Перейти к публикации

иером. Даниил

Модераторы
  • Публикации

    1 299
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    11

Записи блога, опубликованные пользователем иером. Даниил

  1. иером. Даниил
    ... Если вы пишете, то много читаете, потому что написанное - это тоже новость, поскольку вы должны привносить нечто новое, а не повторять уже обнародованное и заезженное. Если вы готовитесь к проповеди, выступлению, беседам, дискуссиям с верующими и неверующими, то тоже много читаете. А если не пишете и не готовитесь, то и в чтении нет необходимости. Вот старшее поколение архиереев - пишущее, у каждого изданы книги, библиотеки собрали такие, что глаза разбегаются. Это люди мудрости и мысли, очень дисциплинированного самообразования. А вот у нового поколения, как правило, не то что книги, ни одной статьи отыскать невозможно. Что вообще-то нонсенс. И пишущий священник - тоже редкость.


     
    - Но Церковь - не "Союз писателей".
     

    - Конечно. Но владение письменной речью - первый признак образованности, культуры, интеллекта. У такого человека и проповедь, и выступление, и беседа совершенно другого уровня. Вот мы, так называемая православная общественность, уже почти четверть века пишем о Церкви, о ее непреходящем значении, огромном духовном наследии. А когда с конкретным олицетворением всего этого - с нашим священником - встречаешься, слушаешь его, то не знаешь, что и думать. У меня есть знакомая, известная писательница, у нее издано книг 30 или 40, поэтических, прозаических, детских, она со своей подругой-профессоршей, тоже старушкой, решила посетить службы в разных храмах Киева. Потом у меня спрашивает: а почему так много сельских батюшек в наших храмах? Она полагала, что раз священник плохо говорит, не может связать слова с мыслями, невразумителен, то он непременно приехал в столицу из глухомани и еще не отесался. Хотя это многоученые и вполне продвинутые священники. По этой же причине у нас много противников того, чтобы священники преподавали в школах. Я говорил об этом с двумя министрами образования - с нынешним и из предыдущего правительства. У них хорошее отношение к нашей Церкви и знают о ней не меньше нашего. Они рассказывали, что пробовали экспериментировать, привлекая священников к преподаванию, и пришли к выводу: пока уровень образованности священнослужителей не приблизиться к учительскому, в школы пускать их не стоит. ...


     
    http://www.interfax-religion.ru/?act=interview&div=367
  2. иером. Даниил
    Все ли сказали святые отцы?
     
    «Отцы все уже сказали». Эту фундаментальную мысль я слышу часто и читаю часто. Эту мысль исповедуют многие: и простецы, и архиереи. Все сказано, мол, теперь дело только за исполнением. Трудно подкопаться. И нужно ли подкапываться? Нужно. А почему? А потому, что мысль эта не работает. Мысль эта ложная.
     
    Если действительно все (!) уже сказано, то дело только за исполнением. Почему же жизнь горбата? Не исполняем, видать, однажды сказанного или не поняли вовсе того, что сказано, а так только, щеки раздуваем. Неужели мы – умирающие от голода люди, сидящие на мешках с хлебом? А ведь это – точный образ тех, кому все сказано, но кто живет в нравственной грязи.
     
    В том, что жизнь крива, никто ведь не сомневается. И если есть универсальные ответы, на все времена однажды данные, значит мы – злодеи. Мы знаем рецепт, но удерживаем его в тайне плюс сами им не пользуемся. Кто себя под такой молот подставит? Ни один, даже самый великий хранитель старины. Значит, не все сказали отцы, а из того, что сказали, не все мы поняли. Может, мы вообще неправильно пользуемся их наследием, если вообще – пользуемся.
     
    Про отцов любят говорить те, кто отцов близко не читал, кто ни Григория Богослова, ни Василия Великого не изучал ночами. В лучшем случае – пользовался куцыми цитатниками, где все – сплошь отрывки, невесть кем надерганные и воедино собранные. От этой хвори нужно избавляться. Это непозволительно. Хочешь ссылаться на отцов – читай отцов. Прочти пять-шесть томов Златоуста и тогда говори: «Златоуст сказал…» Спросят тебя: «Где сказал?» – а ты ответишь вопрошающему: «Во втором слове об Анне». И все ясно. Человек знает тему. Его слушать можно. С ним спорить полезно. Иначе нельзя болтать: «отцы, отцы». Книги отцов – говорил один греческий святой недавних времен – достойны такого же почитания, как и мощи их. Лобзать нетленные тела мы умеем. Впору поучиться читать отцов не по цитатникам, а по фундаментально изданным трудам, с комментариями да со справочным материалом.
     
    Теперь еще одно попробуем уяснить. Есть область догматическая. Там действительно многое сказано раз и – навеки. Но эти слова о Троице, о единосущии тоже нужно внимательно читать и понимать. Эти слова – толкование Символа веры. Учение отцов Церкви всегда не возникает само по себе, но мотивируется возникновением ересей. И учителя Церкви реагируют на проблему, изъясняя ее в максимально доступных терминах. Не понимать исторического контекста тех или иных церковных движений мысли – значит не понимать самих догматов и правил, возникших в жару борьбы по защите воплотившейся Истины. Опять вывод жесток: не цитировать нужно, а понимать и пользоваться. Причем пользоваться: иногда – готовой богословской формулой, вроде «единосущный», а иногда – самим методом, способом подхода к решению вопроса.
     
    Отцы IV века научили в разговоре о Троице различать «сущность» и «личность». Палама стал говорить о различии «сущности» и «энергий» много столетий спустя. Это – догматы Православия. Умеете читать – читайте. Начали читать и ощутили, что мозг кипит, – отставьте книгу в сторону и поймите, что вы – не богослов. Определите себе меру. Это очень важная способность, говорящая о мудрости человека. Но теперь не ссылайтесь легко на «отцов», чтение текстов которых укладывает вас спать через пять минут.
     
    И вот теперь напомним, что догматическая область – это то, о чем можно говорить: «Отцы сказали». А вот область повседневной морали, поведения, отношения к разным видам греха, к «этосу», короче, отцы не могли определить навеки. Совсем не одно и то же жить в христианской или мусульманской стране. Совсем не одно и то же – быть в храме раз в три месяца при том, что храм – через квартал, и быть в храме так же часто (редко) при том, что он – за 500 километров. Приноровиться к жизни, понять ее нюансы, отслоить второстепенное от главного – это вечные вопросы человека. И никто, живший в V веке, не может описать в деталях мой модус поведения в XXI веке, как бы свят он ни был. Я, например, не могу апеллировать к императору. Нет у меня императора. Я должен быть осторожен, высказываясь о тысячах вещей, напрочь отсутствовавших в жизни Василия Великого. Стоит ли мне искать буквальных ответов у Василия? Нет. Мне стоит искать метод, способ подхода к решению проблемы, но такое поведение требует ума и творчества. Есть ли у нас ум и способность к живому творчеству, а не эпигонству?
     
    Мы приближаемся к творческому выводу.
     
    Отцы очень многое сказали. Все (!) сказать они не могли и не имели права! Все, что они сказали, нужно изучить, а применять – только приноравливаясь к условиям.
     
    Нужно расслоить, разъединить в сознании область догматики и область религиозного этоса. В первой области отцы – учители. Во второй – указатели образа мышления, и не больше.
     
    Учить отцов по тощим и кем-то подобранным цитатникам можно только в пещерные времена, то есть – не сегодня. Хочешь на отцов ссылаться – читай отцов. Читай прилежно, с маркером в руках, с записной книжкой для занесения цитат, с обдумыванием. Не умеешь вот так, творчески читать – учись. Не способен учиться – прошу тебя: перестань на отцов ссылаться, поскольку ты «подшиваешь» их святые имена к своему дешевому бреду чаще, чем тебе кажется.
     
    Это вообще наша историческая задача – учиться! Умственные же лентяи и пустосвяты – самые опасные наши внутренние враги. Книги отцов стоят на множестве полок, исполняя горькое пророчество о том, что Православие будет однажды помещено в книжки и водворено на полки. Так потянитесь же, лентяи и бездари, к своим книжным полкам и вместо просмотра футбола и сериалов прочтите на ночь хоть десять страниц из Златоуста или Василия. Тогда и пафос уменьшится, и серьезность подхода к жизни увеличится. Тогда фраза «Отцы сказали» либо перестанет вылетать из празднословных уст, либо обретет благородную значимость.
     
    Протоиерей Андрей Ткачев
  3. иером. Даниил
    Особенное внимание должно обратить на действие в нас тщеславия, которого действие на кровь очень трудно усмотреть и понять. Тщеславие почти всегда действует вместе с утонченным сладострастием и доставляет человеку самое тонкое греховное наслаждение. Яд этого наслаждения так тонок, что многие признают наслаждение тщеславием и сладострастием за утешение совести, даже за действие Божественной благодати. Обольщаемый этим наслаждением подвижник мало-помалу приходит в состояние самообольщения, признавая самообольщение состоянием благодатным, он постепенно поступает в полную власть падшего ангела, постоянно принимающего вид Ангела светлого, делается орудием, апостолом отверженных духов.
     
    Из этого состояния написаны целые книги, восхваляемые слепотствующим миром и читаемые не очистившимися от страстей людьми с наслаждением и восхищением. Это мнимо духовное наслаждение есть не что иное, как наслаждение утонченными тщеславием, высокоумием и сладострастием.
     
    Не наслаждение - удел грешника: удел его - плач и покаяние. Тщеславие растлевает душу точно так же, как блудная страсть растлевает душу и тело. Тщеславие делает душу не способной для духовных движений, которые тогда начинаются, когда умолкнуть движения душевных страстей, будучи остановлены смирением. Потому-то святыми Отцами предлагается в общее делание всем инокам, в особенности занимающимся молитвой и желающим преуспеть в ней, святое покаяние, которое действует прямо против тщеславия, доставляя душе нищету духовную.
     
    Уже при значительном упражнении в покаянии усматривается действие тщеславия на душу, весьма сходное с действием блудной страсти. Блудная страсть научает стремиться к непозволительному совокуплению с постороннею плотью, и в повинующихся ей, даже одним услаждением нечистыми помыслами и мечтаниями, изменяет все сердечные чувствования, изменяет устроение души и тела; тщеславие влечет к противозаконному приобщению славе человеческой, и, прикасаясь к сердцу, приводить в нестройное сладостное движение кровь - этим движением изменяет все растворение (расположение) человека, вводя в него соединение с дебелым и мрачным духом мира, и таким образом отчуждая его от Духа Божия. Тщеславие в отношении к истинной славе есть блуд. “Оно, - говорит святой Исаак Сирин, - на естества вещей блудным видением взирает”. Сколько оно омрачает человека, как делает для него приближение и усвоение Богу затруднительным, это засвидетельствовал Спаситель: Како вы можете веровати, сказал Он тщеславным фарисеям, искавшим похвалы и одобрения друг от друга, и от слепотствующего человеческого общества, славу друг от друга приемлюще, и славы, яже от единого Бога, не ищете?
     
    Так называемое преподобными Иоанном Лествичником и Нилом Сорским гордостное усердие к преждевременному исканию того, что приходит в свое время, можно непогрешительно отнести к страсти тщеславия при непременном содействии крови; кровь разгорячают и приводят в движение тщеславные помыслы, а тщеславие, обратно, растит и размножает обольстительные мечты и напыщенное мнение о себе, именуемое Апостолом дмением плотскаго ума, без ума дмящагося.
     
    Свт. Игнатий (Брянчанинов). Аскетические опыты. Том II
  4. иером. Даниил
    http://dl.dropbox.com/u/14775724/forum/utro_-_2_-_8-9_-_sayt2.mp3
     

    Я скажу вам то, что никто и никогда еще не говорил. Простите меня за это, граждане. Предлагаю 5 минут подумать: почему все говорят только о Русской Православной Церкви, почему сконцентрировались в своих атаках на Святейшего Патриарха Кирилла, сконцентрировались в атаках на Храм Христа Спасителя? Откуда это все? Почему никто не атакует нас, евреев? Почему нет общественного наезда на братьев мусульман? Ведь и раввины и муфтии поддержали Путина. На том же самом совещании, где Патриарх Кирилл высказывал свое отношение к выборам, ту же самую консолидированную позицию выразили представители всех остальных монотеистических религий. Но никто не публикует разоблачительные статьи об образе жизни Берл Лазара и Шаевича, никто не публикует разоблачительные статьи о муфтиях: какие у них часы, на чем они ездят, какие бизнес-схемы вращаются? Какие дивиденды от этих бизнес схем в виде пожертвований попадают к религиозным структурам, не имеющим отношения к Православию? Почему так интеллигентно молчим? А потому что попробовали бы Адагамов и Рынска, попробовали бы Гельман и Гозман сказать что-нибудь по поводу иудеев и по поводу мусульман. Вот хоть бы что-то попробовали… И вот тогда бы выяснилось, что международное влияние как иудейских, так и мусульманских организаций настолько велико, что и деньги из-за границы перестали бы идти, и тихо-вежливо политические контакты куда-нибудь испарились, потому что попробуй пойти против замечательно работающей системы взаимопомощи иудейских сообществ, знаю не понаслышке, о чем говорю, и правильно делают. Поробовали бы хоть что-нибудь, вот, например, в хоральную мечеть заскочить, устроить в главной мечети Москвы – концерт Pussy Riot. Страшно. Хотя что, разве чем-то отличается позиции по отношению к светской власти мусульманства, православных христиан и иудаизма в России? Нет, все поддерживают, никто не находится в оппозиции. Но почему никто об этом не говорит?
    В том-то и дело. Потому что оказалось, что РПЦ самая беззащитная структура, у которой нет мощной лоббистской сети за рубежом, как у нас, иудеев, у которой нет более чем пугающего международного опыта борьбы за чистоту убеждений против наездов, который есть у наших братьев-мусульман, что я не поддерживаю в их проявлениях. Но после истории с карикатурами и многих других, хочу я посмотреть на людей, которые попытаются что-то квакнуть. А на РПЦ можно! Можно! Несмотря на свое этническое происхождение, несмотря ни на что, на источники получения денег, РПЦ – можно. Ату! По башке-то ведь не получат, в том числе и заказчики. А попробовали бы кто-нибудь из «болотной» от Мамута до Капкова, да кто угодно, попробовал бы кто-нибудь из издателей разнообразных журналов только чего-нибудь…
    Попробовали бы кто-нибудь из «Эха Москвы» - от Альбац и до Сорокиной что-нибудь квакнуть протии иудеев и иудаизма…
    Так вот, попробовали бы они хоть что-то сказать… Я еврей и я иудей, и я хорошо знаю многое и многое и о деятельности многих, очень хорошо знаю. Но я что-то ни разу не видел, чтобы наша прогрессивная общественность где-нибудь бы что-нибудь написала. Ни разу не видел, чтобы что-нибудь написала о мусульманах, я имею в виду о муфтиях. То есть так очень аккуратненько… Что такое, ребята? Пришла статистика, по которой (кстати, немногие это понимают) количество религиозных учреждений на душу населения меньше всего у христиан в России. Не у иудеев, у нас, по-моему, синагог больше чем ортодоксальных иудеев. Не у мусульман – а у православных. Москва, которая когда-то была городом сорока сороков и над которой малиновый звон стелился, плыл… Сейчас вот принят программа, которой сопротивляются как только могут, о строительстве двух сотен церквей. Без копейки государственных денег. Вы не представляете, какое дикое сопротивление этому идет, какая дикая ненависть. То есть борются как могут.
    Когда у себя Гозман размещает размещает: а вы знаете, что по данным ВЦИОМа, на самом деле людей, которые посещают церковь и которые соблюдают пост, крайне мало. Ну, так, конечно. В этом и трагедия. Ни одна религия не пострадала так страшно, как православие русское. Почему? Сначала 300 лет уничтожали православие цари, начну с момента, когда Петр I запретил выборы патриарха, и де-факто православие превратилось в такую хитрую форму англиканской церкви, когда управлял синод и обер-прокурор, а главой церкви – предстоятелем – был государь-император. То есть, конечно, это не русская православная традиция. После этого, только восстановили – пришли большевики, которые уничтожали все, каленым железом пытались выжечь веру, дискредитировать служащих, уничтожить их. Притом большевики действовали хитро: ведь тогда же появились параллельные структуры к РПЦ, ну, много чего было. То есть активная работа КГБ - уничтожение непосредственно священнослужителей, и дикая пропаганда антирелигиозная, и разрушение храмов, было же все. И создание квазиверы, которым был коммунизм. Все было, чтобы разрушить у русского человека представление о его душе.
    Вот совратить душу. Иудеи, которые страшно пострадали от советской власти, притом больше всего они пострадали от тех евреев, которые отказались от иудаизма и стали большевиками. Немногие знают, что первые при советской власти еврейские погромы были инициированы вчерашними выходцами из местечек, которые ненавидели своих стариков и ненавидели свои традиции. Но евреям повезло больше потому, что иудаизм не был территориально привязан к России. Поэтому он ушел за границу, выжил за границей, расцвел и потом вернулся в Россию. Мусульманство – тоже отдельная тема. Мусульманство не было и не есть привязано исключительно к России. А с православием не так. А русское православие тем и отличается и от иудаизма, и от мусульманства, что оно коренится именно здесь. И поэтому все 90-е годы шли попытки уничтожения русского православия уже другим путем, через внедрение сюда чуждых сект и религий псевдохристианских или реально христианских. Активное привнесение.
    Ведь де-факто мы сейчас являемся с вами свидетелями очередного "крестового похода" против русской души, русской веры. Только в отличие от времени крестоносцев… Напомню, что часть этого похода это было противостояние с Александром Невским, если кто-то забыл, то напомню, что когда псы-рыцари, когда тевтонцы шли на земли наших предков (я имею в виду не себя – еврея, а Россию), то здесь надо очень четко учитывать, что тогда была Папская булла, объявлявшая это крестовым походом. Так вот, тогда Александр Невский отстоял Русь и отстоял русскую веру. И сейчас же происходит то же самое. Идет тяжелейший, массированный, мощнейший крестовый поход против сути русского человека, русской веры.
    При этом как ни странно ощущение русского понимания бога, ощущение веры во многом в России, хотя и в отраженном виде, существовало в образовании. Интеллигентные люди несли этот свет, яркий пример – отец Александр Мень, который, кстати тоже был евреем по национальности, он, унаследовал религиозное чувство благодаря русской литературе: Достоевскому и даже богоборцу Толстому, не говоря уже о Лескове. Но тут приходят Фурсенко сотоварищи и уничтожают вот эту традицию. Поэтому и образование ушло, и рухнул один из столпов русской ментальности. Поэтому я считаю, что все это неслучайно, да, ряд людей просто искренне распространяют ложь и клевещут или пытаются свои, крайне наивные представления о вере о Боге, о сути учения распространить на весь мир, потому что у нас победило описанное у Достоевского «тварь я дрожащая или право имею». Поэтому когда Марат Гельман спрашивает у меня в твиттере: «И что это получается, что им нельзя спорить, дискутировать с Патриархом? Кому «им»? Тварям дрожащим? Да до всего в жизни надо дойти, надо просто соответствовать. Исповедоваться, конечно, можно, просить совета можно, а вот дискутировать подразумевает, что ты равен, хотя бы в интеллектуальном плане. Иначе нет дискуссии. Может ли пятилетний ребенок дискутировать с академиком? Дискуссии не получится, ответов не поймет. Беседовать может, а дискуссии не будет.
    Не на Патриарха идет удар, и не агнцы небесные предъявляют ему претензии. Но заметьте, как грамотно действовали с позиции PR. Пытались приклеить ему все подряд, пытались приклеить табачные акцизы – а не он этим занимался, он как раз с этим бороться. Пытались приклеить к нему блуд, и то не угадали: вот не блудник он, сестры… Нет на нем блуда, хотя все эти намеки… Пытаются приклеить: «А фамилия у него Гундяев!». Не, ну у вас-то конечно у всех благозвучные светские фамилии, вам-то не страшно, главное, нашли, в чем обвинить человека… «А вот квартира у него – Пентхауз!». Серьезно? Это Пентхауз? Ну-ну, Видели бы вы эту настройку и то состояние, в которое ее привели. Грязь, грязь, грязь. Ссылки, ссылки, ссылки. Можно сказать всегда: «ну я-то что, вот же ссылки». И тут же фраза: «Ну дыма-то без огня не бывает». Еще как бываает...
     
    Полная версия передачи - на сайте ВестиFM


  5. иером. Даниил
    О решении вопроса, которое авва Феодор испросил молитвою
     
    Мы еще видели авву Феодора (Вероятно, это ученик Пахомия Великого, которому принадлежит 6 собеседование), отличавшегося святой жизнью и знаниями не только в деятельной жизни, но и в Св. Писании, которые он приобрел не через чтение или обучение, а лишь чистотою сердца, потому что он едва знал несколько греческих слов. Чтобы решить один темный вопрос, он в продолжение семи дней и ночей непрерывно молился, и Бог открыл ему, как решить вопрос.
     
     
    О мнении того же старца, который учил, что монах может приобрести знание священного писания не исследованием его, а молитвою и чистотою сердца.
     
    Когда некоторые братья удивлялись его ясным понятиям и просили пояснить некоторые места Св. Писания, то он сказал: монах, желающий понимать Св. Писание, должен заниматься не столько чтением толкователей, сколько очищением сердца от плотских пороков. Если эти пороки будут истреблены, то, сняв покрывала страстей, душевные очи будут созерцать тайны Св. Писания. Ибо оно не для того открыто от Св. Духа, чтобы мы его не знали; темно же оно потому, что душевные наши очи закрываются покровом пороков; а если им возвратить естественное их здоровье, то и одного чтения Св. Писания достаточно будет для понимания истинного его смысла, и не будет нужды в помощи толковников, подобно тому, как телесные глаза не нуждаются ни в какой науке для видения, если только они чисты и нет темноты. Оттого-то и у самих толкователей произошло столько различий и погрешностей, что, приступая к толкованию Св. Писания, не заботятся об очищении духа: по причине нечистоты сердечной они не только не видят света истины, но еще придумывают много противного вере.
     
    Иоанн Кассиан Римлянин. Писания
  6. иером. Даниил
    Если время, данное на покаяние и приобретение бла­женной вечности, истрачено будет на временные занятия и приобретения, то в другой раз оно не дастся; потеря его невознаградима; потеря его будет оплакиваться вечными и бесплодными сле­зами во аде. Если во время земного странствова­ния человек не расторгнет общения с духами, то и по смерти останется в общении с ними, более или менее принадлежа к ним, смотря по степе­ни общения. Нерасторгнутое общение с падши­ми духами подвергает вечной погибели, а недо­статочно расторгнутое — тяжким истязаниям на пути к небу.
     
    Посмотрите, братия, посмотрите, что совер­шил, совершает и совершит диавол, низводя ум человека от духовного неба к веществу, прико­вывая сердце человека к земным занятиям и к земле. Посмотрите и устрашитесь страхом спа­сительным. Посмотрите и остерегитесь осторож­ностью необходимою, душеполезнейшею.
     
    Пад­ший дух занял некоторых иноков приобретени­ем разных редких и дорогих вещей и, пригвоз­див к ним мысль, отчуждил ее от Бога. Других занял изучением различных наук и художеств, лишь годных для земли, и, привлекши все вни­мание к преходящим знаниям, лишил суще­ственно нужного знания о Боге. Иных занял приобретением для монастыря разнородного стяжания, постройками, разведением садов, ого­родов, пашни, лугов, скотоводства, и принудил забыть Бога. Иных занял убранством келий, цве­точками, картинками, деланием ложечек, четочек и отвлек от Бога. Иных привязал к токарно­му станку и научил вознерадеть о Боге. Иных подучил обратить особенное внимание на их пост и прочие телесные подвиги, дать особенное зна­чение сухарям, грибам, капусте, гороху, таким образом, разумные, святые и духовные подвиги превратил в бессмысленные, плотские и грехов­ные, подвижника заразил и низложил плотским и лжеименным разумом, самомнением, презорством к ближним, в чем заключается уничтоже­ние самого условия к святому преуспеянию и условие погибели. Некоторым внушил придать вещественной стороне церковных обрядов пре­увеличенное значение, затмив от них духовную сторону обрядов; таким образом, он, для этих не­счастных отъяв сущность христианства, оставил одну искаженную, вещественную оболочку, ув­лек их к отпадению от Церкви, к ложному и глу­пейшему суемудрию, к расколу.
     
    Столько удобен для падшего духа этот род брани, что он ныне употреблен повсюду. Столько удобен для диавола и человеческой погибели этот род брани, что диавол употребит его в последние дни мира для полного отвлечения всего мира от Бога. Употре­бит диавол этот род брани, и употребит с решительным успехом. В последние дни мира обымет человеков, по влиянию миродержителя, привя­занность к земле и ко всему вещественному, плот­скому: они предадутся земным попечениям и вещественному развитию; они займутся исклю­чительно устройством земли, как бы она была вечным жилищем их: соделавшись плотскими и вещественными, они забудут вечность, как бы несуществующую, забудут Бога, отступят от Него.
     
    Свт. Игнатий (Брянчанинов). Приношение современному монашеству
  7. иером. Даниил
    Одним из величайших достоинств полковод­ца в бранях мира сего признается то, когда он не упадает духом при всех превратностях счастья, но пребывает непоколебим, как бы каменосердечный, заимствуя из твердости своей самые ра­зумные и полезные распоряжения, приводя этою твердостью в недоумение врагов своих, ослабляя их дерзость, воодушевляя мужеством собствен­ное воинство. Такой характер полководца быва­ет причиною необыкновенных успехов, — и вне­запно целый ряд потерь и несчастий увенчивает­ся решительными победами и торжеством. Та­ким должен быть ум монаха, этот вождь в неви­димой борьбе против греха. Ничто, никакое искушение, нанесенное человеками и духами, возникшее из падшего естества, не должны смутить его. Источником непоколебимости и силы да будет вера в Бога, Которому мы предались в служе­ние, Который — всемогущ. Малодушие и смущение рождаются от неверия, но только что под­вижник прибегнет к вере, малодушие и смущение исчезают, как тьма ночи от возшедшего сол­нца. Если враг принесет тебе различные грехов­ные помыслы и ощущения или если они восста­нут из падшего естества твоего, не испугайся, не удивись этому как чему-либо необычайному. Ска­жи сам себе: «Я в беззакониях зачат и во грехах рожден: невозможно естеству моему, столько за­раженному греховным ядом, не обнаруживать из себя своей заразы». Точно: невозможно падше­му естеству не давать из себя плода своего, особ­ливо когда оно начнет возделываться евангельс­кими заповедями. Когда начнут перепахивать землю плугом, тогда выпахиваются наружу са­мые корни плевелов и при постоянной перепаш­ке постепенно истребляются, постепенно нива, достигает чистоты: так при возделывании серд­ца заповедями извлекаются из него наружу са­мые основные помышления и ощущения, от ко­торых произрастает всякого рода грех, и, таким образом, при постоянном и постепенном обнаружении, истребляются мало-помалу.
     
    Свт. Игнатий (Брянчанинов). Приношение современному монашеству
     
    --------
     
     
    Очень созвучен словам святителя ответ афонского игумена архим. Елисея на Симпозиуме, посвященному женскому монашеству
     
    Вопрос для о. Елисея:
    Женщины чувствительны, они требуют повышенного внимания к себе, они много о себе говорят. Каким образом нужно организовать исповедь помыслов, чтобы этот процесс не ушел в неправильном направлении, не превратился в многословие, например?
    Ответ:
    Это вопрос, скажем так, повседневной жизни и вопрос частный. Здесь нельзя определить одно-единственное правило, я не хотел бы теперь сравнивать, кто говорит меньше, кто больше: монахи или монахини. Сравнивать трудно, потому что мы имеем ту же самую человеческую природу и часто одни и те же немощи. Иногда проблемы более выражено проявляются у монахов, иногда у монахинь. И тема исповеди помыслов – это вопрос не процедуры, не процесса, не того, как сама эта исповедь проходит.
    Мы расскажем об одном маленьком опыте, который у нас остался от отца Емилиана. Он с большой ясностью об этом говорил, и у него есть целая глава о помыслах и их исповеди. Есть очень важный, исключительно важный момент — а что такое вообще помысел. Если мы не обратим внимания на этот пункт, он может без конца вызывать проблемы у монахини или у монаха. Поэтому старец говорит об «упразднении» помыслов, то есть о том, чтобы не обращать на них внимания, не придавать им значения. Способ мыслей монахов или монахинь нужно сделать более мужественным, так чтобы они вообще помыслами не занимались. Не «воспроизведение» собственных помыслов решает проблему, но их отбрасывание, отсечение. Если мы не обращаем на них внимания, это созидает в нас дух, который дает нам возможность преуспевать в духовном подвиге.
    Если мы будем заниматься этим вопросом в его корне, тогда будет гораздо легче подходить и к вопросу исповеди помыслов, и к самому процессу исповедания помыслов, который станет настоящей исповедью, а иначе просто имеет место вот что: человек хочет, чтобы на него обратили внимание. И поэтому суть, воспитание – это научить человека, дать ему этот дух – отбрасывать помыслы. Тогда мы найдем и способ исповеди.
    Мы не можем утверждать, что должно быть так или иначе, нельзя и ограничивать исповедь помыслов каким-то временем. Но нельзя и приучать монаха к такому поведению, потому что, конечно, это и приводит к утомлению, о котором вы говорите, и создает проблемы, а в итоге нет никакого продвижения вперед.
  8. иером. Даниил
    «Я, ваше Боголюбие, плохо учен грамоте, так что с трудом подписываю мое имя, а грамматике и вовсе не учился, однако же читаю не только по церковной, но и по гражданской печати борзо и так скоро, что книги по две или по три мог прочитывать и прочитывал в сутки. А память такую имею, от Господа мне данную, что, пожалуй, могу вам от доски до доски все наизусть прочитать — такую сильную память Господь Бог мне изволил пожаловать. Так я хотя и плохо учился грамоте, а грамматике и вовсе не учился, но знаю очень много и более многих ученых людей, потому что много тысяч книг содержу в свежей памяти, да и даром премудрости и рассуждения, свыше от Него подаваемого, Господь Бог после всех страданий, что я ради имени Его Святого в жизни моей претерпел, меня обильным благословить изволил. Я вашему Боголюбию скажу просто, почти наперечет, сколько и где я книг перечитал, чтобы вы и сами видеть могли, что я в Писании Церковном и светском силен таки довольно. В нашей саровской библиотеке, мню я, тысяч пять с половиною будет экземпляров, а в иных, как, например, в Ролленевой Истории, перевод Третьяковского тридцать томов. И я всю нашу библиотеку прочитал, так что даже и книгу о системах миров, и даже Алкаран Магометов, и другие подобные книги читал. В иных книгах, вот, например, у Третьяковского, тяжел язык, но я смысла добивался, мне хотелось все узнать, что на земле делается и что человеку Бог на веку своем узнать допустил, потому что подобает и ереси знать, да их не творить, и Сам Господь говорит в Библии: Егда умножится ведение, тогда откроются тайны; у господина Соловцева — две тысячи пятьсот книг русских, и их прочитал все до одной; у Аргамакова господина — тысячи полторы книг, и его библиотеку всю прочитал; у княжен Бибичевых — они благодетельствуют же Саровской пустыни — и их книги все прочитал; у братии и отцов святых нашей обители у кого тридцать, у кого семьдесят все брал на прочтение и все прочитал. Неудержимая, ваше Боголюбие, была у меня охота к чтению, и все эти книги прочитал, духовные и светские, и все хорошо обсудил, потому что я не столько читал, сколько рассуждал о прочитанном и все соображал, что и как получше бы для Богоугождения сделать. Ну, так вот я вам в подробности сказываю, что уже не знаю, кто еще на русском языке, по церковной и гражданской печати, так много читал. И это не велехвалясь говорю, а чтобы вы знали твердо, что я много на земле сущего знаю, а Бог и недоведомые тайны Свои сверх того открывает ...»
     
    Записки Николая Александровича Мотовилова, служки Божией Матери и преподобного Серафима
    Издательство: Отчий Дом, 2009 г., с. 244
     
    При всем моем негативном отношении к этой книге в целом, данное повествование считаю вполне правдоподобным, поскольку слышал о подобных примерах и в наши дни.
  9. иером. Даниил
    Мудрость книжная приобретается в благоприятное время досуга, и кто мало имеет своих занятий, может приобрести мудрость.
    Как может сделаться мудрым тот, кто правит плугом и хвалится бичом, гоняет волов и занят работами их и которого разговор только о молодых волах?
    Сердце его занято тем, чтобы проводить борозды, и забота его — о корме для телиц.
    Так и всякий плотник и зодчий, который проводит ночь, как день: кто занимается резьбою, того прилежание в том, чтобы оразнообразить форму;
    сердце свое он устремляет на то, чтобы изображение было похоже, и забота его — о том, чтоб окончить дело в совершенстве.
    Так и ковач, который сидит у наковальни и думает об изделии из железа: дым от огня изнуряет его тело, и с жаром от печи борется он;
    звук молота оглушает его слух, и глаза его устремлены на модель сосуда;
    сердце его устремлено на окончание дела, и попечение его — о том, чтобы отделать его в совершенстве.
    Так и горшечник, который сидит над своим делом и ногами своими вертит колесо,
    который постоянно в заботе о деле своем и у которого исчислена вся работа его:
    рукою своею он дает форму глине, а ногами умягчает ее жесткость;
    он устремляет сердце к тому, чтобы хорошо окончить сосуд, и забота его — о том, чтоб очистить печь.
    Все они надеются на свои руки, и каждый умудряется в своем деле;
    без них ни город не построится, ни жители не населятся и не будут жить в нем;
    и однако ж они в собрание не приглашаются, на судейском седалище не сидят и не рассуждают о судебных постановлениях, не произносят оправдания и осуждения и не занимаются притчами;
    но поддерживают быт житейский, и молитва их — об успехе художества их.
    Только тот, кто посвящает свою душу размышлению о законе Всевышнего, будет искать мудрости всех древних и упражняться в пророчествах:
    он будет замечать сказания мужей именитых и углубляться в тонкие обороты притчей;
    будет исследовать сокровенный смысл изречений и заниматься загадками притчей.
    Он будет проходить служение среди вельмож и являться пред правителем;
    будет путешествовать по земле чужих народов, ибо испытал доброе и злое между людьми.
    Сердце свое он направит к тому, чтобы с раннего утра обращаться к Господу, сотворившему его, и будет молиться пред Всевышним; откроет в молитве уста свои и будет молиться о грехах своих.
    Если Господу великому угодно будет, он исполнится духом разума,
    будет источать слова мудрости своей и в молитве прославлять Господа;
    благоуправит свою волю и ум и будет размышлять о тайнах Господа;
    он покажет мудрость своего учения и будет хвалиться законом завета Господня.
    Многие будут прославлять знание его, и он не будет забыт вовек;
    память о нем не погибнет, и имя его будет жить в роды родов.
    Народы будут прославлять его мудрость, и общество будет возвещать хвалу его;
    доколе будет жить, он приобретет большую славу, нежели тысячи; а когда почиет, увеличит ее.
     
    Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова гл. 38:24 - 39:14
  10. иером. Даниил
    Наблюдал ли ты за умом твоим? Изучал ли — какое его свойство? — У тебя ум не аналитический, который все разбирает по частям, анатомирует и после этой работы выводит свое заключение. Большая часть умов человеческих имеют свойства анализа, и по этому свойству способны хитрить, ловко устроивать дела свои, строить козни. Твой ум без работы видит, обнимает предметы. Этот ум — для духовного видения. — Вот еще что заметь в нем: он с свободою, наслаждением может пасть в прах пред величием Божества; но чтоб смириться пред ближним, ему нужен труд над собою. Почему? — Потому что он по естеству своему имеет презрение ко всему подлому, пошлому, мелочному, — не способен к изгибам и изворотам. Видя эти недостатки в ближнем, он презирает ближнего вместе с его недостатками. Ум твой, наставленный Евангелием, тогда смирится пред каждым ближним, когда увидит в каждом ближнем Христа. Все, крестившиеся во Христа, облечены во Христа. Чем бы и как бы они ни оскверняли себя, риза Христова, до Суда Христова, — на них. Необходимо признать себя хуже всех человеков: этого требует святое смирение. Апостол не просто сказал, что он — первый из грешников; был убежден в этом. И нам надо убедить себя: здесь предлежит работа и труд. Бог да дарует и мне и тебе совершить его. По причине ума твоего, по причине его отдельного устройства от большей части других умов, тебе придется понести, и вероятно, несешь уже, некоторые скорби. Редкий поймет ум твой. Видя его сметливость и бойкость, кто поймет, кто поверит, что он прост! Большая часть будут признавать тебя хитрым, с замыслами, подозревать тебя, придумывать на тебя и за тебя. Это неизбежно: аналитические умы не могут предположить даже существование ума без анализа, смотрящего просто и ясно. Видя силу ума, они приписывают ее высшей степени анализа — признают глубокую, утонченную, обдуманную хитрость в том, кто никогда не думает, глядит с проницательною простотою на все, подлежащее взорам человеческим… Извини ближних. Мы все немощны. Исполнение закона Христова и состоит в том, чтоб носить великодушно, любовно и смиренно тяготы друг друга.
     
    Из письма святителя Игнатия к брату, занимающемуся умной молитвой
  11. иером. Даниил
    Закупщик этого места, придя из Аравии, просил у игумена денег для закупки хлеба. Но на данный момент не было необходимого. Тогда он решил на следующий день послать или в Иерихон, или во Святый град, чтобы принесли. После же наступления вечерних сумерек пришла некая женщина, по виду нищенка, и говорит привратнику: «Сотвори любовь, позови игумена. Имею надобность встретиться с ним». Привратник, пойдя, сообщим игумену. Тот же сказал ему: «Иди, и если хочет наставления, дай ей, если же поесть, сделай ей. Ибо не имею времени из-за этих посетителей сейчас выйти». Привратник передал это женщине. Она же говорит: «Хочу непременно поговорить с ним, чтобы прежде рассвета пойти своей дорогой». Тот пошел снова и сказал игумену. Он же непреклонно сказал ему: «Я сказал тебе, брат, что не могу оставить дела и идти сейчас разговаривать с этой женщиной». Привратник сказал это женщине. Она говорит ему: «Что же, о богатых заботитесь, а о нищих небрежете? Через это справедливо имеете нехватку в деньгах. Однако возьми это благословение и дай ему». И подала ему кошелек в шестьдесят номисм. Тот же, побежав бегом, отдал игумену, передав слова женщины. Игумен же, приняв, сказал ему: «Ступай, позаботься о ней и извинись, а я оставлю этих и выйду к ней». Привратник, выйдя и обойдя все за воротами, не нашел ее. Обежал и все дороги, и не видел ее. Поскольку была эта Благословенная Владычица, направляющая их дела, ибо место это святое есть нищих и странных прибежище, а не богатым только пристанище.

    Житийные материалы, связанные с обителью Хозива
  12. иером. Даниил
    Если кто на дороге внезапно встретит убийство, изменяется в лице и ужасается в сердце; а мы, читая, что апостолы умерщвлены и пророки побиты камнями, думаем, что напрасно об этом говорится. И что я говорю о пророках и апостолах? Слышим, что Сам Бог Слово за грехи наши пригвожден к древу и умерщвлен, но смеемся, предаваясь рассеянию.
     

    * * *


     
    Итак, вникни умом своим в слова эти, да коснется слуха твоего сказанное Господом, если только веришь Ему; а Он сказал, что в день оный дадим ответ и о праздном слове (Мф.12:37). И этого слова Господа достаточно, если трезвен будет ум наш. А кто не разумеет написанного и не слушает читаемого, тот подобен трубе, которая принимает в себя воду и не чувствует, как вода протекает в ней.
     
    Прп. Ефрем Сирин
  13. иером. Даниил
    «В молодости своей еще юнкером, инженерным офицером, находясь часто в кругу современных литераторов и пользуясь особым расположением одного из них, Гнедича, Преосвященный Игнатий принял за правило и часто повторял совет Гнедича: чтоб сочинения, писанные до сорока лет, без всякого исключения считать решительно неоконченными, в том убеждении, что с этих только лет в авторе может быть признаваема достаточная зрелость ума, опыта и вкуса, а потому все, вышедшее из-под пера до сорока лет, следует не издавать печатно, а оставлять до упомянутого периода жизни, в который, пересмотрев сочинение, переправить оное и тогда произнести о нем свой суд или отдавать в печать, или уничтожить. Это правило, которого держался Преосвященный Игнатий, служит объяснением того, почему он, говоря о своих сочинениях, считает все, написанное им до сорока лет, как бы несуществующими, а те, которые написаны им в сорокалетнем возрасте, он признает незрелыми относительно настоящей духовной высоты его понимания».
     
    Из предисловия к письмам свт. Игнатия (Брянчанинова)
  14. иером. Даниил
    Верующая личность может быть в двояком отношении к своей церкви: истинном и номинальном. Быть православным – это значит жить в Церкви. Церковность для него принцип жизни, все сознание его церковно. Такой человек естественно отнесется к инославию отрицательно, т.к. для его церковного сознания ясна истинность его веры и его жизни, ясен путь спасения, реально молитвенное общение с братьями вне границ времени, неоспоримы действительность и преемство благодатной жизни во Христе. Инославие возбуждает в церковном сознании не отвлеченный познавательный интерес, а стремление быстро и верно найти его ошибку, т.к. двух истин быть не может. Однако невозможность метода отвлеченного сравнения отнюдь не отвергает объективного исследования. Движущей силой служит в таком случае стремление поделиться своим ведением истины с другими. Подобное отношение можно видеть у Отцов Церкви. Их полемические творения продиктованы пастырским попечением о спасении погибших чад. Решительное опровержение заблуждений делается ими во имя обращения к истине и спасения душ. Но при таком отрицании инославия, во имя истины, православный сын Церкви не станет враждовать с ним с фанатической ревностью и, тем более, преследовать его последователей. Фанатизм всегда бывает проявлением духовной ограниченности и, зачастую, слепой привязанности к своему привычному мнению без глубокой внутренней убежденности. Убежденный в своей правоте будет объективен к противнику. Объективность даст ему возможность беспристрастно, по евангельски, отнестись к положительному элементу в инославии, а потому глубже познать его и успешнее выполнить долг братской любви к ближнему и попечительности о его спасении ради полного единства Христовой Церкви.
     
    Противоположную картину представляет нам номинальная, внешняя принадлежность к Церкви. Она в свою очередь может иметь два вида отношений: консервативное и либеральное.
     
    Консервативное отношение к своей Церкви характеризуется верностью до упорства своему учению и дисциплинарным предписаниям. Для него церковное учение не живая истина, а внешний авторитет, утвержденный в соответствующих инстанциях. Но такой внешний авторитет не дает внутренней живой уверенности и непоколебимых личных убеждений. В таком сознании возникает боязнь новизны, всякое незнакомое мнение воспринимается, как отступление от раз принятого направления, как враждебная сила. Тем более враждебно будет воспринято инославие. Полемика будет вестись не столько во имя истины, сколько во имя сохранения для себя своего привычного обычая и учения. Полемика может иметь блестящую форму, но не иметь положительного содержания. Примером можно привести образцы схоластического богословия католиков-полемистов, для которых Церковь – именно внешний авторитет. Таковы же позднейшие, утратившие остроту борьбы за самосохранение, споры русских и многих других раскольников, для которых была ясна только верность раз принятому «древлеотеческому благочестию».
     
    Либеральное церковное сознание воспринимает церковное вероучение и весь строй церковной жизни так же, как официальную норму поведения без внутреннего жизненного постижения ее. Безразличие к своему вероучению порождает неуверенность в его истинности и, вообще, религиозный индифферентизм. Вероисповедная полемика ему чужда и цель ее непонятна. В практической жизни при встрече с полемикой у него возникает визионерское желание прекратить разделение в Церкви, происходящее якобы из-за косности, из-за фанатизма противников готовых спорить о том, что по существу не имеет никакого значения.
     
    Вполне понятно, что ни одно из двух последних направлений не может создать правильного метода богословской науки, фанатизм и индифферентизм плохие судьи. Их не могло быть у св. отцов и не может быть у православных богословов, продолжающих отеческую традицию. Убежденный в истине своей церкви не боится противника, как не боится поражения той истины, исповедником которой он является, ибо терпит поражение не вечно живая истина, а неспособный апологет ее. Ему нет нужды прибегать и к пристрастной оценке и фальсификации, он имеет мужество и честность добросовестно изложить все сильные и слабые стороны как своего вероисповедания, так и инославного, в котором он ищет не только ошибку, но и средства для ее преодоления.
     
     
    Из конспекта МДА по разбору западных исповеданий за 1965 год.
  15. иером. Даниил
    Меня можно легко обвинить в непоследовательности, если сравнить мой вчерашний пост с нынешним. И пусть. Самое главное - в другом. Знаете какие у меня возникли мысли после просмотра последнего выпуска нтв-шного "Честного понедельника"? Точно такие же мысли у меня были в тот момент, когда наш владыка взял меня, сопливого новорукоположенного диакона, на Архиерейский собор в 2004 году.
     
    Эта поездка пришлась на очень тяжелый момент в моей жизни, когда мне всюду мерещились апостасия, антиглобализм, масоны и прочие страсти... Некоторые люди мне пытались внушить, что Церковь возглавляют враждебные силы, которые мешают простым верующим бороться со злом.
     
    И не зря меня мой архиерей взял в ту поездку. Моя жизнь после этого можно сказать разделилась на "до" и "после". Я понял одну очень простую, и вместе с тем, очень важную вещь: в Церкви - все на своем месте. Архиереи поднимали, тревожащие церковный народ вопросы, об ИНН и прочих процессах глобализации. Тогда будто пелена спала с глаз - до меня дошло, что Церковь это не только "ревнители чистоты веры" - это огромный живой организм, который болеет, но стремится к здоровью. Тогда я реально почувствовал себя частью одной большой семьи, которая пытается решать возникшие проблемы.
     
    И после просмотра очередной передачи с отцом Всеволодом Чаплиным я понял ту же самую вещь. Этот священник находится на своем месте и служит Господу своим участием в подобных ток-шоу. Знаю, что в церковной ограде множество противников "шумной" миссии. Но если в медиапространстве не будет таких как батюшка Всеволод и его сподвижники, то на экранах и в радиодинамиках будут звучать голоса людей, озлобленных на Христа. Ведь то, что делает председатель Синодального отдела по связи с обществом - в своем роде является исповедничеством. Под злобный хохот невзоровых, никоновых (и имя им легион) невольно приходят на ум слова Христа: "Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел." [Ин.15:18]
     


     
    Помогай вам Господь отец Всеволод! Только позвольте вас иногда критиковать )))
     
    Из ЖЖ diak_svyatoslav
  16. иером. Даниил
    Беседовали с одним знакомым отцом со Святой Горы о послушании и он предложил интересное наблюдение, основываясь на своём опыте жизнии на Горе:
     
    Греки народ более рациональный, чем русские. Грек довольно легко оказывает послушание, но его послушание чаще всего не проникает внутрь, оно часто внешнее. Он будто-бы останавливается перед некоторой чертой и не идёт дальше. Потому и учат многие афонские старцы, прежде всего старец Ефрем Филофейский, Ефрем Катунакский и другие об абсолютном послушании, о том, что послушание должно быть не только внешним, но и внутренним и т.д.
     
    Русские же больше живут сердцем. Русскому трудно заставить оказывать послушание, но если он это начинает это делать, то до конца, до самого дна, часто переходя грань разумного, отключая всякое критическое мышление.
    Поэтому русскому постоянно приходиться говорить о том, что послушание не есть безволие или безмыслие, что послушание не должно отключать голову и т.д.
     
    Мне кажется, что тут есть над чем подумать.
     
    Из ЖЖ m_kleopas
  17. иером. Даниил
    Это прощение грехов, прощение истинное и несомненное, имеет четыре признака. Каждый последующий выше предыдущего.
     
    а) первым признаком является то, чтобы человек от всего сердца ненавидел грех при одном лишь воспоминании о нем от страха, чтобы не случилось ему еще раз впасть в него. При этом человек не наслаждается им и не склоняется к нему. 
    б) выше этого то, чтобы человек бесстрастно вспоминал о своих грехах, то есть без услаждения, скорби или ненависти.
     
    в) еще выше то, чтобы, вспоминая о своих грехах, он радовался и славил Бога за то множество добродетелей, которое он стяжал по причине своих грехов, стяжал при помощи благодати Божией и покаяния.
     
    г) признаком, который выше всех прочих, является то, когда человек исторгнет совершенно из своего сердца страстные помыслы греха, и столь крепко забудет о них, что они уже и не приступают к нему.
     
    О первом признаке нам говорит Великий Василий. Когда его спросили, как узнать душе, что Бог простил ей грехи, он ответил, что узнает об этом, «если кающийся усмотрит себя в расположении сказавшего: неправду возненавидех и омерзих» (Правила, кратко изложенныя в вопросах и ответах; ответ 12). Спрошенный о том же самом, авва Исаак ответил, что тогда узнает кто-либо, что получил прощение грехов, «когда восчувствует в душе своей, что совершенно и от сердца возненавидел их» (Слово 84).
     
    О втором признаке нас уверяет Никита Ираклийский, Серрон. Он сделал схолию на сказанное Григорием Богословом из слова на Пасху: «Если как Фома не будешь вместе с собранными учениками... уверься язвами гвоздинными». На это он говорит: «Если не ими, то памятью о прежних грехах, памятью, запечатлившейся в уме бесстрастно, уверься (что воскресло в тебе слово добродетели). Бесстрастным же воспоминанием является отпечаток бывшего, без сладости и скорби, отпечаток, не имеющий ноющих от боли ран по причине пришедшего бесстрастия, как будто человек и не имел страстей. Как Фома, иному ничему не верь. Потому что воспоминания о грехах – это раны, а сами грехи – это гвозди, пронзающие падающих. Итак, когда сможешь вспомнить о них бесстрастно, тогда поверь, что воскресло в тебе это слово».
     
    Третий признак мы находим в Лавсаике, в житии Макария Юнейшего. Он, быв спрошен как-то раз о том, скорбит ли он, когда вспоминает невольное убийство, сделанное им в юности, ответил, что не скорбит, а даже радуется, не по причине самого греха убийства, но потому что убийство стало причиной покаяния и стяжания столь великого множества добродетелей. Он сказал, что прославляет и благодарит благость Божию, потому что она и злое по природе часто превращает и делает причиной блага. Так благость Божия превратила убийство, соделанное Моисеем в Египте, и сделало его причиной блага. Моисей, ушедший по причине убийства в пустыню, удостоился стать Богозрителем. Поэтому и сказал Апостол: «любящим Бога все содействует ко благу» (Рим. 8, 28). Истолковывая это, священный Августин сказал, что любящим Бога часто в добродетели содействуют даже зло и грехи: «Написанные же в книге жизни не могут погибнуть. Им все содействует ко благу, даже сами грехи. Когда падут, они не проклинаются» (Молитва 28).
     
    О четвертом признаке нам рассказывает святой Феодор Эдесский. Он в 11 главе говорит: «Воспоминание о страстных делах, сотворенных нами, мучают душу. Когда же в сердце изгладятся совершенно страстные воспоминания и уже не будут приражаться ему, то это – знамение прощения прежних грехов» (Добротолюбие). Почти тоже самое говорит и преподобный Максим: «Лжепророки – это помыслы, умаляющие прегрешения и предрекающие их прощение. Помыслы эти – хищные волки в овечьих одеждах, которых мы познаем по плодам. Ибо доколе ум наш подвержен досаждению грехов, мы еще не сподобились прощения их, и не сотворили достойных плодов покаяния, потому что плодом покаяния является бесстрастие души. Бесстрастие же есть изглаждение греха. Не имея же совершенного бесстрастия, но иногда обуреваемые страстями, а иногда – нет, не будем терпеть помыслов, прорекающих нам прощение» (На Евангелиста Матфея, глава 7).
     
    Видишь, брате, как приобретается истинное покаяние? Видишь каким трудом, потом и кровью заслуживается истинное прощение грехов? Как же ты говоришь: «Согрешу, а потом поисповедаюсь и покаюсь», - как будто истинное покаяние – легкое дело? Посему отныне и впредь смотри, ради любви Божией, когда диавол будет побуждать тебя к тому, чтобы низвергнуться в какой-либо грех, ты не облегчай себя это низвержение и не говори: «Я поисповедуюсь, я покаюсь». Утверди в своей душе недвижимую крепость и скажи: «Кто знает, хорошо ли я поисповедуюсь? Кто знает, этот грех, о котором я думаю, не последний ли мой грех, который Бог не станет терпеть, чтобы меня простить, но пресечет нить своего терпения и попустит мне впасть в гибель? Кто знает, даст ли мне Бог дар истинного покаяния, которого Он не дал подобным мне грешникам, горящим теперь в аду? Кто знает, благодаря своему навыку бесстрашия пред Богом не предам ли я себя понемногу греховной жизни и последнему отчаянию?». «Сердце разумиваго уразумеет притчу» (Сирах 3, 29). И ты, возлюбленный, если разумен и мудр сердцем, не предавай дело своего спасения столь явной опасности. Не уповай на бесплодную исповедь и ложное покаяние. Имея возможность повесить надежду своего спасения на крепкий канат, не вешай ее на гнилую нить. Если она порвется, ты погрузишься в море безграничного и вечного огня. Крепкий канат – это воздержание от греховного дела, сражение за то, чтобы при помощи действенной боли искоренить в своем сердце злые наклонности, стяжать истинное покаяние и прощение своих грехов при помощи дел добродетели и исполнения заповедей Божиих. Потому что не воздерживаться от грехов – это все равно, что глотать зло, не прожевывая. Этим человек показывает, что он совершенно безумен подобно тому человеку, который сознательно совершает огромное зло, предполагая для самого себя то, что состоит лишь в руке Божией, то есть предполагает время для покаяния и помощи Божией в том, чтобы истинно покаяться. Как будто Бог – друг грешников, а не самый большой и страшный их Враг, могущий отомстить им, как будто Он не Тот, Кто безмерно ненавидит любое зло.
  18. иером. Даниил
    Признаюсь честно - не люблю и не понимаю канты. И чем красивее и лучше их исполнение, тем еще сильнее их не люблю и еще больше не понимаю. Лично меня всегда страшила та возможная подмена, когда чисто душевные состояния и нервные переживания могут по ошибке приниматься за ощущения духовные.
    Помню еще до монастыря тронули сердце два этих канта в исполнении хора Почаевской лавры. Вчера случайно опять наткнулся на них, и к моему удивлению, опять тронули.
     

    http://dl.dropbox.com/u/10296212/forum/56%29%28www.muzico.ru%29.mp3

    http://dl.dropbox.com/u/10296212/forum/34%29%28www.muzico.ru%29.mp3
     
    Как видно, в каждом правиле есть исключения.
  19. иером. Даниил
    "... Ходи ты теперь в сем настроении, под влиянием цер­ковных порядков,—что получишь? Получишь то, что дух благоговеинства проникнет всего тебя и вселится в тебя. А отсюда что выйдет? — Вый­дет то, что ты никакой многости в церковном замечать не станешь; ибо дух благоговеинства, пребывая в тебе неотходно, все объединять будет, и у тебя во внимании будет не многое, а одно. Выйдет также, что ты ни в каком последовании церковном не будешь замечать длительности; потому что никакое последование церковное не может быть столько длительно, чтоб сравниться в сем отношении с духом благоговеинства, или превысить его, когда он неотходен и непрерывно действен. Выйдет еще и то, что ты не будешь замечать связи себя церковною законностию, ибо тогда у тебя все будет идти извнутрь, из серд­ца,— и ты будешь сам себе закон, или ста­нешь таким лицом, которому закон не лежит. — Припомни теперь укор нам: вы облепили себя церковною внешностию (разумеется — законнос­тию),— и смотри, есть ли какая от этого беда. Внешнее тут только внешняя оболочка неизбеж­ная, а что составляет существо действования, то все внутренно, духовно, все идет пред лицем Бога, в глубине сердца. Ходящий в сем внешнем, ходит внутренно, оживляет и укрепляет дух и живет духом.

    После этого, сам видишь, что если иногда в совершающем церковные последования и в уча­ствующих в них церковность обращается в одну форму, то вина тому не в церковных порядках, а в нас. Это наша оплошность, а не неизбежная принадлежность церковности. Таковы мы, что са­мые назидательные и возбудительные порядки своим невниманием обращаем в бездейственные формы. То, что вчера так благотворно действова­ло на нас, ныне уже действует слабее, через день будет еще слабее действовать,— и так далее, пока действие сие не дойдет до нуля. И останет­ся тогда одна форма. Так бывает и с церковностию, — так и она обращается в форму, не будучи сама в себе одною формою. Это, однако ж, подает повод отступникам и некоторым сочувствующим им умникам кричать: формализм! формализм!
    Бестолковый крик! Церковность сама в себе не есть одна форма, и в исполнителях ее, не во всех она обращается в форму. Что же кричать-то? — Ведь нельзя же, потому одному, что иные внешнюю церковность по своей оплошности об­ращают в безжизненную форму, отменить ее? Ибо без нее нам быть нельзя. Не следует и изме­нять ее или заменять новою; ибо, какие порядки ни введи вместо их, мы и их обратим в одну форму. А что следует? Следует поставить нам самим себе законом — так пользоваться церковностию, чтобы она не обращалась у нас в форму: ибо сама по себе она не есть одна форма, — и в исполнителях не во всех бывает такою. Вместо затевания об изменениях и отменах пусть всякий позаботится стать в ряд разумных исполнителей, и делу конец. И для этого не многое требуется. Что искренняя ревность о богоугождении требу­ется, об этом и говорить нечего: ибо она корень всей благочестной жизни. К ней надобно придать только нехитрый и несложный прием: всякий раз приступать к церковному действованию, как в первый раз, совсем забывая,— или цены никакой тому не давая,— что совершали то когда-либо, или совершали несколько раз,— то есть присту­пать с тем же вниманием и благоговеинством, каким обыкновенно полна бывает душа, в первый раз приступая к священному делу. Такое прави­ло дают святые отцы. И оно оправдывается по­всюдными опытами. Спроси у благоговейников,— и они подтвердят тебе это. Спроси у тех, кои ниспадали в формализм и опять поднялись из него и востекли к живому духу благоговеинства, — и они то же скажут.

    Спросить только можно: чего ради и после того, как развивается уже духовная жизнь, не бросают законности церковной? — Ответим глав­ное: того ради, что духовная жизнь всегда требу­ет оживления; церковная же наша законность вся преисполнена духовными стихиями; потому ходящий в ней всегда вдыхает в себя духов­ное — оживляющее. Как дыхание телесное осве­жает и оживляет весь организм, так и хождение в церковных порядках освежает и оживляет весь состав духовной жизни. Как кровоточивая, кос­нувшись края ризы Господа, привлекла целитель­ную себе от Него силу, так всякий, деющий. что-либо церковное или участвующий в том, прием­лет приток духовных стихий в оживление своего духа. Внешний чин Церкви есть риза Господа, самая же Церковь — тело Его.

    Спросить еще иной может: если Церковь властна переменять свое внешнее, то чего ради не переменяет? Того ради, что ей дано переменять не потому только, что она властна это делать, или не для того только, чтоб дать упражнение сей власти своей; но в таком случае, если какое-либо действие, уставом ее определяемое, перестало быть потребным, перестало назидать и питать дух.— И это не по капризу некиих лиц — модников, но удостоверившись, что действительно так есть и что перемена или отмена всеми желательна в видах польз духовных, а не каких-либо удобств внешних. Если же в Церкви все назидательно, требуется и удовлетворяет потребности, а не из­лишество составляет, то для чего отменять или переменять? Она и не отменяет и не переменяет.

    Из всего сказанного выходит: так, стало быть, не шевелись и не затевай новизн, а живи как все жили и теперь живут по-церковному, усердно исполняя все уставы Церкви. Так делая, несом­ненно Богу угодишь и спасешься. А модничать станешь,— Бога прогневишь и душу свою сгу­бишь".

    Свт. Феофан Затворник "Письма о разных предметах веры и жизни"
  20. иером. Даниил
    Позволяю себе послать к Вам вновь вышедшую книгу «Житие и писания Молдавского Старца Паисия Величковского», того благочестивого и духовно просвещенного мужа, которому чада православной Церкви обязаны за перевод с греческого на славянский язык Добротолюбия, Исаака Сирского и других Отцов. В вновь вышедшей книжке, которую я давно знаю в рукописях, с особенною ясностию изложено учение, весьма приличествующее нашему времени — учение о Иисусовой молитве, о которой ныне по большей части имеют самое темное, сбивчивое понятие.
    «Иные», считающие себя за одаренных духовным рассуждением и почитаемые многими за таковых, «боятся» этой молитвы, как какой заразы, приводя в причину «прелесть» — будто бы непременную спутницу упражнения Иисусовою молитвою, — сами удаляются от нее и других учат удаляться. Изобретатель такового учения, по мнению моему, — диавол, которому ненавистно Имя Господа Иисуса Христа, как сокрушающее всю его силу; он трепещет этого всесильного Имени и потому оклеветал Его пред многими христианами, чтоб они отвергли оружие пламенное, страшное для их врага, — спасительное для них самих.
    Другие, занимаясь Иисусовой молитвой, хотят немедленно ощутить ее духовное действие, хотят наслаждаться ею, не поняв, что наслаждению, которое подает один Бог, должно предшествовать истинное покаяние. Надо поплакать долго и горько прежде, нежели явится в душе духовное действие, которое — благодать, которое, — повторяю, подает един Бог в известное Ему время. Надо прежде доказать верность свою Богу постоянством и терпением в молитвенном подвиге, усмотрением и отсечением всех страстей в самых мелочных действиях и отраслях их.
    Представляемая мною «книга» показывает непрелестный образ упражнения Иисусовою молитвою, состоящий в тихом произношении ее устами или и умом, непременно при «внимании» и с чувством «покаяния». — Диавол не терпит вони покаяния; от той души, которая издает из себя эту воню, он бежит прочь с прелестями своими. Проходимая таким образом Иисусова молитва — превосходное оружие против всех страстей, превосходное занятие для ума во время рукоделия, путешествия и в других случаях, когда нельзя заняться чтением и псалмопением. Таковое упражнение молитвою Иисусовою приличествует всем вообще христианам, как жительствующим в монастырях, так и жительствующим посреди мира.
    Стремление же к открытию «сердечного духовного действия» приличествует наиболее, почти единственно инокам, — и то познавшим подробно борение со страстями, при удобствах, доставляемых местом и прочими обстоятельствами. — Если же «кто бы то ни был», движимый, по выражению святаго Иоанна Лествичника, гордостным усердием, ищет получить преждевременно сладость духовную, или сердечное молитвенное действие, или какое другое духовное дарование, приличествующее естеству обновленному; тот неминуемо впадет в прелесть, каким бы образом молитвы он ни занимался, псалмопением ли или Иисусовою молитвою. Это привелось видеть и на опыте. Упоминаемый в житии Пахомия Великого прельщенный старец, стоя по действию прелести на раскаленных углях босыми ногами, произносил молитву Господню «Отче наш». Причина прелести — не молитвословие, не псалмы, не каноны и акафисты, не молитва Иисусова, — нет! Сохрани Боже всякого от такового богохульства! Гордость и ложь — вот причины прелести! — Гордость и ложь, которых виновник — диавол. А он, чтоб свалить с себя вину, дерзостно и богохульно оклеветал Иисусову молитву, сам же встал в стороне, как ни в чем не повинный. Ныне многие хлопочут, остерегаются и других остерегают от молитвы Иисусовой, утверждая, что должно от нее удаляться, как от причиняющей прелесть; а о диаволе, настоящем виновнике прелести, ни слова — совсем забыли. Ах! какая явная хитрость диавола! как он прячется искусно!
    Очень огорчает меня, что ныне так утерян людьми истинный духовный разум, а разные ложные, вполне ложные мысли, получили такую силу!
    Книга Паисия имеет значительные недостатки в литературном отношении. Что до того? Часто смиренные пустынники, выходя из пустынь своих, лишь прикрытые рубищем, словом скудным и нескладным возвещали христианскому миру святую и спасительную Истину; напротив того, сколько видим книг, убранных звучными словами, блестящими мыслями, в стройном систематическом порядке, — а они заключают в себе яд, убивающий души.
     
    Из письем свт. Игнатия (Брянчанинова)
  21. иером. Даниил
    В промежуток времени между утреней и обедней юная подвижница любила читать Евангелие, которое было для нее не только руководством, но и отрадой и успокоением во время всей жизни. Уже в глубокой старости, обремененная многими заботами по управлению обители, матушка игумения выражалась так: "Некоторые любят читать акафисты, каноны, я же больше всего люблю Евангелие. При чтении Евангелия какое-то особенное познание открывается душе. Евангелие ведь это Сам Христос. И если случится смутиться душою, если внешние дела и заботы отяготят меня, я спешу, как выпадает свободная минута, раскрыть Евангелие и прочесть хоть слово какое... Сейчас же почувствуешь облегчение, успокоение души, точно омоешь в нем душу от всего, чем она отяготилась!"
     
    Из жизнеописания игумении Арсении (Себряковой)
  22. иером. Даниил
    6 мая 2011 г.
    Климик И.
    Портал «Богослов.Ru» публикует доклад, представленный на семинаре кафедры Богословия МДА по проблемам биоэтики, прошедшем 7 февраля 2011 года под руководством заслуженного профессора М.С. Иванова. Когда и каким образом происходит «одушевление» зарождающегося плода? Появляется ли душа до возникновения тела? Сотворяется ли она из ничего или рождается от душ родителей? В материале рассмотрены свидетельства святых отцов и церковных писателей относительно этих вопросов.
     
    Одним из ключевых мировоззренческих вопросов при этической оценке различных манипуляций с человеческими зародышами в современной биомедицине является вопрос о том, когда и каким образом происходит «одушевление» зарождающегося плода и когда человеческий плод уже необходимо считать человеком. Для разрешения его мы обратимся к свидетельству Священного Предания Церкви, выраженного в творениях святых отцов и церковных писателей. Причём при нашем цитировании их для лучшего уяснения смысла и контекста мысли автора нередко сами приводимые фрагменты будут довольно обширными.
     
    В «Православном догматическом богословии» протоиерей Н. Малиновский пишет: «Образ происхождения человеческих душ составляет тайну, относительно которой возможны лишь только гадания или предположения. В Откровении об этом не находится прямого и ясного учения, а имеющиеся в нём указания не настолько ясны, чтобы определённо разрешали вопрос. Поэтому ещё в христианской древности по вопросу о происхождении душ высказано было несколько мнений, разделяемых и ныне. Таковы: а) мнение о предсуществовании душ, б) мнение о творении душ и в) мнение о рождении душ от душ родителей»[1]. Последнее мнение из перечисленных ещё называют традуционизмом или генерационизмом. Второе мнение из перечисленных называют креационизмом, подразумевая под ним творение душ «из ничего». Каждое из указанных мнений имеет свои разновидности, на что указывал ещё свт. Григорий Нисский († ок.395)[2], потому данное деление мнений следует считать условным.
     
    1. Святые отцы и церковные писатели о происхождении души
     
    Церковный писатель V в. Немесий Эмесский, указывая на слова Писания: почил (Бог) в день седьмой от всех дел своих (Быт. 2: 2-3), вслед за Оригеном († 254) делает вывод, что «души теперь не происходят»[3], т.е. что они предсуществуют, и что слова Писания: Отец Мой доныне делает (Ин. 5: 17) «сказаны не о творении, а о Промышлении» Божием[4]. Объясняя, чт? он подразумевает в данном случае под действием Промышления Божия, Немесий отвергает теорию традуционизма: «Дело Промышления – через взаимное рождение сохранять бытие тленных (разрушимых) тварей <…>, а самое достойное дело творения – создавать из ничего. Итак, если души происходят через взаимное рождение, т.е., действием Промысла, то они разрушимы, как и все остальное, что происходит через преемство рода»[5]. Таким образом, для отвержения традуционизма Немесий использует аргумент, что всё, что рождается, обязательно должно быть смертным[6]. Отвергая же традуционизм, он становится на позиции Оригена, утверждавшего предсуществование душ. Таковое мнение несколько позднее, вместе с другими заблуждениями Оригена, было осуждено на V Вселенском Соборе. Учебники догматики приводят определение этого Собора: «Церковь, последуя божественным словам, утверждает, что душа творится вместе с телом, а не так, чтобы одна творилась прежде, а другое после, по лжеучению Оригена»[7].
     
    Об образе происхождения душ задумывались практически все святые отцы. Так, свт. Григорий Богослов († 389) в следующих словах высказывает традуционистский взгляд на происхождение души: «…тело берется от плоти, душа же примешивается недоведомым образом, привходя извне в перстный состав, как знает сие Соединивший, Который и в начале вдохнул ее и сопряг образ Свой с землей. А иной, пришедши на помощь моей песни, смело и следуя многим, присовокупит и следующее рассуждение. Как тело, первоначально растворенное в нас из персти, соделалось впоследствии потоком человеческих тел и от первозданного корня не прекращается, в одном человеке заключая других, так и душа, вдохнутая Богом, с сего времени сопривходит в образуемый состав человека, рождаясь вновь, из первоначального семени уделяемая многим и в смертных членах всегда сохраняя постоянный образ»[8]. И в другом месте: «Сперва заключался я в теле отца, потом приняла меня матерь, но как нечто общее обоим; а потом стал я какая-то сомнительная плоть, что-то не похожее на человека, срамное, не имеющее вида, не обладающее ни словом, ни разумом; и материнская утроба служила мне гробом»[9]. Приведенные слова святителя становятся объяснимыми, если творческое повеление плодитесь и размножайтесь (Быт. 1: 28) понимать действующим и поныне (и поныне производящим души), как хорошо объясняет свт. Филарет Московский († 1867): «Един Бог есть Основатель всякой твари; и в Нем Едином её глубочайшее основание. Всякая вещь стоит на том, на чем поставлена в начале. Посмотри в дальнозрительное стекло духа пророческого, и увидишь. Сказал Бог: да будет свет. И стал свет (Быт. 1: 3). Тоже и для каждой последующей твари. И так сказал Бог: да будет – вот коренное начало всех вещей! Сила Божия, слово Божие – вот глубочайшее основание их бытия и благобытия! Ибо не должно воображать слово Божие подобным произносимому слову человеческому, которое, вышед из уст, тотчас прекращается и в воздухе исчезает. В Боге нет ничего прекращаемого, ничего исчезающего: слово Его исходит, но не преходит: слово Господне пребывает вовек (1 Пет. 1: 25). Творческое слово есть как адамантовый мост, на котором поставлены и стоят твари под бездной Божией бесконечности, над бездной собственного ничтожества»[10]. Следовательно, даже если Священное Писание и говорит, что Бог образует дух человека внутри него (Зах. 12: 1), что Он создал сердца всех человек (Пс. 32: 15), что по смерти дух человека возвратится к Богу, Который дал его(Еккл. 12: 7) и что Он даёт дыхание людям и дух ходящим по земле (Ис. 42: 5), однако творение это следует понимать в силу единожды сказанного творческого слова. Точно так же становится понятным, каким образом следующие слова свт. Григория Богослова не противоречат его словам, приведенным выше: «Человек бывает отцом не целого человека, как говорят это, но только плоти и крови – того, что есть в человеке гибнущего; душа же – дыхание Вседержителя Бога, приходя совне, образует персть, как знает сие Соединивший их, Который вдохнул душу первоначально и сочетал образ Свой с землей. Подтверждением слов моих служит собственная любовь твоя, которая неполна, потому что ты любишь в детях не душу, а одно тело; сокрушаешься, когда тело изнемогает, и радуешься, когда оно цветет. Отец и досточтимая матерь больше болезнуют сердцем о неважных телесных недостатках в детях, чем о важных пороках и великих недостатках душевных. Ибо телу они родители, а душе – нет. Если и я называю тебя матерью, то это относится к худшей части»[11].
     
    Идея о том, что души творятся «постепенно, по мере образования телесных организмов»[12], встречается у подавляющего большинства святых отцов. При этом, как заметил ещё блж. Августин († 430), если отвергнуть совершенно традуционизм, то в таком случае непонятно, каким образом первородный грех передаётся от Адама его потомкам[13]. Аналогичную оговорку делает и свт. Лев Великий († 461), когда говорит, что кафолическая вера «исповедует, что каждый человек по своему телу и душе образуется и одушевляется в матерней утробе Творцом всяческих, так, впрочем, что остаётся зараза греха и смерти, переходящая от прародителя на потомство»[14]. Таким образом, мы приходим к двойному противоречию, на которое указывал ещё свт. Григорий Двоеслов († 604): «Если душа рождается от субстанции Адама, то почему же она и не умирает вместе с плотью? А если вместе с плотью не рождается, то почему она в этой заимствованной от Адама плоти и подчинена грехам?»[15] Как видим, на первое указанное святителем противоречие указывают все те, кто желает опровергнуть традуционизм (Ориген, Немесий Эмесский и др.), а на второе – все те, кто не соглашается с креационизмом, т.е. мнением, что новые души творятся Богом «из ничего». Однако обратимся ещё к некоторым свидетельствам святых отцов и церковных писателей, чтобы учесть дополнительные смысловые оттенки, прежде чем станем делать выводы.
     
    Блж. Иероним Стридонский († 420), указывая на приведенные выше слова Священного Писания в пользу креационизма (Ин. 5: 17; Зах. 12: 1; Пс. 32: 15) и отбрасывая мнение о предсуществовании и традуционизм, говорит, что «Бог постоянно творит души»[16]. При этом блж. Иероним, как и блж. Августин[17], отвергает укор приверженцев строгого традуционизма креационистам в том, что, если Бог творит души во время зачатия, то это в случае прелюбодеяния или кровосмешения недостойно Бога: «…рождение от прелюбодеяния – вина не того, кто родится, но того, кто рождает»[18]. Немесий Эмесский, указывая на подобный довод традуциониста Аполлинария Лаодикийского († ок.390), приблизительно так же отвергает его[19].
     
    Интересно также отметить, что такой традуционист, как Тертуллиан († 220/240), придерживался традуционизма совсем не по той причине, что творение душ в случае прелюбодеяний недостойно Бога. Он указывает, что в таком случае виновны преступники, а не Бог: «Природу нужно почитать, а не стыдиться. Совокупление позорится похотью, а не обстоятельствами, при которых оно совершается. Непристойно отклонение, а не нормальное состояние, поскольку последнее благословлено Богом: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1: 28), уклонение же проклято, – прелюбодеяния, разврат и публичные дома»[20]. Традуционизм Тертуллиана вытекает из его несколько вещественного представления о душе и его концепции душевного семени: «Душа – из дуновения Бога. <…> Так как при сотворении два различных и разделённых начала, ил и дуновение, образовали одного человека, две соединённые в одно сущности своё семя также смешали и передали затем эту форму человеческому роду для его продолжения, чтобы и теперь два начала, пусть различных, однако также соединённых вместе изливались и <…> вместе из обеих сущностей производили человека, в котором, в свою очередь, будет его семя по роду его (ср. Быт. 1: 11-12), как предназначено всему, что порождает. Итак, из одного человека происходит всё это изобилие душ, поскольку природа выполняет, надо думать, Божие предписание: Плодитесь и размножайтесь (Быт. 1: 28). Ведь и в самом вступлении к одному из дел: сотворим человека (Быт. 1: 26) были предсказаны все потомки употреблением множественного числа: и да владычествуют они над рыбами морскими (Быт. 1: 26). В этом нет ничего удивительного: в семени – залог будущих посевов»[21]. Уподобление Тертуллианом способа образования душ тому способу, которым появляются новые организмы, встретило резкое неприятие со стороны святых отцов и других церковных писателей. В таком уподоблении они усматривали примесь материалистического учения еретиков-люцифериан, полагавших, что душа происходит от того же семени родителей, от которого происходит и тело[22]. Относительно же времени появления души в человеке учение Тертуллиана православно: «Мы признаём, что жизнь начинается с момента зачатия, так как утверждаем, что душа существует с момента зачатия; ведь жизнь появляется с того момента, с какого появляется душа. Следовательно, одновременно соединяется для возникновения жизни то, что одновременно разъединяется, чтоб вызвать смерть»[23].
     
    Желание дистанцироваться от крайностей Тертуллиана мы видим не только у блж. Иеронима и блж. Августина. Более близкий по времени к Тертуллиану Лактанций († ок.325) также всячески старался опровергнуть его традуционизм. Однако при этом сам не избежал ошибок. Так он писал: «Можно рассмотреть, рождается ли душа от отца, или, скорее, от матери, или же от того и другого родителя. Своим рассуждением я лишу этот вопрос туманности. Ни одна из этих трёх [догадок] не является верной, так как души не рождаются ни от обоих родителей, ни от одного из них. Ибо тело может рождаться от тел, когда нечто соединяется из двоих тел, душа же не может [родиться из соединения двух душ], так как от тонкого и неуловимого ничего не может отделиться. Рождение душ подвластно одному только Богу. <…> От смертных не может родиться ничего, кроме смертного. И не должен считаться отцом тот, кто совершенно не чувствует, что он вдохнул или перелил из своей [души] душу [ребёнку], и если бы даже чувствовал, то не имеет представления когда или каким образом это случилось. Из этого явствует, что душа даётся не от родителей, но от одного и общего для всех Отца, Который единственно знает закон и причину рождения, ибо только Он и созидает. В самом деле, земной родитель не может ничего, кроме как под влиянием страсти наслаждения излить или принять в себя влагу тела, содержащую материю рождения, и больше ничего. А потому они молят, чтобы у них родились дети, поскольку не сами рождают. Всё остальное зависит уже от Бога, а именно: зачатие, формирование плода, вдохновение души, благополучные роды и всё, что служит сохранению человека»[24]. Как видим, первый аргумент Лактанция против традуционизма основывается на утверждении о простоте и неделимости души. Его будет позже (в V в.) приводить и Немесий Эмесский[25]. Однако этот аргумент вступает в противоречие со святоотеческой концепцией тела до грехопадения и после воскресения. Ведь такое тело, будучи сложным и делимым (Ева, например, взята из ребра Адама), совсем не предназначено для тления. Следовательно, оно пример существа сложного и делимого, но при этом чуждого тления. И поэтому предположение традуционизма, вступив в логическое противоречие с простотой души, само по себе не приводит ещё к выводу о разрушимости или тленности субстанции души. Более того, указанное противоречие с простотой души может быть снято «смягчением» строгого традуционизма, т.е. признанием особенного божественного действия при зачатии нового человека – такого действия, которое и творит новую душу из душ родителей. На спорность понимания Лактанцием простоты души указывают также следующие слова блж. Августина: «Природа же духовная, как, например, душа, в сравнении с телом более проста; но если не сравнивать её с телом, то она сложна, [ведь] она также не проста. Ибо она потому более проста, нежели тело, что не занимает места в пространстве; [и она более проста потому] что она – в каждом теле во всём вся, и в любой части его [также] вся. Поэтому когда что-либо происходит в какой-либо мельчайшей частичке тела, что может чувствовать душа, то, хотя это и не происходит во всём теле, всё же она вся чувствует [это], ибо ей это открывается всей. Однако, поскольку даже в душе одно дело – быть искусным, другое – безыскусным, третье – проницательным, и [поскольку] одно дело – желание, другое – страх, третье – радость, четвёртое – печаль; а [также поскольку] в природе души неисчислимым образом могут обнаруживаться неисчислимые [переживания], одни – отдельно от других, другие – более сильные, нежели третьи; постольку ясно, что [её] природа не проста, но сложна. Ибо нет ничего простого, что было бы изменчивым; всё же творение изменчиво»[26].
     
    Более того, при принятии гипотезы «смягчённого традуционизма» перестают работать и другие аргументы Лактанция. Так, при допущении действия Божия, творящего новую душу из душ смертных родителей, становится возможным произойти от них новой бессмертной душе. Объяснимым также становится то, почему родители не чувствуют себя (и не являются в полном смысле слова) родителями собственно души ребёнка, но только его тела. В этом смысле становятся понятными и свидетельства прочих святых отцов по данному вопросу.
     
    Так, свт. Кирилл Александрийский († 444) пишет следующее: «Хотя матери всех тех, кто находятся на земле, по природе служат появлению на свет, имея во чреве плоть, которая мало-помалу уплотняется и посредством неких невыразимых Божественных действий развивается и достигает совершенного человеческого облика (?????), однако духа этому живому существу посылает Бог тем способом, какой Он Сам знает. Ибо Он созидаетдух человека в нём (Зах. 12: 1), согласно изречению пророка. У плоти же – иной логос, и точно также иной и у души. И хотя они стали матерями только тел из земли, тем не менее, говорят, что при своём рождении они родили целое живое существо, то есть из души и тела, а не часть. И нельзя сказать, к примеру, что Елисавета хотя и “плотородица”, но не “душеродица”, ведь она родила Крестителя одушевленным, и человека – как единое из двух, то есть из души и тела. Согласимся, что нечто подобное совершилось и при рождении Единородного. А именно, хотя Единородное Слово, как я сказал, рождено из сущности Бога и Отца Его, но коль скоро Оно, приняв плоть и усвоив Её Себе, назвалось Сыном Человеческим и стало подобным нам, то вполне уместно, думаю я, и даже необходимо исповедовать, что Оно по плоти рождено через жену. Это совсем то же, как душа человека рождается вместе с собственным телом и считается с ним чем-то одним, хотя в сравнении с ним она и постигается и существует как иная по природе, согласно своему логосу. И если кто захочет сказать о матери такого-то, что она “плотородица”, но не “душеродица”, это будет совершенное пустословие, ибо она родила, как я сказал, живое существо, искусно составленное из неподобных [друг другу частей], хотя и из двух, но одного человека. Притом каждое из этих двух остаётся тем, что оно есть, но они словно стекаются в природное единение и как бы смешивают друг с другом то, что является собственным у каждого»[27]. Особенностью мысли святителя является акцент на целостности человека, притом что составляющие его душа и тело имеют различные логосы. На важность понимания характера целостности человека, состоящего из двух различных природ души и тела, указывал её сщмч. Ириней Лионский[28]. Как и свт. Горигорий Богослов[29], свт. Кирилл указывает на непостижимость образования духа человека Богом, что само по себе, конечно же, также не означает, что Бог творит каждую душу ex nihilo.
     
    Сходным образом о происхождении душ высказывается и свт. Иоанн Златоуст († 407): «Душа не рождается и не рождает, и не знает какого-либо отца, кроме Того, Кем сотворена»[30]. Однако свт. Иоанн – один из немногих авторов, который развивает концепцию неодновременного, более позднего появления души в человеке по сравнению с его телом. Интересна и сама концепция души у святого, которую он, если буквально понимать его слова, сводит лишь к жизненной силе: «Вдуну, – говорит, – в лице его дыхание жизни, и бысть человек в душу живу (Быт. 2: 7). Что значит: вдуну дыхание жизни? То, что Он восхотел и повелел, чтобы это созданное тело имело жизненную силу, которая у этого животного бысть в душу живу, то есть действующую и могущую выказывать свое искусство посредством движения членов. Усматривай и в этом различие между созданием этого чудного разумного животного и созданием бессловесных. О них Бог говорит: да изведут воды гады душ живых (Быт. 1: 20) – и тотчас произошли из вод одушевленные животные. И относительно земли опять таким же образом: да произведет земля душу живу (Быт. 1: 24). С человеком было не так, но прежде созидается тело из персти, а потом дается ему жизненная сила, которая и составляет существо души. Поэтому и относительно бессловесных сказал Моисей, что кровь его душа его есть (Лев. 17: 11). А в человеке есть бестелесная и бессмертная сущность, имеющая великое преимущество пред телом, и именно такое, какое прилично (иметь) бестелесному пред телом. Но, может быть, скажет кто: для чего же, если душа выше тела, низшее созидается прежде, а потом уже высшее и важнейшее? Не видишь ли, возлюбленный, что и с (прочим) созданием было то же самое? Небо и земля, солнце и луна, и все прочее, а также неразумные животным были уже сотворены, и после всех их – человек, которому надлежало владычествовать над всеми этими тварями. Подобным образом и при сотворении самого человека прежде является тело, а потом уже, что драгоценнее (его) – душа. Как бессловесные, предназначенные и на пользу и на службу ему, создаются прежде человека, чтобы тот, кому надлежало пользоваться ими, имел уже готовую услугу, так и тело создается прежде души, чтобы, когда по неизреченной мудрости Божией, создана будет, душа, можно ей было показать свою деятельность движением тела»[31].
     
    Как видим, свт. Иоанн Златоуст обосновывает более позднее появление у зародыша души порядком создания видимых тварей. Подобную концепцию (и тот же аргумент) высказывает ещё один представитель антиохийского богословия – блж. Феодорит Кирский († 457): «Церковь, покорствуя словесам Божиим, <…> сказует, что душа создана вместе с телом, и не в вещественном семени имеет начало своего создания, но изволением Творца приходит в бытие по образовании тела. Ибо божественный Моисей сказал, что сперва создано тело Адамово, а потом вдунул Бог душу. <…> Сим означается естество души, а именно, что душа есть дух разумный и мыслящий. И в законах сей же Пророк ещё яснее научил нас, что сперва образуется тело, а потом вдыхается душа; ибо об ударившем непраздную сказал: аще изыдет младенец изображен, да будет око за око, зуб за зуб, и прочее: аще же изыдет не изображен, тщетою да отщетится (ср. Исх. 21: 22-23); а сим научает, что младенец, образовавшийся в утробе, одушевлен, а необразовавшийся – неодушевлен. <…> Почтил же Бог тело сим преимуществом во времени, чтобы установить равенство. Поелику душу сотворил безсмертною, а тело смертным; то телу дал старейшинство во времени, чтобы душа не величалась пред ним, преимуществуя и по естеству, и по времени»[32]. Сразу следует отметить: само предположение, что в одном и том же человеке душа может превозноситься над телом, противоречит святоотеческой мысли, выраженной, например, свт. Кириллом Александрийским, о целостности человека, тождестве субъекта в нём. Такое произвольное разделение ипостаси в одном субъекте было характерной тенденцией для антиохийского богословия V-го века и в антропологии, и в христологии. При этом мысль о целесообразном превосходстве души над телом была общим местом у многих святых отцов, и, например, по мысли свт. Амвросия Медиоланского[33] это превосходство души над телом совсем не требует какого-либо «уравнивания» между ними, но призвано преобразовать тело, соделать его духовным, освятить его.
     
    Дополнительные доводы в пользу одновременного появления с зародышем его души представляет свт. Григорий Нисский († ок.395). Так, в любой модификации учения о предсуществовании душ свт. Григорий усматривает то или иное языческое учение, и, доводя мнение о предсуществовании до логического конца, он показывает его полную несообразность[34]. Если же предположить, что в человеке сначала появляется тело, а затем только душа, то, во-первых, это наводит на мысль (как это действительно видно из примеров свт. Иоанна Златоуста и блж. Феодорита), что душа творится для тела, а не наоборот: «а всё делаемое для чего-нибудь, конечно малоценнее того, для чего делается, как и Евангелие сказует, что душа не больше пищи, и тело одежды (Мф. 6: 25)»[35] и «в таком случае умная природа окажется стоющею менее, нежели бренная тварь»[36].
     
    Во-вторых, при этом нарушается мысль Священного Писания и Предания Церкви о целостности человека, тождестве субъекта в нём: «Поскольку человек, состоящий из души и тела, есть единое, то предполагаем одно общее начало его состава, так что он ни старше, ни моложе самого себя и не прежде в нем телесное, а потом другое. Напротив того, утверждаем, что предведущим Божиим могуществом, согласно с изложенным несколько выше учением, приведена в бытие вся полнота человеческого естества, как свидетельствует об этом пророчество, которое говорит, что Бог ведает вся прежде бытия их (Дан. 13: 42). В сотворении же каждой части не предпоставляем одного другому и души телу, и наоборот, чтобы человек, разделяемый разностью во времени, не был поставляем в разлад с самим собой»[37].
     
    В-третьих, мысль о том, что в зародыше тело предваряет душу содержит в себе клевету на Создателя, якобы не могущего произвести совершенным то, что предопределил: «Поскольку, по учению апостольскому, естество наше представляется двояким, иным в человеке видимом, и иным – в потаенном (1 Пет. 3: 4), то, если одно предсуществовало, а другое произошло после, сила Создателя окажется какой-то несовершенной, недостаточной, чтобы произвести все сразу, но раздробляющей дело и трудящейся особо над каждою половиной. Но, как о пшеничном зерне или о другом каком семени говорим, что оно в возможности заключает все относящееся к колосу: зелень, стебель, колена на стебле, плод, ости, – и утверждаем, что из всего этого по закону природы в естестве семени ничто не предсуществует или не происходит прежде, но по естественному порядку обнаруживается скрытая в семени сила и не вмешивается в дело чуждая природа: по такому же закону и о человеческом осеменении предполагаем, что с первым началом состава всевается естественная сила, которая развивается и обнаруживается с некоторой естественной последовательностью, поступая к совершению целого, ничего не заимствуя извне в средство к этому совершению, но сама себя последовательно возводя к совершенству; так что несправедливо было бы утверждать, будто произошла душа прежде тела, или тело без души, но одно начало обоих: по высшему закону – положенное первым Божиим изволением, а по другому закону – состоящее в способах рождения. Как в том, что посевается для зачатия тела прежде его образования невозможно видеть членораздельности, так в этом же самом невозможно представлять себе душевных свойств, пока не начнут действовать. И, как никто не усомнится, что это всеянное образует из себя различные члены и внутренности не иной какой-либо прившедшей силой, скрытой в семени и естественно приведенной в деятельность, так, согласно с этим, тоже можно подразумевать и о душе, что, хотя никакими деятельностями не открывает себя в видимом, но, тем не менее, есть уже во всеянном потому, что и отличительный вид (?????) человека, который из этого составится, заключается в этом по возможности, но скрыт по невозможности сделаться явным прежде неизбежной последовательности, а также и душа есть в семени, но неприметна, явит же себя свойственною ей естественной силой, сообразуясь с телесным возрастом»[38]. Как видим, этот аргумент свт. Григория Нисского содержит также объяснение возможной ошибки и, вместе, греха тех, кто, смотря лишь поверхностно на человеческий зародыш, который ещё не принял человеческого облика, т.е. не сформировался, неизображен (Исх. 21: 22), могут прийти к выводу об отсутствии в нём человеческой души и, следовательно, считать его ещё не-человеком и тем самым находить в этом некоторое оправдание для умышленного аборта. Но об этом мы скажем ещё несколько позже.
     
    В-четвёртых, неодушевленное не может родиться от живого тела и затем только стать одушевленным. Святитель говорит: «Поскольку сила к зачатию отделяется не от мертвого, но от одушевленного и живого тела, то признаем потому основательной ту мысль, что исходящее от живого в начало жизни не есть что-либо мертвое и неодушевленное. Ибо неодушевленное во плоти, без сомнения, мертво. Мертвенность же происходит от утраты души. Никто же не скажет при этом, что лишение возможно прежде обладания, но это говорит утверждающий, что неодушевленное, т. е. мертвенность, старше души»[39].
     
    В-пятых, по мысли святителя, доказательством одушевлённости человеческого плода служат физические проявления его жизнедеятельности: «теплота, деятельность и движимость»[40]. При этом, как говорит святой, «согласно с устроением и усовершением тела, возрастают в человеке и душевные деятельности.<…> Как тело из самого малого приходит в совершенный возраст, так и душевная деятельность, возрастая в человеке соответственно телу, развивается и увеличивается. При первоначальном устроении тела, подобно некоему корню, скрытому в земле, предшествует в душе одна растительная и питательная сила, потому что малость приемлющего тела не может вместить большего. Потом, когда это растение выйдет на свет и росток свой покажет солнцу, расцветает дар чувствительности. Когда же созреет и достигнет уже соразмерной высоты, тогда, подобно некоему плоду, начинает просвечивать разумная сила, впрочем, не вся вдруг обнаруживаясь, но быстро возрастая вместе с усовершением орудия и столько принося всегда плода, сколько вмещают силы человека»[41]. «Почему <…> не мертвым и не неодушевленным бывает то, что, для произведения животного существа, будучи извлечено из живого тела, влагается в художническую храмину природы»[42], так как в нём усматривается некая «естественная сила, которая, привлекая в себя из окружающего сродную и сообразную пищу»[43], преобразует человеческий зародыш в совершенного человека.
     
    Читать далее...
  23. иером. Даниил
    Вопрос: Как прийти к истинному послушанию?
     
    Ответ: Это очень большая область, это целое море, но я пролью лишь одну каплю. Все старцы, все старцы требуют послушание, послушание, послушание, послушание от всех своих послушников. Хорошо, это правильно. Но я хочу сначала объяснить эти понятия. Берем пример от Самого Христа. Сначала старец должен принести себя в жертву за послушников, сначала он должен помочь им во всём и совершенно возлюбить их. Сначала послушники должны увидеть в старце образец послушания. Они должны увидеть, что старец ради них постоянно жертвует собой и что он с ними всегда рядом, поддерживает их во всех малейших трудностях и постоянно, постоянно рядом на каждом шагу (именно в трудностях, а не только в радостях). Послушник должен увидеть, что он имеет человека, который его поддерживает, защищает от напастей. Иначе его замучают помыслы недоверия. Красивые слова, образцовые наставления будут пищей без соли, если старец не показывает должного примера. Послушник всегда будет сомневаться: верить старцу или не верить. Недостаточно иметь старца, который бы только благословлял и которого бы только поминали. Ему необходимо быть всегда рядом на каждом шагу, делить с послушником радость и печаль. Должно быть такое единение старца с послушником, как тела и души. Это служение и обязанность старца (всех старцев), а не послушника. Старец — это тот, кто жертвует собой и не ждёт благодарности, полного понимания и взаимности от послушника, а делает это только ради любви Христовой. И если послушник поймёт любовь старца (в той степени в какой может понять,по мере благодати, какую имеет) и будет сотрудничатьсо старцем и воздаст ему должное уважение и поможет ему, то слава Богу! Мы (старцы) не выше послушников, и послушники нам не слуги (не ниже нас), все во Христе братья перед Святой Чашей. Сейчас старцы постоянно требуют от послушников множество вещей, а сами совсем не исполняют того, что требуют от других. Даже перстом не хотят пошевелить. Кричит епископ, что его не слушаются священники. Но иереи хотят сначала увидеть его жертвенную любовь, хотят, чтобы он огненным жезлом сокрушал демонов, а не бил по головам священников. Мы (священники) с ним сотрудники, имеем служение любви и смирения. Священники и епископы не различаются по достоинству как низшие и высшие (мне это совершенно не нравится), это толькл разные служения.
     
    Всё вышеизложенное некоторым не понравится, они сочтут это странным пустословием. Однако таково Православное учение. Христос принёс себя в жертву, распялся, чтобы всех привлечь к Себе. Труд духовника очень большой. Необходимо личное общение с каждым послушником отдельно, индивидуальный подход. Конечно, это очень утомляет, потому что характеры послушников неодинаковы. Некоторые думают, что послушники — твёрдые орешки, имеют седдце твёрже гранита и крепче железа и должны всё выдерживать. Это не так, и не виноват человек с мягким сердцем, может и он иметь многие духовные дарования. Надо смотреть на дарования человека, а не уповать, что он имеет твёрдое сердце и всё перенесёт. И для старца полезно переносить немощи послушника — этим испытывается степень его терпения и любви. Один послушник научается с первого слова, другому требуется большое время. Это я понял из своего опыта на Святой Горе Афон и советую всем духовникам. Послушники сначала хотят видеть в старце пример послушания, жертвенную любовь и самоотречение и только в таком случае ему откроются и будут с ним сотрудничать в той степени, в какой хотят. Нехорошо, если старца считают великим святым и превозносят его. Получается служение не Богу, а старцу.
     
    Полный текст
  24. иером. Даниил
    «Я теперь занят чтением пророков и немало удивляюсь богопросвещенности их. Многое относится к нашим временам, да и вообще хорошо развиваться словом Божиим. Когда я читаю, ясно ощущаю, как в нем все написано священными писателями под озарением Духа Святого, но нужно навыкнуть такому осмысленному чтению. Вспомнишь себя лет тридцать назад — нелегко мне это давалось. Берешь, бывало, святое Евангелие, а на сердце холодно, и многое ускользало от внимания. Теперь духовный восторг охватывает мое сердце — так очевидно для меня в слове Божием присутствие благодати; мне кажется, что я при чтении впитываю ее в себя".»
     
    Отрывок из книги: святой праведный Иоанн Кронштадтский. «Неизданный дневник.»
     
    * * *
    Подобный восторг от живого ощущения благодати при чтении Слова Божия можно встретить у многих святых людей. Особенную силу это чувство обретало уже на закате их жизни.
  25. иером. Даниил
    Упражнение молитвою Иисусовою святой Давид, точнее же Дух Святый устами Давида, предлагает всем христианам, без исключения: ца́рие земстии и вси лю́дие, кня́зи и вси судии́ земстии, юноши и девы, старцы с ю́нотами, да восхвалят имя Господне, яко вознесеся имя Того единаго (Пс. 148:11; Пс. 148:2; Пс. 148:3). Буквальное понимание исчисленных здесь состояний будет вполне непогрешительным; но существенное значение их — духовное. Под именем людей разумеются все христиане; под именем царей — христиане, сподобившиеся получить совершенство; под именем князей — достигшие весьма значительного преуспеяния, судьями названы те, которые еще не стяжали власти над собою, но ознакомлены с Законом Божиим, могут различать добро́ от зла, и, по указанию и требованию Закона Божия, пребывать в добре, отвергая зло. Девою обозначается беспристрастное сердце, столько способное к молитве. Старцами и юношами изображены степени деятельного преуспеяния, которое очень отличается от преуспеяния благодатного, хотя и первое имеет свою весьма знаменательную цену; достигший совершенства в благочестивой деятельности назван старцем, возведенный в благодатное совершенство — царем.
     
    Свт. Игнатий (Брянчанинов). Слово о молитве Иисусовой
×
×
  • Создать...