Таблица лидеров

Святитель Иоанн (Максимович) родился 4/17 июня 1896 г. на юге России в селе Адамовка Харьковской губернии. При святом крещении он был наречен Михаилом в честь Архистратига Небесных Сил Михаила Архангела. С детства он отличался глубокой религиозностью, по ночам подолгу стоял на молитве, усердно собирал иконы, а также церковные книги. Более всего любил читать жития святых. Михаил полюбил святых всем сердцем, до конца пропитался их духом и начал жить, как они. Святая и праведная жизнь ребенка произвела глубокое впечатление на его французскую гувернантку-католичку, и в результате она приняла православие. Свт. Иоанн (Максимович) Будущий архиепископ учился сначала в военном училище в Полтаве, затем на юридическом факультете Харьковского университета. Революция и последовавшее за ней крушение Российской империи убедили его в тщете всего земного и слабости человеческих сил, и он решил отречься от мирской суеты и целиком посвятить себя служению Богу. В годину гонений Промыслом Божиим Михаил оказался в Белграде, где поступил в университет на богословский факультет. В 1926 г. митрополитом Антонием (Храповицким) он был пострижен в монахи, приняв имя Иоанна в честь своего предка свт. Иоанна (Максимовича) Тобольского. Уже в то время епископ Николай (Велимирович), сербский Златоуст, давал такую характеристику молодому иеромонаху: «Если хотите видеть живого святого, идите в Битоль к отцу Иоанну». О. Иоанн постоянно молился, строго постился, каждый день служил Божественную литургию и причащался, со дня монашеского пострига никогда не ложился, иногда его находили утром задремавшим на полу перед иконами. Он вкушал пищу только раз в день, незадолго до полуночи. Во время Великого поста питался только освященным хлебом, а в первую и последние недели вовсе воздерживался от пищи. Начиная с четверга, он готовился к предстоящей в воскресенье Божественной литургии и почти ничего не ел. Он с истинно отеческой любовью вдохновлял свою паству высокими идеалами христианства и Святой Руси. Его кротость и смирение напоминали те, что увековечены в житиях величайших аскетов и пустынников. Отец Иоанн был редким молитвенником. Он так погружался в тексты молитв как будто просто беседовал с Господом, Пресвятой Богородицей, ангелами и святыми, которые предстояли его духовным очам. Евангельские события были известны ему так, как будто они происходили на его глазах. В 1934 г. иеромонах Иоанн был возведен в сан епископа, после чего он отбыл в Шанхай. он начал с того, что примирил православных разных национальностей, разделенных спорами о юрисдикции и организовал помощь наиболее бедным. По свидетельству митрополита Антония (Храповицкого) епископ Иоанн был «зерцалом аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления». Молодой владыка любил посещать больных и делал это ежедневно, принимая исповедь и приобщая их Святых Тайн. Если состояние больного становилось критическим, Владыка приходил к нему в любой час дня или ночи и долго молился у его постели. Известны многочисленные случаи исцеления безнадежно больных по молитвам святителя Иоанна. В любую погоду свт. Иоанн сам обходил улицы и собирал больных детей и сирот, как русских, так и китайцев. Он основал сиротский приют. В начале в нем было восемь детей, но потом их количество возросло до трех с половиной тысяч. Святой довольствовался самой скромной одеждой, а из обуви носил только легкие сандалии. Впрочем, и их он нередко отдавал кому-нибудь их бедных и тогда приходил на богослужение с босыми ногами. Служа Господу в таких же подвигах и такой же строгости. как и древние отцы, свт. Иоанн получил дар прозорливости. которым пользовался с большой мудростью для наставления и спасения душ. С приходом коммунистов к власти русские в Китае снова вынуждены были бежать, большинство - через Филиппины. В 1949 г. на острове Тубабао в лагере Международной организации беженцев проживало примерно 5 тысяч русских из Китая. Остров находился на пути сезонных тайфунов, которые проносятся над этим сектором Тихого океана. Однако в течение всех 27 месяцев существования лагеря ему только раз угрожал тайфун, но и тогда он изменил курс и обошел остров стороной. Когда один русский в разговоре с филиппинцами упомянул о своем страхе перед тайфунами, те сказали, что причин для беспокойства нет, поскольку «ваш святой человек благословляет ваш лагерь каждую ночь со всех четырех сторон». Когда же лагерь был эвакуирован, страшный тайфун обрушился на остров и полностью уничтожил все строения. Русские люди, в рассеянии сущие, имели в лице Владыки крепкого ходатая пред Господом. Окормляя свою паству, святитель Иоанн делал и невозможное. Он сам ездил в Вашингтон, чтобы договориться о переселении обездоленных русских людей в Америку. По его молитвам совершилось чудо! В американские законы были внесены поправки и большая часть лагеря, около 3 тысяч человек, перебрались в США, остальные в Австралию. В 1951 г. архиепископ Иоанн был назначен правящим архиереем Западноевропейского экзархата Русской Зарубежной Церкви. В Европе, а затем с 1962 года в Сан-Франциско, его миссионерская деятельность, твердо основанная на жизни в постоянной молитве и чистоте православного учения, принесла обильные плоды. Слава Владыки распространялась как среди православных, так и среди инославного населения. Так, в одной из католических церквей Парижа местный священник пытался вдохновить молодежь следующими словами: «Вы требуете доказательств, вы говорите, что сейчас нет ни чудес, ни святых. Зачем же мне давать вам теоретические доказательства, когда сегодня по улицам Парижа ходит святой Иоанн Босой». Как в Китае, так и в Европе, и в США, блаженный продолжал руководствоваться в своих действиях только Божественными заповедями, невзирая на условности общественных правил. Свт. Иоанн ни в чем не умалял своих своих подвижнических трудов, тщательно вычитывал в предписанные часы все чинопоследования, даже на перроне вокзала, и ежедневно служил Божественную литургию, поминая тысячи духовных чад. Неоднократно прихожане видели его парящим над землей в окружении сияния. Свт. Иоанн имел обыкновение повторять: "У меня слишком много работы, чтобы не молиться", метко определяя соединение подвижнических трудов с пастырской деятельностью. Он с безусловной строгостью относился ко всему, что касалось нравственности его прихожан и сохранения церковных традиций, но он щедро распространял божественную любовь на всех, кто приходил к нему. Владыку знали и высоко чтили во всем мире. В Париже диспетчер железнодорожной станции задерживал отправление поезда до прибытия «Русского Архиепископа». Во всех европейских больницах знали об этом Епископе, который мог молиться за умирающего всю ночь. Его звали к одру тяжело больного - будь он католик, протестант, православный или кто другой - потому что, когда он молился Бог был милостив. В парижском госпитале лежала больная раба Божия Александра и Епископу сказали о ней. Он передал записку, что приедет и преподаст ей Святое Причастие. Лежа в общей палате, где было примерно 40-50 человек, она чувствовала неловкость перед французскими дамами, что ее посетит православный епископ, одетый в невероятно поношенную одежду и к тому же босой. Когда он преподал ей Святые Дары, француженка на ближайшей койке сказала ей: «Какая Вы счастливая, что имеете такого духовника. Моя сестра живет в Версале, и когда ее дети заболевают, она выгоняет их на улицу, по которой обычно ходит Епископ Иоанн, и просит его благословить их. После получения благословения дети немедленно поправляются. Мы зовем его святым». Дети, несмотря на обычную строгость Владыки, были ему абсолютно преданы. Существует много трогательных историй о том, как блаженный непостижимым образом знал, где может быть больной ребенок и в любое время дня и ночи приходил утешить его и исцелить. Получая откровения от Бога, он многих спасал от надвигающейся беды, а иногда являлся к тем, кому был особенно необходим, хотя физически такое перемещение казалось невозможным. Блаженный Владыка, святой Русского Зарубежья, и вместе с тем русский святой поминал на богослужениях Московского Патриарха наряду с Первоиерархом Синода Русской Зарубежной Церкви. Обращаясь к истории и прозревая будущее, свт. Иоанн говорил, что в смутное время Россия так упала, что все враги ее были уверены, что она поражена смертельно. В России не было царя, власти и войска. В Москве власть была у иностранцев. Люди «измалодушествовали», ослабели и спасения ждали только от иностранцев, перед которыми заискивали. Гибель была неизбежна. В истории нельзя найти такую глубину падения государства и такое скорое, чудесное восстание его, когда духовно и нравственно восстали люди. Такова история России, таков ее путь. Последующие тяжкие страдания русского народа есть следствие измены России самой себе, своему пути, своему призванию. Россия восстанет так же, как она восстала и раньше. Восстанет, когда разгорится вера. Когда люди духовно восстанут, когда снова им будет дорога ясная, твердая вера в правду слов Спасителя: «Ищите прежде Царствия Божия и Правды Его и вся сия приложатся вам». Россия восстанет, когда полюбит Веру и исповедание Православия, когда увидит и полюбит православных праведников и исповедников. Владыка Иоанн предвидел свою кончину. 19 июня (2 июля) 1966 г. в день памяти апостола Иуды, во время архипастырского посещения г. Сиэтлла с Чудотворной иконой Божией Матери Курско-Коренной, в возрасте 71 года, перед этой Одигитрией Русского Зарубежья отошел ко Господу великий праведник. Скорбь переполнила сердца многих людей во всем мире. После кончины Владыки голландский православный священник с сокрушенным сердцем писал: «У меня нет и не будет больше духовного отца, который звонил бы мне в полночь с другого континента и говорил: «Иди теперь спать. То, о чем ты молишься получишь». Четырехдневное бдение венчала погребальная служба. Проводившие службу епископы не могли сдерживать рыданий, слезы струились по щекам, блестели в свете бесчисленных свечей подле гроба. Удивительно, что при этом, храм наполняла тихая радость. Очевидцы отмечали, что казалось, мы присутствовали не на похоронах, а на открытии мощей новообретенного Святого. Вскоре и в усыпальнице Владыки стали происходить чудеса исцелений и помощи в житейских делах. Время показало, что святитель Иоанн Чудотворец — скорый помощник всех сущих в бедах, болезнях и скорбных обстояниях.

Когда язык твой будет подобен языку Христову, и уста твои будут как уста Отца, и когда ты соделаешься храмом Духа Святого, то какая честь может сравняться с этою? Не так бы блистали уста твои, если бы они были из золота и драгоценных камней, как они блистают, будучи украшены скромностью. В самом деле, что может быть приятнее уст, не знающих обиды, а ревнующих о благословении? Если же ты не можешь благословлять проклинающего, по крайней мере молчи, и поступай так до тех пор, пока, при должном старании и постепенных успехах, не достигнешь этого и не приобретешь уста, о которых мы сказали. Научи свою душу образовать тебе уста, подобные устам Христовым. Она может сделать это, если только захочет; ей известно это искусство, если только она не беспечна. Но как, спросишь, образовать такие уста? Из каких красок, из какой материи? Никаких красок, ни материи для этого не нужно, а нужны только добродетель, скромность и смирение. Посмотрим теперь, как образуются уста дьявольские, - чтобы никогда не иметь их. Как же они образуются? Проклятием, ругательствами, клеветою, клятвопреступлением. Когда человек говорит как дьявол, то приобретает и язык его. Итак, какое будем иметь извинение, или вернее сказать, какому не подвергнемся наказанию за то, что позволяем себе произносить дьявольские слова тем самым языком, которым удостаиваемся вкушать плоть Господню? Не будем же позволять себе этого, но приложим все старание к тому, чтобы научить язык наш подражать своему Господу. И если мы научим его этому, то с большим дерзновением предстанем на суд Христов. Если же кто не умеет говорить таким образом, того Судия не будет и слушать. Как римский судия не поймет ответчика, который не умеет говорить по-римски, так и Христос не поймет тебя и не будет внимать тебе, если ты не будешь говорить, как Он. Будем же учиться говорить так, как привык слушать наш Царь; постараемся подражать Его языку. Постигнет ли тебя печаль, смотри, чтобы чрезмерное уныние не изменило твоих уст; но говори, как Христос. Ведь и он был в печали о Лазаре, и об Иуде. Нападет ли на тебя страх, - старайся опять так говорить, как Он. Ведь и Он был в страхе за тебя, когда устроял твое спасение. Говори и ты: обаче не якоже аз хощу, но якоже Ты (Матф. XXVI, 39). Плачешь ли ты, - плачь умеренно, как и Он. Терпишь ли клевету и скорбь, - принимай все это подобно Христу. Ведь и Он был оклеветан, и Он скорбел, и говорил: прискорбна душа Моя даже до смерти (Матф. XXVI, 38). И во всем вообще Христос показал тебе пример, чтобы ты соблюдал ту же умеренность, и не нарушал данных тебе правил. Таким образом можешь иметь уста, подобные устам Христовым. Таким образом, находясь еще на земле, ты будешь иметь язык, подобный языку Седящего на небесах, - когда будешь наблюдать умеренность в унынии, в гневе, в печали, в скорби. Сколько из вас желали бы видеть Христа! И вот, если будем стараться, не только можем увидеть Его, но и быть подобными Ему. Не будем же медлить. Не столько приятны для Господа уста пророков, сколько уста людей кротких и смиренных. Свт. Иоанн Златоуст Толкование на Евангелие от Матфея Беседа LXXVIII

Третье Воскресение Христово – Пасха – в Оптиной пустыни. А всего - вот уже два года, как я здесь. 24 мая пошел третий год моего пребывания в месте где «небо встречается с землей», где 110 лет подряд своими собственными стопами все вокруг исходили 14 оптинских старцев… Забавно, но я уже здесь тал личностью немного легендарной, о которой полушепотом, за спиной рассказывают как «он приехал на 2 дня, остался на два года…» ну и еще всякие прочие мелочи, которые не стоят особого внимания… Да, так оно и было в апреле 2011… 4 числа,.. а 7 он собирался возвращаться в мск, был куплен билет «кудато», что сейчас уже не имеет никакого значения. Приехал после Питера, где после литургии в Александро-Невской Лавре у мощей своего святого – Александр Невского, посещения часовни Ксении Петерургской и явилась эта мысль: «заехать на пару дней к Оптинским старцам, бо очень и очень давно собирался, давно и долго – лет *-дцать». И первой в Оптиной Ксения Петербургская его и встретила, на ее большую икону справа в Казанском храме монастыря упал его взгляд, когда он в первый раз, по прибытии в пустынь, вошел в него… После вечерней службы и размещения в гостинице скита, вышел он в сосновый лес, окружающий скит и монастырь, вдохнул свежего воздуха и замер, оглушенный необычной тишиной, тишиной, которая окутывала все вокруг своим миром и покоем. А самое удивительное, что эта внешняя тишина срезонировала с тишиной внутренней - тишиной совершенно умершей души… Сел он на пень от двухсотлетней срубленной сосны, курил сигареты одна за другой и пытался этой тишиной «надышаться», слушая пение мелких щебечущих птах, любуясь заходящим солнцем, облаками, разыскивая первые появляющиеся звезды на небе, осматривая все вокруг… Подумал, что двух дней «надышаться» будет маловато, надо остаться хотя бы до Пасхи… С тех пор прошло два с лишним года… Тысячи людей, различные послушания (в первый месяц – общие в скиту, а потом в келарской службе (до сего дня)), сотни дней… В первый год он все метался, куда-то рвался, собирался возвращаться в мир, как будто за ним кто-то гонится, думал о каком-то «матче реванше», пыжился «кому-то что-то доказать», «оправдаться делами», «отдать долги тем кому должен», думал, что кому-то там, в миру нужен – друзьям ли, родственникам ли, гражданам этой страны ли, человечеству ли, что что-то важное он там должен сделать, - что на самом деле было пустым и совершенно бессмысленным делом… Понадобился год с небольшим, чтобы понять что никому кроме Него, он не нужен, только Ему и никому больше… ну может быть еще кто из святых может быть замолвит за него перед Ним словечко… Понять, принять, переварить, усвоить и любить тех, кому он не нужен, кого знал, кого знает… И возможно это только с Ним. А без Него это… Как человек, давно пришедший в церковь, которого просто по куче причин никак нельзя назвать неофитом, новоначальным или неопытным человеком (только из ложной скромности или ложного смирения, разве что), у которого давно почти все вопросы, недоумения были разрешены, но оставался один вопрос, может быть самый важный и самый главный, ответа на который он не мог никак найти, как не старался много-много лет… Не находил он на него ответ в первый год своего пребывания в монастыре… Этот вопрос совершенно отравил его жизнь в миру, когда по некоторым обстоятельствам он ездил в мир на месяц (в Санкт-Петербург), уладить некоторые проблемы… Этот же вопрос заставил его вернуться в монастырь раньше срока из мира. Понадобилось «умереть для мира» (в том числе через осознание и принятие того что никому мы по-настоящему в мире кроме Бога не нужны), чтобы найти ответ на этот вопрос. Который был последним из всех когда-либо его заботящих, ответа на который он не находил годами. Вот уже почти год, как его совершенно не тревожат вопросы, которых не осталось, проблемы, политика, государство, мир, то, что кому-то он нужен или мир без него не сможет обойтись и тд… Сейчас он пока никуда не собирается уезжать, разве что если выгонят. А так, как обычно, как привычно – послушание, люди, службы, закаты по вечерам, звездное небо, сейчас по весне хоровое кваканье лягушек, пение соловьев и «Господи, хорошо нам зде быти» с пожеланием, чтобы день был длиннее, чтобы он не заканчивался несмотря часто на усталость физическую. Удивительно, но чем больше устаешь физически, тем сильнее и живее ощущение тихой радости от того, что есть «здесь и сейчас». А главное, то чем он в первый день был очарован – тишина, тишина которой он не мог надышаться в первые дни, тишина, которая два года оказывала влияние на внутреннюю, оживляя душу… Трапеза исполнена, насладитеся вси. Телец упитанный, никтоже да изыдет алчай: вси насладитеся пира веры: вси восприимите богатство благости. Никтоже да рыдает убожества, явися бо общее царство. Никтоже да плачет прегрешений, прощение бо от гроба возсия. Никтоже да убоится смерти, свободи бо нас Спасова смерть. Угаси ю, иже от нея держимый. (опубликовано в моем блоге)

Апокалипсис мелкого греха архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) "Братья, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло, но всегда ищите добра и друг другу и всем"... Так говорит в последней главе своего послания к Фессалоникийцам апостол Павел. Ясны слова эти, просты, немногосложны, но сколько в них света, сколько добра и правды. Трудно живется нам, людям, – от нашего зла человеческого и от следствий его. Человек страдает, прежде всего, от того зла, которое живет в нем самом, а потом и от того зла, которое живет в других людях. Зло, как снежный ком, увеличивается, если ему не противопоставлять добра, если его не растапливать лучами добра и милосердия. И в других людях, и в себе самих мы побеждаем холодное, темное зло только сияющим, согревающим Христовым добром. Это Христово добро может быть иногда гневным, свято негодующим, обличающим зло, – оно и должно быть иногда таким огненным, но оно никогда не будет нести зла под маской добра. Таково свойство того состояния духовного, о котором говорит апостол. Нам нужно, прежде всего блюсти свою душу и хранить ее в мирном духе; и если мы уже этого достигли, будем помогать душе другого человека – быть в добре. Чтоб излечить другую душу человеческую, нам надо знать на своей душе действие того средства лекарственного, которое мы предлагаем. Лекарство Христовой правды, Христова добра испытано уже в веках, в, двух тысячелетиях, испытано на всех характерах и во всех народах мира. Это дивное лекарство имеет необычайную силу, если его принять "внутрь", ввести в сердце свое и в ум свой... Вот одна из драгоценных капель этого лекарства: "Братья, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпеливы ко всем. Смотрите, чтобы кто кому не воздавал злом за зло, но всегда ищите добра и друг другу и всем". Некоторые, желая оправдать таящееся в них зло, ссылаются на свой "характер". Но характер формируется и складывается от свободных человеческих реакций на окружающий мир. Делающий добро другим людям приобретает прекрасный характер; и это есть лучшая его награда уже в этом мире. А в будущем мире он будет одного духа с Самим Богом и с мириадами существ спасенного в Боге творения. Делающий же зло и потакающий злу других приобретает ужасный характер и становится бичом и несчастьем для окружающих, и для своей семьи, для своего народа. "Лиха беда начало", – говорит русская пословица. Стоит лишь начать оправдывать в себе проявление и вспышки зла, как развращение души пойдет само собою и ее гибель последует. Нравственный характер взрослого человека – это то, что человек сотворил и творит сам с собой. Душа – земля. Человек – земледелец своей души. Если в земле душевной сеется слово Божие, слово Правды и любви Христовой, то плод бывает сладкий, радостный, для самого человека и его окружающих. Если же человек сеет в душе своей плевелы зла, то вырастут сорные, ядовитые травы духа, которые будут мучить и самого человека, и других людей. Душу еще можно уподобить глине, человека же – скульптору. Скульптор лепит из глины образ человеческий. Так сам человек лепит из своих душевных качеств и способностей или образ человеческий, или звериный. Делая какое-либо зло, человек не только впрыскивает в свое сердце смертельный яд, но и брызжет этим ядом на других людей, иногда на самых близких... Но при посторонних людях человек обычно неохотно показывает себя с дурной стороны; дорожа мнением о нем других, он хочет, чтобы о нем все всегда думали хорошо. В привычной же домашней обстановке он являет свой настоящий лик и мучает своих близких... Скрытое зло или явное – остается всегда злом, и человеку надо от него избавиться как можно скорее. Как? Прежде всего чрез осознание высшего смысла своей земной жизни, ее великого бессмертия в Боге и ее краткости на земле; чрез познание Евангелия и Иисуса Христа; чрез обращение к Его правде. Христос открывает настоящее и вечное Спасение людям... И, благодатью Своей, вводит в это спасение. "Я свет миру, – говорит Он. – Кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни (Ин. VIII, 12). Если будем ходить в этом свете, то станем сынами света; темное зло потеряет над нами свою власть, и мы перейдем от власти тьмы в Царстве возлюбленного Сына Божия" (Кол. 1, 13) Иисуса Христа. И будем светильниками, озаряющими ночь скорби и в жизни других людей. Мы будем во Христе, утешением для печальных исцелением для израненных злом мира.

Удалением от мира свободившись всех чувственных встреч, увлекающих ум и мысли, все духовное занятие становится живее, сладостнее, потому что ум, свободясь случаев к рассеянию, начинает собираться в себе а чрез то и душа начинает чувствовать присутствие Божие, благоговейный к Нему страх и любовь ощутительнее, и чувства внешнего человека внутреннему, то есть уму, становятся покорнее. Для того-то нам, желающим спасения Божия, но имеющим немощное и испорченное грехом естество, весьма хорош, легок и действителен способ к покаянию — удаление от света. Понеже ум, чрез уединение и внимание собираясь в себе, видит исходящие от сердца и к нему приходящие противные мысли, а видевши, разумеет свою нечистоту и, не терпя оной, понуждается к очищению. Очищать же и противоборствовать им, будучи сам собою не в силах, узнает на искусе немощь свою и окаянство и совершенную нужду во Христе Спасителе. Для того, взыскивая помощи Христовой, обращается ко всемогущей силе Его, яко немощный в собственном разуме своем и силе. Призывает всеблагое и всесильное имя Иисусово, с искренним самого себя умалением и печалию сердечною, да очистит, укрепит и подаст руку спасения. И таким образом по узнании прежде окаянства своего и немощи, узнаем потом и спасение Божие, заступающее во время брани внутренней. Ибо близ Господь всем призывающим Его в истине (Пс. 144, 18) и сокрушенныя духом спасет. Узнавши же сие спасение в чувстве сердца, радуется как о полученном облегчении от находящих нечистых помыслов, так наипаче о благости Божией и Промысле Его, соприсутствующем ему и спасающем. А чрез то входит в живую веру известным (достоверным) ощущением в себе силы не своей, но Христовой, посему со сладостию сердечною наипаче привергает себя к Спасителю и предает всего себя Ему, с несомненным на Него упованием и любовию. Сие предание себя и сердечное упование сообщает душе превосходный мир и радость, составляющие внутреннее Царствие Божие, которого Христос Спаситель прежде всего искать нам повелевает. И оно-то поистине есть полное и удовлетворительнейшее для человека блаженство, так что все прочее чувственное благо, желаемое свету, представляется уже ничего не значащим и не стоящим никакого искания. Из писем прп. Моисея Оптинского брату Александру Ивановичу Путилову (прп. Антонию Оптинскому)

Я спросила разрешение у автора этого рассказа, чтобы разместить его здесь. Когда-то мы вместе работали в одной компании, но теперь Артем, отец троих детей, всей семьей проживает постоянно в славной Черногории, где и произошла эта история. О Боге с Темой не поговоришь. Но неисповедимы пути Господни и маленькое зернышко веры вдруг засадить в сердце может ребенок, такой ребенок.. Мне очень хочется верить, что эта замечательная семья однажды осознанно придет к Богу. И это сретение будет самым важным событием в их жизни. Сашке 13 лет и он живет в Питере с мамой, старшим братом и бабушкой по отцу (так бывает), с которыми и приехал в Черногорию почти на целый месяц. Зимой в Питере он редко покидает свою квартиру на 9 этаже, а в Черногории ему очень нравится. Они с мамой ходят купаться, гуляют по набережной допоздна, а еще им очень хотелось попасть в монастырь Острог, и я вызвался их туда свозить. Сашке очень нравится ехать в машине по горам. Он сидит в детском кресле на заднем сидении, а мама заботливо, но крепко держит его за плечи и голову. В 13 лет Сашка весит 15 килограмм и легко помещается в детском кресле. Только немного не хватает длины ремней, чтобы пристегнуть его за плечи, поэтому мы пристегнули его за пояс, а плечи и голову ему держит мама. Он не может говорить, но по его поведению и издаваемым звукам мама понимает, что ему нравится. У Сашки билирубиновая энцефалопатия. В багажнике стоит его инвалидная коляска, и мы едем в монастырь Острог, чтобы приложить его к мощам Василия Острожского, святого чудотворца, построившего монастырь в скале на высоте 900 метров над уровнем моря. Я рассказываю им про жизнь в Черногории, мы смеемся над местными анекдотами, они восхищаются природой и красотами, открывающимися вокруг. Сашка периодически издает радостные звуки и пытается пнуть меня под локоть. Он не контролирует свои движения, но мама и бабушка уговаривают его вести себя спокойнее и придерживают ему ногу. Его брат старше Сашки на 12 лет. Он рассказывает, что первый раз в жизни поднимается в горы, а я думаю о том, каково ему пришлось, когда в его жизни появился Сашка, забравший все внимание и силы их мамы. Папа не выдержал и, в какой-то момент, ушел, а у 12-летнего пацана какой выбор? Бабушка тоже инвалид. Не колясочник, но с трудом ходит с палкой, да и сажать ее в высокую машину не намного легче, чем Сашку. Она говорит редко и немного, но и по редким высказыванием понятно, что нрав у нее не самый легкий. Уже в очереди в келью, где хранится ковчег с мощами, она сильно нервничает, поминает прошлое, как-то связанное с абортами и переживает, что в храме ей не место. В Питере она сидит дома с Сашкой, пока ее сноха зарабатывает им на жизнь. Сашкина мама, невысокая полноватая женщина с сильными руками массажиста, рассказывает мне, что по новому закону Сашка должен сам получать причитающуюся ему с 14 лет пенсию в 9000 рублей в месяц. Сам. Или его опекун, назначенный судом. По закону, Сашкина родная мать, которая тащит его на себе 13 лет, может стать его опекуном только через суд. А так как государство выделяет деньги на содержание инвалидов специальным учреждениям, то им, учреждениям, выгоднее держать детей инвалидов у себя, и еще не очевидно, кого могут назначить опекуном. Либо можно попробовать найти нотариуса, который, выдаст Сашкиной маме доверенность на получение его пенсии в 9000 рублей в месяц. Но этому нотариусу придется закрыть глаза на закон. А еще она рассказывает, что толком объяснить ей диагноз и то, с чем ей придется жить, смогла только двоюродная сестра ее тогда еще мужа, которая вышла замуж за американца, уехала в США и, спустя 10 лет мытарств, смогла подтвердить там свой медицинский диплом. А врачи в роддоме либо не могли, либо не хотели Сашку лечить и рассчитывали, что он умрет. И удивлялись, что она так переживает, ведь у нее уже есть ребенок. А она не согласилась, чтобы ее второй ребенок умер, и вот мы везем Сашку в монастырь Острог. Еще мы говорим про веру и про церковь, и я понимаю, что если церковь - это тот источник, где эта мужественная женщина черпает силы и обретает покой, то совершенно неважно, что я думаю по этому поводу, ибо я не могу предложить ей и толику той поддержки, не физической, а духовной, которую она получает в Храме Божьем. Мы едем в монастырь, Сашка радостно пищит, а мама нежно придерживает его и говорит: "Сашка, человек! Ты же настоящий паломник! Мы едем к Василию Острожскому!", - и рассказывает ему историю этого святого. А когда мы возвращаемся в Будву, и я высаживаю их у отеля, эта чудесная женщина дарит мне икону Василия Острожского, которая, я знаю, стоит полторы Сашкиных пенсии. Я ищу в себе силы не отказать ей в этом искреннем порыве и нахожу их, хотя почти любая церковная атрибутика вызывает у меня рефлекторное неприятие. Они уходят в сторону отеля. Бабушка, поддерживаемая старшим внуком, Сашкина мама, толкающая коляску, и Человек Сашка. Люди, примирившие меня с церковью больше, чем целая толпа проповедников.

Не хотите ли и вы уйти? ПротоиерейАндрейТкачёв http://www.andreytka...e-li-i-vy-ujti/ Две тысячи лет слова Христа будят человечество: греют одних и обжигают других; сегодня утешают — завтра тревожат. И как две тысячи лет назад отходили от Него слушатели, не могущие вместить всей глубины этих слов, так и сегодня многие покидают Его Церковь в смущении. Никто не может знать, не окажется ли он завтра в числе отошедших. Люди приходили к Нему и уходили от Него. Сладость слов влекла, а строгость требований отталкивала. То могущественное влечение, то неожиданное отталкивание. Постоянная атмосфера сомнений: «От Назарета может ли быть что доброе?» Привязывало к нему что-то невысказанное, нелогичное, как у вопрошающего Андрея: Равви, где живёшь? (Ин. 1, 38). А отталкивало что-то холодное, умное, рождённое книжным знанием: Не от Бога этот человек, потому что не хранит субботу. Или: Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк (Ин. 7, 52). Так или иначе, за Ним шли и вокруг Него толпились, чтобы через малое время те же, что толпились недавно, возмущались, негодовали на Него, вплоть до криков «Распни!» То к Нему, то от Него. Так и мы живём. Он то убаюкивает простотой и доступностью, той ласковостью друга, которую так любят протестанты. То вдруг Он заставляет оцепенеть и испугаться. И броситься затем на колени, как это было и перед Его арестом. И когда сказал им: «это Я» — они отступили назад и пали на землю. Опять спросил их: кого ищете? Они сказали: Иисуса Назорея. Тогда воины, и тысяченачальник, и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его (Ин. 18, 5–12). Упали. Поднялись. Спросили. Связали. Повели мучить. И так постоянно. Он любит, но Он не льстит. Больше никто не умеет так любить, но, вместе с тем, никто более, чем Он, не презирает притворство и мнимую добродетель. Для Него человек, гноящийся от грехов, но честный в криках боли и раскаяния, лучше мнимого праведника. И Он знает, что земля сердец в основном состоит из мест каменистых и мест, заросших терновником. Однако Он сеет. И там, где семя не находит глубины, оно восходит быстро и быстро увядает. Люди приходят и люди уходят. Вначале им кажется, что они уверовали полной верой. Учитель! Я пойду за Тобою, куда бы ты ни пошёл (Мф. 8, 19). Но Он же знает, что человек ищет славы, а не подвига. Славы и почёта, а ещё — комфорта и безопасности. Поэтому говорит в ответ о том, что Ему негде главу приклонить и жизнь Его более безбытна, чем жизнь птиц небесных и лисиц. Надо полагать, после этих слов проситель огорчённо удалился. Состав Его слушателей обречён на непостоянство, на текучесть. Особенно это заметно на высоте Голгофы, то есть почти в конце. Там один разбойник спасается, другой погибает, перед тем апостол становится предателем, и сильный Пётр говорит «не знаю Человека», а безусый Иоанн стоит под Крестом непоколебимо. Всё перемешалось до полной неожиданности. В скрытом виде это же происходило и в три года проповеди и путешествий. К Нему радостно бежали, и от Него понуро уходили, унося разочарования и чувство несоответствия того, что дают, с тем, что ожидали получить. Только самые верные оставались (и остаются), хотя и не без борьбы. С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним. Тогда Иисус сказал Двенадцати: не хотите ли и вы отойти? Симон Пётр отвечал Ему: Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин. 6, 66–68). И даже они, самые любимые, перед самим входом в Иерусалим спорили о первенстве. Эти же споры (кто старший?) и раньше — до Страстной седмицы — занимали учеников, так что, стоило Ему ненадолго отойти, и Он, вернувшись, уже заставал их за спорами на тему «кто из нас больший?» Кто где сядет, кто будет выше, кто с какой стороны? Всю последующую церковную историю те же самые вопросы будут сотрясать почву под ногами христиан. Всё-таки человек жутко испорчен, и не знать этого нельзя. То, что было с Ним, продолжается и с Его Церковью. Люди приходят и уходят. Радостно принимают слово и быстро увядают, потому что не имеют под собою и в себе глубины земли. И птицы не перестают клевать семя Его слов. И терновник растёт так буйно, словно в него по ночам подсыпают удобрения. «Одни говорят, что Он благ, а другие — нет, но обольщает народ». Он говорит: «Я люблю вас», — и мы тянемся к нему, как коты, чтобы Он почесал нас за ушком. Но потом Он говорит: «Возьми крест и иди за Мной. Будешь креститься Моим крещением? Сможешь? Не оборачивайся назад, коль положил руку на плуг. Не люби никого больше, нежели Меня: ни детей, ни родителей, ни вторую половину твою, с которой Я тебя венчал». И тогда мы уходим от Него с обидой, с раздражением, с недоумением. Какие странные слова! Кто может это слушать? (Ин. 6, 60). Неужели мы всё ещё думаем, что знаем Господа? Если бы мы уже знали Его достаточным знанием, не нужно было бы вопрошать: «Где Господь?» — а между тем такое вопрошание ежедневно необходимо. Оно вменяется во всегдашнюю обязанность. Где Господь? Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его (Ин. 20, 13). Он не только приближается, но Он же и удаляется: Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушёл. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне (Песн. П. 5, 6). Вот откуда слёзы. И духовные эгоисты (а духовный эгоизм страшнее бытового) мыслят, что плакать можно только о грехах, то есть о себе самом, о том, что ты не хорош, как надо. А между тем плачут наиболее горько о Нём, а не о себе любимом. О том, что Его распяли (я сам и распял!), о том, что душа зовёт Его, кричит, а Он не отзывается. Действительно, для тех, кто знает, как Иисус сладок, весь мир прогорк. В наши храмы приходят люди. Одни — чтобы оросить ноги Христа слезами. Другие — чтобы поставить свечку. Третьи — подсмотреть за нашею свободой, которую мы имеем во Христе Иисусе (Гал. 2, 4). И, пришедши однажды, люди не сразу остаются навсегда. Те, кто только и делают, что ставят свечи, не любят, чтобы их учили. Те, что пришли плакать, нарыдавшись вдоволь, могут уйти, потому что душа ощутила лёгкость. А могут и остаться, как Магдалина — из благодарности. А те, что приходят «подсмотреть», могут уйти разочарованными, потому что не так-то легко заметить «нашу свободу», особенно там, где её нам самим почти не видно. Но, так или иначе, как ко Христу при земной Его жизни, так и к Церкви Его люди будут приходить и уходить. Текуч будет состав, и лишь избранное ядро на вопрос «не хотите ли и вы уйти?» будет отвечать: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни».