подготовке специалистов для оказания паллиативной медицинской помощи в медицинских организациях. В дальнейшем эти специалисты, согласно общим правилам, должны проходить периодическое повышение квалификации.
     
    На базе Московского государственного медико-стоматологического университета им. А.И. Евдокимова, на факультете последипломного образования с мая 2013 года начато обучение по специальности «паллиативная медицина». К настоящему времени обучено 60 специалистов.Анна Сонькина, врач-педиатр, специалист паллиативной помощи (диплом Кардиффского Университета, Великобритания): Истории, собранные для этого материала, говорят сами за себя: людям очень нужна помощь, когда они неизлечимо больны и когда умирают. Тем не менее, остается неочевидным, почему эта помощь должна быть оказана именно в хосписах и чем модели помощи, прописанные в Порядке, «нехороши», или не подходят, или недостаточны. Нужно вспомнить и привезти действительно принципиальные аргументы в пользу хосписов как неотъемлемого, незаменимого элемента системы паллиативной помощи.
     
    Любая система, если она разумна, строится так, чтобы соответствовать нуждам ее потребителей. У нас есть очень много информации о том, чего хотят люди, когда срок их жизни ограничен и смерть от заболевания неминуема. На это и надо ориентироваться. А хотят люди очень понятных вещей: свободы от боли, нахождения в окружении близких, возможности умереть в выбранном месте при выбранных обстоятельствах.
     
     
    Исследования в странах, где развита помощь на дому, показывают, что большинство людей хотят умереть дома. Также было показано, что значительная часть хочет провести последний период жизни с минимальным объемом интенсивного лечения и в максимальном отдалении от больничных условий. Очень небольшое количество людей хочет умереть в условиях интенсивной терапии. Такому запросу идеально подходят хосписы, очень емко описанные британцами как «дом вдали от дома» (home away from home) – дом для тех, кто по каким-либо причинам не может остаться дома. Такое место стремится совместить максимально приближенные к домашним условия с безупречным обезболиванием и контролем прочих симптомов – настоящей, очень непростой медициной, которая от того еще сложнее, что должна как можно меньше напоминать больничную гонку за лечение болезни и продление жизни. В России хосписы, успешно реализующие такой подход, существуют не один десяток лет, признаны мировыми экспертами и отвечают потребностям тех, кто к ним обращается за помощью.
     
     
    Несомненно, в России существуют и пробелы в более интенсивном лечении неизлечимых больных – иногда необходимом и желанном. Никто не вправе отказывать людям в помощи, которая может продлить им жизнь или улучшить ее качество, сколько бы такая помощь ни стоила и каких бы усилий ни требовала как от медиков, так и от самого больного и его родных – если они к этому готовы. В развитых странах эта помощь оказывается в обычных больницах, в профильных отделениях. Эксперты в России решили, что для этого нужно специальные отделения паллиативного лечения – возможно, это так. Только такие отделения и центры паллиативной помощи, насыщенные оборудованием, диагностическими подразделениями и интенсивной терапией, не являются заменой хосписам.Ошибка произошла в тот момент, когда в стенах Минздрава было сказано, что хосписы не оказывают медицинскую помощь. Это просто неправда: они оказывают настоящую медицинскую помощь, но делают это иначе, чем в больницах, и как доказало время, в соответствии с нуждами большого количества больных.
     
    Исключение хосписов из системы паллиативной помощи – грубая ошибка, которая должна быть в ближайшее время исправлена, если Минздрав действительно ставит перед собой задачу обеспечить население тем, что ему необходимо – правом на всю возможную помощь, правом на выбор и правом на хоспис.

  17. О_К (fakel)

    Мужская религия .

    Автор: О_К (fakel),

    http://www.pravoslav...u/put/63530.htm
    Мужская религия
     
    Протоиерей Андрей Ткачев
     
     
     
     
     
    Немало уже сказано слов о том, к какому типу цивилизации русские принадлежат больше: к западному или восточному. В зависимости от того, кто во что ругательный смысл вкладывает, нас называют то византийцами, то азиатами, то рабами гнилой либеральной идеологии, то полноценными представителями христианской цивилизации. Действительно, раскинувшись на огромных просторах, как географически, так и мысленно, мы многое в себя вбираем, и то, что одним звучит как музыка, другим — как набатный колокол.

     
    Розанов как-то по поводу полемики о папо-цезаризме и цезаре-папизме (первые условно обозначали католиков в предреволюционной полемике, вторые — нас) говорил: «Вот молятся простые люди в обычном храме. Кто они: папо-цезаристы или цезаре-паписты?»
    Не глуп ли сам вопрос? Не очевидно ли, что общие культурные и религиозные характеристики, данные большим людским массам, как-то блекнут при обращении взора на обычных людей? Похож ли на исламского фундаменталиста вот этот старый таджик с персиками? А эта дама средних лет так ли уж непременно либералка или монархистка?
    Конечно, теории блекнут, сталкиваясь с жизнью. Особенно — теории натянутые, претенциозные.
    Но с другой стороны, нет такой ситуации, при которой «просто человек» «просто молится Богу». Когда молится человек, всегда вокруг него и в нем клокочут целые исторические эпохи, всосавшиеся в кровь ошибки и прозрения целых поколений. Молитва заостряет и обличает скрытое. По тому, как молится человек, — регулярно или от случая к случаю, вместе с другими или сам по себе, определенным чином или как Бог на душу положит, в какие дни часы, как долго и прочее, — можно многое сказать о культурном и цивилизационном типе, к которому принадлежит человек. В этом отношении у меня есть определенные вкусы и предпочтения.
    Я бы хотел, чтобы наш народ принадлежал в молитвенном плане к современному восточному типу (или к западному, но не современному, а средневековому). Критерий — молитвенность мужчин. Примеры? — Сколько угодно. Гляньте на фотографии из мечетей. Стройные ряды здоровых мужиков кладут одновременно земные поклоны. Мужской голос кричит с минарета. Мужчины сидят и слушают проповедь. Женщины есть, но их не видно. Налицо — мужская религия. Но Восток не обязан быть мусульманским. Такую же мужскую картину вы увидите и в христианских церквах Востока. Там тоже виден мужчина и в качестве проповедника, и в качестве прихожанина. А вот Запад обабился, и давно.
    Таким же, как выше сказано, должно быть и христианство. Такое оно, кстати, и есть, но в подлинном измерении, а не в том карикатурном виде, к которому мы сами привыкли. Говоря о средневековом Западе, я имею в виду, что воин, ученый, купец, ремесленник составляли большинство молящихся людей. Женщины были, но их тоже не было видно. Они к этому — хвала их покорности — и не стремились. Мужские голоса пели, мужские голоса проповедовали и мужские же голоса говорили «Аминь» в конце проповеди. Так было, и так правильно.
    С некоторых пор христианство разжижилось. Женщины, на одном природном инстинкте, продолжали верить в простоте, за что им доныне честь и хвала. Но мужики заболели: гордостью, развращением ума, сомнением…
    Даже уже не веря сами, мужики стали высказывать теории, что женщине, мол, нельзя без «кирхе», «киндера» и «кюхе», а нам самим это без надобности. Религии стали отводить роль сдерживающего и уцеломудривающего фактора для подвластных народов и слоев социума. Вот тогда храмы обеднели на Западе по части молящихся мужчин, а женщины — честь им и хвала — то ли не вникая в сумасшествие мужской головы и ее теорий, то ли просто по любви к Богу, продолжили ходить на мессу, утреню и вечерню.
    Вся эта хворь перетекла к нам незаметно и естественно еще до революции, что доказывает лишний раз нашу полную включенность в пресловутую «западную цивилизацию». Мы тоже привыкли, что мужик пьет, а баба молится; мужик на фронте с гумусом перемешивает собственную плоть, а баба молится. Мужик в космос лезет, карьеру делает, науку грызет, кровь ближнего пьет без закуски и так далее…
    А баба молится. Кое-где уже совершенно привыкли, что мужчины в храме только одного хватит — священника, а прихожане — сплошь женщины. Вот эта злодейская привычка к молитвенному извращению и вызывает у меня сердечную боль и рвотный рефлекс. Это жуткая бытовая ложь и невместимое в голову искривление.
    Наша религия мужская. Она смелая и умная, а не тепленькая и сентиментальненькая. Отсутствие мужика в наших храмах означает отсутствие богословия, поскольку понять христианство и объяснить его может, за редкими исключениями, только мужеский ум.
    Храмы должны быть полны мужчин. Молитва вообще есть мужское дело, поскольку требует не столько переживаний, сколько стойкости и внимательности.
    Зайдешь в западный храм — стоит дама в шляпке перед Распятием и молится то ли о своей женской судьбе, то ли о голодающих детях в Камеруне. Зайдешь к нам — ходит душа-сестрица среди подсвечников и лепит свечки, пришептывая что-то то ли о непутевых детях, то ли о пропавшем муже. Вот — доминанта религиозной жизни. Личная дамская беда и личный шепот перед образами.
    А где наши мужики? Пьют? В горы ходят за адреналином? В Африку на сафари мотаются? На рыбалке пятую точку отсиживают? Деньги зарабатывают, чтобы в пятьдесят с «хвостиком» на малолетке в очередной раз жениться? Животы вместо сыновей выращивают? Протирают лысины на чужих подушках? Да, забыл: в блогах торчат, слюной брызжут и пальцы тренируют. Где 90% этих существ, которые зачем-то крещены, но почему-то не ходят в храм постоянно и со вниманием?
    Задача священства привести эту биомассу в храм, чтобы они, облагораживаясь молитвой, наполняли наши храмы так же, как мужчины Востока наполняют свои мечети. Чтоб не сюсюкали по форумам как девочки о Курбан-байраме на улицах Москвы, а почувствовали свою ответственность перед Богом, семьей и Родиной.
    В этом смысле я — убежденный сын Востока. Я принадлежу к Церкви, у Которой святые отцы на виду, а святые матери — в тени у очага. Я принадлежу к Церкви, у Которой нет и не должно быть женского священства; в Которой все святое отдано в руки мужа.
    И у меня есть претензия, не столько к современному мужчине, сколько к нам всем: почему в наших храмах молящихся мужчин не большинство? Понимаем ли мы, что эта статистика смерти подобна? Заполните храмы сильными и умными представителями первой и главной части человечества, теми, что первые сотворены, и вы тем самым опустошите ночные клубы, казино, клиники реабилитации наркоманов и всякие болотные места с нездоровой политической активностью. Женщины вам только спасибо скажут. Им самим позарез надоело жить среди тряпок, мерзавцев и лентяев. А превращение тряпки и лентяя в полноценного человека только и возможно, что под действием благодати.
    Короче, друзья, когда увидите кадры из какой-либо мечети, скажите себе: «Так и у нас должно быть по части мужского многолюдства на молитве. Мы — люди восточные. А иначе жизни не будет. Будет распад и гниение под именем прогресса».
    Ну что, потрудимся?
    Протоиерей Андрей Ткачев
     
    20 августа 2013 года
  19. О_К (fakel)

    Юродивые

    Автор: О_К (fakel),

    http://www.pravoslavie.ru/jurnal/52847.htm?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter
     
    Юродивые
     
     
     
    В.И. Суриков. «Юродивый». Фрагмент картины «Боярыня Морозова».
    Один из самых известных университетских профессоров, читая свои лекции по богословию, не без иронии замечал, что такие понятия, как «грех» или «бес», вызывают смущение образованной публики, – так что напрямую, без культурологических оговорок, использовать их в серьезном разговоре с интеллигентными людьми практически невозможно. И рассказывал следующий анекдот: некий миссионер, выступая с проповедью в техническом ВУЗе, вынужден был отвечать на вопрос о том, как у человека впервые появляется мысль о преступлении. Пытаясь говорить с аудиторией на ее языке, он сформулировал такую фразу: «Мысль о преступлении человеку телепатически транслирует трансцендентально-ноуменальное тоталитарно-персонализированное космическое зло». Тут из-под кафедры высовывается голова изумленного беса: «Как ты меня назвал?»
     
    Дело в том, что истина не боится спора. Истину нельзя уничтожить. Поэтому мир придумал эффективный способ ее утилизировать – как некий опасный радиоактивный материал, который запаивают в непроницаемый свинцовый контейнер и закапывают на отдаленном пустыре. Сначала истины, добытые великими умами в мучительной борьбе, становятся привычными и обыденными. То, что было долгожданным трофеем для отцов, становится игрушкой для детей, наподобие дедовых медалей и орденских планок. Люди привыкают относиться к истинам как к чему-то само собою разумеющемуся. Затем привычное становится банальным и от него пытаются отделаться посредством цинизма, иронии и кавычек. «Нет, брат, это все распущенность, пустота! – говорит тургеневский Базаров. – И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество». В конечном итоге осмеянная и окарикатуренная истина под видом фольклора вообще выводится из дискурсивного поля. Добро и зло начинают ассоциироваться исключительно с «избушкой на курьих ножках», а такие вещи как подвиг и предательство без кавычек сохраняются разве что в детском обиходе – наравне с «бабаем» и «доброй феей».
    «Христиане верят, что Иисус из Назарета, якобы одним словом исцелявший больных и якобы воскрешавший мертвых, якобы и Сам воскрес на третий день после смерти». Только так, в смирительной рубашке кавычек, в окружении слов-санитаров евангельская Истина и может войти в «просвещенное» собрание светских людей.
    Горделивый ум оказывается неспособен сделать Истину даже предметом критики. «Что есть истина?» – иронически вопрошает иудейский прокуратор и, не дожидаясь ответа, проходит мимо Того, Кто Сам есть Истина и Жизнь.
    Этот процесс чутко отображает литература. В предисловии к сборнику «Русские цветы зла» Виктор Ерофеев прослеживает пути отечественной литературной традиции, отмечая, что в новый и новейший период «разрушилась хорошо охранявшаяся в классической литературе стена... между положительными и отрицательными героями... Любое чувство, не тронутое злом, ставится под сомнение. Идет заигрывание со злом, многие ведущие писатели либо заглядываются на зло, завороженные его силой и художественностью, либо становятся его заложниками... Красота сменяется выразительными картинами безобразия. Развивается эстетика эпатажа и шока, усиливается интерес к "грязному" слову, мату как детонатору текста. Новая литература колеблется между "черным" отчаянием и вполне циничным равнодушием. Сегодня мы наблюдаем вполне закономерный итог: онтологический рынок зла затоваривается, бокал до краев наполнился черной жидкостью. Что дальше?»
    Ответ на поставленный вопрос можно найти в истории, знающей немало подобных ситуаций. Дошедший до патового состояния декаданс может быть преодолен посредством нарочитого безумия. Юродивый, или, по красивому поэтическому выражению Натальи Ростовой, «человек обратной перспективы», ломает извратившийся мир эпатирующим жестом, подвергая поруганию «священные» символы ложной культуры и удивляя людей той серьезностью, с которой он говорит о «сказочных» вещах, срывая с них привычные кавычки. Блаженный берется за дело там, где человечность воспринимается как слабость, а хамство считается проявлением силы характера; где священники названы «паразитами общества», а героями дня становятся спортсмены, клоуны и кулинары – словом, там, где культура перестает взращивать человека и, наоборот, начинает его губить потому, что добро и зло в ней поменялись местами.
    «Не подниму руки на брата моего» – говорили великие русские святые Борис и Глеб. В культуре феодальной раздробленности «брат» – синоним слову «конкурент». Это тот, из-за кого у тебя меньше земли и власти. Убить брата – все равно, что победить конкурента, – дело достойное настоящего князя, свидетельство его сверхчеловеческой натуры и привычный образ мужества. Святые слова Бориса, впервые прозвучав в русской культуре, несомненно, казались загадочным бредом юродивого.
    Юродство принято считать специфической формой христианской святости. Однако к этому средству возвращения истин из «культурного архива» часто прибегали еще древнегреческие философы. Антисфен посоветовал афинянам принять постановление: «Считать ослов конями». Когда это сочли нелепостью, он заметил: «Ведь вы простым голосованием делаете из невежественных людей – полководцев. Когда его однажды хвалили дурные люди, он сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?»
    Когда один развратный чиновник написал у себя на дверях: «Да не внидет сюда ничто дурное», Диоген спросил: «А как же войти в дом самому хозяину?» Некоторое время спустя, он заметил на том же доме табличку: «Продается». «Я так и знал, – заявил философ, – что после стольких попоек ему будет нетрудно изрыгнуть своего владельца».
    Сим, казначей тирана Дионисия, был отвратительным человеком. Однажды он с гордостью показывал Аристиппу свой новый дом. Оглядев пышные комнаты с мозаичными полами, Аристипп откашлялся и сплюнул в лицо хозяину, а в ответ на его ярость сказал: «Нигде не было более подходящего места».
    Юродство, помимо прочего, делает человека маргиналом и потому способно быть весьма действенным лекарством против тщеславия. Ложная честь побуждает нас казаться перед людьми лучше, чем мы есть. Именно поэтому рассказать о своем грехе на исповеди оказывается труднее, чем его совершить. В этом случае нам может помочь пример мудрецов и святых, исполнивших слова Христа: «Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится».


    Сергей Мазаев

     
     
     


    10 апреля 2012 года

  20. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/mayak-odin-vse-ostalnoe-otbleski/
     
    Маяк один. Все остальное — отблески
     
    26 апреля, 2012 • Епископ Саратовский и Вольский Лонгин
    No Related Post

     
    Мониторинг СМИ • Церковь
     
     

     
     
    Источник: Православие и современность
     
     
    Легко представить себе человека, который устал от житейской непонятицы, от хаоса мнений, от отсутствия в стране сколько-нибудь ясной и надежной идеи, от отсутствия, наконец, внутренней опоры, твердого ориентира для души и сознания. Он приходит в Церковь и надеется обрести именно это: ясность, определенность, твердость и неизменную надежность всеохватывающего учения. Человек совершенно прав: где же еще это искать, если не во Христе и не в Церкви! Но, если он не ограничится посещением служб и захочет расти, узнавая все больше и больше, если он будет читать книги и посещать православные Интернет-ресурсы, — он очень быстро увидит, что в Церкви, если иметь в виду ее земную человеческую составляющую, вовсе не царит тишь да гладь. Палуба церковного корабля весьма ощутимо вибрирует от полемики. И далеко не всегда эта полемика протекает «в духе братской любви и взаимоуважения».
    Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в церковь, между вами бывают разделения, чему отчасти и верю. Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные,— писал апостол Павел христианам Коринфа (1 Кор. 11, 18–19). То есть сама по себе ситуация разногласия, спора — нормальна. Мы должны знать, где положен этим спорам предел, какое утверждение поставит полемизирующего вне Церкви, вне Православия. Но, во-первых, даже и это мы, не кончавшие ни семинарий, ни академий, знаем не всегда, а во-вторых, и не выходя за пределы православного вероучения, любой из нас может оказаться в ситуации выбора: кому следовать, кого слушать?
    — Наш батюшка призывает нас причащаться как можно чаще. А вот на этом сайте такой почтенный, такой ученый протоиерей пишет, что благочестивые христиане издавна причащались только пять раз в год — в каждый пост, в Великий — дважды. А причащаться часто, с его точки зрения, неблагочестиво и вредно…

    Фото с сайта "Православие и современность"
    — Мой духовник посоветовал мне прочитать книгу Александра Шмемана о Евхаристии; а когда я приехал в монастырь и сказал там, что читал эту книгу, то услышал: «Считай, что влил в себя отравленную кровь».
    — С огромным интересом читаю книги схиархимандрита Софрония (Сахарова), никакие другие пока не давали мне такого ощущения духовной реальности. Но от профессора Осипова, да и не только от него, можно услышать, что старец Софроний находился в прелести, что книги его опасны…
    — Профессор Осипов, кстати, считает, что нельзя крестить младенцев, что креститься человек может только сам, сознательно, во взрослом возрасте… А ведь он в Духовной Академии преподает!
    Бабушка в церковном дворике сует мне бумажную «иконку», изображающую Ивана Грозного, и листочек с «акафистом» ему же. «Где вы это взяли? Кто вам сказал, что он святой?!» — «Я в монастырь езжу, к старцу, он мне все это и дал». Старец, о котором она говорит,— вполне легитимный иеромонах, и в служении его никто не запрещал. Впрочем, это случай несложный: бабушке надо объяснить, что Церковь не канонизировала и не собирается канонизировать Иоанна IV Грозного и что соборное мнение Церкви должно быть для нас выше мнения конкретного священнослужителя, кем бы он ни был и как бы мы его ни уважали. Другие случаи посложней.
    Так как нам быть, как ориентироваться, на что опираться, поневоле оказавшись в спорной ситуации? Где взять уверенность, что поступаешь правильно?
    Этот вопрос мы задали Митрополиту Саратовскому и Вольскому Лонгину.
    — Прежде всего — то, что в Церкви присутствует дискуссия, не должно никого смущать. Это естественно — особенно если учесть, что мы пережили семь десятилетий, когда никаких дискуссий не было — было просто не до них. Вспомним эпоху Константина Великого: Церковь, вышедшая из катакомб, вдруг оказалась охвачена распрями. Сразу появилось много еретиков, ересей, и борьба с ними продолжалась несколько столетий. Какая-то параллель между той эпохой и сегодняшней возможна. Церковь выходит на свободу после долгого периода искусственного сдерживания ее духовной жизни; периода, когда невозможна не только дискуссия, но и сколько-нибудь нормальное развитие духовного образования. И начинаются споры, которые вследствие утраты традиций, а зачастую вследствие отсутствия соборных решений приобретают неоправданно жесткий характер. Это надо понимать, надо относиться к этому как к данности и не воспринимать глашатаев каких-то крайних точек зрения как страшных еретиков.
    В истории Церкви было немало примеров, когда люди, признанные впоследствии святыми, при жизни не находили общего языка и согласия друг с другом. Классические примеры — Иоанн Златоуст и Феодорит Кирский, Иосиф Волоцкий и Нил Сорский. Некоторые ситуации просто невозможно достроить до конца, определить в них победившую сторону: может быть, вся проблема в том, что это были просто очень разные люди.
    В Церкви не все определено окончательно, есть множество тем, которые не рассматривали Вселенские Соборы. И есть вещи, которые нам просто знать неполезно. Скажем, спор об участи младенцев, умерших некрещеными. Профессор Осипов решительно утверждает, что эти младенцы будут в раю, потому что они не виновны; архимандрит Лазарь (Абашидзе) говорит, что виновность и невиновность здесь вообще ни при чем, некрещеный в Царство Божие не войдет. Дело в том, что богословская ученость — она вообще очень специфическая вещь. Богословие — это не философия и не точная наука, это, скорее — рефлексия над личным опытом, а иначе говоря, выстроенная для школьных нужд надстройка над святоотеческой письменностью, которая являет собою фундамент богословия. Но эта школьная научность богословского труда — она играет какую-то злую шутку со своими носителями. Постоянное использование научного инструментария вырабатывает у человека своего рода самоуверенность: хочется раз и навсегда все решить. Вот так — и никак иначе. Но не бывает такого. Бог — это Личность. И мы не можем заставить Бога действовать в рамках нашей логики: спасать этих младенцев или наоборот. И надо ли нам об этом думать, надо ли нам это знать? И надо ли, наконец, исходить из этого в вопросе крещения ребенка? Церковь веками крестит младенцев, возлагая ответственность за них на родителей и восприемников, и вряд ли частное мнение хотя бы даже и самого ученого богослова может служить этому препятствием. У того же профессора Осипова, кроме спорных утверждений, есть немало полезного, необходимого верующим людям, вот это и надо брать от него, а не вникать в его споры или споры вокруг его имени.
    Очень важно держать в памяти вот что: в Церкви нет идеологии. В Церкви есть Хрис­тос. Когда начинается чисто идеологический спор, Христос уходит. А еще важно вот что: разные люди по-разному воспринимают окружающий нас мир. То, что прекрасно для одного человека, может оказаться совсем не полезным для другого. С моей точки зрения, классический пример — митрополит Антоний Сурожский. Удивительный, поистине уникальный человек! Он один такой был — с таким внутренним устроением. Но посмотрите — у него нет ни одного ученика, последователя. Есть эпигоны, которые, мягко говоря, не представляют такого интереса, как он, которым даже в малой степени не удается приблизиться к образу своего учителя. Есть и всегда были такие люди — они настолько широки, настолько свободны, насколько позволяют масштабы их личности. А у эпигонов эта широта превращается в безответственность, а свобода — во вседозволенность. Но именно эпигоны формируют вокруг имени человека, уже ушедшего или еще живущего в этом мире, своего рода идеологию. И то хорошее, то ценное, что было и есть в этом человеке, теряется в спорах, уходит.
    Чтобы не дать сбить себя с пути, нужно потрудиться, нужно самому разбираться в учении Церкви и в церковной истории. Сравнение с политикой может показаться некорректным, но посмотрите, что происходит вокруг нас: людей, не знающих истории собственной страны, даже ее последних десятилетий, можно убедить в чем угодно. Эти люди становятся жертвами самой примитивной пропаганды, такой, что человеку, хоть что-нибудь понимающему, слушать ее просто невозможно. То же и здесь. Людей, не понимающих, что такое Церковь, не понимающих церковного учения, не имеющих, наконец, личного опыта богообщения, очень легко увлечь в любые крайности — как модернистского, так и псевдоохранительного толка.
    Если нам нужно решить важный вопрос — например, вопрос о частоте Причащения Святых Христовых Таин,— мы можем познакомиться со всеми точками зрения, бытующими в Церкви, и сделать выбор, руководствуясь собственным сердцем и сознанием,— потому что иного способа делать выбор еще не придумали; но при том главной для нас должна быть все-таки общецерковная точка зрения, а не частная, кому бы последняя ни принадлежала. Это следует помнить.


  21. О_К (fakel)
    Православные, или… христиане?
     
    29 апреля, 2012 • Священник Феодор Людоговский
    No Related Post

     
    Главная тема • Праздников Праздник • Церковь
     
     

     
     
     
    После праздника Уверения Фомы, где мы видели ближайших учеников Христовых собранных вместе и – после нового явления Учителя – объединенных верой в Его восстание из мертвых, Церковь воздает должное тем, кто был заметен гораздо менее. Это – тайные последователи Иисуса Иосиф и Никодим, а также женщины, известные нам теперь под именем мироносиц.
    Вернемся к событиям Страстей Господних. В тот день лишь один из Двенадцати стоял у креста своего Учителя; другой, напротив, отрекся от Него, третий – и вовсе стал предателем. Остальные – разбежались. Но не так поступили мироносицы и Иосиф с Никодимом.

    Священник Феодор Людоговский
    Боялись ли они? Мужчины – несомненно. Но Иосиф преодолевает свой страх, идет к Пилату, просит тело казненного преступника. К нему присоединяется Никодим, и они снимают тело Учителя с креста.
    Боялись ли мироносицы? Мы не знаем этого наверняка, но думается – нет, не боялись. Самое страшное в их жизни уже произошло – и не имело никакого значения, что будет дальше. «Дальше», применительно к тем дням, – бессмысленное слово. Закатилось Солнце – опустилась тьма.
    Но Христовы ученицы, вопреки, казалось бы, здравому смыслу, стремятся надлежащим образом приготовить в последний путь Того, Кого они любили. Мертвому не помогут все эти благовония – но они не рассуждают, а следуют велению сердца.
    В тот день они не успели сделать всего того, что было положено по обычаю иудейскому, – и вот, как только кончается субботний день, они вновь спешат к гробнице. И – получают награду: им является воскресший Христос.
    Нам трудно представить их радость и ликование – для этого нужно пережить то, что пережили они. Однако стоит хотя бы умом осознать: их подвиг (который сами они никогда бы не назвали таким словом) и полученная за него награда (которой ни одна из них не считала себя достойной) – всё это было бы невозможно и ненужно, если бы не одно: их любовь ко Христу.
    Казалось бы, всё это очевидно и нет нужды в сто первый раз говорить об одном и том же. Но Евангелие – книга на все времена, и дана она нам не только для того, чтобы мы узнали исторические факты, но и для того чтобы мы могли примерить на себя то, о чём читаем.
    Каковы мы, верующие и церковные люди? Да вроде бы всё у нас неплохо. Мы ходим в храм, молимся, постимся, исповедуемся, причащаемся, водим детей в воскресную школу, иногда даже читаем Евангелие – всё хорошо. Мы пытаемся обращать неверующих родственников – и порой преуспеваем в этом. Мы ездим в паломничества по святым местам, а в грозный час мы готовы встать на защиту наших святынь. Мы знаем, что без Бога – не до порога, а потому стремимся освятить всю нашу жизнь, не упускаем случая припасть к источнику благодати.
    Итак, у нас всё хорошо: мы ходим в храм и молимся Богу. Но постойте. Ведь так было и десять, и двадцать, и двадцать пять веков назад. Благочестивые иудеи тоже ходили в храм и молились Богу. Они тоже читали Писание,

    Иосиф и Никодим просят у Пилата Тело Христа
    они тоже совершали паломничества.
    Более того: ведь и нынешние иудеи, и мусульмане, и язычники тоже молятся – и, быть может, по вере своей получают просимое.
    Чем же мы отличаемся от них? Тем, что мы православные? Тем, что «право славим Бога» – и потому имеем надежду на спасение, а все прочие будут гореть в аду? Если это так, то, по слову апостола Павла, мы самые несчастные люди на земле.
    Ибо напрасно пришел, умер и воскрес Христос: ничто не изменилось в нашей жизни. По-прежнему мы любим любящих нас, по-прежнему молимся «своему» Богу, по-прежнему уверены в богоизбранности своего народа.
    Мы православные? Хорошо! Будем и дальше удовлетворять свои религиозные потребности, будем обрушиваться с праведным гневом на тех, кто подвергает сомнению это наше право. Будем грезить Святой Русью, которая сама по себе, благодаря таинственным генетическим процессам, гарантирует нам нашу православность и укорененность в традиции. В добрый путь.
    Но что-то тут не складывается. И дело-то не в богословии даже, а в простой школьной грамматике. Если «православный» – это прилагательное, то где же существительное? Булочная – лавка, овощной – магазин, второе – блюдо. А православный?
    Да, есть такое слово: христианин. Слово это для некоторых из нас – чуть ли не ругательство: мы-то – православные, а христиане – это еретики: католики да протестанты.
    Но – никуда не деться: если православный – то христианин. И слово это, которое мы так не любим, образовано от другого слова, которое мы с легкостью проборматываем во время молитвы, – но оно должно быть для нас драгоценнее всех прочих. – Христос!
    Да, это Христос – Бог, ставший человеком. Это Он жестоко обличал фарисеев – ревнителей традиций, хранителей преданий старцев, «националистов в хорошем смысле слова». Это Он провозгласил принцип: суббота для человека, а не человек для субботы. Это Он не благоволил к тем, кто строит гробницы пророкам. Это Он заповедал Своим ученикам любить врагов. Это Он, распятый на кресте, избитый и окровавленный, осыпаемый насмешками и издевательствами, молился о Своих палачах и судьях Отцу: «Прости им, Отче, ибо не ведают, что творят!»
    И нам от всего этого очень неудобно. Попросту говоря, некомфортно. Этот Человек ломает всю нашу жизнь – такую уютную, такую налаженную, такую благолепную. Зачем Он пришел? Зачем все эти страдания? Зачем такая возмутительная покорность? К чему всё это толстовство? Ведь сам говорил: Мой Отец может Мне хоть сейчас предоставить более двенадцати легионов ангелов! И ведь не воспользовался! И – неразумно, безответственно, непедагогично! – попустил совершиться страшному греху и кощунству, которого не было и, по счастью, больше не будет в мировой истории: богоубийству!
    (Впрочем, Достоевский совершенно прав: в любой момент человеческой истории Христос обречен на смерть. И приди Он в наше время – Он был бы распят с такой же неизбежностью, как и две тысячи лет назад. Потому что, как справедливо заметил тогдашний первосвященник, «лучше одному человеку умереть, нежели всему народу погибнуть».)
    Итак, Человек этот – таково было Его решение – умер. Однако, умерев, Он воскрес. А воскреснув, Он совершенно неполиткорректно наступил ногой на смерть, поверг диавола, опустошил ад – короче говоря, лишил силы всех наших врагов. Между человеком и Богом более нет преград – кроме наших собственных страстей и грехов, да и те Христос пригвоздил ко Кресту. И мы призваны ответить на жертвенную любовь Христову – ответить любовью к Нему и, что не менее важно, любовью к тем, другим – друзьям и врагам, верующим и неверующим – за кого Он тоже умер.
    Всё это (хотя бы в теории) знаем мы. И ничего этого не знали (а если и знали, то не могли вместить) те, кто стоял у Креста, сострадая страдающему Учителю, те, кто снимал Его тело со Креста, те, кто Его погребал. Но им и не надо было ничего знать: знания им заменяла любовь. И это была любовь не к традиции, не к религии, не к национальным святыням, не к абстрактному всемогущему Богу – они любили поруганного и убитого Иисуса из Назарета, в Котором прозрели Сына Божия.
    И на свою любовь, на свою верность они получили ответ, превосходящий всякое разумение:
    ХРИСТОС – ВОСКРЕС!


  22. О_К (fakel)
    На петербургском подворье Оптиной пустыни перед открытием мотосезона отслужили молебен
     
     
    Санкт-Петербург, 7 мая 2012 г.
     
    Фото: Станислав Марченко
    Молебен о путешествующих отслужен 6 мая, в канун официального открытия мотосезона, на петербургском подворье Оптиной пустыни. На него собрались "байкеры", мотоциклисты, их друзья, родственники и все, кто неравнодушен к этому средству передвижения, сообщает сайтсанкт-петербургской митрополии.
     
    Чинопоследование возглавили настоятель подворья игумен Ростислав (Якубовский) и благочинный Кировского округа, настоятель храма иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радость" на Шпалерной улице протоиерей Вячеслав Харинов.
    Ставший уже традиционным "мотомолебен", как называют его некоторые молодые люди, на самом деле преследует серьезные цели: напомнить мотоциклистам о ценности человеческой жизни, об ответственности за тех, кого они встретят на дорогах, и за тех, кто останется ждать их дома.
    В предстоящем мотосезоне получит продолжение проект "Мир и память": 29 июня кавалькада петербургских мотоциклистов, к которой присоединятся и москвичи, отправится в путь по дорогам Европы. В Германии и Франции они совершат поминовения на местах захоронений наших соотечественников, погибших во время Второй мировой войны. Прошлым летом в такой поездке приняли участие 70 человек.
     
    http://www.pravoslavie.ru/news/53370.htm?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter
  24. О_К (fakel)
    http://www.pravmir.ru/odinochestvo-v-tolpe/
     
    Одиночество в толпе
     
    20 июня, 2012
    No Related Post

     
    Мониторинг СМИ
     
     

     
     
    Источник: Портал "Православие в Украине"
     
     
    Из жизни неофитов
    «Удалил еси от мене друга и искренняго,
    и знаемых моих от страстей».
    Пс.87
    Это начинается незаметно. И, наверное, у всех по-разному. Но для каждого, кто в достаточно взрослом возрасте пришел в Церковь, наступает время, когда он всем своим существом понимает: жизнь его необратимо изменилась.
    На разных языках
    Эти крошечные шаги к вере, дающиеся многими, в большинстве своем, тщетными усилиями, принципиально меняют систему координат личности. И совершенно не специально жизненные приоритеты вдруг оказываются расставленными таким образом, что приходится признаться самому себе: это и есть социальное одиночество.
    И чем радостнее и напряженнее начинает жить дух человека, тем ощутимее и нагляднее граница, барьер, стена, пропасть между ним и жизнью вовне. Обычной жизнью, другими людьми. Проявляется это во всех аспектах реальности бытия, точнее, все в меньшей совместимости с этой реальностью. На близких и дальних кругах человеческой общности возникают сбои, которые сложно исправить, образуются пустоты, которые невозможно восполнить адекватно. До сведенных скул накрывает понимание: мир и ты говорите на разных языках.
    Хлопотно и неизбежно
    И, конечно же, первый и главный сбой происходит в семье, если она привыкла жить без Бога. Чтобы верить своей неокрепшей сутью в обстановке неприятия и отчужденности родных и близких к этой вере, нужно много мужества и любви. А человек слаб. А для борьбы – лишь свое сердце. И нет в ней перерывов. И чем жестче семейный прессинг, тем острее понимаешь, как ты не прав в частностях, как мало в тебе любви, по большому счету.
    Впрочем, у всех действительно по-разному. И для многих воцерковление становится, по сути, рождением новой семьи. Сложившиеся отношения меняются исподволь, но в них ощутимо больше становится милосердия, терпения, уважения и любви, которая «не ищет своего». Но тогда уже вся семья проходит переориентацию в социуме, а это и больно, и хлопотно, и неизбежно.
    В другом измерении
    Ведь и для дружбы, даже самой устоявшейся и проверенной, тоже наступает время испытаний.
    Вроде бы все, как и раньше – честно, искренне, самоотверженно. Но близость и понимание перестают быть само собой разумеющимися, как только, прямо или косвенно, проявляется твоя приверженность Православию. Напряжение может возникнуть из-за любого пустяка: нельзя, потому что пост, не пойду туда-то, потому что иду в церковь.
    Это тебе нельзя, это ты не пойдешь, а они сами за себя решают. Но в том-то и дело, что образ жизни у вас уже кардинально разный, интересы расходятся принципиально, точки зрения не совпадают в самом главном.
    Да, каждый оставляет за другим свободу мнений и поступков, но в этой свободе уже нет легкой необусловленности. Как и нет необходимой, как воздух, полноты. Полушутя поставят друзья диагноз «совсем свихнулся со своими попами» и будут дальше поддерживать отношения. И вот, между всяким и разным – привычным и приемлемым, они терпеливо сносят твои советы пойти в храм, честно слушают, в твоем пересказе, притчи из Евангелия или истории из церковной жизни. И отмежевываются. А ты – не лезь.
    А тебе не все равно, что дети их некрещеные, что родителей своих они хоронят без священника, что живут твои друзья без покаяния и причастия, как на другой планете, в другом измерении. Вернее, они-то как раз здесь, на земле. Это ты для них вдруг стал «не от мира сего». Эх, кабы действительно так! И можешь только молиться. Как можешь.
    Прямо и конкретно
    С просто знакомыми, мало и совсем не знаемыми – и проще, и сложнее. Проще, потому что они дальше, сложнее из-за того, что их много и они везде. Проблемы несоответствия не возникают остро, не порождают конфликтов, но ощущаются постоянно – как пропасть. Едешь, к примеру, в трамвае, на храм перекрестишься – воздух, будто загустел. Явно не рассматривают, но принципиальное отличие от всех остальных пассажиров наглядно. И редко, и радостно бывает, когда крестным знаменем осеняют себя в общественном транспорте двое или трое. Но это – уже совсем другая история. Евангельская.
    А потребность свидетельства своей принадлежности к Церкви Христовой уже присутствует постоянно. В том числе и на людях – среди многих безразличных и равнодушных. К вопросам веры, но не к человеческим проявлениям. А ведь и в гости ходим, и в ресторанах кушаем, и работаем, как правило, в коллективах, где не принято быть, вот так вот, прямо и конкретно, православными.
    Согласитесь, не приятно, когда в пятницу, по хорошему поводу, нарезали дружненько колбасу, мясо и прочее, водку открыли и только выпили-закусили – входит этот, постящийся. Говорит радостные слова, поздравляет, к компании присоединяется. Ан, нет – другой он, не разделяет. И поди, докажи, что ты не осуждаешь их, а жалеешь. И понимаешь их очень даже хорошо – сам так жил. И что тебе даже стыдно, будто твои коллеги тебя за кого-то другого принимают. Ведь не расскажешь им, как правило утреннее скорым махом читал, как злился на ребенка за медлительность, как матери надерзил – и прочее, и прочее…
    Стать ближе
    Много и многим теперь не расскажешь. Потому что не хочется. Или не можется. «Разговаривающим в храме посылаются многие скорби» — так ты туда не с людьми говорить ходишь. Хорошо, если церковная община небольшая и дружная, и удается как-то прижиться с новыми людьми. А если нет? Тогда, вместо обсуждений в курилке всякого разного «со своими в доску», общение с социумом вербализируется в «спаси Господи!» с людьми, которых и имена-то не всегда знаешь.
    Да, все мы сестры и братья во Христе, да, мы читаем те же каноны и псалмы, мы вместе молимся и едины в своем стремлении к Богу. Но как же мы одиноки в своей невозможности стать ближе друг другу в простой, обычной, человеческой любви. Само собой разумеющейся, ни к чему не обязывающей конкретно и обязывающей к самому главному: возлюбить ближнего своего, как себя самого.
    А ведь уже знаешь, что говорил преподобный авва Дорофей: «Чем ближе люди к Богу, тем ближе они между собой». Сравнивая мир с кругом, в центре которого находится Бог, а «прямые линии, идущие от окружности к центру, суть пути жизни человеческой», преподобный пояснял: «Таково естество любви: на сколько мы находимся вне и не любим Бога, на столько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним; и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом».
    Форма и сущность
    Но иногда после Литургии идешь и думаешь, сколько же людей уходит из храма в свое личное социальное одиночество. Потому что уже на своем куцем опыте догадываешься, что чем больше в человеке Бога, тем слабее связь с людьми. Формальная, социально сущностная. Та, которая обязана выражаться в ожидаемых поступках и реакциях, чтобы быть удовлетворительной. А этого уже нет и не может быть.
    Ты уже не можешь поддерживать большинство общих тем, у тебя нет своего мнения по самым расхожим поводам. Тебе не нужны всякие сериалы, реалити-шоу и прочие наполнители жизни масс, которую и культивируют усиленно масс-медиа. Самые сенсационные новости не задевают, становятся второстепенными, проскальзывают мимо. Громкие истории с наиболее публичными персоналиями тебя абсолютно не касаются. Что, собственно, так и есть. Иллюзия причастности, на которую и цепляет своих потребителей индустрия развлечений, больше не действует. И ты все меньше знаешь о той жизни, которой живет большинство ближних. С тобой говорить не о чем! А у тебя все меньше потребность в словах – пустых и ненужных. Ты все больше живешь внутри себя, по-другому.
    Монах отвергает мирскую жизнь ради Господа, но ты-то не монах. На монашество и кишка тонка, и вера мелкая. А потому, вроде бы, жить надо хоть в каком-то ладу с обществом и его социальными нагромождениями. Но почему-то именно это «надо» становится все менее интересным и значимым.
    Марина Богданова


×
×
  • Создать...