Таблица лидеров

Ты видишь, что все вокруг достойнее тебя, честнее, праведнее, смиреннее, чище. И радостно от того, что они не презирают тебя, последнего, убогого, не гнушаются общением с тобою, но разговаривают с тобою как с равным, рядом с тобою садятся за столом, вместе с тобою ходят в храм и никогда ни делом, ни словом, ни взглядом не позволяют себе указать на твое недостоинство и нечистоту. Но терпят тебя рядом с собою, покрывают недостатки, ошибки, грехи, милосердствуют и даже иногда просят исполнить какое-либо послушание, тем самым оказывая особую честь, оказывая внимание и возводя в достоинство слуги и иногда даже друга. Господи, они прощают мне скотство мое и обращаются ко мне с просьбой! Это ли не радость, это ли не рай?.. Но все это только помыслы смиренномудрия, а само смирение не живет в окаянном сердце моем. Вижу, как должно быть, но стяжать этого не могу. Господи, подай мне смирение и кротость Твою и наполни ими сердце мое и преисполни, дабы не осталось места ни для чего другого, но все — смирение Твое сладчайшее. Жизнь в Духе — это все новое; прежнее по виду нынешнему, но настолько обновленное внутри, что становится воистину новым. Вода, претворенная Господом в вино, не изменила своего внешнего вида, но изменила свое внутреннее свойство. Так и жизнь в Духе — по виду та же вода, а на вкус — вино, веселящее сердце. Из дневниковых записей иеромонаха Василия (Рослякова) <iframe title="YouTube video player" width="640" height="390" src="http://www.youtube.com/embed/dMySxt9Oy64" frameborder="0" allowfullscreen></iframe> <iframe title="YouTube video player" width="640" height="390" src="http://www.youtube.com/embed/2R4IGYWgr-M" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>

В чем же состоит успеяние нашего спасения? как вы полагаете? В том ли, чтоб проходить большие подвиги и думать, что мы уже успели и находимся на пути спасения, и сим утешаться? Нет, успеяние нашего спасения состоит в смирении. Когда мы, и делая благо, не полагаем в оном надежды спасения, но считаем себя землю и пепел. Когда же мы, делая что благо, возмним о себе нечто, тогда отнимается от нас сила к творению благого и попускается побеждаться страстями, дабы смирили свое мудрование, почитая себя худше всякой твари. Или вы не знаете, что Господу Богу приятнее грешник с покаянием, нежели праведник с гордостью? Теперь понимаете ли вы, что обеты монашеские и самая одежда есть нам помощь к стяжанию смирения? Из писем преподобного Макария Оптинского

Проповедь преподобноисповедника Никона в неделю Ваий 4/17 апреля 1927 г. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Когда сегодня читали в Евангелии о том, что евреи встречали Господа Иисуса Христа с песнопением, с радостными возгласами: «Осанна Сыны Давидову!», «Благословен грядый во имя Господне», «Осанна в вышних» (Мф. 21, 9), то мне вспомнилось, что через несколько дней после этого будет читаться Евангелие на Страстной седмице, что те же самые иудеи распяли Его, насмеялись над Ним, на кресте пригвоздили. Подумалось мне, что и мы воспеваем Бога хвалебными песнопениями в св. храме, и вот некоторые из вас причастились, удостоились принять в себя Господа Бога Иисуса Христа. Убоимся же, чтобы нам не распинать нашими грехами Господа Иисуса Христа. Мы сейчас собраны в храме Божием во имя Господа и воспеваем Бога, а некоторые и причастились, а выйдя из храма мы снова предаемся тем же порокам и грехам, тому же скопищу страстей. Не должно быть так. Как древний Израиль был отвергнут Господом Богом, так и мы можем быть отвержены Богом, если снова будем предаваться прежним порокам и если будем иметь злобу друг на друга. Прошу всех вас помнить это, любить Господа Бога и не забывать Его. И если в этой жизни будем иметь Господа и в мыслях, и в чувствах, и делах наших, то будем тогда постоянно с Господом Богом в бесконечные веки. Аминь.

Настина смерть была неожиданной. Диагноз, конечно, серьезный. Но врачи не пугали, настраивали на благополучный исход. Тем более, что теперь они не должны скрывать диагноз и положение дел. 17 марта она легла на 4 курс (сейчас это немного по-другому называется). Три раза ее возвращали домой по разным причинам. Перед самым отъездом она сказала знакомой, с которой вместе они снимают квартиру: "Я же хорошо выгляжу, правда?" "Да, Настенька, ты сейчас выглядишь даже лучше, чем до болезни. Ну ее, эту больницу. Оставайся дома!" "Нет, я поеду, надеюсь, может последний раз. Закрепим результат, может больше не надо будет лечиться". Провели лечение, она хорошо себя чувствовала сначала. Потом неожиданно поднялась температура до 40. В субботу, второго апреля. Мама работала, сменщица не согласилась меняться. Я видела маму в воскресение, 3-его. Она была очень встревожена. И вот 6-го рано утром вижу в мобильном от нее звонок. Немного резануло, что утром она звонила. Но ничего плохого не подумала. А Насти уже не было... Последние три дня были очень тяжелыми. Она говорила уже с трудом, но все равно: "У меня все хорошо!" После обеда 6-го узнала, что Настю будут кремировать. Я смалодушничала, не смогла сказать маме, что не надо бы так поступать. Но боялась, что ей будет еще больнее, хотя с трудом могла даже думать об этом. Своим дочкам не смогла сказать. Прощаться пригласили в морг больницы. Не смогла сказать и батюшке, который был у Насти, исповедовал ее и причащал, где-то за месяц до смерти. Хотели его еще раз приглашать...Вечерняя служба Благовещенская, радость должна быть. 7-го не созванивались, помощь физическая не требовалась, много помощниц было. 8-го поехали утром прощаться. Приехали. Почерневшая мама, много много молодежи, у всех боль, страх, вопрос. Мама мне говорит:"Поедите с нами на кладбище?" "На кладбище? На какое?" Называет кладбище, где лежит много моих. Но там нет крематория. Ничего не понимаю. Наташа объясняет, что в первый день с них только за место на кладбище запросили более 200 тысяч рублей, потом "скинули" до 100 тысяч. Но это только за место. А еще столько всего нужно. Вот они и согласились на кремацию, ведь до этого было долгое лечение. А утром 7-го случайно??? вспомнили давнишнего знакомого, который, не впадая в долгие расспросы, все устроил за совсем небольшие деньги. Нашлось для Насти место. И как все рассказывали, все хлопоты шли как по маслу, все получалось, все складывалось. Это я к тому, как важна молитвенная помощь людей в таких тяжелых случаях. Она очень и очень чувствовалась и чувствуется сейчас. Благодарю Господа за Его милосердие и помощь! И всех вас, кто помогал. Настя и в правду выглядела очень хорошо. Красивое, спокойное личико. Никаких следов, которые напоминают о диагнозе.Так уж нарядили ее в последний раз!! Весь день шел дождь, плакало небо вместе с нами. Как небольшое утешение мамины слова, что она знает, Насте будет хорошо. Еще мама сказала, что чувствует, как Настя целует и целует ее в щеки. А я чувствовала, что Насте немного страшно остаться одной. "Настенька, ты не бойся ничего, все будет хорошо, тебе помогут, обязательно помогут. Не бойся ничего, деточка!" Показалось, что Настя мне поверила. Еще мама утешила тем, что они вместе успели прочитать много книг духовных. И Настя очень быстро впитала в себя все самое важное, помудрела, как сказала мама. "Господь подарил мне последних пять месяцев, чтобы проститься с ней. Не забрал сразу. Я это поняла теперь". Ну вот, дорогие мои, мой рассказ. Хочется всем сказать - помогайте, молитесь, не оставляйте тех, кто в этом особенно нуждается. Я и сама совсем недавно поняла, как это важно молиться друг за друга. Это связь и помощь, невидимая, незримая, но очень очень действенная. Я это видела своими собственными глазами.

N. ваш евангельские чудеса Христовы приписывает гипнотическим и телепатическим явлениям и называет их фокусами. Но между чудесами евангельскими и фокусами неизмеримое различие. И во-первых, они различаются между собою по своему значению. Чудеса Христовы, будучи делами необыкновенными, в то же время были величайшими благодеяниями страждущему человечеству. В самом деле, исцелить слепорожденного, сухорукого, воскресить мертвого не суть ли все это величайшие благодеяния. Недаром и Апостол выразился о Господе Иисусе Христе так: «и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом» (Деян.10, 38). И эти чудесные благодеяния Христовы производили благотворнейшее влияние на благо­детельствуемых Господом людей. Например, по исцелении слепорожденного Господь, нашедши его, сказал ему: «ты веруешь ли в Сына Божия? — А кто Он, Господи, чтобы мне веровать в Него» (Ин. 9, 35—36), возразил тот. Господь же сказал ему: «и ты видел Его, и Он говорит с тобою» (Ин. 9, 37). Исцеленный же сказал: «верую, Господи! И поклонился Ему» (Ин. 9, 38). А при представлении фокусов что мы видим? Фокусник занят корыстною целью, заботится только о своей наживе, как побольше собрать денег со зрителей, а зрители посмотрят, позевают, скажут: «Да, это удивительно», — и затем пойдут прочь с пустыми карманами. А сколько при сем бывает соблазнительных речей и взглядов. А уже о мыслях скверных и толковать нечего. Во-вторых, чудеса Христовы были истинными чуде­сами. Например, воскресить четверодневного мертвеца (Лазаря), у которого тело уже стало разлагаться, разве это фокус? И какой гипнотист или телепатист может сде­лать что-либо подобное сему? А фокусы — обман, это уже давно всем известно. Из писем преподобного Амвросия Оптинского Фреска "Воскрешение Лазаря Четверодневного" в храме Илариона Великого

ЛЮБОВЬ И ДОВЕРИЕ Апокалипсис мелкого греха Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) Можно ли человека любить и ему не доверять?.. Можно. Истинная лю­бовь к человеку совсем не означает обоготворения всех его качеств и пре­клонения пред всеми его действиями. Истинная любовь может замечать и недостатки человека столь же остро, как и злоба. Даже еще острее. Но лю­бовь, не как злоба, а по-своему, по­любовному относится к недостаткам человека. Любовь бережет и спасает человеческую душу для вечности; злоба же топит, убивает. Любовь любит са­мого человека; не его грехи, не его безумие, не его слепоту… И более ост­ро, чем злоба, видит все несовершен­ство этого мира. Подвиг прозорливости духовной: — видеть все грехи людей и судить все зло и, при этом, не осудить никого… Только свыше озаренный человек способен на такую любовь. Да, можно любить и — не доверять. Но не есть ли доверие признак души открытой, и не есть ли открытость свойство любви? Нет, любовь — шире открытости. И без открытости души в этом мире может быть любовь… Старец Амвросий Оптинский или Преподобный Серафим любили лю­дей пламенной любовью и, в Духе, служили им. Однако не всем открыва­лись, и открывались мало; хранили ду­шу свою от людских взоров, проникая своим взором в души людские. Духов­ник на исповеди совсем не открывает своей души исповедующемуся. Но ду­ша истинного духовника открыта — не обнаружением, но любовью; и че­рез любовь обнаруживается в мир. Старец не всегда и не всем откры­вает все, что знает от Бога. Но, сооб­разуясь с состоянием каждого, к каж­дому подходит соответственно.Мать, которая не все, что приходит ей на мысль, говорит своему ребенку, не по нелюбви скрывает, но по любви не доверяет, а являет именно ребенку свою любовь, скрывая от него все ему неполезное, до чего не дорос он еще, чего не может принять в свое незрелое тело и в свою незрелую душу. He-искренность, не-непосредственность, не-простота, как и «недоверчи­вость», — могут быть благими… Врач не все открывает больному, началь­ник — подчиненному, учитель — ученику.Состояние и возраст, вместимость и приготовленность определяют пред­мет и истину, являемую в мир. Кораблю подобна человеческая душа. Корабль имеет подводную часть, и душа должна иметь свое не­видимое для мира сознание. Не «под­сознание», но укрываемое, — ради блага истины — сознание.Злое утаивать надо, чтобы никого не замарать. Доброе утаивать надо, чтобы не расплескать. Утаивать надо ради пользы — всех. Скрывание ду­шой своего зла иногда бывает необходимостью духовной; скрывание свое­го добра почти всегда бывает мудрос­тью и праведностью.Не всякая «не-прямота» есть не­правда; и не всякое «недоверие» есть измена последнему доверию.Последнее доверие можно иметь лишь к Богу Триединому и ко всем Его законам и словам. Недоверие же к себе есть всегда мудрость, и всякое под­линное, положительное недоверие, по любви, к другим, есть продолжающее­ся святое недоверие к самому себе… Ибо не волен бывает, подчас, в своих делах и словах человек, мятется во зле, и сам не отдает себе в этом отчета,«Не во всем доверять себе»… — это имеет глубокий и спасительный смысл. Свой опыт, свой ум, свое сердце, своя мысль, свое настроение… все что шатко, бедно и неопределенно; здесь нет абсолютного предмета для дове­рия… А от недоверия ко всему шатко­му проистекает всесовершенное и без­граничное доверие к Богу Триединому.Ближним столь же нельзя доверять (и столь же можно!), как себе; а себе — лишь по мере своей согласованности с Откровением Божьим, с волей Христо­вой, открытой в мире и открывающей­ся в душе.Лишь духовным отцам и руково­дителям — истинным и испытан­ным — во Христе можно всецело до­верять себя, более, чем себе, и преда­вать свой слух и свою душу, как Богу, во имя Бога.Ближний же мой, друг мой есть лишь частица меня самого (ибо он ча­стица всего человечества, коего я — частица). Следствия первородного греха, страсти, — присущи и ему, и мне. Конечно, в разной мере и в раз­личных оттенках, но как он, так и я — мы имеем основание — не доверять своей, пока еще двойственной приро­де и непреображенной воле. Мы дей­ствуем, почти всегда, «по страсти», с примесью греховного, а не «бесстра­стно», не свободно — во Христе. Я, действительно, изменчив, непо­стоянен; колеблюсь различными «приражениями» лукавого, и чистота глубины души моей то и дело замутняется поднимающимся со дна ее илом. Ближний мой так же изменчив, как я, и столь же способен на доброе, как и на злое.Я нуждаюсь в постоянной провер­ке себя, и ближний мой — так же. Я должен без устали проверять свои действия в мире: «по Богу ли» они? Проверки требует не только злое, но и «доброе» мое, ибо злое часто бывает очевидно, тогда как доброе лишь ка­жется «добрым», а на самом деле бы­вает злым. Впрочем, и злое нуждается в проверке; и злому нельзя «дове­рять», по первому признаку «злого». Людям потемненным (каковы мы) и хорошее представляется плохим, если оно сопряжено с болью, тягостью и оскорблением нашего самолюбия.Не о злой подозрительности здесь речь, а о благом творческом недоверии к себе и ко всему, что окружает нас в мире. Грех нам представляется, почти всегда, чем-то «сладким»; — не нужно доверять этой сладости, ибо она есть горчайшая горечь и страдание. Стра­дание же (напр., в борьбе за чистоту тела и души) представляется невыно­симым и отвратительным; не нужно доверять и этому выводу; за благим страданием следует мир, который превыше всякой радости. Люди много и, часто, подолгу го­ворят, и как будто идеи их должны служить благу; но сколько неверного, соблазнительного и — пустого льется из их уст. Не нужно доверять всем сло­вам людей… Люди часто сами страда­ют за те слова, которые они сами ска­зали, и раскаиваются в них. Да, не все, что исходит от человека (даже при самых благородных его на­мерениях!) есть благо. Многое бывает ненужно, напрасно, греховно, и тако­вым является не только для того, ктоэто ненужное — изводит, но и для то­го, кто его неосторожно принимает. Углубляя свою любовь к людям, никогда не надо забывать, что все лю­ди больны, и необходимо жить среди них в постоянном трезвении, не только в отношении себя, но и в отношении всех окружающих… Лишь при первом бывает плодоносно последнее. Не к самому человеку надо, конеч­но, иметь недоверие, но к данному его состоянию. Степень доверия следует всегда менять, соразмерно состоянию просветленности человека в Боге. Ес­ли человек, которого мы любим и ко­торому всегда до сих пор доверяли, вдруг явится пред нами нетрезвый и начнет нам давать какие-нибудь сове­ты… исчезнет ли наша любовь к этому человеку? Если мы глубоко его лю­бим, любовь наша не исчезнет, и даже не ослабится. Но доверие исчезнет, не только к словам, но и к чувствам это­го человека, пока он в таком состоя­нии.Опьянение вином реже бывает у людей, чем опьянение какой-либо иной страстью: гневом, злопамят­ством, похотью, деньголюбием, сла­волюбием… Страсти, как вино, дей­ствуют на разум и на волю человека и извращают всю его душу. Опьянен­ный какой-либо страстью не владеет собой, перестает быть самим собой, делается «игралищем бесов»; даже тот, который в свободное от страсти время бывает исполнен подлинной глубины и чистоты Христовой, посколь она возможна в пределах нашей земной, личной и наследственной греховности. Более светлому состоянию челове­ка принадлежит и более совершенное доверие… Например: я хочу произне­сти Слово, или — принять Св. Тайны, но чувствую, что душа моя полна смя­тения и страсти… Я должен, в этом случае, поступить по Евангелию, т. е. «оставив свой дар у жертвенника», пойти помириться с душою, «с моим братом»; иначе сказать — умиротво­риться, войти в небесную жизнь. Вот образец праведного и благого недове­рия себе, во имя Христовой любви к самому себе. Эгоистическая любовь моя, напротив, желала бы презреть, не заметить моих недостатков и сочла бы душу мою «достойной», неправед­но доверила бы ей и позволила бы ее греховному состоянию излиться на мир, или беспокаянно приблизиться к Богу, к Его горящей купине. Дозво­лила бы, — не по заповедям Божьим (которые суть: «изуй сапоги твои», т.е. греховное состояние души), а по своеволию… И опалился бы я непре­ложными законами Божьей чистоты. Несомненно, что я должен бес­пристрастно относиться к себе и к другим. Но не будет ли это значить, что я «творю суд» над кем-нибудь, вопреки Слову: «не судите, да не су­димы будете»? Нисколько. Рассужде­ние есть признак выхода человечес­кой души из дурного ее младенчест­ва. Рассуждение это — «мудрость», про которую сказано: «будьте мудры, как змии». Рассуждение есть венец любви, и Св. учители Церкви даже — о тайна! — считают его выше «люб­ви», выше, конечно, «человечес­кой», неразумной, часто даже поги­бельной — любви. Рассуждение есть небесная мудрость в жизни, духов­ный разум любви, который не отни­мает ее силу, но дает ей соль.«Не мечите бисера вашего…» — это не отсутствие любви (Слово Божье учит лишь одной любви!), но муд­рость любви, знание высших законов неба, изливающегося на весь грехов­ный мир, но не смешивающегося ни с чем греховным.«Не мечите бисера вашего…» — есть заповедь о недоверии в любви, заповедь, ведущая к любви, оберегаю­щая любовь...

Когда-то прислали прп. Макарию Александрийскому гроздь свежего винограда. Но он отослал эту гроздь одному больному брату. С великой благодарностью получив виноград, брат этот послал его к другому брату, хотя ему и самому хотелось его съесть. Но и этот брат, получив виноград, поступил с ним так же. Так виноград пребывал у многих братии. Наконец, последний брат, получив гроздь, отослал ее опять к прп. Макарию, как дорогой подарок. Святой удивился и благодарил Бога за такое отношение братии друг к другу.