Образ схимонашеский есть совершенный монашеский образ, а монашество есть совершенное христианство. Главная цель наша – исполнение заповедей Божиих, коими очищается сердце наше от страстей и наполняется плодов духовных: мира, радости, любви. Воздержанием утончается наш плотский состав, и оным, купно с молитвенным правилом, очищается ум, но при исполнении заповедей Божиих и при глубочайшем смирении, а без сего ни пост, ни труд, ни правило не принесут нам никакой пользы. И если только в одном том полагать образ монашества, чтобы исправлять правило и соблюдать пост, а о заповедях любви, терпения и смирения не иметь попечения, то всуе будем трудиться. Правило и пост, конечно, надобно иметь схимникам больше простого монаха; но, впрочем, Бог ищет от нас, по силе каждого, телесного подвига. А душевного подвига – любви и смирения – от всех истязует: и больные, и престарелые могут любить ближнего, и смиряться, и получать милость Божию.
Из писем прп. Макария Оптинского
Если возложите всю свою надежду на Бога «сотворившего небо, землю, море и вся, яже в них» (Пс. 145, 6), – все, что хотите, получите себе и будете всесчастливы и блаженны. «Блажен, ему же Бог Иаковль помощник его, упование его на Господа Бога своего» (Пс. 145, 5).
Господь самими делами показывал, колико уповающим на Него помогает: «Во время оно виде Иисус мног народ и милосердова о них, и исцели недужныя их. Поздне же бывашу, приступиша к нему ученицы Его, и глаголяще пусто есть место, и час уже многу, отпусти народы, да шедше в веси купить брашна себе. Иисус же рече им: не требуют отити: дадити вы им ясти. Они же глаголаша ему: не имамы зде токмо пять хлебов и две рыбе. Он же рече принесите ми их семо, и повелев народом возлещи на траве, и прием пять хлебов и обе рыбе, воззрел на небо, благослови и преломив даде ученикам хлебы, ученицы же народом, и ядоша вси, и насытишися: взяша избытку укруг, два на десять коша исполнь, ядущих же бе мужей яко пять тысящ, разве жен и детей» (Мф.14, 14-21). Сия история Евангельская что показала, как не то, что уповающие на Бога никогда не остаются лишены Его даров! Пять тысяч мужей, а, может быть, еще пять тысяч жен и детей так возложили надежду на Спасителя мира, что прибежали пешие в пустое место и никакой пищи с собою не взяли, неся с собою больных своих. Что же они получили от Того, на Кого надеялись? Не токмо всех больных их исцелил Господь, но и всех насытил благословенными хлебами и рыбами до преизбыточества. Ученики просили Его отпустить их, но Он не хотел их отпустить, прежде нежели больных исцелить и алчущих утолить.
Преисполнено есть таковых примеров от Святого Писания и слово наше подтверждает сие пророческое изречение: «...На тя уповаша и не постыдешася», (Пс. 21, 6). И сие единое апостольское наставление показывает истину: «Вера же не посрамит» (Рим. 5 , 5). И паки прошу вас - уповайте на Бога и не оставляйте творить добрых дел. Человече, говорит Бог, ищи добродетели, и приложится тебе вся мира благая. Ты, вопиет Бог, ищи царствия Моего и добродетели, а я даю тебе в придаток вся благая. «Ищите же прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф. 6, 33). Молю Господа, да вселится в сердце вашем надежда Божия святая и спасительная. Не скорбите, Господь вас утешит во всем.
Оптина Пустынь занимала особое место в жизни Толстого. С ней были связаны отроческие воспоминания о похоронах его тетушки А.И. Остен-Сакен, которая, по словам Толстого, «не только была внешне религиозна», но жила «истинно христианской жизнью». В Оптинском некрополе рядом с могилой А. И. Остен-Сакен похоронена Е. А. Толстая, рожденная Ергольская, свекровь сестры Толстого. Сама Мария Николаевна с 1889 г. стала духовной дочерью Оптинского старца Амвросия, по его благословению оставила мир и поселилась в Шамординском монастыре.
Толстой в 1877, 1881 и 1890 гг. посещал Оптину Пустынь и беседовал со старцем Амвросием. В 1896 г. стараниями Марии Николаевны была устроена его встреча со старцем Иосифом, смирение и доброта которого благотворно подействовали на Льва Николаевича, и с тех пор он, по словам Марии Николаевны, «стал гораздо мягче». Родные могилы, воспоминания, сестра-монахиня — все это связывало Толстого с Оптиной. Но его приезд сюда 28 октября 1910 г. стал неожиданностью и для его окружения, и для семьи, и для насельников монастыря.
Удивительно, что писатель, последние тридцать лет боровшийся с Православной Церковью и уверявший, что порвал с нею навсегда, приехал в одну из главных обителей Православия. <…>
Близкий Толстому и по складу ума, и по духовному устроению герой романа «Анна Каренина» Константин Левин признавался себе: «Я не верю, говорю, что не верю, и не верю рассудком, а придет беда, я молюсь». То же произошло и с Толстым в октябре 1910 г. Горе, как написал он сестре Марии Николаевне и детям Сергею и Татьяне, заставило его покинуть родную Ясную Поляну и уехать из дома в сырую непроглядную ночь.
В самый тяжелый момент своей жизни он направился к Оптинским старцам. О них он спрашивал и в вагоне поезда, и у ямщика, и по прибытии в монастырь у монахов. Утром 29 октября Лев Николаевич дважды подходил к воротам скита, но так и не решился войти в него. В тот же день в третьем часу он уехал в Шамордино. Много раз за это время Толстой повторял, что он «отлученный», и высказывал сомнения, примут ли его старцы, на что неизменно получал ответ, что примут, что непременно надо идти. <…>
Архимандрит Леонид (Кавелин) после долгой беседы с Толстым в 1879 г. в Троице-Сергиевой Лавре поделился своим впечатлением: «Он заражен такою гордыней, какую я редко встречал. Боюсь — кончит нехорошо». Старец Иосиф после памятной для Толстого встречи сказал Марии Николаевне о брате, что «у него слишком гордый ум и что, пока он не перестанет доверяться своему уму, он не вернется к Церкви». Слова эти воспринимаются теперь как пророческое предостережение. Услышаны ли они были Толстым? Помнил ли он о них?
В Определении Святейшего Синода (1901) сказано, что граф Лев Толстой «сознательно и намеренно отторг себя сам от всякого общения с Церковью Православною». Толстой не мог не понимать, что тем самым отторг себя и от православного русского крестьянства, и от всей православной России. <…>
Мария Николаевна в 1907 г. подписала одно из писем к Толстому так: «Сестра твоя по крови, по духу и по вере». По словам ее дочери, она считала брата «заблудшим», но не «погибшим». Лев Николаевич говорил Марии Николаевне, что намерен подыскать для себя подходящую избу в деревне Шамордино и пожить в тишине и покое вблизи двух монастырей продолжительное время. Но сбыться этому не суждено было. Неожиданно приехавшая 30 октября дочь Толстого Александра Львовна изменила его планы. Ранним утром 31 октября Толстой спешно, не простившись с сестрой, уехал, лишив себя и благодатного общения со старцами, и возможности подготовки к покаянию. Ему не дали этого сделать ни в Шамордине, ни позже в Астапове. Внешние обстоятельства сложились трагично. Но и внутреннее состояние Толстого, насколько мы можем судить об этом, не позволяло ему сделать тот решительный шаг, которого так ждали все молившиеся за него.<…>
Толстой умер без покаяния. «Хотя он и Лев был, но не мог разорвать кольца той цепи, которою сковал его сатана», — сказал о нем старец Варсонофий, который приехал на станцию Астапово 5 ноября, но не был допущен к умирающему, несмотря на многочисленные обращения к тем, кто был неотлучно при Толстом. Даже сам факт пребывания в Астапове Оптинского старца Варсонофия был скрыт от Льва Николаевича.<…>
Последователем Толстого Чертковым были приняты все меры, чтобы вырвать Толстого из монастырской обстановки. Лукаво воспользовавшись нездоровьем Софьи Андреевны, напугав Льва Николаевича, он добился своей цели. Отъезд Толстого из Шамордина больше напоминал паническое бегство. В Астапове Чертков и его единомышленники сделали все, чтобы не только не допустить к Толстому старца Варсонофия, но чтобы даже слова пастырей Церкви, адресованные больному писателю, не были им услышаны. Изоляция была полной. <…>
Старец Варсонофий, находясь в Астапове, дважды письменно обращался к неотлучно бывшей с Толстым его младшей дочери Александре Львовне. В одном из писем старца были такие слова: «Благодарю Ваше Сиятельство за письмо, которым Вы почтили меня. Вы пишете, что воля родителя Вашего для Вас и всей семьи Вашей поставляется на первом плане. Но Вам, графиня, известно, что граф выражал искреннее желание видеть нас и беседовать с нами, чтобы обрести покой для души своей, и глубоко скорбел, что это желание его не осуществилось».
«Мы не знаем, чем кончилось бы это свидание, если бы оно состоялось, — писал В. Ф. Ходасевич. — Мы можем судить лишь о том, что было, и лишь едва осмеливаемся предполагать то, что могло быть».
Большинство исследователей, обращавшихся к последним дням жизни Толстого, утверждают: духовный путь его не был окончен. Очевидно и то, что если бы произошло величайшее событие — покаяние Толстого, то совершилось бы оно благодаря Оптиной и ее старцам.
Из статьи М.А.Можаровой "Последнее посещение Л.Н.Толстым Оптиной Пустыни"
«В сентябре 1958 года обстоятельства сложились так, что мне надо было срочно ехать в отпуск в Москву. С билетами в этот период было трудно. Мне пришлось ехать на станцию, записываться в очередь и сидеть там всю ночь, так как через каждые два часа делали перекличку записавшихся. Это была мучительная бессонная ночь на улице. К утру я получила хороший билет в купейный вагон. На следующий день я поехала к отцу Севастиану.
Он встретил меня, улыбаясь: "Достали билет? Хорошо, хорошо. Отслужим молебен о путешествующих. А на какой день билет?" – "На среду, батюшка". Он поднял глаза и стал смотреть вверх. Вдруг он насупился, перевел глаза на меня и сказал строго: "Нечего торопиться. Рано еще ехать в среду". – "Как рано, батюшка? Как рано? У меня же отпуск начинается, мне надо успеть вернуться, мне билет с такой мукой достался!" Батюшка совсем нахмурился: "Надо продать этот билет. Сразу после службы поезжайте на станцию и сдайте билет". – "Да не могу я этого сделать, батюшка, нельзя мне откладывать". – "Я велю сдать билет! Сегодня же сдать билет, слышите?" – и батюшка в сердцах топнул на меня ногой. Я опомнилась: "Простите, батюшка, простите, благословите, сейчас поеду и сдам". – "Да, сейчас поезжайте и оттуда вернитесь ко мне, еще застанете службу", – сказал батюшка, благословляя меня. Никогда еще батюшка не был таким требовательным со мной.
Сдав билет, я вернулась в церковь. Настроение у меня было спокойное, было радостно, что послушалась батюшку. Что же он теперь скажет?
Отец Севастиан вышел ко мне веселый, довольный: "Сдали? Вот и хорошо. Когда же теперь думаете уезжать?" – "Как уезжать? Я же сдала билет". – "Ну что ж, завтра поезжайте и возьмите новый. Можете сейчас, по дороге домой, зайти на станцию и записаться в очередь. Ночь стоять не придется, домой поезжайте спать. А утром придете и возьмете билет". Я только и могла сказать: "Хорошо". Я ехала на станцию и думала: "Батюшка всегда так жалел меня, почему же сейчас так гоняет?"
На станции уже стоял мужчина со списком, запись только началась, и я оказалась седьмая. Я рассказала мужчине, что уже промучилась одну ночь, он сказал: "Я никуда не уйду, поезжайте домой, я буду отмечать вас на перекличках. Завтра приезжайте к восьми часам утра". И он пометил мою фамилию. На утро я приехала, стала в очередь и взяла билет.
Перед отъездом отслужили молебен, отец Севастиан дал мне большую просфору, благословил, и я уехала.
Когда наш поезд приближался к Волге и остановился на станции Чапаевск, я увидела, что все пассажиры выскакивают из своих купе и приникают к окнам в коридоре. Я тоже вышла. "Что такое?" – спрашиваю. Один из пассажиров пропустил меня к окну. На соседних путях я увидела пассажирские вагоны, громоздившиеся один на другом. Они забили и следующую линию путей. Некоторые вагоны стояли вертикально в какой-то свалке. Всех объял страх. Бросились с вопросами к проводнице. Она объяснила: "Скорый поезд, как наш, тот, что в среду из Караганды вышел, врезался на полном ходу в хвост товарного состава, – ну, вот, вагоны полезли один на другой. Тут такой был ужас! Из Куйбышева санитарные вагоны пригоняли. А эти вагоны еще не скоро растащат, дела с ними много. Товарные вагоны через Чапаевск не идут, их в обход пускают".
Я ушла в купе, легла на полку лицом к стене и заплакала: "Батюшка, батюшка! Дорогой батюшка!"
…Когда к отцу Севастиану обращались с вопросом: "Как же мы будем жить без вас?" Он строго отвечал: "А кто я? Что? Бог был, есть и будет! Кто имеет веру в Бога, тот, хотя за тысячи километров от меня будет жить, и спасется."
Где ключ для открытия духовных радостей? На это ответ один: в молитве Иисусовой. Великую силу имеет эта молитва. И степени она имеет разные. Самая первая – это произнесение слов: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. На высших степенях она достигает такой силы, что может и горы переставлять. Этого, конечно, не всякий может достигнуть, но произносить слова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» каждому нетрудно, а польза громадная, это сильнейшее оружие для борьбы со страстями. Бороться нет сил, где взять их? Единственно в Иисусовой молитве.
Враг всячески отвлекает от нее. Ну что за бессмыслица повторять одно и то же, когда ни ум, ни сердце не участвуют в молитве, лучше заменить ее чем-нибудь другим. Не слушайте его: лжет. Продолжайте упражняться в молитве, и она не останется бесплодной. Все святые держались этой молитвы, и она становилась им так дорога, что они ее ни на что не променяли бы. Когда их ум был отвлекаем чем-нибудь другим, они томились и стремились опять начать молитву. Их стремление было похоже на желание человека жаждущего, например, после соленой пищи утолить свою жажду. Иногда такому на некоторое время не удается удовлетворить свою жажду за неимением воды, но его желание еще более усиливается от этого, и, найдя источник, он пьет ненасытно, так и святые жаждали начать молитву, и начинали с пламенной любовью. Иисусова молитва приближает нас ко Христу.
Иван Михайлович Концевич во время войны в 1915 г. провел летние каникулы в Оптиной Пустыни. Ежедневное хождение в скит всегда было поучительно для молодого студента, но старцы, занятые приезжими посетителями, которые к ним приходили со всякими скорбями, специально не уделяли времени юному пришельцу. Они отдали его «на воспитание» отцу Иосифу (Полевому), опытному в духовной жизни, прожившему в Оптиной десятки лет. В миру — директор банка, он был широко образованным человеком. В течение двух месяцев, проведенных И. М. в Оптиной, часто, после церковных служб, о. Иосиф приглашал И. М. в свою келью. В беседе с ним перед молодым студентом раскрывался духовный мир.
От о. Иосифа И. М. услышал случай из жизни старца Амвросия, не попавший в его жизнеописания.
Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, откуда-то шел по дороге в скит. Вдруг ему представилась картина: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, Старец стал трижды медленно ее обходить. Потом, взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!», и лошадь послушно поднялась на ноги.
Старец поучал народ народными же пословицами и поговорками с присущим ему юмором. Самую глубокую мудрость вкладывал он в меткие и остроумные слова, для более легкого усвоения и запоминания.
Например, «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного». «Не хвались горох, что ты лучше бобов: размокнешь — сам лопнешь».
«Отчего человек бывает плох? — Оттого, что забывает, что над ним Бог».
«Кто мнит о себе, что имеет нечто, тот потеряет».
«Благое говорить — серебро рассыпать, а благоразумное молчание — золото».
Одной особе, стыдившейся признаться в грехе, он сказал: «Сидор да Карп в Коломне проживают, а грех да беда с кем не бывают?» Она залилась слезами, бросилась Старцу в ноги, и призналась в своем грехе.
«Праведных ведет в царство Божие Апостол Петр, а грешных Сама Царица Небесная».
В день всех святых Батюшка сказал: «Все они были, как и мы, грешные люди, но покаялись и, принявшись за дело спасения, не оглядывались назад, как жена Лотова». На замечание, что мы все смотрим назад, Батюшка пояснил: «за то и подгоняют нас розгами и бичом, т.е. скорбями да неприятностями, чтобы не оглядывались».
Осуждавшей других Старец сказал: « ... у них, может быть, есть такое тайное добро, которое выкупает все другие в них недостатки, и которых ты не видишь. В тебе же много способности к жертве. Но Господь сказал: Милости хочу, а не жертвы. А милости-то у тебя и мало... Свои жертвы видишь и ими превозносишься. Смиряйся больше духом, — смирение и дела заменяет. Терпи все невзгоды и предавайся Богу».
Такими и многими другими словами поучал и спасал старец приходящий к нему народ.
Из книги И.М.Концевича «Оптина Пустынь и ее время»
В Евангелии от Матфея сказано: Всякий, кто исповедует Меня пред людьми, того исповедую и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф. 10, 32). Какое высокое обетование! Если Христос исповедует кого пред Отцем Своим, то следовательно, обещает Рай. Исповедовать Христа можно многоразлично, во всяком звании и состоянии, от простолюдина до царя. В настоящее время мало исповедников; многие, очень многие отпали от Христа, часто раздаются такие голоса: не все ли равно, как веровать, все спасутся… Если спросят об этом вас, ответьте: «Спасутся ли не христиане – не знаю, знаю только, что в Царствие Небесное вводит Господь и Спас наш Иисус Христос и святая Православная Церковь. Те же, которые не войдут в Царствие, отосланы будут в ад на вечные муки»; впрочем, только ожесточенным нераскаянным грешникам, умершим во грехах своих, нет надежды на помилование, что же касается тех людей, которые грешат, но каются во грехах и не надеются на свои добрые дела, того Господь помилует.
Спаситель говорит о Себе: И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его, – а затем прибавляет, – и в третий день воскреснет (Мк. 10, 34). Каждый христианин, неуклонно следующий за Христом путем Его заповедей, чтобы завоевать Царство Небесное, должен пройти эти четыре этапа: «И поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его, и убиют Его». Если кого-нибудь из вас спросить: «Любишь ли ты Христа?» - то каждый, наверное, ответит: люблю. Но прибавит: а нельзя ли любить Христа, но не страдать, не мучиться, а жить спокойно? Нет. Немыслимо это, так как враг не оставляет в покое людей, работающих Господу. Любовь ко Христу – великий дар, который надо выстрадать, без страданий невозможно стяжать эту любовь. Надо все перенести, все перестрадать; поверьте – не прогадаете, а выиграете что? – Царствие Небесное.
Спасение есть цель нашей жизни. Единая, истинная цель. Что не созиждется на этой цели, все рушится, оставляя горькое раскаяние в душе человека. А труды ради спасения хотя и не сразу, но доставляют душе мир и в жизни блаженный покой. Унывать не следует. И в скорбных переживаниях сокрыта милость Божия. Непостижимо для нас строит Господь жизнь нашу. Человек всегда человек, а слово Божие учит надеяться на Господа, а не на человека.
Промыслительно показует Господь всю немощность сил человека и надежды на силы эти. Но знай, что аще сохранишь веру Христову, «не потопит тебя буря водная, ниже пожрет тебе глубина». Знай, что «по множеству болезней в сердце твоем, утешения Господни возвеселят душу твою» (Пс. 93, 19). Знай, что «спасение – Господне» (Пс. 3, 9) и что «суетно спасение человеческое» (Пс. 59, 13; 107, 13). Прибегай за помощью к людям по мере твоих потребностей душевных и телесных, но успеха в получении этой помощи жди от Господа.
Первые христиане любили Бога, любили каждого человека, потому что если любишь Родившего, то любишь и рожденного от него, и каждый христианин ведь рожден от Бога в Таинстве крещения. Святой апостол говорит: Чадца, любите друг друга (1 Ин. 3, 18-19), смиряйтесь, смиряйтесь. Потому что если кого любишь (а любить надо каждого, потому что каждый человек есть образ Божий, даже если он, т.е. образ Божий, в человеке загрязнен, он может отмыться и быть опять чистым), то и смиряешься перед ним. Где любовь – там смирение, где злоба – там гордыня.
Прошу и желаю, чтобы между вами была любовь. Надо любить всякого человека, видя в нем образ Божий, несмотря на пороки. Желающий стяжать любовь должен отвергнуть всякое злобное и немирное помышление, не говоря уже о делах и словах, должен прощать обиды справедливые и несправедливые.
Пишете, что вы глубоко уверены, что нет для человека иного источника благополучия на земле и вечного блаженства на небе, кроме Церкви Христовой, и что все вне оной — ничто, и желали бы передать это убеждение детям своим, чтобы оно было как бы сокровенной их жизнью, но вам кажется, что не имеете призвания учить, и не можете говорить с должной силой убеждения об этом великом предмете... Как мать чадолюбивая, сами передавайте сведения об этих предметах вашим детям, как умеете. Вас в этом заменить никто не может, потому что другим вы должны бы еще сперва растолковать ваши понятия и желания, и притом другие не знают ваших детей и их душевное расположение и потребности; и притом слова матери более могут действовать на них, нежели слово постороннего человека. Наставления других действуют на ум, а наставления матери — на сердце. Если же вам кажется, что сын ваш многое знает, многое понимает, но мало чувствует, то, повторяю, не огорчайтесь и этим. А молитесь о сем Богу, да устроит полезное о сыне вашем, якоже весть.
Вы пишете, что у него прекрасная память; пользуйтесь и этим. Передавайте ему, кроме наставлений, душеполезные повести, и по времени спрашивайте его, чтобы он вам повторял, как помнит и понимает. Все, что он от вас услышит, будет сперва храниться в его памяти и уме, а потом, с помощью Божией, при содействии опытов в жизни, может перейти в чувство... Повторяю: призывая Божию помощь, действуйте касательно сказанного как умеете, как вас вразумит Господь, и как можете, — ничтоже сумняся и ничтоже бояся.
Вы пишете, что, приуготовляясь к причастию Святых Тайн Христовых, вы могли молиться с чувством, иногда и со слезами, с начала недели; но потом приезд родных и прочая рассеянность лишили вас сих чувств; и по приезде домой вы не могли уже собрать оных умилительных чувств; и хотя при исповеди и были слезы, но потом к таинству Причащения приступали с каким-то охлаждением, несмотря на усилия возвратить чувства умиления и испросить слезы раскаяния и любви; нет еще той смиренной, совершенной преданности к Спасителю, той горячей любви, которые производили иногда слезы и радость сердечную. Это точные ваши слова; из оных замечаю, как вы высоко парите и мечтаете скоро достигнуть на такую высоту или верх добродетелей, в любовь Божию. Это похоже на то, как бы малого отрока начать учению грамоте, и он, затвердив азбуку, мечтал бы о себе, что достиг уже всей премудрости; или кто, записавшись в службу, вдруг хотел бы быть генералом...
Ум тайно увлекается сим и стяжавает высокоумие и гордость и всего оного лишается, а смирения тут и не бывало. Бог показал вам, что есть благодать Его с нами, но и отнял, да не превозносимся; впрочем, не лишил совершенно, но сокрыл от нас, чтобы мы смиренно к Нему припадали. Ему угодно иногда попускать на нас протяженную тьму и мрак духовный, холодность и окаменение, чтобы мы считали себя последнейшими и худшими всех и не искали бы духовных утешений, считая себя оных недостойными; в этом-то состоит и совершенная, смиренная преданность Спасителю. Он шел скорбным путем и даже в молитве Своей к Отцу Своему Небесному произнес: прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26, 38), но предавался воле Его, и нам повелел идти путем креста, а не отрады. Вы, думая найти в утешительных чувствах любовь Божию, ищете не Бога, а себя, то есть своего утешения, а прискорбного пути уклоняетесь, считая себя будто погибшим, не имея духовных утешений; напротив, лишение оных нас смиряет, а не возвышает...
При духовном утешении и мнимой любви Божией <к Богу>, пока еще не достигли мы смирения, тайно молимся фарисейски, не замечая сего, но мытарево чувство тут далече отстоит от нас... Я даже полагаю, что Господь смотрительно попустил вам в это время уклониться в рассеянность, чтобы вящим увлечением в чувства утешительные не вознеслись и не понесли большего вреда.
Когда ученики спросили Господа, как достигнуть Царства Небесного, Он ответил: «И аможе Аз иду, весте, и путь весте» (Ин. 14.4). Господь учит: «Да не смущается сердце ваше: Веруйте в Бога и в Меня веруйте» (Ин. 14.1). Следовательно, прямой путь на Небо – непоколебимая вера; этот путь указывает наша Православная Церковь.
Жизнь задает вам трудные задачи, но не смущайтесь, вы стоите на истинном пути, бояться вам нечего. Сама по себе жизнь проста, и в то же время до крайности сложна. По видимому эти два понятия несовместимы. Но противоречия нет. Проста она для тех, которые вручают себя всецело водительству Божию, не беспокоясь уже ни о чем; для тех же, которые мудрствуют в деле спасения, придумывая себе особенные подвиги, особенные дела, она до крайности сложна. У каждого из вас есть свой крест, но пусть никто не думает, что чужой крест тяжелее; может быть, тот, кто так думает, ошибается и несет более легкий крест. И перед вами лежат различные пути, некоторым иноческий, но не все способны идти в монастырь. Можно спастись и в миру, не забывайте только Господа и по силе своей соблюдайте Его заповеди.
Главное – дорожите верой Православной и не меняйте ее ни на какие сокровища мира сего. Пускай вы ленивы, не все исполняете, спотыкаетесь, но не бойтесь ничего – Бог простит – только твердо держитесь веры, нашей Православной веры. Пускай смеются над вами, указывают на мнимое несовершенство вашей веры, не обращайте внимания. Именем Господа Иисуса Христа умоляю вас: стойте твердо и не входите в духовное общение с неверующими или еретиками. Вы можете только молиться за них.
Говоря сегодня об Оптиной пустыни, невозможно обойтись без слова «возрождение».
Рассказывают ли о славном прошлом монастыря, судят ли о нынешних его делах, пророчествуют ли о его будущем – во всем и всюду, тайно или явно, присутствует это слово. Оно – символ, знак, указывающий направление текущего времени; оно как нельзя точнее определяет суть сегодняшних устремлений, в которых сливается временное и вечное, соприкасаются планы человеческие и судьбы Божии.
Воистину Оптина пустынь «рождается свыше», рождается милостью Божией и дерзновенными молитвами преподобных отцов Оптинских. Но жизнь она обретает не бессловесным младенцем, а четверодневным Лазарем, воплощая собой тот единственный смысл, который ставит рядом возрождение и воскресение.
«Воскресение Христово совершилось, а потому вера наша истинна», – говорит апостол Павел. Соотнося его слова с судьбой Оптиной пустыни, можно сказать, что величие и слава Оптиной истинны, поскольку положено начало ее возрождению.
Вновь обретающие жизнь по-новому ощущают ее полноту.
Наверное, поэтому Оптиной пустынью по-особому осознавались события святой Четыредесятницы и Страстной седмицы, наверное, поэтому для нее стала необыкновенной радость встречи Христова Воскресения.
С ношей строительства шел монастырь по пути, отмеченному церковным календарем, и постигал его духовные тайны, и как бы в благодарность воспоминаемые даты оживотворяли монастырские будни, уничижая временные скорби и утверждая непреходящую надежду.
Незаметно истощилась Постная Триодь, весна вступила в свои права, и через распахнувшиеся врата Вербного воскресения вошла в жизнь монастыря Страстная седмица. Каждый шаг навстречу Пасхе стал осязаем. Четко размерен и освящен церковными песнопениями путь, приближающий нас к святому празднику. «Чертог Твой вижду Спасе мой, украшенный…»; чуть вперед – и «Вечери Твоея тайныя днесь…»
Вот уже полон храм участников Святой Трапезы, вот растекается по земле четвертковый огонь, вот гробовая тишина сковывает землю, все замирает, и только голос Спасителя разрывает безмолвие Великой Пятницы: «Не рыдай Мене, Мати… восстану бо и прославлюся…»
Введенский собор приготовился встречать Спасителя новым иконостасом Никольского предела. Еще вчера храм сотрясался от громких разговоров и стука молотков, как бы всем своим существом вспоминая часы распятия Христа, а ныне сияющий крест иконостаса торжественно возвещает победу жизни над смертью.
Последние приготовления, последние предосторожности.
Не торопясь, заблаговременно стекается народ в храм к вечеру. Пестрая толпа наполняет монастырь. Здесь и козельчане, и москвичи, постоянные прихожане и незнакомые люди, дети, старики, шумная молодежь.
За час до полуночи колокол зовет всех на службу. В храме шумно и тесновато: толпа у свечного ящика, очереди к исповедующим иеромонахам, группы новичков любопытно разглядывают иконы. Всюду нетерпение. Наконец возглас священника возвещает о начале полунощницы. Еще тонет в громких разговорах волнующаяся речь чтеца, ненавязчиво призывая всех к тишине, но вот хор начинает канон Великой Субботы и первым же ирмосом, словно волною морскою, захлестывает празднословящих и накрывает их своим напевом, лишает их последней дерзости и силы. Всё в едином порыве устремляется навстречу пасхальной утрени. Небольшая суета возникает, когда из алтаря выносят запрестольную икону и крест для крестного хода, но и эта суета быстро сменяется молчаливым и сосредоточенным возжиганием свечей. Ожидание и предощущение радости сковывает все члены людей, и только глаза, оставшись подвижными, устремляются к Царским вратам. И вот тихое алтарное пение как бы неимоверным усилием отодвигает завесу, Царские врата распахиваются, и поток света и звука устремляется из алтаря в храм, из храма в ночную тьму и властно растекается по всей земле. Отец наместник с клиром, блистанием праздничных одежд умножая пасхальное сияние, следуя по проложенному пути, выходят из церкви.
И кажется, что за этим шествием, как за кометой, тянется сверкающий шлейф. Крестный ход огненным кольцом опоясывает храм и замирает только пред его затворенными дверями. И словно срывается с уст возглас: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» Что за великие и таинственные слова! Как трепещет и ликует душа, слыша их! Какой огненной благодати они преисполнены в пасхальную ночь! Они необъятны, как небо, и близки, как дыхание. В них долгое ожидание, преображенное в мгновение встречи, житейские невзгоды, поглощенные вечностью жизни, вековые томления немощной человеческой души, исчезнувшие в радости обладания истиной. Ночь расступается пред светом этих слов, время бежит от лица их. Кажется, что храм сотрясается, его двери растворяются сами, не сдержав могучего потока людского ликования, нахлынувшего на них. Эхо пустого храма подхватывает пасхальный тропарь, но вскоре, сторонясь многолюдства, прячется в куполе храма и исчезает в его белых сводах. Храм становится подобен переполненной заздравной чаше. «Придите, пиво пием новое…» Брачный пир уготован Самим Христом, приглашение звучит из уст Самого Бога. Уже не пасхальная служба идет в церкви, а пасхальный пир. «Христос воскресе! – Воистину воскресе!» – звенят возгласы, и вино радости и веселья брызжет через край, обновляя души для вечной жизни.
Сердце как никогда понимает, что все, получаемое нами от Бога, получено даром. Наши несовершенные приношения затмеваются щедростью Божией и становятся невидны, как не виден огонь при ослепительном сиянии солнца.
Как описать пасхальную ночь? Как выразить словами ее величие, славу, красоту? Только переписав от начал до конца чин пасхальной службы, можно сделать это. Никакие другие слова для этого не годны. Как передать на бумаге пасхальное мгновение? Что сказать, чтобы оно стало понятным и ощутимым? Можно только в недоумении развести руками и указать на празднично украшенную церковь: «Придите и насладитеся…»
Светлая седмица проходит единым днем. «И был вечер, и было утро: день один» (Быт. 1, 5). Кто прожил этот день, тому не требуется доказательств существования вечной жизни, не требуется толкования Священного Писания: «Что времени уже не будет» (Апок. 10, 6). Время возвращается только в Светлую Субботу, когда за праздничным обедом отец наместник, поздравляя братию с Христовым Воскресением, желает всем бережно хранить в своих сердцах пасхальную радость.
Сегодня Оптина пустынь возрождается и первенствует: здесь вновь все совершается впервые. Первая Четыредесятница, первая Пасха. Но близко к алтарям лежат могилы старцев, слишком часто в обветшалых монастырских постройках видна отцовская мудрость и заботливость. Поэтому приходится говорить: «Впервые», – и добавлять: «После долгого перерыва».
Восстанавливается связь времен, восстанавливается Оптина пустынь, восстанавливается правда. Глава же всему – восставший из Гроба Христос. «Восстану бо и прославлюся!»
Христос воскресе!Велика сила в сем кратком приветствии, как свидетельствует святитель Златоуст в Огласительном своем слове: "Воскресе Христос, и низложися ад! Воскресе Христос, и падоша демони! Воскресе Христос, и радуются Ангели! Воскресе Христос, и попрася смерть! Воскресе Христос, и воцарися жизнь".
Светлый праздник Воскресения Христова из всех духовных праздников называется Торжеством торжеств. Посему праздновать его и торжествовать следует нам не плотски, а духовно. Святой апостол Павел пишет: Аще живем духом, духом и да ходим. Не бываим тщеславии, друг друга раздражающе, друг другу завидяще (Гал. 5: 25-26). Апостольские сии слова ясно показывают нам, что значит духовно жить, и как духовно праздновать христианские праздники, то есть должно и всегда, а особенно в эти дни, иметь ко всем кротость, никого не раздражать, никому не завидовать и не исполнять похотей плоти, которая прежде всего искушает человека чревоугодием, а затем и другими страстьми.
Слыша многократно повторяемые слова в Пасхальной стихире: "И ненавидящим нас простим вся Воскресением", постараемся не только прощать, но вместе и сами ни к кому не иметь ненависти. Нет выше добродетели, как любовь. Милость и снисхождение к ближним и прощение их недостатков есть кратчайший путь ко спасению. Милость, и смирение отличаются одними только наименованиями, а силу и действие имеют одинаковые. Любовь и милость не могут быть без смирения, а смирение не может быть без милости и любви. Добродетели сии суть непобедимые оружия на диавола, на которые он и все множество бесов даже взирать не могут. Вооружим себя этою троицею добродетелей, да приблизимся к Богу, и получим милость вечную от воскресшаго Господа.
Иконостасный мастер из К. передавал следующее: “Незадолго до кончины Старца, годочка, этак, за два, надо было мне ехать в Оптину за деньгами. Иконостас там мы делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Получил я свои деньги и перед отъездом зашел к старцу Амвросию благословиться на обратный путь. Домой ехать я торопился: ждал на следующий день получить заказ большой— тысяч на десять, и заказчики должны были быть непременно на другой день у меня в К. Народу в этот день у Старца, по обыкновению, была гибель. Прознал он это про меня, что я дожидаюсь, да и велел мне сказать чрез своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить.
Хоть и надо мне было торопиться ко двору, да честь и радость быть у Старца и чай с ним пить были так велики, что я разсудил отложить свою поездку до вечера, в полной уверенности, что хоть всю ночь проеду, а успею во время попасть. Приходит вечер, пошел я к Старцу. Принял меня Старец такой-то веселый, такой-то радостный, что я и земли под собою не чувствую. Продержал меня Батюшка, ангел наш, довольно-таки долго, уже почти смерклось, да и говорит мне: “Ну, ступай с Богом. 3десь ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне". Как же это так?! Думаю я. Да не посмел старцу перечить. Переночевал, был у обедни, пошел к Старцу чай пить, а сам скорблю о своих заказчиках и все соображаю: авось, мол, успею хотя к вечеру попасть в К. Как бы не так! Отпили чай. Хочу это я Старцу сказать: благословите домой ехать, а он мне и слова не дал выговорить: "Приходи, говорит, сегодня ночевать ко мне". У меня даже ноги подкосились, а возражать не смею. Прошел день, прошла ночь! На утро я уже осмелел и думаю: была не была, а уж сегодня я уеду; авось денек-то мои заказчики меня подождали. Куда-тебе! И рта мне не дал Старец разинуть. "Ступай-ка, говорит, ко всенощной сегодня, а завтра к обедне. У меня опять сегодня заночуй” Что за притча такая! Тут уж я совсем заскорбел и, признаться, погрешил на Старца: вот-те и прозорливец! Точно не знает, что у меня, по его милости, ушло теперь из рук выгодное дело. И так-то я был на Старца непокоен, что и передать вам не могу. Уж не до молитвы мне было в тот раз у всенощной— так и толкает в голову: вот тебе твой Старец! Вот тебе и прозорливец!. .. Свистит теперь твой заработок... Ах, как мне было в то время досадно!
А Старец мой, как на грех, ну, точно вот, прости Господи, в издевку мне, такой меня, после всенощной, радостный встречает!.. Горько, обидно мне стало: и чему, думаю я, он радуется... А скорби своей все-таки вслух высказать не осмеливаюсь. 3аночевал я таким-то порядком и третью ночь. 3а ночь скорбь моя понемногу поулеглась: не воротишь того, что плыло, да сквозь пальцы уплыло... На утро прихожу от обедни к Старцу, а он мне: “Ну, теперь пора тебе и ко двору! Ступай с Богом! Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить..."И отпала тут от меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной Пустыни, а на сердце-то так легко и радостно, что и передать невозможно... К чему только сказал это Батюшка: по времени не забудь Бога поблагодарить!.. Должно, думаю, за то, что Господь в храме три дня подряд удостоил побывать. Еду я домой неспешно и о заказчиках своих вовсе не думаю: уж очень мне отрадно было, что Батюшка со мною так обошелся.
Приехал я домой, и чтобы выдумали? Я в ворота, а заказчики мои за мной; опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать. Ну, думаю: ах, ты, мой старчик благодатный! Уж подлинно—дивны дела Твои, Господи!.. Однако, не тем еще все это кончилось. Вы послушайте-ка, что дальше-то было! Прошло с того времени не мало. Помер наш отец Амвросий. Года два спустя после его праведной кончины, заболевает у меня мой старший мастер. Доверенный он был у меня человек, и не работник был, а прямо—золото. Жил он у меня безысходно годов поболее двадцати. 3аболевает к смерти. Послали мы за священником, чтобы поисповедовать и причастить, пока в памяти. Только, смотрю, идет ко мне от умирающаго священник да и говорит: “Больной вас к себе зовет, видеть вас хочет. Торопитесь, как бы не помер”. Прихожу к больному, а он, как увидел меня, приподнялся кое-как на взлокоточки, глянул на меня да как заплачет: “Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел.. .." —Что ты, Бог с тобой! Брешишь ты... — Нет, хозяин, верно тебя убить хотел. Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток приехать. Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили; на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавиствовали. Не быть бы тебе в ту пору живым, да Господь, за чьи-то молитвы, отвел тебя от смерти без покаяния... Прости меня, окаяннаго, отпусти, Бога ради, с миром мою душеньку. — Бог тебя прости, как я прощаю! Тут мой больной захрипел и кончаться начал. Царствие небесное его душеньке! Велик был грех, да велико и покаяние!"
Часто обращаются ко мне с вопросами: «Как спастись, как получить Царство Небесное?» В Евангелии сказано: Аще не снесте Плоти Сына Человеческого, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе (Ин. 6, 53), следовательно, кто принимает Пречистое Тело и Кровь Христову, тот получает залог жизни вечной.
…Сегодня многие из вас причастились Святых Таин, приняли в себя Самого Христа, этого Небесного Гостя. Великий это дар Божий. Но приняв Христа, нужно стараться и удержать Его в себе. А то часто случается, что придет Он и уйдет, опять придет и снова уйдет. Впрочем, когда Он и уходит, то все-таки остается след Его присутствия, а потому нам, грешным, так важно чаще причащаться, чтобы чаще посещал нас этот Божественный Гость. В молитве перед Святым Причащением говорится: «… да не мнозе удаляяйся общения Твоего от мысленного волка звероуловлен буду».
Первые христиане каждый день причащались, но зато вели они жизнь равноангельскую, так что каждое мгновение готовы были предстать пред лице Божие. Затем религиозный пламень стал остывать, и начали причащаться раз в неделю, раз в месяц, и наконец – раз в год, а некоторые и в два года раз причащаются. Конечно, безусловно важно и спасительно – причащаться, но здесь может быть и другая опасность. Если ждешь к себе Христа, то нужно прибрать свою внутреннюю храмину, а без этого причащение неполезно. А потому святые отцы говорят, что лучше реже причащаться, но внимательнее готовиться к сему великому Таинству. Инокам, собственно, и мирянам, но особенно инокам, нужно стараться долее удерживать в себе Христа, пока Он не сделается из Гостя Домовладыкою, как у святых людей.
Вы, хотя учились внешним наукам: вере в Бога и закону Его, но надобно учиться и в училище веры, не на одной теории основанном, а на испытании проходимом... Каждому из нас предлежит испытание веры, но не всем в одно время и не в одних и тех же вещах... Мало того, чтобы только знать, но нужно и опытом пройти, когда того нужда потребует; который кормчий искусным считается: тот ли, который всегда только в погоду управлял кораблем, или тот, который многие шумы и волнения в плавании претерпел? Конечно, испытавший неудобство и трудность! Много можно иметь сему примеров и в других делах, как-то: воине, лекаре, художнике и прочих, искусом прошедших свое звание, кольми паче в христианине вера познавается от искушений. Итак, что бы с нами ни последовало, надобно покоряться воле Божией с детскою покорностию, хотя и нельзя не ощущать скорби.
Вера и любовь Божии противными искушаются, т. е. будут разного рода искушения и скорби на сем пути, без коих не только невозможно спастись, но и в вере утвердиться. Премудрый Сирах пишет: чадо! аще приступаеши работати Господеви, уготови душу твою во искушение, управи сердце твое и потерпи (Сир. 2, 1—2); а в Евангелии и в Посланиях Апостольских везде учат нас о терпении.
Бог выше меры не пошлет искушения, и когда посылает оное, то точно на пользу душ наших сие творит. А мы, часто сего не разумея, малодушествуем и думаем, что когда бы сего не было, то могли бы больше благоугождать Богу; но сим обольщаемся ложно. Ибо когда мы, делая что благо, думаем, что благоугождаем, то обольщаемся сим мнением и паче Бога прогневляем; а случается, что, при всех наших усилиях благоугодить Богу, отъемлются от нас силы по вышеписанной причине, или болезнию посещает нас Господь, или попускает умножаться немощам нашим душевным, да не будем надеющеся на ся, но на Бога; а это очень часто случается, что мы недугуем или мнением о своих исправлениях, или нерадением. Сии две противоположенности хотя и обе вредны, но из последней скорей можно изыти, пришед в чувство, и, сокрушаясь о грехах своих и смиряя себя, удостоиться милости Божией; а обольщенный своим мнением помрачается и ослепляется душевными очами и не скоро может обратиться к смирению и покаянию.
Итак, Церковь вступила в особенное, глубокое, таинственное пространство. Пространство Поста. И пост этот называется Великим. Великим - не только потому, что он особенно строгий, продолжительный, напряженный....
Великий - потому, что велика его цель! Пасха Христова! Пасха красная!
И все наше великопостное собирание: земные поклоны, отказ от курицы и кефира, продолжительные церковные молитвы, воздержание чувств, более частое и более ответственное участие в Церковных Таинствах, неустанное покаянное делание, борьба с самим собой - все это и еще многое и многое другое, ничто иное как приготовление к этому дню, этому Вселенскому Пиру нашей Веры!
Цель великопостного претрудного духовного путешествия - это очищение сердца для встречи с Христом Воскресшим! Поэтому Пост должен помочь нам отстраниться, избавиться от того, что нас разрушает, что вносит в наше сердце хаос, нелюбовь, мрак.
Кого-то разрушают наркотики. Кого-то разрушает гнев. Чье-то сердце разрывается от злобы, неудовольствия, ропота. А чья-то душа страдает от эгоизма и гордости. Коррозия самомнения, плесень зависти, метастазы тщеславия....
Но самая главная опасность заключается в том, что грех - это не просто отступление от каких-то общепринятых установлений, нравственных правил, заповедей и законов. Грех - это отступление, капитуляция человека от своей глубинной бытийной сущности.
Проблема не в том, что человек прогневался, объелся, позавидовал, обидел, посмеялся над кем-то - это, безусловно, плохо, некрасиво, низко.... Суть в том, что, если человек не живет в благодатном, глубоком, таинственном потоке Промысла Божия, если он не желает исполнять волю Творца, пренебрегает Небесными заповедями, как чем-то маловажным и несущественным - то такой человек разрушает, разоряет и убивает сам себя.
Если мы не встретимся со Христом, живя на земле, если мы не обожимся, если сердце наше покроется могильным пеплом суеты, праздности, поиска наслаждений, то вся наша жизнь будет одной огромной страшной неудачей! Провалом и катастрофой!
Преподобный Иустин Сербский говорит: «Тайна человека заключается не в том, чтобы только жить, но в том - для чего жить!!»
Великий Пост должен помочь нам внутренне встрепенуться, вспомнить о великом предназначении человеческой жизни, о ее глубоком и непреходящем Божественном Смысле.
Современная жизнь очень сложна, неоднозначна, запутанна.... Мир с его ложными идеалами просто вгрызается в душу человека. Мир пытается абсолютизировать человека. Сегодня очень много говорится о свободе человека, о его многочисленных правах, о разнообразии его жизненных ориентаций... Но желая быть мерилом всех вещей и бросаясь камнями в Бога, человек неизбежно теряет свое великое достоинство, заменяя Небесное Отечество жалким, покосившимся земным пьедесталом!
Без Бога вся жизнь человека соткана из мгновений смерти! А верующий человек воспринимает свою жизнь, как служение. Поэтому каждое мгновение его жизни должно быть наполнено ответственностью и любовью!
Апостол Иоанн Богослов восклицает: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы называться и быть детьми Божиими!» Как это возвышенно, глубоко, радостно. Не только называться, а именно быть детьми Божиими!
Румынский старец Клеопа, которого за его самоотвержение и любовь к ближним называли «человеком для других», говорил приходящим к нему за советом: «Имейте к Богу сердце сына. К ближнему - сердце матери. А к себе - ум судьи!»
Великий Пост это и есть суд. Суд человека по отношению к самому себе. Благодатная возможность за множеством масок увидеть, рассмотреть себя настоящего. Увидеть и осознать, что очень «мало в нас огня, - как говорит преп. Силуан Афонский, - чтобы пламенно любить Господа!»
«Когда человек искренне придет в сознание, что он - ничто, - напоминал своим чадам старец Нектарий Оптинский, - тогда Бог начинает творить из него великое». Господь ждет, чтобы человек смирился, покаялся, искренне увидел себя хуже всех. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».
Господь не только апостола, но и каждого из нас спрашивает: «Любиши ли Мя?» И ждет ответа: «Господи, Ты вся веси: Ты веси, яко люблю Тя». Вся наша духовная борьба - это борьба за любовь! За любовь ко Христу и к нашим ближним. Ради этого - все наши труды, молитвы, бдения, поклоны, пост. Чтобы мы попытались стяжать в себе к Богу - сердце сына, а к ближним - сердце матери!
...У одного подвижника спросили: «Скажи, авва, когда будет конец света?»
«Конец света? - ответил подвижник. - Конец света наступит тогда, когда больше не будет тропинки от соседа к соседу!» То есть когда прекратится любовь между людьми.
Пост - это время пропалывания тропинок от одного сердца к другому! Очень важно, чтобы в нашей душе не заросло... Чтобы мы не разучились сопереживать, и чувствовать боль другого. Чтобы не теряли духовного вдохновения! «Всегда радуйтесь, - напоминает нам апостол Павел, - непрестанно молитесь, за все благодарите».
...Итак, все мы, вся Церковь вступила в особенное, глубокое, покаянное, трепетное, напряженное пространство. Пространство Великого Поста. «Тело вместе с душой, - по словам святителя Григория Паламы, - будет проходить духовное поприще».
У каждого из нас впереди - много борьбы, много трудностей, скорбей, пота, крови.... Много падений и восстаний. Но пусть нас не пугает ни дальность пути, ни сопротивные ветры, ни неожиданные препятствия. Ведь впереди - прекрасная цель нашего великопостного духовного путешествия - встреча со ХРИСТОМ ВОСКРЕСШИМ!
Жизнь наша есть духовная война с невидимыми духами злобы. Они возмущают нас страстями и побуждают к поступлению заповедей Божиих. Когда вникнем и рассмотрим внимательно, то найдем, что на всякую страсть есть врачевство — заповедь, противоположная оной; а потому враги и стараются не допустить нас до сего спасительного врачевства... Точно трудно - без помощи Божией и когда мы вознадеемся на свой разум и силы или предадимся нерадению; но даже и самые падения всякого рода бывают попущением за возношение. Св. Иоанн Лествичник пишет: "Где падение, там предварила гордость". Итак, нам должно всемерно стараться о приобретении смирения, потому что имеем брань с гордыми бесами; а смирение на них безтрудная победа... Чем же стяжем сие сокровище — смирение? Надобно поучаться в писаниях святых отцев о сей добродетели и иметь во всем самоукорение, а ближних видеть лучшими себя; ни в чем их не укорять и не осуждать, а укоризны от них принимать как посланные от Бога ко уврачеванию наших душевных болезней.
Христианин, провождающий жизнь по заповедям Божиим, должен быть испытуем различными искушениями: потому что враг, завидуя нашему спасению, всякими кознями старается сделать нам препятствие к исполнению воли Божией; и потому, что не может быть тверда и истинна добродетель, когда не будет испытана противным ей препятствием и останется неколеблемою. Почему в жизни нашей есть духовная брань всегдашняя.
Иерусалим… в духовном смысле означает Царство Небесное. Восхождение в него есть жизнь земная каждого верующего человека, содевающего свое спасение. Умилительно это изложено в стихире Великого Страстного Понедельника: «Грядый Господь к вольной страсти, апостолом глаголаше на пути: се восходим в Иерусалим, и предается Сын Человеческий, якоже есть писано о Нем. Придите убо и мы, очищенными смыслы, сшествуем Ему, и сраспнемся, и умертвимся его ради житейским сластем, да и оживем с Ним, и услышим вопиюща Его: не к тому в земный Иерусалим, за еже страдати, но восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему, и совозвышу вас в Горний Иерусалим, в Царство Небесное».
Спасающемуся о Господе необходимо предлежат степени восхождения в Горний Иерусалим. На жизненном пути неизбежно встречают его скорби и искушения. К ним нужно быть готовым. Наша немощь человеческая не хочет их, часто забывает о неизбежности их и желает лишь земного счастья.
Обратите внимание, что даже святые апостолы, до получения дара Духа Святаго и дара разуметь Писания, не были чужды желаний временной славы и счастья, как и повествуется в Евангелии. После слов Христа о грядущих скорбях и смерти сыновья Зеведеевы просят у Христа почестей временного царства Его, которого они тогда ожидали. Но вместо этой почести – чашу смерти обещал Христос пить друзьям Своим. Посему, если видим жизнь нашу, исполненную скорбей и не исполнившихся надежд и желаний, да не унываем. Так должно быть… Жизнь христианина должна быть подобна жизни Христа. Возвещает нам святой апостол Петр: Христос пострадал за нас, оставив нам образ, пример, дабы мы шли по следам Его (1 Пет. 2, 21).
Всякая душа, стремящаяся к новой жизни, жизни во Христе, испытывает гонение извне от мира и переживает великую борьбу с внутренними врагами. Эти искушения неизбежны, по слову Спасителя: "Меня гнали, и вас будут гнать". Но тут же утешает Господь: "...Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше" (Ин. 15, 26). Относиться же к этим искушениям нужно различно: с внутренним врагом упорно бороться, побеждая его с помощью благодати Божией; внешним же врагам — прощать. Бояться этой борьбы не надо. Господь укрепляет нас в ней и дает нам такую неизглаголанную радость, что по сравнению с одной минутой этой радости ничто всякая мирская радость.
Сильно работает диавол, желая отвлечь людей от служения Богу, и в миру он достигает этого легко. В монастыре же ему труднее бороться; оттого дух злобы так ненавидит монастыри и всячески старается очернить их в глазах людей неопытных. А между тем не погрешу, если скажу, что высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие. Спастись в миру можно, но вполне убелиться, отмыться от ветхого человека, подняться до равноангельской высоты, до высшего творчества духовного в миру невозможно, то есть весь уклад мирской жизни, сложившийся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Потому-то до равноангельской высоты вырастают люди только в лабораториях, называемых монастырями.
У батюшки Амвросия был в миру друг, очень не сочувствующий монахам. Когда отец Амвросий поступил в монастырь, тот написал ему: "Объясни, что такое монашество, только, пожалуйста, попроще, без всяких текстов, я их терпеть не могу". На это отец Амвросий ответил: "Монашество есть блаженство". Действительно, та духовная радость, которую дает монашество еще в этой жизни, так велика, что за одну минуту ее можно забыть все скорби житейские, и мирские, и монашеские.
Пишешь, что по временам ты очень ослабеваешь, до малодушия, а иногда и до отчаяния. Знай, что главные козни вражии две: бороть христианина или высокоумием и самомнением, или малодушием и отчаянием. Святой Лествичник пишет, что один искусный подвижник отражал козни вражии их же оружием. Когда они приводили его в отчаяние, то он говорил себе и врагам: «Как же вы не так давно хвалили меня и приводили в высокоумие», - и через это отражал злой умысел вражий. Если же враги опять враги переметывались на другую сторону и начинали хвалить и давать поводы к высокоумию и самомнению, то старец тут отвечал: «Как же вы не так давно приводили меня в отчаяние; ведь это одно другому противоречит». И таким образом сей подвижник с помощию Божиею отражал козни вражии их же оружием, благовременно употребляя одно против другого.
У тебя бывает иногда мысль восстать против врагов, и спрашиваешь, справедливо ли это? Противоположное этому малодушие показывает, что несправедливо. Не нашей меры восставать против злохитрых врагов, а всего вернее со смирением прибегать всегда к помощи и заступлению божественному, призывая на помощь Самого Господа и Пречистую Его Матерь, как советует святой Лествичник: именем Иисусовым отражай ратники.
Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет мне наступающий день. Дай мне всецело предаться воле Твоей святой. На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня. Какие бы я не получал известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душою и твердым убеждением, что на все святая воля Твоя. Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами. Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобою. Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не смущая и не огорчая. Господи, дай мне силу перенести утомление наступающего дня и все события в течение дня. Руководи моею волею и научи меня молиться, верить, надеяться, терпеть, прощать и любить. Аминь.
Эту молитву, молитву Оптинских старцев, я открыл для себя совершенно неожиданно, в очень трудный и скорбный период моей жизни....
Вера моя была очень и очень слабой. Я почти что не верил в Вечность. А если и догадывался о ней, то пытался проникнуть в нее нелегальным путем, без труда и аскезы, без подвига над самим собой. Душа моя яростно и самозабвенно устремлялась в область неподлинного, пустого, загримированного под жизнь....
Вдохновение, жертва, любовь, бескорыстность были мною списаны на берег и стали экспонатами музея канувших в прошлое вызывающих лишь усмешку идеалов
Единственной ценностью моего мира, где богом для человека становится рулетка, комфорт и мгновенное наслаждение, было мое собственное Я, разросшееся до гигантских пределов и заслонившее собою, как раковою опухолью НЕБО, ИСТИНУ, СМЫСЛ, БЕССМЕРТИЕ...
И вдруг - эта молитва! Ее проникновенные слова! Ее смиренный, радостный дух! Как огонь! Как возрождающая мощная сила! Как букет только что срезанных свежих прекрасно пахнущих роз!
Эта удивительная молитва подняла меня искалеченного духовно, потерявшего все жизненные ориентиры и вдохнула желание поиска Бога! С тех пор она всегда со мной, в моем сердце! Уже много лет. И каждый новый день открывается ее небесными словами!
...Прошлую жизнь необходимо не только исправить. Ее нужно еще и оплакать! Ведь страшно не просто совершить грех! Страшно вовремя не признать свою ошибку.
Глубоко почувствовать Вечность можно лишь тогда, если каждую минуту жизни мы научимся переживать как последнюю!! Наверное, поэтому и появилась в моей жизни потом и сама благословенная Оптина.
Молитва старцев стала таинственным покаянным мостом между Оптиной и моим сердцем.
Память ноет, как старая язва
Сколько шрамов от прожитых лет.
Как огонь на слезинках алмазных
Отражается Вечности Свет...
Жизни дни - узелки на четках,
Друг за другом бегут в Небеса,
Дребезжит в мираже горизонта
Смерть, как взлетная полоса...
Снова март, непослушный и разный:
То метель, то улыбки весны.
Ветер прошлого, резкий и страстный
Разбросал беспокойные сны...
Память ноет как старая язва,
Дать за все нужно будет ответ.
На последних снежинках алмазных
Отпечатался Вечности след....
Наконец-то я своими глазами увидел то, о чем писал Константин Леонтьев еще в 19 веке: «Здесь можно познакомиться с людьми всякого рода, начиная от сановников и придворных до юродивых и калик перехожих. Только, разумеется, надо пожить, а не мелькнуть на недельку.
Здесь жизнь несравненно полнее, разнообразнее и поучительнее, чем жизнь в столичном кругу...
В Оптиной, если взять ее с богомольцами как знатными, так и простыми, видишь в сокращении целую Россию и понимаешь, как она богата... Оптина - это хорошая жизнь в современности...»
...Здесь, у мощей преподобных прославленных старцев, я почувствовал, что только покаяние, молитва и благодать Божия могут очистить наше окаянное сердце. Что невозможно спрятаться от Бога и от самого себя. И что на все святая воля Его!
Господь хочет, чтобы человек был включен в настоящую, глубокую, светлую, невыразимо прекрасную жизнь, которая начинается уже здесь и сейчас и простирается в Вечность!
Окунувшись с головой в скучную и сонную земную сытость, пытаясь обмануть время, человек сам, добровольно, исключает себя из жизни.
Поэтому, падая и вставая вновь, разбивая в кровь колена своего сердца, мы призваны всю свою жизнь учиться. Учиться верить. Учиться никого не смущать и не огорчать. Учиться радоваться. И главное - учиться любить!
Ведь любовь - это то, чего всегда так мало в любом из нас...
Камень, брошенный
В сердце ближнего -
Каждое безжалостное злое слово…
Вместо рыбы поданная змея -
Насмешка или циничный взгляд.
В чашу роскошную
Влитый яд -
Жизнь без Любви,
Без Мира, без Неба...
Жизнь, в которой
Не все переболело.
Жизнь растраченная как зря...
Часто вспоминаю впечатление Гоголя, посетившего тихую оптинскую пристань и описавшего ее чудную благодатную атмосферу:
«Я заезжал в Оптинскую Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там царствует. Это слышится в самом наружном служении... Нигде я не видел таких монахов, с каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не расспрашивал кто из них, как живет: их лица сказывали сами все. Самые служки поразили меня светлой ласковостью ангелов, лучезарной простотой обхождения; самые работники в монастыре, самые крестьяне и жители окрестностей. За несколько верст, подъезжая к обители, уже слышишь ее благоухание: все становится приветливее, поклоны ниже и участия к человеку больше».
Действительно, это так.
Оптина и сейчас для меня - нескончаемый гимн. Небесная поэзия. Место, где каждый новый день, каждая неожиданная встреча - это таинственная дверь, которой в нас входит Христос.
Здесь пересекаются тысячи судеб... Здесь уродство, безумие, многочисленные маски, которые надевает на себя человек, мгновенно слетают, и обнажается то чистое, детское, истинное, светлое, которое живет в каждом из нас...
Один мудрец сказал, что никто не уверует в Бога до тех пор, пока не встретит на своем жизненном пути человека, на лице которого увидит сияние Вечной жизни.
Сколько таких людей я повстречал в Оптиной! И монахов и мирян. О каждой судьбе можно было бы написать целую поэму, создать симфонию или яркой палитрой написать чей-то портрет...
Но я умею только фотографировать... И объектив моей камеры - это моя кисточка, мои музыкальные струны... ноты, звуки и скромные краски!
Я много фотографировал и видел разные лица: скорбные, строгие, веселые, чем-то неожиданно удивленные, плачущие от радости, задумчивые как утренние облака....
Но ни разу я не видел лица некрасивого! На каждом - блистание Небесной славы. И в любых глазах - свет невечерней Божественной чистоты!
Бывает лицо прозрачное как древняя икона. И за пронзительностью глаз на нем тихо проступает глубина и святость...
А есть лица - как стремительные реки! За минуту - столько изменений! Водовороты, волны, бурное течение...
Солнце, рассвет, свежая роса, чистые страницы - это лица детей...
Лики стариков - это голые осенние деревья. Вот-вот упадет последний листок и душа оденется в белоснежную одежду Вечности...
А вообще Оптина для меня - это целая страна, явление, космос! Это какой-то особенный проникновенный язык. Живой, трепещущий, удивительный, тонко-настроенный организм!
Здесь каждый монах - как бесстрашный, неутомимый и добрый воин. И оружие его - смирение и молитва.
А всякий приезжающий богомолец-это неутомимый купец, ищущий добрых жемчужин!
Оптина - это все мы! Здесь нет человека чужого или лишнего! И каждый находит для себя в оптинском кладезе что-то личное, сокровенное, очень нужное для его души....
Какая радость при свидании с тобой,
Благословенный Скит!
Здесь все с неудержимой силой
Со мной о Боге говорит.
Смиренные хибарки старцев,
Величественный древний храм
Как драгоценное лекарство
Снимают боль от старых ран!
Я будто бы не уезжал отсюда
Нося в душе ту благодать,
Которая, как ласковое чудо,
Везде не уставала помогать.
Тут пруд заросший, кладбище скитское,
Ночной неспешный благовест.
Здесь от ненужного, мирского
Спасет как щит непроходимый лес.
Таинственно в скитском лесу, светло, отрадно
Что снова в Оптиной, я несказанно рад.
Душа пусть обретет здесь Царство -
Небесный сладкий вертоград!
И Оптина - это благословенный камертон, по которому можно настроить свою душу. Настроить на любовь, на молитву, на доверие Промыслу Божию...
Очень часто, когда на душе моей трудно и скорбно, когда я вдалеке от любимой обители, вспоминаю слова святителя Игнатия: «Благословенная Оптина не выходит из моей памяти. Приглянулась она мне! И Скит, с его вдохновенной тишиной!»
Приглянулась и полюбилась она и мне, паломнику XXI века, эта тихая, гостеприимная, добродушная молитвенная обитель, в которой ощущаешь, что тебе искренне рады и что ты по-настоящему нужен. Много раз я бывал здесь и всегда увозил в своем сердце что-то новое, глубокое и очень нужное для моей души.
...Да! Прав был Константин Леонтьев, когда писал, что в Оптиной видишь в сокращении целую Россию и понимаешь, как она богата! Но, чтобы понять это, надо пожить в Оптиной, а не мелькнуть на недельку!!
И дай Бог, чтобы каждое утро, где бы я ни оказался, в сердце моем звучали слова молитвы Оптинских старцев! Она открыла мне Оптину! Она всегда напоминает мне о главном - что нужно молиться и верить! Терпеть, прощать и любить!
Пусть проведет она меня по всем закоулкам жизни. Укрепит! Наставит! Вдохновит! И не даст забыть, что все ниспослано Богом!
Как Христос на пути в Иерусалим не был принят жителями той страны, ибо лице Его бе грядый во Иерусалим (Лк. 9, 53), потому что Он имел вид странника, путешествующего в Иерусалим, так и всякого подвижника, раба Христова, не принимают люди мира сего, ибо но имеет вид человека, грядущего в Горний Иерусалим. Они не понимают его и не могут понять. Не понимают они его христианского подвига, они чужды ему. Кажется он им неразумным, странным. И образ мыслей, и чувства, и понятия, и желания, и поведение, и вся жизнь, даже наружный вид у человека, живущего для Бога, не такой, как у человека, живущего жизнью мира сего. И потому мир, враждебный Христу, восстает против тех, которые стараются жить по-христиански, гонят их, враждуют против них, не принимают их в свою среду. Не прияша Его, яко лице Его бе грядый во Иерусалим…
В настоящее время люди века сего смотрят на нас, верующих, как на юродивых, как на глупых. Им не нравится наша Православная вера, наши церковные постановления, правила и обряды. Они смеются презрительно над всем, для нас священным. Мне часто приходится слышать от верующих, вынужденных жить среди мира враждебного, как тяжело переносить им постоянные насмешки, глумления. А мне думается, что надо честью для себя считать такое отношение. Аще укоряеми бываете о Христовом имени, блажени, яко слава и Дух Божий на нас почивает, сказал апостол Петр (1 Пет. 4, 14). Если над нами смеются, если нас не любят, значит, мы – не от мира сего. Огорчаться и смущаться таким отношением к нам не следует.