OptinaRU

Крещение есть таинство, в котором верующий, при троекратном погружении тела в воду, с призыванием Бога Отца, и Сына, и Святаго Духа, умирает для жизни плотской, греховной и возрождается от Духа Святого в жизнь духовную, святую. Так как Крещение есть духовное рождение и родится человек однажды, то это таинство не повторяется. Крещению всегда должно предшествовать ознакомление с верой. Христианин, по вере принимающий крещение, должен осознавать не только умом, но и всем своим существом, что в этом таинстве он обретает новое, доселе ему неведомое понимание жизни, вступает в абсолютно новые отношения с миром. Это новое зиждется на камне веры, веры в вечную жизнь, дарованную нам воскресшим из мертвых Господом нашим Иисусом Христом. Крещение совершается в подобие смерти и воскресения Христа. Это подобие, прежде чем исполниться в обряде, должно исполниться в душе человека, в его вере, в его любви. Веровать во Христа – означает не только признавать Его Богом, не только получать от Него, но, прежде всего, отдать, вручить себя Христу, возлюбить Его. У любящих друг друга одна воля, одни желания, одни мысли. Они едины в словах и делах, и поэтому вместе идут на смерть, но вместе и воскресают для вечной жизни. Соединяясь верою со Христом, мы принимаем всем своим существом и делаем своим желанием желание Христа уничтожить корень зла – грех – и бороться с ним даже до смерти. Поэтому только наша вера являет нам, что Крещение – это истинная смерть и истинное воскресение со Христом Иисусом. Как же явно и реально открывается нашей душе в Таинстве Крещения то, что мы умираем со Христом? В христианском понимании смерть – прежде всего духовное явление. Можно быть мертвым, еще живя на земле, и быть непричастным смерти, лежа в могиле. Смерть – это отделенность человека от жизни, то есть от Бога. Поэтому в Крещении мы умираем духом для духа злобы – и как человек, сходящий в могилу, перестает быть участником в делах земных, так мы – умирая духом. Как однажды нам должно родиться плотию от материнской утробы, чтобы войти в мир и жизнь земную, так однажды нам должно родиться свыше от воды и Духа для того, чтобы войти в жизнь вечную. Рождение есть начало жизни. Без него нет и самой жизни, вот почему необходимо обозначить день своего рождения для жизни вечной Таинством Крещения. Человек сотворен Богом из плоти и духа, и каждое из этих естеств должно получить достойное бытие. Плотию мы приходим в мир бессознательно: нас никто не спрашивает, хотим ли мы родиться для жизни и смерти (в этом рождении мы несвободны), духом же мы рождаемся свободно. Мы своею волею говорим: «Я хочу родиться в жизнь вечную и осознанно прихожу к Таинству Крещения, как к моему рождению во Христе, в истине и вере». Рожденное от плоти есть плоть, рожденное от Духа есть дух (Ин. 3, 6). Почему же только крестившиеся во Христа могут быть причастниками блаженства вечной жизни? Почему Иисус Христос, казалось бы, так жестоко сказал: Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царство Небесное (Ин. 3,5)? Если бы не было дня и часа нашего рождения, то не было бы и самого нашего существования на земле. Если бы не было этого краткого мгновения рождения, то не было бы и всей долголетней нашей жизни. Дух же наш живет теми же законами. Если не совершится Таинство Крещения, если не будет этого мгновения рождения духа, то не может быть для нас и вечной духовной жизни. Из литературного наследия иером. Василия (Рослякова)

Многие из нас читают Святое Евангелие, но малые оное разумеют, как должно, потому что умственные их уши не отворены для такового слышания, – как у не просящих у Бога вразумления при таком начинании. Почему Христос часто говорит: «Имеяй уши слышати, да слышит», желая сим возбудить нас от нерадения. Мы же, грешные, не умягчаемся страданиями Господа Иисуса Христа, не поражает нас видимая ежечасная смерть какого-нибудь из братий наших, и от того-то пренебрегаем спасением нашим; а когда придет маленькое желание спастись, принимается оное не так, как повелевает Святое Евангелие, но как сами желаем и потому исполняем не волю Божию, но свою, делаемся рабами самомнения. Нигде прямо не сказано в Св. Писании, что для спасения души необходимо морить себя голодом, делать многочисленные поклоны, носить вериги и предпринимать тому подобные подвиги; между тем Евангелие говорит ясно, что за нелюбовь к ближнему осудятся на Страшном Суде грешные, а праведные за исполнение оной будут оправданы. Видите ли, возлюбленные, что соблюдение заповедей рождает любовь, и желающий достигнуть оной не может иначе, как сохранением заповедей. Следовательно, не имеющий любви – ничего не имеет, или иначе сказать, как любовь приобретается исполнением заповедей, то, кто не исполняет заповедей, как следует, награды не получит, какие бы подвиги (мнимые) не имел. И еще яснее скажу: не только обыкновенный мирской человек, к которому клонятся слова мои, никакой надежды ко спасению не имеет, но даже пророк и чудотворец, если не сохранит всех заповедей, отвергается Христом Спасителем, по сказанному: Мнози рекут Мне во онъ день: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас, отъидите от Мене, делающии беззаконие (Мф. 7, 22, 23). Видите ли, кто изгоняется за несоблюдение заповедей? Но за принесение должнаго покаяния – мытарь, блудница, разбойник сделались наследниками блаженств нескончаемых. Из писем прп. Льва Оптинского

Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников. У художников в душе есть всегда жилка аскетизма, и чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма. Огромное большинство наших лучших художников и писателей можно сравнить с людьми, пришедшими в церковь, когда служба уже началась, и храм полон народа. Встали такие люди у входа, войти трудно, да они и не употребляют для этого усилий. Кое-что из богослужения доносится и сюда: Херувимская песнь, Тебе поем, Господи помилуй; так постояли, постояли, и ушли, не побывав в самом храме. Так поэты и художники толпились у врат Царства Небесного, но не вошли в него. А между тем, как много было дано им средств для входа туда! Души их, как динамит, вспыхивали от малейшей искры, но, к сожалению, они эту искру не раздували, и она погасла. Мысли поэта, выраженные в его произведениях, есть исповедь его, хотя сам писатель и не сознает этого. Чтобы найти Христа, вступить в богообщение, более глубокие натуры стремятся к уединению, бегут от людского шума и суеты. Ведь чтобы хорошо оценить произведение искусства, например, какую-нибудь музыкальную вещь, нужно углубиться в нее, сосредоточиться. Известно стихотворение молодого поэта, обещавшего быть светилом по таланту, и любителя музыки, но рано умершего. В нем поэт высказывает мысль, что стук, аплодисменты, восклицания и проч. вовсе не есть признак хорошей оценки, а, наоборот, показывают недостаточное проникновение в художественную вещь, что человек, испытывающий высокое наслаждение, пребывает в молчании. Тем более для возможного постижения Бога человеку нужно углубиться в Его учение, исполняя Его заповеди. Заповеди же Господин "тяжки не суть" (1 Ин. 5, 3). Это сказал Сам Господь, а слово Его не ложно. Неудовлетворенность земным чувствуется и у наших великих писателей, например, у Тургенева, Пушкина и у иностранных – Шиллера, Шекспира, Гейне. Когда я еще ходил по стогнам мира сего, я читал Гейне, но он всегда производил на меня тяжелое впечатление. Это был великий талант, но не просвещенный духом Христовой веры. И древние языческие философы, например, Аристотель, Платон, Сократ, не удовлетворялись земным. Но вот печальное явление: чем выше старались они взлететь, тем глубже падали. С христианином этого не бывает; напротив, возносясь от земли, отрывая свое сердце от житейских привязанностей, возносясь горе к Богу, он изменяется, перерождается и бывает способен ощущать великие радости. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Преподобный Марк Подвижник выставляет три особенные силы вражии, которые, подобно трем великим исполинам, ратуют как живущих в монастырях, так равно и всех, хотящих приблизиться к Богу. Эти три исполина суть: уныние, забвение и неведение, а по другим отцам — невежество и неразумие, которые предъидут всем другим страстям и пролагают удобный путь темному полчищу оных. Бывает, что часто мы не знаем, что нам делать, а если знаем, то часто забываем нужное и полезное для нас; а если помним, то часто от уныния ленимся исполнять должное и, таким образом, путаемся в сетях вражиих. И наоборот: унывает человек, и от уныния ленится исполнять свои обязанности; от такового уныния и разленения нередко предается он забвению, а находясь в забвении и самозабвении, человек иногда предается такому невежеству, что после, когда опомнится, сам стыдится своих невежественных и неприличных действий и неразумных и безрассудных слов. Чтобы оградить человека от нападений трех означенных исполинов, преподобный Марк предлагает три средства: ведение, получаемое от чтения Божественных и духовных книг, от слышания слова Божия и от вопрошения опытных; благое памятование: памятование Бога и Его вездеприсутствия, по сказанному в слове Божием; памятование Божественных Его заповедей и всего того, что, по слову апостола, честно, прелюбезно и достохвально, и особенно памятование смерти, суда Божия, ада и Царствия Небесного, по сказанному: поминай последняя твоя, и во веки не согрешиши (Сир. 7: 39); прилежное исполнение своих обязанностей относительно того, чтобы удерживать тело свое от излишнего сна, чрево от излишней пищи и пития, язык от празднословия и осуждения, ум от помыслов и попечений суетных, а сердце от похотей лукавых, чему содействует прежде всего трезвенное внимание и смиренное исполнение молитвенного правила, как церковного, так и келейного, и особенно частое с благоговением произношение молитвы Иисусовой, которую неопытным и начинающим должно первоначально иметь устную, как предписывает святой апостол Павел: Тем убо приносим жертву хваления выну Богу, сиречь плод устен исповедающихся имени Его (Евр. 13: 15). Так как я сам присно содержим есмь сими страстями, то и рассудил поделиться с вами беседой о них, по старинной пословице: "Чем богат, тем и рад". Из писем прп. Амвросия Оптинского

Огромные труды по управлению обителью отец Моисей нес как послушание, не оставляя духовных подвигов, никогда не забывая, что монастырь, в первую очередь, держится молитвой и духовным подвигом. Во всех хозяйственных делах он уповал на волю Божию. Те, кто долгое время знали архимандрита Моисея, вспоминают, какие труды он положил, чтобы при постоянном общении с людьми сохранять мир и терпение: «От природы горячий по характеру, многовременным подвигом понуждения себя он приобрел замечательную тихость и кротость в обращении. Но не вдруг и не легко досталась ему такая победа над гневом». Знавшие отца Моисея отмечали его мудрость, добродушие и незаурядное чувство юмора, хотя он мог быть и строгим: «Он бывал и весел без нарушения своего кроткого духовного величия; всегда сосредоточенный в себе, но ласковый в обхождении с ближними, невольно внушал к себе уважение». Какой высоты в смирении достиг отец Моисей свидетельствуют его слова, сохранившиеся в воспоминаниях: «Сам-то я хуже всех, другие, может быть, только думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознал, что я хуже всех». Поскольку архимандрит Моисей был очень прост в обращении со всеми, это располагало братию при любых недоумениях в отношении его слов и дел, обидах или недовольствах, безо всякой боязни обращаться к нему. Вот какой случай сохранился в воспоминаниях: «Одному монаху из оптинских старожилов некоторые распоряжения настоятеля показались неосновательными; долго он боролся с самим собою, желая объяснить это настоятелю, но боялся его расстроить; наконец решился высказать свои мысли. "А там, — подумал он, — пусть уж будет, что будет!" Пришел к отцу архимандриту и сказал ему: "Батюшка, меня один помысл очень беспокоит". — "Что же тебе, брат, помысл говорит?" — "А вот, батюшка, помысл мне говорит, что вы не так делаете то и то",— и высказал все, что было у него на уме. Отец архимандрит выслушал все молча и внимательно, а потом тихо, с улыбкою, отвечал: "Скажи, брат, твоему помыслу, что это не его дело". С тем и отпустил этого монаха, так что он, обезоруженный кротостью настоятеля, удалился совершенно успокоенный и после сам смеялся над собою, как просто разрешились все его мысленные колебания». Старая братия Оптиной не сразу приняла настоятеля, особенно пожилые монахи высказывали недовольство его деятельностью. Был среди них и отец Вассиан, по годам и времени пребывания в обители считавший себя старше настоятеля и вправе советовать ему. Он часто приходил к отцу Моисею с критикой его действий: «Бывало и соберется, придет из cкита в монастырь и, с свойственной ему простотой, начнет выговаривать отцу архимандриту и делать ему замечания. Тот принимал его всегда с обычной своей любовью, молча выслушивал его, давал ему наговориться вдоволь, и потом, уходя в свою келью, возвращался оттуда со связкой баранок или чем-нибудь подобным и, благодаря своего обличителя, отдавал ему гостинец, приговаривая: "Ну, отец Вассиан, спаси тебя Господи, что потрудился посетить меня грешного, вот тебе за это и гостинец". Бывало, братия увидят, что схимник возвращается в скит со связкой баранок и, улыбаясь, догадывались, что он приходил учить или обличать архимандрита»… Очевидное бескорыстие и нестяжательность настоятеля привлекали в Оптину многочисленных благотворителей. Оказывая им должное уважение, архимандрит Моисей никогда не имел лицемерия или человекоугодия. Одно семейство, много жертвовавшее Оптиной, как-то предъявило жалобы на гостинника, упомянув свои благодеяния. На этот старец ответил: «Мы думали, что вы благотворите ради Бога и от Него ждете награды, а мы, убогие и неисправные, чем воздадим?» И хотя в последние годы жизни архимандрита Моисея за обителью числился довольно большой долг (он со временем был уплачен), при налаженном хозяйстве, обширных угодьях и множестве благотворителей, это уже была совсем другая ситуация, по сравнению с тем, что было в Оптиной, когда отец Моисей принял ее под свое управление. Благодаря его трудам Оптина Пустынь к середине XIX столетия стала крупнейшим монастырем, духовным центром России. Из жития прп. Моисея Оптинского

Люди, по свойствам души своей уподобившиеся Богу, называются преподобными. Раньше их жизнеописаниями интересовались, теперь эти книги основательно забыты, к великому нашему несчастью. Преподобный – это человек, исполнивший заповеди. "Будите убо вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть" (Мф. 5, 48). Преподобные очистили душу свою, и освятили ее так, что она по всем свойствам стала подобна Богу. Понятие о подобии предметов мы встречаем и в математике. Один треугольник маленький, другой – большой, но по свойствам своим этот маленький совсем похож или подобен большому, подобен, но не равен. И в природе мы часто наталкиваемся на случаи подобия предметов. Фарисеи и книжники осуждали Христа за то, что Он Себя называл Богом – "равен Ся творя Богу" (Ин. 5, 18). Господь в ответ на их порицание не сказал: "Я единосущный Отцу Бог", но возразил им: "Несть ли писано в законе вашем: Аз рех: бози есте (Пс. 81, 6)?" (Ин. 10, 34). Это относилось к израильтянам. Фарисеи ничего не могли ответить на это и замолчали. Но каким образом человек уподобляется Богу, как можно применить к нему это название? У древних греков были боги, олицетворявшие собой разные свойства людей, как хорошие, так и порочные, но здесь не про таких богов говорится. Конечно, быть такими же, как Господь, не только из людей, но и из ангелов никто не может, но уподобляться Богу должен каждый человек, если хочет достигнуть Царствия Небесного. Святых, подражавших в высшей степени Богу, так и называют преподобными, но каким образом они похожи на Бога? Поясним это примером. Если взять несколько капелек воды, то хотя они будут малы, но по своим свойствам напоминают то озеро или реку, из которой они взяты. Так и святые заимствуют от Господа Его свойства: благость, любовь, милосердие – и тем уподобляются Господу. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

На молитвы отцов добро и похвально уповать, но следует при всем том и себя не забывать. Вы, по неограниченному своему усердию, требуете всегдашних моих ответов, и в противном случае малодушествуете: это знак маловерия; нерассудительность сия от самолюбия произрастает и в помрачение вводит. Вы, забывши Божественное Писание, запрещающее на тленных человек совершенно надежду возлагать, а токмо на Единого всепремилосердного Господа, пострадали безрассудно, ибо Той Един воздвизает нища от гноища, хотя и чрез ангельское посредство… И воистину, когда бы помнили вы Духом Святым произнесенные в псалме слова, что надеющиеся на Господа, яко гора Сион, не подвижатся (Пс. 124, 1), и если бы сие в полном чувствовании имели, то не пострадали бы. И воистину, по мере веры, невидимо благодать Божия действует и утешает, и просвещает всякого, желающего спастися. Еще позвольте вас, хотя мало, заочно укорить, а вы благодушно понесите это: вы там, как афинянки, желаете всегда одна перед другою узнать везде, что есть ли письма от меня или от батюшки Макария. Когда же к одной пришлется, а к другой нет, – вот тут и откроется крамола и беды, – не получивших объемлет скорбь и малодушие с пагубным мнением: что и почему не пишет? И прочее… а того не понимаете, что иногда пяти только строк не кончивши в письме, кто-либо придет и займет, – и осталось письмо до другой почты. Но и за предпочтение другой сестры нам оскорбляться – тоже знак самолюбия… Ваш недостойный богомолец I.Л. Из писем прп. Льва Оптинского

Мы должны веровать, что никакая скорбь не может с нами случиться, ежели не попустит Господь. А Он посылает скорби из любви к нам, или в наказание за грехи, чтобы очистить здесь от оных, или к искусу нашей веры и в предостережение от грехов. «Не услаждаюсь Я, — вещает Бог, — твоими болезнями, о человек! Но из семени скорбей твоих и твоих печалей желаю произрастить для тебя плоды вечного и величайшего наслаждения. Не в твоем единственно теле запечатлел Я закон смерти и разрушения, — запечатлел оный в каждом предмете сего видимого мира. Я заповедал всему миру вопить тебе, вместе с твоим телом, что жизнь сия не есть жизнь истинная и настоящая, что нет в сем мире ничего постоянного, к которому могло бы привязаться твое сердце любовию непредосудительною! Когда ты не внемлешь громкому гласу всей вселенной, тогда отеческое Мое благоутробие, непрестанно тебе желающее неограниченных благ, заставляет Меня поднять жезл наказания; тогда томлю тебя искушениями, измождаю недугами, угрызаю скорбями, дабы ты, оставив безумие, сделался премудр, оставив тени, за коими гоняешься, припал к стопам истины, и вместе к стопам спасения. Моя неизреченная благость и человеколюбие недомысленное заставили Меня восприять плоть; Моим уничижением Я доставил роду человеческому величие Божества (Ин. 14, 9). Претерпев крест ради спасения человеческого, кого хочу привлечь к Себе, того сперва поражаю скорбями и стрелами скорбей умерщвляю его сердце к временным сладостям. Жезл наказаний есть знамя любви Моей к человеку. Так некогда уязвлял Я страданиями сердце раба Моего Давида, и когда поток искушений отделил его от мира, тогда некоторое страшное размышление, некоторый расчет необыкновенный явились в уме его и заняли оный. Помыслих, — пишет он, — дни первыя, и лета вечная помянух и поучахся! (Пс. 76, 6), то есть взглянул я на мимошедшие дни моей жизни, и они мне показались мгновенным сном, быстро исчезнувшим явлением, мертвою жизнию! Потом воспомянул о вечности; стал сличать ее с краткостию прошедшей моей жизни и, сравнив бесконечное с кратчайшим, временным, вывел результат; какой же результат сей? Убо образом ходит человек, обаче всуе мятется (Пс. 38, 7), т. е. сколько человек ни суетится, сколько ни заботится о разных временных приобретениях, однако все сие напрасно: ибо не престает он быть на земли некоторым кратким явлением, гостем, странником! Таковые чувства и размышления удалили его от мира страстей; он начал поучаться в законе Господнем день и ночь и стремиться к познанию себя и Бога, как жаждущий елень на источники прохладных вод. Как царь, он имел возможность всех временных наслаждений, но когда вкусил сладости внутренних благ, тогда забыл снести и самый хлеб свой» (Пс. 101, 5). Из писем прп. Макария Оптинского