Таблица лидеров

СЛОВО НА ОБРЕЗАНИЕ ГОСПОДНЕ. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Обрезание Господне. Сверху образ свт. Василия Великого, память которого празднуется 14 января (н.с.) По закону Моисееву, закону, данному Самим Господом еще Аврааму, всякий, кто хотел быть членом народа Израильского, избранного Богом народа, должен был подвергнуться особой кровавой операции. Это распространялось на все лица мужского пола. Совершалось так называемое обрезание. Знак обрезования оставался на всю жизнь. Он был напоминанием того, что этот человек является членом народа Израильского. Но почти все, что совершалось в Ветхом Завете, являлось лишь тенью, указывавшей на предмет, который должен вот-вот появиться. Ветхий Завет все время говорит о грядущем Новом Завете. Многое, происходившее в В. Завете, иногда явно, иногда прикровенно указывало на события, которые должны были совершиться в пришествие Спасителя нашего Господа Иисуса Христа и после Него. Так и обрезание телесное служило знаком нового обрезания в Новом Завете, обрезания уже не телесного, а духовного. В чем состоит это духовное обрезание? Господь Иисус Христос неоднократно говорил: "Кто хочет идти по Мне, - т.е. за Господом Иисусом Христом в Царствие Божие, в славу Божию, - тот должен отвергнуться себя, и, взяв свой крест, следовать за Мной". Вот это отвержение себя и есть духовное обрезание. Но что значит отвергнуться себя? - Это значит отвергнуться греха, который так проник в душу и тело каждого человека, что отвергнуть грех равносильно тому, как будто человек должен самого себя отвергнуться. Человек преисполнен всяких страстей, которые въелись в него, как рак - болезнь въедается в тело человека, растет за счет его и лишь тяжелая и болезненная операция может спасти человека. Так и грех необходимо как бы оперировать, обрезать, то есть отрезать от себя, вырезать его, чтобы человек остался здоровым. Ибо, как без обрезания, которое совершалось в Ветхом Завете на 8-ой день после рождения младенца, человек не мог войти в общество избранного народа, так и без духовного обрезания христианин не может войти в Царствие Божие. Мы должны постоянно, ежедневно, можно сказать ежеминутно, совершать над собой эту духовную операцию. Приведу вам ряд примеров, показывающих, как мы можем совершать над собою духовное обрезание. Вот человек сел за стол, разыгрывается аппетит, и хотя он уже давно сыт, но все набивает себе желудок, если можно и выпивает, и, в конце концов, превращается из человека в какое-то животное. Еще хуже обстоит дело с всякими плотскими, блудными ощущениями и пожеланиями. Так и в других грехах. Человек должен осознать эти свои болезни и как бы обрезать их от себя, воздерживаться от объедения, от пьянства, от всяких блудных дел, - отрезать их от себя. Большей частью, однако, человек сам не может этого сделать над собой, ибо он сделался рабом греха, рабом дьявола, который к каждому греху обязательно присасывается и разжигает человека, касается его нервов, тела, и, если Господь позволяет, касается и ума, извращает его так, что человек может, например, объесться до такой степени, что потом очень тяжело страдает. Еще пример. Вот пришел помысл в праздник куда-нибудь пойти. Ясно, что если человек пойдет куда-либо: к соседу или в другое место, то он там обязательно наговорит, осудит, пересудит, а то и напьется и т.д. И если он был в этот день в церкви, получил несколько благодати и облегчение душевное, то пойдя к другим, он все растеряет и приобретет там бесовское состояние. Поэтому человек должен обрезать все эти греховные помыслы, желания и намерения в самом начале. "Шесть дней делай и сотвориши в них все дела твои, - говорит Господь, - день же седьмый праздник, Господу Богу твоему". Поэтому старайтесь не ходить в этот день никуда, сидите дома, читайте Слово Божие, встав помолитесь, если есть возможность и обстановка позволяет, или про себя помолитесь, поддержите то духовное настроение, какое вы получили в храме, а не бегайте куда-нибудь, на празднословьте, не осуждайте и прочее. Вот мы вышли из храма, помолились как будто, но идем по улице и что делаем? - Смотрим: этот такой-то, тот идет оттуда-то, разглядываем какой у кого нос, какое лицо, кто красивый, а то и в окно заглянем. И так, пока человек дойдет до дома, он тысячу грехов сделает. Вот этот помысл, который рассеивает человека, заставляет нас смотреть, слушать и видеть то, чего не следует, нужно отсечь от себя, отрезать. А зависть, а ложь, а обман, а тщеславие и прочее, и прочее! Сколько грехов прицепилось и присосалось к человеку, сделалось как бы его частью, и лишь с большой болью, с большим трудом, призывая на помощь имя Божие: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй, помоги мне", только с молитвою, напряжением, усилием можно отсечь их от себя. Вот почему Евангелие часто говорит: Царствие Божие силою, усилием, напряжением берется. Человек все время должен находиться во внимании, взывать: "Господи, помилуй". Что значит говорить "Господи, помилуй"? Значит бодрствовать, т.е. следить за собой, бороться с всяким греховным, не только делом, но и словом, и помыслом, и ощущением, отсекать их от себя, отрезать. Не можешь сам - большей частью мы этого не можем сделать, настолько мы уже погрязли в грехах, - так призови имя Божие: "Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помоги мне". Так человек должен всю жизнь от юности до смерти ежедневно, ежеминутно следить за собой, не давать воли ни глазам, ни ушам, ни особенно языку, никаким влечениям, не позволять себе никаких мечтаний, а все дурное отвергать от себя, отсекать, уничтожать с помощью призывания имени Божия, имени Господа Иисуса Христа. С великим сожалением нужно сказать, что люди как будто бы разумные, люди стоящие в глазах многих как бы впереди, не понимают того, о чем я вам говорю. Считают так, что если она побывает иногда в церкви, если дома еще акафист почитает и псалтирь, да домашние дела выполняет, то она уже все сделала и лучше ее и нет, а если еще поклончики когда-нибудь сделает, или полунощницу прочитает, то уж выше ее и нет никого. Она всех осуждает и не видит того, что сама полна всех грехов, что за всю жизнь никогда не боролась, никогда не следила за собой, не очищала себя, не трудилась над этим. А поэтому и остается полна всех грехов: и чревоугодия, и пьянства, и блуда, нечистоты всяческой, и зависти, гордости, осуждения, празднословия, ненависти, вражды, злопомнения. Так часто человек, будучи весь исполнен всех грехов, всякой мерзости, будучи отвратителен для Господа, считает себя праведником, потому что он в церковь ходит, иногда псалтирь читает, акафисты. Но разве в этом дело? И акафисты, и богослужения, и молитвы, и посты - все дано для того, чтобы помочь человеку выкинуть из себя всякую мерзость, помочь ему обрезать себя, взять на себя крест борьбы с грехом. И Господь помогает в этом, посылая помощь в виде невольной скорби. Не может человек, например, побороть чревоугодие, или пьянство, или блудодеяние - Господь посылает болезнь. Гордится человек, тщеславится, - Господь унизит его пред всеми так, что он делается в глазах людей последним человеком. Если человек - христианин привязан к земному и все свои силы, все свои желания все мечты направляет к тому, как бы приобрести правдою или неправдою, воровством, обманом - любыми средствами приобрести земное благополучие, то Господь возьмет и отымает, и все то, что он имеет. Так к нашим трудам в нашей собственной борьбе с грехом посылает Господь нам еще и невольные скорби, как помощь в этой борьбе. Из этой постоянной борьбы с грехом и невольных скорбей и складывается крест для каждого христианина. Если христианин действительно понимает свое назначение и значение скорбей, то он безропотно понесет свой крест. А если он не понимает этого, то начинает роптать, начинает судить Самого Господа: за что мне Господь скорби посылает, болезни и тому подобное, разве я хуже других - и остается вне Царствия Божия. Так и Евангелие - вы видите, что Господь постоянно говорит о том, чтобы мы бодрствовали, следили за собой, несли свой крест борьбы с грехом и терпения скорбей, чтобы мы отвергались себя. Если Сам Господь ради нас был распят на кресте, сделался Агнцем Божиим, вземлющим грехи мира, если Он за нас пострадал, то и мы, христиане, должны же свой маленький крест понести и пострадать в борьбе с грехом для очищения себя, чтобы сделаться достойными войти не в какое-нибудь место, подобное земному, а войти в само Царство Божие, в общение с Господом, сделаться детьми Божиими. Но для этого нужно понести труд, нужно возлюбить Господа, необходимо благодарить Его, умолять Его, чтобы Он помог нам очиститься от своих грехов, дал бы нам силы понести свой крест до конца жизни. И подобно тому, как Господь с креста сошел во гроб, а затем воскрес, так и нам всем предстоит с креста пойти в гроб, чтобы перейти к Господу в вечное воскресение. Так должны мы в течение своей земной жизни отвергаться себя, обрезать от себя всякий грех, нести без ропота, с благодарностью, крест, который возложил на нас Господь, умолять Его, чтобы Он помог нам провести жизнь по-христиански, по-христиански умереть и наследовать Царствие Божие, уготованное всем истинным последователям Христа от создания мира, где все просветятся как солнце, неизреченной радостью Божественного Света. Аминь. 1963г. Игумен Никон (Воробьев)

Что за душа у утренней земли! Что за сердечность у лесного края! При встрече чуть до слез не довели Лихого городского шалопая. Кричал петух, как будто жарил туш, Корова оглянулась, промолчала И, чавкая на всю лесную глушь, Бессовестно в глаза мне зажевала. Как в книгах все: и домик на холме, Подальше от непрошеных соседей, И мужичок в потертом пиджаке, Из тех, что в фильмах ездят на телеге. И все, как на картинке: глухомань, Под сердцем где-то сбившиеся чувства, Сторонку эту, думаю, Боян Когда-то воспевал на вещих гуслях. И я заговорю о ней теперь, Оглядываю все, припоминаю. Но в четкий поэтический размер Не втиснуться улыбчивому краю. А столько слов о нем на языке! В уме такие носятся картины!.. И все же: домик в средней полосе, И ветхая церквушка на отшибе. А там уж пусть домыслят, что смогли, Дочувствуют, и может быть, оттают. Что за душа у утренней земли! Что за сердечность у лесного края! Иеромонах Василий (Росляков)

Письма оптинских старцев написаны сжатым, емким языком, в то же время включающим народно-разговорные элементы, которые привносят в строгое повествование яркую, живую, энергичную струю. Особенными знатоками и любителями народной речи, различных присказок и пословиц были старцы Лев и Амвросий. Серьезные предметы, облеченные в образную, рифмованную форму, легко запоминались и становились известными далеко за пределами обители. Традиция такого рода наставлений возникла в Оптиной при старце Льве. Как отмечал составитель жизнеописания о. Льва архим. Агапит (Беловидов), «обладая опытною духовною мудростию, о. Леонид изобильно преподавал свое учение другим и, не стесняясь никакими человеческими соображениями и опасениями, прямо, открыто и искренно возвещал слово истины, не заботясь наперед об изысканной учтивости, смягчении выражений и о том, кому что сказать; а говорил и действовал без приготовления, по духовному чувству, или внушению Божиему, и почти со всеми обращался на ты. В разговоре старца замечалась какая-то резкая особенность, только ему одному свойственная. Совокупляя духовную силу слов Писания с краткословным, но выразительным русским народным наречием, он попеременно растворял одно другим, где находил это полезным… Слово его падало прямо на сердце: одного утешало в скорби, одушевляло безнадежного, разрешало от уз самого отчаяния, заставляло повиноваться и веровать неверующего; кратко – могло человека плотского обратить на путь духовной жизни, конечно, искренно ищущего сего». К своим ученикам старец относился требовательно, но в то же время с отеческой любовью и нежностью. Искреннее, лишенное высокомерия и важности, такое обращение сразу располагало к старцу сердца людей. Близких учеников старец называл «деточками» и обращался к ним: Мишутка, Саша-Алексаша, Арсеньюшка, Аникий-невеликий. Часто при общении с близкими учениками старец давал им шутливые прозвища, которые, с одной стороны, подчеркивали главные черты характера и служили для их смирения, а с другой – показывали и острую наблюдательность старца, склонного в шуточной форме обратить внимание человека на те черты характера, которые, возможно, нуждались в исправлении. Например, о. Антония (Бочкова), впоследствии настоятеля Череменецкого Иоанно-Богословского монастыря, искреннего любителя литературы, который и сам писал стихи, хорошо рисовал, но вследствие нежного воспитания часто падал духом, считая, что монастыри переживают последние времена, старец называл «последним римлянином». Как свидетельствует жизнеописание, старец иногда рассказывал анекдоты из римской истории, которую знал хорошо из старинных переводов Тацита и других писателей. Своего ученика о. Геронтия (впоследствии строителя Калужской Тихоновой пустыни), искренно привязанного к старцу, но обладавшего вспыльчивым характером, старец в рясофоре называл героем, а при постриге в мантию, когда его нарекли Геронтием, стал называть «горлантий», а иногда «горлан». Когда же он назначен был в Тихонову пустынь, старец обращался к нему почтительно: «отец строитель». Иногда емкие, хлесткие наименования давались старцем с целью отрезвить человека, сбить с него излишнюю гордость и напыщенность и привести к единому правому пути – смирения и сокрушения о своих грехах. Как вспоминал послушник Алексей Иванович Васильев, только поступив в монастырь, он задумал прочитать главы из «Добротолюбия» прп. Каллиста, но сомневался, что ему как новоначальному старец благословит это чтение. И тогда он пошел на небольшую хитрость. «Посему я начал просить у него книгу при многих посетителях, полагая, что он, быв занят знатными лицами, не войдет со мной в подробный расспрос о чтении. Сверх моего ожидания батюшка о.Леонид, оставив разговор с гостями, с особенным участием стал спрашивать, для чего мне понадобилось «Добротолюбие» и какие места я желаю читать. Когда же я ему объявил, то он, посмотрев на меня, сказал: «Как ты осмеливаешься за такие высокие предметы браться? Шишка! Помни Симона волхва, как он высоко поднявшись, опустлся низко; так и ты, буде не смиришься, погибнешь». Как писал архим. Агапит, «при видимой простоте, а иногда и как бы грубости, обращение старца никого не оскорбляло и в этом отношении представляло совершенную противоположность тому, что мы видим у людей, на которых нередко исполняется псаломское слово: умякнуша словеса их паче елея, и та суть стрелы. У старца Леонида, напротив, в формах по видимому иногда резких, высказывалась всегда святая истина и видна была незлобивая и любящая душа и отеческая заботливость о спасении духовных его детей». Из книги В.В.Кашириной «Литературное наследие Оптиной Пустыни»

Иоанновский монастырь город Санкт-Петербург Сегодня Иоанновский монастырь это место паломничество множества народа. В монастыре в храме-усыпальнице покоятся мощи святого праведного Иоанна Кронштадского. http://imonspb.ru/

Побеседуем о зависти, насколько страсть сия зловредна и душевредна. Дряхлый семидесятилетний старик царь Ирод, услышав, что родился Христос, новый царь Израильский, уязвился завистью, которая настолько ослепила и ожесточила его сердце, что он решился избить в Вифлеемской области до 14 000 младенцев, чтобы вместе с ними погубить и родившегося Христа. Состарившийся Ирод, ослепленный страстью зависти, не мог рассудить, что ему немного жить, а родившемуся младенцу Христу, чтобы наследовать царство, надобно было сначала прийти в возраст и возмужать, так как не было примера, чтобы только что родившиеся младенцы восхищали чье-либо царство. Но завистливый Ирод Христа не убил, а душу свою навеки погубил, и избиенные им младенцы вечно будут блаженствовать в селениях праведных с мучениками, а он должен вечно мучиться в геене. Слыша все это, постараемся всячески противиться зависти и истреблять сию страсть в самом ее начале, потому что в крайней степени побежденные завистью поступают в делах своих почти подобно Ироду, и если бы они были цари, то простирали бы злобу свою до убийства многих. Позаботимся не презирать сказанного о зависти, столь зловредной и душевредной и пагубной, и понудим себя иметь ко всем любовь и благорасположение и доброжелательство ко всем любящим и не любящим вас, благосклонным и неблагосклонным, благоприветливым и неблагоприветливым. Не вотще сказано в слове Божием: Бог любы есть, и пребывали в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает (1 Ин. 4: 16). Аминь. Из писем прп. Амвросия Оптинского

Старайся сознавать свои немощи, осуждать и укорять себя, ставить себя ниже и хуже всех и приносить непрестанное покаяние в своих грехах. На это нужен труд и понуждение себя, но где есть благое произволение, там и помощь Божия бывает. Понуждайся на всякое благое дело, последуя учению св. отцев. Если понуждают тебя сказать что или сделать, сейчас же у Бога проси помощи. Если и падешь, то сейчас же вставай и проси прощение у Господа. Когда сама будешь себя понуждать и всегда просить Бога о помощи, то со временем говорить будет легче. Господь всегда поможет. Усердие бывает от Божьей помощи и от своего понуждения – без второго не будет и первого. А какие должно делать дела для получения вечного блаженства – это всем нам хорошо известно, только остается захотеть и понудить себя к деланию, и помощь Божия готова, только призови ее в усердной молитве и в смиренном сердце. Помни: нужна помощь Вышнего. «Без меня не можете творити ничесоже». Помощь Божия приходит сама в крайних обстоятельствах, а именно, когда человек погибает. Обычно благодать и помощь Божия испрашиваются смиренною, усердною молитвою. А усердие приходит тогда, когда человек себя понудит. Из писем прп. Иосифа Оптинского

Вы описываете свои смущения и хотите найти покой там, где вас никто не будет знать, или удалиться так, чтобы никого не видеть, кроме Божия света, как бывают схимники. Я должен вам сказать, что ваше мнение очень ошибочно; куда вы ни поезжайте, куда ни скройтесь, нигде не найдете спокойствия при вашем теперешнем устроении. Не места, не люди вас беспокоят, а сами себя мнением своим беспокоите. Вы везде будете сами с собою и не уйдете от смущения, пока не смиритесь и не оставите мнения, что на вас все смотрят и думают что об вас. Это вам искушение вражие, но оно на вас сильно действует от вашей духовной гордости; вы, может быть, прежде и проходили подвиги и труды, и полагали, что сим угождаете Богу, и не смирялись, считая себя последнею всех, как и Господь повелел: егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10). Чрез это обольстившись, вместо благого, мирного и спокойного устроения, улучили смущение и беспокойство... Теперь весь ваш труд и подвиг должен быть обращен на смирение, и когда оно будет с вами неотлучно, то будете совершенно спокойны. Что вас беспокоит? Вам кажется, что об вас худо думают; что вам до сего дела? Вы имейте сами себя хуже всех, то сие мнение вас и будет успокоивать; а вы, вместо того, беспокоитесь от самолюбия и тогда, как никто не думает ничего об вас; всякому есть о чем подумать — о своем спасении. Вам одно средство к спокойствию: самоукорение и смирение; впрочем, уединение не только вам не поможет, но еще более повредит, как учит святой Иоанн Лествичник, — таковым, как вы, «ниже след безмолвия видети» не попускает. Когда уже вы с людьми не можете себя устроить по заповедям Божиим, то как будете бороться в уединении с невидимыми врагами? Из писем прп. Макария Оптинского

Усвоив основы монашеского духовничества у великого Амвросия, отец Анатолий (Потапов) властно руководил монашеской внутренней жизнью. Откровение помыслов – самое сильное оружие в руках духовника и старца. Пишущему эти строки не раз приходилось присутствовать в Оптиной пустыни, когда старец иеросхимонах Анатолий принимал от монахов исповедание помыслов. Эта сцена производила сильное впечатление. Сосредоточенно, благоговейно подходили монахи один за другим к старцу. Они становились на колени, обменивались с ним в этот момент несколькими короткими фразами. Некоторые быстро, другие немного задерживались. Чувствовалось, что старец действовал с отеческой любовью и властию. Например, ударял по лбу склоненного перед ним монаха, вероятно, отгоняя навязчивое приражение помыслов. Все уходили успокоенные, умиротворенные, утешенные. И это совершалось два раза в день – утром и вечером. Поистине, «житие» в Оптиной было беспечальное, и действительно, все монахи были ласково-умиленные, радостные и сосредоточенные. Нужно видеть своими глазами результат откровения помыслов, чтобы понять его значение. Настроение святой радости, охватывающее все существо принесшего исповедь старцу, описывает один древний инок в таких словах: «Я исполнился неизглаголанной радости, чувствуя свой рассудок очищенным от всякой скверны. Я наслаждался толикой чистотой, что невозможно сказать. Свидетельствует об этом сама истина, и я укрепился твердой верой в Бога и многою любовию… Я был бесстрастным и бесплотным, осененным Божиим просвещением и созданным Его велением» (Палестинский Патерик). С посетителями обход был такой. Обычно о. Анатолий выходил в сени и благословлял каждого коротким, быстрым крестным знамением, слегка ударяя вначале несколько раз по лбу пальцами, как бы внедряя и запечатляя крестное знамение. Маленького роста, необычайно живой и быстрый в движениях, он обходя всех, отвечал на задаваемые вопросы, а затем принимал некоторых отдельно для беседы у себя в келье. Любовь и ласковость обращения привлекали всегда к о. Анатолию толпы людей. Помню, как во время своей болезни о. Анатолий, не выходя из кельи, только подошел к окну и сквозь стекло благословлял стечение народа, сосредоточенное снаружи у окна. Увидев его, толпа припала к земле. Каждый его поступок, каждое его движение, каждый его шаг – все как будто говорит само собою за непреодолимое желание его чем-нибудь утешить человека, что-нибудь доставить ему большое, приятное. Если так можно выразиться, у того старца Оптиной пустыни преизбыточествует по отношению ко всем одинаковое чувство какой-то материнской любви. Приведем несколько строчек из письма духовной дочери старца Анатолия, монахини Марии, писавшей в Бар- Град. «Как хочется вернуть хоть на месяц то блаженное времечко дорогой и незабвенной моей духовной родины – Оптины. Когда, будучи уже взрослой, гостя там месяца по два с половиной, чувствовала себя безмятежно счастливой, как ребенок, под нежно любящей опекой старца-отца, заменяющего одновременно и мать, и брата, и друга, и няню, с тою лишь разницею, что в нем, в этом старце-отце, все скреплено и покрыто неземной любовью. Вспомните, родная, вспомните Владимирскую церковь, а в ней толпу богомольцев 70-80 человек. Кто не был утешен его словом, отеческой улыбкой, взглядом, истовым преподанием святого благословения, его смиренным видом? Кто?.. Только вышел батюшка – у всех уже лица просияли, несмотря на гнетущее настроение, – с радостью редко кто приезжал туда. Ушел батюшка – все то же сияние у всех. Крестясь с сердечным успокоенным вздохом с благодарностью к Богу, уходят богомольцы в путь часто далекий, приходя к нему иногда только лишь за тем, чтобы принять благословение и получить в наставление что-нибудь сказанное на ходу. Шестнадцать лет жила под руководством незабвенного батюшки Анатолия. Шестнадцать лет сплошной духовной радости. Слава Богу, давшему испытать мне неземную радость здесь еще, на земле, видеть небесного ангела. В этой тяжелой скорбной жизни часто воспоминания живые хоть на минуту дают успокоение, и за то благодарение Создателю». Из книги И.М.Концевича «Оптина Пустынь и ее время»

Христос Воскресе! Хочу поведать Вам о случае, происшедшем со мною. Было это около двух лет назад. Человек, имеющий косвенное отношение к нашей работе и бизнесу, занялся откровенным вымогательством, не отдавал важные документы, выдвигал невероятные требования и всячески старался навредить. Ситуация начала принимать критический характер. К делу подключились юристы. Все грозило перерасти в долгие судебные разбирательства. Надо сказать, что в компании работают люди. Буквально через некоторое время пришлось бы всех рассчитать... Тут, по какому-то наитию, я вспомнила об Оптиной, хотя ни разу здесь не была. Поняла - надо ехать. Простояв в огромных пробках по выезду из Москвы, приехала аккурат к вечерней службе. После службы отправилась к часовенке братий, убиенных на Пасху. Она была уже закрыта. Но мне чудесным образом повезло. Для группы прибывших паломников сделали исключение. Так я и зашла вместе с ними. Помолилась. Даже не помню, просила ли я о разрешении наших проблем... Но назад ехала уже со светлым чувством. За весь день я даже и не подумала о еде. Как на одном дыхании проехала я туда и обратно 500 км. А через пару дней проблемы моей и не стало вовсе. Того человека как подменили. Он все вернул и согласился на несущественный для нас компромисс. А ведь надо сказать, что я тогда толком ничего и не знала об Оптинских новомучениках. Только слышала от подруги. И ехала я туда больше для ослабления душевной скорби. А вот так, чудесным образом, с помощью Божией все и разрешилось. Сейчас стараюсь, по мере сил, иногда приезжать в Оптину, бывать на службах, по возможности причаститься. И обязательно захожу в часовенку к иеромонаху Василию, инокам Трофиму и Ферапонту. Р.Б. Марина Москва

Кому уподоблю себя, желающего одолеть свою гордость? Уподоблю себя человеку, пытающемуся руками низвергнуть гору. Все познания свои употребляю, все силы полагаю. Вижу, что неисполнимо желание мое – гора стоит непоколебимо – все же не оставляю труда своего. Вижу тщетность усилий своих, плачу о беспомощности своей, сетую о неисполнимости замысла. Уныние омрачает ум мой, леность сковывает тело, безнадежность ущемляет сердце. К чему это все, - говорят мне, - труд твой никому не нужен. Нужен, сквозь слезы отвечаю я, нужен, ведь сам Бог мне помогает в нем! Почему одни и те же слова, которые вчера оставались незамеченными, сегодня потрясают меня своим величием и мудростью, так что их хочется навсегда удержать в сердце? Непостоянство моего сердца этому причина. Вчера оно было ледяным, поэтому все изящное и строгое восхищало его, сегодня оно подобно тающему снегу, который радуется свету и теплоте. Что же происходит в глубинах сердца моего, куда не проникают ни зрение мое, ни ум мой? Там, подобно солнцу, с его восходами и закатами, рождается и умирает покаяние. Ты видишь, что все вокруг достойнее тебя, честнее, праведнее, смиреннее, чище. И радостно оттого, что они не презирают тебя, последнего, убогого, не гнушаются общением с тобою, но разговаривают с тобою как с равным, рядом с тобою садятся за столом, вместе с тобою ходят в храм и никогда ни делом, ни словом, ни взглядом не позволяют себе указать на твое недостоинство и нечистоту. Терпят тебя рядом с собою, покрывают недостатки, ошибки, грехи, милосердствуют и даже иногда просят исполнить какое-либо послушание, тем самым оказывая особую честь, оказывая внимание, и возводя в достоинство слуги и иногда даже друга. Это ли не радость, это ли не рай?.. Но все это только помыслы смиренномудрия, а само смирение не живет в окаянном сердце моем. Вижу, как должно быть, но стяжать этого не могу. Господи, подай мне смирение и кротость Твою и наполни ими сердце мое и преисполни, дабы не осталось места ни для чего другого, но все — смирение Твое сладчайшее. Из дневниковых записей иером. Василия (Рослякова)

Старец Анатолий обладал удивительным даром: в нескольких словах сказать человеку самое важное, утешить, поддержать, наставить. Каждое из его духовных чад было самым дорогим и любимым – других у батюшки просто не было. Всех вмещало его сердце, на всех хватало у него слов утешения и Христовой любви. Преподобный особенно любил детей. Когда в Шамординской обители устроился детский приют, отец Анатолий, несмотря на множество дел, стал его усердным и заботливым попечителем, с любовью вникал во все их интересы и нужды, имел на их нравственное воспитание весьма доброе влияние. Дети питали к нему искреннее доверие и были с ним вполне откровенны. Иногда, после исповеди, некоторые вспоминали что-нибудь не сказанное и писали ему письма, и он, несмотря на свою занятость, отвечал им и давал наставления. Сохранилось воспоминание о том, как отец Анатолий, приезжая в Шамордино, поддерживал бодрость духа унывающих от тяжелой работы сестер, воодушевлял их своим примером. Однажды сестры раскидывали на поле навоз и плакали, утомленные непривычной работой. Старец, приехав, взял вилы и сам стал раскидывать. Уныния как не бывало! Привозил он труженицам то пряников мятных, то баранок Оптинских, утешая юных искательниц Горнего мира. Приезжая, всех благословлял, утешал, и не удивительно, что сестры, увидев его, радостно бежали навстречу дорогому батюшке. В общении преподобный Анатолий был очень прост. Весело, шутливо что-нибудь рассказывал, но в этих рассказах очень метко обличал чьи-нибудь греховные мысли или недостатки. Был очень доверчив и, относясь сам ко всем просто, не подозревал ни в ком обмана. Ко всем он имел искреннюю любовь, но особенно, конечно, он любил своих духовных детей. Когда он узнавал что-нибудь дурное о ком-либо из своих духовных детей, то никогда не делал выговора, но ждал, когда сам человек сознается и раскается. Матушка игуменья говорила о нем: «Это не отец, а нежная мать своим детям». Из жития прп. Анатолия (Зерцалова)

Мне пришлось быть у старца Анатолия в 1905 году в его маленькой, тесной келье в глубине скита. Рядом с ним, в другой келье, помещался о.Нектарий. Мы сидели втроем за самоваром у о.Анатолия. Небольшого роста, немного сгорбленный, с чрезвычайно быстрою речью, увлекающийся, любовный – о.Анатолий уже тогда оставил во мне неизгладимое впечатление. Шесть лет спустя я снова увидел о.Анатолия, уже в сане иеромонаха. Он жил уже не в скиту, а в монастыре, при церкви Владимирской иконы Божией Матери, и пользовался уже большой известностью, как общепризнанный старец. Около него уже создалась та особенная духовная атмосфера любви и почитания, которая окружает истинных старцев, и в которой нет ни ханжества, ни истеричности. О.Анатолий и по своему внешнему согбенному виду, и по своей манере выходить к народу в черной полумантии, и по своему стремительному, радостно-любовному и смиренному обращению с людьми напоминал преп. Серафима Саровского. Обращала на себя внимание его особенная, благоговейная манера благословлять – с удерживанием некоторое время благословляющей руки около чела благословляемого. В нем ясно чувствовались дух и сила первых великих оптинских старцев. С каждым годом возрастала его слава и умножалось число его посетителей. О.Анатолию пришлось пережить все бедствия военного времени, революции и большевизма. Несмотря на все эти испытания и на собственную тяжелую болезнь, о.Анатолий оставался неизменно живым, отзывчивым и любвеобильным. Он скончался в 1922 году, и с его смертью закончилось четвертое тридцатилетие в истории Оптиной Пустыни. Из книги прот. С.Четверикова «Оптина Пустынь» http://www.optina.ru/audio/blog/110811_pouch_anatoliy2.mp3 Поучение, прочитанное на вечернем богослужении в Оптиной пустыни.

Помимо главных трех храмов, Введенского, преп. Марии Египетской и Казанской Божьей Матери, есть еще один храм в Оптиной пустыни — храм Владимирской Богоматери. Он представляет собой для мирских людей главный интерес тем, что при этом храме находится келья самого популярного из старцев нашего времени о. Анатолия. Так как этот старец принимает почти без ограничения времени всех, то этот храм бывает почти всегда открыт и постоянно переполнен народом. Принимает он, кажется, до глубокой полуночи, так что приходится удивляться, как управляется со своей тяжелой обязанностью этот маленький богоугодный старичок. Отличительной чертой этого, поистине Божьего, человека служит его изумительно любовное отношение к людям. И, глядя на него, невольно хочется воскликнуть: «Какое это великое вместилище любви!» Вечно приветливый, постоянно ласковый, изумительно сердечный, готовый, кажется, всего самого себя, всю свою душу, всю свою жизнь отдать тому, кто приходит к нему с той или другой нуждой, с той или другой скорбью. Вслушаемся в рассказ одного крестьянина. Рассказчик очевидно здешний ямщик. — Вот всегда обращаюсь к этому дорогому батюшке. Он мне в трудные минуты все равно, что ангел-хранитель, как скажет, так уж точно обрежет. Все правильно, по его так и бывает. Я никогда не забуду такой случай. Отделился я от отца, вышел из дому. Всего в кармане денег 50 рублей. Жена, ребятишки, а сам не знаю, куда и голову приклонить. Пошел к эконому здешнего монастыря, леску на срок попросить; обитель-то здешняя, дай им Бог доброго здоровья, все-таки поддерживает нас. Возьму, думаю, у него эту леску, да кое-как и построюсь. Пришел, но эконом, оказывается, не тут-то было. Что ему попритчилось, Господь его знает. Не могу, — да и только. Я было и так, и сяк, ничего не выходит. Ну, знамо дело, пришел домой, говорю жене: «Одно нам теперь бесплатное удовольствие предоставлено, ложись и умирай». Сильно я закручинился, и первым это делом, по нашему, по деревенскому, рассчитал пропить все эти деньги, оставить бабу с ребятами в деревне, а самому в Москву — в работники. Но, не даром говорят, — утро вечера мудренее. На утро встал, и первая мысль в голову: «Сходи к старцу Анатолию, да и только». Делать нечего, встал оделся, иду. Прихожу вот так, как сейчас, народу видимо и невидимо. Где, думаю, тут добраться, да побеседовать; хоть бы под благословение-то подойти. Только это я подумал, ан, глядь, отворяется дверь из кельи, и выходит старец Анатолий. Все двинулись к нему под благословение. Протискиваюсь и я. А у него, у старца-то, такой уже обычай, когда он осеняет святым благословением, то он в лобик-то, так, как будто, два раза ударяет и кладет благословение медленно, чинно, так что иногда за это время несколько словечек ему сказать можно. Так я решил сделать и здесь. Он благословляет, а я говорю в это время: погибаю я, батюшка, совсем, хоть умирай. — Что так? — Да вот так и так, говорю, насчет дома. Покаялся ему, что и деньги пропить решил. Ведь сами знаете, если хочешь правильный ответ от старца получить, должен все ему сказать по порядку. Остановился это старец, как будто, задумался, а потом и говорит: не падай духом, через три недели в свой дом войдешь. Еще раз благословил меня, и верите ли, вышел я от него, как встрепанный. Совсем другим человеком стал. Ожил. Откуда и как это может случиться, что я через три недели в свой дом войду? Я и не раздумывал, а знал, что это непременно будет, потому что старец Анатолий так сказал. Так что же бы вы думали: вечером этого дня нанимает меня седок в Шамордино. Еду через деревню и вдруг меня окликает чей-то голос: «Слушай, скажи там своим в деревне, что не хочет ли кто сруб у меня купить... Хороший сруб, отдам за четвертную и деньги в рассрочку». Понимаете, чудо-то какое? Конечно, сруб я оставил за собою, а на другой день опять к отцу эконому; тот на этот раз был помягче, согласился. И через три недели на четвертую-то, мы с женою ходили уж благодарить старца Анатолия из своего собственного дома... Вот он какой, старец Анатолий-то!.. И много таких рассказов раздается вокруг святой кельи этого подвижника духа. Из книги В.П. Быкова «Тихие приюты для отдыха страдающей души» 3D вид Владимирского храма

Школа послушания у Старца требовала терпения и отсечения своей воли. О плодах послушания Старцу его духовная дочь Анна Ивановна Шапошникова поведала такую историю: «Было это в октябре – холод страшный. Батюшка меня заставляет идти купаться в Пафнутьевский колодец. «Батюшка, да как же я пойду? Да мне от ваших слов только и то холодно становится. Как же я пойду в воду?» На другой день Батюшка опять посылает меня купаться, и я опять не решаюсь. На третий день вижу, что лицо у Батюшки совсем другое, суровое, он холоден со мною, и опять тот же вопрос о купании. Я испугалась и сейчас же согласилась: «Хорошо, Батюшка, я пойду». Тут же была моя знакомая дама, она попросила у Батюшки благословения и ей пойти искупаться со мною. «А не холодно тебе будет?» – сказал ей Батюшка. «Батюшка, да ведь она-то будет купаться, почему же мне-то холодно?» – «Ну, Бог благословит. Только смотри, не холодно ли тебе будет?» Пошли. Я надела на себя все теплое, и все-таки пока дошла, у меня нос совсем замерз. Пришли к колодцу... сошла в воду, и за молитвы Батюшки вода оказалась совсем теплая: я не только окунулась, но даже поплыла, и когда вышла, то не захотелось обтираться... Было совсем тепло. А дама едва окунет ноги в воду, как уже вся посинеет от холода, и я ее почти без чувств вытаскивала из воды. Так пыталась она несколько раз купаться и не могла. Когда я вернулась, Батюшка встретил меня сияющий и все благодарил за послушание». (Из жития оптинского старца Анатолия, младшего)

"Батюшка отец Анатолий, не разберусь я ни в чем, – начал я, – с детских лет бессознательно тянулся в монастырь и уже не в первый раз стучусь и к Вам, в Вашу обитель; а все еще никак не могу развязаться с миром, и кажется мне, что я все больше и больше запутываюсь в сетях сатанинских... <img src=http://content.foto.mail.ru/bk/mop.site/1/i-2.jpg hspace=10 vspace=10 align=left>Боюсь я за свою душу... Откуда это влечение в обитель, какое делает мне жизнь в миру такой немилой, что хочется бежать из него, какое обесценивает в моих глазах всякое мирское дело, не позволяет мне, из опасения измены пред Богом, завязываться мирскими связями, заставляет жить между миром и монастырем, между небом и землей... Если бы Вы знали, как это тяжело, как трудно остаться чистым среди мирской грязи, как болезненны греховные падения и, даже безотносительно к ним, какою бессмысленною кажется мне мирская жизнь, когда сознаешь, что зиждется она на неверном фундаменте, что живут люди не так, как повелел Господь, делают не то дело, какое должны были делать... Иной раз бывает так тяжело от всяких противоречий и перекрестных вопросов, что я боюсь даже думать... Так и кажется, что сойду с ума от своих тяжелых дум"... "А это от гордости", – ответил о. Анатолий. "Какая там гордость, батюшка, – возразил я, – кажется мне, что я сам себя боюсь; всегда я старался быть везде последним, боялся людей, сторонился и прятался от них"... "Это ничего; и гордость бывает разная. Есть гордость мирская – это мудрование; а есть гордость духовная – это самолюбие. Оно и точно, люди воистину с ума сходят, если на свой ум полагаются, да от него всего ожидают. А куда же нашему уму, ничтожному и зараженному, браться не за свое дело. Бери от него то, что он может дать, а большего не требуй... Наш учитель – смирение. Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. А благодать Божия – это все... Там тебе и величайшая мудрость. Вот ты смирись, да скажи себе: "Хотя я и песчинка земная, но и обо мне печется Господь, и да свершается надо мною воля Божья"... Вот если ты скажешь это не умом только, но и сердцем, и действительно смело, как и подобает истинному христианину, положишься на Господа, с твердым намерением безропотно подчиниться воле Божией, какова бы она ни была, тогда рассеются пред тобою тучи и выглянет солнышко, и осветит тебя и согреет, и познаешь ты истинную радость от Господа, и все покажется тебе ясным и прозрачным, и перестанешь ты мучиться, и легко станет тебе на душе"... Я почувствовал, как затрепетало мое сердце от этих слов... "Как глубоко и как просто", – подумал я. О.Анатолий, между тем, продолжал: <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/1341.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=right>"Трудно было бы жить на земле, если бы и точно никого не было, кто бы помог нам разбираться в жизни... А ведь над нами Сам Господь Вседержитель, сама Любовь... Чего же нам бояться, да сокрушаться, зачем разбираться в трудностях жизни, загадывать, да разгадывать... Чем сложнее и труднее жизнь, тем меньше нужно это делать... Положись на волю Господню, и Господь тебя не посрамит тебя. Положись не словами, а делами... Оттого и трудной стала жизнь, что люди запутали ее своим мудрованием, что, вместо того, чтобы обращаться за помощью к Богу, стали обращаться к своему разуму и на него одного полагаться... Не бойся ни горя, ни болезней, ни страданий, ни всяких испытаний – все это посещения Божии, тебе же на пользу... Пред кончиною своей будешь благодарить Господа не за радости и счастье, а за горе и страдания, и чем больше их было в твоей жизни, тем легче будет умирать, тем легче будет возноситься душа твоя к Богу"... "Это так, батюшка; но, если задачей нашей жизни является спасение души, то не гордость, а страх Божий заставляет искать места, где можно легче спастись... Если даже сильные, духовно-мудрые люди с трудом выдерживают борьбу с кознями сатанинскими в миру, то куда же нам, слепым и слабым!.. Я помню свои детские годы... Мир точно умышленно развращал нас, и только в родной семье, да в келии старца, я слышал о том, о чем наедине говорила мне душа моя... И еще тогда я недоумевал, зачем оставаться в миру среди чужих и недобрых людей, и спрашивал старцев, куда мне идти и что делать с собою... Я знал, куда идти и что делать, но боялся следовать своей воле и запрашивал старцев, чтобы они открыли мне волю Божию, но они удерживали меня в миру, не пускали в монастырь; все говорили, что Господь предназначил мне иной путь, и что не пришел еще час мой... А чем дальше, тем было хуже, тем тяжелее... Жизнь стала складываться так, что без измены Богу, я уже не мог покинуть мира. Сначала подошло дело Св. Иоасафа; затем постройка храма Св. Николаю в Бари; а вот теперь подходит еще одно дело, и я не знаю, от Бога ли оно или нет, но хорошо знаю, что, если возьмусь за него, то оно окончательно привяжет меня к миру... Вот за этим, чтобы спросить Вас и посоветоваться, я и приехал сейчас в Оптину"... "А какое это дело?" – спросил меня о. Анатолий, пристально глядя на меня. "Царь хочет назначить меня на службу в Синод, Товарищем Обер-Прокурора, и вот я и не знаю, что это означает... Если бы Царь и Царица близко знали меня, тогда бы я не сомневался; но знают меня Их Величества мало, видели только несколько раз... Сказывается ли здесь воля Божия и Св. Иоасафа, промыслительную руку Которого я вижу над собой, в своей жизни, или, может быть здесь козни сатанинские, чтобы не пустить меня в монастырь... Место это высокое; много соблазнов для тщеславия и гордости и самолюбия; много будет у меня врагов, которые станут травить меня так, как сейчас травят всех, входящих в состав правительства; и я не знаю, как мне поступить, и ни в чем не могу сам разобраться... Откройте мне волю Божию, и как Вы скажете мне, так я и сделаю". "А ты верно знаешь, что Царь зовет тебя на это место?" – спросил о. Анатолий. "Верно знаю", – ответил я. "А коли Царь зовет, значит – зовет Бог. А Господь зовет тех, кто любит Царя, ибо Сам любит Царя и знает, что и ты Царя любишь... Нет греха больше, как противление воле Помазанника Божия... Береги его, ибо Им держится Земля Русская и Вера Православная... Молись за Царя и заслоняй Его от недобрых людей, слуг сатанинских... Царь не только Объявитель воли Божией людям, но"... О.Анатолий задумался, и слезы показались у него на глазах; взволнованный, он кончил невысказанную мысль, сказав: "Судьба Царя – судьба России. Радоваться будет Царь, радоваться будет и Россия. Заплачет Царь, заплачет и Россия, а... не будет Царя, не будет и России. Как человек с отрезанной головой уже не человек, а смердящий труп, так и Россия без Царя будет трупом смердящим. Иди же, иди смело, и да не смущают тебя помыслы об иночестве: у тебя еще много дела в миру. Твой монастырь внутри тебя; отнесешь его в обитель, когда Господь прикажет, когда не будет уже ничего, что станет удерживать тебя в миру"... Одарив меня иконами, о. Анатолий, с великой любовью, благословил и отпустил меня. И снова я уехал из Оптиной пустыни с тем чувством, с каким выезжал всякий раз за ограду любимой обители, точно из рая, с тем, чтобы снова погружаться в глубины житейского водоворота, в толщу мирской жизни для борьбы с нею, для борьбы с самим собою... Отрывок из книги "Воспоминания товарища Обер-прокурора Святейшего Синода князя Н.Д. Жевахова. Т. 1. Сентябрь 1915 - март 1917." часть 1

Когда человек ближе к Истине?.. Тогда ли, когда его жизнь протекает плавно и ровно, без внешних ударов и потрясений, и он, спокойный и уравновешенный, оценивает окружающее сквозь призму реальных фактов, не задумывается над вопросами бытия, не страдает от неразрешимых противоречий жизни, не заглядывает в потусторонний мир?.. <img src=http://content.foto.mail.ru/bk/mop.site/1/i-2.jpg hspace=10 vspace=10 align=left>Или тогда, когда под влиянием несчастий и страданий, выбитый из колеи жизни, примиряется со своим уделом, отворачивается от земных задач и целей и стремится ввысь, обращая взоры к Богу? У кого правда, у реалиста или у мистика?! Для меня никогда не существовало сомнений в том, что правда у последнего. И поэтому, что ближе всех к Богу – дети, а между ними нет реалистов. Все дети – мистики, все они тянутся к Богу, как цветы к солнцу; все бессознательно влекутся к небу и одинаково протестуют против попыток горделивого ума разрушить волшебный замок мистицизма, где все иначе, чем на земле, где живут ангелы, поющие славу Богу, где нет ни зависти, ни злобы, где говорят ангельским языком, и над всем и всеми царствуют небесные законы и Вечная Любовь. Я помню, как глубоко задевали меня пренебрежительные отзывы взрослых о монастырях, о старцах, отшельниках и затворниках, какие казались мне святыми; с какой болью сердца и тяжким недоумением я относился к каждому, кто пытался поколебать мою детскую веру, отнимать у меня подарки Божии какие не имели цены и были дороже всех сокровищ мира. Годы шли, менялись точки зрения, охладевали порывы, но То, что сказали мне детство и юность, то оказалось правдой вечной и неизменной. И не эта правда изменялась от времени и науки, а изменялись мы сами, удаляясь от нее, теряя ощущение правды, – понимание ее и влечения к ней. Как легко потерять ощущение правды, и как трудно найти потерянное!.. Кто бывал в монастырях и видел старцев, тот знает, что только ценой неимоверных усилий и величайших иноческих подвигов возмещалась эта потеря, и что только на склоне своей жизни дряхлые старцы возвращали своей, изможденной страданиями, душе подлинные ощущения детства. И как мало отличались тогда эти старцы, эти земные ангелы, от детей; какая чистота и святость сквозили в каждой их мысли, в каждом движении; какую чрезвычайную ценность являли собой эти исключительные люди, рассказывающие о том, о чем молчаливо говорят глаза младенца, живущего в объятиях ангельских, но не способного поведать людям своих небесных ощущений... И моя душа инстинктивно тянулась к этим людям, и детство и юность прошли в общении с ними. Тогда не было ни горя, ни страданий, ни всего того, что, по милосердию Божьему, возвращает к Богу сбившегося с пути грешника... <img src=http://www.optina.ru/photos/albums/1348.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=right>Тогда была только естественная потребность неповрежденной страстями души укрыться от заразы мира и искать родной обстановки и родных людей, была потребность искать правду... И на этот раз я ехал в Оптину пустынь, к старцу Анатолию, потому что не доверял ни своему, ни чужому уму, потому что искал правды, какой не мог найти вокруг себя... И так же, как и раньше, я испытывал, по мере приближения к Оптиной, все больший душевный трепет... Там, за оградою монастыря, по ту сторону реки Жиздры, жили иные люди, у которых были иные задачи и цели, иное дело, чем у меня. И насколько моя жизнь казалась мне беспросветной и никому не нужной, насколько дело мое казалось мне преступной тратой времени, нужного для приготовления к загробной жизни, для спасения души, настолько жизнь этих счастливых избранников являлась в моих глазах постепенным восхождением к Богу и была полна глубочайшего содержания... Они имели то, чего не имел самый счастливый человек в миру: имели учителей жизни, премудрых старцев, опытно познавших науку жизни... Они не были одиноки, тогда как мы, миряне, блуждали подобно стаду без пастыря, и нашими учителями были лишь воспоминания об ощущениях детства, за которые мы судорожно хватались, чтобы не заблудиться в дебрях жизни, чтобы не потерять хотя бы образа правды. Подле келии о. Анатолия толпился народ. Там были преимущественно крестьяне, прибывшие из окрестных сел и соседних губерний. Они привели с собою своих больных и искалеченных детей и жаловались, что потратили без пользы много денег на лечение... "Одна надежда на батюшку Анатолия, что вымолит у Господа здравие неповинным". С болью сердца смотрел я на этих действительно неповинных несчастных детей, с запущенными болезнями, горбатых, искалеченных, слепых... Все они были жертвами недосмотра родительского, все они росли без присмотра со стороны старших, являлись живым укором темноте, косности и невежеству деревни... В некотором отдалении от них стояла другая группа крестьян, человек восемнадцать, с зажженными свечами в руках. Они желали "собороваться" и были одеты по-праздничному. Я был несколько удивлен, видя перед собой молодых и здоровых людей, и искал среди них больного. Но больных не было: все казались здоровыми. Только позднее я узнал, что в Оптину ходили собороваться совершенно здоровые физически, но больные духом люди, придавленные горем, житейскими невзгодами, страдающие запоем... Глядя на эту массу верующего народа, я видел в ней одновременно сочетание грубого невежества и темноты с глубочайшей мудростью. Эти темные люди знали, где Истинный Врач душ и телес: они тянулись в монастыри, как в духовные лечебницы, и никогда их вера не посрамляла их, всегда они возвращались возрожденными, обновленными, закаленными молитвой и беседами со старцами. Я вновь чувствовал себя в родной обстановке, среди людей, какие были столь чужды мне по уровню своего развития, но так близки и дороги по вере. И так же, как и раньше, мне хотелось остаться навсегда в любимой Оптиной пустыне, чтобы начать новую, осмысленную жизнь, жизнь по уставу мудрейших людей, столь отличную от мирской жизни, изгнавшей самую мысль о спасении души, о нравственной ответственности и загробной жизни... И никогда еще эта мирская жизнь не угнетала меня больше, как в эти моменты соприкосновения с "настоящею" жизнью; никогда еще мои мирские дела и занятия не казались мне менее нужными, чем в эти моменты возношения души к Богу. Вдруг толпа заволновалась; все бросились к дверям келий. У порога показался о. Анатолий. Маленький сгорбленный старичок, с удивительно юным лицом, чистыми, ясными, детскими глазами, о. Анатолий чрезвычайно располагал к себе. Я давно уже знал батюшку Анатолия и любил его. Он был воплощением любви, отличался удивительным смирением и кротостью, и беседы с ним буквально возрождали человека. Казалось, не было вопроса, которого бы о. Анатолий не разрешил; не было положения, из которого бы этот старичок Божий не вывел своей опытной рукой заблудившихся в дебрях жизни, запутавшихся в сетях сатанинских... Это был истинный "старец", великий учитель жизни. При виде о. Анатолия, толпа бросилась к нему за благословением, и старец, медленно протискиваясь сквозь толщу народа, направился к крестьянам, ожидавшим соборования и приступил к таинству елеосвящения. Я улучил момент, чтобы просить о. Анатолия принять меня наедине. "Сегодня, в 4 часа, перед вечерней", – ответил на ходу о. Анатолий. Было 8 часов утра. Я вернулся в гостиницу; затем прошел в главный храм, где началась поздняя обедня, после которой навестил настоятеля и начальника скита Оптиной. Все они были моими старыми друзьями, родными, близкими мне по духу людьми. В 4 часа я вошел в келию о. Анатолия. Отрывок из книги "Воспоминания товарища Обер-прокурора Святейшего Синода князя Н.Д. Жевахова. Т. 1. Сентябрь 1915 - март 1917." часть 2