OptinaRU

В настоящее время мы имеем благодатную возможность узнать историю общецерковно прославленных святых мучеников и исповедников Оптиной Пустыни, пострадавших в годы гонений. Мученичество и исповедничество – особый дар, и не все могут его вместить. Для этого требуется высокий подвиг христианского самоотвержения и апостольского мужества духа. Исповедничество и мученичество за имя Христово – это венец святой подвижнической жизни христианина, его веры и любви ко Господу, его смирения, кротости и долготерпения. Несмотря на крайне тяжелое свое положение, страдальцы Христовы не ожесточались против гонителей, не возмущались, не проклинали их, а желали им познания истины и спасения. Во все времена подвиг мучеников как древних, так и новых, крепость их веры и мужество укрепляют верных, особенно во время гонений. С апостольских времен христиане бережно хранят память о страданиях и дне кончины святых мучеников. Их имена и истории их мученичества тщательно записывали для памяти потомства. Сегодня многим христианам кажется непонятным, почему мучители не задают новомученикам и исповедникам классического вопроса: «Как ты веришь?»; они формально, что называется «под протокол», не принуждают их отрекаться от Христа. Обвинение, выдвинутое против них, внешне выглядит исключительно политическим – занимался ли контрреволюционной, антисоветской деятельностью или нет? Только непонимание истинной цели, которую ставили безбожники в отношении Церкви Христовой, рождает такое безразличие к подвигу новомучеников. По замыслу богоборцев Русская Православная Церковь должна была быть не только запрещена, но и беспощадно уничтожена любыми средствами на всем пространстве нашего Отечества. Страшные социальные и общественные потрясения и бедствия постигли многие христианские государства в ХХ веке. Годы внешнего относительного благополучия и духовное безразличие ослабили нравственную чистоту, угасили во многих наших соотечественниках духовный огонь веры. Многие думали, что мир будет долгим и забыли о духовном бодрствовании. Такое расслабление печально дало себя знать, когда внезапно разразилось гонение. Как бы не видя перед своими глазами страдания мучеников, не слыша многих слов Господа, многократно предостерегавшего своих учеников быть всегда готовыми к испытаниям, наши соотечественники за немногим исключением не могли и помыслить, что массовые страдания за веру могут повториться в век расцвета «культуры, свобод и цивилизации». И как жаль, что ныне живущие христиане поверхностно охватывают своей душой подвиги новых мучеников и исповедников, почти не усваивают их себе, как необходимое условие деятельного восхождения к небесным обителям. Теперь для нас особенно близким должен стать подвиг новомучеников и исповедников Российских. Поревнуем их великому подвигу стояния за веру Христову, их самоотверженному исповеданию веры во Христа. Преклонимся и мы перед нашими сродниками – новомучениками и исповедниками Российскими, во времена лютых гонений с твердостью и непреклонностью исповедавших имя Христово, почтим их память и помолимся им, чтобы они утвердили нас быть мужественными в исповедании веры, чтобы Господь их ходатайством помиловал всех нас. Протоиерей Максим Максимов *** Из жития прпмч. Серафима Оптинского Преподобномученик Серафим (Гущин) родился 22 декабря 1872 года в селе Нагулино Балахнинского уезда Нижегородской губернии в семье мелкого волжского судовладельца Григория Гущина и в крещении был наречен Стефаном. Получив начальное образование у частного учителя, Степан в 1888 году устроился конторщиком на железную дорогу в Нижнем Новгороде. В 1893 году он был призван в армию и служил в звании унтер-офицера. По окончании срока службы он вернулся на прежнее место работы – в железнодорожную контору в Нижнем Новгороде. В 1908 году Степан Григорьевич оставил мирскую службу и поступил трудником в Оптину Пустынь. 29 октября 1911 года он был определен в число братии послушником. 24 мая 1915 года послушник Стефан был пострижен в монашество с именем Серафим и некоторое время проходил послушание синодичного. Наступило время гонений на Русскую Православную Церковь от безбожных властей и началось постепенное закрытие Оптиной и аресты среди ее насельников. В 1921 году монах Серафим был рукоположен во иеродиакона и стал служить вместе с иеромонахом Никоном (Беляевым) в Казанском храме, оставленном властями монахам для богослужений. В 1923 году ради сохранения обители и монашеского образа жизни из монахов и послушников была организована артель, но властями была оспорена законность религиозно-трудовой формы существования при советской власти, и в том же году артель была закрыта, а ее имущество передано музею, при котором было разрешено остаться лишь небольшому числу братии. Настоятель Оптиной Пустыни архимандрит Исаакий (Бобраков) благословил здесь остаться служить иеромонаху Никону и иеродиакону Серафиму. В июне 1924 года храм был закрыт, и братия перебралась жить в Козельск, где еще оставался для богослужений городской собор. В 1924 году иеродиакон Серафим был рукоположен во иеромонаха и стал служить в храме в городе Лихвине Черепетского района, а с 1 января 1937 года в храме Покрова Божией Матери в селе Покровском Перемышльского района Калужской области. Наступил последний период жизни смиренного монаха, переходившего из храма в храм по мере их закрытия и уничтожения. За два десятилетия гонений путь христианского спасения стал твердым и определенным: невозможность что-либо изменить во внешней жизни сосредотачивала человека на церковном служении и спасении души. Иеромонах Серафим был арестован в день 20-летия годовщины захвата власти безбожниками и начала одного из самых жестоких гонений на Православную Церковь – 7 ноября 1937 и заключен в одну из тюрем в Черепетском районе. Были допрошены дежурные свидетели – жители Перемышльского района и села Покровского. Один их них показал, будто отец Серафим в преддверии всесоюзной переписи, в которой был поставлен вопрос и о вере, говорил, что это делается для того, чтобы узнать, сколько в России осталось верующих и закрыть оставшиеся церкви, и он говорил жителям, чтобы они не писались неверующими. Другой свидетель показал, будто отец Серафим ему рассказал, что его вызывал к себе председатель сельсовета и спросил, за кого он будет голосовать, на что он ответил: неужели же он будет голосовать против религии, которую коммунисты притесняют. Иеромонах Серафим был допрошен сразу же после ареста, 7 ноября. – В июле 1937 года вы высказывали террористические настроения против коммунистов. Признаете это? – спросил его начальник Перемышльского районного отдела НКВД. – Я этого не признаю, так как с моей стороны террористических высказываний против коммунистов не только в июле месяце, но и в другое время не было, – ответил иеромонах Серафим. – А клевету на советскую власть, которую вы возводили, вы признаете? – С моей стороны клеветы на советскую власть никогда не возводилось, поэтому я не могу признать этих обвинений. – В августе 1937 года вы вели контрреволюционную агитацию против предстоящих выборов в Верховный Совет. Дайте показания по этому вопросу. – Я контрреволюционной агитации против предстоящих выборов в Верховный Совет в августе не вел. В разговоре по этому вопросу я только сказал, что мне это безразлично, так как я выбирать не собираюсь и обойдутся без меня. – Вы говорите неправду, так как по этому же вопросу в сентябре сего года вы призывали население голосовать против коммунистов и в то же время наводили клевету на советскую власть. Требуем от вас сказать правду и не обманывать следствие. – Я решительно утверждаю, что с моей стороны контрреволюционной агитации против предстоящих выборов не велось. Население голосовать против коммунистов я не призывал и на советскую власть не клеветал. 11 ноября 1937 года материалы следствия были рассмотрены начальником Перемышльского районного отдела НКВД и переданы на решение тройки НКВД. 19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Серафима к расстрелу. Иеромонах Серафим (Гущин) был расстрелян в тот же день, что и управляющий Калужской епархией архиепископ Августин (Беляев) и архимандрит Оптиной Пустыни Иоанникий (Дмитриев) – 23 ноября 1937 года и, так же как и они, погребен в общей безвестной могиле. Из собрания игумена Дамаскина (Орловского) Жития новомучеников и исповедников Оптиной Пустыни

Ты пишешь, что трудна борьба со страстями. Да это не ново. Познавши их лютость, будешь благоискуснее и смиреннее. Так как и яростный воспаляется своею яростью и лишается спокойствия при случаях, тревожащих его; равно и другие страсти, кои мы усвояем своими навыками, бывают нашими мучителями: славолюбие и честолюбие наносят великую скорбь и болезнь человеку, когда видит он уничижение; плотская страсть, кто оной поработится, лишает покоя своего раба; а сребролюбие, кажется, весь состав душевный преображает в себя. Случающиеся искушения кажутся им выше меры посланными, потому что страсти сии так в них укачествовались, что почти в естество претворились. Кто ж сему причиною, как не они? Когда еще маленьких нас оскорбляют или делают что противное нам, то мы, ничем другим не могши себя удовлетворить, берем плачем; далее и далее, все то же и то же. То же и в возрасте. Горько, что меня огорчают, — я плачу, и плачу горько; это бывает мне в навык, и уже как бы невольно сим увлекаюсь от расслабления чувств. Что ж это значит? Не действие ли этой же яростной части? Только в разных формах… Все, чем мы страждем от бывающих нам неприятностей и скорбей, суть плоды нашего внутреннего устроения и награда за содеянные грехи. По всему имеем долг пить чашу полыни судеб Божиих, как за грехи, к очищению, так и для исправления нашего устроения. Когда бы мы были в благом устроении, то радовались бы об оскорблении нас, по заповеди Господней; но мы не только сего не творим, но еще и противимся воле Божией, взыскуя от ближних исполнения заповедей, сами и перстом не касаясь. Из писем прп. Макария Оптинского

Какой ангельский язык может выразить все значение Иисусовой молитвы? Не человеческому языку говорить о ней. Но какой же это ангельский язык? И есть ли такой язык? Конечно, есть. Но мы не можем представить себе его свойств, ибо он состоит не из звуков, там ведь не будет ничего чувственного. Знаем мы, что люди часто понимают друг друга без слов; есть язык и глаз – люди смотрят друг на друга и понимают, хотя между ними ничего не было сказано. Есть язык жестов, которыми объясняются с глухонемыми. Каков будет ангельский язык, мы не знаем. И вот только ангельского языка будет достаточно, чтобы выразить значение Иисусовой молитвы. Понятно оно только тем, кто на опыте узнал его. Я долго не мог понять, что такое соединение ума с сердцем. В сущности говоря, это значит соединение всех сил души воедино для устремления их всех к Богу, что невозможно при разъединенности их. Этот закон единения и усматриваю не только в этом случае – в молитве Иисусовой, а везде. Например, когда на войне с врагом не будет у нас сплоченной силы, то враг, нападая то на один отряд, то на другой, вскоре победит всю армию, уничтожая один отряд за другим. Подобно этому и солнце, светя на землю, не может ничего зажечь, ибо лучи его рассыпаются по всей поверхности земли и, в частности, какого-нибудь места. Но если мы возьмем стекло увеличительное, и этим стеклом сосредоточим все лучи в одной точке, то подложенное туда дерево, бумага или еще что-либо воспламеняются. То же самое можно сказать о музыке. Какую имеет красоту нота или звук, взятые в отдельности или в беспорядке? Можно сказать никакой. Но эти же самые звуки в произведениях гениальных художников-поэтов воспринимают великую силу и красоту. Про живопись и другое я уже не буду говорить... В таких беседах с вами я не ограничусь этим, я пойду далее. Это такой узел, что сколько его не развязывай, он все будет узлом. Молитва Иисусова не имеет пределов... Ум, когда упражняется в чтении Св. Писания и молитве и тому подобном, очищается от страстей и просветляется. Когда же погружен только в земное, то он становится как бы неспособным к пониманию духовного. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Желание ваше избежать сетей мира в юные лета душеспасительно, и если оно не ослабевает, а укореняется в сердце вашем при всех препятствиях, то сие есть знак неложного призвания Божия на скорбный (особенно в наше время) монашеский путь. Нет сомнения, что мы посредники в деле вашем, а совершитель есть и будет Господь наш, от Коего проистекает всякое благое произволение, и по власти Коего мы, яко смертные, можем быть скоро позваны на суд Его, и потому суетна надежда на одних нас; а Он во веки пребывает. Следовательно, ваша надежда, опора, советник и руководитель долженствует быть Тот, Коему желаете обручить душу свою. Ему первее всего мы должны со страхом и любовию молиться, да благословит Он намерение ваше, да укоренит в сердце вашем семя, Им посеянное, и да устранит препятствия в начале пути, если путь ваш ему благоугоден. Страх Божий есть начало премудрости, и вы без самонадеянности и дерзости должны помышлять, на что решаетесь! На умертвение не только миру и родственникам, но и самому себе. Аще кто не возненавидит самыя души своея, не может быть Его учеником. Вы готовитесь на ежедневные лишения, на безропотное терпение обид, на умерщвление телесное, а что всего труднее – на отсечение своей воли. Не на силы и пылкость желания своего полагаться надобно, готовясь на бескровное продолжительное мученичество, а единственно на помощь Господа нашего. Испытайте строго самих себя: чисто ли ваше намерение? Нет ли других посторонних причин, побуждающих к сему? Чего вы ожидаете и желаете в монашестве? Одного спасения и скорбей или чего другого? Что касается до препятствий от родителя, то Господь, побеждающий, «идеже хощет, естества чин», силен преклонить и его сердце, если только дело ваше есть дело Божие. «Волю боящихся Его Господь исполнит, и призывающих Его в истине услышит». Поручаю вас Его святому покрову. Из писем прп. Льва Оптинского

Твердо должно помнить, что на земле совершенства нет, но все люди, по мере своей, некоторые имеют недостатки, попускаемые Промыслом Божиим к нашему смирению. Итак, заботящийся о своем спасении должен внимать только своей пользе душевной, идя путем послушания и отсечения своей воли, и должен быть благодарным и располагаться любовью к тем, кто заботится о нас и помогает нашему спасению своими советами, хотя бы и терпкие иногда употреблял средства. Но никак не должен позволять себе судить собственные дела и поступки духовного своего помощника, или делать что-либо без ведома его. В противном случае жизнь наша будет беспорядочнее, чем у живущих по своей воле и разуму. Труды и скорби понесем, но мзды себя лишим. От чего да избавит нас Господь! …Даю четки сии с тем, чтобы приемлющий их человек сознавал свои недостатки и немощи и видел бы свои грехи, но никак не позволял себе замечать немощи или недостатки других, кольми паче старших, и всячески остерегался бы судить или унижать кого-либо, но дела и поступки других предоставлял бы Промыслу и суду Божию и собственной воле каждого. Как другие люди не дадут пред Богом ответа за наши грехи и неисправности, равно и с нас не взыщет Бог за чужие недостатки и немощи, хотя бы и старших, если не будем вмешиваться в это и судить или уничижать, в противном же случае подвергаем себя суду Божию. Глаголет бо Господь во Евангелии: в нюже меру мерите, возмерится вам (Мф. 7: 2), и паки: не осуждайте, да не осуждены будете (Лк. 6: 37). Если мы считаем себя идущими по старческому пути и не хотим жить по своей воле и разуму, то и не должны уклоняться от стези и учения святых отцов, которые велят нам смиряться, покоряться, отсекать свою волю, не оправдываться человеческими извинениями, от скорби и бесчестия и уничижения не отрекаться, но понуждаться на все сие, хотя бы и противилось тому лукавое и непокорное наше сердце. Из писем прп. Амвросия Оптинского

От человека требуется понуждение себя к исправлению. Надо начинать исправляться и просить помощи у Господа. А начинать надо со смирения, и с послушания, и с терпения. Когда видишь, что не исправляешься, а только прилагаешь грехи ко грехам, надо стараться приносить в них покаяние. Спеши открывать язвы душевные перед Господом, ищи разрешения и прощения. И если по прощении паки в то же впала, паки прибегай к покаянию, и так до конца. И Бог, видя твой труд, твое покаяние, не оставит тебя без Своей помощи и милости. Если Он нам завещал прощать кающемуся брату «седьмьдесять и раз седмерицею» , то не большее ли прощение Сам подаст нам, когда мы прибегнем к Нему с покаянием. Сокрушение есть половина исправления, которое потом полностью подаст тебе Господь. Господь говорил первую проповедь о покаянии: "Покайтесь". Терпение находящих скорбей, которые бывают по Божиему попущению, самоукорение, смирение... Да и что я перечисляю. Если живешь нерадиво и исправляешься мало, то почаще думай о том, кто ты, как живешь. Если стыд и раскаяние бывают при этом, то их милостивно приемлет Господь и вменяет нам вместо делания. Только смиряться больше надо. Видеть надо свои недостатки, опущения и по причине их сходить в смирение, укоряя себя, и, принося Богу покаяние, стараться исправляться. Начав исправление, надо иметь осмысленное и твердое решение, без саможелания или себялюбия. А исправления свои надо всячески стараться забывать и не останавливаться на них мыслию или приписывать себе… Сам Господь сказал: «От человеков невозможно, от Господа все возможно». Одно нужно от человека - понуждение. И «нуждницы восхищают Царствие Небесное». Из писем прп. Иосифа Оптинского

Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго и благослови… 25 февраля в 11 часов дня в Скит вошли четыре солдата из красной гвардии и один очевидно их старший. Они потребовали к себе о. игумена, и когда он вышел к ним, то заявили, что они пришли осмотреть храм и все в общем в Скиту, ибо, как они сказали, про Скит ходят слухи, что здесь много лежит серебра и золота. О. Игумен потребовал с них удостоверения; когда удостоверения были предъявлены (пришедшие оказались красногвардейцами), тогда, в сопровождении отца игумена, они направились в каменный храм... Все было осмотрено. Церковная утварь: св. сосуды, кресты, иконы в ризах переписаны, но золота, конечно, не было найдено, ибо там, где собрались спасать свои души, ему не должно и быть. Была осмотрена и колокольня, там думали найти пулемет, какового к [их] сожалению не оказалось. Удивительно, как помрачился разум у сих людей. Неужели Старцы, думающие лишь о Христе, будут заводить у себя пулемет?!! После сего все отправились в храм Св. Иоанна Предтечи. Сюда стали стекаться и остальные братия. В великом смущении смотрели трудники Божии на новых гонителей Церкви и своими молчаливыми взорами поражали нечестивцев, которые и здесь также все описали: и иконы в ризах, и потиры, и кресты, и евангелия и вообще все драгоценности. Все было перерыто, в комодах пересмотрены были даже полотенца. Искали золота и серебра, но этого не оказалось. При осмотре безбожники до многих св. предметов касались руками, чего по правилам церковным никак не подобает делать даже мантийным инокам... После осмотра, не взяв ничего, они отправились в монастырь... Некогда православные, а теперь отлученные Его Блаженством Святейшим Отцем отцов Церкви Российской, Патриархом Тихоном, грубо и дерзко, как иноверцы и язычники, ворвались в тихую обитель скитскую, дошли в дерзости своей до её святынь – св. алтарей, на которых совершается таинственнейшая жертва Христианства, но не найдя того, что удовлетворило бы их жадность – золота и серебра, – ушли, не тронув ничего, а паче, надо думать, молитвами умерших преподобных старцев были невидимо изгнаны из стен Cкита. Немощна и слаба природа человеческая и подвержена частым падениям. Сие посещение коснулось и благочестивой братии, ибо отвлекло сие ум, пребывающий в молитве к Господу, и долго сердце иноков не могло успокоиться. Особенно больно и обидно было, что скверные, отлученные от св. Церкви руки, касались святынь христианских и осквернили сии... Как мудрый и добрый пастырь своих духовных овец – настоятель Cкита о. Феодосий на другой же день собрал, как чадолюбивый отец, своих детей иноков и поручил торжественно о. Кукше отслужить молебен и освятить все святыни и храмы от осквернения через прикосновение еретических рук, что и было исполнено 26 февраля сего же года... Из Летописи Скита Оптиной Пустыни, 1918 год

Вы, по искренней любви своей ко мне и по вере, просите от меня, как от доброго и рассудительного человека, слово утешения; а я на сей раз, по жестокосердию своему, - простите мне, решился, для пользы и вразумления Вашего, написать Вам слово обличения.... Ведь и отцы не тогда только бывают отцы, когда детей по голове гладят и балуют, но и тогда именуются отцы, когда вразумляют и наказуют чад. И я много снисходил слабостям Вашим в надежде, что Вы будете исправны во всем, или, по крайней мере, смиренны в духе, но не тут-то было! Вот и при теперешнем посещении Вашем и выезде из обители, чем бы быть Вам в духе своем мирными, довольными, благодарными, радостными, что Бог утешил Вас и сподобил пробыть в обители святой восемь суток, а Вы, как будто обиженныя и недовольныя, расплакались неутешно, сердились, досадовали и жаловались. И на кого же? На своих людей, на сестриц, на матушку! Не стыдно ли Вам, любезный друг мой, так несмиренно поступать? Многие добрые люди, если и на часок побывают у нас в обители, как они после того относятся довольными, благодарными, а Вы, и неделю пробывши, отправились от нас с нахмуренным челом! Не знаю, что мне теперь с Вами делать? Где искать суда?! Для успокоения Вашего в духе, хотя и принял все погрешности Ваши за собственныя, но признаюсь, немирствие Ваше к матушке, и не обдуманныя и резкия слова опечаливали душу мою всегда, и сердце мое как будто морозом подирали, так что больно бывало все оное и видеть и слышать. Если б Вы сколько-нибудь постигли важность и величие лица родительскаго, тогда, может быть, не таковы были бы к ним. Они, т. е. родители наши по Бозе - бози наши суть... И не дивитесь Вы сему, ибо Сам Дух Святый устами Давидовыми наименовал их так: Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго! Посему-то и повелевает Бог заповедию Своею чтить отца своего и матерь, и обещает нам за сие почтение в награду - благо, которое и будем мы вкушать не на земле только - временно, но и на небеси - вечно. Итак, любезнейшая, правду ли я говорю, что Вы в поступках своих против благочестивой родительницы своей вовсе неправы? Или вздумаете еще оправдывать себя? Я думаю, что за все погрешности Ваши противо матушки своей, необходимо нужна для Вас епитимия, о чем Вы меня когда-то и прашивали, и вот для пользы своей, и для смирения, не отрекитесь принять ее, а именно: Господи благослови! И у матушки своей со смирением и со слезами испросите прощения во всех своих грубостях и непослушании к ней. Второе: не проситесь у ней ко мне, и других не напрашивайте просить ее о том, но когда она сама без предложения сторонняго скажет Вам: съезди в обитель к батюшке! - тогда, как бы от Бога услышавши повеление, поспешите пожаловать к нам в обитель, где и меня увидите по прежнему с тем же добрым сердцем к Вам, как и прежде. Может быть епитимия таковая и неприятна будет сердцу Вашему, но Вы неоднократно уверяли меня, что все сказанное приемлете от меня как от уст Божиих: почему уверение таковое и докажите мне на самом деле, дабы был я удостоверен в истинном и не лестном расположении Вашем ко мне недостойному. Из писем прп. Антония Оптинского

Воспоминание о смерти и аде очень полезно для души. "Поминай последняя твоя, и вовеки не согрешиши" (Сир. 7, 39). Впрочем, и воспоминание райских сладостей тоже может предохранить человека от падений. …Молодость моя проходила шумно и весело. Денег было много, делай, что хочешь. Но вот однажды вижу я странный сон: ясно, как наяву, входит ко мне какой-то Старец, подходит близко ко мне, берет за руку и, указывая на часы, стоявшие против моей кровати, спрашивает: — Который теперь час? — Половина седьмого, – отвечаю. — Ровно через три года ты умрешь. – И вторично, спрашивает Старец: — Который час? — Половина седьмого. — Через три года ты умрешь. – И опять спрашивает Старец: — Который час? — Половина седьмого, – отвечаю я уже с раздражением. — Через три года ты умрешь. Я проснулся, зажег огонь, посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, следовательно, явление Старца было как раз в половине седьмого. Я оделся, позвонил, велел подать самовар. — Что это, Павел Иванович, сегодня так рано встать изволили? – сказал лакей. — Да так, не хочется спать. Налил себе чаю – не пьется; неужели мне жить осталось только три года? А там – смерть. Господи, как тяжело и страшно. Часов в 12 зашел ко мне один из товарищей: — Знаешь новость: устраивается пикник, собирается большое общество, вот будет весело! Я хотел прямо и тебя записать, не спрашивая, но потом все-таки решил спросить, поедешь ли? — А почем с человека? — Пустяки, по 50 рублей. — Если бы ты записал меня, не спросясь, то пришлось бы тебе и свои деньги заплатить! — Как, с каких пор ты стал Плюшкиным? — Я не стал Плюшкиным, но мне нездоровится. Голова сильно болит, не до пикника. — Ах ты, бедный! Ну, конечно, больному человеку удовольствия не в удовольствия. Он скоро ушел. С тех пор мысль о смерти не покидала меня. Я стал уклоняться от сообщества товарищей, избегать всяких развлечений. Впрочем, я не сразу порвал со всем. Мир – это такое чудовище, что если повернуть круто – разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от уз мира, становилось все легче и легче, и, наконец, совсем освободился от него. Я перестал бывать у большинства моих прежних знакомых. Оставил 2–3 благочестивых семейства, где бывал изредка. Прошло 3 года, наступило 17 сентября, памятный для меня день, в который я видел Старца. С раннего утра я уехал в один монастырь, исповедался и приобщился Св. Таин. После причастия стою в церкви и думаю: вот грохнусь! – но я не грохнулся. Впрочем, слова Старца исполнились: я, действительно, умер в тот день, но умер для мира... Из бесед прп. Варсонофия Оптинского