Христиане и повседневность

[sasha 3 426]

 

ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ

Священник Димитрий Шишкин

Я до сих пор молюсь о его здравии, хоть почти наверняка знаю, что он умер. И всё же. Иногда мне кажется, что где-нибудь в церковном дворе я снова увижу его небритую физиономию, и мы будем идти по улице и разговаривать о жизни, а перед расставанием обнимемся крепко… И я буду чувствовать, что для него это очень важно: знать, что в жизни у него ещё есть брат…

[sasha 3 426]

 

Юлия Линде, Наталья Домашёва. Испытание деньгами. Записки финансиста из Печор

 

+ книга о казначее Псково-Печерского монастыря, арх. Нафанаиле (Поспелове), подготовленная Наместником Псково-Печерского Монастыря архм. Тихоном (Секретаревым) БОГОРОДИЧНОЙ ОБИТЕЛИ ПОСЛУШНИК

 

Стихи о. Нафанаила, источник ГЛАВА II

 

***

Да я с терпением теку

На предлежащий подвиг мой,

И по кончине обрету

Я милость Бога и покой...

 

***

Расходы

 

Как возросли за эти годы,

Я дополнительно пишу,

Все монастырские расходы!

Я нужных слов не нахожу.

 

Весь юбилейный прошлый год

Пришлось особо экономить:

На взносы был большой расход,

Расход с Обителью знакомить.

 

В монастыри Данилов, Толгский

И в Пустынь Оптину внести

За прошлый год пришлось нам столько,

Что и самим нужду нести…

 

Монастыри вновь открывают

Соборы, храмы по местам,

Они на нужды собирают

И обращаются и к нам.

 

Благословляет Благочинный

Для службы тексты заказать,

Чтоб шли все наши службы чинно,

За это тоже нужно дать.

 

И непредвиденный расход

Всё так же в жизни возникает;

И просьбу денег на уход

Нам исключенный предъявляет.

 

Все реставрации, постройки

Весьма повысили расход

В период нашей перестройки,

Как показал прошедший год.

 

И наших штатов пополненье

Нам дополняет наш расход.

Системы новой отопленье

Грозит расходом наперёд:

Всей жизни нашей улучшенье –

Наш прогрессирует расход.

 

Для ускорения работы

Нам нужно технику позвать,

И заплатить за все заботы,

И за услуги денег дать.

 

И старый транспорт обновить,

Чтобы успешней шли работы,

Машины новые купить,

Нам предстоят еще расходы.

 

Автомашину каждую налогом

При техосмотре стали облагать

За то, что ездим по дорогам, –

Дороги надо содержать.

 

Повторный скважины ремонт,

Чтоб монастырь водой снабдить,

И всей работы новый фронт

Заставит много раз платить.

 

Чтоб прочность грунта нам узнать,

Пришлось исследование сделать,

За что пришлось прилично дать,

Чтоб дом на новый переделать.

 

Для разрешения вопросов...

Чтоб консультации иметь...

И посылать в нужде запросы,

Бюджет приходится задеть.

 

Большие суммы предъявляют

За составление нам смет,

Тем отвечать нас вынуждают:

У нас и денег столько нет!

 

Мы и в Армению послали

От нас большой им перевод,

О их беде когда узнали, –

Большой тогда нам был расход.

 

Благоустройство города расходов,

Конечно, требует больших;

Им не хватает их доходов,

Нас просят выручить и их.

 

И на строительство больницы

Через газету просят помогать:

Та, что была, уж не годится,

Нас просят денежек им дать.

 

Руководители, бывает,

Наносят с просьбою визит,

Когда им денег не хватает

Или беда когда грозит.

 

Фонд милосердия, здоровья…

Участье просят нас принять,

Чтоб окружить больных любовью;

Им денег тоже надо дать.

 

Открыто фондов много всюду,

Все просят денег им внести.

Что я при этом делать буду?

Где столько денег мне найти?

 

Растут, растут, растут расходы,

Все денег требуют от нас!

Где взять такие нам доходы?

Как нам помочь всем сразу враз?

 

Архимандрит Нафанаил,

30 марта 1989 года

[Татиана. 1 983]

Молись, а злых дел берегись! — так учить русская народная пословица

 

Раннее детство мой отец Петр Дьяченко провел в Поволжье. Родился он в 1916-м году, во время гражданской войны был еще мальчонкой-несмышленышем. Во взрослые дела по малолетству не вникал, да и по юности ума вникнуть был не способен. Однако однажды он стал свидетелем случая, о котором мне потом не раз рассказывал. История эта из нашей семейной биографии — о сердечной молитве.

Семья была многодетной, а Петя — младшим, тринадцатым сыном. К тому времени старшие уже покинули родной дом, разъехались по стране, женились. Отец вернулся с фронта Первой мировой войны калекой. Все хозяйство вела мать. Остались дома только сыновья еще не достигшие совершеннолетия.

О войне белых с красными Петя слышал разговоры взрослых. Но братоубийственные бои, слава Богу, обходили село стороной.

Случайно Петя подслушал разговор брата Феодора с приятелями, что собираются они «сбежать на войну». Тайком от родителей юноши собирали котомки. Феодор заставил Петю дать слово и трижды перекреститься, что никому он не раскроет этого секрета. Дал слово — молчи. Пришлось Пете «прикусить язык» и даже маме ничего про планы брата не рассказывать.

Наступило время отъезда из отчего дома. Феодор без смущения поведал родителям, что хочет учиться, получить профессию и потому должен покинуть семью. А было ему 15 лет, самое время для освоения ремесла. Рассказал он, будто есть договоренность с хорошим сапожником в Саратове, тот согласен принять в ученики трех мальчиков — Феодора и его приятелей. Главное — не опоздать бы к сроку, поспешить с отъездом. У родителей возражений не было, ведь учеба ремеслу всегда к добру.

— Надо помолиться перед дорогой, — сказал отец и опустился на колени перед иконой.

Рядом он велел встать матери и младшим сыновьям.

Начали с «Отче наш». И как только произнесли: «И не введи нас во искушение», мать вдруг разрыдалась безутешно, словно предчувствуя что-то страшное. Прервав молитву, отец спросил:

— Что с тобой?

— Сердце вдруг закололо. Боюсь я неведомого.

Отец велел Феодору вслух прочитать «Отче наш». Знал Петя, что помнит брат эту и другие молитвы из ежедневного молитвенного правила наизусть, но почему-то стал он сбиваться, слова несусветно путая.

Отец потребовал начать молитву сначала. И вновь у Феодора не получается, а мать тем временем громко плачет, как по покойнику в доме.

— Грешен ты, Федя, — сказал отец строго. — Молитва Господня тебя выдает.

И тут Феодор откровенно признался, что уговорили его приятели сбежать в Красную Армию к Чапаеву. А родных они сообща решили обмануть, рассказав о поездке на учебу в Саратов.

Мать выставила маленького Петю во двор, поэтому он не знает, как продолжался разговор отца с Феодором. Запомнил только, как потом провинившийся брат часами стоял на коленях перед иконой Божией Матери и исступленно молился, каясь во лжи.

Приятели Феодора сбежали-таки в Красную Армию. Вскоре до села дошла весть об их гибели.

— Спасибо, что ты меня спас, — сказал тогда Феодор отцу. А тот ответил: «Спасла Тебя Молитва Господня».

Эту семейную историю я слышала и в юности. Вспоминаю ее и сейчас, в зрелые годы и уже по-новому ее осмысляю.

Представляется мне, что живая сердечная молитва, приближая нас к Богу, открывает нам Правду Божию: что есть добро, а что есть зло. Надо только уметь прислушиваться к чувству, рождаемому в душе молитвой.

Подтверждение этому я нашла в замечательной книге «Преподобный Силуан Афонский» (1990 г., Англия, стр. 223). Рассказывается там, отец Силуан, путешествуя по России в 1905 году, встретился в поезде с одним купцом. Попутчик, желая порадовать Старца, протянул ему серебряный портсигар и предложил сигарету. Отец Силуан поблагодарил, но от курения отказался. Тогда купец стал расхваливать пользу сигарет: мол, снимает напряжение в работе, освобождает от усталости… Отец Силуан предложил купцу перед очередным курением помолиться, сказать одно «Отче наш». Попутчик ответил, что это — молитва перед сигаретой, — невозможное дело. Отец Силуан сделал вывод: «Итак, всякое дело, перед которым не идет несмущенная молитва, лучше не делать».

Прислушайтесь к словам Старца. Как просто и как одновременно мудро.

Зачастую все мы в жизни совершаем невольные грехи, промахи, ошибки. Нет, не со зла, а по неведению, что творим. И сколько раз грех мог быть предотвращен, если бы нашему помыслу, выбору, поступку или делу предшествовала сердечная молитва. Вовремя бы обратиться, отводя беду: «Отче наш… Да будет воля Твоя… И не введи нас во искушение… Но избави нас от лукавого…»

Все родители, любя своих детей, тревожатся за них, опасаясь, не случилось бы с ними худого. Ребенок слаб и беспомощен, в силу неразумения юного ума и отсутствия жизненного опыта он более, чем взрослые люди, беззащитен перед любым злом и невзгодами. Поэтому так важно с малых лет приучить малышей усердно молиться, доверяя сердце Господу. Ибо каждому воздается по вере его.

Знакомый врач из Педиатрического института рассказывал мне, как он готовил к серьезной операции 7-летнего Ванюшу. Мальчик был очень нервный, страдал от бессонницы, постоянно плакал от страха. Лекарства снимали боль, но Ванюша очень боялся предстоящей операции. Полдня, в канун операции, провела рядом с сыном его мама. Она привезла апельсины и бананы, хотела порадовать угощениями. Ванюша ничего не ел, у него кусок застревал в горле. Потом полдня просидел с сыном его отец. Он привез любимую Ванюшину игрушку — мехового медведя. Мальчик продолжал плакать. Поздно вечером в клинике появилась бабушка, приехавшая из Новгорода. Врачи не хотели ее впускать к ребенку, считая, что этот визит в палату еще больше растревожит впечатлительного ребенка.

— Что вы привезли внуку? — спросили бабушку.

— Ему нужно сейчас другое, — ответила бабушка. — Я должна с ним помолиться…

Слава Богу, не отказали православной женщине в ее желании.

Через полчаса врач заглянул в палату. Ванюша, прижавшись щекой к своему нательному крестику на ладони, крепко спал. Нет, врачу это не померещилось, мальчик во сне счастливо улыбался. Он доверился Господу. И операция прошла успешно.

Сам врач был человеком неверующим и прежде считал, что больница — не место для молитв. После этого случая он свое мнение изменил. «Побольше бы таких бабушек», — сказал он после всего случившегося.

Н.П. Дьяченко

[Татиана. 1 983]

Вымолила

 

Маруся хорошо помнила тот день, когда пришла война, было ясное утро, цвели цветы в цветниках. Папа вынес ее на террасу, посадив к себе на плечо... Ее папочка, такой милый, такой любимый! Синело небо, чистое и голубое, звенели кузнечики, бабочки, большие и пестрые, носились над цветами. Папа хотел побежать к пруду по аллее, как всегда, они уже спустились со ступенек, но мама остановила их каким-то странным голосом:

 

— Гриша, вернись!

 

Папа повернулся, и улыбка слетела с его лица. Мама стояла с газетой в руке, прислонившись к столбу террасы, лицо у нее было белое: с него точно смыли румянец, а глаза мамы смотрели, словно никого не видя, мимо папиного лица. Маруся никогда не видела маму такой и испугалась, а папа, вбежав на ступени, поставил ее на пол и спросил, быстро хватая мамину руку с газетой:

 

— Ну что, совершилось? Война?!

 

— Да, — сказала мама беззвучно, — война... Мы в нашей глуши ничего не знаем... Папа пишет тебе... вот — письмо!

 

— Глупенькая! — отец обнял маму. — Ну, что же! Стоит пугаться!

 

— Не утешай, я ведь понимаю: не сегодня-завтра тебя возьмут; ты, ведь, в запасе.

 

— Ну и подеремся! — бодро вскинул голову папа. — Не горюй прежде времени. Война еще не объявлена формально.

 

Они говорили, взявшись за руки и забыв о ребенке, а Маруся слушала, не понимая. И только одно слово "война" врезалось в ее сердце, томя его непонятным ужасом.

 

— Война!

 

Ночью она проснулась в слезах: ей приснилось чудовище, огромное, косматое, ужасное, и, прячась на грудь старушки-няни, девочка в ужасе шептала:

 

— Война, нянечка... война... у нее страшные глаза и огромные руки... Ах, няня, нянечка! Она поймала папу... она утащила его...

 

— Ангелы с тобой, — целовала ее няня, крестя белый лобик, — ясочка моя, война какой зверь? Что ты, голубочка моя! Война святая: на супостатов пойдет отец твой. Папочка твой пойдет гнать врагов с земли нашей. Слыхала, в церкви-то молятся, всегда христолюбивым воинством называют наших! И война — не чудище, родная. Ложись, я подле тебя буду. Спи.

 

И опять снились Марусе в ту памятную ночь странные сны: светлая война, прекрасная женщина шла куда-то мимо нее, Маруси, и уводила папу, а это было невыносимо для детского сердца. Маруся опять проснулась в слезах.

 

И тот день, когда уезжал папа, остался навсегда в ее памяти. На большой площади в городе служили молебен. Солнце ласкало землю, уходя к закату, озаряя ряды орудий, лошадей и воинов, которые уходили. В их рядах Маруся сначала не могла различить папу, но потом ее зоркие глаза увидели его рыжую лошадь, пятившуюся и не хотевшую подчиниться папиной руке. Девочка узнала его милое лицо.

Они простились торопливо. Мама выплакала все слезы дома, а теперь лишь смотрела, не отрываясь, на папу. Только тогда, когда зажглись звезды, и папа, в последний раз поцеловав их, ушел в вагон, мама обняла дочку и зарыдала так отчаянно, как никогда не плакала при папе.

 

 

Теперь они поселились в городе, в старом доме у дедушки, где сад зарос огромными деревьями, и не было залитых солнцем цветников. Дедушка был доктором и работал в больнице. Дома к нему приходило много больных. Но для Маруси иногда у него были свободные часы, когда он становился ее другом, разбирал с ней куклы, рисовал картинки и говорил о папе. Мама теперь мало играла с Марусей, она все шила для раненых или писала папе письма. Часто, когда дедушка бывал в больнице, она говорила с няней о папе, а няня усердно молилась перед образами в детской, падая на колени, о спасении раба Божия Григория, поминая и другие, незнакомые Марусе имена.

 

Иногда няня брала девочку в церковь, где было много икон. Марусе нравилось бывать там: кроткие лики смотрели на нее из золотых рам, белели в куполе нежные крылья ангелов, а няня говорила, указывая на иконы:

 

— Они тебя, голубонька, услышат, только помолись за папочку, вернуть его нам, они все могут у Господа, и врагов всех, по их молитве, Бог поможет победить.

 

Непоколебимая вера была слышна в ее голосе, и эта вера передалась ребенку, пробуждая нежность к добрым, любящим святым. Складывая руки, Маруся говорила им:

 

— Верните папу, когда он прогонит злых, я так по нему соскучилась... Послушайте меня.

 

Она ждала до того ужасного дня, когда принесли телеграмму. Маруся любила телеграммы: они всегда приходили от папы, и мама преображалась, получая их: начинала обнимать ее и радоваться. В этот день, услышав звонок, Маруся полетела за телеграммой впереди няни. Мама схватила ее радостно, распечатала и вдруг зашаталась, схватилась за стул и упала на него. Телеграмма выпала из ее рук, а дедушка, схватив ее с пола, прочитал, бледнея:

 

Гриша тяжело ранен под Галичем. Приезжайте немедленно.

 

Гришей звали папу, и в шестилетнем сердце Маруси вспыхнул ужас.

 

— Папа, папочка ранен... Неужели он умрет? Мама недавно говорила, что умер раненый в том большом доме, на площади; туда привозили раненых с войны. Значит, раненые умирают, и папа ранен... Неужели он умрет, ее папочка?

 

Девочка кинулась к няне без плача с помертвевшим личиком.

 

— Няня, няня! Пойдем скорее туда: молиться святым за папочку, они помогут, чтобы он не умер... Ах няня, няня!

 

Она билась, трепетала, тянула няню, и ужас горел в ее больших светлых глазах.

 

Няня схватила ее на руки, плача над ней, а она все рвалась и звала:

 

— Пойдем... пойдем, а то он умрет, мой папочка... мой папочка. Няня, няня!

 

Дедушка едва успокоил ее и уложил в постельку, совсем обессиленную, а няня в это время собирала маму в дальний путь. И мама уехала с ночным поездом туда, где шла война.

 

 

 

Маруся проснулась поздним вечером, она была точно разбитая, и слабость не давала ей пошевелить ручками. Тихо лежала крошка, не открывая глаз, и неясные мысли еще не сложились во что-нибудь определенное в маленькой головке. В тишине до нее долетел мягкий, печальный голос деда:

 

— Только они, няня, она — права, только святые могут помочь!.. Такая тяжкая рана!.. Враги идут на все... Эти разрывные пули... страшно читать обо всем, что они делают. А все мне наказание за то, что слишком, за заботами жизни, холоден я стал к Господу... особенно с тех пор, как умерла моя бедная Катя... Забыл молиться, стараясь горе свое заглушить работой... Дети выросли и ушли. Олег, Глебушка, Гриша... Я был доволен их судьбой и охладел к ним, а теперь, когда Гриша умирает, Боже мой, как дорог он мне! Катя любила его безмерно... Сегодня вспомнилась мне наша молодость тут, около Маруси; он такой же худенький рос и хорошенький. Жили мы в деревне... Давно это было, а все вспомнилось... Лихорадка с ним была изнурительная, сам и лечил его, и Катя над ним ночей не спала. Приезжали доктора другие, но говорили: "Пройдет!" Как-то летом опухоль у него за ухом появилась и перешла за несколько дней на другое, опухла и вся шейка, он не мог ничего кушать, впал в забытье. Я болезни определить не мог, вижу только, что умирает он. Матушка моя молиться любила, верила свято в помощь угодников Божиих. Ребенку стало плохо. На другой день после праздника святому Пантелеимону и говорит мама: "Отслужите молебен святому Пантелеимону и причастите дитя!" Отслужили мы молебен по ее слову, а Гриша недвижимый в забытьи был... Тяжелая ночь настала; сидим около него все в комнате и слушаем: жив ли? А Катя говорит: "Пошевелился он!" Кинулись к кроватке: "Гриша, милый, пить хочешь ли?" Сел ребенок в кроватке и говорит: "Мама, ты молилась, так вот что надо сделать". Перекрестился и еще, сказав эти же слова, перекрестился вторично, потом лег и уснул спокойно. На следующий день пришел батюшка со Святыми Дарами: ребенок приобщился радостно, потом играл и кушал. И нам за радостью в голову не пришло Бога поблагодарить, помолиться еще перед Целителем. К ночи он ослабел опять, опухоль прибыла, опух язык, поднялся жар до 40 градусов. Коллеги мои, которых я позвал, признали его безнадежным, а я в город за лекарством все-таки послал. В это время матушка позвала священника и вместе с Катей молебен стала служить перед чудотворной иконой Целителя. И что же? Пришел Гриша в себя в это время, и страшно слабого поднесли его к иконе приложиться. Ведь выздоровел, няня: завтра же был здоров! И как я забыл о чуде этом! Когда Катя хворала, почему не молился? Хорошо, что ребенок вспомнил теперь о святых. Повезите ее завтра в церковь; пусть молится за отца, пусть просит, может быть, без последствий пройдет для нее нервный припадок. А мать-то, бедная, едет теперь! Что на душе у нее? Нужно, чтобы Маруся молилась: у меня нет сил!

 

 

 

Сильный мужчина закрыл лицо руками, слезы закапали сквозь его пальцы. И, с трудом поднявшись в кроватке, Маруся сказала, борясь со слабостью:

 

— Я помолюсь, дедушка. Они послушают, я помолюсь.

В церкви было тихо, закончилась будничная служба, и ясно звучал голос священника, певшего молебен. Маруся стояла на коленях, она старалась слушать молитвы, но они точно улетали от нее, а в уме складывались одни слова горячей просьбы.

 

— Спаси папу... Спаси папу... Спаси папу, Боже наш, чтобы он не умер, мой папочка, мой милый!.. Прогоните войну, пусть папа вернется... Хорошие, милые святые, послушайте!

 

Заканчивая рвавшуюся из скорбящего сердечка молитву, девочка говорила ее опять, и слезы бежали по худенькому личику так же, как по лицу старой няни.

 

— Помолилась? — спросил ее дома дедушка, страдающий и осунувшийся, сегодня он не мог принимать больных.

 

— Помолилась, — отвечала она радостно, — он будет живой и приедет к нам. Святые меня послушают, они — добрые! Только няня говорит, что они не могут закончить войну; один Бог знает, когда она кончится. Няня говорит, что Бог разгневался на злых и наказывает их, и я не смею больше просить Его, чтобы Он убрал войну. Я буду просить только прогнать злых. Пожалуйста, не хворай, дедушка, папа вернется.

 

А в это время в далеком пограничном лазарете в Галиции худой, высокий военный врач говорил другому:

 

— Счастливо ампутировали Григория Васильевича: еще бы немножко — и заражение крови! Эти проклятые пули делают ужасные ранения; но теперь он спасен!

Снег выпал в старом саду, а от папы все не было вестей, хотя все знали, что он лежит в N лазарете, и мама ухаживает за ним; знали, что ему ампутировали руку. Маруся часто писала туда письма, уверяя папу, что святые ему помогут. Уже выпал первый снег, но сразу растаял. И вдруг случилось то, чего ждала Маруся, случилось неожиданно, как в сказке.

 

Осенним вечером она сидела у дедушки на коленях и слушала, как он говорил с няней о прошлом. Дедушка только что поправился от болезни, во время которой Маруся с няней ухаживали за ним. Здесь же сидел и Вениамин Семенович, друг дедушки, доктор. Они удивились звонку в дверь.

 

— Кто мог прийти в это время?

 

Вслед за горничной доктор сам пошел посмотреть. И вдруг Маруся услыхала знакомые голоса, увидела милое мамино лицо и похудевшее лицо папы, живого папы. Она, вскрикнув, кинулась к ним, крича дедушке:

 

— Они, они... Видишь, дедушка, я говорила "святые помогут, услышат"... Папа мой, папочка милый!

 

И, обнимая дочку уцелевшей рукой, отец прошептал, целуя милое взволнованное личико:

 

— Услышали! Завтра мы все вместе помолимся им; войне я отдал только руку, но ты не горюй, крошка, зато святые сохранили для тебя папу. Надо же было что-нибудь отдать для Родины, другие отдают жизнь, и папина бы пошла в общую жертву, да ты вымолила ее у святых.

 

[Татиана. 1 983]

Радуйся,Пречистая!

Уже стемнело. Звезда за звездой выступает на ночной небосклон. Исполнена молчания зимняя ночь, сыплется снег, задумчиво вьется дымок из труб на крышах… Эта ночь, милые мои детки, так тиха, что будто наяву слышится мне, как далеко-далеко, за тридевять земель, в стародавние времена негромкий голос шепчет с умилением: «Радуйся, Пречистая… Радуйся, Пречистая… Радуйся, Пречистая!..»

Вы уже все поняли, не правда ли? Уже сами догадались, Кто эта Пречистая и Пресвятая, имя Которой произносится христианами с такой любовью и благоговением? Может быть, мама рассказывала вам о том, как много-много лет назад Пресвятая Дева родила дивного Богомладенца, Который спас нас от страшной погибели, Своею смертию смерть, победив и воскреснув ради нас? Конечно же, знаете… ведь каждый вечер вы со вниманием креститесь перед Ее иконою и, после молитвы к Ней, с утишенным и согретым сердцем сворачиваетесь калачиком под стеганым одеялом и засыпаете… А знаете ли, милые мои детки, как любит родная наша Матушка тех, кто имеет обычай приветствовать Ее так: «Радуйся!» Не знаете? Тогда послушайте…

* * *

 

Случилось это давно, так давно, когда люди еще не забывали Бога, а любили Его и в мыслях держали свое подлинное отечество – Божие небо. Жил да был тогда бедняк по имени Иоанн. Из всего богатства были у него лишь пара крепких работящих рук, да сердце, чистое как небесная лазурь. Труд и молитва озаряли его жизнь, душа его была бесхитростной как горный ручеек. А Богу любезны простые и чистые сердцем, вот Он и не оставлял бедняка, незримо охраняя его от бед и людского зла.

Иоанн жил в глухом лесу. Днем работал до седьмого пота, таскал поваленные бурею деревья, собирал хворост, корчевал пни. Потом колол на дрова и укладывал на дворе своей убогой хижины, вязал вязанки и носил продавать на рынок в недалекой деревне. На скудный грош, вырученный за дрова, он покупал себе хлеб, соль, иногда овощи, а по праздникам милосердные люди даровали ему яйца, брынзу и молоко. Пусть и горемыка порадуется скоромному, пусть и его сердце согреется от доброго слова и дорогого подарка.

А был у Иоанна святой обычай: вечерами, аж до самой той поры, как повиснет над его бедной хижиной ясный месяц, стоял он на коленях пред своей единственной иконою – образом Божией Матери – и повторял певуче: «Радуйся, Пречистая… Радуйся, Пречистая… Радуйся, Пречистая…» Как умел – так и молился. Грамоте не был обучен, церкви в лесу не было, ни тебе свечку поставить, ни службу послушать, душу отвести… не было рядом и священника, научить его молитвам. Всего и слышал Иоанн от добрых людей, что исполненной чистоты и смирения Деве Марии, благословенной стать Матерью предвечного Бога на грешной земле, любезны те, кто с любовью говорит Ей: «Радуйся!» Так вот каждый вечер с теплыми слезами повторял Иоанн-бедняк эту ангельскую песню: «Радуйся, Пречистая!»

Подошло к концу лето. В лесу пожелтели и опали листья. Дремучий лес стоял унылый и печальный, как деревенский погост. Северный ветер свистел в обнаженных ветвях, попрятались лесные звери: кто в дупло, кто в берлогу, кто в нору – ни живой души. Только серенькие воробышки весело суетились, ища себе пропитания и водицы.

Однажды утром с угрюмого неба пошел хлопьями снег. Собрал Иоанн-бедняк немного хвороста и щепок, обогреть свою хижину. В те давние времена людям не нужны были большие камины, да жарко натопленные комнаты. Вера сердечная, да доброе слово согревали их больше, нежели огонь. Выглянул Иван во двор – а там иней, лед, снег, трескучий мороз. Куда тут пойдешь? Нынче вечером Сочельник, а у него дома – пусто, хоть шаром покати, ни корочки хлеба не сыщешь. Вздохнул бедолага и обратил взор к возлюбленному лику Пресвятой Богородицы. И вдруг его сердце согрелось любовью.

— Мати Пресвятая, помоги мне. Ведь нынче Сочельник, а завтра поутру и самое Рождество!

Глубокою думой задумался Иоанн-бедняк. Задрожал и в трепете преклонил колена пред иконою. Губы сами тихо зашептали: «Радуйся, Пречистая!...», а тихие слова зазвучали в холодной хижине как серебряные колокольчики. Он так ушел в молитву, что забыл и о холоде, и о голоде… На дворе небо стало хрустальным от стужи, а звезды звенели на морозе, словно льдинки. Мало-помалу Иоанн задремал от усталости. Заснул, горемычный, а душа его, как птица, отлетела в светлое чистое небо…

Едва забрезжил рассвет, еще солнце не встало, а во дворе хижины Иоанна-бедняка уже собрались взъерошенные от холода воробьи. Они часто слетались в гости к Иоанну, зимой дровосек кормил их крошками, а летом оставлял водицы в черепке. Уселась воробьиная стая на крыше поджидать работящего хозяина с праздничным угощеньем. Ждут, пождут, от холода клювиками стучат.

Вот и совсем рассвело. Золотые солнечные лучи разогнали туман, чудное утро засияло в древнем лесу. Самый нетерпеливый из воробышков, черный как уголек, не выдержал, заглянул в хижину посмотреть, почему Иоанн-бедняк все не выходит – и от страха запищал! Вмиг вся стая слетелась на подоконник и увидела, что Иоанн простерт перед иконой, посиневший от холода, а из уст его исходит дивный, прекрасный цветок, которого и летом на лугах не сыскать. И от его света словно озарилась мрачная хижина.

Заволновались воробышки, всполошились, метнулись в окно и кучей влетели в комнату. О, как холодно было там — лютая стужа жгла их крылышки сильнее огня! Но прекрасный цветок манил их своим ароматом! Тот самый нетерпеливый воробышек изловчился и ухватил клювом цветок. Потом вылетел во двор, а за ним и вся стая. Всем хотелось нарадоваться удивительному цветку.

Летели-летели воробышки, но вот заметила нетерпеливая птичка, что в цветке искрится что-то, словно капли росы сверкают золотым блеском… так захотелось воробышку испить этой росы… открыл он клювик и – упустил цветок!

А как летели они над деревней, над самою церковью, то цветок – невиданный, легкий как пух, нежный как детское сердечко, алый, ярко-розовый, белый, словно рассветный снег, тихо кружась, опустился у самого алтаря…

В церкви было тепло и хорошо, ведь праздник Рождества! Все были так заняты прекрасной службой, что никто и не заметил, как скромный цветочек оказался перед иконой Божией Матери. Все, однако, увидели, как вмиг пречистый лик Богородицы переменился, как просиял радостью, а в Ее очах заблистали, как светлячки, мудрые слезы. Начали прихожане креститься, кто шепчет: «Господи, помилуй», кто заплакал от счастья, кто ликует, что в их селе уже есть своя чудотворная икона, кто от радости застыл столбом…

Закончилась служба, прихожане разошлись. Остался лишь молодой священник, чтобы прибрать в святом алтаре, помолиться в уединении… Закончив свои хлопоты, он перекрестился, поклонился престолу Господню и с тихо опущенной головой, с осиянном радостью лицом собрался уже выходить. А поскольку он всегда ходил со смиренно опущенными долу очами, то смог углядеть чудесный цветок у слезоточащей иконы Богородицы. Тотчас нагнулся он и поднял его. Ах, какое благоухание, какая чистая радость исходили от неземного цветка! Никогда прежде не встречал кроткий священник столь дивного аромата! Чтобы сильнее вдохнуть это благоухание он поднес цветок к лицу, и тотчас его сердце забилось сильнее, зазвучало весенней капелью! На лепестках удивительного цветка золотыми буквами было начертано: «Радуйся, Пречистая!»

* * *

 

Вы спрашиваете меня, милые мои детки, бывают ли и в наши дни такие цветы? Ведь Богу все возможно – так почему бы Ему хотя бы раз в год под Рождество не одарить и нас таким цветком, дать и нам подивиться этому милому, незнакомому благоуханию! Ну что мне вам сказать… Да думается мне, вы и сами знаете как Иоанн-бедняк получил от Пресвятой этот дар. Вот и ответ! Так если и нам люб и желанен такой цветок, то давайте и мы каждый вечер молить Пресвятую Богородицу всем сердцем – чистым как небесная лазурь и бесхитростной – как горный ручеек – душою: «Радуйся, Пречистая… Радуйся, Пречистая и Преблагословенная… Радуйся, Цвете девства неувядаемый!» И верю, и крепка эта вера, хорошие мои, что очень-очень скоро Божия Матерь призрит на наши молитвы и прорастет из наших сердец чудесный цветок добродетели!

Только помните, кому был дарован этот цветок, и кто его нашел! Вы уже задремали? Значит, сказка вам пришлась по душе? Вот и славно! Так спите спокойно. Пусть этой ночью тихо и мирно будет у вас на душе.

Сыплет белый снег пушистый,

Засыпает полземли…

Защити от бед, Пречистая,

Все печали утоли!

[Татиана. 1 983]

По зову Пресвятой Богородицы

 

История о том, как пришли ко мне воспоминания о схимонахине Марии, сама могла бы стать сюжетом для рассказа. Так много оказалось в ней неожиданных встреч и того, что я называю неслучайными случайностями...

Началась она с одного неспешного вечернего разговора-раздумья в келье монастырской гостиницы Оптиной пустыни. Зашёл разговор о современной жизни, о том, как мало старцев и особенно стариц осталось на Руси. В безбожные годы прервана была преемственность старчества, закрыты были почти все монастыри. Из женских обителей только Пюхтицкая и осталась. В общем, перевелись старцы. Нет почти таких людей! Но одна из сестёр мягко возразила: «Да вы не там ищете. Есть и сейчас такие люди, но они скрывают свою духовную высоту. Господь Сам открывает их тем, кто искренне молится об обретении духовного наставника. Вспомните, ведь святые отцы говорили, что обрести духовника – это не естественное право всякого верующего, а дар Божий, который надо вымаливать».

Все в келье примолкли. А у меня возникло чувство, что не закончен этот разговор – будет продолжение. Потому что ничего случайного не бывает.

И через пару дней в этой же келье познакомилась я с Ларисой, врачом из Калуги. Она пригласила меня приехать к ней в гости. Там-то обаятельная Наталья Ивановна Щербакова и рассказала мне о старице нашего времени, своей духовной матери схимонахине Марии (Стецкой). Судьба этой старицы была удивительной, жизнь её протекала в русле Божьего Промысла. Наталья Ивановна попросила меня написать о старице.

В беседе с духовным отцом, игуменом А., я сокрушалась, что нет у меня никаких свидетельств о жизни старицы, кроме рассказа одной её духовной дочери. А ведь этого мало, нужны свидетельства многих людей.

– Где же я возьму эти свидетельства, батюшка, если схимонахиня Мария восемнадцать лет окормляла людей и строила храм Успения Пресвятой Богородицы аж в самом Комсомольске-на-Амуре?! Мне туда точно не доехать, в такую-то даль! Письмо? Так кто же ответит совсем незнакомому человеку?! И кому писать? Священнику в храм? Так я и имени-то его не знаю...

Вечером я достала фотографию старицы, подаренную Натальей Ивановной. На меня пристально смотрели удивительно молодые голубые глаза. И я прошептала: «Матушка, если можешь, если есть на то воля Божия, помоги встретиться с людьми, которые расскажут мне о тебе». С тем и уснула.

А на следующий день раздался телефонный звонок: попросила о встрече одна паломница, вместе с которой жили мы в келье оптинской гостиницы год назад. Светлана снова приехала в Оптину и очень хотела встретиться. Но я уставала на монастырском послушании, времени не хватало, и наша встреча всё переносилась. Света звонила ещё несколько раз, и у меня появилось чувство, что не случайно это, для чего-то нужна наша встреча. Отложив дела, я наконец встретилась со Светланой. Вспомнили прошлое лето, когда она приезжала в Оптину, перебросились парой фраз о погоде. И вдруг...

– Оля, я завтра уезжаю домой, в Хабаровск. Ты тут за меня помолись, а я за тебя там свечку поставлю.

– Хабаровск? Свет, а есть у тебя друзья в Комсомольске-на-Амуре?

– Есть. Подруга.

– Мне вот очень нужно про старицу узнать, схимонахиню Марию (Стецкую), сможешь помочь?

– Попробую.

...Через неделю мне позвонили из Комсомольска-на-Амуре.

И пошли письма, сканированные документы, бандероли. Люди помнили матушку и любили её. Потом последовали звонки из разных концов России: Москвы, Орла, Псковской земли. Я не переставала удивляться. А удивляться-то было нечему: когда Господь хочет, чтобы светильник не оставался под спудом, открываются все двери.

Вот так и смогла я написать рассказ об удивительной старице наших дней, схимонахине Марии. А если будет воля Божия, то, может быть, когда-нибудь и книга будет написана о матушке.

 

Детство и юность

Родилась мать Мария 3 апреля 1922 года в Орловской губернии. Родители её после свадьбы были вынуждены разлучиться, так как отец отправился на заработки. По какой-то причине он задержался и не вернулся к обещанному сроку. Тогда свекровь стала выживать из дома невестку как лишний рот. Молодая женщина в слезах пошла в церковь просить заступничества Божией Матери. Когда, устав от долгой молитвы, она опустилась на лавку в притворе, то ли наяву, то ли в тонком сне увидела чудесное видение. Ей явилась Божия Матерь. Владычица Небесная утешила её и сказала, что муж скоро вернётся домой и что родятся у них три дочки. Особенно благословила беречь среднюю дочь.

Так всё и произошло. А средней дочкой и была Мария.

Девочка росла, и любимым её занятием стала молитва. Совсем крошкой она уходила в лес и молилась Богу в одиночестве. Так на ребёнке с младенчества проявилась печать избранничества Божьего. Мария выросла и превратилась в невысокую, но красивую и стройную девушку: светловолосая, с серо-голубыми выразительными глазами, она привлекала к себе внимание. Но держала девушка себя строго, на танцы со сверстницами не ходила. Всё так же любила молитву. К началу войны Мария – выпускница педагогического училища. Она поступила в разведшколу в Туле и затем была отправлена на фронт. Прошла всю войну, которая для неё, майора разведки, окончилась только в 1946 году в Кёнигсберге.

 

Тесный путь

После войны Мария вышла замуж, родила двух дочерей. Когда дочки подросли, она оставила мир и стала монахиней, а позже была пострижена в схиму.

Монашество – это тайна. И каждый постриг тоже тайна. Душа слышит глас Божий и откликается, идя за Богом... Мать Мария скупо рассказывала о себе, потому что духовная жизнь – она не напоказ. И поэтому чада её узнавали о жизни матушки из случайно услышанных фраз, обрывков бесед, поздравлений ко Дню Победы.

Схимонахиня Мария (Стецкая)

Так и стало известно о том, что в жизни Марии было такое же чудесное явление, как у её родной мамы: ей явилась Богородица и позвала за Собой. Позвала оставить мир и благословила построить храм в честь Успения Пресвятой Богородицы в Комсомольске-на- Амуре.

Читала я, что святые отцы к таким явлениям относились сдержанно, считали себя недостойными всяческих небесных явлений. Советовали не принимать их, но и не отвергать. Мать Мария, видимо, была полностью согласна с этим. Поэтому много лет никто не знал о том, почему она из средней полосы России приехала на Дальний Восток. И лишь в конце жизни в беседе с духовными чадами скупо упомянула матушка об этом чудесном явлении. Она была так скромна, что о её жизни до пострига, даже о её фронтовой судьбе узнавали урывками. Увидит, допустим, Наталья Ивановна на ногах матушки в летнюю жару тёплые сапожки и спрашивает, отчего она так тепло одета. А та неохотно поясняет, что застудила ноги на переправе в годы войны и вот сейчас старая простуда даёт себя знать.

Или приходит в гости к матушке военный – строгий такой, гордый, разговор ведёт подчёркнуто сухо, дескать, я человек военный. А матушка улыбается и спрашивает его:

– А в каком вы звании?

– Я-то? Я капитан!

– А я майор, – улыбается матушка, – придётся вам мне подчиняться.

И теряет капитан всю напускную важность.

Матушка приехала!

Из Комсомольска-на-Амуре я получила множество писем, в которых с любовью, искренне, иногда по-детски наивно рассказывается о матушке. Чада описывают, как воздействовал на них сам облик матушки, её простота, тихий голос. Не было в ней никакой экзальтации, спокойный её взгляд был обращён, казалось, прямо в душу.

Раба Божия Татьяна пишет так: «Первое, что я увидела в её облике, – это глаза. Они смотрели на меня с такой любовью! Любовь проливалась из них светлым потоком. И я оказалась в этом бесконечном потоке, ливне любви, и ощутила себя, как в детстве, в безопасности, под тёплой материнской защитой. Я стояла в каком-то блаженном оцепенении и забыла все приготовленные вопросы. И думала: зачем я буду о чём-то спрашивать, ведь всё понятно и так. Есть Бог, и всё от Него, и всё в Его воле».

Одна из близких чад матушки, Наталья Ивановна, на момент знакомства со старицей возглавляла кафедру в техникуме Комсомольска-на-Амуре и преподавала технологию машиностроения. На работе у неё в тот момент обстановка была напряжённая. Начала Наталья Ивановна воцерковляться, после службы в храме помогать, и храм этот быстро стал для неё родным. И вот в мае 1998 года, как обычно, в воскресный день, пришла она на богослужение. А после службы попросили её подсвечники почистить. Вдруг видит, народ собрался вокруг какой-то монахини и все радостно повторяют: «Матушка приехала, матушка приехала!» Так ей захотелось тоже подойти к этой монахине, познакомиться, а надо послушание исполнять. Отойдёт она от подсвечников, а через толпу никак пробиться к матушке не может. Вернётся – и опять подсвечники чистит. И так несколько раз. Вдруг поднимает Наталья Ивановна голову от подсвечника – а прямо перед ней мать Мария стоит. Смотрит пристально, глаза в глаза. Наталью Ивановну как током ударило, такой это был сосредоточенный, ясный, чёткий взгляд. Улыбнувшись, мать Мария спросила, где и кем работает Наталья. А потом неожиданно сказала:

– Помолись, когда на работу пойдёшь.

Тут матушку священник увёл, а она на прощанье эти слова ещё раз повторила:

– Не забудь, помолись, когда на работу пойдёшь.

Так Наталья Ивановна и сделала. И чудесным образом наладилось всё на работе. Обстановка совершенно изменилась, и работать стало очень приятно. Так матушка духом прозрела её неприятности и помогла с ними справиться. Стала Наталья Ивановна духовным чадом схимонахини Марии и окормлялась у неё восемь лет, до самой смерти старицы в 2006 году.

Молитвенница

Один раз Наталья была свидетельницей молитвы матушки. Шёл разговор о каком-то происшествии, и мать Мария, отвернувшись, помолилась о человеке, попавшем в беду. Наталья вспоминает, что была поражена этой краткой молитвой: матушка обращалась к Божией Матери так, как будто Она стояла рядом. Молилась схимонахиня Мария обо всех своих чадах и духом чувствовала, когда им плохо.

Однажды Наталья тяжело заболела. Обычно у неё всегда был запас лекарств, потому что в то время её мучили частые ангины. А тут как назло лекарства кончились. Наталья измерила температуру – ртутный столбик уже перешёл отметку в тридцать девять градусов. С трудом встав с постели, пошатываясь, она подошла к шкафу, ещё раз проверила коробку с лекарствами – нет ничего, пусто. Даже жаропонижающего нет. Легла в постель снова и почувствовала, как тяжело дышать – отёк. Наталья попыталась молиться, но в голове всё путалось. Запомнила, что последние слова были обращены к духовной матери, и – как будто провалилась куда-то.

Утром проснулась от солнечного луча, играющего на подушке. Голова не болела, была лёгкой, всё тело – полным бодрости и сил. Абсолютно здорова! Наташа оделась и поехала к матушке. Поднимается по ступенькам, а матушка сама уже ей дверь открывает и с порога:

– Поправилась? И слава Богу!

Раба Божия Александра из Комсомольска-на-Амуре рассказала в письме, как по молитвам матушки прошло хроническое кожное заболевание у её матери, мучившее много лет и отступившее на следующий день после молитвы старицы. Также Александра рассказала о тяжёлой болезни и исцелении маленького внука, который лежал в инфекционном отделении. Полуторагодовалый ребёнок находился в таком тяжёлом состоянии, что уколы и капельницы уже не помогали, – решили делать переливание крови. Александра в слезах поехала к матушке и попросила её святых молитв. На следующий день состояние внука значительно улучшилось, переливание крови делать не пришлось, ребёнок выздоровел и его выписали из больницы.

Александра написала о том, как ценили люди молитвы и благословение старицы, сколько выздоровлений произошло благодаря им, как люди получали жильё, как открывались все двери, легко покупались билеты и благополучной была дорога.

Певчая собора Казанской иконы Божией Матери Ольга Дмитриевна Грищенко вспомнила, как молитва матушки помогла её маленькой дочери:

«В июне 1998 года у нас родилась дочь Елена. Когда ей был один месяц, врач-окулист сказала, что в одном глазике перекрыт слёзный канал. И даже назначила операцию по проколу канала. Глазик у дочки гноился. Было очень страшно, ведь доченька совсем маленькая. Я знала, что сейчас в городе находится схимонахиня Мария, к которой многие обращались с просьбами, недоумениями, проблемами. Я взяла свою Леночку и пошла к матушке, рассказала ей о болезни дочурки.

Она приняла нас ласково. Сказала, что в первую очередь нужно обращаться к Небесному Врачу, а потом уже к земному. Потом матушка замолчала и задумалась. Я только позднее поняла, что это она молилась за нас, грешных. Затем мать Мария сказала, что во время родов была травма, пережат слёзный канал. Благословила заказать водосвятный молебен Казанской иконе Божией Матери и водой с молебна промывать глазик. Что мы и сделали.

А когда пришли на приём к окулисту, врач сказала, что операция не нужна, слёзный канал открылся. Вот так Господь и Божия Матерь по молитве матушки наши слёзки утёрли».

Жительница Комсомольска-на-Амуре Тамара Мартова рассказывает в письме, как по молитве старицы отошли тяжёлые искушения. Семья Тамары (она сама, муж, дочь, брат и мама) собралась эмигрировать. Оставалось две недели до отъезда. И билеты были уже заказаны, и вещи собраны, но на душе было неспокойно: что ждёт их в чужой стране? И Тамара с дочкой пошли в храм. Там в это время была мать Мария. Тамара с дочкой подошли к ней и поделились своими переживаниями. Старица сказала: «Там, куда вы едете, рабы нужны». И благословила их остаться. Они очень обрадовались благословению матушки, и сразу же ушла вся тяжесть с сердца. Но как было повернуть все события вспять – непонятно. Ведь муж и брат хотели уехать. Тамара спросила у матушки: «Как сделать, чтобы мы не поехали?»

И вот, по словам Тамары, произошло настоящее чудо. Возвращаются они с дочкой домой, волнуются, переживают. Как с мужчинами объясняться? Тут вдруг приходит к ним брат и говорит: «Я пока не поеду». А Тамара с мужем в один голос радостно: «И мы не поедем!» Так и остались в родных краях, о чём сейчас нисколько не жалеют. Где родился – там и пригодился.

Молитва схимонахини Марии помогала не только в трудных жизненных обстоятельствах. Главным было то, что молилась она о спасении людей, о том, чтобы пришли они к вере, чтобы жили благочестиво.

Духовные дары

По воспоминаниям чад, мать Мария была очень скромным, смиренным человеком. Как все подвижники, она мало ела, кушала обычно чайной ложкой и совсем простую пищу. Часто болела, но старалась не принимать лекарств. Главным лекарством для неё было святое Причастие, святая вода и просфоры.

Но других к такой аскетической жизни она не призывала, так как обладала духовным рассуждением и знала, кто сколько может понести. Так, раба Божия Александра прислала письмо матушки с советами о посте. Вот отрывок из письма:

«В отношении еды ты сама не бери на себя больше, чем надо, а то немало случаев больших бед после самочинных подвигов. Придерживайся середины и будет хорошо; а то хитро подойдёт (враг), ослабит последние телесные силы, и никуда не будет годно: ни молиться, ни физически трудиться – вот ему радость. Так что, дорогая, очень важно внутреннее перерождение: желание ничего плохого не только не делать, но и не помышлять».

Наталья Ивановна вспоминает, как один раз матушка тяжело болела. Наталья пришла её проведать. Смотрит – а на прикроватном столике стоит настольная лампа без абажура. И яркий свет – прямо матушке в глаза. Ахнула Наталья, стала отодвигать лампу. А келейница расстроилась: вспомнила, что матушка кротко попросила убрать светильник, а она закрутилась по хозяйству и забыла. А матушка, попросив один раз, замолчала и больше уже не жаловалась на яркий свет, бьющий ей, больной, прямо в глаза. Молча терпела.

Ещё матушка была строгой. В одном из монастырей она внезапно отчитала человека, который впал в уныние и решил уйти в мир. Он никому не открывал мучившие его помыслы и был поражён, когда схимонахиня эти помыслы обличила. Матушка отругала его и, видимо, помолилась, потому что отступили бесовские помыслы. Отошло уныние, и он только радостно повторял окружающим: «Ну и матушка! Ай да матушка!»

А однажды произошло вот что. После службы в храме старица вдруг обратилась к служащему священнику с вопросом об одной певчей на клиросе. Священник с недоумением ответил, что, действительно, поёт на клиросе такая сестра, но сейчас её нет, она дома, готовится к сессии. Тогда мать Мария попросила отвезти её к этой сестре. Сели они в машину, поехали. Приезжают к девушке, а старица говорит, что хочет побывать у неё на даче. Все, конечно, в недоумении, но, поскольку мать Марию давно знают, ни о чём не расспрашивают, слушаются.

Вот уже и на дачу приехали. Матушка им и говорит:

– Вы в машине посидите, а мне нужно тут пройтись, осмотреться.

И, выйдя из машины, идёт на соседний участок. Начинает ходить по чужому огороду, прогуливаться. Сидящие в машине молчат. Ждут, что дальше будет. Вдруг открывается дверь домика, что на соседнем участке, выходит мужчина. Растрёпанный, с расстёгнутым воротом. Подходит он к матушке и начинает у неё что-то спрашивать. Сначала вроде сердито, а потом успокаивается. Вот они уже вместе ходят между грядок и беседуют неспешно. И даже улыбаются. Через какое-то время матушка заканчивает разговор. Мужчина провожает её и просит благословения. Мать Мария садится в машину и, ничего не объясняя, говорит:

– А теперь поедем назад в храм.

Расспрашивать старицу никто ни о чём не решился. Шли дни. Постепенно эта история стала забываться. Только месяц спустя священник узнал этого растрёпанного соседа певчей в элегантно одетом мужчине. Он пришёл на исповедь:

– Хочу я грех свой исповедать, батюшка! Помните, вы на дачу приезжали, матушку ту чудесную с собой привозили? А я ведь тогда тяжёлые времена переживал, испытывал сильное уныние. И решил покончить с собой. Повеситься. Я уж на чердак залез и петлю сделал, собрался её на шею надеть – вдруг слышу шум на участке. Кто-то чужой ходит. Ладно, думаю, успею повеситься. Сейчас посмотрю, кто там ходит, а потом и повешусь. Вышел – а там матушка. Поговорил я с ней. А после разговора так мне на душе хорошо стало! Все плохие мысли отошли куда-то! Солнце светит, птицы поют, гладиолусы мои любимые распускаются! Хорошо! Что это я, думаю, вешаться собрался, что за помрачение рассудка нашло?! Пошёл снял верёвку. И вот – дальше живу. А постепенно и жизненные обстоятельства к лучшему изменились. Я вот пришёл покаяться в попытке самоубийства. Отпустите грех, батюшка! Может, епитимью какую…

«Лётчица»

Рассказ настоятеля храма в честь Успения Пресвятой Богородицы, игумена П.:

«Я по натуре человек скептического склада, поэтому можете не опасаться с моей стороны каких-либо преувеличений в оценке личности матушки Марии. Речь пойдёт исключительно о том, «что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши» (1 Ин. 1, 1).

Вот с рук, пожалуй, и начну – то есть с истории нашего с ней знакомства. Свой первый приход я получил в 1988-м, в год тысячелетия Крещения Руси. Прибыв тогда в город Комсомольск-на-Амуре, нашёл там переделанный под церковь небольшой жилой дом в довольно плачевном состоянии.

На одной из ближайших служб призвал прихожан вносить пожертвования для ремонта здания. Мой призыв особого эффекта не имел, то ли по бедности малочисленной паствы, то ли оттого, что люди хотели сперва присмотреться к новому батюшке. Надо сказать, оснований для недоверия мой предшественник оставил им предостаточно. Да и сам я, как увидите из моего рассказа, был далёк от апостольской нестяжательности.

Однажды на вечерне замечаю в храме незнакомую старушку в тёмно-сером плаще и большом чёрном платке, в несколько слоёв намотанном на голову. Поверх него натянут жгут каких-то нелепых выпуклых очков, похожих на лётные или сварочные. Сдвинутые на лоб, они производили довольно комическое впечатление.

Но мне не до смеха, так как мои прихожане, явно забыв о молитве, обступили эту «лётчицу» и без конца суют ей в руки и в карманы какие-то бумажки. Во время каждения убеждаюсь в том, что это поминальные записки и деньги. Моему внутреннему возмущению нет предела: «Как так! Кружки стоят пустые, старая штукатурка на голову осыпается, а тут без настоятельского благословения какая-то залётная смеет последнее отнимать! Да ещё во время службы!»

Еле дождался окончания всенощной, но не успел и рта раскрыть, как старушка сама ко мне подошла со свёртком в руках.

– Вот, – говорит, – батюшка, вы в храме Успения Божией Матери служите... Примите же от нас, москвичей, во славу Пречистой. (Матушка, а это была она, много лет в столице прожила.)

Я край газетки отвернул, смотрю – ризы голубые парчовые, о каких тогда и мечтать не смел.

– Нет, – отвечаю, – не приму. Что это вы тут на службе мне устроили? Или в Москве не принято на сбор пожертвований в храме у священника благословляться?!

Она поклонилась и вышла, оставив свёрток на панихидном столе. На следующий день после литургии по случаю престольного праздника во дворе был накрыт стол и на трапезу я велел и нашу гостью призвать. Сижу с причтом на одном конце стола, она – на другом. Поглядываю на неё невольно: характерная, с оливковым оттенком, аскетическая бледность лица и глаза необыкновенные. Уже много позже понял: так смотрит бесстрастие... Матушка же на меня никакого внимания не обращала и, как мне сначала показалось, вполголоса рассказывала соседям о посещении каких-то приходов, попутно давая характеристики служившим на них пастырям примерно в таком ключе: «Батюшка там очень хороший, только вот зачем же он то-то и то-то делает, ведь так не полагается, грех...» Ну, думаю, час от часу не легче, теперь ещё и духовенство прилюдно будет обсуждать. Но вдруг как током меня ударило – она же мои, мои тайные грехи обличает! Ну да, это я вчера сам сделал, и это про меня, и это тоже!

После трапезы подошёл я к матушке со словами: «Простите, вижу, вы непростой человек...» Пригласил её в свою келью, и тут уж пошёл прямой и нелицеприятный разговор. Выяснилось, что матушка знает про меня всё, даже больше, чем я сам. Между прочим спросила:

– Батюшка, а почему у вас руки такие красные?

– Как красные? – удивляюсь. – Обыкновенные руки, всегда такие были.

– Да нет, красные. Правда, не такие, как у одного старосты, который и кружки тайно вскрывает, и домой вещи из храма тащит... У него прямо огнём горят и по локоть, а у вас – только вот до сих пор, и такие... красноватенькие. Может, всё-таки где-то непорядок с документами или на себя что-то лишнее истратили?

Ну, конечно, был грех. Я ведь не только храм благоукрашал – кое-что из церковных средств и на личные нужды шло, на обстановку домашнюю, на утешение плоти...

В общем, пришлось не только рукам краснеть.

А ещё рассказала матушка, как приход этот в шестидесятые годы, во время хрущёвских гонений, по велению Самой Богородицы открывала. Явилась Она ей в сонном видении и сказала: «Есть такой город – Комсомольск-на-Амуре. Ты должна там храм в честь Моего Успения открыть». Матушка, проснувшись, на карту поглядела – и ахнула: чуть не десять тысяч километров от Москвы! Засомневалась: не прелесть ли какая? После этого вскоре её паралич разбил, а Богородица ещё дважды приходила, повторяя: «Поезжай!»

Плащаница

А вот рассказ из письма прихожан храма в честь Успения Пресвятой Богородицы.

«Современный приход Успения Пресвятой Богородицы появился в Комсомольске-на-Амуре в конце 60-х годов по воле Самой Пресвятой Богородицы. Мать Мария приехала в наш город выполнять наказ Божией Матери вместе со своей сестрой. Приехав, они познакомились с верующими женщинами и молились дома у одной из них.

Господь вразумил купить дом под храм. И вот четыре женщины – Юлия Ивановна Беговаткина, Валентина Митрофановна Макарова, Евгения Ивановна Журавлёва и Мария Константиновна Шиш – на свои средства купили дом по улице Лермонтова, 83-а. Властям это не понравилось, и они собрали товарищеский суд. Но на суде народ заступился за верующих, сказав: “Пусть бабушки молятся”.

Перестраивали дом под церковь всем миром. От руки переписывались богослужебные тексты, акафисты, панихиды. Из подручных материалов изготавливали церковную утварь. Окормлять верующих приезжали священники из Хабаровска: иеромонах Анатолий, игумен Серафим, протоиерей Димитрий.

Мать Мария помогала в строительстве храма и молитвой, и средствами, которые жертвовали верующие люди. Она регулярно приезжала в Комсомольск-на-Амуре, в течение восемнадцати лет окормляя храм Успения и всех верующих города. Ездили из Комсомольска-на-Амуре и к ней в Орёл.

Как-то по благословению настоятеля храма одна из четырёх женщин, собравших деньги на покупку дома под храм, будущая схимонахиня Евлогия, поехала к матушке в Орёл за плащаницей Пресвятой Богородицы.

Плащаница была сшита в церковной мастерской. Священник, который освящал плащаницу, сказал, что как будто её освятила Сама Богородица, такоё сильное от неё было благоухание. Плащаницу бережно упаковали, и мать Мария со своей спутницей поехали на вокзал, чтобы добраться на поезде до Москвы, а оттуда на самолёте лететь на Дальний Восток.

Поезд должен был вот-вот отправиться. Им кто-то открыл дверь в вагон, и они вошли и встали у купе проводника. Тот удивился, увидев матушек, но разрешил им ехать. От плащаницы исходило сильное благоухание. Некоторым пассажирам оно показалось нестерпимым, стали возмущаться. И несколько человек даже сошли с поезда, не выдержав благодати от присутствия святыни.

Утром приехали в Москву и добрались до аэропорта. Там повторилась та же история. Когда приехали в аэропорт, оказалось, что посадка уже закончилась и самолёт выруливал на взлётную полосу. Матушки начали молиться, и самолёт задержали. Их попросили сесть в автобус и повезли к самолёту.

Когда они пошли к трапу, то заметили во всех иллюминаторах удивлённые лица пассажиров. Люди ожидали увидеть важных персон, из-за которых задержали рейс, а по трапу поднимались две пожилые женщины деревенского вида. Когда матушки вошли в салон самолёта, вокруг снова разлилось благоухание».

Плащаница была привезена в храм как раз накануне престольного праздника – Успения Пресвятой Богородицы.

Последний раз схимонахиня Мария приехала в Комсомольск-на-Амуре в 2000 году, когда ей было уже семьдесят восемь лет. В таких почтенных годах она ехала через всю страну на Дальний Восток в свой любимый храм, к своим чадам.

Умерла матушка в 2006 году в возрасте восьмидесяти четырёх лет и похоронена в городе Орле на Афанасьевском кладбище, рядом с женским монастырём. Но память о старице живёт в сердцах её чад...

Рожнёва Ольга

[Татиана. 1 983]

Успеть спастись

 

Почему русские непобедимы? Почему именно русская мысль двигает мировую науку? Почему русская музыка, живопись – величайшие в мире? Почему русская литература лучшая из всех литератур? Ответ один: русская нация выращена Православием. Россия – подножие Царя Небесного, Дом Пресвятой Богородицы.

Главное счастье нашей жизни, мы – православные. С нами ничего нельзя сделать, ни купить, ни продать, ни убить. Как говорил Василий Великий: «Посадите меня в темницу, я там буду со Христом, лишите меня всего, но мне ничего и не надо. Убейте меня, скажу спасибо, иду ко Христу».

Поэтому в теперешнее нервное, судорожное, запуганное время мы, православные, самые спокойные. Всё в руках Божиих. А если ворьё и жульё жирует, если политики непрерывно врут, ничего страшного – Господь сохраняет их на день гнева. Есть у нас хлеб, одежда, обувь, жильё, и слава Богу. Чего ещё больше – у нас есть главное богатство – Господь Бог, давший нам самую лучшую Родину. Наши власти ставят своей целью материальное благополучие народа, объявляя тем самым, что служат не Богу, а мамоне. Нельзя служить двум господам. Россия исторически имеет надмирные духовные цели спасения души. Земная жизнь – время горящей спички по сравнению с солнцем, и ради вечности живёт Россия. Пока эта простейшая истина не будет понята, всё будет идти наперекосяк. Жара, пожары, морозы – все аномалии – это следствие ухудшения нравственности людей. Что в народе, то и в погоде, это давняя русская пословица. Печально, что власти не знают такого фольклора, иначе бы давно занялись главным – очищением нравственной атмосферы в стране. До чего мы дожили – президент называет великим певцом гомосексуалиста, премьер одобряет показ фильмов, где полно разврата, крови, жестокости. «Ну если это кому-то нравится».

 

А от понижения нравственности множатся преступления. Правители борются с ними, множат законы. Но множатся и преступления. И эта гонка неостановима. В Послании к галатам объясняется как раз то, что закон даётся по причине преступлений. Апостол с горечью упрекает галатов за то, что они живут «по плоти». «Дела плоти известны, они суть: прелюбодеяния, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, соблазны, ереси, ненависть, убийства, пьянство, безчинства и тому подобное». Спросим: хотя бы одно из этих слов вышло из употребления? Отнюдь, все усилились. Добавились и наркомания, и проституция, и детская безпризорность. И всё это за двадцать лет эпохи демократии, главным достижением которой является увеличение смертности по сравнению с рождаемостью. Причём, вот интересно, можно ругать что угодно и кого угодно, но демократия – это священная корова, её можно только хвалить, она осчастливила Россию. Так и большевики уже осчастливливали, и коммунисты. И чем нынешние от них отличаются?

Мы живём в предсказанное время, когда «рождённые по плоти гонят рождённых по духу». Пока это гонение не очень явное, но злоба, которым оно питается, не может не проявить себя в обозримом будущем.

Мы все, и особенно те, кому Господь дал дар слова, понесём ответственность за происходящее в России. Ты видел, как издеваются над твоей страной, над русской историей, видел? Почему молчал? Видел, как развращают молодёжь, издеваются над всем святым? Конечно, видел. И что? Заткнули тебе рот премией, изданиями, известностью? И что, умирать не собираешься? А ведь никуда не денешься, умрёшь, и пойдёт твоя душа получать в награду горящие угли.

Самое распространённое и самое преступное оправдание своих грехов и своей бездеятельности – это употребление слов: как все, так и я.

«Ужасна общая склонность ко грехам, к постоянному желанию удовольствий, и это оправдание – все так делают. Но святые отцы говорят: общие грехи всего сильнее возбуждают гнев Божий. Несмотря ни на какое число, потребит Господь всех делающих беззаконие». Это не кто-нибудь, это святитель Филарет Московский.

Без постоянного обращения к святоотеческому наследию ничего нам не свершить, ни в чём России не пригодиться. Почему всё оно как будто сегодня написано? Потому что никакой эволюции нет, смешно думать, что человек, общество улучшаются: как был Адам, как была Ева, всё так и осталось. Но нам дано единственное утешение в земной жизни – Господь любит нас. Он послал в мир для нашего спасения Своего Сына Христа, мы – христиане. Но сохранить в себе Христа можно только непрестанным памятованием Его. Молиться чаще, чем дышать – вот выстраданное за века правило. Как иначе – дьявол же не спит. Сходить в церковь и думать – спасён, наивно. Опять обращаемся к наследию святых отцов. Святитель Игнатий (Брянчанинов):

«Христианство – этот таинственный духовный дар человеку – удаляется неприметным образом … из общества человеческого, пренебрегающего этим даром». И далее: «Надо увидеть это, чтобы не быть обманутым актёрством и актёрами благочестия». Мы видим, что актёры благочестия сейчас повсюду – в кино, в театре, в интернете, особенно на телевидении. Вообще бесы и их слуги очень обаятельны. Поют, хохмят, обозревают. Но это воры, которые воруют у нас два главных наших сокровища – Христа и наше время. Спаситель заменяется гуманизмом, болтовнёй о толерантности, о том, что якобы католическая и православная церкви – это сёстры, а наше время съедается зрелищами. Однажды зрелища уже сокрушили Византию. Надо же учиться. Надо же не на сцены-арены смотреть, а на Христа. Конечно, и антихриста помнить. И Страшный суд. И то, что земля сгорит и все дела на ней, и небо совьётся в свиток, а души выстроятся в очередь ожидания приговора.

То есть остаток жизни, который мал и у старика, и у юноши, надо использовать для накопления добрых дел, которые оправдают нас. Всё теряется и вновь находится: и богатство, и вещи, и звания, одна потеря невозвратна – это время. Причём страшно то, что настоящего времени нет, есть или прошлое, или будущее. Настоящее – это летящее мгновение. Тем более сейчас, когда времена уже прошли, остались сроки. Вчера я был ребёнок, сегодня старик, вот и всё.

Но почему же так силён нечистый? Не только же от того, что не спит. Боясь терпения и смирения, он внушает человеку гордыню, самость, на этом ловит. Как? Чаще всего и успешнее через зрительные образы. И ребёнок, да и взрослый познаёт, воспринимает мир через зрительные образы. В этом объяснение того, что книга вроде бы слабее кино, телевидения, Интернета. Зрительный образ сам по себе впечатляет. Да ещё усиленный цветом, звуком, действием. Куда там тягаться с ним книжным строчкам. Читать трудно. Уже и в воскресных школах ученики спрашивают: «А когда кино»? Трудно читать, но спасительно. «Часто один взгляд на Библию лишает нас охоты ко греху», – говорит святитель Иоанн Златоустый.

Зрительные образы влетают и вылетают, их без передышки сменяют всё новые и новые, а прочитанное, перечитанное остаётся, помогает воздвигать вокруг души «стены иерусалимские».

 

И эти стены – святоотеческое наследие. Стены эти не устарели, крепки по-прежнему. Другое дело, что многие не ищут спасения за ними, надеются, что сами сильны и умны. И это даже наивно, не подкреплённая опытом веков, верой, работа будет впустую. Нам пример – те же святые отцы. Нигде они не уповают на свой ум, постоянно обращаются к предшественникам, особенно к Священному Писанию. Нет, только в крепости веры спасёмся. Крепость духа православного враг нашего спасения постоянно штурмует, силится одолеть. И хотя крепки «стены иерусалимские», но злоба врага всё сильнее. Вот тут-то и нужны наши усилия, чтобы наращивать стены нашими трудами, спасать заключённое в них малое стадо Христово. Но наращивать, употребляя в трудах тот-же материал, что и святые отцы – веру Православную. Другой материал не подходит.

Владимир Крупин

[Анна(Аня) 70]

Пути Господни неисповедимы!!!

[SergNata 1 392]

Не-оче-видное

Фотограф Владимир Мишуков – о людях-притчах, ясно-видении и о том, что Человеком быть неудобно

Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам.(Евр. 13: 2)

И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии. (Ин. 9: 1–3)

– Когда у меня родился ребенок с синдромом Дауна, я был абсолютно счастлив. Столп радости, абсолютное приятие – сразу. Я живу с радостью и ощущаю эту радость каждодневно, ежеминутно, ежесекундно.

 

Человек напротив меня проговаривает это убедительно, с сердцем, выделяя каждое слово. Замолкает и смотрит вопросительно: «Ну что, веришь ты мне?» Тихий дворик, центр Москвы. Вечереет. Где-то за домами ровно гудит город; иногда тишину нарушает далекий лай или шаги случайных прохожих. Мгновенно рождается вопрос, успеваю подумать: «Стоп! Нельзя! Грубо, бестактно!» – а с губ уже слетает:

– А вы не лукавите? Неужели ни одной минуты сожаления?

 

Люди с синдромом Дауна. Тема нашего так щекотливо начавшегося разговора и тема же завершившейся на днях фотовыставки Владимира Мишукова «Близкие люди». Именно она послужила поводом к нашей сегодняшней встрече. Три просторных светлых зала в Центре фотографии имени братьев Люмьер. 44 черно-белых портрета людей с синдромом Дауна. Возрастной промежуток – от 5 до 50. Фотограф – Владимир Мишуков, обладатель гран-при «Арт-фото России», трижды обладатель гран-при «Серебряная камера», стипендиат мэрии Парижа, автор многочисленных выставок в России и за рубежом, признанный мастер фотографии.

 

Итак, люди с синдромом Дауна. Что их отличает от нас? Формально – присутствие в генетическом коде ДНК «лишней» 47-й хромосомы. А вот фактически… Парадоксально, но при взгляде на фотографии «Близких людей» в голову, а точнее – в сердце, приходит только один ответ. Ничего. Ничего их от нас не отличает. Может, это оптический обман? Хитрость фокусника-фотографа? Какой-то специальный объектив, преломляющий действительность? Слишком любопытно, слишком необычно, чтобы оставить это без ответа.

 

И вот я здесь, на лавочке в центре Москвы, и уже, кстати, становится прохладно. Да, человек напротив – Владимир Мишуков. Автор фотовыставки и отец четверых детей, младший из которых, четырехлетний Платон, родился с синдромом Дауна. Да, свой чудовищный вопрос я задала именно ему.

 

Он замирает на секунду, брови взлетают вверх.

– Что-о-о, простите? Сожаления? По поводу? – выговаривает наконец, возвышая голос.

– О том, что ребенок родился… с синдромом Дауна.

Кляну журналистов, журналистику и свой проклятый язык.

– По поводу чего должно быть сожаление? Я до сих пор не понимаю!

Удивляется искренне, спрашивает с нажимом, весь подался вперед, всем видом спрашивает: «Ну что же вам всем непонятно? Что, и вы туда же?»

Окончательно уничтоженная, мямлю что-то вроде:

– Ну, вы знаете, ребенок с синдромом Дауна… Стереотипы…

 

Не сразу находит слова, несколько раз начинает, обрывает сам себя, обрывает меня, хотя я молчу, начинает снова. Догадываюсь: подбирает слова, чтоб объяснить мне, бестолковой, то, что для него – давно решено и очевидно. Уже успела понять, что все слова Владимира – только заголовки мыслей, видимая часть того пресловутого айсберга, по которой приходится угадывать масштабы подводной части. Поэтому многое непроговоренное им пытаюсь угадать по очертаниям слов, додумать на лету.

 

– Сейчас, сейчас… Я просто пытаюсь понять, доказуемо ли это или нет… (Догадываюсь: это – в смысле – любовь.) Факт рождения необычен сам по себе. Тут же рождается непохожий на других, необыкновенный человек. Это ускорило мою мысль, как ускоряет поэзия, в понимании того, что есть норма. Синдром Дауна, с точки зрения так называемых нормальных людей, сегодня не есть норма. Но если ты что-то при-нимаешь, впускаешь в свое сердце, то это явление становится тебе при-ятно – слышите даже сходство этих слов? Я – принял. Можно, конечно, воспринять, что, мол, это у него защитная реакция – это уже вопрос того, насколько лично вы готовы отбросить стереотипы.

 

 

Моя почва на момент рождения Платона уже была, видимо, подготовлена благодаря и трем моим старшим детям, и Господу. Парадоксальным образом – просто столп радости от того, что у меня родился мой ребенок. «А почему?..» Как на этот вопрос ответить?

 

Мы с женой не делали заранее никаких анализов, и только в родильном доме у врачей возникло подозрение на синдром Дауна. Стали брать анализы. И вот тогда, признаюсь, был момент. Один единственный раз. Когда ты сидишь и ждешь результатов, и жизнь твоя в этот момент как будто целиком зависит от этих людей, которые сейчас напишут диагноз, а фактически – подпишут приговор. Самое отвратительное время! И закрадывается мысль: что, если сейчас, пока еще ничего не известно, обратиться к Господу с молитвой, чтобы ребенок родился нормальным? Господь меня в тот момент остановил – я подумал: «Какая глупость! Это ведь то же, как если бы у меня родилась девочка, а я молился бы: Боже, дай мне мальчика!»

 

Мария, 43 года

Он говорит с жаром, уже не трудясь подбирать слова – льются сами. Невольно подпадаю под магию простоты и абсолютной убежденности, с которой произносятся эти парадоксальные, абсурдные слова.

– Иные люди вскрывают важнейшую, с моей точки зрения, проблему – отношения человека к человеку вообще. Хорошо, договоримся, что они ненормальные, а я нормальный, хотя я не знаю, что это значит, более того, меня это даже немного обижает. Мы обыкновенные – они необыкновенные. Мы обычные – они необычные. Смотрите, как здорово! Да там гораздо интереснее, на той стороне. По большому счету, мы друг к другу относимся просто как к мешкам с костями. Вот имеет человек, скажем, три руки. Или три ноги. И тут-то мы сразу помечаем, что это урод. А кто вам, собственно, сказал, каким должен быть человек? М-м-м?

– Ну, это… общепринято?

– Общепринято! Вот дети спрашивают нас: «Папа, каким должен быть человек?» – а мы в ответ старое-доброе: «Палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек!» А ведь это чушь! Изначально неверно. Потому что человек – это не руки-ноги-голова. Это душа. Сердце. А то, что Господь поместил в другую оболочку, это не наше, это Его, Божественное дело. А то, что иногда из человека льется свет, ум, добро – и какое количество людей с ограниченными возможностями это подтвердило! – все равно. Подавай непременно 90х60х90! Почему такая неготовность к многообразию? Когда Христос с учениками идет мимо слепого и они спрашивают у него: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» – что он им отвечает, помните? «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии». Это ответ для всех, которые до сих пор убеждены, что если человек инвалид, то это за грехи наши. Пожалуйста, забудьте это! Вот еще к вопросу о норме. Знаете вы историю мальчика Влада?

 

(Утвердительно киваю. История удивительная. 29-летнему Владу, одному из моделей фотовыставки, синдром Дауна не помешал отлично плавать, участвовать в международных соревнованиях и занимать призовые места. Так на очередном соревновании, в Монако, он шел первым, но вдруг остановился, высунулся из воды и стал… приветствовать зал и махать зрителям рукой! Трибуны взорвались овациями. Влад тогда приплыл четвертым.)

 

Вот вам пример отклонения от нормы. Норма здесь – плыть, рассекать воду локтями и желать коснуться бортика первому, вот и все. А у другого человека, оказывается, нет: плыть – и в этот момент еще и реагировать на происходящее. Неужели это пример умственной отсталости? Нет, это говорит о том, что может быть другая логика. Другие отношения с миром.

– А какие должны быть у мира отношения с этими людьми? Одна женщина на выставке спросила меня: я хочу общаться, хочу сблизиться, но как мне общаться с ними? Как реагировать? Даже когда мы просто видим их, мы теряемся, не знаем, как себя вести, что уж говорить о беседе. Вот в метро, например?

Мой вопрос вызывает… улыбку. Неожиданно!

– А вы знаете, как вести себя в метро с человеком без синдрома Дауна? Вон он стоит – ну и как? Как с Человеком. Быть Живым и только. Отройте все свои органы чувств для восприятия, перестаньте мыслить формулами. Лекал не существует! Просто откройтесь.

– Открыться?

– Да.

– Не понимаю.

Никита, 20 лет

– А я и не сказал, что будет просто. Вот вы приходите на показ нового фильма, садитесь и решаете заранее: «Этот режиссер до этого снял плохой фильм. Значит, и этот фильм плох». И он обязательно будет в таком случае плох! Человек должен прийти и сесть дураком. Нулем. Никуда вы, конечно, не денетесь от своего опыта, но надо постараться в момент восприятия отрешиться от него и принять опыт художника, которым он хочет поделиться.

– Можем ли мы вообще понять этот «фильм»? Постигнуть идею его «Режиссера»?

– Мне как-то пришло в голову, что мы, обычные люди, как прямые высказывания, а люди с синдромом Дауна – это люди-притчи. Ты можешь услышать и понять эту притчу, а можешь пройти мимо и продолжить жить по инерции. Только дальше ты в своем развитии не продвинешься. А нужно попытаться увидеть в этом…

– Притягательность?

– Красоту! Другой стандарт. Почему они рождаются с такой периодичностью? Каждый 700-й человек появляется на свет с синдромом Дауна независимо от привычек родителей. Можно изобретать способы блокироваться от этого, но это значит – не принимать информацию, которую нам посылает Господь в этих людях. Самим фактом своего пребывания здесь они сообщают нам что-то. Перспективы развития нет, если не получается принять новое. «Перспектива» переводится с латыни как «ясно видеть». Взгляд ясный, не замутненный ничем. А если ты неясно видишь, то у тебя нет перспективы! Нет будущего.

 

Все гладко, все верно – но что-то смущает меня, есть в этом какая-то незаконченность… ну конечно, вот же она:

– Допустим, мы открыты. Мы отбросили стереотипы. Мы готовы говорить, готовы и слушать. Но как же расшифровать человека-притчу? Как наладить контакт, найти подход?

– Был такой мультфильм советский, называется, кажется, «Контакт». На землю прилетает инопланетянин – странного вида масса, аморфная и явно не агрессивная. И первый, кого оно встречает, – это художник. Конечно, оба сразу пугаются, но поняв, что опасности друг для друга не представляют, начинают друг друга изучать, пытаются наладить контакт. То на одном языке заговорят, то на другом – безуспешно. А у художника этого была привычка во время работы насвистывать мелодию, знаете, тему из «Крестного отца». И сошлись они на этой мелодии! Один начал – а другой подхватил. Вот так.

 

«Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам», – говорил апостол Павел евреям. Вдумайтесь – это же потрясающе! Правда, некоторые и тут пытаются найти противоречие: мол, страннолюбие – это любовь к странникам. Хорошо, говорю я им, а странник – это, по-вашему, кто? Ино-странец, чуже-странец. Это только подтверждает то, что люди с синдромом Дауна, с церебральным параличом, аутисты, шизофреники – словом, непохожие на нас люди и есть странники. Ты просто не знаешь языка, чтобы соотносится с этим чужестранцем.

– Вы проводите параллель между людьми с синдромом Дауна и ангелами? Отождествляете их? Даже музыкальным сопровождением на выставке был мужской хор «Ангельские голоса», поющий дискантом.

– Нет, с ангелами я их не отождествляю. Ангелы – существа, которых мы, не зная, никогда не видя, приняли. Поэтому я провожу параллели: образ ангела несет положительный заряд, и я хочу, чтобы он соотносился в нас с образами детей с синдромом Дауна…

 

Я часто шучу, что вот сейчас ученые докажут, что нахождение рядом с человеком, у которого синдром Дауна, благотворно влияет на прирост материального благосостояния или полезно для сосудисто-сердечной системы. Как, знаете, про кошек говорят. Вот про кошек люди верят, а про людей почему-то нет. Да люди тогда в очередь встанут! А ведь не каждому еще и дадут!(Смеемся как-то… нервически. Горька шутка. Смех сквозь слезы.)

– У вас четверо детей; наверное, люди воспринимают как отца-героя?

Степан, 4 года

– Да, часто приходится слышать: «Ну ты герой? Семнадцать лет в браке, четверо детей, ребенок с синдромом Дауна…» Да это не геройство! С точки зрения современной действительности, может быть, это не нормально, вне нормы. Но я приемлю только одну норму – Божественную. Да кто бы мне сказал в молодости, что у меня будет четверо детей? Так вот говоришь как будто про какую-то абстракцию: «четверо детей». А когда сидишь и видишь перед собой лицо каждого из них, думаешь: «Господи, как это могло быть, что их не было в моей жизни? И как можно было не впустить их в эту жизнь?» На институт брака сегодня вообще извращенный взгляд. «За грехи и умножение беззакония во многих охладеет любовь, претерпевший же до конца спасется», – гласит Библия. В современном мире женщина уже не нуждается материально в мужчине, даже родить ребенка, «благодаря» техническому прогрессу, уже можно без мужчины. «Да убоится жена мужа своего» воспринимается как тирания, хотя очевидно, что здесь речь об уважении, об отношении к мужчине как к строгому, но справедливому отцу. Мужчина же предпочитает одной спутнице – множество сиюминутных удовольствий. Детей уже в принципе практически никто не хочет. Что это?

– Нарушение морально-этических норм?

– Нарушение Божественного закона. Вот и «охладевает любовь» за «грехи и беззакония»: человек хочет любить, но уже не может. Будешь зажигать, стараться, а гореть – не будет. Близкие люди – с синдромом, без синдрома – нужны для того, чтобы ты мог ощутить всю глубину своей любви. Ведь любить все человечество гораздо проще, чем собственную мать. Ближний круг – это самый большой мир, чтобы проявить себя Человеком. Перед нами стоит очень большая задача – остаться Человеком. Мы сотворены Людьми, но вот что такое Быть Человеком – этого мы, по-моему, до сих пор так и не поняли. Мы не разгадали, мы не знаем этой тайны.

С начала разговора держу в рукаве вопрос о роли искусства в жизни человека – вечный, неизменный вопрос! Но Владимир меня опережает и вдруг спрашивает сам:

– Как, на ваш взгляд, в чем задача искусства?

 

(Вдруг поменяться ролями, захватить инициативу в свои руки и сделать своего интервьюера «допрашиваемым» – Владимир делает это изящно, ловко и это доставляет ему видимое удовольствие. Интересный ответ – кредит доверия, который нужно периодически выкупать новым ответом. Мне нравится эта игра.)

– Думаю, искусство иррационально. Искать в нем практический смысл в принципе бессмысленно.(Собеседник улыбается – новый кредит мой.)

– Да, это верно. Но, думаю, проанализировать задачу все-таки можно. Цель искусства, на мой взгляд, не нести какую-то новую систему, не навязывать что-то, а просто размягчать сердца. Размягчать человеческую душу. А там уже семена, которые были заготовлены, будут посажены и взрастут, дадут плоды.

Светлана, 25 лет

Я апеллирую и к родителям, которые не сразу приняли своих детей с радостью или которые не приняли до сих пор. Я пытаюсь их поддержать: они уже не сделали аборт, они впустили в жизнь своих детей. Мне хочется поддержать их, в отличие от того же Никонова, который своими высказываниями людям, которым нужна поддержка, наносит удар, и в этом его подлость. Он имеет право на точку зрения, но подлость в том, что в безоружных стрелять нельзя – это расстрел.

– Наверное, старшему поколению пришлось сложнее. Мне показалась даже по вашим фотографиям, что фото взрослых людей в совершенно другой тональности, чем фото детей. Я увидела одиноких, уставших людей с переломанной судьбой.

– Я знаю опыт людей старшего поколения. Тот же Владик: его мама рассказывала, что когда-то они вынуждены были гулять только вечерами, когда темно и все уходили, потому что не хотели, чтобы люди обращали на них чрезмерное внимание, смеялись. Взрослые дети (смеется – метко оговорился) отличаются от сегодняшних детишек и родители отличаются по приятию. Вообще удивительно, что 50 лет назад, при всех стереотипах того времени, они остались в живых. Сейчас все-таки больше поддержки, лучше коммуникация, есть Интернет. Маленькие более раскрепощенные, свободные.

 

(Вспоминаю, как одна посетительница выставки сокрушалась о том, что ее сестра буквально прячет своего ребенка с синдромом Дауна, едва не запирает его, как она отдалилась ото всех своих друзей и родственников. Рассказываю об этом эпизоде Владимиру.)

– Стыдиться нечего, стыдиться нельзя. Стыдиться можно только себя, своих дурных мыслей, поступков, а стыдиться другого человека – это абсурд. Но это нам свойственно. Очень важные слова сказал в интервью Пабло Пинеда, и я, конечно, ловлю их как уникальное сообщение от странника, выучившего мой язык. Это как бы взгляд изнутри, с другого берега.

(Тут необходимо пояснение. Испанец Пабло Пинеда – первый в Европе человек с синдромом Дауна, получивший высшее образование. Он сыграл главную роль в фильме «Я тоже», за что получил на кинофестивале в Сан-Себастьяне приз за лучшую мужскую роль. Пинеда знает несколько языков, окончил в Испании университет, владеет компьютером и сейчас готовится стать преподавателем.)

 

Пинеда сказал следующую вещь. Во-первых, родителям нужно давать больше свободы этим людям, то есть доверять. Не давая личной свободы, ты как бы подразумеваешь ограниченность своего ребенка, а значит, не принимаешь его. Во-вторых, необходимо демонстрировать везде и всем, что это твой ребенок. Гордиться, чуть ли не хвалиться: «Вот он, Мой Ребенок!» Очень много в мире агрессии, доля отрицания слишком сильна. Необходимо преломление угла зрения, и на это, прежде всего, могут повлиять родители. Будучи из «стаи» «нормальных» людей, они, находясь в обществе, самим фактом приятия и любовью будут невольно передавать такое отношение другим людям, которые с этим явлением совершенно не соприкасаются. Это закон цепной реакции. Цепь, по которой передается любовь. Примешь ты внутри своей семьи – примут дальние и ближние родственники, соседи, коллеги. Они не почувствуют эту химию любви, потому что это не их дети, но их, я подчеркиваю, их и не надо всем любить – это прерогатива родителей.

Кристина, 5 лет

– Вы говорите о свободе: но возможно ли это в данном случае? Насколько эти люди вообще самостоятельны? Как они себя ведут, например, с незнакомым человеком? Как воспринимают жизнь? Вам ведь довелось много общаться с ними.

– Помню, я пришел к ним на репетицию, в театр. Перед тем как снимать, я какое-то время похаживал в «Театр Простодушных»: присматривался, привыкал. Они, в свою очередь, привыкали ко мне.

 

(Тут снова поясню. «Театр Простодушных» – уникальная творческая мастерская, где в роли артистов – люди с синдромом Дауна. Спектакли театра постоянно проходят на разных сценических площадках Москвы.)

 

У меня тогда уже был Платон, и серию фотографий с детьми с синдромом я уже делал, то есть уже общался с ними. Но и у меня сердце колотилось: они все меня облепили – девушки, парни – и начали трогать руками лицо, волосы, обнимали, приговаривая, какой я хороший. Я сидел как экспонат. Это был период адаптации.

 

Иногда во время съемки некоторые родители позволяли себе сказать своим уже взрослым детям: «Рот закрой!» «Язык не высовывай!» В том помещении, где я снимал, были условия, при которых родители находились рядом и слышали, как я разговариваю с их детьми, как я их приоткрываю. А я в них видел только их самих. Вот была там, например, девушка Оля. Когда с мамой – ну ребенок ребенком. А ведь она девушка! И в ней есть все женское, просто сокрыто. И это и есть она. У нее косоглазие, и при жизни на это можно и не обратить внимания, а на стоп-кадре характерно смотрится. Поэтому некоторые ребята там есть с прикрытыми глазами, чуть повернуты в сторону, потому что одна деталь мешает восприятию непосредственно человека, вы на нее отвлекаетесь.

– Это была постановочная съемка? Или ребята импровизировали?

– Скажу как фотограф: любая съемка постановочная, если человек знает, что его снимают. Вы пробовали быть естественными перед зеркалом? Съемка не постановочна только когда снимают скрытой камерой. В течение двух-трех часов я предлагал некоторые направления, мы вместе пытались найти органику этого человека. А положений не так уж много – не так много рук и голов у человека. И так я снимаю абсолютно всех: и актеров, и режиссеров, и голливудских звезд. После съемки одна мама говорит мне: «Вы с ним так разговаривали! Это для него счастье, что вы так с ним разговаривали!» А я иначе просто не мог, потому что передо мной Человек. Какое мне дело до его статуса? На фотографии, с моей точки зрения, он должен быть живым – живым и только, до конца. Живое же проявление можно получить тогда, когда человек откроется. А откроется он тогда, когда ты откроешься, а не будешь пытаться своровать кадр.

– Когда снимали маленьких, родители также реагировали? Или это все-таки уже люди другого поколения, с другим восприятием?

– Маленьких я снимал уже в другой студии, и там я уже оставался с ними один на одни. Если вдруг оставалась мама, то иногда начиналось: очки моей дочери снимать нельзя, потому что в очках она выглядит более «нормальной» и т. д. Но в целом хоть это было для многих и непривычно, доверяли и оставляли нас «творить» наедине.

Влад, 29 лет

(На ум приходит услышанная на выставке история о мальчике с синдромом, который женился на девушке из «стаи нормальных». Делюсь с Владимиром.)

 

– Каждый из них развивается по-разному, каждый – индивидуальность. Некоторые говорят: «Они агрессивные! Они озабоченные!» Да не в большей степени, чем так называемые «нормальные» люди. Для них это так естественно – подойти, поцеловать, обнять. Такие открытые проявления любви органичны в их мире. Готовы ли мы к этим объятиям – это уже вопрос к нам. Но то, что это не умственно отсталые люди, – это точно. Умственно иные – да. Отсталости я не обнаружил. Благодаря сыну Платону я стал интенсивно интересоваться, приоткрывать, обнаруживать другой объем мира, явления, которые я не замечал раньше. Я понимаю, как много я не знаю, как все непросто и неоднозначно.

– Вы думаете, страна, где, как вы сказали, сегодня даже «нормальные» люди не соблюдают права друг друга, услышит ваш призыв?

– Да даже если одна девушка придет на выставку, и та произведет на нее парадоксальное впечатление, которое не позволит ей в будущем, узнав о диагнозе, сделать аборт, и она решит оставить ребенка, я не зря живу. У меня такое было на выставке «Культ семьи»: в Интернете прочитал: «Была на выставке Мишукова, проплакала всю дорогу. Захотелось родить ребенка. Не одного, а сразу трех». Думать об этом не думаю, когда фотографирую, но ведь это здорово!

 

Если и у кого-то из моего близкого окружения родится ребенок с синдромом Дауна, я поздравлю абсолютно искренне, потому что я понимаю, с какими неведомыми, удивительными чувствами этот человек встретится. Как у Вийона: «От жажды умираю над ручьем». Это про моего Платона. Бесконечно хочется обнимать его, целовать. В нем есть что-то неведомое; его язык, его жесты – это источник чего-то невиданного. Чего? Я пока не разгадал.

 

Тихий дворик, центр Москвы. Вечереет. Где-то за домами ровно гудит город; иногда тишину нарушает далекий лай или шаги случайных прохожих. Уже почти стемнело, и в окнах зажигаются огни.

 

– Помню, прошло уже полгода после рождения Платона, и мы еще не всем родным сообщали о том, что ребенок родился с синдромом. Не говорили только по одной причине: когда ты скажешь это на расстоянии, по телефону, человек все равно останется при своем стереотипном мнении. Когда же он приходит к нам в дом и видит наше отношение, нашу реакцию, нашу любовь, да и самого ребенка, его стереотипы рушатся и все становится на свои места. Здесь важно непосредственное восприятие.

 

На своей выставке я предлагаю миру так называемых нормальных людей встретиться с миром людей ненормальных. Предлагаю взглянуть на них другими глазами, увидеть в них Красоту, которая для меня очевидна. И когда сами герои приходят на мою выставку и люди видят их портреты и их самих, у них происходит «коррекция зрения», спадают шоры. Я надеюсь.

 

Ибо если мы не способны ощутить БЛИЗОСТЬ тех, кто отличается от нас и нуждается в нашем приятии, мы ограничены в своем развитии.

С фотографом

Владимиром Мишуковым беседовала Жанна Бобкова

17 октября 2011 года

[Иулиания 6 270]

Прощай, Америка...

 

http://feofila.ru/index.php?go=News&in=view&id=174

[sasha 3 426]

Неформатная матушка

Татьяна Белодурова — пожалуй, самая известная попадья в русскоязычной блогосфере. Во многом автобиографические зарисовки о работе скорой помощи, которые она часто выкладывает в своем Живом журнале, были изданы отдельной книгой «Сказки о скорой помощи, или 03». Книга вышла в издательстве «Лепта» в 2008 году.

Сейчас Татьяна уже не фельдшер и не милиционер (до «скорой» ей пришлось поработать в милиции), а, по ее собственному выражению, «просто жена своего мужа». А ее муж — протоиерей Георгий Белодуров, клирик Тверской епархии, сотрудник миссионерского отдела Тверского епархиального управления. Тоже активный блогер.

И они совершенно не похожи.

Она — в джинсах, коротко стриженная, он — в рясе, из-под которой, правда, нет-нет да и мелькнут белые кроссовки.

Матушка и батюшка встречают нас на центральной улице города Твери.

«Какая я вам матушка?! – с негодованием кричит Татьяна. – Я — Таня! Просто Таня!»

Мы пьем чай в уютном кафе в центре Твери. Потом отец Георгий возит нас по городу, показывает храмы и монастыри. Потом все вместе любуемся на Волгу. И все это время — беседуем. О работе, семье, любви и вере.

читать далее....

[Апрель 9 365]

Случайностей не бывает

1 ноября, 2011 • Татьяна Квашнина •

 

…Вокзал – место, где душе всегда неспокойно. Люди снуют туда-сюда, каждый озабочен чем-то своим: ожиданием поезда, покупкой билета или поиском места, чтобы присесть.

Приходили и уходили поезда. Вокзал пустел и снова наполнялся. И только в одном его месте не происходило никаких движений.

В конце зала ожидания пригрелась старушка. Вся в черном. Сухонькая. Сгорбленная. Рядом лежит узелок. В нем не было еды – иначе старушка в течение суток коснулась его хотя бы раз.

Судя по выпирающим углам узелка, можно было предположить, что там лежала икона, да виднелся кончик запасного платка, очевидно, «на смерть». Больше ничего у нее не было.

Вечерело. Люди располагались на ночлег, суетились, расставляя чемоданы так, чтобы обезопасить себя от недобрых прохожих.

А старушка все не шевелилась. Нет, она не спала. Глаза ее были открыты, но безучастны ко всему, что происходило вокруг. Маленькие плечики неровно вздрагивали, будто зажимала она в себе какой-то внутренний плач. Она едва шевелила пальцами и губами, словно крестила кого-то в тайной своей молитве.

В беспомощности своей она не искала к себе участия и внимания, ни к кому не обращалась и не сходила с места. Иногда старушка поворачивала голову в сторону входной двери, с каким-то тяжким смирением опускала ее вниз, безнадежно покачиваясь вправо и влево, словно готовила себя к какому-то окончательному ответу.

photosight.ru. Фото: Шевченко Геннадий

Прошла нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в той же позе, по-прежнему молчаливая и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку дивана.

К полудню недалеко от нее расположилась молодая мать с двумя детьми двух и трех лет. Дети возились, играли, кушали и смотрели на старушку, пытаясь вовлечь ее в свою игру.

Один из малышей подошел к ней и дотронулся пальчиком до полы черного пальто. Бабуля повернула голову и посмотрела так удивленно, будто она впервые увидела этот мир. Это прикосновение вернуло ее к жизни, глаза ее затеплились и улыбнулись, а рука нежно коснулась льняных волосенок.

Женщина потянулась к ребенку вытереть носик и, заметив ожидающий взгляд старушки, обращенный к дверям, спросила ее: «Мамо, а кого вы ждете? Во скильки ваш поезд?».

Старушку вопрос застал врасплох. Она замешкалась, засуетилась, не зная, куда деваться, вздохнула глубоко и будто вытолкнула шепотом из себя страшный ответ: «Доченька, нет у меня поезда!». И еще ниже согнулась.

Соседка с детьми поняла, что здесь что-то неладно. Она подвинулась, участливо наклонилась к бабушке, обняла ее, просила умоляюще: «Мамо, скажите, что с вами?! Ну, скажите! Скажите мне, мамо, – снова и снова обращалась она к старушке. – Мамо, вы кушать хотите? Возьмите!»

И она протянула ей вареную картофелину. И тут же, не спрашивая ее согласия, завернула ее в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул ей свой обмусоленный кусочек и пролепетал: «Кушай, баба».

Та обняла ребенка и прижала его кусочек к губам. «Спасибо, деточка», – простонала она.

Предслезный комок стоял у нее в горле…. И вдруг что-то назрело в ней и прорвалось такое мощное и сильное, что выплеснуло ее горькую беду в это огромное вокзальное пространство: «Господи! Прости его!» – простонала она и сжалась в маленький комочек, закрыв лицо руками.

Причитала, причитала покачиваясь: «Сыночек, сыночек… Дорогой… Единственный… Ненаглядный… Солнышко мое летнее… Воробышек мой неугомонный.… Привел.… Оставил».

Она помолчала и, перекрестившись, сказала: «Господи! Помилуй его грешного».

И не было у нее больше сил ни говорить, ни плакать от постигшей ее безысходности.

«Детки, держитесь за бабушку», – крикнула женщина и метнулась к кассе.

«Люди добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон тую забрати, – показывала она в конец зала – Мамою она мне будет! Поезд у меня сейчас!».

Они выходили на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами.

«Ну вот, детки, маму я свою нашла, а вы – бабушку», – сияя от радости, толковала она ребятишкам.

Одной рукой она держала старушку, а другой – и сумку, и детей.

Я, глядя на них, тихо молилась и благодарила Бога за эту встречу. Странно, но большинство из тех, кому я рассказываю об этом случае, свидетелем которого стала несколько лет назад на вокзале города Кургана, не верят в то, что вот так, за несколько минут человек мог принять такое важное для себя решение.

Я никого не стараюсь переубедить, не пытаюсь что-то объяснить. Каждый должен чувствовать это сам. Да и как объяснишь, что нашему сердцу иногда достаточно одного мгновения, чтобы принять решение, если, конечно, оно живое и любящее Бога и ближних.

Для меня же этот случай стал еще одним подтверждением мудрой верности слов архимандрита Серафима (Тяпочкина): «Забудь это слово «случайность», случайностей не бывает».

Декабрь, 2007 г.

[Андрей Ъ 431]

Случайностей не бывает

1 ноября, 2011 • Татьяна Квашнина •

Прошла нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в той же позе, по-прежнему молчаливая и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку дивана.

Декабрь, 2007 г.

 

Ой, не нравятся мне такие рассказы "из жизни". Автор прямо вся такая духовная, что аж мысли бедной бабушки читала. А что ж сама за все это время, если она тоже сидела всю ночь на том вокзале, не подошла к бабушке и не спросила - как, что, чем помочь? А? Мамой бы не назвала она эту старушку, нет, но что такая вот положительная - сидела,сидела и высидела чудо? И икону углядела, и платок похоронный, и скорбь, но не подошла... Зато статью написала и гонорар получила.

Не верю. Не верю автору. Что такие истории могут быть - еще верю, но автору - не верю. Прости меня, Господи....

[EКатерина 2 677]

Таких женщин с детьми - хорошо, если одна на миллион, таких бабушек - несколько десятков тысяч на миллион, таких авторов - каждый из нас...

[Апрель 9 365]

Ой, не нравятся мне такие рассказы "из жизни". Автор прямо вся такая духовная, что аж мысли бедной бабушки читала.

Не верю. Не верю автору. Что такие истории могут быть - еще верю, но автору - не верю. Прости меня, Господи....

Последнее доверие можно иметь лишь к Богу Триединому, и ко всем Его законам и словам. Недоверие же к себе есть всегда мудрость, и всякое подлинное, положительное недоверие, по любви, к другим есть продолжающееся святое недоверие к самому себе... Ибо не волен бывает, подчас, в своих делах и словах человек, мятется во зле, и сам не отдает себе в этом отчета.

"Не во всем доверять себе"... - это имеет глубокий и спасительный смысл. Свой опыт, свой ум, свое сердце, своя мысль, свое настроение... все это шатко, бедно и неопределенно; здесь нет абсолютного предмета для доверия... А от недоверия ко всему шаткому проистекает всесовершенное и безграничное доверие к Богу Триединому. Святитель Иоанн (Шаховской)

[Апрель 9 365]

Будьте дружелюбны!

 

По слову апостола Павла, вражда, ссоры, распри, разногласия – это дела плоти (см.: Гал. 5: 19–20). Неудивительно, что эти проявления ветхой природы человека так обычны в мире сем, лежащем во зле. Удивительно другое: почему же мы, православные, призванные быть сынами Божией любви и света, допускаем в наши отношения с братьями и сестрами во Христе это зло разобщенности и недружелюбия? Отчего среди православных часто нет взаимопонимания? О причинах этой беды и путях преодоления недоброжелательности в отношениях мы попросили высказаться писателя протоиерея Александра Торика, руководителя службы коммуникации Иваново-Вознесенской епархии иеромонаха Макария (Маркиша), клирика храма Рождества Христова (г. Обнинск) священника Владимира Войтова, преподавателя Калужской духовной семинарии священника Виталия Шатохина и секретаря Сумской епархии Украинской Православной Церкви протоиерея Георгия Тарабана, принявших участие в работеМеждународного Сретенского православного кинофестиваля «Встреча», который в этом году уже в шестой раз прошел в Обнинске.

 

«Культура общения произрастает из настоящей христианской жизни»

Протоиерей Александр Торик: Увы, проблемы со взаимопониманием есть как в среде «неправославных», так и в среде «православных». Такие уж мы «православные»! Хотя, собственно, в чем суть проблемы? Что такое вообще взаимопонимание, что означает этот слово и как оно применимо к Православию?

«Большой толковый словарь русского языка» раскрывает это понятие так: «Обоюдное понимание и согласие сторон». То есть предполагается наличие как минимум двух личностей, понимающих друг друга по одному или большему количеству вопросов и соглашающихся с мнением друг друга как с достойным уважения и принятия.

В чем же заключается смысл этого обоюдного понимания и согласия, независимо от предмета взаимоотношений? Конечно же, в признании права своего ближнего (или ближних) на… счастье! Да, да, да! Именно это – отстаивание своего права на счастье, естественно, в той форме, в какой его понимает каждый из вступивших в общение, – является первопричиной отсутствия того, что «Большой толковый словарь русского языка» называет «обоюдным пониманием и согласием сторон». Каждая «сторона» хочет счастья, и если понимание того, что есть счастье, у «сторон» разнится, то… Тут-то и начинаются проблемы!

Но возникает вопрос: что такое счастье? Может ли понимание счастья быть таким, чтобы его смогли принять для себя все «стороны» без исключения и строить на нем свои взаимоотношения?

Может! Но для этого надо начать говорить «на одном языке», понятном каждому. Именно так оно и было в глубокой библейской древности, до того как люди начали строить Вавилонскую башню – человеческой гордыни и самости, чем и отторгли себя от Божественной любви и потеряли способность понимать друг друга.

Что же это за язык, способный объединить всех и каждого в едином понимании счастья? Это язык Евангелия, язык заповедей Божиих, язык Нагорной проповеди! Ведь о чем говорил к народу Христос? Переводя на понятный современному человеку язык, это можно выразить так:

«Кто хочет быть счастливым (церковнославянское «блаженство» – это «счастье»), слушайте Меня!

 

Счастливы (блаженны) смиренные – не почитающие себя лучшими кого бы то ни было и не превозносящиеся ни над кем, ибо в их душах воцарится любовь!

Счастливы плачущие слезами покаяния о своем греховном состоянии, препятствующем им вместить в себя Божественную любовь, ибо эти слезы омоют их от греховной нечистоты, и они сподобятся Божественного утешения вселившейся в их души Божией любовью!

Счастливы…»

Думаю, нет смысла подробно разбирать все девять новозаветных заповедей блаженств. Но мы видим из самой сути Нагорной проповеди, что Господь предлагает нам единый путь к обретению высшего счастья – приготовление себя к соединению с Богом, Который, как говорит евангелист Иоанн, есть любовь!

Только любовь, причем любовь совершенная, очищенная от самости и своекорыстия, может дать человеку высшее ощущение радости – «блаженство»-счастье!

Там, на горе, Христос указал всему человечеству те стандарты отношения к себе самому и окружающему миру, следуя которым человечество способно превратиться в одну большую счастливую семью, состоящую из любящего Отца Небесного и любящих Отца и друг друга Его возлюбленных чад. Собственно, это и называется Царством Божиим или Царством Небесным – Царством любви.

Соответственно, мы «православны» настолько, насколько эти новозаветные заповеди являются главным законом нашей жизни, мерилом, с которым мы подходим к попытке понимания самого себя и окружающих людей – наших «ближних». Чем больше места в нашем сердце занимает стремление реализовать в своей душе и жизни заповеди блаженств, тем более мы становимся способны понимать и принимать в общение других людей, невзирая на их недостатки и слабости.

Тогда-то и возникает то самое «взаимное понимание и согласие сторон»: когда мы понимаем, что все мы дети одного любящего Отца, создавшего нас как объект излияния Своей любви и желающего, чтобы все Его дети обрели непрекращающееся счастье в соединении с Ним.

Но так как есть православные (точнее – стремящиеся такими стать), а есть «православные» – абсолютно уверенные в правомерности принадлежности им этого звания, то… возникает и вопрос: почему среди православных часто нет взаимопонимания? Именно поэтому. По аналогичной причине два тысячелетия назад тогдашние «православные» фарисеи стали христоубийцами – из-за подмены реальной жизни в Боге некоей виртуальной «православностью», удовлетворяющей лишь тешущую самое себя человеческую гордыню.

– Как же решить эту проблему?

– Только правильной духовной и церковной жизнью, построенной на искреннем покаянии (покаяние, по-гречески «метанойя», – это «изменение ума»), на старании в исполнении заповедей Божиих, на следовании за Христом, опираясь на двухтысячелетний опыт святоотеческой школы молитвы и стяжания добродетелей.

– Что влияет на выстраивание отношений между верующими?

– На выстраивание межличностных отношений что только не влияет! Точнее – пытается влиять. Все силы бесовские обрушиваются на верующих с целью не допустить между ними правильных христианских – основанных на взаимной любви – взаимоотношений. Здесь и лжесмирение, и прочие лжедобродетели. Но против этих бесовских атак нам даны благодатные средства церковных таинств и весь опыт святых отцов, запечатленный в их трудах. «Невидимая брань», например.

– Но почему многим так трудно молчать, слушать и слышать?

– Молчание предполагает осознание молчащим своей недостаточности и желание научиться чему-либо душеполезному (мы не берем, конечно, молчание гордеца, считающего недостойным себя «разоряться» для «этих»…). Напротив, гордыня и тщеславие, жаждущие признания самоценности их носителя, чаще всего подталкивают его к «говорливости».

Вопрос все тот же: какова наша реальная христианская жизнь?

– Каким образом православный должен взращивать в себе культуру общения?

– Культура христианского общения естественно произрастает из настоящей христианской жизни. А так… Все уже сказано в Евангелии: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Для начала надо учиться жить так. А там, глядишь, и дорастем до заповеди: «Возлюби ближнего как самого себя»!

 

«Православие всегда было основой общего языка…»

Иеромонах Макарий (Маркиш)

Иеромонах Макарий (Маркиш): Во-первых, я не могу согласиться с тем, что для православных характерно отсутствие взаимопонимания. В течение тех десяти лет, что я провел в России, сначала как мирянин, потом как священнослужитель, именно Православие всегда было основой общего языка, который я находил с людьми. То же самое, разумеется, могу сказать и про общение с большинством православных за рубежом.

 

Во-вторых, если Православие, как и религия вообще, становится предметом межличностного общения, это значит, что разговор идет от самой глубины души, захватывает нечто очень важное (именно поэтому в США, в отличие от государства Израиль, малознакомые люди практически не обсуждают религиозную тематику). Следовательно, и ожидать противоречий, недоумений и несогласия следует гораздо скорей на религиозной почве, чем на почве погоды, еды или тряпок.

Кроме того, Православие в России сегодня очень далеко от стабильного состояния: типичные неофитские болезни, о которых сказано столь много, вылезают на поверхность едва ли не постоянно и создают некий нервозный фон общения.

И, наконец, чисто технический фактор: открытые интернет-форумы, дискуссии и социальные сети фильтруют и выносят на поверхность самое скверное, что есть в людях. Недаром патриарх Кирилл недавно заметил, что с тех пор, как такие форумы приобрели популярность, заборы стали гораздо чище: зачем писать на заборе, когда можно на форуме или «Вконтакте», и весь мир увидит, какие я знаю слова! И православную среду эта зараза не минует.

– При каких же условиях православная вера сможет объединять людей?

– Здесь тоже две стороны вопроса. Объединяет нас истина и добро, разъединяет ложь и грех; значит, объединение достигается в ту меру, как мы стремимся к первым и противостоим вторым. Однако единство и согласие молчаливы и незаметны, в то время как спор всем виден и слышен. Причем не надо думать, что всякий спор плох; говорит ведь апостол, что разномыслия между нами должны быть.

Более того, думаю, социальное и материальное положение православных на их отношения не влияет – пока и поскольку люди остаются православными и не подчиняются сатане в чванстве, тщеславии, снобизме.

– А влияет ли «пораженческое сознание», ложно понимаемое «смирение» (мол, мы ничего не можем, ни на что не способны) на выстраивание межличностных отношений среди верующих?

– Разумеется, влияет: оно препятствует человеку быть православным и тем самым отгораживает его от церковной общности.

– Почему сейчас мало тех, кто умеет слушать и слышать?

– Совсем не мало… Иллюзия создается за счет кучки больных людей, которым больше нечем заняться, как сутками и месяцами просиживать за экраном компьютеров и заваливать форумы и дискуссии тоннами всяческого вздора.

Культура общения взращивается заботой о ближнем, вниманием к нему. Любовью к Богу и к ближнему.

 

«Все православные, а единства нет…»

Священник Владимир Войтов

Священник Владимир Войтов: Почему среди православных часто нет взаимопонимания? Не только среди православных зачастую нет взаимопонимания, но и среди русских людей, если говорить о нашем народе в целом. Очевидно, наше общество сейчас находится в состоянии некоего надлома: у нас очень ослабли дружеские связи между людьми. Мы не чувствуем, что связаны общей судьбой. Виной этому во многом является пропаганда индивидуализма, эгоизма и паразитизма в масштабах страны. У многих людей сейчас хищнический взгляд: как бы я мог попользоваться этим человеком? Если никак, то он вообще мне не интересен. А уж если могу чем-то воспользоваться, то вытяну это из него любым способом. Речь не обязательно может идти о деньгах, дело в корыстном отношении к людям.

 

Очевидно, что это не наше мировоззрение. Для русской культуры оно не традиционно, даже для советского безбожного периода. Старые люди до сих пор не придерживаются этой идеологии, не живут по современным «волчьим» законам. В основном только от них можно ожидать бескорыстного поступка, доброго слова, внимательного к себе отношения.

Это та наша культура, которую мы потеряли.

Изучать надо нашу богатейшую культуру, зиждущуюся на заповедях Евангелия, пропитываться ее духом. Тогда не только среди православных, а вообще в современном русском народе появится желание понимать друг друга.

– Как решить эту проблему?

– Конечно, можно ответить общими словами: проявить волю, решимость и начать изменяться. Но если оценивать создавшееся бедственное положение с общественной позиции, то на ум мне приходит такой образ: вижу себя и людей, понимающих эту проблему, находящимися в скором поезде, который мчится на огромной скорости. И вот мы видим, что за окном происходит какое-то страшное преступление: убивают человека, например. Естественно, возникает мысль: «Что мы можем сделать?» Аналогично и в нашем обществе. Думаю, что-то кардинально изменить вряд ли возможно. Единственный выход – начать с себя: «Давайте не будем убивать друг друга, пожирать в этом поезде, как произошло там, за окном…» А изменить ту ситуацию в обществе, которая там, «за окном», мне кажется, мы не в силах…

Но Церковь обязательно должна давать оценку событиям, процессам, происходящим в нашем обществе. Церковь имеет самые высокие критерии оценки. Допустим, общественное устроение, какое оно: духовное или бездуховное, нравственное или безнравственное. Мы имеем полное право дать такую оценку. Но у нас это не очень распространено (улыбается).

– Понимаете, что получается – по приведенному вами образу: мы едем в поезде и наблюдаем за внешним миром, но ведь внешних судит Бог, а в поезде – наши братья и сестры во Христе, часто не желающие даже рядом сидеть. Если мы не в состоянии друг с другом договориться, то вряд ли сможем совместно что-либо решать. Может ли православная вера объединить людей?

– Года полтора мы собирались с молодежью при храме. Человек 10–15 ходило постоянно. Молодежь была в возрасте от 20 до 30 лет. Причем все были воцерковленные (исповедовались, причащались), поэтому с самого начала я был уверен: Православие станет крепкой основой нашего объединения. К сожалению, практика показала, что общая вера почему-то не смогла нас сплотить. То ли она у нас слабенькая, то ли в недостаточной мере мы православны, но разобщенность преодолеть не смогли: так и остались чужими людьми.

– Прежде чем обожиться, сначала надо очеловечиться. Может, не став нравственными, мы сразу решили стать «духовными»? Некоторые воцерковленные православные не то что не любят, даже не уважают друг друга…

– Это свидетельство того, что все-таки номинальные мы православные. Если у нас нет элементарной этики поведения, которая даже до духовности не дотягивает, то это говорит о том, что мы православные только на словах.

– Может быть, прихожанам надо сделать упор на социальную работу, чтобы люди сплотились?

– Мне кажется, общее социальное дело не объединит. Смотрю на многих православных и понимаю: никто не хочет себя ничем закабалять и жертвовать личным комфортом. Кстати, гражданские браки возникают по этой же причине. А что такое социальное служение? Нужно не просто сходить в больницу один раз, а надо уже серьезно браться: впрягаться и тащить эту лямку, посещая больных регулярно, а не иногда навещать страждущих для своего удовольствия. А таким образом жертвовать собой мало кто хочет.

Хочу привести слова игуменьи Арсении (Серебряковой): «Я люблю поспорить, когда дело идет о различии мнений. Но при различии духа спор не возможен, и лучше молчать». Такое впечатление складывается, что у нас разный дух. А может, мы на разных языках говорим? Вроде, действительно, все православные, а единства нет. Воистину, «при различии духа…» объединение невозможно. Видно, в разных плоскостях мы зачастую находимся.

– Может быть, разобщенность от того, что у нас утеряны традиции? В храме мы одни, а дома – другие.

– Нет у нас уклада церковной жизни, мы даже не знаем, каким он должен быть. После богослужения пришли домой – там все другое, и домашняя атмосфера часто бывает совсем не духовная. Еще, конечно, мир заражает. Как ни говори, сложно быть белой вороной в этом черном мире, трудно плыть против течения. Совершенно очевидно, что в обществе господствуют антихристианские настроения, хотя и нет открытой пропаганды против Православия. Сужу по своему ребенку. Из школы приносит он то, чего дома не бывает. Например, недавно заявил: «Не хочу учить стихотворение про Рождество», а объяснить почему не может. «Не хочу» – и все. Раньше таких проблем не было.

Нам бы, православным, ощутить себя духовным оазисом, единым целым, сплотиться и держать «круговую оборону», раз такой мир агрессивный. Но этого, к сожалению, не происходит, нет объединяющего начала.

– У нас и совместной молитвы, по большому счету, нет. У каждого из мирян свой индивидуальный религиозный опыт, и мы вроде приходим на богослужение как на общее дело, но по сути молимся только за себя.

– Да, мы разобщены. Часто даже не знаем проблем того, кто стоит рядом за богослужением. К примеру, кто-то из прихожан болен, а мы и не знаем, что за него нужна сугубая молитва. Даже сектанты молятся о нуждах конкретных людей. У нас, конечно, тоже есть молебен, но для мирян порой он превращается в формальность: все подали записки, а что там за нужды у других, никто из молящихся обычно не знает. Каждый сам за себя.

От настоятеля, конечно, многое зависит: священник, понимая, что именно объединяет общину, должен тем и заниматься.

Вообще замечал, что образ поведения священника передается и прихожанам. Например, когда я встречаю православных на улице, то сразу определяю, кто в какой храм ходит. Стиль и манера настоятеля четко передается прихожанами; можно сказать, они копируют священника. И если батюшка несдержанный, то и его паства будет вести себя так же: покрикивать друг на друга, например. А в таком случае о дружелюбии и доброжелательности вряд ли можно говорить.

 

«Без покаяния не может быть никакого объединения…»

Священник Виталий Шатохин

Священник Виталий Шатохин: Мне кажется, на взаимопонимание как среди православных, так и среди представителей других вероисповеданий и даже атеистов оказывает большое влияние научно-технический прогресс: развитие интерактивного общения приводит к тому, что человек замыкается в себе. Телевизор, компьютер, телефон постепенно вытесняют из нашей жизни культуру непосредственного, живого общения. Порой из-за этого в одной квартире люди становятся чужими друг другу. Все социологи и психологи сейчас отмечают как факт: люди меньше стали общаться друг с другом лично и больше – виртуально.

 

Есть причина разобщенности и внутриправославная, внутрицерковная. В Русской Православной Церкви на современном этапе нет единого духовного вектора, которому следовали бы все. Одни говорят, что труды святителя Феофана Затворника читать не следует, надо читать творения святителя Игнатия (Брянчанинова), другие заявляют: нужно читать только наставления аввы Дорофея или кого-то еще из отцов. Одни ездят к одному старцу, другие – к другому, третьи вообще говорят, что нельзя к старцам ездит. И это противостояние разных направлений часто создает на приходе совершенное непонимание друг друга и даже вражду; возникают и подспудные взаимные обвинения в ереси, каких-то уклонениях. И действительно, уклонения эти есть.

Еще одна из причин отсутствия взаимопонимания в среде православных – неофитский пыл учить ближних, невидение и неведение своих недостатков, отсутствие христианского смирения. И просто недостаток элементарной культуры, как духовной, так и общечеловеческой.

Как решить эту проблему разобщенности и стать едиными в духовных ориентирах? Думаю, только духовным образованием. Пока люди не будут четко себе представлять, что есть духовная жизнь и как на нее настроиться, говоря словами святителя Феофана, разобщенность сложно будет преодолеть.

– Беда в том, что некоторые миряне сейчас очень начитанные, чуть ли не кандидаты богословия, а любви-то к ближним нет. Как говорится, «знание надмевает»…

– Как говорили святые отцы, гордость, надменность и самоуверенность присущи всем людям, независимо от образования. Нищий тщеславится своей нищетой, богатый – богатством; малограмотный тщеславится тем, что не получал образования, и даже может упрекнуть в этом образованного. Еще скажет: «Святые наши были простецами…» Такая полемика бывает независимо от интеллектуального уровня и эрудиции людей. Виной тому человеческая гордость.

– Как же все-таки решить проблему недостатка взаимопонимания между верующими?

– Проблема-то вселенского масштаба. Это вопрос, идентичный тому, «как людей научить уважать друг друга». С малолетства это должно прививаться. Если взрослый человек не привык уважать ближнего, то как этому его можно научить? Если же он, с Божией помощью, увидит свою греховность, научится искренне каяться, а значит, начнет себя менять, то само по себе все встанет на свои места.

Но есть всем известный светский способ свести к минимуму болезненные выпады друг против друга. Это так называемая культура поведения, которая была развита среди интеллигенции в XIX веке. Тогда было в порядке вещей произносить вежливые слова: «Не соблаговолите ли вы?.. Не соизволите вы?.. Дайте, пожалуйста! Спасибо! Всего вам доброго! Как мы рады вас видеть!..» Культура общения позволяет людям, как мне кажется, не ведя духовную жизнь и не будучи смиренными на самом деле, вести себя с ближним так, чтобы не задевать его самолюбие и сохранять с ним нормальные отношения. А сейчас нет ни того, ни другого: ни смирения, ни культуры, ни этикета. Хотя понятие «этикет» по своему лексическому значению близко к слову «этикетка»: что-то внешнее, совсем не обязательно соответствующее внутреннему содержанию. Тем не менее, это способ обезопасить ближнего от своих «иголок». В одном старом фильме герой делает любопытное наблюдение: если человек с детства не научился говорить слова «спасибо», «пожалуйста», «будьте здоровы», а также оказывать элементарные знаки внимания посредством таких слов, то потом он будет говорить только одно слово – «дай»! Если ребенок с детства приучен проявлять заботу о ближнем, о его состоянии души, здоровье, то впоследствии это поможет ему правильно выстроить отношения с любым человеком.

Взрослым же хорошо бы помнить о том, что все мы находимся в горделивом самообольщении. Священники должны чаще напоминать мирянам: ближнего нужно уважать, учить же надо самих себя, а не окружающих; необходимо скромнее думать о своих возможностях, дарованиях, знаниях и восстанавливать в семье культуру взаимоотношений.

У святителя Игнатия (Брянчанинова) один томик посвящен внешнему поведению монахов. Там очень подробно все описано. Например, сказано, что если ты идешь по дорожке и впереди видишь пожилого монаха, не смей его обгонять; если встретишь кого на пути, поклонись первым, прежде, чем он с тобой поздоровается. Это тоже проявления вежливого поведения, необходимого, очевидно, даже таким духовным людям, как монашествующие. А мирянам оно и подавно требуется. Уважение к ближнему сейчас стало настолько большим дефицитом, что люди не могут найти общего языка, не способны поддерживать беседу. Выхолащивается элементарная культура человеческого общения, не говорю христианского, просто человеческого. Какие уж тут поиски духовных причин!..

Очень часто, не обладая элементарной культурой общения, не наладив человеческих отношений в семье, мы пытаемся сразу запрыгнуть на какую-то вершину христианского совершенства. Наша игра в духовную жизнь зачастую весьма примитивна: кто нам нравится, тому мы улыбаемся, кто нам не улыбается, тот нам не нравится.

Человеческое самолюбие сейчас достигло опасного предела. Общество разрушается, дробится на мелкие кусочки, и люди не хотят ни видеть, ни слышать друг друга. И, конечно, не желают вместе что-то делать, даже благие дела. На приходе как решить эту проблему? Главное, что нужно, – вместе, всем приходом, с детьми и родителями развивать активную совместную деятельность. Что можно делать? У кого-то дом сгорел – надо ему помочь дом построить, кому-то с ребенком некому посидеть – надо прийти на помощь, кому-то денег собрать, кому-то ремонт сделать… Да мало ли что! Помню, когда я пономарил в Новгородской области, один священник каждую субботу варил много гречневой каши – огромный чан – и еженедельно со своими прихожанами ездил по окрестным деревням. Там он раздавал кашу бабушкам, которые буквально голодали, потому что их пьющие дети продавали все, что можно, а их пенсии получали за них по доверенностям, которые вынуждали писать. Таких дел, которые можно было бы совместно делать, достаточно много, особо не нужно и фантазировать.

Надо искать, кому помочь, а такие люди всегда есть. И дети, и их родители просто привыкнут к новому мышлению, другому взгляду на мир: человек в беде – надо помочь, приняв для этого все меры.

– Если вернуться к вопросу о культуре общения, то нужно ли для полноценного общения почитать другого высшим себя?

– Конечно. Как-то мне пришлось разговаривать с одним прихожанином, который считал, что уважать человека можно только за его профессиональные качества и то лишь в том случае, если он достиг каких-то высот в профессиональной деятельности. Мне до сих пор непонятно, как это совместимо с христианским мировоззрением.

Святоотеческое отношение к человеку заключается в осознании того, что ближний, может быть, выше тебя перед Богом. Это основа правильных взаимоотношений между людьми. Если ты помнишь о своих недостатках, то должен хотя бы уважать собеседника, прислушиваться к его мнению, высоко ценить его слово и отношение к тебе. Но если ты заранее ставишь ближнего ни во что, то какое тут может быть христианство?

Повторюсь, святоотеческий взгляд на вещи – помнить о своих недостатках, почитать своего ближнего лучшим, чем ты сам. Если данная установка будет всегда присутствовать в сознании, то этого достаточно для того, чтобы люди нормально общались: просто не перебивали друг друга, не грубили и не учили друг друга. А вот об этом я бы сказал отдельно. Среди православных сейчас распространена жуткая болезнь – желание учить друг друга духовной жизни. Это настоящая беда, и конечно, она губит на корню ростки взаимопонимания между людьми. Когда кто-то влезает в мою душу, в мой внутренний мир, в интимные, личные отношения с Богом и при этом начинает меня учить, грубо, дерзко, то я, естественно, никогда не буду воспринимать такое «духовное руководство». В ответ на такое отношение ко мне может появиться только раздражение. Православные почему-то настолько ценят себя, свои знания, почерпнутые из книг и при этом не подтвержденные жизнью, что начинают легко учить друг друга: мужья – жен, жены – мужей, родители, к старости пришедшие в Церковь, начинают наставлять своих детей, которым уже по 45 лет. Причем делать это дерзко, как будто они уже достигли каких-то высот в духовной жизни. Это какая-то затянувшаяся «болезнь неофита», опьяненного открывшимися перед ним духовными просторами, с ревностью не по разуму желающего всех-всех затащить в Церковь. К сожалению, зачастую в таком состоянии люди пребывают десятилетиями. Нередко бывает так: видишь, человек кого-то все учит-учит. Думаешь: «Наверное, неофит, через годик это у него пройдет». А оказывается, «неофит»-то давно уже в Церкви. Почему же тогда он продолжает учить?.. Сел в такси – учит таксиста, пришел в гости – учит гостей, к нему кто-то подошел – опять учит, учит, учит…

– Это уже гордость какая-то: учить и смирять не себя, а ближнего.

– Как говорится в одной анекдотичной пословице: «Смиренным можешь ты не быть, но брата ты смирить обязан!..» Это «по-православному», и, к сожалению, так происходит у нас в Церкви ежедневно.

Разобщенность – это общемировая проблема: православные – те же самые люди. Мы живем в миру в основном, не так давно в Церкви, по крайней мере не с детства, не знаем, как правило, культуры духовной жизни. Пытаемся реконструировать ее по книжкам, по советам молодых священников, как и мы, еще недостаточно опытных. Получается так, что должно пройти время, чтобы мы могли побороть эту мирскую инерцию и настроить себя на истинно духовную жизнь. Страшно, конечно, что зачастую недостаток взаимоуважения в Церкви начинает приниматься за норму. Если же понимать, что виной всех разногласий наши греховность, самолюбие, отсутствие трезвого взгляда на себя, на свои недостатки и как следствие – недостаток покаяния, то мы легко придем к взаимопониманию. Кающийся человек не может не уважать других. Ведь если он кается в своих грехах, переживает свою греховность, то, конечно, будет воспринимать ближнего как хорошего человека, а себя – как последнего грешника. И все будет нормально.

– При каких условиях православная вера объединяет людей?

– Вопрос любопытный, потому что все мы – во Христе, а Церковь – единое тело Христово. Вера должна нас гармонично друг с другом воссоединять. Приближаясь к Богу, по слову аввы Дорофея, мы должны приближаться друг к другу. Но что-то пока это незаметно. Вероятно, оттого, что на самом деле мы не приближаемся к Богу. Воцерковившись, человек ведет невнимательную жизнь и поэтому не начинает приобщаться к настоящей духовной жизни. Он находит в Церкви свою нишу, его это вполне удовлетворяет, и он замирает, пребывая в каком-то неофитском состоянии иногда долгие десятилетия. У такого прихожанина даже не возникает желания что-то менять в своей жизни. Он может 20 лет ходить в церковь и, тем не менее, продолжать, например, курить, хотя отказаться от этой дурной привычки не та проблема, которую нельзя решить. Или бывает так, что прихожанин имеет зависимость от компьютерных игр. Ну, приди домой и сотри компьютерные игры раз и навсегда. Это же не так сложно. Однако даже желания порой не возникает хотя бы избавиться от вредных привычек, не то что побороть свои страсти и встать на путь духовного совершенствования. Человека вполне удовлетворяет бедственное состояние его души. А без работы над собой и стремления к духовной жизни никогда не достичь смирения и не научиться покаянию. Без покаяния же не может быть никакого объединения, которое достижимо лишь в евангельской любви. Если человек любит только себя, как он может другого любить? Для этого нужно, как минимум, забыть о себе.

– Почему немногие умеют молчать, слушать и слышать?

– Потому что многие считают, что обладают знанием того, о чем должны услышать все остальные. От самомнения, самодовольства, оттого, что мы любим послушать, как мы сами говорим и как нас слушают. Слишком высоко ценим себя, свои слова и свое понимание дела. Поменьше надо превозносить себя и побольше ценить ближнего – и все будет нормально. «Слышание и слушание» напрямую связаны с оценкой самого себя по отношению к ближним, если ты понимаешь: всегда есть чему поучиться у ближнего, не важно, кто он – министр или уличный оборванец. В любом человеке есть такие дары и способности или просто жизненный опыт, которые могут стать для тебя уроком. Прислушайся, серьезно отнесись к словам собеседника, задумайся. Повторюсь: всегда есть чему поучиться у любого ближнего, даже у ребенка и у человека, неравного тебе социально или материально. Это не имеет значения. В духовной жизни любой человек может стать для тебя голосом Божиим.

 

«Любовь преодолевает любые барьеры между людьми…»

Священник Георгий Тарабан

Протоиерей Георгий Тарабан: Нам часто кажется, что сейчас мы пишем «черновик» нашей жизни, а вот как-нибудь соберемся с силами – и станем добрыми, приветливыми и вообще образцовыми христианами, но это случится когда-нибудь потом, когда появится больше времени, когда мы переделаем неотложные дела, которые нам кажутся такими важными. А пока – мы будем вздыхать о собственном недостоинстве и находить некое психологическое оправдание духовной бездеятельности, при этом получая навык пребывания в грехах.

 

Если бы мы всегда понимали, что переписать «начисто» не получится и что каждое мгновение нашей жизни проходит пред Лицом Божиим, то за порогом храма мы бы руководствовались теми же духовно-нравственными нормами, что и внутри храма. Понимание целостности нашей жизни (в том числе и в вопросах взаимоотношений с другими людьми) – это и есть предпосылка преодоления барьеров общения.

Иногда говорят, что люди ищут в других отличия, а не общие признаки, и это затрудняет взаимопонимание. Но я бы обратил внимание на следующее: гораздо больше мешает взаимопониманию отказ в праве другого отличаться от нас самих. Ведь мне интересен другой не только потому, что он имеет много сходного со мной, а и потому, что в другом я могу увидеть то, чего во мне нет. Но для этого нужно обладать мудростью видеть в другом личность, куда Сам Господь Вседержитель не входит без стука.

Церковь Христова за 2000 лет выработала такой уклад жизни, в котором есть место всякому стремящемуся к жизни во Христе и со Христом. Никакие отличия внешности и характера не являются препятствием ко спасению. Важна лишь решимость, преодолевая свои греховные навыки и недостатки, стремиться к обретению образа Божия, как об этом промыслил Творец. В этих обстоятельствах вера становится фактором объединения. Самое важное, что должен усвоить христианин – понимание, что Церковь – это единство христиан во Христе. Это сообщество немощных, грешных людей, которые стремятся к Источнику Жизни. Общий «диагноз» не дает повода для какого-либо преимущества, но создает основу для взаимной поддержки на жизненном пути.

Именно уклад церковной жизни позволяет «обуздать» греховные устремления человеческой души, которые мешают нам воспринимать и понимать друг друга. Главный враг – это эгоизм во всех его проявлениях (особое отношение к власти, деньгам, материальному достатку, стремление завоевать мнимое «право» на особенное отношение к себе со стороны других). И Церковь дает множество способов обуздать этого врага, выработав на своем историческом пути действенные способы борьбы. Главное – чтобы человек понял, что это именно ему нужно преодолеть собственный эгоизм, который еще именуется гордыней. Когда эта потребность становится самой важной – человек получает благодатную помощь в Церкви. Как мы помним у аввы Дорофея, становясь ближе к Богу, мы становимся ближе к другим людям.

«Пораженческое сознание», или ложное смирение, является порождением той же гордыни (многоопытные в духовной борьбе старцы утверждали, что мнительность происходит от гордыни). И переворачивает отношения между людьми. Формируется особая психология, которая в негативных результатах находит оправдание своей социальной пассивности, духовной беспечности и лени. Это тонкое лукавство, которое способно поглотить человека, давая взамен ложное ощущение принадлежности к благочестию. Мы ведь помним, как в притче Господь определил участь тех, кто закапывает свои таланты. К сожалению, иногда подобный способ социального поведения находит некое одобрение в церковной среде. Это может дезориентировать, особенно новоначальных.

Почему же так сложно найти взаимопонимание даже между верующими, между людьми, имеющими сходные жизненные ценности и устремления? Современное общество стремится вытеснить духовную жизнь в сферу личного, интимного. Современному человеку легче именно в таком качестве мыслить свою духовную жизнь. И тут его подстерегает парадокс: сосредоточенность на своих личных духовных вопросах не позволяет воспринимать, слушать и слышать другого (иногда – самых близких людей). Эта разновидность эгоизма подстерегает христианина после того, как он преодолеет иные его разновидности. Вспомним, что о фарисействе говорит Спаситель. А в общении с окружающими оно отнимает у нас самых дорогих и некогда близких людей, которых мы перестаем понимать.

Общение – это одна из важнейших составляющих человеческого общества, в котором проявляется его целостность и жизнеспособность. Взаимопонимание между людьми является важным признаком состояния общества. Христианину важно усвоить: препятствует этому процессу грех, а преодолевает трудности взаимопонимания благодать Божия и правильная духовная жизнь как путь преодоления греховной поврежденности человеческой природы. Культура общения вторична по отношению к духовной жизни и является ее производной. Но при этом те, кто не принадлежит к Церкви, могут судить о духовном состоянии православного христианина по культуре его взаимоотношений с другими людьми. Так что культура общения – немаловажный фактор христианского свидетельства. Будем же помнить слова Спасителя: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13: 35). Любовь – это главное, что способно преодолеть любые барьеры взаимопонимания между людьми.

 

 

Беседовал

Андрей Сигутин

17 февраля 2011 года

[Апрель 9 365]

О разобщённости в православной среде

Беседа с православным психологом Анастасией Бондарук

По слову апостола Павла, вражда, ссоры, распри, разногласия — это дела плоти (см. Гал. 5:19).

А творящие дела плоти Царства Божьего не наследуют... Апостол призывает нас «Будьте дружелюбны» (Кол 3, 15). Однако как часто в повседневной жизни мы не исполняем эти слова.

Почему же мы, православные, призванные быть сынами Божьей Любви и Света, допускаем в наши взаимоотношения с братьями и сёстрами во Христе зло разобщённости и недружелюбия?

— Почему среди православных часто нет взаимопонимания?

— Когда я начинала заниматься психотерапией и изучала направление «Позитивная психотерапия», ведущий нашей группы сказал: «Истории человечества несколько тысяч лет. Люди научились строить космические корабли и подводные лодки, но так и не научились договариваться друг с другом». С тех пор прошло 17 лет, но, по-видимому, мало что изменилось. Людям по-прежнему сложно договариваться друг с другом, часто они даже не считают нужным этого делать. Но иногда нам кажется, что взаимопонимание возникает как бы само собой. Так происходит, когда другой человек в чем-то с нами совпадает: в когнитивных установках, уровне культуры, а значит, и социальном положении; уровень жизни тоже важно учесть. Почему так? Вспоминаю мультфильм про цыплёнка, который искал себе друга и все время пел: «Только такого, как я, дружба ждёт моя». В итоге цыплёнок чуть не утонул, решив подружиться со своим отражением в реке. Намёк на миф о Нарциссе. «Я хочу видеть в другом своё зеркальное отражение». Для чего? Чтобы любить себя в другом. Очень удобно. Потому мы так непримиримы к людям, которые не совпадают с нами по тем или иным параметрам. В любом случае мы забываем: совпадение никогда не может быть тотальным. Несовпадения будут всегда, сигнализируя нам: «Это не я. Это другой».

— Как решить эту проблему?

— Смотря на каком уровне вы хотите её решать. Ведь это проблема и малого социума, и большого. Взаимопонимания ведь нет и в семьях. Или оно достигается ценой чьей-либо личности. Например, понимают кого-то одного, семья строится по его модели понимания, при этом мнения других просто не учитываются. Потому что у второй половинки такое отношение к себе, его её так воспитали: «Меня нет. У меня нет ни желаний, ни сил жить». Обычно это приводит к депрессии. А семья в непонимании: «Почему? Мы ведь так хорошо жили». А проблема в том, что хорошо жил кто-то один, а другой медленно «умирал». Ведь даже читая евангельскую притчу о жемчужине (как о символе Царства Божьего), мы понимаем, что жемчужина для купца стала желанной. То есть в духовном мире так же желания дозревают, чтобы хотеть духовного. Но все равно, это мои желания, а если я от них давно отказался, то нет во мне моего маленького двигателя, толкающего вперёд. Учиться понимать, слушать и слышать, видеть другого человек учится, в первую очередь, в семье.

— Как сказал один православный: мы в друг друге ищем отличия, а не то общее, что нас объединяет. При каких условиях православная вера объединяет людей?

— Если мы будем видеть только то, что у нас общее, мы будем впадать в иллюзию всеобщего братства. Она будет быстро распадаться при встрече с действительностью. Ведь, повторюсь, отличия есть всегда и везде, и зависит от контекста, будут ли эти отличия решающими. Например, молодые люди могут спокойно принять нового друга, громко чавкающего за общей трапезой к себе в компанию. Но вот собрание молодых семей, с маленькими детьми, которых как раз учат правильно вести себя за столом, может увидеть в таком поведении для себя угрозу. Ведь ребёнок обязательно спросит: «А почему дяде можно, а мне нельзя?» И не каждый знает, как выйти из подобной ситуации.

Если видеть только отличия, общаться будет трудно. Нужно видеть действительность, т.е. и общее, и отличия, и учиться это переносить. Это единственный выход — разрешить другому человеку быть другим (в рамках основных ценностей, конечно) и в то же время оставаться собой. Кто-то пытается стать другим, теряя при этом себя, кто-то — навязать другому своё миропонимание.

Если я правильно вас понимаю, то мы двигаемся в рамках тезиса: «Взаимопонимание — норма, те, кто этим не владеет, должны в себе это изменить». Но взаимопонимание — это достаточно высокий уровень личностного развития.

Чтобы оно возникало и не пропадало при первом столкновении интересов, нужно учиться правильно и грамотно решать конфликтные вопросы. А главное, понимать столкновение мнений, интересов, желаний — вот норма нашей жизни, даже в Церкви. И нам нужно учиться не заставлять друг друга сквозь слезы улыбаться, а разговаривать о проблемах, при этом пытаться не навязывать друг другу своё мнение, а аргументировано излагать. Захочет ли другой принять нашу точку зрения — это его выбор. Но самое главное — даже если в чем-то наши мнения не совпадают, это не значит, что мы должны прекратить общение. Мы можем общаться там, где мы совпадаем. Например, у меня много знакомых мам детей инвалидов, которые поддерживают друг друга и помогают, при этом у них совершенно разные отношения с Богом. И о Церкви они говорят очень аккуратно. А вот о лечении, обучении, трудностях жизни и передвижении — совершенно открыто и свободно.

— Влияет ли «пораженческое сознание», ложно понимаемое «смирение» (мы ничего не можем, ни на что не способны) на выстраивание межличностных отношений среди верующих?

— По вере нашей да будет нам. Но я не стала бы называть фразу: «Ничего не могу» — пораженческой. Ведь её можно перефразировать «Я все не могу» — это обратная сторона грандиозности. Либо я тотально велик, а если не получилось, то я — тотально ничтожен. Можно сказать: «Я один из самых ничтожных людей» — и наслаждаться величием своего горя.

— Каким образом православный должен взращивать в себе культуру общения?

— Через образ — образ того, кто умеет слушать, слышать. Желательно, чтобы это был существующий, а не книжный образ. Ведь любой навык передаётся, в первую очередь, по подражанию. Как такой человек слушает? Что происходит в этот момент с его телом? Бегает ли он, занимается своим делом, напряжённо переминается с ноги на ногу или внимательно и спокойно смотрит в глаза, отложив остальные дела. Ведь тело — инструмент нашей души.

Беседовал Андрей Сигутин

 

[Мари(Марина) 483]

Спаси Господи всех за интересные и поучительные ссылки.

[Иулиания 6 270]

Думаю, что все гораздо проще. Виной всему наша самость. Я, меня, мне и т.д. Зачастую, когда человек говорит, он слышит только себя и ему нравится слышать себя. А не другого. Мы все охотно говорим, но часто не умеем слушать и не хотим слышать собеседника, не перебивая его, не договаривая за него какие-то мысли, фразы. Еще любим выпалить сто слов в минуту и посмотреть на реакцию слушателя. У нас нет времени на чувство, толк и расстановку.

[Апрель 9 365]

ЧТО МЕШАЕТ НАМ ЛЮБИТЬ?

Слово в неделю 19 по Пятидесятнице

И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними. И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же. Но вы любите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего, ибо Он благ и к безблагодатным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6; 31—36).

 

Какие удивительно простые слова! Они так просты, так естественны, что когда человек впервые слышит, что надо поступать так, ему даже становится неловко. “Как же я сам не подумал об этом раньше?” — восклицает он. Но все великое просто и все учение Христа чрезвычайно просто. Оно было обращено к людям с простыми сердцами, его воспринимали самые простые галилейские рыбаки, которые стали светочами всему миру.

За Христом следовали прежде всего самые простые люди, ибо просто и удивительно доходчиво всякое слово Христа. Все Его учение как будто само собой понятно, а, тем не менее, как далека наша жизнь от исполнения этих простых слов, этих великих заповедей Христа!

 

 

Как редко бывает, чтобы мы поступали с людьми так, как хотели бы, чтобы поступали с нами! Мы ждем от людей уважения, а сами их унижаем; мы хотим, чтобы нам помогали в нужде, а сами никогда не помышляем о помощи ближним, когда благоденствуем.

 

Что это значит? Почему это так? Ведь мы так себя ведем по отношению не ко всем людям. По отношению к самым близким, к тем, кого мы горячо любим: к любимой жене, детям, отцу, матери, - мы поступаем по заповедям Христа; мы любим их, как самих себя, и не делаем им того, чего не хотим себе. Какая мать, любящая всем сердцем своего ребенка, не отдаст всей любви, всей ласки ему, даже не пожертвует жизнью своей? Ведь этим она исполняет закон Христов.

 

Но вот по отношению к тем, кого мы называем ближними, но на деле считаем далекими и чужими, мы так не поступаем. Что мешает нам поступать с ними так, как со своими близкими, любимыми? Мешает наш эгоизм, наше себялюбие, ибо мы любим только себя. О себе мы заботимся, себя любим, а людей окружающих не любим, часто обижаем, оскорбляем их. А Господь нам предъявляет такое справедливое, такое чистое, такое святое требование.

 

Но Он требует, чтобы мы любили и врагов. Разве это легко? Нет, это чрезвычайно трудно. Любить врагов научаются те, у кого сердце чистое, кто всем сердцем любит Бога и следует заповедям Его, в кого вселяется Дух Святой, дух смирения, кто становится проникнутым духом любви.

 

Только те, кто научились любить ненавидящих, любить врагов своих, любовью и добром побеждали их. Этим добром, этой любовью они собирали точно горячие уголья на головы врагов своих, обжигали сердца их, и те преклонялись перед ними и из врагов становились друзьями.

 

В чем корень милосердия? В жалости, в сострадании. Жалость и сострадание — это основные свойства, основные качества любви. В ком есть любовь, в том есть жалость и сострадание, ибо нельзя любить и не сострадать. Такой человек не может не творить добра тем, кто в этом нуждается, и творит не ожидая благодарности, не ожидая получить взамен то же.

 

Из чистой любви истекает милосердие, из чистой любви исполняют эти заповеди Христа: дают взаймы тем, от кого не надеются получить обратно, творят всякие добрые дела. Господь требует, чтобы мы не ожидали ничего за сделанное добро, и обещает великую награду вечной радости, говорит, что мы будем сынами Всевышнего. Вы знаете, что говорил Господь Иисус Христос о Страшном Суде и о том, за что оправданы будут праведники — только за любовь, только за дела любви. Сынами Всевышнего нарекутся они, воссияют как звезды на небе. А те, кто любви не имел, кто не творил дел милосердия, нарекутся сынами диавола и будут вечно мучиться с ним.

 

Любовь есть исполнение всего закона (Рим. 13, 10). Милосердие — тоже весь закон Христов, ибо оно проистекает из любви. Что же нам делать, чтобы стяжать любовь? Это дело великое, огромное, это цель нашего существования, цель всей нашей жизни. Мы для того сотворены Богом, чтобы приближаться к Нему духовно. Мы для того живем, чтобы стать сынами Всевышнего, чтобы совершенствоваться и стремиться к Нему.

 

Каким путем нужно идти?

 

Идите через врата узкие, путем каменистым и тернистым, не боясь страданий, ибо они рождают добро. Страдающий освобождается от зла, освобождается от эгоизма, становится тихим, кротким, исполненным любви. Надо идти путем скорбей, исполняя все заповеди Христа. Неустанными молитвами и постом надо входить в общение с Богом. Те стяжали любовь, которые, как преподобный Серафим Саровский, день и ночь молились и строго постились. Их сердца Господь очищает от всякой нечистоты, ибо Дух Святой, Дух любви может обитать только в сердце кротком, смиренном. Надо стяжать кротость, смирение, и тогда придет святая любовь.

 

О многом мы должны молиться, каясь в бесчисленных грехах наших. Но непрестанной и основной должна быть молитва о том, чтобы Господь очистил наши сердца от злобы, чтобы подал великие добродетели христианские - кротость, смирение, святую любовь. Никогда не забывайте самой важной молитвы о любви. Молитесь так, как положит вам Бог на сердце. Например, так: “Господи, даждь ми любовь святую, научи меня всех людей любить: и ближних, и дальних, и верных, и нечестивых, яко же Ты, Господи, любиши всех нас, грешных и окаянных”. Аминь.

 

Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий) 15 октября 1944 г.

[Апрель 9 365]

Для чего попу гармонь, или воцерковление как повседневность

 

Святитель Григорий Нисский в одном из своих писем шутливо жаловался на то, что в его время в Константинополе шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на обсуждение серьезных догматических проблем. О единосущии и подобосущии говорили на площадях, базарах и в общественных банях.

 

Одним из ключевых слов современной церковной лексики является «воцерковление». И если на базарах и в банях оно еще не мельтешит, то в православной прессе и блогосфере встречается постоянно. Нетрудно увидеть, когда проблема, обозначаемая этим словом, стала очевидной. Это произошло в нулевые годы, когда начала проходить эйфория от массовых крещений детей и взрослых, характерных для рубежа 1980-х ― 1990-х годов.

 

Оказалось, что «во Христа крестившиеся» в большинстве своем никак не хотели «во Христа облекаться». То есть не только не хотели становиться прихожанами вновь открывшихся православных храмов, но и не утруждали себя знанием тех нравственных обязанностей, которые накладывало на них новое звание православного христианина.

 

Войдя в Церковь, которая, как солнце Христово, согревает всех ― здоровых и немощных, праведных и грешных, разумных и заблуждающихся, ― новые православные не озаботились приобретением главного в Церкви ― живой и животворящей, не корыстной, не нуждающейся ни в чем веры.

 

Прагматический дух века сего искал в Церкви элементарной пользы: практичных чудес, исцеляющих от телесных и душевных недугов, психологической помощи и, наконец, идеологической платформы для некоей «национальной идеи».

 

Однако этика веры, нравственное содержание христианской жизни, осознание необходимости нравственного совершенствования оставались в стороне, воспринимались отвлеченно ― как благое пожелание, как туманный идеал невозможный в настоящем.

 

А уж когда речь зашла о необходимости молиться, бывать в церкви и ― о ужас! - поститься, церковная традиция стала казаться неполезной и излишней. Считалось достаточным «иметь Бога в душе», а всякое сколь-нибудь серьезное моральное ограничение, всякая заповедь объявлялись не нужными и устаревшими.

 

Та самая «вера без дел», о бесполезности которой на заре христианской истории предупреждал апостол Иаков («вера без дел мертва»), стала характерной приметой нашего времени.

 

Как ни странно, но наше «духовное возрождение» оказалось сходным с тем явлением европейской жизни, которое получило название «постхристианства».

 

 

Проницательный Хайдеггер отметил одну не сразу бросающуюся в глаза особенность своего времени: человек не замечет «нетости» Бога. Существование или несуществование Творца не является для среднестатистического современного европейца вопросом жизни, перестает быть сколь-нибудь значимой духовной проблемой.

 

А сходство с русской жизнью состоит в том, что новый православный человек готов признать и признает бытие Божие без того чтобы принять на себя хоть какие-то обязательства, которые накладывает на человека Его существование.

 

Слова Ивана Карамазова «Если Бога нет, все позволено» были лозунгом ушедшей эпохи господствующего атеизма. В новом веке, когда человек не замечает отсутствия Бога, становится актуальным еще более страшный лозунг: «Если Бог есть, все равно все позволено!».

И вот тогда-то, когда выяснилось, что очень большое число формально крещеных людей живет, не замечая Бога, появился этот термин ― «воцерковление». И тут началось…. Проповеди на рок-концертах… Сообщества православных байкеров… Во что бы то ни стало схватить человека, привести его в церковь, заставить его исповедоваться и причаститься, тут же бросить и бежать за следующей жертвой воцерковления…

 

Мне кажется, что в самом слове «воцерковление» есть что-то неправильное, что-то пришедшее из комсомольского прошлого. Правильному комсомольцу, ведь все время приходилось кого-то ― нет, не воцерковлять ― воспитывать. Подтягивать, приводить к какому-то новому уровню коммунистической сознательности.

 

И потом… Когда я задумываюсь над воцерковлением какого-либо человека, я встаю в позицию некоторого превосходства: вот я-то читаю святых отцов, а он нет, я-то знаю, чем отличается Великий пост от Успенского, а он ― нет. Ведь я-то не таков, как прочие недовоцерковленные люди, я-то… езжу в паломнические поездки, беру благословение у батюшки перед началом всякого дела, пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю… Ну, и так далее, по Евангелию…

 

И совершенно ужасно звучит высокомерный вопрос, который иной раз не прочь задать какая-нибудь высокодуховная дама человеку, который в храме Божием бывает не часто: «Ну, и как Вы воцерковляетесь?»

 

Мы пародируем советскую действительность, сами этого не замечая. Самое страшное и опасное, что ― не замечая….

 

Вот присылает журналист из одного православного интернет-издания список вопросов о пресловутом «воцерковлении» и у меня подкатывает к горлу тошнота от воспоминаний о давно ушедшей комсомольской молодости: «С чего начинается воцерковление? Роль православного мирянина и священника в процессе воцерковления. Достаточно ли довести новоборащенного до Исповеди и Причастия? Каков показатель воцерковленности человека: регулярное посещение богослужений или сознательное стремление к Исповеди?».

 

Меньше всего хочу кого-то осуждать, потому что, выступая как-то на одном патриотическом мероприятии с пастырским словом, поймал себя на мысли, что говорю с той же степенью неискренности, употребляю столь же громкие, сколько и пустые слова, как на комсомольском собрании в далекой юности.

 

Но журналист ― молодая женщина, явно родилась после конца советской власти… Откуда же эти чудовищные советские канцеляризмы: «показатель воцерковленности», «роль мирянина и священника (читай ― комсомольца и парторга) в процессе воцерковления»?

 

Разумеется, православная миссия является насущной необходимостью. Именно внутренняя, обращенная к формально крещеному, по-своему верующему, но нецерковному современнику. Формы ее могут быть самыми разнообразными, а места проповеди самыми неожиданными. Важно одно ― не заниматься «воцерковлением» как чем-то специально выделенным и оторванным от повседневной церковной жизни.

 

Да, митрополит Сурожский Антоний встречался с хиппи и отлично умел найти с ними общий язык. Но ведь вместе с этим он умело строил приходскую жизнь, создавал епархию и не был тем архипастырем без паствы, о которых недавно с сочувствием выразился известный московский священник.

 

Да, протоиерей Александр Мень умел «с эллинами быть эллином, а с иудеями ― иудеем». Но ведь вся работа этого великого миссионера позднесоветского времени стоилась вокруг прихода в Новой Деревне, прихода, построенного именно отцом Александром, зачастую вопреки желанию настоятелей Сретенского храма.

 

И не забывают ли иные успешные миссионеры и «воцерковители», что от апостольского века и до нынешнего времени приход (парикия) был естественной, оптимальной и единственно возможной формой церковной жизни, так же как моногамная семья является естественным, оптимальным (хотя и не единственно возможным) способом жизни социальной.

 

А без этого приходского «последействия», без погружения в приходскую повседневность все блестящие миссионерские подвиги напоминают лекции и диспуты печально известного Александра Ивановича Введенского, величавшего себя митрополитом. Залы, как свидетельствуют современники, были переполнены, но многих ли привлекла к Церкви такая проповедь?

 

Для православного христианина быть верующим человеком почти одно и то же, что быть человеком церковным. Кому Церковь не мать, тому Бог, как известно, не Отец. Поэтому приобщение к Церкви происходит одновременно и параллельно с приобщением к вере, а она, как известно из того же Евангелия, подобна незримо растущему семени: «…как если человек бросит семя в землю, и спит, и встает ночью и днем; и как семя всходит и растет, не знает он, ибо земля сама собою производит сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе» (Мф. 4, 26-28).

 

Любой садовод или огородник, да просто опытный дачник знает, что не будет никакого толку, если ежеминутно бегать смотреть, как укореняется (чуть не написал ― воцерковляется) посаженный черенок или отводок. Наверняка, загнется! Нет, посадив семя или кустик, нужно на некоторое время забыть о нем, предоставив дело природе, то есть Божиему Промыслу. И тогда, как бы неожиданно для себя, а на самом деле очень даже «ожиданно», обнаруживаешь большое, здоровое, готовое расцвести растение.

 

Как и в любом деле, желая сделать кого-либо церковным человеком, нужно его сначала полюбить (на этом шаге, кстати, проверяется собственная церковность), а затем дать место Божиему Промыслу, Божественной благодати, которая уж точно все устроит наилучшим образом.

 

Какого человека можно назвать церковным: того ли, кто часто посещает богослужения, или того, кто часто прибегает к Таинствам Исповеди и Причащения? Думаю, что все гораздо проще. Относительно необходимой и допустимой частоты Причащения могут быть разные мнения. Для нечастого посещения храма и в наше счастливое время могут быть свои причины. Все проще! Церковным человеком можно назвать того, кто любит Церковь. Того, кто любит и знает богослужение, кто не мыслит своей жизни без Таинств, кто помнит имена священников и прихожан, того, кто в храм приходит не из под палки (даже если он сам эту палку для себя придумал), а потому что ему здесь хорошо, потому что он рад видеть тех людей, которые не стремятся его куда-то там «довести», а хотят быть с ним, вместе молиться, вместе разговаривать хотя бы и о пустяках.

 

В начале 1980-х годов я жил в Саратове на Кузнечной улице рядом со старообрядческой церковью. От моих родственников, которые к тому времени уже умерли, мне «по наследству» достались их друзья старообрядцы, прихожане этой, располагавшейся по соседству, церкви. Великим постом они говели и, поскольку это предусматривало пребывание на утренних богослужениях, которые начинались часов в пять, и на вечерних, заканчивавшихся не ранее, чем в девять вечера, они по целым неделям жили в моей квартире. Вот уж кто были настоящими церковными людьми! Говение было для них счастьем. Причем батюшка не особенно жаловал своих прихожан и мог запросто отлучить от причастия за то, что кто-то из мужчин осмелился побрить усы или поправить бороду, а какая-то старушка соблазнилась кружкой молока.

 

Меня, в то время молодого и крайне легкомысленного человека, поражала радость, с которой они уже ночью возвращались из храма, вкушали какую-то нехитрую пищу и еще часа два обсуждали, как прошла служба. Старообрядцы считаются неулыбчивыми, суровыми людьми. Но это не совсем так. Эти весьма пожилые люди смеялись над тем, как незадачливый чтец пять раз подряд вместо «достодолжно» прочитал «достоложно», а какая-то совсем уж простая и подслеповатая старушка прочла вместо «нечревоболевшую» ― «нечревоблевавшую».

 

Вот это спокойное достоинство и привлекало к Церкви. Чувствовалось, что эти люди ― не хозяева Церкви, но свои ― Богу. Именно это делало их счастливыми. И мне хотелось такого же счастья…

 

Наши миссионерские усилия направлены, главным образом, на молодежь, которая, с одной стороны, кажется сплошь погибающей в бездуховности и пороках, а с другой стороны, представляется чистым, а потому самым удобным полем для катехизатора. Копируя известную методику апостола Павла, мы стремимся с рокером стать рокерами, с байкером ― байкерами… Прекрасно, когда батюшка на приходе ведет кружок карате или сплавляется вместе с потенциальными прихожанами на байдарке. Но не стоит ли вспомнить старую пословицу: к чему попу гармонь, когда у него есть кадило? Гармони ли, электрогитары ли ждет молодой человек от священника? Или все-таки ― кадила?

 

Получив назначение на приход в военном училище, я принялся усиленно ходить по ротам, читать лекции, проводить беседы на вечные как мир нравственные темы. Результат оказался даже не нулевой, скорее, отрицательный. Курсанты видели в священнике замполита, маловлиятельного, но все же начальника, тот есть врага. Ну а проповедь, беседа, лекция ― все это воспринималось как специфическая политинформация и сердце не затрагивало ни мало.

 

Эффективной оказалась приходская повседневность. Назначенные в помощь храму курсанты заинтересовались церковнославянским языком, встали на клирос, начали выходить со свечой на богослужении. Привлекательными оказались самые повседневные приходские дела: накосить травы и наломать березы к празднику Троицы, починить киоты, приготовиться к Пасхе, пойти на крестный ход... Общее дело лучше всего укрепляет дружелюбие прихожан. И даже уборка храма, ремонт становится не принудительной работой, а послушанием, которое, как ни торжественно это звучит, выполняется не из-под палки, а во славу Божию.

 

Если воспользоваться еще одним литературным образом, это погружение в церковную жизнь происходит примерно так же, как Том Сойер красил забор. Да, быть церковным человеком нелегко. Далеко не все себе можно позволить. Да и трудиться приходиться достаточно много. Но как же это увлекательно и интересно!

 

Для того, чтобы все это произошло, необходимы годы. Но ведь и семя, о котором говорит Господь, прорастает не сразу. Зато и вырастает из него дерево, в ветвях которого укрываются птицы, а не какой-нибудь безжизненный цветок из яркой пластмассы.

 

Автор: протоиерей Михаил Воробьев

Дата публикации: 8 июня 2011 года

Источник: «Татьянин день»

 

 

[Гость Гость]

ЛИМОН НА ЕЛКЕ

История про самый сладкий подарок в жизни.

 

Рождество и Новый год – любимейшие праздники у всех. Они заранее начинают волновать своим приближением. Пробежки по магазинам в поисках подарков для детей и друзей создают радостную суматоху. Хочется дарить и получать радость. И подарок – символ этой радости. А как приятно ожидать старта новой жизни, которая непременно! – начнется сразу же с первого января...

 

А у меня Новый год однажды наступил в октябре.

 

Я сильно простудилась, переболела. Придя в школу после болезни, тут же подхватила грипп, а через несколько дней покрылась ярко-красной сыпью. В районе бушевала корь. Прививки против кори тогда не делали, эпидемия распространялась быстро. Трое суток я лежала в полубессознательном состоянии с температурой выше 40. Врач детской поликлиники, пришедшая на дом по вызову, устало сказала, что ослабленный организм вряд ли справится с новой напастью и надо готовиться к худшему.

 

 

Отец отличался взрывным характером, и готовиться начал бурно: поднял на ноги всех знакомых и знакомых тех знакомых и нашел старенького профессора-педиатра, которого привез домой для консультации. Тогда частные визиты докторов не практиковались, старичок отчаянно упирался, боясь неприятностей, но сопротивляться отцу было невозможно.

 

И вот, доставленный под конвоем отца, озирающийся профессор входит в нашу комнату в коммуналке с дымящей печкой, видит плачущую маму и разметавшуюся в жару маленькую девочку с температурой 41, 1. Что он может сделать? Что ему посоветовать, когда лекарств почти нет, покупать фрукты зимой бюджет нашей семьи не позволяет, а витамины обычно набираются из варенья и квашеной капусты? И он посоветовал сделать мне ванну, чтобы снизить температуру, нарезать дольками лимон, пересыпать его сахаром и с ложечки вливать этот сок по капелькам в рот – сама есть и пить я не могла.

 

Казалось бы, чего проще? Но в нашей коммуналке не было ни ванны, ни душа, ни даже горячей воды. Мыться по субботам ходили в баню, а для стирки или мытья посуды воду грели в кастрюлях на плите. Но больному ребенку нужна ванна. Доктор сказал. Профессор! Воду нагрели на плите в ведрах, взятых у соседей, – у нас самих было только одно ведро. Большое корыто одолжили у жильцов с другого этажа, притащили в комнату и искупали меня, предварительно смерив температуру воды локтем. Оставив мать вычерпывать кастрюлей воду из корыта, отец пошел искать лимон,

 

Девять вечера. Магазины закрыты. Ночных магазинов тогда не существовало, да и днем-то торговать было особо нечем. Отец поехал в «Арагви» – ресторан в центре Москвы, в котором «все было», но безумно дорого. Лимоны там он увидел, но продать их ему отказались, – они предназначались только для клиентов. Отец прорвался на кухню поговорить с шеф-поваром. Как и о чем они говорили, он никогда не рассказывал.

 

Но лимон ему дали. Целый. Не бесплатно, как мне подумалось в первую минуту: дескать, пожалели умирающую девочку – у каждого есть свои дети, вот и вошли в положение... Но на кухне дорогого ресторана поступать в традициях рождественских историй не принято. Отец выложил за лимон месячную зарплату, за которой съездил домой, да еще пришлось подзанять у соседей, потому что часть денег из зарплаты уже была истрачена. И вдобавок отдал полученный за храбрость фронтовой серебряный портсигар. Именной. В нашей семье его ценили выше медалей: медали и ордена имелись почти у каждого оставшегося в живых фронтовика, а портсигар или именные часы – не у всех.

 

Отец сам нарезал лимон, пересыпал сахарным песком и аккуратно слил капельки сока, оставшиеся после резки на дощечке, в стакан. На лимон положили грузик, чтобы он быстрей пустил сок. Капал мне его с ложечки тоже отец, потому что боялся, что у наплакавшейся, перенервничавшей мамы будут дрожать руки, и она прольет драгоценную жидкость.

 

Когда я очнулась, отец сказал:

 

– С Новым годом!

 

После выздоровления я спросила, почему он меня поздравил с Новым годом осенью.

 

– С новым годом по календарю жизни, – коротко сказал отец.

 

Вот так я справила Новый год в октябре, получив лимон – сладкий дар жизни. Участковый врач потом сказала, что я выздоровела чудом. Волшебной палочкой, сотворившей чудо, стала любовь и энергия моего отца.

 

С тех пор каждый год на моей елке среди разноцветных шаров висит лимон, перевязанный яркими нитями «дождика» – золотой шар в память о моем отце, давшем мне жизнь и спасшем ее.

 

[Апрель 9 365]

Портал Православие и мир опубликовал беседу с протоиереем Максимом Козловым:

Рецепт от раздражительности (+ ВИДЕО)

[Апрель 9 365]

Относительно честный монолог

 

Всяк человек ложь

(Пс. 115, 2).

Говорят, существуют люди без двойного дна — абсолютно прозрачные и не прячущие свои мысли за словами. Наверное, это правда; иначе откуда взялись бы святые? Но вряд ли таковых много... По крайней мере, я к ним не отношусь.

Двойное дно — это та злополучная разница между «быть» и «казаться», о которой так часто слышишь и в которой так часто себя уличаешь. Всегда хочется казаться лучше. Не представляю, какого духовного уровня нужно достичь, чтобы, по слову Иоанна Лествичника, «стремиться к бесчестию». Гораздо комфортнее быть «гробом окрашенным» (Мф. 23, 27), блестя снаружи красивыми словами и поступками — хоть и задыхаясь внутри от собственной вони. Так велит эго — дьявольская пародия на личность.

Вонь всегда одна и та же, но гробы в каждую эпоху красят по-своему, и общепринятое понятие о «красивых» словах и поступках меняется сообразно духу времени. В каждом обществе — свои стандарты поведения, свои представления о нормальном и ненормальном. В Риме, например, нормальным было казнить несколько сотен рабов за убийство хозяина одним из них; в нашем теперешнем обществе нормальным считается «жить половой жизнью» налево и направо...

Короче говоря, общественные стандарты — вещь довольно зыбкая. Но — претендующая на незыблемость. В обществе спектакля у каждого своя роль, и отказ от неё карается неприятием и порицанием. «Как? Ты до сих пор не купил себе машину? Как это не нужна? Всем нужна, а тебе не нужна... А, так ты ещё и не пьёшь... Больной, что ли?»

Волей-неволей начинаешь на всё это реагировать. Эго — чувствительный орган, и он болезненно воспринимает малейшие травмы.

Впрочем, превращение просто человека в человека-актёра происходит гораздо раньше, чем его начинают попрекать отсутствием машины.

Ребёнок формируется, копируя поведение окружающих, а потому всасывает в себя театр вместе с молоком матери (или — питательной смесью из соски). Чуть позже «в работу» включаются низкопробное кино, реклама и прочий информационный ширпотреб. Помню, в детстве я представлял себе, будто я — герой какого-то фильма; естественно — главный. Стыдно признаться, но такое мировосприятие частично осталось и до сих пор.

Существует мнение, что разницу между «быть» и «казаться» человек должен изжить до определённого возраста. Очевидно, это удаётся далеко не всем. Да и не всем это нужно. Но, допустим, относительно честный человек (полностью честным актёра назвать никак нельзя) решил перестать играть. Здесь как раз и начинается самое интересное. Он замечает, что внутри того «гроба», который он собой представляет, плавает ещё несколько аккуратных белых гробиков; что в голове у него — свой собственный театр. Как часто разыгрываются в нём любовь, сострадание, смирение; какие спектакли ставятся для самооправдания!

...А может, желание перестать играть — это тоже игра?

В моём театре все окна завешены тяжёлой чёрной тканью. Усталые актёры в полинявших, дырявых костюмах бродят по сцене с огарками парафиновых свечей, повторяя давно заученные реплики. Вот Юный Рыцарь с седыми космами, обрамляющими лысину; вот Праведник, стыдливо прячущий синее от водки лицо и припухший нос... Я уже не помню, как их зовут на самом деле; не помню даже, есть ли у них настоящие имена.

Я уже давно не могу на это смотреть. Знаю, что всё прекратится, если внутрь попадёт хотя бы лучик дневного света. Но я боюсь отдёрнуть шторы. Боюсь увидеть, как мои актёры один за другим тают в воздухе...

Повторю за Довлатовым: «Мне показалось, что я наконец заговорил искренним тоном... Однако сразу же понял, что это не так. Искренний человек не может прислушиваться к собственному голосу. Не может человек одновременно быть собой и находиться рядом...»

Итак, дамы и господа, театр продолжает свою работу. Добро пожаловать!

http://otrok-ua.ru/s...show/teatr.html

[О_К (fakel) 1 360]

Андрей Кураев: В законе о запрете пропаганды гомосексуализма есть демократичность

 

Православная церковь сегодня отреагировала на закон о запрете пропаганды гомосексуализма и педофилии среди несовершеннолетних. Эксперт комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей иеромонах Димитрий Першин считает, что такой закон должен действовать по всей России. Предложение Першина обсудили с профессором Московской духовной академии Андреем Кураевым.

 

Накануне закон подписал губернатор Петербурга Георгий Полтавченко, несмотря на протесты правозащитников и гей-сообщества.

Такой закон должен действовать по всей России, считают представители РПЦ, и, в частности, эксперт комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей иеромонах Димитрий Першин. Согласно документу, пропаганда мужеложства, лесбиянства, бисексуализма, трансгендерности среди несовершеннолетних будет караться штрафами в размере пяти тысяч рублей для граждан, 50 тысяч рублей – для должностных лиц, и от 250 до 500 тысяч рублей – для юридических.

 

Автор закона, депутат заксобрания Виталий Милонов, также считает, что закон нужно сделать федеральным, а также уверен, что после принятия инициативы гей-активистов притеснять не будут. А вот сам гомосексуализм он считает человеческим недостатком.

Все ли представители РПЦ солидарны с иеромонахом Димитрием Першиным, ведущие канала «Дождь» Татьяна Арно и Дмитрий Казнин узнали у профессора Московской духовной академии Андрея Кураева.

Казнин: Как вы думаете, следует ли делать этот закон федеральным?

Кураев: Мне этот петербургский закон нравится. Он нравится мне потому, что в нем есть демократичность. Дело в том, что все расширения прав вот этих гомосексуальных меньшинств — в западных странах — проходили недемократическим путем: это всегда было решение элиты, которое навязывалось. Ни в одной стране никогда не было референдума, скажем, о легализации гомосексуальных браков. А это был некий консенсус либеральных элит, которые навязывали свою волю.

Так и здесь: если мы живем в демократической стране — надо слышать волю большинства, даже если кому-то эта воля не нравится. В данном случае, несомненно, в обществе есть моральное осуждение — это социологический факт.

Казнин: Разве этого недостаточно? Этого морального осуждения, которое есть в обществе?

Кураев: Дело в том, что у нас это моральное осуждение как-то очень «хромает», потому что не большинство контролирует ряд телевизионных каналов, изданий и так далее.

Арно: Я хотела бы уточнить: осуждение педофилии или гомосексуализма?

Кураев: И того, и другого.

Арно: Знаете, я не считаю, что у нас есть осуждение гомосексуализма прямо в таком, «промышленном» масштабе.

Кураев: Попробуйте провести социологический опрос. Это безусловно так. Вопрос в том, имеет ли право это моральное большинство зафиксировать свою систему ценностей — что надо поощрять, а от чего — хотя бы детей — надо держать на расстоянии. Это моральное большинство имеет право зафиксировать свою систему ценностей, в том числе, на уровне законодательства.

Казнин: Дело ведь в том, как вы, скажем, воспитаете ребенка — так, наверное, он и будет воспринимать мир. А этими законами и достаточно странными штрафами, например, в 5000 рублей за то, что и определить-то достаточно сложно в современном мире.

Кураев: Штраф — это, естественно, смешно. Поэтому я и говорю, что дело не в строгости наказания, а в определенной моральной санкции, которая выявляется здесь. То есть вот это — нехорошо.

Казнин: Что «это»?

Кураев: Там же сказано — пропаганда педофилии и гомосексуализма.

Казнин: А как эту пропаганду определить? Кто это будет делать? Это же никак не описано, вот в чем дело.

Кураев: Если, скажем, завуч или учитель приглашает в школу представителя гей-движения — «расскажите, пожалуйста, как вы замечательно живете». Вот за это, как я понимаю, штраф для должностного лица.

Казнин: А вам известны такие случаи?

Кураев: Думаю, что они есть и будут.

Казнин: Значит, у вас таких примеров нет?

Кураев: В западном мире это в порядке вещей.

Казнин: Петербург пока еще не часть Европы.

Кураев: К моему сожалению, тренд в эту сторону очень хорошо наблюдается десятилетиями. То, что однажды появилось на Западе — рано или поздно придет к нам. То, что рождается сначала как некое исключение — очень часто становится правилом.

Вспомните, с чего началась борьба движения за права геев — с борьбы за отмену уголовных преследований за гомосексуализм. Их главный аргумент был в том, что то, что делают два взрослых человека по своему согласию и в закрытом помещении — это касается только их и никто туда не вмешивается. Общество согласилось. Что мы видим сегодня? Они требуют: «Все восхищайтесь нами!».

Арно: Да что вы говорите. Они ведь хотят выйти и показать, что они есть, что их определенное количество человек?

Кураев: Нет. Запрещается критика этого. Какой жуткий террор был устроен Американской психологической ассоциации, чтобы они признали, что это не является психологическим отклонением. Какому жесткому прессингу подвергались эти ученые, чтобы подписать этот документ, весьма сомнительной научной ценности. Это серьезные вещи.

Казнин: Закон, принятый в Петербурге, на ваш взгляд, автоматически не указывает людям, что они — будто бы люди «второго сорта»? Пропаганда ведь понятие широкое и тут можно, в общем-то, публично привлечь человека к ответственности.

Арно: Еще и денег с него взять.

Казнин: Да, но дело, действительно, даже не в штрафе, а в публичности. За вещи, которые можно «подогнать» под подобный закон.

Кураев: Я думаю, что задача законодателя — выразить мнение избирателей. Напомню, что этот законопроект разрабатывался еще прошлой петербургской Думой. Потом были выборы. Тот же депутат Милонов — автор законопроекта — прошел через эти выборы. Закон, при этом, был принят в первом чтении.

Это означает, что избиратель был в курсе, что в Думе готовится подобный законопроект. И он это поддержал своим выбором. Вот в этом задача законодателя — продекларировать волю избирателя. Дальше уже задача толкователя закона: разработка подзаконных актов и, если нужно, установление дефиниций, границ и мер — какое именно деяние попадет под такое определение. Для этого возможны и профессиональные, и общественные дискуссии.

Казнин: А что делать с гей-клубами, которых большое количество как в Петербурге, так и в Москве? Вы считаете это пропагандой или нет?

Кураев: Мне это очень не нравится. По крайней мере, я думаю, что вход несовершеннолетним должен быть воспрещен. Я не знаю, есть это правило или нет — я совсем не знаю их распорядка и никогда к ним не прикасался.

Очевидно, что должна быть соблюдена определенная дистанция между детскими учреждениями и этими. Чтобы они не соседствовали где-то на одной улице, в рамках одного квартала.

Казнин: Но мимо очереди в клуб может проходить родитель с ребенком, который спросит что это, а родитель объяснит. Как это будет расцениваться — как пропаганда?

Кураев: Эротический магазин может быть рядом со школьным двором? Наверное, нет.

Казнин: Но они есть рядом со школьными дворами.

Кураев: Это ненормально. Так же, как и магазины или киоски со спиртными напитками должны быть удалены.

Казнин: Но никто об этом не заботится. Принимают закон, который не действует.

Кураев: Это печально.

Казнин: Ну а почему на это, например, не обращают внимания?

Кураев: Давайте поставим это в вину губернатору Полтавченко: вот, приняли закон — почему он не исполняется? Заодно еще и пакет других законов. Я всецело «за», наши позиции совпали. Давайте давить на власть: власть, исполняй принятые законы!

Казнин: Спасибо.