Болезни приходской жизни

[sasha 3 426]

«Моя община, мой батюшка!»

Действительно, люди, приходя в церковь, собираясь в общине, ищут главного. Прежде всего они ищут встречи со Христом, они рады вместе разделять Чашу. Конечно, священник, который руководит общиной, является для всех в этой общине авторитетом, и слово его проповеди и его советы на исповеди часто становятся определяющими для жизни многих и многих прихожан. Слава Богу, таких общин в Москве становится всё больше и больше. Люди, те, с которых эта община начинается, этот костяк общины, конечно очень дорожат тем, что в их жизни случилось.

 

Однако при этом человеческая натура такова, что она всё лучшее, всё хорошее пытается присваивать. Это очень часто бывает с талантами человека. Господь одарит человека каким-нибудь талантом, а человек пытается его присвоить — это моё, этого не касайтесь. Это бывает с отношениями между людьми — вот это мой друг, если он с кем-то другим начинает доверительно беседовать, меня тревожит какая-то собственническая ревность.

 

К сожалению, такое же самое чувство очень часто встречается в современных христианских общинах, которые вместо того, чтобы быть открытыми, доступными, привлекательными для людей, церковной жизни не знающих, церковной жизни никогда не вкусивших, не понимающих даже часто того, зачем нужна Церковь, кроме как поставить свечку и подать записочку, не знающих, что может быть в этой церковной жизни такого притягивающего и наполняющего жизнь, становятся закрытым обществом.

 

То же самое чувство эгоизма и собственничества начинает жить в общинах. Прежде всего проявление такой несколько искажённой общинной жизни — это отношение к священнику, отношение к руководителю общины, к духовнику. Здесь внутри таких общин тоже очень часто возникает ревность.

 

— Вот почему меня батюшка сегодня не исповедовал, а отослал исповедоваться к другому священнику?

— Почему этот прихожанин или эта прихожанка исповедовались по двадцать минут, а мне батюшка уделил всего три?

— А почему ко мне батюшка после исповеди был очень строг, а кому-то очень мягко и ласково улыбался?

 

Возникают определённые странные круги: первый круг близости к настоятелю, второй круг близости к настоятелю, третий круг близости к настоятелю, некие такие чуть ли не масонские, чуть ли не орденские круги посвящения в близости к духовнику.

Кто-то из какого-то круга горд тем, что он может батюшку навестить на дому, а другой круг — это те, кто может батюшке позвонить по домашнему телефону, третий круг — те, кто батюшку приглашает к себе на какие-то семейные даты, и так далее, так далее и тому подобное.

 

И все вступают тем самым в какие-то иерархические отношения и даже друг на друга начинают посматривать немножко свысока или с завистью, или с ревностью, — кто ближе. Это, конечно, проблема, которую, наверное, не избежала ни одна молодая община, потому что на самом деле болезни приходов все более-менее общие, и эта характерна для молодых приходов.

 

 

Элитное общество особо приближенных ко Христу

Следующая проблема прихода: братие, хорошо нам здесь быти, сделаем себе такие-то кущи, но никого другого в эти кущи мы не допустим. И поэтому бывает, что вот, всенощное бдение, Божественная литургия, приходят прихожане в храм, друг с другом все целуются, обнимаются, проявляют такую замечательную братскую христианскую любовь, апостольскую любовь друг ко другу. Но стоит зайти в эту общину человеку новому, человеку, никому не знакомому, на него так посмотрят горделиво-презрительно: что он за человек? что ему здесь надо? не хочет ли он войти в наше элитное общество особо приближенных ко Христу? не хочет ли и он тоже быть среди нас, которые как “живые камни” строили этот замечательный дом Божий, втесаться в наше прекрасное устроение? — Нет.

 

И здесь человека очень часто холодно и гордо, но очень интеллигентно поставят на своё место, дадут ему понять, что он здесь не приживётся, что вход здесь по особым приглашениям, которые высылаются в специальных конвертах на мелованной и гербовой бумаге, только для самых-самых. И человек, конечно, уйдёт из храма.

Очередь к исповеди. Фото nsad.ru

Я никогда не забуду тот случай, который произошёл в моей собственной общине. Я её, слава Богу, как-то сразу почувствовал, эту опасность, и отнёсся к ней, может быть, даже слишком болезненно и резко, потому что понимал, что если вдруг наступит такое заболевание в общинной жизни, если это станет нормой, когда людям будет хорошо только с самими собой и каждый новоприходящий будет чужим, то это будет смерть для общины и Христос от нас просто уйдёт.

 

Я это нашёл на нашей пасхальной трапезе, куда мы обычно (так у нас заведено было всегда) приглашаем всех людей, пришедших в храм. А на пасхальную трапезу приходит очень много людей, которые не являются членами нашей общины. Часто приходят люди, которые впервые пришли в храм, и те, которых привели какие-то знакомые и знакомые знакомых, чтобы и те порадовались нашей христианской радостью, чтобы каждого из них свет Христовой истины возродил (не совсем хорошо это слово), чтобы Христос уловил их Своей любовью, как вот Апостолы уловляли в сети человеков.

 

Пасхальная трапеза готовится всегда самими прихожанами, и там, конечно, хороший стол, с любовью приготовленные блюда, на столах стоит вино, — разговение.

И вдруг я захожу на трапезу и вижу, что есть места в нашей трапезной, где помечено: занято, занято, для своих, и даже написано по именам, чьё место где. И вдруг я понял, что в нашей общине произошло что-то ужасное. Что слово Христово, Евангельское слово, которое звучит о том, что когда ты будешь зван кем-то, займи последнее место, чтобы не случилось так, чтобы хозяин пира тебе сказал… Вот это слово не было соблюдено.

 

Наши прихожане по-человечески действительно всё правильно рассудили: мы трудились, можно сказать, от первого часа, а те пришли только в одиннадцатый, и им то же самое? и они будут вкушать то же? насладятся того же пира веры, что и мы, которые трудились и принесли все труды? и мы тут готовили, и мы тут на службах стояли, и мы тут на клиросе пели, и вот придут какие-то — опять-таки это слово — чужие люди и займут наши места, а нам места не хватит?

 

И вот я вдруг понял: Господи, ведь только же что была Страстная неделя, и в эту Страстную неделю пелись песнопения как раз о том, как Христос умывает ноги Своим ученикам, о том, что кто хочет быть из нас первым, будь всем слугой. И вдруг эти слова оказались совершенно неузнанными и неуслышанными, а самое главное — это то, чтобы сесть за трапезу. И опять-таки со своими; со своими дорогими любимыми людьми провести вот такой семейный праздник. То есть общение Христово превращается в узкое семейное торжество, которое закрыто для всех остальных. Но семья Христова обнимает весь мир, поэтому, конечно, когда я это увидел, я был очень этим расстроен, мягко говоря; это и дало мне повод поговорить всерьёз с нашими прихожанами, с нашей общиной, чтобы разбить такой стереотип.

 

В храме – как на сквозняке

Когда-то я, находясь в компании христиан, — это было очень много лет назад, ещё во времена брежневские, когда мы собирались по домам вместе после службы, читали Евангелие, обсуждали Евангелие, — услышал, как один из участников сказал замечательную фразу: Мы, христиане, должны быть всё время как на сквознячке, нам не должно быть удобно в храме.

 

И даже когда мы приходим в храм и нам там со всеми хорошо, нам никогда не должно быть так хорошо, чтобы сказать: так нам хорошо, что нам больше никого и не нужно. И всё время мы должны быть на сквознячке, всё время в таком состоянии, что двери и окна должны быть открыты, чтобы они были открыты для каждого, кто хочет сюда войти. Вот как на апостольской трапезе — место Христа за столом после Воскресения Христова ведь никогда не занималось. Оно всегда было для Него готово. Оно так же должно быть уготовано для всякого человека, который приходит, его надо принять, как Христа, как христова.

 

И самое главное — чтобы община не заразилась этими болезнями. Их, наверное, ещё можно перечислять много и много, но вот эти, мне кажется, самые основные, это такие вещи, на которые надо обязательно обращать внимание, и не только священнику, конечно, не только предстоятелю и духовному отцу, который эту общину вокруг себя организует — не вокруг себя её в конце концов организует, но вокруг Христа и вокруг Евхаристии, — но и каждому человеку, который приходит в храм и становится членом общины, это очень и очень полезно знать. От этого надо уберегаться и истреблять в себе эти, скажем прямо, фарисейские чувства.

 

Священник как бренд

Бывает и так, что человек, ища религиозной, церковной жизни, ища общину, ставит перед собой целью не придти ко Христу, не войти в церковную жизнь, а зацепиться за какое-то известное имя. Есть даже и в Москве действительно авторитетные, действительно известные священники, которых иногда шутя называют “виртуозы Москвы”; имена их у всех на слуху. И люди приходят в храм не ко Христу, а вот именно хотят зацепиться за такого известного священника, чтобы потом можно было бы сказать всем остальным: “а вот какой батюшка у нас в приходе.., а вот я у кого окормляюсь.., а вот в каком я приходе состою…”.

 

Тогда такой священник, даже может быть иногда и невольно, действительно становится своего рода брендом, и его слова перетолковываются, его слова разносятся, его именем запечатлеваются всевозможные действия других людей: “а вот наш батюшка так сказал…”, и даже в Патерике описан случай, когда к одному очень известному духовнику, очень известному старцу пришли люди с тем, чтобы с ним побеседовать, чтобы от него узнать что-то такое важное и серьёзное.

 

И вдруг старец их не принимает, этих людей. И келейник его спрашивает: “Отче, почему? Ты всегда открыт для всех, к тебе приходят многие люди, ты каждому уделяешь внимание и любовь. Почему этим людям ты не хочешь уделить любовь? почему ты не хочешь ответить на их вопросы? почему ты им не хочешь послужить?”.

 

А старец говорит: “Эти люди — торговцы”. Торговцы не в смысле их профессии, а в том смысле, что они пришли за тем, чтобы, услышав от старца некое премудрое слово, начать этим словом торговать, разносить его по разным местам: “а мне старец сказал.., а мне вот что старец сказал”.

 

То есть получается так, что уже сам человек свой собственный личный авторитет, свою личную духовную жизнь как бы умножает на авторитет старца и тем самым возвеличивается в своих собственных глазах. Ну и после этого, конечно, следует такое: вода, освящённая в нашем храме, самая святая, причастие, которое я получаю из рук “моего” батюшки, самое благодатное, исповедь у нашего духовника… — я услышал такое слово: “духовник наш (на исповеди), как пылесос”, грехи вытягивает, как пылесос.

 

Действительно, просто реклама пылесоса: “Tefal, ты думаешь о нас”. — Получается действительно, что батюшка становится брендом, как хороший пылесос, таким духовным пылесосом. Такое отношение, конечно, и приходскую жизнь каким-то образом меняет, и если получается так, что священник ещё достаточно молод и не очень твёрд сам, то очень легко может поддаться такому возвеличиванию своего собственного имени, и таким образом может поломаться и жизнь самого священника. Потому что не только “каков поп, таков и приход”, но бывает и наоборот: каков приход, таков и священник.

 

О младостарчестве

Приход действует на священника, священник начинает воспринимать такое обожательное, почитательное отношение к себе как норму, и что происходит? Происходят грустные вещи.

 

Священник начинает властвовать над приходом. Считает, что его слово не просто закон, а даже и истина, что он никогда не ошибается, что он имеет право требовать себе полного и абсолютного послушания, как в монастыре, например. Это известное явление, которое называется младостарчеством. К сожалению, мы не можем сказать, что наша сегодняшняя церковная жизнь, наше сегодняшнее церковное общество свободно от этой болезни. Увы, это младостарчество процветает, и тогда приход становится тоталитарным — страшное слово, не хотелось бы его называть — но такой приход имеет все признаки секты: он становится закрытым обществом, священник становится абсолютным лидером, все прихожане считают себя особо избранными по отношению ко всем другим — возникает этакая элитарность. И благодатная жизнь внутри общины представляется по отношению к другим общинам, по отношению даже ко всей Церкви какой-то наиболее очевидной и наиболее ярко выраженной в духовном смысле.

 

И из этого происходят, конечно, и духовные болезни, и духовные искажения, и очень часто просто психические заболевания. Потому что на такое явление особенно падки люди, у которых вообще не совсем ровная нервная система, которые склонны к личной амбициозности, к истериям. А как известно, эти люди наиболее легко управляемы, наиболее легко поддаются определённому авторитарному воздействию. И конечно, это грустно и, к сожалению, тоже является одной из проблем приходской жизни.

 

Что ещё может произойти, когда батюшка становится брендом? Конечно же, человеку хочется похвалиться тем, какое благодатное внимание батюшка оказал ему на исповеди, какие он изрёк ему слова, какую науку он ему преподал. Поэтому здесь происходит элементарное разглашение тайны исповеди.

 

Почему-то считается, что тайну исповеди должен хранить только священник. На самом деле тайна исповеди — тайна для всех. Твоя духовная жизнь — это тайна, её разглашать нельзя. А вот тут происходит настоящая торговля — то, о чём я уже сказал до этого, — настоящая торговля словами священника. И считается, что если батюшка сказал это мне, то это является законом для всех, и поэтому человек, исходя из того, что священник ему сказал, имеет право назидать, учить, требовать от других именно того, что сказал священник.

 

Если священник — это бренд, священник, прошедший такую малую приходскую канонизацию, местный чудотворец, то тогда его слово соответственно как бы закон для всей Церкви. И тот, кто этого не слушает, тот просто враг, тот становится нашим врагом, и тогда люди отворачиваются друг от друга, иногда в таких случаях даже рушатся семьи, известны такие случаи, когда несогласие одного из членов семьи со словами священника может довести до разрыва семьи.

 

Всё, о чём здесь говорилось, можно назвать словом болезнь. И болезни приходской жизни, как и прочие духовные недуги, могут исцеляться пристальным вниманием к Слову Божию и глубоким, искренним, сердечным покаянием, которое зарождается в нас через приобщению к этому Слову.

 

Опубликовано в альманахе «Альфа и Омега» № 2 (52) за 2008 год. Болезни приходской жизни

 

[Нафаня 369]

...Это как из моей личной истории...Я тоже пыталась "втиснуться" в Церковь, но там мне не были рады, и ясно это показывали, я тоже ощущала себя незванным новичком-чужачком. В первом храме даже жена священника была почему-то на меня злобно настроена и злословила, за что ее муж (священник) даже наказание устроил ей (я не знаю как это правильно называется, к Причастию ее не допустил), и я там вообще стала ненавистна, не выдержала и ушла. Стала ходить в другой храм, специально подобрала, где больше молодежи, моих сверстников, но там примерно та же картина, действительно, какая-то клановость. В итоге, я уже год не учавствую ни в каких Таинствах. Но решила, что все-равно буду ходить, не ради общинности, а ради Господа.

[Nadegda 2 748]

Православный человек должен учавствовать в Таинствах,мы ведь не к людям в Храм ходим,а к Богу.А как же смирение и терпение?А Любовь к людям?Мне тоже пришлось многое пережить на приходе,особенно ревность некоторых прихожан к батюшке,когда я к нему подходила они начинали меня осуждать,а потом подходили и ругали,много чего было,но милостью Божией все прошло и теперь у нас очень теплые с ними отношения.

[Romashka 1 250]

не все,Надя,могут выдержатЬ.Кому-то затяжной конфликт с выясниями отношений не мешает,а кому-то достаточно пару слов,чтоб ударитЬ в сердце.Все разные,по себе меритЬ неправилЬно.

[Nadegda 2 748]

Да Рамашка,все верно!что-то я не подумала об этом простите.Конечно нельзя всех сравнивать с собой,каждый человек индивидуален!Храни Вас Бог!

[Romashka 1 250]

это вы простите,что теперЬ уже учу я вас,но не со зла.

[Nadegda 2 748]

Ромашка я даже рада что вы учите меня,это только на пользу

[Нафаня 369]

Никто и не говорит, что из-за каких-то проблем на приходе надо оставлять Богослужения и участие в Таинствах. То что я оставила - не значит, что так надо поступать, мне самой из-за этого становилось стыдно Про смирение, терпение и любовь - всё понятно, я по первой так и делала, терпела, думала это ради научения терпению и смирению все мне послано, старалась людей, которые мне так или иначе делали больно, все-равно любить, думала - я же своих родных и семейных всегда за все прощаю, вот и этих надо простить, старалась на них по-родственному смотреть, и свои грехи вспоминала...Но действительно, все индивидуально, Вы, Надежда, смогли легко пережить данный период, я не очень. Вы столкнулись с ревностью, а я еще и с клеветой - вот самолюбие мое и взыграло.

Но я решила возвращаться к участию в Богослужении и Таинствах.

[Андрей Ъ 431]

...Но действительно, все индивидуально, Вы, Надежда, смогли легко пережить данный период, я не очень. Вы столкнулись с ревностью, а я еще и с клеветой - вот самолюбие мое и взыграло.

Но я решила возвращаться к участию в Богослужении и Таинствах.

Вот и Слава Богу! Очень хорошо Вас понимаю.

[Nadegda 2 748]

Нафаня (Вчера, 20:37) писал:

...Но действительно, все индивидуально, Вы, Надежда, смогли легко пережить данный период, я не очень. Вы столкнулись с ревностью, а я еще и с клеветой - вот самолюбие мое и взыграло.

Но я решила возвращаться к участию в Богослужении и Таинствах.

 

Вот и Слава Богу!Нафаня простите если я задела вас своим высказывнием.Ромашка очень верно сказала,нельзя всех мерить по себе,каждый человек индивидуален.На счет легко пережить период,я несогласна с вами,было очень трудно,но теперь это уже неважно.я желаю вам крепости духовной,сил и терпения.Храни вас Господь и Богородица!.

[Апрель 9 365]

ПОЧЕМУ В ЦЕРКВИ СТОЛЬКО ЗЛЫХ ЛЮДЕЙ?

Архивный материал

Письмо в редакцию

«...Недавно я зашел в церковь поставить свечку перед экзаменом. И только хотел это сделать, как услышал сзади какое-то шипение. Ко мне обращался некий мужчина в синем халате и с длиннющей бородой. Злобно шипя, он велел мне немедленно уйти с женской половины церкви. Я пошел ставить свечку в другое место, но на сей раз оказалось, что я наступил на какой-то коврик, и его с такой силой вырвали у меня из-под ног, что я чуть не упал. Я стал спрашивать, куда же все-таки можно поставить свечку, но тут подбежал тот мужчина в синем халате и сказал, что только безбожники разговаривают во время чтения Евангелия, поэтому прежде чем приходить в храм Божий, надо научиться себя здесь вести, и указал мне на дверь.

 

В институте, где я учусь, есть люди, которые постоянно ходят в церковь. Я спросил у них о том, что же произошло, но получил ответ, что в церкви это случается довольно часто, но надо смотреть не на других, а на себя. Но я-то всего лишь зашел поставить свечку! Неужели хамить другим, а потом указывать им, чтобы смотрели на себя, – это и есть православие? Раньше я думал, что оно учит добру, любви и справедливости, а теперь сомневаюсь – если это действительно так, то почему в церкви столько злых людей?»

Григорий

 

Отвечает протоиерей Алексей Уминский:

К сожалению, среди нас немало очень плохо воспитанных людей, мы все переживаем, что в храмах есть «дядьки» и «тетки», которые злобствуют, выгоняют из церкви впервые пришедших туда людей. Но как священник я точно знаю, что ни одного человека, который истинно тянулся к Богу, ко Христу, «дядьки» не отпугнули. Да, они испортили настроение, заставили плакать, сделали человеческую жизнь в этот момент горькой и невыносимой. Но Господь этих людей утешил – Он им Себя открыл.

 

 

А «дядьки» есть везде и будут всегда. Кого Христос выгонял из храма бичом? Торгующих. Но вспомним, что представлял из себя Соломонов храм 2000 лет назад? Это было единственное (!) место на земле, где люди молились истинному Богу. Не было другого священного места – земля освящалась храмом в Иерусалиме. И из этого величайшего места Христос выгонял людей плетью... Поэтому не стоит удивляться тому, что подобные люди есть в современном храме. Хотя Христос их гонит, они все равно возвращаются, потому что это место их торга... Чего тут удивляться и обвинять Православие, когда это обычное дело, – такие люди есть везде. И в синагоге, и в буддистском храме, и в институте культуры... Кстати, возможно, тогда вы попали к старообрядцам: жесткое требование «уйти с женской половины церкви» свойственно чаще всего именно старообрядцам, у которых исключительно строгое отношение к месту в храме, где человек стоит.

 

В любом молитвенном доме есть такие места, которые для непосвященного человека всегда будут запретными, и ему всегда сделают замечание в той или иной форме. Поэтому, придя в синагогу или мечеть, можно было бы получить не меньший заряд отрицательных эмоций, забыв снять ботинки перед входом в мечеть или не покрыв голову в синагоге. Может, указали бы на это несколько мягче, а, может, и наоборот... Люди же все разные. И в метро, и в автобусе тоже могут одернуть – более или менее строго – в зависимости от того, кому наступишь на ногу.

 

Но дело в том, что храм Божий открыт всем: туда не покупают билеты, не платят деньги за вход, там нет «фейс-контроля», рекомендательных писем, собеседований... Пришел человек в храм – слава Богу! А вдруг он преобразится? Из разбойника станет святым? Из блудницы – Марией Египетской? Из пьяницы – князем Владимиром? Из мытаря – евангелистом? Из странного студента, ставящего свечки перед экзаменом (и, возможно, помешавшего другим молиться), – священником Бога Живого? Но может стать и иудой, предателем, позорящим Христа. Обо всем этом говорит история Церкви. Церковь не стала другой – она, как и 2000 лет назад, совершенно адекватна своему времени.

 

Ваши друзья, которые ходят в церковь, пытались вам объяснить, что произошло: предлагали посмотреть не на других, а на себя. Обхамил какой-то человек – прости его. Посмотри на себя: чем ты-то хорош? Может, и правда что-то не то сделал... Да, наверное, реакция была слишком резкой – ну, попался такой «дядька». А может быть, Господь захотел, чтобы вы, наконец, проверили свое Православие, в чем оно для вас? Вот на первого же человека в храме обижаетесь, как на своего врага, поступившего с вами несправедливо... Но ведь такое, видимо, случалось не каждый раз, когда вы приходили в храм, чтобы поставить свечку. Если бы вас каждый раз выгоняли, можно было бы сказать, что эта церковь какая-то чудная, там все не совсем нормальные... Если же подобное случилось лишь однажды, выводы могут быть разные.

 

Конечно, можно обвинить всю Церковь – дескать, здесь все такие, потому что этого дядьку с бородой так воспитало Православие. Но можно отнестись и по-другому. Если вы, как пишете, приходите к Богу в православный храм, то можно вспомнить, что тот, кто тянется к Богу, должен стараться прощать обиды, молиться за врагов, быть блаженным по слову Христа, когда вас несправедливо обижают, унижают и т.д.

 

В книге святого Паисия Афонского есть притча о людях, которым ничего не нравится в церкви. Если спросить у мухи, где здесь цветы, она скажет: «Цветов не видела, а вот помойки, нечистоты – могу сказать, где их много». Если же спросить у пчелы, где нечистоты, она удивится: «Какие нечистоты? Я видела только цветы...» Так и человек, который хочет видеть грязь, везде ее найдет.

 

Если же мы идем в храм не к Богу, а для того, чтобы нечто от Него получить, то мы «нечто» и получаем. И, как священник, могу сказать, что в таких случаях люди, к счастью, получают совсем не то, что «заказывали», а то, что хочет дать им Господь. И иногда Он дает нам «по мозгам»: человек идет ставить свечку, а Господь хочет сказать ему что-то важное. И Он говорит, а тот не слышит. Значит, надо как-то оживить, встряхнуть человека: «Да послушай же ты, наконец!» И тогда приходит «дядька с бородой» и начинает делать замечания. Товарищи тоже призывают на себя посмотреть. Но это так трудно – легче сказать, что все кругом плохие, неправильно воспитаны, агрессивны, в странных платках и т.д.

 

...В молодости, когда я приезжал в Псково-Печерский монастырь, какого там люду только не встречалось! Стоишь на службе в Пещерном храме: кто-то воет, кто-то лает, какой-то бесноватый матом ругается, от кого-то жутко пахнет. Непонятно, что вокруг тебя происходит... Хор почти не слышно, потому что толпа народу обступает певчих. Все толкаются на исповедь. И казалось, ты пришел увидеть лик Христа, такой светлый, немножко елейный – а тебе такая «рожа», и от нее еще и пахнет нехорошо. И что, кроме отвращения и ужаса, можно тут испытать?

 

Но я в жизни не помню более счастливых минут! Такое удивительное состояние приобщенности ко Христу, встречи с Живым Богом – среди самого неожиданного соседства! Там-то таких «дядек с бородами» было ух как много, и так они могли отчихвостить! Помню, такие схимники с тарелками для пожертвований ходили, сердитые-сердитые, ругачие такие, бурчали на всех ужасно. Но ничего, благодати это не мешало.

 

Так и случается: придет человек в Церковь искать своего, человеческого – свое человеческое и найдет, а придет искать Божиего – получит Божие.

 

[Апрель 9 365]

Что такое приходская жизнь?

 

По заказу службы «Среда» фондом «Общественное Мнение» был проведен опрос. Россиянам был задан вопрос: «Участвуете ли Вы в приходской жизни?». Оказалось, что активно участвуют в приходской жизни лишь 1% опрошенных. Почти половина опрошенных православных россиян (44%) не участвуют и не хотят участвовать в приходской жизни.

 

Вопрос задавался только тем респондентам, которые идентифицировали себя как православные. Таковых оказалось 50% от общей выборки.

 

Женщины чаще мужчин принимают участие в жизни прихода.

Наибольшую активность в приходской жизни проявляют жители Центрального округа и москвичи. Несколько чаще в приходской жизни участвуют служащие и респонденты в возрасте от 55 до 64 лет.

 

Чуть меньше трети православных респондентов (28%) хотели бы участвовать в приходской жизни, но по каким-либо причинам не имеют возможности. Чаще среди них встречаются жители небольших городов с населением от 50 до 250 тыс. человек, родители двоих детей, неработающие пенсионеры и респонденты, считающие себя счастливыми.

 

 

Сюда же относятся опрошенные, поддерживающие партию «Справедливая Россия» (32%) и высоко оценивающие деятельность Патриарха (18%).

Не желают участвовать в приходской жизни чаще люди старше 65 лет (27%), жители крупных городов за исключением Москвы (29%) и однодетные опрошенные (26%), а также респонденты, которые находят у себя проблемы со здоровьем.

Комментарии:Александр Агаджанян, доктор исторических наук, профессор Центра изучения религии при Российском государственном гуманитарном университете: «Низкий уровень участия в приходской жизни говорит об отсутствии у людей навыков добровольной социальности»

 

- Низкий уровень участия в приходской жизни - при высокой самоидентификации с православием - есть частный случай низкого уровня социального участия людей в целом, отсутствия у них навыков добровольной социальности. Во-вторых, это свидетельствует о преимущественно символической православной идентичности, не связанной с воцерковлением. Наконец, в-третьих, это свидетельствует о некоммунитарной (несоциальной) ориентации самой Русской Православной Церкви как института. Этим же объясняется установка тех, кто говорит «хотел бы, но не могу».

Относительно высокие показатели участвующих в приходской жизни в Москве объясняются тем, что здесь сконцентрированы группы, которые в наибольшей степени отличаются от описанного выше мейнстрима, более активные.

Что касается нежелающих участвовать в приходской жизни в других городах - корреляция несущественна. Но, видимо, результаты опроса связаны с особенно низким уровнем воцерковленности живущих там людей.

 

Сергей Лебедев, кандидат социологических наук, социолог религии, преподаватель Белгородского государственного национального исследовательского университета: «Православие по самоидентификации не является надеджным показателем религиозности личности»

- Данные показатели, на мой взгляд, объясняются следующим. Во-первых, как неоднократно отмечалось социологами, не является надежным показателем религиозности личности. Во-вторых, даже вполне религиозные православные сегодня во многих случаях начинают свою церковную жизнь не с традиционной религиозной социализации, которая предполагает «введение во храм» с самого детства, в семье, а сложным и «окольным» путем. Зерна религиозной православной культуры могут быть заронены в душу человека через литературу, СМИ, неформальное общение, образование и другие каналы коммуникации, причем зачастую этот момент трудно проследить. «Инкубационный период» их вызревания может длиться долго, и, даже придя к осознанным православным религиозным убеждениям, человек не всегда «автоматически» воцерковляется. Но даже воцерковившись, он может ограничивать свою церковную жизнь в основном культовой активностью: регулярно ходить в храм, исповедоваться, причащаться, читать душеполезную литературу, даже общаться с духовником, не участвуя при этом в какой-либо совместной деятельности с другими прихожанами вне богослужения. По объективным причинам, социальные связи человека в современном обществе в подавляющем их большинстве формируются за пределами института Церкви, в светском социокультурном пространстве. Поэтому весьма распространенный, если не преобладающий тип православного верующего сегодня – это «атомарный» православный, связанный с Церковью в основном культурно-символическим способом, через самосознание.

Иван Забаев, кандидат социологических наук, старший преподаватель, Высшая школа экономики - Государственный университет, ПСТГУ: «Формулировка «приходская жизнь» даже для воцерковленных людей может означать очень разные вещи».

- По данным опроса можно констатировать, что активно участвует в приходской жизни примерно столько же людей, сколько причащается несколько раз в месяц, то есть, воцерковленные, «практикующие» православные.

Различия в участии в приходской жизни или в отношении к такому участию у однодетных и двудетных людей могут быть объяснены, хотя бы предположительно, разными стилями жизни, жизненными ценностями. Можно предполагать, что для однодетных ценности карьеры, самореализации и прочее значат больше, нежели ценность семьи (хотя здесь тоже нужно делать различного рода уточнения). Это, в свою очередь, может означать разные ритмы жизни, разную ее организацию. Так, в современном мире карьера в значительной степени связана с возможностями мобильности. Можно предполагать, что приходы, церковные общины имеют больше значения для людей семейных, поскольку рассчитаны на некоторую постоянную привязку людей к определенной территории. Все-таки, каждый дополнительный ребенок уменьшает (пространственную) мобильность семьи. Собрать одного ребенка и переехать на две недели – месяц в другую страну для того, чтобы кто-то из родителей мог отдохнуть или поработать, гораздо проще, чем сделать то же самое с тремя или пятью детьми. Так ли это странно? Скорее, это не странно. Однако, мне кажется, что подобные данные ставят больше вопросов и вызывают больше недоумения, нежели проясняют ситуацию.

Строго говоря, хорошо, 1% участвует в приходской жизни. Но почему ЭТО важно? И, кроме того – участвуют в ЧЕМ? Что думали опрошенные, когда им поставили такой вопрос? Ведь эта формулировка «приходская жизнь» даже для воцерковленных людей может означать очень разные вещи. Под категорию «приходская жизнь» могут быть подведены такие разные явления как протирание подсвечников, участие в крестных ходах, строительство храмов, общение в интернет-форумах и тому подобное. А вот что должен думать человек, который, например, жертвует какие-то суммы на помощь людям, оказавшимся в трудной ситуации (не вступая в прямую коммуникацию ни с этими людьми, ни с кем-то из прихода)? Причем, делает это, откликаясь на обращение священника. Есть подозрение, что он мог бы ответить на вопрос опроса: «не участвую в приходской жизни». Таких примеров может быть много. Мне кажется, что задавая только один этот вопрос – в такой общей формулировке – мы имеем только основания для предположений, вряд ли больше. Конечно, желательно было бы иметь большую определенность. Думаю, она могла бы быть достигнута, если бы в опросе появилась какая-то спецификация категории «приходская жизнь».

Повторюсь, предъявленные таким образом результаты вызывают больше недоумений. Поскольку можно легко предположить, что при виде этих данных, первой реакцией людей может быть такая: «раз только 1% населения участвует, значит, во-первых, православных столько и есть, и, во-вторых, это для страны вещь незначимая и помогать им не стоит, участвовать в этом не стоит». Но поменяй авторы формулировку вопроса, например, на: «Принимали ли Вы участие в таких-то и таких-то видах деятельности, организованных храмом?» Или: «Есть ли у Вас знакомые люди, регулярно ходящие в церковь?». И добавить к этому: «Если бы они попросили бы Вас помочь в том-то и том-то, Вы бы согласились?»… Результат был бы иным. А именно, оказалось бы, что православное сообщество может мобилизовать на те или иные социальные или благотворительные проекты порядка четверти страны (примерно такие результаты мы получили в ходе своих исследований) – в первую очередь, людей невоцерковленных. А это имеет иные следствия и для имиджа Церкви и, что важнее, для всё той же мобилизации людей на помощь друг другу.

Представьте себе, если спросить сегодня людей: «Лежали ли Вы в церковной больнице?». Всероссийский опрос по репрезентативной выборке покажет, что 0,1% лежали. И что? Можно было бы сказать, что Православная Церковь не развивает сегодня собственные медицинские учреждения. Но что за этим последовало бы (если бы на такую информацию кто-то вообще откликнулся)? Вероятнее всего, взаимные упреки и оправдания с указанием причин, почему сегодня это невозможно. Как следствие, ситуация с церковными больницами бы не поменялась. Но можно задать населению страны вопрос «Хотели бы Вы, чтобы Русская Православная Церковь развивала свои больницы?», и получить результат – 80% хотели бы (таковы данные наших исследований – ИС «Социология религии»; опрос проводил ФОМ). Этот результат имел бы иное значение. Он показал бы, что со стороны населения есть запрос на такого рода деятельность. И стимулировал бы поиск решений, как эти больницы сегодня сделать, а не оправданий, почему их нет.

Иными словами, проведенный ФОМ по заказу «Среды» в который раз ставит вопросы и стимулирует размышления, наверное, это неплохо. Было бы также неплохо дополнить эти точечные замеры какими-то более фундаментальными исследованиями, в том числе, и связанными с проектированием той или иной деятельности в Церкви или по поводу Церкви.

 

[Апрель 9 365]

Как сделать свечки бесплатными

 

Ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев выступил с критикой потребительских отношений между клиром и мирянами в православной Церкви. В его статье для НС обсуждается возможность сделать все требы в Церкви по-настоящему бесплатными, установить фиксированное членство в приходе и перенести бремя ответственности за материальное состояние прихода на самих прихожан. «Нескучный сад» проводит опрос активных прихожан: готовы ли они содержать свой приход.

Михаил Шляпников, фермер и общественный деятель:

— Отменить плату за требы, и сделать прихожан ответственными за состояние прихода — это идеальное решение, так и должно быть. Но сегодня осуществить его невозможно чисто технически. Прихожане сегодня есть, а завтра их уже нет, и деньги у прихода сразу кончились. А крепкая община и совместное содержание прихода – так раньше и было: вместе обедали, вместе и хозяйство содержали. Может быть, для деревенского прихода такой вариант еще пройдет, но там с деньгами будет беда. В городском будут деньги, но там беда с прихожанами — ротация. Если говорить лично обо мне, то я бы согласился нести за приход финансовую ответственность. Разумеется, при подборе в приходской попечительский совет соответствующих ответственных людей. Более того, мы бы и свои придумки придумали. Такие, до которых батюшка не додумается: содержание церковного кладбища, содержания церковного пруда с рыбками, собаки, сада, пчелок.

 

Андрей Хвесюк, лидер движения Сопротивления убийству детей:

— Вопрос многогранный. Я перечислю три его аспекта. Во-первых, это отсутствие соответствующей культуры. Вот в протестантских общинах десятину собирают жестко. И там не забалуешь — ты четко декларируешь доход, и четко вносишь свою лепту. Поэтому у них и не возникает проблем с торговлей свечами. Мы же недобираем деньги и стараемся добрать их за счет свечей в лавке и тому подобного. Эта недостаток церковной культуры и сознательности. Нужна сознательная и неукоснительная жертва десятины — тогда и торговать не понадобиться. Эту церковную культуру надо взращивать. А пока человек будет думать, что он купил трехкопеечную свечку и все, свободен, у нас приход выжить не сможет.

 

Второй аспект – человек должен понимать, на что он вообще жертвует. У нас абсолютная непрозрачность приходских и церковных финансов. На мой взгляд, это зло. Хотя это вопрос дискутируемый. Просто человеку тяжело жертвовать, если он не знает, куда идут его деньги. Отсюда и мифы про «попов на мерседесах». Хотя это тоже не совсем правильный подход – ведь человек жертвует на храм, руководствуясь религиозным чувством, а не прагматическим. Но и руководство прихода не должно злоупотреблять этим долгом верующих. И если финансы будут прозрачными, то это будет только во благо Церкви.

 

И третье. Мне кажется, что если Церковь в ближайшем будущем не начнет массово заниматься социальными проектами, то люди начнут либо просто тихо уходить из Церкви, либо нас начнут резать – такие настроения существуют. На каждом приходе должен быть пусть какой-то маленький, но соцпроектик со своим бюджетом. Люди должны знать, что Церковь это не «вещь в себе». Что есть некий практический «выхлоп» от нашей духовности. «По делам их узнаете их», – говорит Господь. Если у нас нет добрых дел, то значит, что у нас что-то не так.

 

Подвожу итог. Мы имеем прямую заповедь отдавать десятину. Церковь не должна злопотреблять этой обязанностью простого прихожанина. Для этого система должна становиться прозрачной, чтобы люди понимали, что они не только на зарплаты священников отдают деньги, но и еще на что-то, какой-то социальный проект. Конечно, все это — праздные размышления, я не искушен в этих вопросах. Но все-таки то, что у нас социальных проектов по сравнению с числом прихожан ничтожно мало, это нехорошо. И мы по этой позиции проигрываем тем же протестантам. Плохо, что люди для себя считают нормальным, что они пришли в воскресенье в храм и потом ушли, и на этом их православность закончилась.

 

Михаил Насонов, руководитель информационно-издательского отдела Архангельской епархии:

— Лично я готов на постоянной основе помогать храму. А если говорить о самой идее отмены пожертвований за требы, то она не везде осуществима. У городских приходов обычно есть несколько богатых благотворителей, которые могут их без проблем содержать. Но в деревенских храмах ситуация иная. Сельский храм, как правило, убыточный, и никаких серьезных благотворителей у него нет. Пожертвования за свечки, требы и т.п. позволят хоть как-то сводить концы с концами. Это приходится делать в связи с несознательностью многих крещеных людей. Они считают, что не обязаны помогать Церкви, а Церковь им кругом должна. Кстати, у нас в епархии Владыка благословил в городских храмах отменить какие бы то ни было фиксированные размеры пожертвований.

 

Наталья Миллер, дизайнер, владелец мастерской :

— Я считаю, что полезно будет организовать членство в приходе по примеру Запада. Там записывают в приходскую книгу и платят налог. Таинства тогда можно будет, действительно, совершать за добровольные пожертвования. А вот работа все-таки должна оплачиваться. Платить за преподавание в воскресных школах и социальную работу моглобы, например, государство. Это бы помогло избежать обвинений в «продаже свечей», и прочего. Лично я наверное готова сотрудничать по такой схеме. Но проблема в том, что мы ходим в несколько храмов

Кирилл МИЛОВИДОВ

 

 

[Mаргаритка 611]

Многие приходы только и существуют за счет церковных треб. У нас как-то одно время Крещение было бесплатное. Большинство приходили креститься в наш храм. Но батюшка перед Крещением проводил предварительные беседы. Тогда еще не было никакой катехизации на Приходах. И Люди благодарили, что с ними беседуют. А потом ввели плату на эту требу.... Людей стало уже меньше приходить креститься.

[sasha 3 426]

Благополучная Церковь: проигрывая позицию за позицией… (+ Видео + текст)

 

19 марта на Первых миссионерских курсах, организованных Миссионерской комиссией при Епархиальном совете г. Москвы при поддержке Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета и фонда «Миссия Кирилла и Мефодия», протоиерей Алексий Уминский прочитал лекцию, посвященную современной церковной общине.

Совместное чаепитие = община?

Сегодня, может быть, как никогда за последнее время, Церковь переживает период вызовов со стороны общества, в обществе от Церкви ждут вразумительных ответов и обращений. Миссия Церкви, собственно говоря, и заключается в том, чтобы мы могли найти язык с нашим окружением. Очень много в последнее время сказано о том, что одной из форм миссии является общинная жизнь.

 

Об общинной жизни очень много говорит Святейший патриарх, давно уже звучит

призыв к каждому храму стать общиной.

 

Но не очень понятно, в чем эта общинность может заключаться, и каким образом обычный приход в том историческом понимании, которое сложилось за последние 50 лет, может превращаться в общину.

 

Очень часто думают и решают, что общинность возникает тогда, когда после литургии прихожане собираются попить чай, или когда прихожане собираются вместе в какую-то паломническую поездку, или когда они собираются вместе на пикник, на футбольный матч или на какое-то совместное мероприятие. Тогда кажется, что сделать из прихода общину очень просто. Надо просто после литургии всех позвать выпить вместе чай, спеть песни под гитару, и таким образом общинная жизнь сама собой произойдет.

 

 

Тоска друг по другу

Фото: Florina, orthphoto.net

В этом есть определенное искушение: конечно, недостаточность человечности в нашей Церкви ощущается всеми и давно. Отсутствие человечности заключается и в том, что никто ни с кем не разговаривает.

По-человечески никто никому в Церкви сильно не нужен, потому что каждый приходит в храм за своим. Когда появляется возможность после литургии по-человечески пообщаться, каким-то образом что-то обсудить, чему-то вместе порадоваться — это огромное благо. Тоска по человеческому общению и тоска друг по другу в Церкви достаточно высока.

Надо сказать, что это отсутствие человечности в сегодняшней жизни нашего церковного общества – тоже востребованность нашего общества. Общество ждет сейчас от Церкви простых человеческих слов, простых человеческих отношений и человеческого взгляда на происходящее.

Это наша большая проблема – отсутствие человечности в богочеловечном организме. Но все-таки хотелось бы сразу сказать о том, что настоящая община подразумевает нечто больше, нежели просто посиделки после литургии и даже общие хорошие дела: организация праздника в приюте для престарелых или доме ребенка. Это что-то иное, и это иное должно быть определено нами как то, что в нашей церкви до конца не родилось, до конца не произошло или было воспринято как неглавное. Я бы назвал это жизнью по Евангелию.

 

Благополучная Церковь?

За 20 лет возрождения Церкви было сделано колоссально много для того, чтобы Церковь стала мощным институтом в мощно организованном государстве.

Мне кажется очень важно определить для себя: стремление к внешнему благополучию церковной жизни — это одно из искушений. Насколько Церковь имеет право быть благополучной? Насколько стремление к благополучию онтологично тому, к чему призывает нас Христос? И может ли благополучная Церковь, уверенная в себе, вообще выходить со словом «миссионерство» к кому-то? Будет ли услышана благополучная Церковь в современном, да и вообще в любом мире?

Надо сказать, что в жизни земной Церкви есть такие противоречия. Путь за Христом: «Аще кто хочет за Мной идти, да отвергнется от себя, возьмет крест и идет. Те, кто хочет душу спасти, потеряют ее, а кто потеряет ее с пользой для человека, тот приобретет весь мир», помните Евангелие?

А с другой стороны, стремление земной церкви, стремление церкви как устроения, в том числе человеческого, — построить свою миссию в форме не просто взаимодействия с государством, но и в уверенной поддержке неких внешних структур. Понимаете, о чем я говорю?

Прослеживающееся сегодня стремление к благополучной Церкви очевидно. Церковь имеет свою власть, свое очень сильное влияние, свои защищаемые определенным образом права, серьезные отношения с государством, гарантирующие Церкви определенные вещи…

Все это постоянно дает возможность Церкви все больше и больше укреплять свои позиции: требовать от государства преподавания религиозных дисциплин в школе, священства в армии и так далее. Эти вещи развиваются только тогда, когда Церковь чувствует поддержку от таких структур, в которых она эти свои потенции никак не может иначе исполнить. Не может Церковь социально служить в мире, если государство не даст ей возможности посещать в тюрьмах заключенных, организовывать приюты для сирот и для престарелых, кормить бездомных. Для этого нужны налаженные отношения с государством, серьезные центры взаимодействия. Всем понятно, что, когда Церковь пытается наладить такие вещи, она действует отчасти как государственная структура, которой нужны те же самые знаки власти, влияния, уверенности в себе, благополучия, которые бы показали мощь этой организации и способность ее в этом мире совершать свое служение.

 

Богатство как несвобода

Не так давно спикером нашей Церкви было озвучено, что дорогие часы и автомобили представительского класса – это знаки нашей церковной значимости. Внимание общества к этим знакам, к сожалению, сегодня очень большое. С другой стороны, эти знаки действительно воспринимаются нами как знаки нашей победы в этом мире, как знаки нашего утверждения в этом мире, как то, что делает Церковь той структурой, с которой необходимо считаться.

Одновременно с этим происходит обратный процесс: Церкви есть, чего лишаться, что-то могут отнять, что-то могут не позволить, и это уже колеблет то, что называется свободой. Богатый человек менее свободен, чем бедный. Ему есть, что терять. И благополучная Церковь становится менее свободной, потому что есть, что терять.

Очевидно, что сегодня знаки внимания к Церкви воспринимаются как плата за определенное молчание ее по очень и очень важным вопросам, на которые ждет ответа наше общество. Церкви возвращается ее имущество, Церкви разрешается преподавание Закона Божьего, ОПК, Церковь пускают в армию, но в ответ на это Церковь всегда улыбается, всегда скромно молчит, когда огромные слои общества ждут каких-то слов — иногда жестких, иногда защищающих.

 

Почему мы христиане?

В этом миссия Церкви – являть этому миру правду Божию. Но насколько эта функция Церкви выполнима и реализуема? Как я сказал, за 20 лет возрождения было сделано колоссально много, но не было уделено главного внимания одному — того, что делает Церковь общиной, общностью. Жизни христианской по Евангелию.

 

Было организовано что угодно: воспоминания о Святой Руси, о Третьем Риме, о том, что Церковь и православная монархия едины, много всплыло идеологических воспоминаний, которые снова ожили как формы религиозной жизни. В Церкви появилась своя идеология, в церкви появились свои определенные формы самосознания, но они в большей степени связаны именно с исторической памятью и с желанием реконструировать эти воспоминания в современном обществе. А вот о жизни евангельской во Христе, об опыте жизни и проживания Евангелия, к сожалению, практически не было упомянуто.

 

Стоят храмы, открыты воскресные школы, внешне все происходит правильно, путь задан, направление указано, но суть происходящего, основа: в чем и почему мы христиане? Потому ли, что мы ходим в храм? Потому ли, что мы нашу церковную жизнь сделали жизнью хождения по церковному кругу? Мы живем от Пасхи до Пасхи, от поста до поста, от исповеди до исповеди, от Причастия до Причастия. Церковный круг, в котором, в общем, нет вопросов, в котором все решено, в котором не о чем думать, потому что создается впечатление, что когда я иду по церковному кругу, я как раз и иду во Христе.

 

Здесь как раз стоит большой вопрос: является ли наше привычное хождение по церковному кругу, участие в таинствах и литургии одной из форм традиционной нашей жизни хождением за Христом, а не удобным, благополучным, уверенным и твердым хождением по отмеченным, хорошо пройденным маршрутам, на которых негде приткнуться, не о чем спросить, и невозможно поставить вопрос: а, собственно говоря, кто мы в этом круге? Все вопросы уже заданы и все ответы уже получены. Тут нет вопросов. И, собственно говоря, сегодняшняя форма катехизации предполагает разговор катехизатора или миссионера с человеком, приходящим в Церковь, прежде всего, о том, как научиться ходить по церковному кругу. Как научиться читать утренние и вечерние молитвы? Как объяснить необходимость поста? Как рассказать о том, что происходит во время таинства, что необходимо христианину ходить по воскресеньям на литургию и причащаться святых Христовых Таин, потому что здесь происходит благодатное общение с Богом.

Но о самом Боге и о встрече Христа лично с человеком вопрос не стоит в рамках катехизации.

 

Хождение по водам, или христианство без вопросов

В какую Церковь мы зовем человека и что мы ему предлагаем в ответ на его веру? Удобство, комфорт, благополучие под знаком Христа. Возможно ли это вообще? Благополучие под знаком Христа. Благополучное Евангелие, благополучная Церковь, благополучная жизнь христианина.

 

Когда мы встречаемся в Евангелии со Христом, мы слышим там несколько неудобных призывов для нас. Там, в общем-то постоянно эти призывы, но есть особенно яркие. Один из них: «Господи, повели мне идти к тебе по водам». Какое отношение это может иметь к хождению по церковному кругу? Никакого. Готовы ли мы так говорить со Христом, как говорит с ним апостол Петр? К кому обращены эти слова?«Господи, повели нам идти по водам». Это слова Петра на Генисаретском озере или это образ жизни во Христе?

Второе: «Кто хочет за Мной идти, пусть отвергнется себя». Возможно ли в хождении по церковному кругу, такому благополучному, отвергнуться себя?

 

Третье: «Господи, куда нам идти? Ты имеешь глагол вечной жизни». Полное недоумение и незнание ответа на вопрос. А у нас самая популярная книга — «1350 ответов священника на вопросы». Самое популярное – это позвонить на станцию «Радонеж» и спросить отца Дмитрия Смирнова: «Батюшка, …». У нас нет вопросов в христианстве, у нас все уже давно всеми решено, а если есть, то ответит станция «Радонеж».

 

И еще одно, очень важное: «Все Мое – Твое, а все Твое — Мое». Зачем мы приходим в Церковь? Мы приходим со словами, которые произнес младший сын своему отцу. «Дай мне мое, дай мне положенную часть». Дай мне мое, а все твое – не мое.

И вот мы с уверенностью христианство разложили по полочкам, можем выбирать, что нам взять у Бога, а что нам сегодня не очень нужно. Вот ходить по водам – нам не нужно, вот не знать ответа на вопрос мы не можем, нам надо быть уверенными в себе. И получается, что не услышаны эти слова, не воспринято Евангелие иным образом, потому что Евангелие – это стало частью молитвенного правила. Мы сочетаем утренние и вечерние молитвы, главу Евангелия и две главы Апостола. Ежедневно так делают христиане. Почему, зачем, для чего — вопрос не стоит. Так надо.

А что мы читаем, когда читаем Евангелие? Ничего, мы читаем текст. Но мы не читаем письмо Бога мне, не читаем письмо Отца своему сыну.

 

Община — клуб по интересам?

Поскольку вот эти вещи сегодня до конца не восприняты, стоят на периферии сознания, а евангельские проповеди в храме не бросаются в сущность встречи человека и Бога, то на их место встает некая идеологическая схема.

И тогда приходская жизнь может развиваться разными способами.

 

Могут быть очень крепкие общины православных хоругвеносцев, православных юннатов, общины туристов, православных рок-музыкантов — кого угодно с названием «православные». Но центром этой общины не будет Христос. Никакой миссии тут быть не может: тут приглашают людей в некие клубы по интересам, а миссия предполагает передачу своей встречи со Христом.

 

Миссия апостольская – это свидетельство своей встречи со Христом, и, собственно говоря, успех апостольской проповеди заключался только в этом. Что видели наши глаза, что осязали наши руки, что слышали наши уши, то мы вам передаем. И настоящая община может строиться только на этом: на общности со Христом. Это не общность человеческая, она возникает потом, обязательно. Но прежде всего, это общая жизнь человека и Бога.

 

И Церковь наша от начала ее рождения в день Святой Пятидесятницысуществует только ради этой встречи. Церковь – это место, где человек и Бог, встретившись, начинают жить общей жизнью.

 

Центр Встречи

Когда в 17 главе Евангелия от Иоанна Христос перед своим страданием с учениками возносит молитву Богу-Отцу, он как бы произносит слова «Все Мое — Твое. И все Твое – Мое». Эти слова являются формулой жизни Церкви. Эти слова и рождают общину. Эти слова и являются центром встречи человека и Бога.

Фото: Vlas_77, orthphoto.net

Бог говорит человеку: все Мое – твое. И человек может оказаться способным ответить на эти великие слова. Мы слышим эти слова, обращенные к человеку, в 15 главе от Луки, в притче о блудном сыне, когда старший сын говорит: ты козленка мне не дал, чтобы мне повеселиться с друзьями моими. И тогда отец ему говорит: сын, ведь все мое – твое.

 

Эти слова, обращенные Богом к человеку, – это слова, обращенные Богом к Церкви и ко всякому, в нее приходящему. Способность услышать, воспринять их, способность захотеть для себя этой божественной жизни — и есть духовная жизнь. Человек слышит эти слова и хочет, чтобы он смог воспринять от Бога все. Но это возможно только при одном условии, когда человек способен Богу сказать в ответ: а все мое – Твое.

 

И это самые страшные и самые тяжелые слова, которые ждет Бог от человека. Мы часто слышим слова: «Весь живот наш Христу Богу предадим». Так легко и обычно: «Подай, Господи, Господи, помилуй», а потом: «Весь живот наш Христу Богу предадим». Что это значит? Это и значит: все мое – Твое. Это значит, что я могу так себя доверить Богу, так могу себя вручить в руки Божьи, что вообще ничего в этом мире не бояться, ни о чём не думать, не иметь никаких попечений и быть совершенно уверенным в Боге, — в том, в чём быть уверенным нельзя никак.

 

Уверенность в Боге

Потому что Бога не видел никто и никогда. Потому что Он неописанный, неизменный, непостижимый, неведомый. Потому что нельзя быть уверенным в Боге. А нам очень надо быть в Нем уверенным. Поэтому наша жизнь состоит из того, что мы выстраиваем себе внешние подпорки нашей уверенности, чтобы нам было на что опираться. Быть уверенным в своём правом пути, быть уверенным в неправоте других, которые не идут с нами. Быть уверенным в том, что тот, кто не с нами – тот против нас. Вот эти вещи выстраиваются, и за 20 лет они очень здорово выстроились и очень пугают тех, кто находится по другую сторону от нас. Потому что мы такую высокую ступенечку выстроили перед входом в Церковь, что всякий входящий в неё может, споткнувшись, разбить нос в нашем храме и потом долго будет лечиться и приходить в себя.

 

А в Евангелии как раз этого нет. В Евангелии как раз учат жить без этого. Евангелие как раз учит доверить себя Богу, потому что Бог есть любовь.

 

Замечательный датский философ Сёрен Кьеркегор в одном из своих произведений говорит: если Бог есть хитрость, то очень опасно и страшно Бога не понять. Но если Бог есть любовь, то не страшно его не понимать. Тогда совсем не важно – понимаешь ты Бога или не понимаешь, знаешь ты, куда Он тебя ведёт или не знаешь. Потому что если Бог есть любовь, то ничего не страшно. Потому что если Бог не любовь всегда, везде и повсюду, то тогда вообще нет никакого Бога.

 

Любовь должна быть явлена нами

Можем ли мы это сказать о Церкви? Можем ли мы сказать сегодня или вообще? Это вопрос, который меня очень волнует – Церковь есть любовь? А если Церковь не любовь, то тогда что Церковь? А если Церковь — что-то другое, тогда как это называется? А если Церковь есть любовь, то где она, эта любовь? В чём она себя проявляет?

 

Легко было бы ответить, что это в таинствах церкви. Что когда совершаются таинства, Дух Святой действует как любовь.

Это будет правильным ответом, но только Церковь нельзя свести только к таинствам. Мы не можем так свидетельствовать о Церкви только как о месте, где совершаются таинства ради нашего спасения.

 

Эта любовь должна быть явлена нами, но она может быть явлена только так, как себя являет Сам Господь нам самим — полностью доверяя Себя нам и прося этого доверия от нас.

 

Сокровище наше — Христос

Фото: AleksaSrbin, orthphoto.net

Вернёмся к тому, что есть община и на чём она строится. Она строится, прежде всего, на глубоком переживании. Переживание это значит жизни по, жизни с, жизни в Евангелии.

 

Христианская жизнь с утра начинается не только утренними молитвами. Весь богослужебный цикл и весь церковный круг с Пасхами, постами и праздниками отнюдь не лишний. Он просто не главный. Он есть, конечно, необходимая помощь и подспорье в нашем движении ко Христу и за Христом. Но главное – это всё-таки Сам Христос. Как сказалАлексей Степанович Хомяков: «Самое главное наше сокровище – это Сам Господь наш, Иисус Христос».

 

Вот это должно быть провозглашено самым громким голосом миссии. Что самое главное наше сокровище – Сам наш Господь Иисус Христос, и мы Его проповедуем.

 

Но проповедовать Его мы можем тогда, когда Он действительно для нас самое главное наше сокровище. И когда мы начинаем день с утренних молитв, то главное в этом дне не утренние молитвы, а живу ли я в этот день по Евангелию или не живу. Помню ли я о том, что сегодня я должен в этот день исполнить Евангельское предназначение и постараться прожить этот день так, как Евангелие учит меня его проживать.

 

Евангелие — о нас

Самое тяжёлое, самое страшное, самое неудобное, некомфортное и абсолютно неблагополучное задание для христианина.

Община делает именно это, когда в ней проповедано, прежде всего главное – жить по Христу, жить по Евангелию, жить в самом Евангелии. Потому что каждое евангельское чтение обязательно говорит о любом из нас. И если я, слушая Евангелие или читая его в храме, не понимаю, что эти слова говорятся про меня, то они оказываются не услышанными. Если я не ставлю перед собой труда понять, кто я сегодня в Евангелии, с кем я сегодня, кто я сегодня: мытарь или фарисей, блудница или апостол, Иуда или Пётр – кто я сегодня – то Евангелие остаётся просто книгой Священного Писания. Просто священной книгой, которую надо читать стоя, перекрестившись, потом поцеловать, закрыть и положить на аналойчик.

 

Но если Евангелие становится для нас сущностью нашей христианской и православной жизни, то понятно, как рождается община. Общность христиан представляет собой община тех людей, которые настроены жить по-апостольски. По-апостольски — не в заученном смысле этого слова, а по-апостольски, потому что апостолы всё время слышат Христа.

 

Они всё время с Христом: они Его не понимают, они между собой ругаются, они между собой что-то делят, они убегают – но они всё равно апостолы, потому что они имеют возможность слышать Христа.

 

И эта возможность слышать Христа делает общину общиной. Потому что эта общность жизни — общая жизнь со Христом. Эти люди не боятся, они согласились и не испугались быть христианами.

 

Свойство общины — являть любовь.

И тогда рождается всё остальное: тогда рождается радость, тогда рождается надежда, тогда рождается упование, тогда рождается любовь, потому что свойство Церкви и свойство общины – это являть собой любовь.

 

Все проповеди митрополита Антония Сурожского посвящены любви. Там нет ничего другого. Понятно, почему мы говорим о том, что такое община, в понимании Владыки Антония — потому что это община, которая услышала и захотела жить по Евангелию, и там рождается та любовь. И в этом находится ответ на вопрос: «Если Бог есть любовь, то Церковь – есть любовь или нет?» Здесь есть возможность искать ответ на этот вопрос. Иначе нет смысла задаваться этим вопросом.

 

Церковь может быть прекрасной и замечательной идеологией, Церковь может быть замечательным социальным институтом — Церковь может быть чем угодно прекрасно земным, в том числе замечательным музеем и археологическим кабинетом. Но самым высшим прекрасным всё равно в ней будет любовь. Она может ничем этим не быть, но быть любовью. И тогда она себя осуществляет от начала до конца.

 

И тогда это Церковь живого Бога. И тогда это Церковь, мимо которой нельзя пройти, которую хочется слышать, которую хочется понимать, от которой что-то ждёшь всё время.

 

Церковь несбывшихся надежд

Сегодня присутствует напряжённое, воинственное, агрессивное отношение к Церкви. Что это, откуда, почему? Это неотвеченные ожидания. Это несбывшиеся надежды.

 

Это говорит только о том, что большинство людей в этой стране, несмотря ни на что, Церковь считают своей — очень многого сегодня ждут и ничего, по большому счёту, не получают.

 

Ничего того, что они ждут по-настоящему: настоящих слов или настоящего свидетельства о том, что если вы верующие, то почему между нами распри, почему столько ненависти, почему столько злобы, почему столько упования на земное, почему столько желаний благополучия.

 

Вот эти вопросы остались без ответа, эти упования не состоялись, эти надежды не сбылись.

И вот в ответ на это ужасная обида, которая разжигается теми, кто может посеять в душах ростки агрессии, неверия, недоверия и презрения к Церкви.

 

Вся ответственность за это лежит сегодня на нас, на христианах. Мы не смогли за это время показать Церковь как общество любви, как общество Христа, как людей, которые меняются и могут поменять весь мир.

Церковь существует открыто, свободно, мощно 20 лет. За эти 20 лет у нас не снизилось количество абортов в нашей стране, а, наоборот, увеличилось. Не снизилось количество преступлений, не снизилось количество самоубийств, алкоголизма, наркомании. Всё только увеличивается.

 

Церковь растёт, Церковь укрепляется, Церковь свидетельствует о своей мощи, силе, власти. Но при этом свидетельства настоящего всё равно нет. Потому что настоящее свидетельство – это те плоды, которые мы видим вокруг себя.

 

Мы удобно живём. Нам очень комфортно внутри себя: мы издаём журналы, выпускаем телепрограммы, совершаем паломничества, рассказываем о святых, привозим огромное количество святынь в наши города. И это очень хорошо — люди имеют возможность как-то приобщиться к этому. Но это не меняет нас, это не делает нас другими.

 

Мы живём в опасной ситуации. У нас, конечно, есть ещё много чего впереди, но много того, что уже проиграно и много того, что уже является пройденным этапом. Мы проигрываем позицию за позицией, я уж не говорю о тех событиях последнего времени, где, к сожалению, мы действительно сейчас можем только скорбеть о том, что произошло и что произошло это с нами. Особенно после воскресного дня.

 

Община и братия

Фото: palavos, orthphoto.net

- Отец Алексий, скажите, пожалуйста, есть ли разница между общиной и братией?

- Братия – это монастырское понятие. Есть ещё братство – общественная организация, которые как раз могут быть по каким-то интересам, в том числе и по политическим, или каким-то культурным и так далее. В этом нет ничего дурного, просто это не является общиной.

 

Община – это Евхаристическая община. Община – это когда есть мы, а Христос посреди нас. И вот эта община познала своим опытом жизни в Церкви, что Господь благ, что Господь рядом и что невозможно оторваться от этой радости, от встречи с Богом. И вот эту радость общины передают друг другу. Она всё время зовёт – приди к нам, приди сюда, мы тебе такое покажем, ты такое узнаешь, чего ты никогда ни от кого не узнаешь и нигде в другом месте не увидишь. Потому что мы это приобрели, и мы готовы этим с тобой поделиться. Вот что такое община — это община в Боге.

 

Конечно, здесь огромное значение имеет священник, который ведёт за собой людей, который проповедует Христа, который являет какое-то горение. Без этого не бывает, на то священник и ставится, чтобы община вокруг него формировалась, чтобы вместе с ним шла ко Христу.

 

Но также имеют значение и те, которые готовы идти туда. Которые не боятся это сделать, которые вот так доверили себя Богу.

Если под словом братия подразумевается «братство», то это немножко другое — это, скорее всего, общественная организация. А община — это живой церковный организм.

 

Правильная молитва?

- Возможно ли построение катехизации и общины через научение правильной молитве?

- Мне не очень понятно, что такое правильная молитва. Люди, которые собираются вместе, молятся. Мы так с Богом общаемся. Правильная общая молитва — тут ничего не надо придумывать, не надо особых молитв или особенных молитвенных собраний, которые бы возгревали христианский дух. Это все будет надуманно, искусственно. В Церкви достаточно всего — богослужений нашего прекрасного богослужебного круга, который нас поддерживает, формирует, организует, дисциплинирует, дает возможность собраться, чтобы идти вперед — не по кругу, а подниматься вверх. Нам достаточно того богослужебного богатства, чтобы вместе молиться друг о друге.

 

Дальше говорится: «нацеленность на соборную молитву, где центром и связующим звеном между членами должен быть Христос».

Это наша литургия, это наше богослужение. Нет иной формы общей молитвы. Если она появляется — надо бить тревогу. Если общей молитвы не находится в богослужении, значит что-то неправильно в жизни этой общины.

 

Нельзя научиться молиться, если ты не молишься. Никто не может никого другого научить молитве, у нас нет никаких специальных занятий по технике молитвы. У молитвы вообще нет техники. Наша общая соборная молитва соборнее не бывает! Если ты хочешь молиться, как написано в Священном Писании — «Молитва дается молящемуся». Когда ты говоришь с Богом, искренне от сердца — ты и молишься. Не надо лишнего придумывать, все просто.

 

У нас есть колоссальный опыт церковной жизни за 2000 лет. Просто надо поставить все на свои места в жизни и знать, где место молитве, посту, где место плачу, общему разговору, чаепитию, песням под гитару и где место Христу в нашей жизни. Если место Христа в нашей жизни центральное — то все в порядке, искать не надо. «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, все остальное вам приложится» — простые Евангельские истины и слова.

 

Общая боль

- У нас по воскресеньям проходит молебен для раковых больных. И это настолько единая община — 300-400 человек, объединенных страданиями, болезнью рака. Есть мечта о таких общинах.

- Не надо мечтать. Не надо строить никаких моделей. Ни одна община не будет тождественна другой, потому что все люди разные, дыхание разное. Все люди собираются в общину, потому что они друг другу по-человечески соответствуют, и это нормально.

В каком-то храме есть община докторов наук, спортсменов — это нормально. Люди понимают друг друга.

Но главное в том, чтобы это было желание всех вместе переживать Евангелие. Постепенно, понемногу об этом говорить, вместе собираться, читать и думать о нем, вместе молиться — это нормально и хорошо. Это, по крайней мере, опыт митрополита Антония, который было бы неплохо вспомнить.

 

Зачем человек приходит в Церковь?

- Встреча не всегда происходят в храме, не всегда там стоит Христос. Это процесс. Человек должен осознать своё падение сначала.

- Встреча со Христом — это действительно очень долгий процесс, который имеет своё начало и не имеет своего конца. Встреча со Христом происходит, когда человек осознает себя желающим со Христом быть вместе, идти за Христом. И тогда он приходит в Церковь, и тогда эта Церковь и есть его встреча и путь за Христом.

 

Если он приходит в Церковь по иным причинам — это сразу ложь, провал. Потому что тогда человек живет иной жизнью. Для него тогда христианская жизнь — это идеология, традиция, любой фарисейский набор любых моделей отношений. Но если мы разделяем в своем представлении о миссии и катехизации приход в Церковь и приход ко Христу — тогда мы не понимаем, что такое Церковь.

Путь ко Христу все-таки начинается с того, что человек в своем сердце ощущает необходимость этого. И тогда задача катехизатора, миссионера — привести человека ко Христу через Церковь, а не ввести в Церковь и дать ему задание по исполнению.

 

Мы не приводим ко Христу…

Фото: jarek, orthphoto.net

- Чем, на Ваш взгляд, мы уводим человека от Христа? Ряд практических ошибок в организации приходской жизни.

- Мы не уводим от Христа, мы не приводим к Христу.

Мне однажды приходилось слышать речи священника, который занимается с молодёжью. Он говорит: «Привести человека ко Христу — это слишком высокая задача. И поэтому мы стараемся объединить нашу молодёжь на основах патриотизма, любви к родине, традиционных христианских ценностей». Мне кажется, это очень большая ошибка. Очень хороший священник, надеюсь, он за это время передумал.

 

Мне приходилось очень часто встречаться с феноменом, когда люди приходят в Церковь за чудом. Говорят, что они «с детства были крещены, всегда знали, что Бог есть», но это не так. Бог им был не нужен до того момента, пока что-то не произошло. Они читают литературу про чудо, читают, как подвижники творили чудеса. А очень часто чудо не происходит.

 

И как сделать так, чтобы встреча со Христом состоялась, несмотря на то, что чудо не произошло?

 

В наших традиционных отношениях Церкви и человека, человек нас чаще всего интересует как покупатель духовной продукции.

Мы предлагаем человеку так относиться к нашей Церкви: здесь происходят чудеса в смысле волшебства. Эти чудеса очень понятны, практичны, легко применимы и покупаемы. Говорить о том, что несколько миллионов человек в очереди к поясу Пресвятой Богородицы — это явление истинной веры христианской, наверное, слишком смело. Конечно, у меня нет сомнений в том, что многие из тех, что стояли, искренне верили, уповали на Матерь Божию и желали поклониться святыне. Но мы за это время, за постоянные гастроли святынь на нашей земле, приучили уже людей к тому, что Церковь — это место, куда можно и нужно пойти за чудом, но не за Христом. Хотя бы бесконечные очереди к блаженной Матроне. Казалось бы, столько людей часами стоит в этих очередях — можно было бы их так катехизировать, столько рассказать о Боге, так многому научить их за эти часы стояния за чудом. Почему-то это никому в голову не пришло.

 

Помните, Господь говорил : «Скажешь горе сей — она переместится»? География не изменилась за тысячи лет земного шара, в таких масштабах. Так вот, речь идет о горе греха. О том чуде и оглавлении души, которое гораздо важнее любых земных чудес, в том числе исцеления от рака. А вот этого чуда оказывается нам не надо, нам другие чудеса нужны. Поэтому не происходит и встречи.

 

Мы ничего не знаем о Троице

- Что делать с людьми, которые приходят в храм не для встречи с Христом? Человек входит в храм — исповедаться, причаститься. Но при этом занимается йогой, занимается оккультизмом, причем у него некий источник дохода…

- Мы ничего не можем сделать, потому что этих людей всегда будет очень много. И это обычный архетип нашего языческого народа.

Мы должны проповедовать, но, прежде всего, потому, что мы должны сами стать другими. В Церкви не бывает так, что можно передать знание о Боге. Нельзя же научить человека о Боге по книгам. Это бесполезно, бессмысленно, это не важно. Но когда каждый из нас будет что-то глубоко знать о Боге своим существом, то тогда он, конечно, сможет принести, что-то показать, явить.

Вот поэтому здесь возможно переучивать, потому что Церковь — это не дидактическое училище, где можно найти методики, некие средства, которыми человеку можно вправить мозги в нужном направлении: ты должен свечки ставить не так.

Никто из нас все равно не знает учения о Святой Троице. Мы что-то знаем, но даже если мы прочтем всех наших богословов, все равно в нашей голове ничего не останется, кроме нашего личного опыта общения с Богом. И вот это знание Святой Троицы будет раскрываться, как будто мы идем за Ним. Бог есть Святая Троица, а что это значит — никому не известно.

Поэтому, когда человек приходит с желанием узнать о Боге, я ему даю Евангелие и говорю: вот Евангелие, постарайся встретить здесь Бога, постарайся из прочитанного понять, что сейчас это касается тебя, и Бог с тобой говорит.

Нет у нас большего сокровища, чем Евангелие, понимаете? Все остальное уже идет следующим этапом.

Подготовила Мария Сеньчкукова

[Людмила 18 705]

Я пришла в храм 18 лет назад. Пока я выплакивала свое горе, храм стал мне родным. Я как-то струйкой влилась в приход церкви. Именно в приход, куда входили и священники и прихожане и "захожане". Незаметно мы становились друг другу родными Я не знаю, что делали для этого батюшки, но они точно не увиливали от прихожан, знали всех по именам, отвечали прямо на поставленные вопросы и в проповедях подсказывали нам (по-человечески) как в каких ситуациях надо поступать и что думает Церковь по тем или иным вопросам. Мы друг друга узнавали на улицах города и улыбались. Священники становились нашими духовными отцами. Строгими. Потом пришел другой настоятель. Заменил всех работающих в храме без объяснения причин, даже тех кто работал "ради Христа". С ним пришли некоторые прихожане, которые заняли места у подсвечников и др. Мы не были научены спорить и задавать вопросы. Нас учили, что на все, делающееся в храме, надо брать благословение и т.д. В общем настоящий приход был разорен. Новый может и создался, но нас в нем нет. Мы все сейчас по разным храмам. Так же при встрече радуемся друг другу. Благолепие в храме возросло, а вот прежней любви нет. Я пыталась в другой храм перейти, но всегда возвращалась. (Ощущение - как на пепелище родного дома). Может я грешу сейчас, что описываю это. Просто жалко, что такое произошло. Старое разорили, а новое не смогли создать. Хотя деятельность кипит, и молодые батюшки стараются. Но опыта у них нет. Например, чтобы в храме не разговаривали, наш настоятель повесил объявление:"Разговаривающим в храме посылаются скорби". Вы не представляете, до сих пор боюсь в храме слово произнести. Может все-таки ничего не надо создавать, а просто с любовью и вниманием принимать всякого, приходящего в храм.

[Елена г.Тула 692]

Церковь — не модель некоей небывалой экономики

Игумен Филипп (Симонов)

Хорошо известна шутка: каждый знает, как нужно лечиться и как воспитывать детей. По любому из этих вопросов спроси любого прохожего — и получишь исчерпывающую информацию. И неважно, что никто из советчиков не держал в руках Ушинского или Сухомлинского, а медицинские знания почерпнул из телевизора или от соседской старушки.

 

Правда, с последствиями этого всеобщего знания в виде тягостных результатов самолечения приходится потом долго бороться врачам, а в виде невоспитанных детей — всему обществу.

 

Теперь возникло новое знание: все знают, как нужно развивать экономику, и уж точно большинство — как нужно «правильно» жить Церкви.

 

1990-е годы стали временем прихода в Церковь двух категорий образованных людей. Просто «образованные люди» пришли в Церковь, чтобы найти себя в ней, чтобы чему-то от нее научиться. И отлично в нее интегрировались, несмотря на «долгие службы» и посты, «непонятный» церковнославянский язык, невозможность присесть во время богослужения и пр.

 

Интеллигенция пришла в Церковь, чтобы ее учить. Всему. Как «правильно» служить обедню («покороче и попонятней»). Как «правильно» поститься (Шестой-де Вселенский собор рекомендовал пост с полуночи — так и не надо нам говеть). Как «правильно» применять канонические правила (слишком они древние, слишком устарели — так и воспринимать-де их надо как историю, а не как руководство к церковной жизни). В общем, «без фанатизма» и «византийщины».

 

 

Не будем говорить о том, на какой богословской основе формируются эти рецепты. Хотя почему-то возникает уверенность, что даже те, кто, как отец Федор в «12 стульях», «склоняют всех к лютеранству», Лютера знают никак не в оригинале — разве что по слухам. В основе всех посылок — собственные умозаключения, и опять — «единственно правильные».

Как тут объяснишь, что «Церкви нет без епископа»?

 

Сегодня мы научились понимать слова: «Это противоречит закону». Но почему мы считаем себя вправе презирать слова с тем же самым — только относимым к Церкви — смыслом: «Это противоречит канонам»?

 

Как жить Церкви в соответствии с новейшими рецептами — и не перестать быть Церковью, то есть социально-мистическим, Богочеловеческим единством, телом Христовым (1 Кор. 12, 27)?

 

Церковь — не модель некоей небывалой экономики. Просто ее участие в экономических процессах основной целью имеет удовлетворение жизненных потребностей Церкви как института и ее членов, а не прибыль.

В экономической жизни Церковь существует и как ее непосредственный участник, и как ее объект. Как объект экономики Церковь испытывает на себе, как и каждый ее земной член, все последствия хозяйственной деятельности — позитивные и негативные: что будет с народом, то и со священником (Ос. 4, 9).

 

Как потребитель, производитель и организатор хозяйственного процесса Церковь развивается в рамках исторически сложившегося способа воспроизводства. Она руководствуется каноническим правом, определяющим собственно церковные аспекты ее экономической деятельности (обязанности клириков, порядок использования церковной собственности, границы церковного хозяйства и т.д.). Но она испытывает на себе воздействие и внешних факторов, регулирующих экономическую деятельность (экономические законы, государственное правотворчество и пр.).

 

Удовлетворяя свои повседневные нужды в системе рынка, во внутреннем хозяйственном быту Церковь предпочитает принцип коллективной реализации личного производственного потенциала в рамках апостольского «общего жития», в основе которого лежит собственный труд, а эффективность измеряется благом каждого.

 

Как строить церковную экономику так, чтобы Церковь не превратилась в заурядную систему социального призрения, основанную на двойном налогообложении, а продолжала бы оставаться тем, чем создал ее Христос: Богочеловеческим организмом, то есть системой социальной — и в то же время мистической?

 

Все экономические советы замыкаются на безусловно востребованном в современном обществе социальном опыте протестантских деноминаций: волонтерство, социальная помощь, призрение пожилых и немощных, благотворительность.

 

«Для сего вы и подати платите», — учил римлян апостол Павел (Рим. 13, 6), чтобы государство из этих налогов имело возможность выполнять свои общественные функции: охранять, защищать, кормить голодных, обеспечивать бездомных, кого надо — учить, кого надо — лечить. Заплатив налоги, гражданин действительно должен бы спать спокойно: он внес свой вклад в социальную деятельность государства, фактически сам поучаствовал в этой деятельности.

 

Церковные деньги — не из воздуха. Их приносит в церковную кружку верующий гражданин — из того, что у него осталось после налогов. Оплачивать из них те функции, которые государство слагает со своих плеч, означает двойное налогообложение этого верующего гражданина. Которое, кстати, международной практикой запрещено в принципе.

 

И та же международная практика свидетельствует: церковная благотворительность, как правило, сочетается с благотворительностью государственной. Государство вместе с социальной функцией отделяет от себя и часть средств, полученных в виде налогов. Церковь (католическая, православная — в Греции, например, или протестантские деноминации) дает то, что принадлежит собственно ей: Христову любовь (то есть доброе, милосердное отношение к объекту социальной помощи), собственный труд монахов или волонтеров, а также свой организационный потенциал, чтобы этот труд куда надо направить.

 

Еще один неизменный критический пассаж в адрес Церкви (он — не только в России, он звучит и в адрес католиков, и в адрес протестантов) — абсолютная презумпция виновности клира в нецелевом, мягко скажем, использовании церковных средств.

Но Церковь на «Ауди» не ездит.

 

Церковь — не только люди, хорошие или плохие. Церковь — это единое тело, во главе которого — всегда Христос.

Как историк Церкви, я мог бы рассказать много неприглядного об отдельных ее деятелях, начиная с первых веков христианства. Но это не значит, что всё это может как-то касаться Церкви как таковой. Для нас она — не «символ», «корпорация» или объединение в «клуб по интересам». В ней всегда присутствует Христос. «Он есть глава тела Церкви» (Кол. 1, 18). И не нужно, пусть и в праведном гневе на людей, пытаться оскорбить Христа. Потому что Им, а не критикой, Церковь живет уже третье тысячелетие, Его, а не нечестивых клириков (да и мирян тоже) прославляет, в Его воскресение верует — и тем спасается.

 

Недавно я слышал правильные слова, что Бог захотел, чтобы люди были счастливы при соблюдении определенных условий общежития — научившись уважать и любить друг друга, и что мир преобразится, если общество сумеет сделать эти условия основным принципом своего бытия.

 

Наверное, всем нам — и церковным, и нецерковным людям — нужно еще много трудиться (и над собой тоже!), чтобы эти хорошие слова стали жизнью.

 

Автор — директор Департамента макроэкономического анализа Счетной палаты, заместитель председателя Синодального миссионерского отдела РПЦ

Игумен Филипп (Симонов)

[Людмила из Карелии 128]

Искушения из разряда "свои - чужие", видимо, дается почти всем начинающим церковную жизнь. В начале моего вступления в церковную общину, лет где-то 7 назад, мне отчетливо было видно, что наш приход делится на своих и чужих, "пришлых". Церковь одна на весь район, естественно, что жители районного городка посещают ее гораздо чаще, чем мы, живущие за 40 - 70 километров от храма. И вот видишь, как после службы "свои" обнимают друг друга, что-то обсуждают с батюшкой, идут вместе на трапезу. А мы, поселковые прихожане, для них как бы невидимы. Матушка обойдет после литургии храм и с сияющим лицом поздравляет "своих" с причастием, мимо нас проплывет дальше, как мимо пустого места. Однажды осенью возвращаясь со службы, в полупустом рейсовом автобусе я вдруг ощутила к себе, овце второго сорта стада Христова, такую жалость и обиду, что начала давиться слезами и тихо проплакала всю дорогу. Сейчас Эти воспоминания ничего кроме улыбки не вызывают. Как-то эти искушения прошли сами собой, как детские болячки. Постепенно Господь сводил в различных ситуациях нас "поселковых" и "городских", и все перезнакомились, подружились, и оказалось, что все - прекрасные люди, никто не надмевается и не превозносится, все тебе рады. Вот и думаешь, что то ли лукавый от церкви отвращает, то ли Господь испытывает, но сдаваться никогда не надо.

[mlsha 856]

ага, а в графе "итого" стоит подпись "печалька"

Господь в Евангелии заповедовал любить даже врагов, а на практике мы православные (включая и меня, конечно) не можем любить и самых ближних, что из числа родственников, что из числа приходящих в храм... в лучшем случае любим любящих нас...

[Dmitriy 171]

Самая большая проблема приходской жизни - то, что люди заменяют христанство внешними формами религиозности.

И я несколько раз сталкивался с шипением в храмах. Раньше не умел отвечать на это (и жалею очень, потому что воцерковился бы гораздо раньше), а сейчас только попробуй подойди.. )) покажу духовность )))) Бабушки и дядьки являются же главными в храме, на их место не становись и на их место не садись и вообще ты никто здесь.

Не хочу никого обидеть, но ребята - все это суть фарисейство.

Где стоять в храме, через какое плечо передавать свечку и какие виды мух дохнут от звона колоколов - это все конечно хорошо и интересно, но в моей жизни я видел отсилы 10 человек, глядя в лица которых, я вижу не их, а Христа в них. И уж совсем обидно что почти половина из них - протестанты.

Православные очень любят подменять духовность внешними формами и шипеть друг ну друга, что они "неправильно" видете ли ведут религиозную жизнь. Вообще правильно замечено - злости храмах немало. Вместо того, чтобы "Звать всех в небеса!" (Даниил Сысоев) люди стараются застолбить место в храме и впредь близко никого не подпускать. Скорбно.

[Dmitriy 171]

Просто исполнить внешнее действие гораздо проще чем внутреннее.

Поставить свечку проще, чем почитать акафист.

Прочитать канон проще, чем исповедаться.

Сходить в храм и помолиться гораздо проще, чем сделать дела милосердия.

Совершать поклоны проще, чем читать молитву с предоставленным Господу сердцем.

Отчитать другого в "неправильной" жизни проще, чем самому быть примером Святости (насколько это возможно).

[Вечно в пути (Светлана) 1 924]

Отчитать другого в "неправильной" жизни проще, чем самому быть примером Святости (насколько это возможно).

 

Дмитрий, Ваши посты нам являют сейчас пример внутреннего христианства?

[Dmitriy 171]

Просто хочется видеть рядом с собой христиан настоящих, живых, добрых

Сурово немного выразился может выше, но накипело

[Вечно в пути (Светлана) 1 924]

Просто хочется видеть рядом с собой христиан настоящих, живых, добрых

Сурово немного выразился может выше, но накипело

 

Сами таким станьте, и окружающие так будут к Вам относиться. Может, и потерпеть от других придется. Тут прочитала замечательную фразу :"Грязь грязью не смоешь".

[Dmitriy 171]

Так активнейшим образом зазываем, зазываем, зазываем!

И терпеть приходится... но оно дает свои плоды, но в перспективе, порой даже совсем отдаленной...