Таблица лидеров

Мы живем в ситуации невидимой брани... А что такое брань? Это война. Самая настоящая. А что такое война? Это ужас, грязь, вывороченные кишки со всем содержимым, перепачканные люди, которые возвращаются после боя, некоторые с дрожащими руками. Но все равно, они не отступили. И командир похвалит этих пропахших потом, грязных воинов, которые не отступили. И Господь, увидев нас чумазыми, израненными, но, все же, не отступившими, похвалит каждого из нас. И ничего странного, если мы споткнулись, упали, если нас поверг враг, но мы все равно встали. И порой даже нам самим неприятно на себя смотреть из-за множества наших ран. Но это война. И по-другому никак не бывает. Но для того чтобы воевать, нужно не забывать об одной очень важной вещи: для войны нужно использовать гнев! Культивировать гнев. Вот мы культивируем любовь, и это правильно, по отношению к ближнему. Но есть у нас и качество, данное нам Богом – гнев. На кого он должен быть направлен? Святые отцы четко и ясно указывают - на бесов и на грехи. Подходят ко мне ребята и говорят на исповеди такие-то у него прегрешения, страсти и так далее, борется, тяжело. Я говорю, а как ты борешься? Ну, я отсекаю. Ну, я говорю, а что значит, отсекаешь? Что ты отсекаешь? Это когда-то в юности был хоть таким слабеньким, маленьким, но драчуном и жил на окраине Москвы. Знаете, идешь так по улице вечером, и сзади подходят какие-то ребята и говорят, слышишь, парень, дай закурить или как там пройти в библиотеку? Вот и понимаешь, что дальше ты обернешься и сразу получишь … Что нужно в этом случае делать? Вы здесь ребята правильные, а мы, неправильные, знали, что надо делать. Надо развернуться и сразу, не глядя, в физиономию, сразу и как можно сильнее, и побежать. Их больше, и они сами сильнее. Если ты этого не сделаешь, тебя, так сказать, тут положат. Вот как только подходит помысел, о котором мы понимаем, что он хочет нас привлечь к чему-то неправильному, нужно не глядя, со всем гневом, который есть, и который святые отцы благословляют употреблять на бесов и на гнусные, страстные помыслы, с разворота врезать ему от всей души. Понимая, что к тебе сейчас подошел самый настоящий убийца, у которого одна только цель – убить тебя и для этой жизни и для будущей. И когда мы научимся с гневом, со всей силой нашего внутреннего противостояния относиться к помыслам, только таким жестким образом отвечая на любое приглашение к нам стать предателями Христа и его заповедей, тогда мы постепенно поймем, что если не будем ослабевать, то будем одерживать победу. Архимандрит Тихон (Шевкунов)

В ЗЕМЛЯНКЕ Музыка К. Листова, слова А. Суркова Размер 3 / 8 Am Dm6 Dm E7 Am Бьется в тесной пе- чур- ке о- гонь, G7 C Fm6 C На по- леньях смо- ла, как сле- за. A7 Dm Am И по- ет мне в землянке гар- монь E7 Am Про у- лыбку твою и гла- за. G7 C Про те- бя мне шептали ку- сты G7 C В бело- снежных полях под Мо- сквой. A7 Dm Dm6 Am Я хо чу, чтобы слышала ты, E7 Am Как то- скует мой голос жи- вой. Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза. Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтобы слышала ты, Как тоскует мой голос живой. Ты сейчас далеко, далеко, Между нами снега и снега... До тебя мне дойти нелегко, А до смерти — четыре шага. Пой, гармоника, вьюге назло, Заплутавшее счастье зови! Мне в холодной землянке тепло От моей негасимой любви. 1942 Последние две строчки повторяются два раза История создания песни "В землянке" Эта песня сразу же, безоговорочно была принята — и сердцем солдата, и сердцами тех, кто его ждал. А ведь стихотворение, из которого она родилась, появилось в общем-то случайно, даже в печать не предназначалось. Просто поэт Алексей Сурков написал жене с фронта шестнадцать «домашних» строк. Написал в сорок первом, в конце ноября, под Истрой, после очень трудного дня, когда пришлось пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков. Так бы и остались эти стихи частью письма, если бы в феврале сорок второго не пришел во фронтовую редакцию композитор Константин Листов и не стал просить «чего-нибудь, на что можно написать песню». «Чего-нибудь» не оказалось. И тут Сурков, на счастье, вспомнил о стихах, отправленных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи вполне уверенным в том, что, хотя свою товарищескую совесть он и очистил, но песни из этого абсолютно лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал под нос что-то неопределенное и ушел. Через неделю он вновь появился в редакции, попросил у фотографа Миши Савина гитару и запел: Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза. И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза. Все свободные от работы по выпуску номера слушали, затаив дыхание. А когда Листов ушел, Савин попросил у Суркова текст и, аккомпанируя себе на гитаре, спел новую песню. И сразу стало очевидно, что песня «пойдет»,— ведь «обыкновенный потребитель музыки» запомнил мелодию с первого же исполнения. Песня действительно «пошла». По всем фронтам — от Севастополя до Ленинграда и Полярного. Правда, некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти — четыре шага» — упаднические, «разоружающие». Просили и даже требовали про смерть вычеркнуть или отодвинуть ее от окопа подальше. Но портить песню было уже поздно, она «пошла»... О том, что с ней «мудрят», дознались на фронте, и однажды Сурков получил письмо от шести танкистов-гвардейцев. Танкисты писали: «Мы слышали, что кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага». Напишите для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, мы-то ведь знаем, сколько шагов до нее, до смерти». И еще был такой случай, о котором вспоминает Ольга Берггольц. Как-то пришла она на крейсер «Киров». В кают-компании офицеры слушали радиопередачу, и вдруг прозвучала «Землянка» с «улучшенным» вариантом текста. Раздались возгласы протеста, и, выключив репродуктор, люди демонстративно трижды спели песню так, как пели ее и раньше. Конечно же, сугубо личные строки Суркова совсем не случайно стали популярнейшей песней войны, одной из наивысших лирических удач всей фронтовой поэзии. Уже с первых дней Великой Отечественной поэт почувствовал: солдатское сердце ищет не только лозунга и призыва, но и ласкового, тихого слова, чтобы разрядиться от перегрузки всем тем страшным, что на него обрушила жестокая действительность. Не случайно же рядом с коваными строками: «Идет война народная, священная война» — в солдатском сердце жила в общем-то не очень искусная песенка про синий платочек. И поэт откликнулся на этот зов сердца. Но есть еще один секрет исключительной душевной приязни миллионов бойцов к таким стихам, как симоновское «Жди меня», к таким песням, как сурковская «Землянка». Этот секрет — в абсолютной доверительности лирической исповеди, которая притягивала миллионы сердец, целиком принимающих строки песни как выражение собственных чувств — самых затаенных и самых святых: Про тебя мне шептали кусты В белоснежных полях под Москвой. Я хочу, чтобы слышала ты, Как тоскует мой голос живой. Люди воспринимали не только смысл стихотворения, но и весь вложенный в него жар сердца, пульсацию крови, волнение, надежду, любовь... Вот почему если бывшие фронтовики поют про землянку, то даже сегодня они не жалеют для этой песни сердца и не стыдятся слез. Л. Сидоровский. «Бьется в тесной печурке огонь…». «И только потому мы победили…» М. 1985 norma40.ru›chd/v-zemlyanke.htm