Наши неверующие ближние

[Татиана. 1 983]

Основы отношения к окружающим

Всех людей, с которыми мы встречаемся в жизни, можно подразделить на несколько групп. Всего более зависит наша жизнь от тех из наших близких, с которыми мы находимся под одной кровлей, и от тех, с которыми мы постоянно общаемся. По промыслу Божьему мы сведены в жизнь с ними, и через них мы имеем возможность более всего приобрести «прибыли» для Царства Небесного на выданные нам Господом таланты — силы и времени. Здесь в качестве общего и первого правила надо поставить себе Евангельскую заповедь «быть всем слугою» (Мф. 20,26).

 

Не все христиане в силах духовно помогать ближним, просвещать их истиною, приводить к вере, укреплять духовную радость. Это преимущественно задачи старцев, пастырей, духовных наставников и духовно зрелых христиан. Поэтому те христиане, которые могут помогать ближним духовно, не должны пренебрегать этим и по силам оказывать необходимую помощь малодушным, смущенным, огорченным, заблуждающимся и слабым в вере, надежде и уповании.

 

Старец Алексей Мечев так говорил об отношениях с окружающими: «Окружающие люди — вот где вы должны трудиться. Это ваша земля, ваша нива, ваш участок, посланный нам от Господа для возделывания. К душе ближнего надо подходить тихо, осторожно, как к какому-нибудь нежному, распускающемуся цветку. Нужно ближнего успокоить, его беречь от всяких неприятностей, жить его жизнью, забыть себя совсем. Все для него. В голове должна быть одна мелочь, как бы его не потревожить, как бы его не обидеть, как бы его утешить, чем бы его успокоить. Резкости не должно быть никакой. Все нежно, все любовно, все тихо».

 

Мы должны «разгружать» друг друга: когда видим, что человеку тяжело, нужно подойти к нему, взять на себя его груз, облегчить, помочь чем можно. Выслушивая других, мы берем на себя их груз. Ведь горе,

рассказанное другому, — уже полгоря. Так поступая, входишь в жизнь других: живя ими, можно совсем отречься от своего «я», совсем про него забыть. О том же пишет святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Береги всемерно свое сердце или искренность сердечную, способность сочувствия ближним и в их радостях и скорбях, и как яда смертельного беги холодности и равнодушия к разным бедам, напастям, болезням, нуждам людским; ибо в сочувствии, особенно деятельном, вырабатывается любовь и доброта христианина. Оставляй долги должникам своим с радостью, как радуется добрый сын тому, что имеет случай исполнить волю любимого отца своего».

 

Вот основные законы общежития, отклонение от которых есть нарушение заповеди о любви. Поэтому суровость, недружелюбие, нелюдимость, жестокость есть духовные пороки сердца, которые надо лечить. По этому вопросу апостол Павел дает такое указание Римлянам: «Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью, в почтительности друг друга предупреждайте; в усердии не ослабевайте» (Рим. 12,10). Епископ Феофан Затворник указывает, что во всех делах и даже в мелочах надо бояться в чем-либо затруднять ближних. Так он советует — «Старайся всегда писать разборчиво».

 

Высоко ценит и щедро награждает Господь духовные подвиги отрекшихся от мира, живущих в затворах, пустынях и уединении. Но не то спрашивает Господь у тех, кто живет в миру и постоянном общении с ближними. Здесь Господь ценит прежде всего взаимную любовь, мир и согласие во взаимоотношениях. Для тех, кто в силе это делать, повторяем, самым важным делом по отношению к близким является поддержание в них бодрого, радостного настроения, укрепления их мужества и веры. «Утешайте, укрепляйте и ободряйте всех, кого только можете и чем только можете», — дают такой совет старцы. Здесь позволительны и невинные шутки, и веселые рассказы, и истории с основой нравоучения.

 

Неизменно бодрым и веселым был всегда старец Амвросий Оптинский, любивший пошутить, говорить в рифму и старавшийся всячески поддерживать веселость и бодрость в своих духовных детях. Так же поступал и преподобный Серафим Саровский. Вот одно из наставлений, преподанное им одной из начальствующих Дивеевских сестер. Она рассказывает: «Вот, бывало, спросит: что, матушка, ты с сестрами завтракаешь, когда они кушают? — Нет, батюшка, — скажешь.

 

— Что же так, матушка? Нет, ты, радость моя, не хочешь кушать, не кушай, а садись всегда за стол с ними. Они, знаешь, придут усталые, унылые, а как увидят, что ты сама села и ласкова, и весела с ними, и бодра духом, ну и они приободряются, и возвеселятся, и покушают-то более с великой радостью. Ведь веселость не грех, матушка, она отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает и хуже его нет, оно все приводит с собою.

 

Вот и я, как поступил в монастырь-то, матушка, на клиросе тоже был и какой веселый-то был, радость моя, бывало, как ни приду на клирос-то, братья устанут, ну и уныние нападет на них, и поют уж не так, а иные и вовсе не придут. Все соберутся, я и веселю их, они и усталости не чувствуют. Ведь дурное что говорить ли, делать ли нехорошо и в храме Божием не подобает, а сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех перед лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был, — вовсе не грешно, матушка».

 

«Держись проще и веселее, — советует О.Александр Ельчанинов, — христианин не должен представлять собою какую-то мрачную фигуру, изможденную аскетическим подвигом и служащую живым укором для других людей».

 

Часто в жизни бывает, что нас окружают люди, чуждые нам по духу. Значит ли, что мы должны стараться как-то изолироваться от них, не входить в их интересы, не разделять их скорбей, не служить им в этом, в чем это бывает возможно? Конечно, нет. Вот как об этом пишет епископ Михаил Таврический: «Мы не от мира сего, это однако не значит, что мы должны внутренно чуждаться тех людей, с которыми сводит нас действительная жизнь, и мечтать о других существах, которые более подходили бы к нашему идеалу. Да, мы должны быть как можно дальше от всего худого и в нас, и в других. Наш долг бороться с этим неустанно и безпощадно.

 

Но ведь это худое есть то, что отчуждает людей друг от друга и производит между ними вражду и нестроения. Удаляясь от этого, христианин именно уходит из этого стихийного мира, где люди — взаимные враги, в тот мир, где они могут быть друзьями и братьями. Но этот мир не в мечтательной выси фантазии, а как раз в той же самой среде и в тех же самых людях, среди которых мы живем».

«Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби», — учит Евангелие (Мф. 10,16). Простота ничего не имеет общего с глупостью и ограниченностью. Простой человек всегда приятный — «легкий» для окружающих человек, которого легко понимать. Он говорит безхитростно, правдиво и не требует напряжения ума у собеседника, чтобы угадывать, что еще невысказанное скрывается за его словами.

Между тем, как обычно с мирскими людьми, мы всегда невольно с большой нагрузкой работаем умом, чтобы подсознательно угадать, что имеет человек в Уме и на сердце по отношению к нам и к сказанному в дополнение к тем словам и чувствам, которые он высказал и выказал. Как говорил старец Парфений Киевский: «В простых сердцах почивает Дух Святый. Простота внутренняя должна изливаться и на все внешнее наше, — простота во всем: в речах, в наружности. Не представляйся благоговейным, не смотри вниз, не говори притворно тихим голосом, а то, хотя и с добрым намерением, сочиняешь наружность свою — благодать отступит от тебя».

 

Поэтому простота есть основная черта характера христианина, проявляемая в отношении с ближними и есть также следствие сопребывания с ним Святого Духа. Простота сердца обычно связана и с отсутствием осуждения ближнего. А соединение этих двух добродетелей с нищетой духа уже ведет ко спасению. Преподобный Серафим Саровский так говорил про монаха Павла, жившего рядом с его кельей: «Брат Павел за простоту своего сердца без труда войдет в Царство Божие: он сам никогда никого не судит и не завидует никому, а только знает собственные грехи и своеничтожество».

 

При отсутствии простоты часто проявляется подозрительность, не имеющая для себя серьезного основания. Она тем более греховна, что здесь ложь сочетаетсяс недоброжелательностью — с грехом против любви. Мы строим в нашем воображении разные предположения, приписывая близким злые чувства и намерения, и черним их поэтому в своей душе. А по правде у нас самих душа бывает в это время черна от вражды к ближнему.

 

В наших отношениях с ближними часто возникает опасность недоразумения, пререканий и упреков. Для таких случаев у аввы Дорофея есть золотое правило: считать во всем виноватым только самого себя и поэтому не осуждать другого, не прекословить, не спорить и даже не оправдываться перед ближним. Поэтому в недоразумениях надо прежде всего смириться самому, признать свою вину и искренно просить у ближнего прощение. Старец Амвросий Оптинский писал: «Самооправдание только кажется облегчающим, а на самом деле приносит в душу мрак и смущение».

 

Хорошей привычкой является привычка во всем, в чем только можно, самим обслужить себя. В этом случае отпадают наши требования и претензии к услугам ближних, и мы не будем им в тягость. Точно так же не следует обременять просьбой ближних без особой нужды: лучше потерпеть в чем-либо нужду, чем затруднять близких и быть в чем-либо им в тягость. Святые и подвижники в этих случаях рассуждали так: если что мне нужно, то Господь Сам расположит сердце ближнего предоставить мне необходимое и без моей просьбы.

Однако простота в обхождении с людьми не исключает необходимости проявлять и здесь рассудительность. Мы живем в мире, про который евангелист Иоанн говорит, что «весь мир лежит во зле» (1 Ин. 5,19). Как часто вокруг нас мы замечаем ложь и обман. Поэтому и доверие к людям добродетельным, искренним и простосердечным не исключает большой осторожности в обращении с людьми, преданными миру и злу.

[Татиана. 1 983]

Посетители и гости

«Страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам» (Евр. 13,2)

Среди дел «для души» христианину в течение дня часто поручается Господом оказать гостеприимство ближним, а также ищущим помощи, утешения в скорби или совета, то есть помочь чем-либо «меньшому» из Его братии. (Мф. 25,40).

Несмотря на то, что жизнь ветхозаветных патриархов отдалена от нас несколькими тысячелетиями и протекала в совершенно иных социальных условиях, нам у них можно многому поучиться.

Вот родоначальник израильского народа — Авраам -«друг Божий» — как называет его ап.Иаков (Иак. 2,23). Св.Писание так описывает принятие им трех путников (ангелов), идущих в Содом. Приветствуя путников, он кланялся им «до земли», и, несмотря на наличие слуг, сам усердно хлопотал об угощении, делая все бегом и сам лично прислуживая странникам. Авраам проявил не только необычайное радушие, но и смирение.

Следует указать, что обычай кланяться до земли посетителям был у египетских пустынников. Авва Аполлос учил своих учеников: «Должно кланяться приходящим братиям; ты кланяешься не им, а Богу; видя брата твоего, ты видишь Господа Бога твоего».

В числе христианских добродетелей гостеприимство занимает одно из первых мест как проявление любви. Мы часто считаем себя гостеприимными, любя радушно угощать своих родных и друзей. Но если наше гостеприимство простирается только на тех из близких к нам, которые в ответ нам платят таким же радушием, то немного духовной пользы будет нам от нашего гостеприимства. Господь сказал: «Но когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых, и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк. 14,13-14).

Из посетителей наших мы должны выделять всех болящих, несчастных, обиженных и особенным вниманием к ним смягчать горести их жизни. Однако и при всяком госте нам надо всегда помнить, что гость есть посланец от Господа. Поэтому всякого гостя надо принять и послужить ему в чем возможно. Для этого надо отложить все свои дела и занятия; египетские старцы откладывали ради посетителей даже свои молитвы.

Гостя надо не только накормить, но и согреть своей любовью, успокоить, утешить, печального развеселить или просто дать ему отдохнуть от трудов.

При посещении нас некоторыми из знакомых нам может казаться, что мы с ними попусту теряем время, что разговоры с ними скучны и не дают пользы ни им, ни нам. Возникает желание — как бы отделаться от них и избежать выслушивания их длинных рассказов. Но вот как на такое желание смотрят старцы.

Так святой праведный Иоанн Кронштадтский писал: «Когда приходит к тебе ближний, имей к нему всегда великое уважение, ибо в нем Господь, Который через него часто выражает волю Свою.

Всякого приходящего к тебе человека, особенно если он приходит с духовной целью, принимай с ласковым и веселым видом, хотя бы то был нищий или нищая и внутренне смиряйся перед всяким, считая себя ниже его, ибо ты от Самого Христа поставлен быть слугою всех и все суть члены Его, хотя, подобно тебе, и носят на себе язвы прегрешений.»

Отец Алексий Мечев говорил одной из своих духовных дочерей: «Старайтесь внимательно относиться к людям. Надо стараться чувствовать — как они чувствуют, думать, как они думают, и таким образом их состояние станет ясным для нас. Начнешь их жалеть, а жалея — любить. Нужно над этим работать. Сначала надо понуждать себя, так как трудно будет, потом, как только сможете их пожалеть, легче будет и так уж скучно с ними не будет.

Что бы вам люди ни говорили, непременно заставляйте себя выслушивать их до конца. Старайтесь вникать в их горе, в их жизненные неприятности. В это время совершенно забывайте себя, а помните только того, кто перед вами, живо представляя себе его положение и как бы вы чувствовали себя на его месте. Входите в его душу, а себя забудьте, совершенно забудьте себя».

При всяком посещении нас ближними, надо проверить себя — все ли мы сделали для посетителя из того, что заповедал нам Господь? Люди часто бывают стеснительны и при приглашении их к столу отказываются, хотя и чувствуют голод. В этом случае Св.отцы учат, что не надо спрашивать посетителя о желании подкрепиться пищей, а ставить ее на стол и предложить посетителям принять участие в трапезе. Чтобы у посетителей не было стеснения, надо и хозяевам принять в ней какое-то участие.

В делах милосердия мы можем оказать посетителю:

1) посильную материальную помощь (вещами или деньгами);

2) накормить, если он голоден;

3) приютить на время у себя, если он нуждается в жилище;

4) дать для больных лекарства;

5) помочь в работе или устройстве каких-либо дел;

6) кто в силах сделать это, то отпустить от себя с подарками, нужными для ближнего, с гостинцами для его детей;

7) кто имеет возможность и если ближний к этому расположен, то снабдить ближнего хорошими духовными книгами (сообразуясь с духовными запросами ближнего и степенью его духовного развития);

8) с большой сердечностью проводить ближнего не только до порога, но, может быть, и до ворот, до остановки транспорта и помочь ближнему сесть на него, а немощных проводить до их дома. В словах к посетителю мы можем:

1) расспросить о состоянии его здоровья и его ближних, о его делах, о его трудностях, заботах, скорбях;

2) проявить сочувствие («плачьте с плачущими») (Рим .12,15), ободрить и утешить его;

3) если мы чувствуем к ближнему искреннюю любовь и его доверие к нам и если достанет у нас на то духовной мудрости, то очень важно дать ближнему духовное объяснение его переживаний и причин скорбей и указать ему на выход из них (усиленная молитва к Богу, и, может быть, покаяние);

4) дать обещание ближнему усердно помолиться Богу за него и о его нуждах (и, естественно, исполнить это, пока не пройдет у ближнего какая-либо нужда);

5) когда ближний расположен к этому, то вместе с ним немедленно помолиться Богу о его нужде, напоминая ему текст из Евангелия: «... если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного» (Мф. 18,19);

6) в тех случаях, когда у ближнего вражда с кем-либо или ссора, то указать ему, что он сам виноват в этой ссоре из-за отсутствия в себе Христовой любви, терпения, смирения, снисхождения к ближним и нарушения заповеди — «Мы, сильные, должны сносить немощи безсильных и не себе угождать: каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию» (Рим. 15,1). Надо указать и пути к примирению, через признание за собой вины и искреннее испрошение прощения у ближних.

Однако и при гостеприимстве надо иметь рассудительность. Преподобные старцы Варсонофий и Иоанн давали по этому поводу такой совет: «Ходи в премудрости, принимай всех, не подавая никому соблазна, но храни себя от приходящих с целью насыщения чрева и для тела своего покоя, мирские ли то будут, или братия, или отцы. Когда случится прийти им, то не слишком угождай им и не слишком отвергай».

Если исключить то время в течение суток, которое отнимает у христианина работа, сон и все житейские дела, то у большинства людей остается уже мало часов (а может быть, и минут), которые христианин может посвятить Богу, — молитве и духовному чтению. А это время часто теряется с теми нашими знакомыми, которые приходят к нам в «гости» с целью развлечься и «убить время». Благо, если они могли бы напитать духовной беседой или сами нуждались бы в духовной пище, утешении или совете, — тогда эти часы, проведенные с ними, служили бы для вечности. Но как часто они приходят для того только, чтобы посплетничать, поупражняться в осуждении, пересудах! Все это — суета и потеря времени в отношении накопления духовного «капитала» для вечности, — в отношении «стяжания Духа Святого Божия». Поэтому иногда и наши друзья могут стать для нас врагами, то есть людьми, приносящими нам заметный духовный вред. Как бороться с этим?

Самое лучшее при этом занять гостя такой беседой, чтобы для него была духовная польза. Для этого же может быть иногда целесообразно и удобно почитать с гостями (из верующих) духовные книги и какие-либо назидательные рассказы или стихотворения на духовные темы. Если у гостей нет склонности к духовной литературе, то нужно выбрать какие-либо светские, но хорошие, серьезные книги. Словом, всегда с гостями надо уметь направлять их мысль в сторону уж если не религиозных, то возвышенных, облагораживающих идей, отучая их от сплетен, праздных пересудов.

[Татиана. 1 983]

Поход в гости, как и прием гостей, — события, которым посвящена большая часть пособий по этикету и отношениям. И это неслучайно. Один поход в гости может как подружить людей навсегда, так и навсегда поссорить.

Говорят, что во многих европейских языках отсутствует выражение «ходить в гости» — там это просто не принято. На Руси же гостеприимство — одна из важных отличительных черт уважаемого человека. Но как принять гостей так¸ чтобы все были довольны и счастливы? И к ак не стать нежеланным гостем, чтобы после вашего посещения не остался, как в известном анекдоте, «осадочек»?

Читать полностью:

Искусство гостеприимства

[Апрель 9 365]

Журнал "Фома" опубликовал статью Марины Борисовой:

АЛЮМИНЕВЫЙ КРЕСТ

 

— Это что за собачья цепь у тебя на шее? Что там у тебя? Крест, что ли?! Ты что, совсем уже с ума сошла?!

Такими словами встретила меня мама после Таинства Крещения. Обидно стало до слез. Нет, правда, почему цепь — собачья? Ну да, купила то, что в церкви было, главное — подлиннéе, чтобы креста было не видно. Да и сам крестик — простенький, легонький, не то латунный, не то алюминиевый. Но для меня-то в тот момент дороже его ничего на свете не было… Зачем же она так?

Фото Владимира Ештокина

Но это были еще цветочки. Дальше я получила по полной программе — и о церкви, и о попах, и о дремучих бабках, среди которых мои родные ну не могут представить себе меня, с моим мидовским заграничным детством, дипломом МГИМО, двумя годами работы в посольстве в Вашингтоне и прочее, и прочее, и прочее…

 

Так началась наша окопная домашняя война с короткими перестрелками и долгими тщетными попытками договориться.

В церкви мне, конечно, говорили: «Оставь спасение Спасителю, твое дело о них молиться!» Я и молилась. Изо всех сил. Со слезами. Со всем пылом неофита. Но как же мне было обидно! Ну как? Мне же открылся совершенно новый, блистающий мир, жизнь обрела смысл, иные краски, иной вкус, а я не могу поделиться всем этим богатством с самыми близкими, самыми любимыми людьми! Они брезгливо отталкивают его и ничего не желают слушать.

 

— Ну, не верю я, что ты веришь! — вырвалось как-то у мамы. И я сдалась. На все религиозные темы в нашей семье на долгие годы был наложен мораторий. Мне оставалось лишь молча «не слышать» никому не адресованные мысли вслух по поводу безвкусицы бумажных икон, вреда постов и дураков, которых заставь молиться — они лоб расшибут.

 

И когда как-то батюшка, которого многие почитали прозорливым, сказал мне: «Не горюй, ты еще свою маму покрестишь», — я, конечно, промолчала, но про себя подумала: «Ага, послушали бы Вы, что она несет, а потом говорили».

 

Ладно, с тем, что осчастливить насильно нельзя, я еще как-то смирилась, а вот как ухитриться не дразнить домашних на каждом шагу своим православием? И началось: нужно помолиться — вставай на час раньше их, а вечером жди, когда все улягутся. Не хочешь лишний раз светиться на кухне со своей постной едой — жуй у себя в комнате зеленый горошек из банки… Понятно, терпения на все эти подвиги хватало далеко не всегда. Но годы шли, и количество все-таки со скрипом переходило в качество. Все мы учились смиряться и любить друг друга, несмотря ни на что. И ох как нелегко давалась всем нам эта наука!

 

А потом все было, как в сказке — в один прекрасный день моя мама, которая десять лет не хотела слушать мои доморощенные проповеди, вдруг спросила: «А у тебя нет какого-нибудь знакомого священника, чтобы меня покрестил?» Было ей тогда шестьдесят лет. С тех пор до конца своих дней мои родители за ручку ходили в храм, исповедовались, причащались…

 

И что? Стали мы жить-поживать и добра наживать? Да ничуть не бывало! Но мне десяти лет нашей окопной войны хватило, чтобы сжиться с мыслью: «Терпи, неси свой крест и веруй, что когда-нибудь поймешь, для чего тебе его Господь послал». Ну да, крестик достался неказистый — не то латунный, не то алюминиевый — всего-то собственных родителей потерпеть. Но только постоянно, изо дня в день, из года в год, уже даже не уповая ни на какие чудесные обращения. И потихоньку понимая, что раздражаться и служить раздражителем для других перестаешь, только смирившись с тем, что сам-то ты ох как далек от того, что о себе намечтал.

 

А убедить кого-то в существовании Бога (если прав отец Александр Ельчанинов) вообще невозможно: «все, что можно словами сказать о вере, ни в какой степени не может передать того, что вообще несказуемо и что в ней — главное».

Автор: БОРИСОВА Марина

[Апрель 9 365]

Три периода христианской жизни

Едва ли не каждый христианин рано или поздно сталкивается в своей жизни с непонятным, на первый взгляд, явлением: благодать Божия, которая носила его на руках, вдруг скрывается, и человек ощущает страшную пустоту внутри. Сначала это воспринимается как искушение; кажется, что пройдет день-два, и снова станет все, как прежде: и молитва «пойдет» сама собою, и на Литургии будет охватывать «неземная благодать», и любить всех будет легко, и смиряться перед всеми — в радость…

 

Так оно поначалу и будет. Но потом это мрачное состояние повторится вновь. А потом вновь и вновь. А потом вообще может стать постоянным. Будут проходить дни, недели, месяцы, но легче не станет. Скорее, наоборот.

Архимандрит Софроний (Сахаров), один из великих подвижников нашего времени, в своей знаменитой книге, посвященной старцу Силуану, так об этом пишет: «Бог оставляет человека?.. Разве это возможно?.. И, однако, в душе на смену испытанному чувству близости Бога приходит другое — что Он бесконечно, недостижимо далек, дальше звездных миров, и все призывания Его погибают беспомощно в пространствах. Душа внутренно усиливает свой крик к Нему, но не видит ни помощи, ни даже внимания. Все тогда тяжело. Все достается несоразмерно многим трудом, сверхсильным. Жизнь становится страдальческою, и у человека появляется сознание, что над ним тяготеет клятва и гнев Божий. Но когда пройдут эти испытания, тогда увидит человек, что непостижимо чудесный Промысл Божий внимательно хранил его на всех путях».

В этой работе мы попытаемся познакомить вас с тем, как понимает богооставленность архимандрит Софроний (Сахаров). Мы поразмышляем со старцем Софронием о том, как принять, как жить — пережить — этот непростой период в духовной жизни; период, который ожидает каждого, последовавшего крестному пути Господа нашего Иисуса Христа.

Часть первая

Призывающая благодать

Истинная цель христианской жизни, по слову преподобного Серафима Саровского, состоит в стяжании Святого Духа[ii]. Мера христианского призвания чрезвычайно велика: в своей жизни мы призваны повторить подвиг Христа, хотя, конечно, и в гораздо более скромном масштабе[iii]. «Жизнь христианина, в своем внутреннем существе, — пишет отец Софроний, — есть следование за Христом: Что тебе (до кого бы то ни было иного)? ты иди за Мною (ср.: Ин. 21: 22). В силу этого каждый верующий в той или иной мере повторит путь Господа, но не своею силою возьмет он крест на рамена свои, чтобы идти в Гефсиманию и далее на Голгофу: …ибо без Него не можем мы делать ничего (ср.: Ин. 15: 5)»[iv].

Так уж устроен человек, что скорби, претерпеваемые им, выглядят в его глазах самыми тяжелыми, исключительными. Но если более внимательно посмотреть на жизнь любого христианина, то можно увидеть, что все мы проходим примерно одни и те же этапы в духовной жизни. Подобно тому, как в физическом своем существовании человек вначале рождается, переживает младенческий возраст, затем — детство, юность, молодость и так далее… Нечто похожее происходит и с христианской душой. Учитывая это, очень важно знать — где, на каком этапе ты находишься, и в соответствии с этим знанием решать свои духовные проблемы.

Архимандрит Софроний (вслед за преподобным Силуаном) неоднократно писал в своих книгах о трех периодах в духовной жизни христианина. И хотя отец Софроний не создал какого-то целостного стройного богословского учения[v], все же он считал возможным использовать некоторые аналогии общего характера, «чтобы яснее нарисовать картину нашего христианского пути»[vi]. Так, в одной из бесед с насельниками Свято-Иоанно-Предтеченского монастыря он сказал: «…есть три периода духовной жизни: начальный — первая благодать, второй — отнятие благодати ощутимой и предоставление человеку проявить свое произволение, третий — возврат благодати уже в более совершенной форме как неотъемлемое достояние»[vii].

В святоотеческой литературе неоднократно встречается описание поэтапного характера духовного возрастания христианина. Некоторые отцы говорят о таких стадиях духовной жизни, как очищение, просвещение и обожение[viii]. «Эта схема является больше философской и помогает в понимании структуры духовного пути человека. По сути, однако, благодать Божия является одновременно и очищающей, и просвещающей, и обожающей. Старец [Софроний] следует библейской схеме духовной жизни, которая была осуществлена в истории израильского народа. Она имела три стадии: призвания, испытаний в пустыне и входа в Землю обетованную»[ix].

Итак, первый период в христианской жизни характерен явлением человеку так называемой призывающей благодати. «Первое действие любви Божией в отношении человека осуществляется, когда Бог видит благорасположение в человеке к принятию благодати»[x]. Пожалуй, каждый христианин, обратившийся к вере уже в сознательном возрасте, переживал это удивительное внутреннее состояние благодатного обновления, которое поначалу дарует Господь. Человеку вдруг открывается подлинный смысл бытия — бытия и его самого, и всего сущего в целом; мир вокруг преображается; душу наполняют пасхальная радость и особого рода вдохновение, о котором часто пишет отец Софроний: «И когда наступит момент, и мы узнаем Его, тогда душа наша возлюбит Его; почерпнутое из сего познания вдохновение преисполнит нас до блаженства. И познанное таким образом вдохновение уже никогда нас не покинет»[xi].

Душа узнает своего Творца, исходит из своего экзистенциального сиротства и воистину оживает после долгого метафизического сна. Душа встречает Отца — вернее, это Он ее встречает: И когда…[блудный сын] был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его (Лк. 15: 20). «Мы благоговейно ощущаем Его Отечество: мы видим, что Он жаждет сообщить нам Свою безначальную Жизнь: иметь нас до совершенства подобными Сыну Своему, Который есть “печать равнообразная Отца”… И все наше существо в умилении поклоняется Ему; не в страхе перед суровым Владыкой, но в смиренной любви к Отцу»[xii].

О, эта дивная встреча Бога с человеком!.. Нет никаких слов, чтобы передать сладость этого огня любви, исполняющего человеческую душу. Невозможно без волнения читать такие удивительные строки преподобного Силуана Афонского: «Когда благодать в нас, то горит дух и рвется ко Господу день и ночь, ибо благодать связывает душу любить Бога, и она возлюбила Его и не хочет оторваться от Него, ибо не может насытиться сладостью Духа Святого. И нет конца любви Божией… Господь много любит кающегося грешника и милостиво прижимает его к Своей груди: “Где был ты, чадо Мое? Я давно жду тебя”. Господь всех зовет к Себе евангельским голосом, и голос Его слышен по всей вселенной: “Придите ко Мне, все труждающиеся. Придите, познайте, что Я люблю вас… Я не могу терпеть, чтобы погибла хотя бы одна Моя овца… Придите же ко Мне, овцы Мои. Я создал вас и люблю вас. Любовь Моя свела Меня на землю, и Я все претерпел ради вашего спасения, и хочу, чтобы вы познали Мою любовь и сказали, подобно Апостолам на Фаворе: Господи, хорошо нам с Тобою” (ср.: Мк. 9: 5; Лк. 9: 33)»[xiii].

Отец Софроний (как и его учитель преподобный Силуан) много пишет о любви Божией к человеку. На всем облике блаженного старца лежала печать этой любви, так что часто она переливалась через край, исполняя сердца окружавших его людей благоговейным трепетом[xiv]. «Только Сам Дарователь Бог доподлинно знает, в какой мере Он изливал на меня радость познавать Его любовь»[xv], — признался однажды отец Софроний.

«Тяга к Богу в начале подвига бывает настолько интенсивна, что дух человека в своем напряженном движении к Всевышнему взирает исключительно на Него Единого»[xvi]. В период призывающей благодати духовное делание — будь то пост, бдение, молитва и другое, дается человеку как бы само собой: легко. Причина этого в том, что Сам Господь носит душу новоначального христианина на руках, не попуская ему в чем-либо серьезно упасть и расшибиться. Господь смиренно ожидает нашего покаяния и затем Сам, Первый, спешит принять кающегося человека в Свои Отеческие объятья; Он возится с душой человеческой, как любящая мать с новорожденным младенцем.

«Животворящий Дух Божий посещает нас, когда мы пребываем в состоянии смиренной открытости для Него. Он не насилует нашей свободы; Он окружает нас Своей нежной теплотой; Он приближается к нам так тихо, что мы можем и не заметить Его сразу. Не должно ждать, чтобы Бог ворвался внутрь нас силою, без нашего согласия. О нет; Он уважает человека, смиряется пред ним; Его любовь смиренная; Он любит нас не свысока, а как мать своего больного младенца. Когда мы открываем для Него наше сердце, то непреоборимо сильно чувство, что Он нам “родной”, и душа преклоняется пред Ним в умиленной любви»[xvii].

По-разному благодать Духа Святого приходит в душу, «ибо различны действия ее в каждом человеке, в зависимости от душевного устроения, умственного склада человека. В иных она проявляется бурно, в иных, наоборот, очень тонко и деликатно; в иных постепенно восходит от меньшего к большему, в некоторых же сразу проявляется с великою силою, а после как бы оставляет»[xviii]. Сам отец Софроний был с преизбытком одарен действием первой благодати: «Душа моя познала Бога, что Он есть любовь (ср.: 1 Ин. 4: 8), и Любовь неизреченная, несказанная, неизъяснимая, ненасытная, безграничная, чистейшая, святейшая, недомыслимая по совершенству, сладчайшая, крепкая, вечная, и что еще сказать? — Бог есть свет, в Котором нет ни единой тьмы (ср.: 1 Ин. 1: 5)(или пятна, или порока). Когда по дару милосердия Божия душа удостаивается созерцать Святость и Любовь Божию… тогда она невольно в каком-то неизъяснимом изумлении, удивлении говорит: “О, какой у нас Господь”. И уже после того душа во всех своих разумениях и суждениях исходит из того познания, которого удостоилась, то есть что Бог есть любы (1 Ин. 4: 8)»[xix].

Отец Софроний свидетельствует, что «благодать, даруемая вначале ради привлечения и обучения, иногда бывает не меньшей, чем у совершенных; однако это вовсе не значит, что она усвоена получившим сие страшное благословение. Усвоение Божиих дарований требует длительного испытания и усиленного подвига»[xx].

Продолжение следует…

Софроний (Сахаров), архимандрит. Преподобный Силуан Афонский. — М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. — С. 208.

[ii] «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божьего» (Поучения и беседы преподобного Серафима Саровского. — М.: Правило веры, 1997. — С. 211).

 

[iii] См.: Мф. 11: 29; Ин. 13: 14; Фил. 2: 5; Рим. 6: 2-23; Гал. 5: 24; 6: 14; 2 Кор. 5: 14-21.

[iv] Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. — СПб.: «Сатисъ», 2003. — С. 46.

[v] Нужно отметить, что отцу Софронию вообще не было свойственно создавать какие-либо рациональные теологические системы. Наоборот — он весьма критически относился к так называемому «академическому богословию»: «Люди, подобные святому Иоанну Кронштадтскому, кончали Академию, не теряя веры, — полные того опыта благодати, которая была дана им в детстве. В наше время воспитание детей — очень трудный момент. Школы наши поставлены в зависимость от сферы логики и земных интересов. Из-за потери веры родителями дети приходят в школу и учатся богословию так же, как и всякому другому предмету — химии, физике, географии, лингвистике и так далее. И это приносит страшный вред, потому что они привыкают жить Бога логически. А те, которым знакомо дыхание Духа Святого, понимают, что логика Аристотеля не годится для богословия… Эта аберрация теперь создается из-за того, что люди не подготовлены с юных лет (я бы сказал, "от чрева матери своея") к тому, чтобы жить Бога. Как они… воспринимают то, что им преподается в богословских школах? — Как отвлеченные понятия о Боге… Я применил такое понятие "богослов": преподобный Силуан стал богословом не в школьном понимании этого слова, то есть получив диплом семинарии, академии или тому подобное, — нет! — но в том смысле, когда богословие есть состояние человека, живущего Богом и в Боге» (Софроний (Сахаров), архимандрит. Духовные беседы. — Изд. 1-е. — М.: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, «Паломникъ», 2003. — Т. 1. — С. 142, 146). «Жить Бога» — оригинальное выражение старца Софрония, обозначающее процесс богопознания как раскрытие личных взаимоотношений конкретной личности с Богом. «Знание Бога есть знание бытийное, а не отвлеченно-интеллектуальное. Тысячи и тысячи профессиональных богословов получают высшие дипломы, но в существе остаются глубокими невеждами в области Духа. И это потому, что не живут они согласно заповедям Христа…» (Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. — С. 134).

[vi] Софроний (Сахаров), архимандрит. Видеть Бога как Он есть. — Изд. 3-е, испр. — М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, 2006. — С. 91. «В полноте перерождение падшего человека в нового (Еф. 4: 22-24) совершается в три периода: первый, начальный — призыв и вдохновение на предстоящий подвиг; второй — оставление "ощутимой" благодатью и переживание богооставленности, смысл которой в том, чтобы предоставить подвижнику возможность явить верность Богу в свободном разуме; третий, заключительный — вторичное стяжание ощутимой благодати и хранение ее, связанное уже с умным познанием Бога» (Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. — С. 104).

[vii] Софроний (Сахаров), архимандрит. Духовные беседы. Т. 1. — С. 276.

[viii] Так, например, протоиерей Георгий Флоровский, рассматривая богословие преподобного Исаака Сирина, констатирует: «Три этапа или три момента можно различить в духовном процессе: покаяние, очищение, совершенство. Раскаяние в грехах, очищение от страстей и совершение в любви и восторге. Так расчленяет духовный путь сам преподобный» (Флоровский Георгий, протоиерей. Византийские отцы V-VIII вв. — Минск.: Изд-во Белорусского Экзархата, 2006. — С. 236).

«Три есть степени в преуспевающих в восхождении к совершенству: очистительная, просветительная и таинственная, или совершительная. Первая свойственна новоначальным, вторая — средним и третья — совершенным» (Преподобный Никита Стифат. Третья умозрительных глав сотница / Добротолюбие: в 5-ти т. — Изд. репринт. — М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992. — Т. 5. — С. 151).

Известный греческий богослов митрополит Иерофей (Влахос) в связи с этим проводит любопытную аналогию: «Учение святых отцов также выражает взгляд, что спасаемые разделяются на три чина. Во-первых, это рабы, которые хранят волю Божию, чтобы избежать ада; во-вторых — наемники, которые хранят заповеди, чтобы обрести рай; в третьих — сыны, которые делают все из любви к Богу, ибо чувствуют себя Его чадами. Эти три чина в действительности соответствуют трем этапам духовной жизни: очищению, просвещению и обожению» (Иерофей (Влахос), митрополит. Православная духовность. — М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2006. — С. 60-61). И далее владыка Иерофей приводит соответствующую цитату из «Поучений» преподобного аввы Дорофея (см.: Душеполезные поучения и послания преподобного аввы Дорофея. — Минск: Свято-Елисаветинский монастырь, 2003. — С. 55).

[ix] Захария (Захару), архимандрит. Христос как путь нашей жизни. — Изд. 1-е. — Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь и др., 2002. — С. 141.

Очень интересно говорит о трех периодах в духовной жизни христианина на примере истории Исхода израильского народа из Египта митрополит Антоний Сурожский (см.: Антоний (Блум), митрополит. Школа молитвы. – Клин: Христианская жизнь, 2001. – С. 21-42).

[x] Захария (Захару), архимандрит. Указ. соч. С. 134.

[xi] Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. — С. 88.

[xii] Там же. С. 64.

[xiii] Софроний (Сахаров), архимандрит. Преподобный Силуан Афонский. — С. 347, 363-364.

[xiv] Даже слушая беседы архимандрита Софрония в записи, замечаешь, как иногда дрожит его голос от слез умиления, когда он говорит о Боге или о старце Силуане. И если отец Софроний не мог сдержать этих слез на людях, то можно только догадываться, какая любовь охватывала его на молитве, когда предстоял он Возлюбленному Господу наедине — лицом к Лицу. «И ничто иное, как только святая любовь источает слезы из сердца христианина. Писание говорит, что Иисус, …возлюбив Своих сущих в мире, ДО КОНЦА ВОЗЛЮБИЛ ИХ (Ин. 13: 1). И лишь этим до конца объясняется Его кровавый пот в молитве Гефсиманской. Там, где нет любви, — нет слез, хотя бы аскетический подвиг принимал крайние формы… Когда смиренный дух владеет нами, тогда льются слезы из “глубины” сердца. Об этом плаче говорит Христос: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф. 5: 4). Каким утешением? В данном случае — утешением, исходящим от Духа Святого, Которого Христос именовал УТЕШИТЕЛЕМ; утешением не психологического или физиологического порядка, но ОНТОЛОГИЧЕСКОГО, относящегося к Божественной вечности» (Софроний (Сахаров), архимандрит. Видеть Бога как Он есть. — С. 63).

[xv] Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. — С. 55.

[xvi] Там же. С. 80.

[xvii] Там же. С. 35-36.

[xviii] Софроний (Сахаров), архимандрит. Подвиг богопознания: Письма с Афона (к Д. Бальфуру). — Изд. 1-е. — М.: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, «Паломникъ», 2001. — С. 46.

[xix] Там же. С. 160-161.

[xx] Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. — С. 103.

Иеромонах Евстафий (Халиманков)

[О_К (fakel) 1 360]

Родственники и семейный мир — несовместимо?

Родственники и молодая семья. Жить вместе, исполнять просьбы и все терпеть? Выстраивать границы? Или это не по-родственному, не по-семейному?

Мы попросили протоиерея Александра Ильяшенко, председателя редакционного совета портала «Православие и мир», отца 12 детей и уже 28 внуков поделиться своими взглядами на преодоление конфликтов с родственниками и способы достижения мира в семье.

- Отец Александр, у четверых ваших детей уже свои семьи, один Ваш сын живет с вами, другие дети – отдельно. Расскажите, как строятся отношения с детьми живущими отдельно, и какие сложности возникают в совместной жизни с семьей сына?

- Хотелось бы сразу подчеркнуть, что молодая семья должна жить отдельно. Понятно, что в современных условиях это непросто осуществить, а вот на Руси молодой семье первым делом рубили отдельную избу. Нужно приложить максимум усилий, чтобы строить свою семью отдельно.

Конечно, современная жизнь с постоянной нехваткой времени, большими расстояниями очень разделяет семьи и со своими внуками я вижусь довольно редко, преимущественно летом, в деревне.

Что касается семьи, которая живет с нами, то здесь есть основная трудность в том, что неуправляемое вторжение племянников мешает, например, дяде — студенту, который напряженно учится. При вынужденной совместной жизни нескольких семей надо ставить четкие требования, чтобы одна семья другой не мешала, поскольку особенно остро вторжение в жизнь семьи воспринимается в постоянном состоянии перегрузки, когда все время есть несделанные дела, обещания, море обязанностей.

- Как молодой семье определить оптимальное время общения с родителями? Читатели рассказывают, как муж почти каждые выходные летом ездит на дачу копать родителям огород, то есть уезжает от своей семьи к родителям исполнять нечто совершенно необязательное: картошку можно и на рынке купить…

- Найти золотую середину в такой ситуации можно только одним способом. Семья должна быть единодушным организмом. Супруги должны друг друга понимать и не осуждать. Мужу надо понять, что для жены его требования – перегрузка, и найти слова и проявить такт, чтобы объяснить родственникам ситуацию, объяснить необходимость в определенной мере сократить общение. Или же нужно уговорить жену, чтобы она полностью поняла и приняла его выбор. С точки зрения молодой семьи вскапывание огорода не является важной задачей, а с точки зрения родителей, которые привыкли дом содержать, — это совсем не пустяк. Можно, конечно, огурчики и помидорчики купить в магазине, но старшее поколение выросло тогда, когда купить ничего было нельзя. Это люди со сложившейся психологией, поэтому посадки в огороде для них не прихоть, а сложившаяся психологическая потребность. Я знаю семью, которую в войну кормил огород. Но дети выросли, у них появились свои интересы, они перестали ездить на дачу помогать отцу. Он переживал, конечно, но продолжал трудиться, он очень любил землю, отдыхал на этих работах, пока у него не случился инсульт. Конечно, в этом никто не виноват, но так сложилось.

 

Помогая родителям, муж поступает правильно, но нужно учиться строить отношения с семьей родителей и со своей семьей так, чтобы и жена бы могла поехать на дачу, и ей поездка была бы в радость. К сожалению, часто у нас не получается сделать так, чтобы и другому человеку было радостно с нами, поэтому нужно стараться хранить мир и свои законные желания не возводить в абсолют.

- То есть вопрос не в количестве проведенного вне семьи времени, а в наличии единогласия?

- Безусловно. Удар по семье наносят не разлука или частое общение с родственниками, а отсутствие гармонии и единомыслия. Если муж вопреки просьбам жены продолжает ездить на дачу или полностью решать только проблемы родственников, то он грешит против своей жены. Грех не в проведении времени с родственниками, а в возникновении конфликта в семье. В Евангелии сказано: «Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей». Поэтому в подобных ситуациях на первом месте должно быть единомыслие мужа и жены. А если же возникают жизненные проблемы, то муж должен так просить жену, чтобы она стала на его точку зрения, чтобы поняла и приняла его позицию. Если он к этому стремится – он проблему решает. Если не стремится, то он ставит под сомнение отношения в семье.

Вопрос не в проведенном времени, а в том, насколько мы с любовью и терпением стремимся достичь согласия в семье. Супруг или супруга должны принять вынужденное для себя уделение большого количества внимания родственникам, как некую жертву, и муж или жена должны объяснить смысл и необходимость этой жертвы.

- А если один из супругов даже слышать не хочет аргументы второй стороны? Сестра приезжает жить к женатому брату, перекладывая на молодую семью часть своих проблем. Или другая ситуация, о которой спрашивают читатели: мужчина приезжает в город на постоянные заработки и живет в семье брата, не оговаривая длительность пребывания. Нам написали сразу о нескольких ситуациях, когда сестра приезжает в город учиться, но живет не в общежитии, а с семьей брата или сестры, несмотря на сложные жилищные условия. Такая ситуация во многом стесняет и угнетает одного из супругов, но второй говорит: «Я своего брата/сестру из дома не выгоню, а если тебе что-то не нравится, уходи сам/сама. Недовольные уходят».

- Эта ситуация неправильная в корне, так даже вопрос ставить нельзя, ведь муж и жена – едина плоть. Поэтому они должны жить в единомыслии и любви. Как сказал Анатолий Федорович Кони, известнейший юрист: «Чем отличается глупый человек от умного? Не интеллектом, а несокрушимой уверенностью в своей правоте».

Абсолютно недопустимо, если человек не берет в расчет переживания самого близкого человека, второй половинки. Это попрание самых основных принципов семейной жизни. Супруг должен понимать, что совместная жизнь с его родственниками может быть жертвой для жены. Если она обоснована – надо просить у жены принести жертву. А требовать от жены принести жертву вопреки ее воле – это насилие. Очень часто мы предъявляем к окружающим требования, которые к себе не предъявляем и накладываем бремена неудобоносимые, которые сами не в силах понести.

Если семья кого-то принимает в свой дом, то надо четко обсудить условия, на которых семья на этот шаг идет. На каких условиях, на какое время, как ведется домашнее хозяйство? Причем сначала нужно достичь согласия между супругами, а затем уже можно вести разговор с родственниками.

- Надо ли в подобных ситуациях занимать жесткую позицию? Нередко можно услышать, что свою семью надо защищать, границы отстаивать, и только если стать требовательной, если незаметно манипулировать, или если поставить жесткий ультиматум, можно добиться нужного результата…

Жесткие методы, как правило, не приносят позитивных результатов. Это не значит, что нужно быть мягкотелым, подчиняться во всем обстоятельствам. На вещи надо смотреть здраво, нужно взвешивать последствия. Ты можешь не соглашаться с каким-то решением супруга или супруги, ты можешь выбрать жесткое поведение, но подумай, какие тогда будут последствия.

Я бы определил педагогику как искусство добиваться от человека того, чего он не хочет.

Вспомним «Укрощение строптивой». Конечно, что хорошо на сцене – не всегда хорошо в жизни, женщина в комедии Шекспира предстает отчасти существом второго сорта, однако заметим такой момент. Петруччо – неунывающий весельчак, проявил недюжинные педагогические способности, применил очень жесткие способы поведения по отношению к Катарине, и в результате этого все стали счастливы. А теперь надо посмотреть на себя и понять – хватит ли нас на то, чтобы вести себя также: такой ли ты весельчак, как Петруччо, так ли ты спокойно себя ведешь и не гневаешься на жену, также ли ты терпеливо воспитываешь и не озлобляешься при этом, столько же в тебе любви? Едва ли… Получается, что с одними ты милостив, а других ломаешь – не жди в таком случае хороших результатов.

Целью должно быть не искание своего, не отстаивание своих позиций, что, дескать, я своего добился, а стремление к единодушию.

Если ты не ставишь свое мнение выше мнения окружающих, если не отстаиваешь свои принципы, попирая принципы других, забывая, что цель не оправдывает средства, но если стремишься найти согласие, то придешь к единому мнению. Человеку дорого, чтобы к нему отнеслись с пониманием и уважением, а не ставили перед неприятным фактом. Если есть любовь, то и вторая сторона будет пытаться понять, почему родной человек имеет в данном вопросе иную точку зрения.

- Нам задали несколько вопросов о сильной привязанности мужа или жены к родительской семье. Например, такая ситуация: брат и сестра живут с родителями, им обоим пора создать семьи. Но брат целиком и полностью поглощен опекой сестры, кстати, старшей, пытается ей максимально облегчить работу, отдыхает только с ней вместе и все время поглощен ее проблемами. Сестра же плывет по течению, хотя, окружающие считают, что, если бы она вышла на нормальную работу, то, возможно, стала бы более собранной, может быть и замуж бы вышла скорее.

Или другая ситуация: молодой человек, женившись, львиную долю времени проводил с родителями: пылесосил, ходил в магазин, вместо того, чтобы хоть немного помочь жене. Родители же были сами еще молодые и трудоспособные. Через какое-то время семья распалась, жене было тяжело смириться с тем, что муж фактически только родителями и занимается. А во втором браке мужчина уехал за рубеж, и теперь своим уже стареньким родителям звонит раз в неделю, хотя вот именно сейчас им и нужна его помощь…

Как распознать такое отношение в будущем супруге и создавать ли в таком случае семью?

- Да, вопрос именно в том, создавать ли с таким человеком семью… Не напрасно многие духовники советуют продолжительный период жениховства, чтобы за это время увидеть сильные и слабые стороны человека, с которым ты хочешь соединить свою жизнь навсегда. Увидеть – здоровая или нездоровая ситуация в его родительской семье. Получается, что вначале муж пренебрегал женой, изображая любовь к родителям, проявлял настоящий эгоизм. В результате сложилась трагическая ситуация, ведь всегда распад семьи – это трагедия… Бросать жену и родителей – это, безусловно, преступно. Каково человеку будет жить на земле, мы не знаем, но «прелюбодеи царства Божия не наследуют». Но есть и Божий суд, Бог может ждать, пока человек опомнится, но это не бесконечно.

Поэтому прежде чем принимать решение о создании семьи, нужно понять, какие отношения в семье сложились, что мы готовы принять, и, возможно, заранее обговорить какие-то ситуации.

- Можно ли найти выход, если уже такая ситуация сложилась? Психологи советуют детально проговорить сложившуюся проблему, мужу и жене спокойно рассказать друг другу все то, что их не устраивает и вместе найти компромисс…

- Думаю, что это правильно. Если человек действует с открытыми глазами, понимая, что окружающие его поддерживают, слушают его мнение, то удастся сохранить самое главное и очень хрупкое – взаимоотношения. Если что-то настолько важно, что ты не можешь этим пожертвовать, надо собрать всю любовь, интеллект, усугубить молитву, и постараться убедить супруга, что нужно принять именно эту точку зрения. Семейный мир и теплота взаимоотношений – это важнейшая цель, ее надо ставить во главу угла и беречь всеми силами.

 

 

[РоманЮдин 107]

Не верующие близкие, у меня например они из за меня не совсем верующие (

[О_К (fakel) 1 360]

Как говорить с близкими о вере?

Марина Бирюкова, Оксана Гаркавенко

 

Есть одна проблема, с которой сталкивается едва ли не каждый православный христианин. У нас, верующих, есть неверующие родственники и друзья. Нам горестно сознавать, что эти дорогие нам люди отделены от нас непроходимой стеной, притом в самом главном. Порой мы пытаемся эту стену разрушить, но желаемого результата в большинстве случаев не достигаем. Почему? Ведь нами двигают самые лучшие намерения: мы обрели Радость, и нам хочется, чтобы то же произошло с нашими близкими и дорогими. А они, эти близкие и дорогие, вдруг упираются, говорят совсем не то, что мы хотим от них услышать, и к вере не приближаются ни на йоту. То ли потому, что они такие упрямые, то ли потому, что мы говорим не так, как надо. А как надо? И надо ли вообще? Зависит ли чья-то судьба, чье-то обращение от того, как — хорошо или плохо, удачно или неудачно — говорим с ними о вере мы?.. Впрочем, в иных ситуациях такие разговоры возникают с неизбежностью — когда «линия раздела» проходит между детьми и родителями, между супругами, между братьями и сестрами. Между близкими друзьями, наконец. Какими быть, как себя вести, чтоб разговор, пусть даже и спор не перерос в конфликт, а конфликт — во взаимное неприятие? Сначала познакомимся с несколькими человеческими историями, а потом попробуем сделать какие-то выводы. По вполне понятным причинам наши респонденты на сей раз (что, в общем, для нашего журнала нетипично) останутся анонимными.

Фото прот. Игоря Пчелинцева

— Вот уже несколько лет, как я осознаю себя православным, воцерковленным человеком, но это никак не способствует миру и взаимопониманию в семье. Дело в том, что мой муж — ладно бы просто неверующий! Он относится к вере, к Церкви и ко всему, что с нею связано, резко негативно. Мои друзья говорят мне, что это может быть связано еще и с ревностью: он ревнует меня к той жизни, в которой сам не может, не хочет участвовать.

 

Одно время я не сообщала мужу, что иду в храм, чтобы не раздражать его, просто собиралась и уходила. Но куда еще можно идти в воскресенье в восемь утра? Разумеется, он все понимал, и, мне кажется, это его еще больше злило. Я стала говорить, что пойду в церковь, но в ответ слышала: «Делать, что ли, нечего? Лучше бы нормальный обед приготовила». Это еще в лучшем случае.

Практически та же ситуация — в семье моей сестры. Мы с нею пришли в Церковь вместе, и мужья наши в неприятии этого факта объединились. Муж сестры, как и мой, грозился выбросить из дома иконы, потому что они мешают и портят интерьер. До недавнего времени любое совместное праздничное застолье наших семей через пять минут перетекало в богохульство, в охаивание православной веры, в насмешки над нашим с сестрой образом жизни, над нашей глупостью, позволяющей наживаться хитрым попам... Сейчас мужья немного успокоились: или поняли, что «умнеть» мы не собираемся, или просто надоела им эта тема.

 

 

Особенно болезненной нашу проблему делает еще вот что: мы обе не могли не привести в храм своих детей. Конечно, они причащаются, моя Оля (она старше своего двоюродного братишки) недавно впервые исповедовалась, и для нас обеих это было очень большим и светлым событием. Но уводить дочку из дома в храм мне приходится чуть ли не тайком (не только от папы, но и от бабушки, то есть свекрови), а что касается моего племянника — после каждого посещения храма и воскресной школы его папа (мой, соответственно, зять) тщательно промывает сыну мозги, причем в выражениях не стесняется и о мамином авторитете не заботится нисколько.

Вы спрашиваете, как говорить с близкими о вере? А для меня вопрос стоит иначе: как защитить свою веру от поругания — не где-нибудь, а в моей собственной семье? Хулу на меня я могу стерпеть, лишь бы только лишний раз не обострять ситуацию. Но если я слышу хулу на Бога — я должна очень четко этому воспротивиться, очень внятно сказать «нет». Остановить человека так, чтобы он все понял и больше ничего подобного говорить не смел. Но у меня не получается. Почему? Почему я теряюсь и не могу найти слова?

 

Да, в отношении мужа к христианству есть и моя доля вины. Я человек не красноречивый, говорить так, чтобы все вокруг заслушались, не умею и, по правде сказать, не так уж хорошо знаю Священное Писание, Предание, историю Церкви, богослужение, наконец.

Муж намеренно задает мне агрессивные, провокационные вопросы: хочет доказать, что я сама не знаю, во что верю. Я знаю, во что верю! Но я не научилась об этом говорить. Наверное, надо учиться. Но, с другой стороны, будь я хоть профессором богословия, вряд ли это изменило бы ситуацию. Бесполезно доказывать, что вне Церкви нет спасения — человеку, который вообще не верит в посмертную жизнь.

 

Все же какие-то сдвиги есть. Вчера дождалась, пока он заснет, встала перед образами читать молитвы и Псалтирь. А муж проснулся и заглянул в ту комнату, где я молилась. Я сжалась: обычно он в таких случаях начинает меня пародировать, может и нецензурное что-нибудь сказать, а потом выходит, громко хлопая дверью. На удивление, в этот раз ничего не сказал и дверь закрыл тихо. Может быть, по моим молитвам?

* * *

— Каждое воскресное утро я и мой младший сын спешим в храм. Стараемся не опаздывать на службу, ведь Алеша — алтарник. Когда мы начали сюда ходить, ему было восемь лет, сейчас четырнадцать. Пока ходим вдвоем, без папы.

Знаю, что во многих семьях такая ситуация, когда жена в храм ходит, а муж — нет, порождает проблемы, а нередко и серьезные конфликты. Слава Богу, теперь у нас с этим все благополучно. Муж, хоть и остается по воскресеньям дома, к нашей вере относится уважительно, и я очень благодарна ему за это. Но получилось так не сразу.

 

Раньше у нас в семье мои посещения храма, попытки говорить с мужем о вере назывались «новая Наташкина блажь». Сказано было не мне, а моей подруге, которая мне эти слова передала. Муж тогда сказал: «Моя Наталья раньше в партию играла, теперь нашла себе очередную игрушку. Надеюсь, скоро пройдет». Я и вправду с молодых лет была комсомольской активисткой, потом вступила в партию... Причем все это было отнюдь не из карьерных соображений, и даже не от избытка «идейности», нет! Мне просто хотелось работать с людьми, быть с ними, что-то для них делать. Потом, естественно, наступило разочарование во всей этой «деятельности». И муж поначалу воспринял мое воцерковление именно в такой плоскости — тем более, что сам он не был особо верующим. Он наполовину русский, наполовину азербайджанец, но его родители не были ни христианами, ни мусульманами. Когда мы поженились, он не относил себя ни к какой религии. Я предложила ему креститься, потому что сама была крещена еще в детстве. Муж сказал: «Хорошо, будем с тобой вроде как одной веры». Но, как, увы, нередко бывает, за крещением не последовало никакого дальнейшего продвижения по этому пути.

Когда я с сыном начала в воскресные дни ходить в храм, муж поначалу выражал неудовольствие: «Обязательно сегодня, что ли?». Я старалась объяснить ему, почему это обязательно. Слава Богу, он человек интеллигентный, воспитанный, кулаком по столу не стучал и истерик не закатывал. Но какое-то неприятие поначалу все равно ощущалось. Конечно, он по воскресеньям хотел меня и Алешу видеть дома.

 

Потом муж увидел, что это не «новая блажь», что все это очень серьезно. Не мне об этом судить, но, может быть, он замечал, что я в чем-то менялась к лучшему. Уж в одном точно изменилась: бросила курить, чего раньше сделать никак не могла. Он видел, что «блажь» не проходит, и что воцерковление мне во благо.

 

И это, наверное, главное. Не как о вере говорить, а каким быть, чтоб близкий человек поверил: то, что с тобой происходит — благо. А говорить надо — терпеливо. Человек зрелого возраста не может обратиться за два дня. Нужно время. Время и дела. К счастью, у нас в приходе добрые дела делаются.

 

Как и любому отцу, моему мужу интересно видеть успехи сына, поэтому он вместе со мной приходил на спектакли, которые мы подготавливали к праздникам в воскресной школе. И видел там других родителей, наших прихожан — интеллигентных, умных, вполне современных людей, а вовсе не каких-то темных, отсталых старушек. И вот, я вижу, что он все больше интересуется Православием, задает разные вопросы. Почему католических священников называют «святой отец», а православных — нет? Можно ли обращаться к Всевышнему «своими словами» или только теми молитвами, которые даны в молитвослове? Какова посмертная участь людей некрещеных? Могут ли православные за них молиться? Не всегда я могу ответить, в таких случаях он говорит: «Спроси батюшку». Я так и делаю. Батюшка наш по воскресеньям ведет в храме лекторий. Полученными на лекциях знаниями стараюсь поделиться с мужем. Дома говорю: «А мы сегодня разбирали такое-то послание апостола Павла. Знаешь, оказывается, вот это слово и вот это выражение в древности имели такой-то смысл...». И муж мой пересказ слушает заинтересованно! И книги читает, которые я приношу из храмовой библиотеки — как ни мало у него времени на чтение вообще.

 

Однажды наш папа зашел за сыном в воскресную школу, увидел, как учительницы мучаются со старым компьютером, и подарил школе новый компьютер и принтер.

 

Иногда мой муж говорит: «Меня в Церковь грехи не пускают». Я стараюсь убедить его в том, что это отговорка: Церковь не для праведников, а для грешников, Господь принимает всех искренне кающихся. Муж понимает, что надо исповедаться, но... Это очень серьезная проблема — первая исповедь. Все, кто воцерковлялся во взрослом возрасте, знают, что это такое, через какой рубеж нужно перейти. Я пытаюсь объяснить, как могу, что всем это поначалу невероятно трудно, но другие ведь с этим справлялись, справится и он.

Да, пока муж приходит в храм редко — только на Рождество и Пасху. Но, тем не менее, к моей вере он относится с пониманием и уважением. Я благодарна Богу за то, что мне достался такой понимающий муж, и мне остается только молиться, чтобы Господь и его в Свою Церковь привел. Я завидую тем нашим прихожанам, которые приходят на Литургию всей семьей. Дай Бог, чтобы и мы однажды стали «малой церковью» и подошли к Чаше со Святыми Дарами все вместе.

* * *

— Как говорить с близкими о вере? Не знаю. На мой субъективный взгляд, нам, мирянам, вообще не надо спешить миссионерствовать. Не наше это дело. Думаю так даже не потому, что моя единственная миссионерская потуга (попытка отвратить от неопятидесятничества подругу, попавшую в эту секту) оказалась безуспешной и закончилась разрывом отношений. Мне кажется, что в основе такого рода дерзаний — надежд привести к вере наших неверующих близких — лежит не только забота об их душах, но и неосознанная гордыня. С чего мы, собственно, взяли, что именно мы, со всеми нашими несовершенствами, можем стать орудием чьего-то спасения? Кто посылал нас на проповедь?

 

«А Кто посылал апостолов?» — возразила мне на это одна верующая женщина. Не могу разделить ее благочестивого энтузиазма. Апостолов послал на проповедь Господь, и само слово «апостол» означает «посланник». Скажут: но ведь не одни апостолы проповедовали; христианство не распространялось бы с такой скоростью по всей ойкумене, если бы обретавшие веру христиане первых веков не проповедовали тоже. Однако для того, чтобы проповедь современных мирян была успешной, мы и жить должны так, как первые христиане, чего большинство из нас, очевидно, не делает. В Писании сказано: Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? <...> Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва? (Иак. 2, 14, 20).

 

Что касается моей подруги... Какое-то время мы спорили до хрипоты, потом решили вероучительных вопросов не касаться. Но все равно периодически касались, причем подруга стихийно старалась строить нашу дискуссию по алгоритму, описанному диаконом Андреем Кураевым: когда грехи православных противопоставляются добродетелям баптистов. Я со своей стороны пыталась удержать спор в рамках сравнения вероучений, причем сама тоже далеко не всегда проявляла терпение и такт. К примеру, речь заходила о каком-нибудь месте в Священном Писании, и я говорила, что святитель Иоанн Златоуст толкует данный текст так-то и так-то. В ответ слышала: «Ну и что теперь? Мало ли, кто там как истолкует? А я считаю, что этот стих надо понимать вот так». В подобных случаях я не могла удержаться от усмешки. Конечно, трудно в такой ситуации не улыбнуться, но вот, пишу сейчас об этом и думаю: а мне бы понравилось, если бы друзья иронически улыбались, когда я говорю о своих религиозных убеждениях? Все это приводило к трениям, взаимным недовольствам. В конце концов, я однажды вспылила (надоело слушать всякую чушь о православных священниках) и предложила расстаться. Подруга в секте по сей день, туда же привела троих своих детей.

 

В общем, не умею я говорить с близкими о вере... А может быть, надо научиться? Может быть, я просто оправдываю свое неумение тем, с чего здесь начала?

* * *

— Не так нужно ставить вопрос. Не в том он состоит, умеем ли мы говорить с близкими о вере, а в том, умеем ли мы понимать наших ближних, даже самых близких.

 

На 73-м году жизни моей мамы я предложил ей креститься. Она согласилась, причем я сразу понял: она давно ждала, что я ей это предложу. Ждала, потому что чувствовала необходимость, даже какой-то свой долг это сделать. Но чувство необходимости и активное желание — разные вещи. Активного желания не было, был страх: «А мы с тобой вместе там, в церкви, будем? Ты все время рядом будешь?..». Я нашел пожилого — близкого маме по возрасту — священника, который, по моему разумению, должен был очень хорошо, умиротворяюще на нее подействовать. Все прошло благополучно, батюшка поздравил новокрещеную христианку, подарил ей молитвослов, посоветовал почаще бывать в храме. Но на обратном пути мама выглядела, скорее, обескураженной и растерянной, чем счастливой, и несколько раз повторила: «Не знаю, стоило ли мне это делать... Нет у меня уверенности, что я правильно поступила...».

Это было уже несколько лет назад, и активного стремления к воцерковлению мама так и не проявила. В храм не ходит. Молится ли дома? Может быть, и молится както по-своему, про себя, но подаренного молитвослова не открывает. Однажды сказала: «Не получится из меня верующая. Поздно. Жизнь прожита иначе. Не переделаться». Я знаю людей, впервые перешагнувших порог храма и в более позднем возрасте... Но кто может сказать, чем они отличаются от нее? Один Господь ведает, почему это происходит с одним человеком и не происходит с другим.

 

Я приношу ей книги, епархиальную газету, журнал, она это выборочно читает, говорит, что ей интересно, а интерес все-таки о многом свидетельствует. Но сам разговора о вере с нею не завожу. Мне не хочется, неловко, дискомфортно говорить с нею о вере. Да и она тоже не тянется к таким разговорам. Дело еще и в том, что мы не привыкли к откровенности. Я подсознательно защищаю свой мир от нее, а она закрывает свою внутреннюю жизнь от меня. У нас хорошие, теплые отношения, ведь я уже давно — ее единственная опора и защита. Но вместе с тем мы существуем в каких-то параллельных мирах. Она считает, что я никогда не пойму ее. А пойму ли я ее, в самом деле? Много ли я о ней знаю... зная практически все?

 

Мне представляется, что когда человеку за семьдесят — ему должно быть уже не до сомнений, не до метаний. Это ведь как на войне — атеистов не бывает. Но мнето самому пока еще не за семьдесят... И могу ли я на самом деле понять человека, перешагнувшего уже этот рубеж?

 

Я говорю себе, что не хочу ничего ей навязывать, а на самом деле я не хочу создавать проблемы себе. Мне гораздо проще сходить в храм одному, чем с нею. Гораздо проще молиться так, чтобы она этого не видела и не слышала, чем предложить помолиться вместе. Если бы между нами не было отчуждения, если бы не было моей гордости и эгоизма — все было бы иначе, и вообще не было бы такой проблемы — как говорить о вере. Оно само бы говорилось...

* * *

Я пыталась говорить о вере с человеком, который очень много для меня значит и очень много мне дал. И у меня не получилось, хуже того — наши отношения дали трещину из-за этого.

 

Она вошла в мою жизнь давно — в предыдущую геологическую эпоху. Мое психологическое состояние в те годы можно было охарактеризовать как кризисное, и мне очень нужна была умная любовь. Не бабья жалость, не фальшивая задушевность, смешанная с плохо скрываемым любопытством, не поучения в стиле женского ликбеза, не покровительство, которое нам бессознательно предлагают многие, нет — именно она, лишенная сентиментальности, трезвая, умная, внимательная любовь. Как я догадалась, что даст мне ее — не кто-то другой, а именно эта женщина? До сих пор не понимаю. Мы не были знакомы близко. Я знала, что ее зовут Ирина, что она на несколько лет старше меня, немного знала ее семью. И чем она занимается — тоже знала, конечно. И вот, я подошла к ней в коридоре — в нашем здании было много офисов и один коридор на всех — и спросила: «Можно мне с вами поговорить?». И мы начали говорить, и проговорили много лет — много о чем, но главным образом почему-то — обо мне.

 

Многое из того, что говорила мне Ирина, сказал бы настоящий, умный священник, духовник — если бы судьба распорядилась иначе, и он бы встретился мне в те годы.

 

Например: «Ты должна понимать, что с тобой сейчас происходит. Ты открываешь свою греховность. Долгие годы ты бессознательно идеализировала и романтически возвышала себя — а теперь вот увидела, что представляешь собой на самом деле. И у тебя от этого шок. Ты не знаешь, как относиться к себе теперь, потому что тебя, как и всех нас, не научили грамотно к себе относиться. Ты знакома с христианской литературой — ты понимаешь, что такое грехопадение? Читала, что наша природа поражена грехом?»

 

Судьба развела нас с Ириной, она уехала жить в другую страну. Однако нас — а верней, меня — выручил вошедший в жизнь интернет. Если бы не ее письма...

 

Если бы не ее письма, я, возможно, и не дошла бы до Церкви. Я шла к Евхаристии, поддерживаемая Ириной. Но вот грустный парадокс: сама она так и не пришла к Чаше Христовой — ни удары, ни потери, ни тяжелая, мучительная болезнь (фактически — инвалидность), ни, наконец, подступающий под горло возраст ее к этому не привели. Глубокая, богатая, талантливая натура не нашла в своих глубинах отклика Христу. Любившая и спасшая своей любовью многих, не смогла полюбить Того, Кто есть Любовь.

 

Почему? Не знаю. Винить себя?.. Да, наверное, надо винить себя. Не в том, что не обратила, нет — этот вопрос решается на ином, как говорится, уровне, и вряд ли моя персона могла играть здесь заметную роль.

 

Винить себя надо, наверное, в том, что в моем электронном ящике не стало ее писем, и что я не помогаю ей сегодня так, как она вчера помогала мне.

Тема Церкви и воцерковления возникла в нашей переписке закономерно — ведь я привыкла делиться с Ириной именно внутренней жизнью, то есть тем, чем не очень-то поделишься с другими. Ирина всегда умела уважать чужие верования, причем уважать не ритуально, не в порядке вежливости, а на самом деле: «Мне это, может быть, чуждо, но для кого-то это — спасение». От вульгарной критики, от безграмотных нападок на Православие она далека бесконечно. Ее отдаляет от этого внутренняя культура. Еще один грустный парадокс: не всякий, называющий себя православным, уважает Церковь так, как уважает ее Ирина, которая упорно называет себя неверующей.

 

Но, коли так — почему же именно здесь между нами что-то хрустнуло? Судя по ее коротким и нервным письмам, написанным в момент очередного маленького конфликта (конфликты вспыхивали, но гасились взаимными извинениями — нам все-таки не хотелось терять друг друга) — потому что я категорически настаивала на своем и весьма горячо, возможно, агрессивно доказывала ей, что она неправа.

Ну а как иначе?.. Что еще можно сказать человеку, произносящему такие вещи: «Булгаковский Иешуа нравится мне гораздо больше евангельского Христа. Это, по крайней мере, целостный образ, а от Нового Завета у меня не остается определенного впечатления — там все очень противоречиво и странно...»

 

Или: «Христианство, как, впрочем, и любая другая религия, настораживает меня тем, что предписывает человеку определенный кодекс поведения, обещая при этом награду либо кару. Это несвобода. Я ее не приемлю».

 

Я тут же бросалась в бой — и неосознанно переходила какую-то заповедную черту. Именно после этого Ира вспыхивала: «Рассказывай, пожалуйста, мне о своей жизни, мне это интересно. Но, ради всего святого, не пытайся переделывать меня!»

 

Я обещаю не пытаться ее переделать, но не могу успокоиться. Мне действительно непонятен этот глубокий отказ Богу в доверии. «Я не могу молиться, потому что я не понимаю, Кому молюсь. Я не чувствую Его. У меня нет никакого с Ним контакта». Следует, однако, заметить: местоимения, относящиеся ко Всевышнему, она всегда пишет с прописной буквы. В этом тоже сказывается культура. Только культура или что-то еще? Я хорошо помню момент, когда сквозь темные тучи пробился вдруг тонкий луч: «Ты, наверное, права. Мне просто нужно понять, что это — есть, и что оно — радостно».

 

Конечно, она нуждается в помощи! А я не могу ей помочь. То, что я написала выше, верно — не человек человека обращает, но Сам Господь. Следует ли, однако, из этого, что мы не можем, не должны помогать? Церкви бы не было, если бы люди на протяжении тысячелетий не помогали друг другу обратиться, а началась эта помощь с апостолов...

 

Впрочем, стоп — здесь важно разобраться, чего именно я хочу. Я хочу помочь другу? Именно из-за этого желания я вспыхиваю и переступаю ту самую черту, границу личности? Вряд ли можно так вспыхнуть от любви к ближнему. Так вспыхнуть можно только от агрессии. От неосознанного стремления — не просто защитить что-то свое, а именно завоевать соседнюю вселенную, хотя бы в чем-то подчинить ее себе... Или, по выражению Ирины, — переделать.

 

Кто-то скажет: так и святые до рукоприкладства, случалось, доходили, защищая Истину. Но в том-то и дело: святые защищали Истину от ее врагов, а не от тех, кто относится к ней с глубоким уважением. Мы горячимся не из-за Истины — из-за себя.

 

Кто знает, может быть, я пытаюсь научить христианству человека, который на самом деле куда ближе ко Христу, чем я. Я не могу написать это уверенно, потому что внутренняя ситуация моего друга мне во многом непонятна. Но если непонятно, темно — так тем более не стоит врываться в чужую душу и пытаться навести в ней свои порядки. Что примечательно: сама Ирина никогда не пыталась навязать свои взгляды мне, и именно этим отличалась от многих иных доброжелательниц, по-своему, впрочем, искренних.

 

Вопрос: «Как говорить с близкими о вере?» — следует предварить другим вопросом: а для чего мы собираемся с ними о вере говорить? Ради них? Ради Истины как таковой? Или ради себя самих? Когда мы ответим себе на этот вопрос честно, многое для нас изменится. Может быть, даже не только для нас, а для наших близких тоже.

* * *

Говорить с близкими о вере я уже перестала. Это бесполезно, если люди сами не хотят отозваться Христу, если гордыня и высокоумие не дают им расслышать слово Истины. У них есть сегодня все возможности, мыслимые и немыслимые — действующие храмы, воскресные школы, лектории, книги, православные телеканалы... Но они предпочитают жить иначе. Им больше нравится читать какой-нибудь «Код да Винчи» или сомнительные псевдохристианские сочинения Улицкой, чем подлинно православную литературу. Пытаешься чтото сказать, а в ответ слышишь: «Мама, да угомонись ты со своим Православием! Мы другие, понимаешь? У нас другие взгляды. Почему ты не оставляешь за нами право быть не такими, как ты?». — «Да ведь Христос на землю пришел — для того, чтобы всех спасти, а не только „таких" или „других", как вы этого не поймете...» — «Это, опять же, твое убеждение. Люди не глупей тебя считают, что это был просто человек, бродячий иудейский проповедник, а из него сделали Бога...» — это сын говорит, а невестка: «Нет, подожди, я согласна, я верю, другое дело, что я в эту церковь никогда не пойду. Бог должен быть в душе, а не в обрядах...».

 

Всовываю им книги — от Феофана Затворника до митрополита Антония Сурожского, от Иоанна Златоуста до протоиерея Димитрия Смирнова — прошу, почти умоляю открыть, заглянуть, поинтересоваться. Настойчиво зову с собой в храм. Но им некогда. У них дела поважнее, встречи поинтереснее. Сержусь, гневаюсь, каюсь потом на исповеди в грехе гнева и осуждения. Но, с другой стороны, как не гневаться? Люди в условиях принудительного атеизма и полного отсутствия всякой информации пробивались к вере и Церкви, рисковали карьерой и свободой... Я к таким людям не принадлежу, увы. В советские годы я была твердо убеждена, что Бога нет, и даже атеистический кружок вела у нас в школе. Я ведь химик, и поэтому мне поручили атеистический кружок — с помощью химических опытов доказывать, что нет никакого Творца... Мне теперь и смешно, и горько, и стыдно. Но ведь я-то хотя бы в новые времена как-то к Богу пришла. А эти... Впрочем, может быть, это за грехи мои мне? За атеистический кружок? Сын, между прочим, мне уже сказал: «Я, в отличие от тебя, неверующий, но я никогда бы не стал вести атеистический кружок. Я знаю, что нельзя отнимать веру у тех, кому она нужна. А ты всегда в крайностях: неверующая — борешься с верой, уверовала сама — борешься с неверием. Ты можешь не бороться, а просто жить? Жить, как тебе самой подходит, и не трогать других при этом?». Может быть, он в какой-то мере прав, не знаю.

Подготовили

Марина Бирюкова и Оксана Гаркавенко

 

 

[Ксения-Н 257]

Ольга Рожнёва. Путь к Богу. Из цикла «Истории отца Бориса ...

Начинал служить отец Борис ещё во времена сельсоветов, райкомов и обкомов, когда некоторые должности были несовместимы с открытым посещением церкви.

 

Вот и у одной его прихожанки, Клавы, муж её, Василий Егорович Пономарёв, был председателем сельсовета. А его младший брат, Михаил, ещё дальше пошёл по карьерной лестнице и работал в обкоме непоследним человеком. Младший брат жил в городе, но часто приезжал в гости к старшему. Видимо, любил очень брата. Да и тосковал по родному селу, по речке тихой, по глубоким заводям, где они на ночной рыбалке таскали крупнейший улов.

 

Братья были оба среднего роста, крепкие, широкие в плечах, похожие друг на друга своей немногословностью, серьёзным видом. И в селе к ним относились с уважением: строгие, но справедливые. Пономарёвы сказали – значит, сделали. Ну, и не зазнавались особенно, хоть и у власти, – это тоже было очень важно. Правда, нрав у братьев был крутой. Если Пономарёвы разгневались – хоть под лавку прячься. Но – отходчивы. Глядишь – и прошла гроза, солнышко засияло.

 

Детей у Василия и Клавы не было. Жили они сначала с родителями, а потом, схоронив их, вдвоём. Избушка добротная, цветы яркие в палисаднике, курочки гуляют, петух – первый красавец на селе. В сарайчике поросёнок Борька похрюкивает. Во дворе пёс Тяпа разгуливает.

 

 

Сидит Василий Егорыч на лавочке у дома, а рядом пёс любимый крутится. Здоровая псина, что телёнок. Пойдут гулять, а Тяпа остановится у забора, бок почешет, глядишь, – забор на земле лежит. Разгневается Егорыч, начнёт пёсику грозный выговор делать, а Тяпа ляжет, голову на передние лапы положит и слушает внимательно. А у самого уши только подрагивают, как будто ждёт: вот, сейчас хозяин гнев на милость сменит. И, правда, надолго гнева у Егорыча не хватало. Только в голосе его басовитая нотка приутихла, а Тяпа уже подскочил. И прыгает и ластится к хозяину. А Егорыч засмеётся: «Ах, и шельма, ты, Тяпа! Ах, хитрец!»

 

Брат Михаил приезжал в гости. Один, без супруги. Она горожанка была и никаких прелестей сельской жизни не признавала. Приедет Михаил, они с Егорычем, как обычно, на рыбалку… Потом Клава рыбы нажарит, борщ свой фирменный со шкварками сварит. Графинчик достанут, сидят – хорошо! Тяпа у порога лежит, ушами подёргивает, Петька кукарекает…

 

И всё было бы прекрасно, если б не началась у Василия война с женой Клавой. И разгорелась эта война из-за того, что Клава как-то незаметно для себя стала ревностной прихожанкой недавно восстановленного храма Всех Святых. В этом храме начал свою службу отец Борис, на его глазах и разворачивалась вся история.

 

Клава, уверовав, не пропускала ни одной службы. Строго соблюдала посты. Пока хозяйка воцерковлялась, в хозяйстве её происходили изменения. Цветы заросли крапивой. Курочки выглядели больными, и даже у бывшего первого на селе красавца-петуха гребень валился набок. Поросёнка закололи, мясо Клава продала, а нового Борьку растить категорически отказалась.

 

Взъелась Клава и на Тяпу, стала называть его «нечистью», перестала кормить. Пришлось Егорычу самому готовить похлёбку для пса. Правда, скоро не только собаке, но и самому хозяину пришлось голодным ходить: Клава перестала варить свои вкуснейшие щи – перешла на салаты: капустка, морковка, свекла – благодать! Главное – чтобы после еды молиться хотелось! Но Егорычу с Тяпой эти салаты пришлись не по вкусу.

 

Да ещё и в город вызывали председателя сельсовета: «Что это, мол, жена ваша запуталась в паутине религиозного дурмана? Что это за мракобесие в эпоху, когда заря коммунизма занимается над городами и весями?!» Так и началась у Егорыча с Клавой война. Она в церковь, а он за ремень: «Выпорю дурищу!»

 

Клава от него по соседям прячется. Совсем дома у них стало неуютно. Печь нетоплена, куры некормлены, Тяпа с Егорычем голодные и злые.

 

Как-то при встрече с отцом Борисом Василий Егорович остановился и, сухо поздоровавшись, начал разговор о вреде религиозного дурмана для жизни жителей села, а в частности, жены его Клавдии. Постепенно гнев его набирал обороты, и в конце короткого разговора Егорыч уже топал ногами и почти кричал на молодого батюшку, не давая ему и слова вставить. Вобщем, нехорошо они расстались.

 

После этой встречи отец Борис пробовал Клаву увещевать. Стесняясь и краснея, пытался объяснить своей прихожанке, что была старше его годами раза в два: дескать, мир в семье нужно хранить, о муже заботиться… Но Клава смотрела на молодого священника снисходительно. На его слово сыпала сразу десять: «Враги человеку домашние его». Или ещё: «Всякий, кто оставит домы, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную». Глаза у неё при этом горели.

Сейчас, спустя годы пастырской службы, отец Борис скорее всего смог бы поставить духовный диагноз правильно. Но тогда молодой священник решил, что у Клавы это просто новоначальная ревность не по разуму. И всё наладится по мере духовного роста, взросления его прихожанки. Но дело оказалось не таким простым. И огонёк в глазах Клавы питался не одной ревностью по Боге. Были у этого огня другие источники…

 

А что это за источники – стало ясно позднее, когда Василий Егорович, всегда крепкий, начал прихварывать. Как-то быстро исхудал. Брат Михаил устроил его в областную больницу в отдельную палату, но и отдельная палата не помогла, и Василий довольно скоро вернулся из неё, уже совсем слабым, с онкологическим диагнозом.

 

Теперь Клавдия могла спокойно ходить на все службы. Никто больше не бранился на неё, никто не гонялся за ней с ремнём в руках. Егорыч лежал, и даже щи можно было не варить, потому что аппетит у него пропал. Тяпа не отходил от окна, возле которого стоял диванчик Василия, и тоже значительно уменьшился в размерах. В дом его Клавдия не пускала, и он лежал на снегу, не желая уходить в тёплую конуру от болеющего хозяина.

 

На вопросы о болезни мужа Клава отвечала сухо и коротко: « Василия постигла кара за грехи и неверие!» К удивлению отца Бориса, ревность его прихожанки значительно угасла, и Клавдия стала пропускать службы. Тогда и начал батюшка понимать, что ревность её питалась противоречием мужу, желанием выглядеть праведной на фоне его неверия. Противоречить больше смысла не было, и воевать не с кем. Без этой войны посещение храма, молитвы, пост – всё стало неинтересным, слишком обыденным.

 

Батюшка шёл по заснеженной тропинке на службу и думал: где истоки таких историй? Может, похожая ревность была у фарисея? Того самого, который гордо стоял в храме и глядя на поникшего мытаря, услаждался своими помыслами: «Боже! Благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь: пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю…» В то время как мытарь смиренно повторял: «Боже, милостив буди мне, грешному!»

 

Внезапная мысль поразила отца Бориса, и он даже остановился на ходу: «А могу ли я судить других за фарисейство? … Да и откуда я могу знать, где фарисейство, а где мытарство? Разве в себе я не могу найти ничего фарисейского? Осуждая эту прихожанку, разве не чувствую я в душе этого тонкого и горделивого: «Слава Богу, что я не таков, как эта женщина…» Только один Господь-Сердцевед всё знает… Да, Господи, если я нахожу в себе фарисея, то я – мытарь. А если нахожу фарисея в других, то сам фарисей.

 

И ещё: никто не может быть уверен в себе. Никто не знает, не поменяются ли в его сердце местами мытарь и фарисей на следующий же день… И мытарь в своей следующей молитве может гордо произнести «Слава Богу, что я не такой, как этот фарисей! Так всё непросто это, Господи! Но ведь я пастырь и должен заботиться о духовной жизни своей паствы… Что делать?»

 

Батюшка встрепенулся: странно, наверное, выглядит священник, застывший на снежной дороге с глубокомысленным видом. И отец Борис, так и не найдя ответа на свой вопрос, зашагал дальше по тропинке, ведущей через белоснежные сугробы к храму.

Вскоре, однако, его пастырские раздумья были прерваны неожиданной встречей. Через несколько дней, вечером после службы, когда отец Борис торопился домой к жене Александре и маленькому сынишке Кузьме, его остановил запорошенный снегом мужчина. Вглядевшись в темноте в незнакомца, батюшка признал в нём младшего брата Егорыча. Михаил заметно нервничал:

– Батюшка, вы нам нужны очень-очень! Не откажите, пожалуйста!

 

Пока шли к дому бывшего председателя сельсовета, Михаил торопливо рассказывал:

– Батюшка, вы знаете ведь, что брат мой болен. Он умирает. Я вот к нему езжу так часто, как могу… По выходным… И, знаете, лежит он дома уже пару месяцев, и с каждым моим приездом меняется. Сначала я приеду, а он лежит и в потолок смотрит. В глазах тоска и отчаяние. Знает, что умирает ведь… Мне с ним и поговорить-то невозможно было, он смотрел сквозь меня. Так, как будто он уже и не здесь. И всё, что я мог сказать – ему неинтересно и ненужно совсем. Я оставлю ему еды, деликатесов всяких, вкуснятинки, ну, Тяпку покормлю, да и уеду в город, неделя-то рабочая.

 

Батюшка вздохнул. Что он мог ответить неверующему человеку?

А Михаил продолжал возбуждённо:

– А где-то, месяц назад, я приехал: глаза у брата живые стали! Смотрю: он книги читает! Лежит рядом с его диванчиком на тумбочке целая стопка книг, и он их читает! Просмотрел я книги, а это Клавины. Агитация религиозная, вы уж простите меня, батюшка, что так выражаюсь… Про святых там всяких. Ещё эта, как её, Библия… Ну, я уж не стал спорить с умирающим человеком, доказывать, что дурман это всё религиозный… Пусть утешается…

А сегодня я приехал с утра – Вася плачет. Я его сроду плачущим не видел! Странно так плачет – слёзы текут, а сам улыбается. И просит, чтобы я священника, вас, то есть, батюшка, позвал. Креститься надумал. Вот как! Отец дорогой, ты уж окрести его, что ли, я тебя отблагодарю!

 

А то раньше в нашем селе никаких храмов и в помине не было. И родители у нас неверующие были – при советской власти ведь выросли. Бабушка вот только всё молилась перед иконами старыми, это я сейчас вспоминаю. Давно это было – в детстве – а вот почему-то сейчас вспомнил… Так как, отец Борис, насчёт крещения?

Батюшка молчал. Потом медленно сказал:

– Хорошо, Михаил. Только давайте мы так сделаем: сначала я с вами больного навещу, поговорю с ним. А потом и про крещение решим. Тем более – сейчас у меня с собой нет необходимого для совершения Таинства.

Но разговора с Василием не получилось. Когда отец Борис с Михаилом вошли в калитку, к ним подошёл всё ещё огромный, но исхудавший Тяпа. Вид у пса был тоскливый, он не лаял залихватски на постороннего, а смотрел так ожидающе и печально, что у батюшки сжалось сердце: «Скотинка простая, а ведь всё понимает».

 

В дверь они зайти не смогли. Потому что когда поднялись по ступенькам, дверь распахнулась сама. На пороге стояла Клава. Вид у неё был боевой:

– Батюшка, простите, но я вас не приглашала! Знаю я, зачем вы пожаловали, да только не получится у вас ничего! Сколько муж меня гонял! Сколько с ремнём за мной бегал! Позору и страху натерпелась! А теперь что ж – хочет на тот свет чистеньким уйти?! Как прижало – так уверовал?! Не выйдет!

Михаил попытался отстранить Клавдию:

– Клав, да ты что?! Муж ведь это твой. Он сам просил батюшку позвать.

– А я говорю, что не пущу! А будешь, Мишка, настаивать, так я в твой обком-райком завтра же приеду! Опозорю перед всеми твоими начальниками! А то ишь – заря коммунизма у них, религия – опиум народа! Вот и встречайте свою зарю коммунизма без опиума! В трезвом виде! Уходите-уходите из моего дома!

Из комнаты донёсся слабый голос:

– Клав, пусти, пожалуйста, мне нужно, очень нужно священника.

Но дверь захлопнулась. И мужчины остались стоять на улице. Отец Борис посмотрел на захлопнувшуюся дверь. Перевёл взгляд на тоскливую морду Тяпы. А затем, отозвав Михаила за калитку, что-то горячо пошептал ему.

 

Ближе к вечеру, когда всё ещё пышущая гневом Клава отправилась на обычные многочасовые посиделки к соседке Тамаре, Михаил вышел на задворки. Прошёл по глубокому снегу через огород, тропя путь для отца Бориса, который неуклюже перелез через забор и почти свалился в крепкие объятия работника обкома. Крадучись, по-партизански, прошли они в дом, где и окрестил батюшка умирающего.

 

Сначала отец Борис совершил чин оглашения, прочитал запретительные молитвы, и больной отрекался вместе с ним от сил зла. Во время крещения Василий сидел на стуле и поднимался с помощью брата, слабым голосом повторяя за отцом Борисом:

– Сочетаешься ли ты со Христом?

– Сочетаюсь.

– Сочетался ли ты со Христом?

– Сочетался.

– И веруешь ли Ему?

– Верую Ему как Царю и Богу…

А когда батюшка совершал Миропомазание, его самого охватил трепет: лицо крещаемого видимым образом менялось после каждого помазания Святым Миром лба, глаз, ноздрей, уст… Повторяя каждый раз: «Печать дара Духа Святаго. Аминь», отец Борис видел, как бледное лицо больного таинственным образом преображалось и светлело.

 

А после помазания Святым Миром Василий уже стоял на ногах сам. Отец Борис поздравил своего крестника. Потом Михаил вышел, и батюшка причастил новоизбранного воина Христа Бога нашего.

 

Когда отец Борис уходил, Василий плакал. Слёзы текли по его исхудавшему лицу, а сам он светло улыбался. В дверях Михаил стал благодарить батюшку и всё пытался засунуть в карман купюры. Но отец Борис, к его удивлению, не взял денег. И младший брат, выйдя на крыльцо, долго смотрел ему вслед. Шёл домой батюшка, уже не таясь, не задворками, а по улице. Шёл и думал, что нужно будет теперь навещать и причащать больного. Не дожидаясь приезда младшего брата.

 

Но в этот же день им с Михаилом суждено было встретиться ещё раз. Близилась полночь, и отец Борис читал перед сном книгу под ровное дыхание жены Александры и сладкое посапывание Кузеньки. Вдруг в дверь постучали, и когда батюшка вышел, накинув старый полушубок, он снова увидел Михаила. Тот стоял молча и нерешительно смотрел на священника, а потом выдохнул:

– Батюшка, он умер. Вскоре после вашего ухода. Ещё и Клава не успела вернуться. И ещё, батюшка, перед смертью он посмотрел в угол и говорит мне: «Миш, их нет. Они ушли». «Кто ушли, брат, о ком ты?» «Эти чёрные и злые – они ушли. Совсем. А знаешь, Миш, батюшка сказал, что у меня теперь есть ангел-хранитель. Правда, есть. Миш, он, правда, есть! Ах, какой он красивый! Я такой счастливый, Миш! Как я счастлив! Ты его тоже видишь? Ну, вот же он, вот!» Я, батюшка, оторопел даже. А он улыбнулся и умер.

 

На отпевании Василия было много народу. Сам он лежал в гробу как живой. И лицо его по-прежнему было светлым, радостным. Сначала все удивлялись решению Михаила отпевать брата, а потом пришли проводить его в церковь. Клавдия отпеванию не препятствовала. Стояла молча, поджав губы, но весь вид её выражал протест против совершающейся несправедливости. В церковь после смерти мужа она ходить перестала. Может, придёт ещё? Кто мы, чтобы судить?

 

А через месяц после отпевания, когда отец Борис отслужил Литургию, и народ пошёл ко кресту, батюшка увидел в притворе храма празднично одетого Михаила.

Когда прихожане стали расходиться, он подошёл к отцу Борису и, смущаясь, сказал:

– Я вот тут креститься решил, батюшка. Не откажите, пожалуйста.

 

Ольга Рожнёва

[Елена г.Тула 692]

Бог и гуси

Жил на свете человек, который не верил в Бога и не смущаясь рассказывал всем о своем отношении к религии и религиозным праздникам. Однако его жена верила в Бога и детей своих воспитывала в вере, несмотря на едкие выпады мужа.

 

Однажды зимним вечером жена отправилась с детьми на службу в местную деревенскую церковь. Там должна была быть и проповедь о Рождестве Христовом. Жена попросила мужа пойти с ними, но он отказался.

«Вся эта история – чепуха! – сказал он. – С чего вдруг Богу понадобилось унижать Себя и являться на Землю в виде человека? Это же смешно!».

 

И вот жена и дети ушли, а он остался дома. Немного спустя поднялся сильный ветер и началась снежная буря. Человек поглядел в окно, но увидел лишь все застилающий снежный вихрь. Он уселся в кресло у камина и собрался провести так весь вечер. Вдруг он услышал громкий хлопок: что-то стукнуло в окно. Он подошел к окну, но ничего не смог разглядеть. Когда метель немного утихла, человек вышел на улицу посмотреть, что же это могло так стукнуть.

 

На поле возле дома он увидел стаю диких гусей. Видимо, они летели зимовать на юг, но попали в снежную бурю и не смогли лететь дальше. Они заблудились и оказались возле его фермы без еды и укрытия. Взмахивая крыльями, они летали низкими кругами над полем, ослепленные снегом. Видимо, это кто-то из гусей стукнул в его окно.

Человеку стало жалко этих бедных гусей, и он захотел им помочь. Он подумал, что сарай был бы подходящим для них местом. Там тепло и безопасно, они, конечно же, могли бы провести там ночь и переждать метель. Он прошел к сараю, широко открыл его двери и стал ждать, надеясь, что гуси, увидев, войдут туда.

 

Но гуси только кружились бесцельно и, казалось, не замечали дверей сарая или не понимали, для чего он нужен. Человек попробовал привлечь их внимание, но это только отпугивало гусей, и они отлетали все дальше. Тогда человек пошел в дом и вернулся с куском хлеба; он раскрошил его, сделав из хлебных крошек дорожку, ведущую к сараю. Но гуси и на это не поддались.

 

Он был уже на грани отчаяния. Зашел сзади и попробовал погнать их к сараю, но гуси только еще больше испугались и стали разлетаться в стороны – в разные стороны, но только не к сараю. Ничего не могло заставить их отправиться в сарай, где им было бы тепло и безопасно.

 

«Почему же гуси не идут за мной? – воскликнул человек. – Неужели они не видят, что только здесь они смогут выжить в такую бурю?».

Он поразмыслил немного и понял, что они просто не хотят идти за человеком. «Вот если бы я был гусем, я бы мог их спасти», – сказал он вслух. Потом ему пришла в голову идея. Он вошел в сарай, взял одного из своих гусей и вынес его на руках в поле, подальше от кружившихся диких гусей.

 

Затем он выпустил своего гуся. Гусь пролетел сквозь стаю и вернулся прямиком в сарай – и один за другим все остальные гуси последовали за ним в спасительное укрытие.

 

Человек постоял тихо минутку, и вдруг у него в голове снова прозвучали те же слова, что он сказал несколько минут назад: «Вот если бы я был гусем, я бы мог их спасти!». А потом он вспомнил, что он сказал своей жене немного раньше. «С чего вдруг Бог захотел бы стать как мы? Это же смешно!».

 

И вдруг все стало понятно. Это как раз то, что Бог сделал. Мы были как эти гуси – слепые, заблудившиеся, погибающие. Бог отправил Своего Сына стать как мы, чтобы Он мог показать нам путь и спасти нас.

 

Когда ветер и слепящий снег стали стихать, душа его тоже затихла и умиротворилась этой прекрасной мыслью. Внезапно он понял, зачем пришел Христос. Годы сомнения и неверия исчезли вместе с прошедшим бураном. Он упал в снег на колени и произнес свою первую в жизни молитву:

«Спасибо Тебе, Господи, за то, что Ты пришел в виде человека, чтобы вывести меня из бури!».

 

Автор: Архиепископ Павел (Салиба)

http://soborjane.ru/blog/pochemu_bog_stal_chelovekom/2009-11-08-57

[Елена г.Тула 692]

НЕВЕРУЮЩИЕ БЛИЗКИЕ

«Враги человеку домашние его»*. Эти слова Христа, зачастую превратно понятые, многие хоть раз в жизни готовы были применить к себе. Для некоторых людей, пришедших к вере, непонимание со стороны семьи становится настоящей бедой. Но разве всегда в конфликтах на почве веры виноваты «домашние»? Всегда ли правильно мы, христиане, себя ведем? Надо ли говорить о Боге в кругу своих нецерковных родственников? Как реагировать на их замечания и недовольство? Насколько верно желание непременно приобщить к церковной жизни тех, кто живет рядом с вами?

Об ошибках и тонкостях во взаимоотношениях верующих и неверующих близких говорим со старшим священником храма во имя преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, клириком храма св. мц. Татианы при МГУ иереем Павлом Конотоповым.

«Спасись сам» или «не молчи»?

— Отец Павел, Вы из династии военных, не продолжив семейной традиции, стали священником. Как складывались Ваши взаимоотношения с неверующими близкими?

— На мой взгляд, совсем неверующих людей практически не бывает. У наших дедов какое-то понятие о Православии все же оставалось, несмотря на советскую атеистическую пропаганду. Мой дед, сибиряк, вспоминал, как в детстве его водили в церковь в Иркутске, как он там целовал крест, как причащался. Всю дальнейшую жизнь он посвятил служению Отечеству, дослужился до генеральского чина, мой отец — тоже военный, однако, в нашей семье никогда не утверждалось, что Бога нет. «Что-то есть», — так говорили.

 

А я углубился в изучение веры, стал ездить по монастырям, смотреть, узнавать, читать, потом крестился, начал ходить на службы.

Слава Богу, у нас в семье не было серьезных конфликтов на этой почве: иконы не выбрасывались в окно, молитвословы не сжигались. Мне, 15-летнему юноше, тогда была дана мировоззренческая свобода, хотя родители были недовольны всякими «крайностями», какими им казались, например, многодневные посты.

С моей же стороны не было проповеди в стиле «Покайтесь, грешники!». У нас сложилось негласное табу на вопрос отношений с Богом: мы с этим друг к другу не лезли, не переубеждали.

— Когда Вы стали священником, это вызвало какой-то протест родителей?

— Нет, они уважали мое решение, гордились мною как сыном. Они понимали, что я живу своей жизнью, и не препятствовали в том пути, который я избрал. Некий светский скепсис был, но папа с мамой соблюдали статус-кво.

Видимо, у родителей тогда зарождались свои, сокровенные отношения с Богом. А потом, через десятилетия, жизнь сама все расставила на свои места: мама еще в довольно молодом возрасте тяжело заболела. И перед смертью соборовалась, исповедовалась и причастилась. Можно сказать, она умирала у меня на руках. Я ее отпевал. Мне кажется, что встреча с Богом, таинственная, сокрытая от меня, у нее состоялась.

— В последние 20 лет зачастую дети приходят к вере раньше и быстрее, чем их родители. И создается ситуация, когда младшие начинают поучать старших…

— Я думаю, это большая ошибка. Они нас вырастили, всему научили, у них за плечами жизненный опыт гораздо больше нашего, а теперь мы становимся перед ними в позу учителя… Это неестественно и ни к чему хорошему обычно не приводит. Вы можете за своих родителей переживать, за них молиться, перед ними смиряться и тем самым приводить их к вере. Вспомните, что вы их союзники, вы им желаете самого лучшего, и не делайте из себя их противников, оппонентов.

— Как Вам кажется, естественное стремление рассказать близким о своей вере, переубедить их (конечно, из самых лучших побуждений!) — оно нормально или лучше этого избегать?

— Для начала надо понять, что если речь идет о твоих самых близких людях, то они тебе просто не поверят. Сам Христос в Евангелии не зря сказал: Нет пророка в своем отечестве. Он не мог чудеса совершать в местах, где родился и вырос, потому что люди сказали: «Разве это не сын плотника, которого мы все знаем? Какой же он Мессия!»

Был один профессор МГУ, довольно известный филолог-античник; его лекции были своего рода негласной проповедью христианства для студентов в советское время, он с юности верил в Бога. А его супруга была некрещеной! Понимаете, этот человек на проповедь христианства потратил всю сознательную жизнь, однако на свою жену в этом смысле никогда не давил. И только когда этот замечательный ученый перешел в вечность, она приняла решение о своем крещении. Может быть, только в его смерти и открылось ей что-то самое главное в нем, мимо чего она проходила всю жизнь.

— Но ведь бывают и обратные случаи: когда вслед за одним человеком в Церковь приходит вся его семья. Разве это невозможно?

— В жизни нет схем, у каждого своя история, свой путь. У нас на приходе есть потрясающий случай: женщина пришла к вере и вслед за ней — ее уже взрослые дети, внуки, — все! Кроме собственного мужа…

В первохристианские времена человек не мог быть рукоположен в пресвитеры до тех пор, пока вся его семья не приняла Христа: он должен был своей жизнью настолько ярко засвидетельствовать свою веру, чтоб вокруг него все преобразилось. Как говорил преподобный Серафим Саровский, стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи!

Поэтому задача наша не в том, чтобы кого-то уговорить: ты можешь сколько угодно рассказывать о том, какая твоя вера замечательная. Но если твои слова расходятся с жизнью — а кто, как не родители, как не твой супруг или супруга, знают тебя лучше всех, в том числе твои не самые лучшие стороны! — то эти рассказы будут пустым звуком. Ты сначала сам себя куда-то приведи, сам изменись.

Есть такая неожиданная аналогия: перед полетом в самолете бортпроводники проводят инструктаж: «При разгерметизации салона из ящиков над сидениями автоматически выпадут кислородные маски. Если вы летите с ребенком, сначала наденьте маску на себя, а потом — на ребенка»… Так и здесь.

— Но для этого должно пройти какое-то достаточно большое время!

— Конечно, в том-то и дело! Совершенство обретается не враз — придется набраться терпения. Хоть и Григорий Палама где-то писал, что человек, если бы захотел, в один день мог бы прийти в меру совершенства, но у подавляющего большинства из нас такого фантастического желания даже не возникает.

 

Начинать надо с малого.

Если ты заявляешь, что ты христианин, то уже не можешь, скажем, маме отвечать: «Мам, отстань, я устал». Это становится невозможным. Если ты христианин, ты терпеливо маме расскажешь, как у тебя прошел день, с кем ты общался, какая девушка тобой интересуется — ей же ужасно интересно, чем живет ее сын!

Твоя жизнь, твои отношения с родными должны настолько поменяться в лучшую сторону, чтобы твои близкие задумались и сказали: «Да, действительно, для него христианство — не просто религиозно-философское учение, которое он вбил себе в голову. Это — суть и сердцевина его жизни!»

 

«Юбочки-платочки» или Христос?

— Упрек со стороны родителей в адрес верующих детей: «У тебя только один маршрут: дом-работа-церковь, узкий кругозор, одеваешься как старая бабка, все интересы — в церкви». Как на такие замечания реагировать?

— А вот тут родители совершенно правы. Что хорошего, если, став христианином, ты организовал вокруг себя такой удобный для проживания, замкнутый мирок, в котором — платочки-юбочки и все друзья сплошь только акафисты читают и о благочестии говорят? Христианство не в этом, это не закрытая субкультура!

Придя в Церковь, мы стремимся социализироваться: с увлечением начинаем жить правилами, обрядами, традициями, уставами. Все постятся — я пощусь, все поклоны кладут, и я тоже, все куда-то идут, и я иду. Иногда задумываешься: есть ли вообще в этих порывах Христос как объект твоего устремления?

Когда я оглядываюсь на свое юношеское вхождение в Церковь, то понимаю, что очень многое было обусловлено вовсе не тем, что я хотел встретить Бога, а желанием жить по правилам православного социума, в который я попал. Иногда до осознания того, что в Церкви ты ищешь не бесконечных постов, не дресс-кода или определенного строя жизни, а — встречи с Богом, должно пройти время.

— Некоторые духовники не советуют общаться с прежними друзьями по принципу: они тебя утянут обратно…

— Если у вас сложились какие-то теплые человеческие, дружеские взаимоотношения с людьми, зачем их разрывать? Кто знает, может, Господь и для них что-то сотворит через вашу веру. Я до сих пор с большим удовольствием общаюсь с ребятами, которые учились вместе со мной в Институте радиоэлектроники и автоматики, хотя они придерживаются совершенно разных взглядов на жизнь. Они знают, что я «поп», иногда подшучивают на эту тему. Но если у кого-то что-то серьезное случается в жизни, кому они позвонят?..

Мы всё пытаемся свести к своему человеческому суждению, вывести мнение о человеке: «черное — белое», «верующий — неверующий», «воцерковленный — невоцерковленный». А, как сказал один известный журналист, между черным и белым есть еще много оттенков серого… Откуда знать, какие у человека отношения с Богом?

Мои родители, например, на Пасху приходили в храм на 15 минут — и это для меня было таким событием, таким счастьем! У Бога нет мелочей — он видит любой наш порыв. Для людей, выросших в советское время, на пропаганде безбожия, эти 15 минут, может быть, равны нашему 5-часовому стоянию на монастырском всенощном бдении! Нельзя всех мерить по себе. Например, я пришел в храм и буквально через полчаса из неверующего стал верующим, и это было не какое-то умозаключение, а сердечное убеждение. А кто-то, наоборот, очень долго размышляет перед тем как прийти к вере в бытие Божие. У каждого — свой опыт и своя мера.

 

Про попов на «мерседесах»

— К верующим друзьям и родным зачастую обращены все претензии в адрес Церкви: ты должен отвечать и за «попов на мерседесах», и за отсутствие в храмах скамеек, и за слишком длинные посты, и за отпевание крещеных бандитов вместо некрещеных порядочных людей и т. д. Как на это реагировать?

— Для начала надо постараться понять, откуда возникают такие претензии у твоих близких. На мой взгляд, чаще всего они носят скорее самооправдательный характер, чем характер нападения: человек свое собственное внутреннее состояние выражает через подобного рода конфликты. Скажем, не секрет, что если между мужем и женой плохие отношения, то это находит выражение в мелких бытовых придирках: не так чашку поставил, не туда тапки положил. А если копнуть поглубже, за этим — многолетняя неудовлетворенность супруги тем, что ее пришедший с работы муж не обращает на нее внимания.

Тут — то же самое. Человек никогда не ходил в церковь, и вдруг кто-то дорогой, значимый для него становится активным христианином. А он-то находится в совсем другом состоянии, может быть, ему подспудно хочется оправдаться за то, что он сам в храм не ходит, привлечь внимание близкого человека, интересы которого он перестал понимать и разделять. А как это сделать? Сказать: «У тебя там все попы — продажные», к примеру. Это бывает легко и даже приятно: «Мол, я-то сам — не такой!» А вот честно признать свою слабость: «Ты знаешь, у меня есть в душе такой порог, который я пока не могу преодолеть, не могу прийти в храм и не могу понять твоего стремления к нему» — человеку намного труднее. В этом ведь не каждый даже самому себе признается.

Поэтому отвечать на претензии, конечно же, нужно. Но так, чтобы человек по возможности задумался: «А в чем суть-то этой моей претензии? Что меня тревожит на самом деле. И что я хочу услышать в ответ?»

 

Поститься, молиться и…

— Пост часто становится камнем преткновения в отношениях с родными. Где искать компромисс?

— Повторю уже высказанную мысль: главное — не противопоставлять себя своим близким, не делаться их оппонентом. Противопоставить-то проще всего, только что ты получишь в результате? Конфликт, на который будешь своему духовнику жаловаться: «Вот, они такие-сякие»? Да ведь ты сам такой-сякой, потому что сказал им в ультимативной форме, что ты, мол, христианин и будешь жить по своим правилам! Но ты ж не мученик христианский, которого вывели на площадь и сказали: «Съешь котлету, иначе убьем». Тут совершенно другая ситуация, не надо делать из себя страдальца — исповедника веры.

Конечно, в какой-то момент придется сказать: «Мама, папа, я хожу в церковь, я христианин, я пощусь». Сначала это может вызвать неприятие. Когда я так сделал... не могу сказать, что это были самые приятные минуты в моей жизни: мама была человеком эмоциональным, так что обвинения в религиозном фанатизме не замедлили последовать. Но через некоторое время она все же смирилась: «Постишься — ну, твое дело».

Если ты хочешь поститься — позаботься об этом сам: сделай так, чтоб твой пост не был крестом для твоих родителей, для твоего супруга или супруги. Мама готовит котлеты в пятницу — спроси: «Чем тебе помочь? Давай я котлеты помогу приготовить. А можно, я заодно себе картошку пожарю?» Всё в твоих руках!

— А если речь о званом ужине, в гостях?

— Я думаю, что наше христианство не должно оказаться новогодним сюрпризом для окружающих. Постепенно нужно вводить в курс дела родных, близких друзей, по возможности, заранее их ставить в известность о наших постах. А не так, что ты пришел, сел за стол и словно из ушата всех обдал: «А я пощусь!»

— То же связано и с воздержанием в супружеской жизни?

— Это сложный вопрос. Размышляя на эту тему, я в свое время пришел к такому умозаключению: в правила личной жизни супругов не должен вмешиваться никто, кроме них самих. Господь сказал при сотворении первых людей, что двое будут едины, то есть существует интимная жизнь семьи, в которой два человека составляют единое целое, и «тайна сия велика». Поэтому в правилах Дионисия Александрийского сказано: «Вступившие в брак сами себе должны быть довлеющими судьями. Ибо они слышали Павла пишущего, что подобает воздерживаться друг от друга, по согласию, до времени, чтобы упражняться в молитве, и потом снова вместе быть». По моему личному мнению, в этой сфере каждая супружеская пара должна с большой осторожностью и оглядкой на церковные правила и традиции определить свою меру благочестия, во взаимной любви и согласии. Как говорит Христос в Евангелии: Тот, кто может вместить, да вместит.

— Как молиться в семье, особенно в маленькой квартире, где нет возможности закрыться надолго в своей комнате?

— Если в запертую дверь твоей комнаты постоянно будет настойчивый стук, да еще со вздохом, с раздражением, у тебя в таких условиях никакой молитвы не получится. Когда есть такие проблемы, надо искать выход: идешь с работы — зайди в церковь, почитай молитвенное правило (его не обязательно читать непосредственно перед сном). Помолись спокойно и иди дальше. А в автомобиле можно вообще пол-Псалтири прослушать или несколько глав Евангелия. Способов — им же несть числа! Насколько изобретателен лукавый, чтоб хоть одного человека в свои сети заманить, настолько же должен быть изобретателен и человек в способах своего спасения. Тут не надо бояться экспериментировать и советоваться с духовником.

— Что Вы думаете о молитве в метро?

— Лично у меня есть ощущение, что это неправильно. Современный человек выбирает для своей молитвы парадоксальное место: откроешь Евангелие, там написано, что Христос уходил в безлюдные места для молитвы, а мы для того, чтобы помолиться, спускаемся в то место, где плотность людского потока порой переходит все разумные пределы. Я думаю, что все-таки нужно стараться хотя бы десять Иисусовых молитв прочесть, но так, чтобы это было без свидетелей — кроме Бога.

Правила. Или их отсутствие

— Давайте подытожим. Какова основная ошибка в наших отношениях с неверующими близкими?

— Наверное, в нашем подспудном стремлении всех подогнать под одну планку, свести жизнь к некоему набору правил: «я пришел в храм, своей семье все расскажу-покажу, и они тоже уверуют». Но в жизни обязательно произойдет разрыв такого шаблона, что-то непременно выбьется из твоей правильной схемы.

— Каков главный принцип, как верующий человек должен себя поставить в нецерковном окружении?

— Если он действительно хочет своим христианством что-то доказать, тогда он должен быть христианином не декларативным, а деятельным.

Христианство — это когда ты искренне любишь своих близких, несмотря на неприятие ими твоей веры, уважаешь их: «Ты не принимаешь мою веру — это твой выбор, но все равно ты мне любимая мать, любимый отец». Родители у тебя одни, и других не будет. Недаром апостол Павел пишет: Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного

(1 Тим 5:8). Так что люби своих родных, работай над собой, помогай им, проявляй смирение, терпение, молись о них Богу, и все остальное сделает Он, хотя на это, возможно, потребуются годы.

— Спасешься ты и весь дом твой, как говорил апостол Павел?

— Да, и Закхею Христос сказал: Ныне пришло спасение дому сему. За решимость одного человека, который сказал, что всем, кого обидел, он воздаст вчетверо и половину своего имущества раздаст нищим, пришло спасение всей его семье. Для начальника налоговой полиции города Иерихона это был совершенно невероятный, очень сильный поступок! И такое его покаяние столь же сильно отразилось на нем самом и на его близких. Поэтому — дерзай, работай над собой. Но помни: ты можешь быть лишь катализатором обращения твоих родных и друзей к вере, но управлять процессом и направлять его — совсем не твое дело.

 

* Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня… (Мф 10:34—37). Эти слова Христа некоторых приводят в недоумение и обычно требуют пояснения. Размышления над этими стихами Евангелия Вы можете прочесть в октябрьском номере «Фомы» за 2007 год или на сайте foma.ru в материале «Враги человеку — домашние его?». — Ред.

Иерей Павел Конотопов

 

[Татиана. 1 983]

ВОЦЕРКОВЛЕНИЕ НАШИХ СЕМЕЙ

 

Священник Игорь ФИЛИН, май 2001 года

 

Сегодня часто происходит так, что в Церковь приходит только один член семьи, а его родные не только сами не желают воцерковляться, но и восстают на него за излишнее усердие. Как в таком случае христианину сохранить мир в семье, не поступаясь верностью Богу и Церкви? Ответить на этот вопрос мы попросили священника Игоря ФИЛИНА:

 

- Господь сказал: Я - меч разделяющий и враги человеку домашние его. Поэтому христианин должен быть готов к тому, что неверующая семья на него восстанет. Другое дело, он должен сделать все, чтобы этого не произошло. И тут от человека требуется особая мудрость. Например, жалуется женщина, что муж не разрешает ей ходить в церковь. Оказывается, четыре дня в неделю она целиком проводит в храме. Семья брошена, обеда нет, дома не убрано. Надо сказать, что муж имеет полное право возмущаться.

 

Другой пример. Просят меня безплатно покрестить ребенка из православной семьи. Если люди бедствуют, Таинство нужно совершать безплатно. Начинаю входить в их обстоятельства и выясняется, что денег в семье нет потому, что папа не работает. Вместо этого он все молится, по святым местам ездит. И я говорю: «Вот когда папа приступит к своим прямым обязанностям, начнет работать, тогда и будем крестить. А так пускай он ходит и кается, что у него ребенок некрещеный». Ведь семейные обязанности - к мужу, жене, детям, родителей - они нам также даны Богом. И, если, придя к вере, человек считает, что теперь он может все оставить, всем пренебречь, и только служить Богу, то пусть спросит себя: а готов ли он все оставить и оказаться на улице - голым, нищим, одиноким? Если да, готов отдать Господу всего себя, без остатка, и при этом психически здоров - то тогда, быть может, Господь и примет его жертву, как принимает жертву святых, юродивых, а попечение о его семье возьмет на Себя. Но, конечно, если человек оставит семью, то ему придется понести скорби много большие, чем он нес бы в семье на протяжении жизни. В другом случае его поведение незаконно. Апостол сказал: Где тебя вера застала, там и стой.

 

Поэтому иногда «излишнее усердие» в духовной жизни - это просто очередная попытка эгоистичной, леностной души уклониться от исполнения своих прямых обязанностей - но теперь уже под религиозным предлогом.

 

Нередко поношения со стороны ближних усугубляются неразумным поведением самого новообращенного, потому что он все доводит до абсурда. Вместо того, чтобы посещать храм регулярно, он с утра до ночи чуть ли не каждый день в церкви простаивает, вместо поста перестает есть, начинает небрежно относиться к домашним, к работе. И это вызывает справедливое возмущение ближних. Как сказал один отец: «У меня была нормальная дочь, а теперь она стала психически ненормальной, религиозной фанатичкой». Слава Богу, эти слова я услышал не от самого папы, а от его дочери, уже осознавшей, что она, действительно, вела себя неразумно.

 

Если же новообращенный старается проявлять мудрость, и в семье царит некоторое согласие, то его стремление воцерковить своих сродников не останется тщетным. Только надо быть очень терпеливым, бережно подходить к другой душе, понимая, что, быть может, воцерковление это произойдет через несколько лет, а, может, накануне твоей смерти или даже после нее - как Господь управит.

 

Что тут можно посоветовать? Нужно постараться начать со сродниками молиться. Найти такой образ молитвы - небольшой и понятный, который был бы приемлем для всех домочадцев. А затем уже, по потребности, можно продолжить одному свое молитвословие. Нужно начать читать домашним Священное Писание с православным толкованием. И, конечно, перестраивать свои семейные отношения в духе любви.

 

Чтобы вразумить свою семью, христианин должен сам являться для нее живым примером благочестия, трудолюбия, самоотречения. Мне известен случай, когда неверующая жена по прошествии двух лет воцерковленной жизни своего мужа сказала: «Да, мне верующий муж нравится больше, чем неверующий». Когда домочадцы видят, что человек меняется, становится терпимее, добрее, начинает брать на себя больше трудов по семейному устроению, то постепенно начинает меняться и их отношение к Церкви.

[Татиана. 1 983]

Родные соседки

 

Нередко знакомые, делая первые шаги в Церкви, больше всего озабочены спасением далеких от Церкви или вовсе неверующих близких и друзей. Не надев маску на себя, пытаются натянуть ее на лицо ближнего. Сама через это прошла. Еще только смутно чувствуя истину Православия, не уяснив многого для себя, не переступив церковный порог, уже волнуешься о спасении других. У кого из нас нет любимого дедушки, старинной подруги или милой соседки, о которых болит душа и которые срочно нуждаются в спасении?

Но как помочь им, нашим дорогим, если мы сами не утверждены в истине? Если кругом болото, единственный способ не утонуть – это встать на твердую землю. Если будем тонуть за компанию – никому не поможем.

Что можно ответить подрастающим детям, задающим сложные глубокие вопросы, если у самих нет ответов? Как помочь неверующему мужу без помощи свыше?

Если сердце кровью обливается при виде страданий взрослых детей, потерявших веру, как не прийти в храм самим?

Если волнует будущая загробная участь неверующих родственников, то почему своя участь заботит значительно меньше, поскольку не предпринимаем никаких шагов в деле собственного спасения и не приступаем к таинствам?

Пока мы сами не встанем на твердую почву Православия, мы не сможем помочь близким.

http://www.pravoslavie.ru/put/64904.htm

[Вечно в пути (Светлана) 1 925]

" нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, что мнят себя свободными от гнета и оков"...

[Апрель 9 365]

Может открыть тему, наши не верующие МЫ, или не правильно верующие, а,.... да,..... хотя, лучше не надо)) пусть, лучше, будут неверующими наши ближние)))

[Вечно в пути (Светлана) 1 925]

Может открыть тему, наши не верующие МЫ, или не правильно верующие, а,.... да,..... хотя, лучше не надо)) пусть, лучше, будут неверующими наши ближние)))

Сейчас открою

[Николай.. 1 470]

Неверующие в Бога люди, они как правило ищут подтверждения своего неверия в науке, т.е. равняются на людей (верят в них) с их точки зрения шибко умных и грамотных. Наткнулся вот тут в интернете на такой пример: одной больной женщине Ширли Ардель Мэйсон психиатры поставили такой необычный диагноз - множественная личность. Т.е. у неё в теле жило 16 личностей, и психиатры эти с умным видом изучали эту больную, хотя любой православный сразу бы поставил диагноз : одержимость демонами. 5-6 бесов у неё точно сидело, а насчёт шестнадцати, так это ещё бесы вилами на воде написали. Разве можно бесам верить? А психиатры вот верят, стало быть у них тоже есть какая-то вера.

[Dmitriy 171]

Неверующие в Бога люди, они как правило ищут подтверждения своего неверия в науке, т.е. равняются на людей (верят в них) с их точки зрения шибко умных и грамотных. Наткнулся вот тут в интернете на такой пример: одной больной женщине Ширли Ардель Мэйсон психиатры поставили такой необычный диагноз - множественная личность. Т.е. у неё в теле жило 16 личностей, и психиатры эти с умным видом изучали эту больную, хотя любой православный сразу бы поставил диагноз : одержимость демонами. 5-6 бесов у неё точно сидело, а насчёт шестнадцати, так это ещё бесы вилами на воде написали. Разве можно бесам верить? А психиатры вот верят, стало быть у них тоже есть какая-то вера.

 

Николай, скажите - откуда в вашей голове такая мысль что православный подход противоречит научному, то есть что редчайший синдром множественной личности является одержимостью в чистом виде? Что не может существовать самостоятельное психоневрологическое заболевание без признаков вселения духовных сущностей?

Изменено 23 декабря, 2014 пользователем Dmitriy

[Николай.. 1 470]

Ты Дима, заблуждаешься: это не православный подход противоричит научному, а в данном случае научный подход противоречит православному. Есть такая пословица: яйца курицу не учат, она как раз об этом.

[Dmitriy 171]

Ты Дима, заблуждаешься: это не православный подход противоричит научному, а в данном случае научный подход противоречит православному. Есть такая пословица: яйца курицу не учат, она как раз об этом.

 

Итак, я повторю свой вопрос- откуда у вас такая убежденность что я заблуждаюсь и что эти подходы противоречат друг другу и что не может существовать самостоятельно данное психическое расстройство? Сами решили или голоса подсказали?

Изменено 24 декабря, 2014 пользователем Dmitriy

[Николай.. 1 470]

Итак, я повторю свой вопрос- откуда у вас такая убежденность что я заблуждаюсь и что эти подходы противоречат друг другу? Сами решили или голоса подсказали?

Дима, я тебя прошу, не надо вот эти клеветнические домыслы про голоса, я основываюсь на многовековом опыте православной церкви, а мои голоса, это голоса православных священников, и я тебя хочу попросить сменить свой агрессивный тон и не принимать бесовские помыслы, которые рождаются в твоей голове за свои личные.

[Dmitriy 171]

Дима, я тебя прошу, не надо вот эти клеветнические домыслы про голоса, я основываюсь на многовековом опыте православной церкви, а мои голоса, это голоса православных священников, и я тебя хочу попросить сменить свой агрессивный тон и не принимать бесовские помыслы, которые рождаются в твоей голове за свои личные.

 

Только вот беда в том, что многовековой опыт православной церкви не разработал методов лечения синдрома множественной личности. Молитва и пост не помогают решить проблему альтер-эго в психике.

Так может что-то не так с многовековым опытом или вашей трактовкой этого опыта?

[Николай.. 1 470]

Т.е. как это опыт Православной Церкви не разработал методов лечения? Помимо молитвы и поста есть ещё таинства исповеди, соборования, причастия, специальные заклинательные молитвы в требнике, которые как правило читают наиболее опытные в этом деле священники. К примеру  блж.Матрона Московская, которая изгоняла множественные личности бесов из людей и та иногда говорила, что одной ей не справиться и посылала больных ещё и к причастию.

[Вечно в пути (Светлана) 1 925]

Т.е. как это опыт Православной Церкви не разработал методов лечения? Помимо молитвы и поста есть ещё таинства исповеди, соборования, причастия, специальные заклинательные молитвы в требнике, которые как правило читают наиболее опытные в этом деле священники. К примеру  блж.Матрона Московская, которая изгоняла множественные личности бесов из людей и та иногда говорила, что одной ей не справиться и посылала больных ещё и к причастию.

Николай, православные священники разделяют одержимость бесами и психические заболевания. В случае психических заболеваний экзорцизм не помогает.

[Dmitriy 171]

Т.е. как это опыт Православной Церкви не разработал методов лечения? Помимо молитвы и поста есть ещё таинства исповеди, соборования, причастия, специальные заклинательные молитвы в требнике, которые как правило читают наиболее опытные в этом деле священники. К примеру  блж.Матрона Московская, которая изгоняла множественные личности бесов из людей и та иногда говорила, что одной ей не справиться и посылала больных ещё и к причастию.

 

Вы сами ответили на свой вопрос- Православная Церковь разработала метод лечения духовных (!!!) заболеваний, а не душевных. Последними занимаются психологи, психотерапевты, психиатры.

Бывают случаи смешанных духовно-душевных заболеваний - тогда нужен и священник и врач. Однако вот так абстрактно говорить что раздвоение личности имеет духовный характер - я бы поостерегся.