Таблица лидеров

Мое знакомство с о. Амвросием произошло при довольно своеобразных обстоятельствах. В 1882 году, во время отпуска из Южной Болгарии, я, живя в Москве, встретился и познакомился с одной женщиной, родственницей очень близкого мне семейства. Эта женщина и была причиною моего знакомства и сближения с праведным Старцем, ибо он был ее постоянным духовным отцом в течение нескольких лет. Надо заметить, что это была замечательно религиозная особа: в посты, например, она ежедневно посещала все церковные службы, являясь в церковь ранее всех и уходя последней. Мне, человеку тогда с другим совсем направлением, все это казалось ничем иным, как ханжеством и даже недугом душевным. Но вскоре мне пришлось переменить свой образ мыслей. Между прочим моя знакомая, вдобавок ко всему сказанному, до такой степени увлекалась послушанием, еще мне тогда неизвестному какому-то Оптинскому старцу, что была готова исполнить всякое его малейшее требование или желание. В один октябрьский день эта особа показала мне полученную ею через какую-то монахиню записку от о. Амвросия, писанную карандашом, в которой ей приказывалось немедленно бросить все и приехать к нему в Оптину. Что особенно ее беспокоило, это приписка взять с собою пенсионную книжку. «Видно, Батюшка надолго вызывает меня», — говорила она с грустью. Напрасно я убеждал ее не верить никаким «старцам» или «юродивым» и оставаться дома. На следующее утро я получил от нее по городской почте записку, что, не смея ослушаться Батюшки, она уезжает в Оптину, а через восемь дней ко мне пришло от нее уведомление, что о. Амвросий приказывает ей остаться в Оптиной на весь Рождественский пост, а пока отсылает ее в женский монастырь в Белев. Считая поведение моей знакомой плодом окончательного душевного расстройства и обвиняя в этом исключительно старца Амвросия, я взял два больших листа почтовой бумаги и написал ему длиннейшее письмо, в котором в самых вежливых и почтительных выражениях высказал много резкостей, приправляя каждую текстами Св. Писания и протолковывая эти тексты на свой лад. Не прочитав написанного, я тотчас отправил письмо по почте. И что же? Через пять дней моя знакомая возвратилась, рассказала мне, что, к ее изумлению, о. Амвросий не только остался доволен моим письмом, но приказал ей немедленно возвратиться в Москву, прислал мне просфору и просил передать мне свое желание видеть меня в Оптиной. Я был тронут таким результатом моего послания и решил исполнить желание Старца при первой возможности, чувствуя себя виноватым перед ним за необузданность моего пера. На четвертой неделе Великого поста 1883 года я выехал в Оптину через Тулу и Калугу; из последнего города пришлось ехать 60 верст на почтовых. Утомленный дорогой, я наскоро напился чаю и лег спать. Когда я сидел на другой день утром за чаем, ко мне явился келейник о. Амвросия с приглашением «пожаловать к Батюшке». Я нисколько впрочем не удивился этому, предполагая, что ему доносят о каждом приезжем. Оптинская пустынь состоит из двух частей: собственно монастыря с храмами, корпусами монашеских келий, скотными и конными дворами, которые, кстати сказать, содержатся в образцовом виде, как по постройкам, так и относительно животных, гостиницами и разными хозяйственными зданиями, и скита, где в то время жили только строгие подвижники. В ограду скита женщины не допускаются. Мы с послушником прошли мимо собора, через фруктовый сад, пересекая всю площадь монастыря, и вышли через ограду. Перед нами во все стороны густо раскинулся лес, а прямо убегала тропинка. Она-то и вела через лес к скиту, отстоящему от монастыря на полверсты. Мы вышли на поляну, и перед нами открылась белая ограда. Вправо от входных ворот виделся небольшой белый каменный флигелек, одною половиною выходивший наружу, а другою прятавшийся внутри ограды. Войдя в ограду, мы повернули направо к внутреннему крыльцу флигеля, который казался обширнее, чем представлялось снаружи. Прямо с крыльца дверь отворялась в коридор, разделявший флигель пополам: направо первая комната небольшая, но чисто меблированная — приемная для мужчин, налево собственное помещение о. Амвросия; а далее комнаты для послушников и для приема женщин. Послушник, приняв от меня пальто, пригласил войти в приемную, и я отправился вслед за ним по коридору, уставленному по обе стороны скамьями, на которых ожидали с десяток посетителей. Повернув налево, чрез маленькую переднюю, я прошел в узенькую дверь и очутился в каморке аршина четыре в длину и около трех в ширину, с довольно низким потолком. Прямо против двери было небольшое окно и под ним маленький столик с выдвижным ящичком и шкапчиком; правой стороны я не помню, но левая сторона каморки привлекла мое внимание. На постели, сделанной из досок, покрытых тонким ковром или матрасом, полулежал в черном поношенном подряснике и такой же скуфейке, облокотясь рукою на ситцевую подушку и перебирая зерна четок, маленький старичок, с небольшою клинообразною бородой, с проницательными добрыми глазами и чрезвычайно симпатичным лицом, — решительный контраст Старцу, рисовавшемуся в моем воображении! Я остановился, ожидая приглашения приблизиться. Старичок, внимательно и не шевелясь, вглядывался в меня с минуту. Наконец он немного приподнялся, улыбнулся и сделал мне знак рукою подойти. Я подошел и поневоле должен был опуститься на колено, чтобы взять благословение. Благословив меня, о. Амвросий взял мою руку, еще пристально посмотрел мне в глаза и мягким и веселым голосом произнес: «Так вон он какой, этот свирепый защитник своего счастья!» Я пробормотал что-то вроде извинения, но он остановил меня и, указав на лежащее на столе мое письмо, продолжал: «Нечего извиняться! Я очень доволен этим письмом, чему доказательством служит мое желание вас видеть. Какая это на вас форма?» Я ответил, что командую Южно-Болгарской дружиной, и что это форма Восточно-румелийских войск. «Первое название хорошо, а второму и быть бы не следовало!» — серьезно произнес он. — «Мне очень приятно, Батюшка, слышать, что вы совершенно согласны в вашем взгляде с покойным Скобелевым и со всеми истинно-русскими!» — ответил я с почтительным поклоном. — «Ведь Вы были и в Сербии добровольцем, как мне говорила С.? Кстати, как ее здоровье? Я слышал, что она была больна после поездки в Петербург». — «Слава Богу, поправилась», — сказал я. Старец опять улыбнулся и сказал: «Я вас не удерживаю более, вы видели, сколько людей ожидает слова утешения. Ступайте, мы потом поговорим. Да, вы надолго приехали сюда?» — «Я думаю еще съездить взглянуть на ваш знаменитый город Козельск и выехать из Оптиной в четверг». — «Вот и прекрасно! Значит, вы сможете отговеть здесь». — «Отец Амвросий! Сегодня вторник, когда же я успею отговеть? Четверг послезавтра!» — возразил я немного удивленным тоном. — «Для истинного покаяния нужны не годы и не дни, а одно мгновение», — заметил он серьезно, почти строго, — «сегодня вы будете у вечерней службы, завтра у заутрени и преждеосвященной обедни, а после вечерни придете ко мне на исповедь, в четверг приобщитесь Св. Таин и вечером можете выехать в Москву». Выйдя из ограды, я обратил внимание на какое-то особое движение в группе женщин. Любопытствуя узнать, в чем дело, я приблизился к ним. Какая-то довольно пожилая женщина, с болезненным лицем, сидя на пне, рассказывала, что она шла с больными ногами пешком из Воронежа, надеясь, что старец Амвросий исцелит ее, и пройдя пчельник, в семи верстах от монастыря, она заблудилась, выбилась из сил и в слезах упала на сваленное бревно, но к ней подошел какой-то старичок в подряснике и скуфейке, спросил о причине ее слез и указал ей клюкой направление пути. Она пошла в указанную сторону и, повернув за кусты, тотчас увидала монастырь. Все решили, что это — или монастырский лесник, или кто-либо из келейников; как вдруг на крылечко вышел уже знакомый мне служка и громко спросил: «Где тут Авдотья из Воронежа?» Все молчали, переглядываясь. Служка повторил свой вопрос громче, прибавив, что ее зовет Батюшка. «Голубушки мои! Да ведь Авдотья из Воронежа, я сама и есть!» — воскликнула только что пришедшая рассказчица с больными ногами, приподымаясь с пня. Все молча расступились, и странница, проковыляв до крылечка, скрылась в его дверях... Минут через пятнадцать она вышла из домика, вся в слезах, и на посыпавшиеся вопросы, чуть не рыдая, отвечала, что старичок, указавший ей дорогу в лесу, был никто иной, как сам отец Амвросий! В большом раздумье вернулся я в гостиницу. Что же это такое, думалось мне... Я решился исполнить обряд моего короткого говения по всем правилам религии: выдержал пост по-монастырски и все церковные службы также. В среду вечером после вечерни я прямо из церкви отправился в скит; Старец принял меня только через полчаса. Войдя в каморку, я застал его в том же положении, как и первый раз и, став на колена, принял благословение. «Ну, теперь я могу поговорить с тобой подолее, подвинься сюда поближе», — сказал мне ласково Старец. Я предполагал, что мне порядком достанется на исповеди, ибо не говел целых шесть лет, и приготовился вынести грозу. О. Амвросий начал меня расспрашивать о моем детстве, воспитании, службе, наиболее замечательных лицах, с которыми мне приходилось сталкиваться в жизни, о моем несчастном браке, о Сербии, Болгарии и Турции, пересыпая завязавшийся разговор замечаниями и улыбками. Я, который и в церкви-то не мог стоять на коленях вследствие боли в ногах, не заметил, что наш разговор продолжался более часа... С каждой его фразой мне казалось, что я более и более сродняюсь с ним душею и сердцем. «Передай мне епитрахиль и крест», — сказал мне вдруг отец Амвросий, помолчав минуты две. Я подал то и другое. Надев на себя епитрахиль, он приказал мне нагнуться и, накрыв епитрахилью, начал читать разрешительную молитву. Я живо выдернул из-под нее голову и воскликнул: «Батюшка! А исповедь? Ведь я грешник великий!» Старец взглянул на меня, если так можно выразиться, ласково-строгим взглядом, накрыл епитрахилью и, докончив молитву, дал поцеловать крест. «Можешь идти теперь, сын мой! Завтра, после Литургии, зайди ко мне». И ласково отпустил меня. Никогда в жизни не совершал я такой чудной прогулки, как на этот раз, от скита до монастыря. Точно какое-то громадное облегчение чувствовалось во всем существе моем... Я и не заметил, как дошел до своего номера и как затем заснул. На следующий день, приобщившись Св. Таин, после Литургии, я отправился к моему новому духовному отцу. Старец ласково встретил меня, благословил просфорою и подарил получасовою беседою, в которой высказал мне несколько наставлений и указаний в пути моей жизни, которых я никогда не забуду, и которые поныне служат часто мне и утешением, и поддержкой в трудные минуты. Прощаясь, он опять благословил и поцеловал меня и дал завернутую в бумагу просфору для передачи его духовной дочери. Распорядившись относительно лошадей, я потрапезовал в обществе о. гостинника и, отслушав вечерню, помчался на почтовой тройке по направлению к Калуге, унося с собой самое лучшее воспоминание о приветливой Оптиной Пустыни, а в сердце своем — любовь и уважение к старцу отцу Амвросию, этому великому наставнику и целителю душ и сердец человеческих. Рассказ достопочтенного москвича В.В.Ящерова, взят из журнала «Русский паломник» за 1896 год, № 34-36. Из книги архим. Агапита (Беловидова) «Жизнеописание Оптинского старца Амвросия»

Один из признаков любви — «не раздражаться». Темная гневливость, раздражительность, как паутина, висит в мире над народами, семьями и сердцами. И эта раздражительность человеческая, иногда вызванная пустяком, отравляет жизнь. Верно сказал один человек: «Сварливость, вечные жалобы на судьбу и знакомых, это, пожалуй, еще хуже, так как недостатки эти продолжительные… Лучше уж вспыльчивость: вспылил, наговорил и —потом отошел. Но как трудны обидчивые люди; они злопамятны. Обидчивого человека все раздражает. Если он даже получит желаемое, то (так как в глубине души ему совестно) он ищет нового предлога — вспылить. Всего печальнее, что от нашей раздражительности и вспыльчивости страдают особенно те, кто нас больше всех любит и больше всех для нас делает. Какие несправедливые, злые замечания приходится иногда самым близким нашим выслушивать от нас! И мы это себе позволяем, зная, что они-то не рассердятся; если же и посердятся, то простят и не порвут с нами отношений, так как любят нас…» Архиепископ Иоанн (Шаховской)

Святой Марк Подвижник пишет: «иже себе совершенно на крест не предавый мудрованием смиренным и уничиженным, и не повергий себе под всеми, попираем и уничижаем и презираем и обидим, и насмеваем и поругаем быти, и сия вся с радостию Господа ради терпети, и не отмщевати отнюдь человеческим, славе или чести, или похвале, или сладкоястия и пития и одеяния, христианин истинен быти не может». Видите, как важно крестоношение! Без чего, аще не несем скорбей, и христианами истинными быть не можем. Прилично вам напомянуть, не устрашая вас, но предостерегая: не всегда можете иметь таковой Фавор, какой имели при вступлении; надобно быть и на Голгофе; радости духовные без креста непрочны, да и всякому доброму делу или предыдет, или последует искушение; а без того оное прочно быть не может. Всегда должно помнить, что вечер водворится плач и заутра радость (Пс. 29, 6); и бывши во обилии, не думать, что не подвижуся во век: это испытал на себе великий пророк св. Давид, и нам не должно предаваться унынию в посещении духовным крестом, посланным для нашей же пользы. И ты, бывши во искушении, получила от оного избытие и отраду, — благодари Бога. Из писем прп. Макария Оптинского

Оптина Пустынь...Наступил новый день, и в который раз надо "вернуться" в мирскую жизнь, полную суеты, хлопот, надежд, разочарований... Каждый раз из Оптины привозишь новый духовный опыт, новые встречи с людьми, которые остаются в сердце. Рассказывает одна сестра - как-то уезжала из Оптины, шла из Владимирского храма, куда ходила перед отъездом поклониться Святым Старцам Оптинским, вся в слезах, безутешная от разлуки. А возле Казанского ей под ноги упала маленькая пихтовая веточка с тремя шишечками, очень красивая. И сестра утешилась, слезы утихли - взяла эту веточку, как подарок от Старцев. "Я поняла, что слышат они нас, всегда слышат и жалеют!" Веточка эта много лет хранится у нее дома. Сама она несколько лет послушается в Оптине... А для меня утешением в сегоднящний день проповедь отца Евгения. Как подарок его слова - "когда послушался в Оптине." Решила поделиться со всеми, кому дорога обитель. Кто задумывается о смысле и цели своего пребывания в этой жизни. "…В нашей бесконечной беготне в этом мире, в суете, в порой бессмысленных и бесцельных телодвижениях, так порой необходима минута Божественной тишины, когда человек имеет возможность побыть один на один с собой, вглядеться внутрь, подумать, поразбираться: зачем все это? Куда я спешу? Для чего все эти движения? Не лишние ли они? Не перерасходую ли я бессмыслено и впустую свою энергию, согревая воздушное пространство? Поэтому, так важно, так радостно всегда бывает оказаться в тех местах, где останавливается время, а точнее - где оно другое. Эти места именуются монастырями, обителями, где собираются особые люди. Люди, призванные Богом на особый вид служения. Служении в молитве, в посте, в покаянии. Чтобы понять, услышать, почувствовать монастырь, в нем нужно быть ну дня три… ..Возникло такое ощущение, которое в свое время посетило в Оптине, когда нас послали на послушание садить лук. И вот садишь ты под жарким солнцем и думаешь – что я вообще здесь делаю? И Как это возможн - всю жизнь посвятить вот этому простому, абсолютно нетворческому занятию И вот первый день ходил я и прислушивался к себя: как бы я смог вот так взять и, от всего отказавшись – от того, что сейчас все вокруг - какие-то действия, встречи, общения - вот так раз - себя спеленать. А потом к вечеру этого первого дня на сердце пришло – слова, проповедь, которую услышали в Свято Троице-Сергиевой Лавре, когда батюшка вышел и говорил про то, как раньше воспитывали детей, начиная с самого рождения. А детей до 6 месяцев спеленовали в тугие пелены для того, чтобы та энергию, которую Господь дает человеку в самом начале, - потом она все слабее, гаснет- а с самого рождения тот огромный потенциал внутренней энергии, чтобы она осталась внутри, ребеночка спеленывают, и та сила - она направляется в ум и в сердце, развивая внутренний мир человека. А когда его в месяц уже одевают в распашонки и предлагают ему самовыражаться, умиляются этим. И вот ребеночек ручками, ножками сучит и вся эта драгоценная энергия уходит во вне, развивая его пустые и бессмысленные, суетные движения. А потом так всю жизнь его не могут спеленать, мучаясь с его самоволием, дерзостью, наглостью и бестолковостью. И вот взрослый человек, когда понимает ценность в углублении внутрь себя, что там, внутри, мир гораздо прекраснейший, чем та красота окружающего мира. Эту ценность человек ставит как цель познания. Приходит и спелёнывает себя. Спелёнывает определенными правилами, послушаниями, ограничивая свои внешние движения, контакты, направляя вовнутрь. И вот когда пришло такое сознание - внутри как-то стало тихо, спокойно и радостно. Я понял, зачем нужно садить лук и как можно садить лук в течении всей жизни, исполняя послушание, доверяясь Богу и тем обстоятельствам, которые Господь тебе открывает. Для того чтобы это понять и ощутить, недостаточно одного дня пребывания в монастыре. А еще всегда от монастыря, от общения с монашествующими ждешь духовного. Потому что телесного и душевного и в миру хватает. А вот духовного всегда ожидаешь и надеешься, что Господь даст возможность увидеть, услышать, почувствовать, понять. А может быть как некоторое зерно воспринять, которое со временем прорастет и принесет свои плоды… Иноки призваны для молитвенного подвига. Для сугубого стяжания благодати Божией. Всегда именно за этим люди шли в монастыри, преодолевая многокилометровые расстояния, пешком много дней, чтобы пробыть в этой атмосфере, хотя бы на некоторое время пропитаться духовным. Слава Богу что у нас на Русской земле есть эта возможность Дай Бог чтоб мы ее ценили, использовали. И всегда при малейшей возможности старались побыть хотя бы день, два, три. Прикоснуться к монастырской жизни. Помогай нам всем Господь!" Вся проповедь о.Евгения за 16 декабря 2012 года http://clck.yandex.ru/redir/V3Y0P+MO/zUp7n9WDxXf6YiE2kT8Sb5STTPuAKSJsGI5HIy+azX3qbHsprGY3lphy90WFXWFmic=data=RSk6i9ZKXz4tybEbMKvkqmEadiHSCoG6TR%2BzIIKrOPhH1hEzh0hYTGwBYlKayCy72LcYqwL2nLB2phBCWY11%2Bf1vuHRnf5FkrLGPOnU6PO7vRn%2B5rcZ4OK7JRS2y%2BOH3mWsMbY8eQPeV1lFYsHtyTdsieBF9vq0h&b64e=1&sign=75f8655c35f6c4a9545cd54b5101cb7e&keyno=0