Апрель

"Не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих" (Мф. 4, 4), - сказал Господь. Действительно, слово Божие - наша драгоценная, спасительная пища. А способно ли питать душу человека слово художественное? И какова эта пища, помогает ли она духовному росту, или; наоборот, содержит в себе яд? Какое место занимает художественное творчество в достижении главной христианской цели - просветления, обожения, спасения души? Проблема соотношения церковного мировоззрения и художественного творчества возникла с началом Нового времени, когда пути Церкви и культуры решительно разошлись. Подобные вопросы не стояли перед современниками преподобного Андрея Рублева, создававшего иконы в посте и молитве, отражавшего горний мир духовных реальностей, не привносящего ничего "от себя", но бережно слушающего Вечность. Сегодня можно встретить самые разные точки зрения на эту проблему. Понятно, когда апологетами абсолютной ценности мирской культуры выступают люди, сами причастные к этой сфере, в их рассуждениях мы нередко находим полное приятие всего, выходящего из-под пера художника-"демиурга", "творца-соработника Бога". ________________________________________ 1 Письмо архимандрита Игнатия К. П. Брюллову от 27 апр. 1847 г. // Русская ста-рина. 1900. Сентябрь. Приложение. С. 163. ________________________________________ Наиболее последовательно подобный взгляд был изложен Н. Бердяевым, говорившим об омертвении современного христианства, парализующего творчество, и положившим в основу своей религиозной философии культ творчества как силы, оправдывающей человека. "Творческий акт есть самооткровение и самоценность, не знающая над собой внешнего суда", - писал он, утверждая, что "культ святости должен быть дополнен культом гениальности" и что "искусство может быть искуплением греха".2 Как ни удивительно, подобные воззрения получают свое развитие и в трудах некоторых церковных лиц. Так, например, богослов игумен Иоанн (Экономцев) в книге "Православие. Византия. Россия" заявляет, что "творчество, в сущности, и есть... наше уподобление... Богу", и призывает отказаться от суеверного страха перед возможной демонической природой творчества, ибо "истинное творение всегда от Бога, даже если сам автор не сознает этого и даже если мы порою находим его соблазнительным и нечестивым". Более того, из рассуждений автора можно заключить, что творческая энергия приравнена, по существу, к очищающей силе Божественной благодати. "Состояние творческого экстаза, - пишет он, - есть состояние обожения, и в этом состоянии творит уже не человек, а богочеловек (? - А. А.)", и поэтому личные слабости и прегрешения Пушкина "перестали существовать, они сгорели в очистительном огне творчества так же, как сгорают грехи святых подвижников в их молитвенном подвиге".5 Т. е. получается так: если хочешь спастись, то молись и кайся, а если это затруднительно, то можно довести себя до творческого экстаза и написать пару каких-нибудь, например, "Гавриилиад" (это только профанам они покажутся нечестивыми и соблазнительными, а на самом деле явятся "истинными творениями"), и в этом творческом пламени сгорят все твои прегрешения! С другой стороны, схиархимандрит Софроний (Сахаров), тоже наш современник, целую главу в своей книге "Старец Силуан" назвал "О четырех видах воображения и об аскетической борьбе с ними". Автор утверждает: "Мир человеческой воли и воображения - это мир „призраков" истины. Этот мир у человека общий с падшими демонами, и потому воображение есть проводник демонической энергии". Для того чтобы достичь истинного богословия и истинно богоугодной жизни, необходимо преодолеть такие виды проявления воображения, как художественное творчество, научная работа, философское искание. "Божественные созерцания даются человеку не тогда, когда он их, и именно их, ищет, а тогда, когда душа сойдет во ад покаяния и действительно ощутит себя хуже всякой твари".4 Так что же все-таки являет собой, с христианской точки зрения, творческая личность? Существует ли в православной Церкви четкий, внятный, определенный взгляд на проблему творчества? Да, такой взгляд существует, он изречен через святых отцов, подвижников веры и благочестия. ________________________________________ 2 Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М.. 1989. С. 386. 395.447. 3 Иоанн (Экономцев), игумен. Православие. Византия. Россия. М., 1992. С.180-182, 186, 192. 4 Старец Силуан: Жизнь и поучения. М.. 1991. С. 140. 141, 153. ________________________________________ Отдельные суждения по этой теме встречаются, например, у оптинских старцев. Но среди святых отцов, просиявших в Новое время, наиболее полно и многосторонне разработал интересующий нас вопрос святитель Игнатий (Брянчанинов), епископ Кавказский и Черноморский. Владыка Игнатий был тесно связан с миром русской культуры. Сам он был личностью творчески одаренной, и его литературно-поэтические дарования привлекали внимание Пушкина, Крылова, Батюшкова, Гнедича. Впоследствии друзьями и корреспондентами святителя Игнатия были Глинка, Брюллов. Турчанинов. В творениях и письмах Владыки мы находим суждения, касающееся всех видов художественного творчества. Изрядно стершимся словам "художественное дарование", "талант" Владыка возвращает их первоначальный смысл. Он пишет: "Все дары Бога человеку достойны уважения. Дар слова несомненно принадлежит к величайшим дарам. Им уподобляется человек Богу, имеющему Свое Слово". Для чего же дается человеку талант? "Божественная цель слова в писателях, во всех учителях, а паче в пастырях - наставление и спасение человеков. Какой же страшный ответ дадут те, которые обратили средство назидания и спасения в средство развращения и погубления!".5 Дар этот мыслится Владыкой как способность отчетливо излагать мысли, как владение формой, техникой слова. Его не следует смешивать с "вдохновением", порождающим у художника некие конкретные переживания, образы, картины. Источник этого вдохновения очень часто далеко не божественный. Сквозь все творения Владыки проходит мысль о "падшести" человеческой природы, о зараженности человека грехом, очищение от которого через молитву и покаяние и составляет главную цель усилий христианина. Мысль святителя проста и ясна: до тех пор пока в душе художника живет доброе и злое, светлое и темное, - на всем, что выходит из-под его пера, неизбежно будет лежать отпечаток неизжитого греха, непобежденных страстей. Напомним классические строки. сказанные по поводу книги Гоголя, но применимые, конечно, к любому художественному произведению: "...Сперва очищение Истиною, а потом просвещение Духом. Правда, есть и у человека врожденное вдохновение, более или менее развитое, происходящее от движения чувств сердечных. Истина отвергает это вдохновение как смешанное, умерщвляет его, чтоб Дух, пришедши, воскресил его в обновленном состоянии. Если же человек прежде очищения Истиною будет руководствоваться своим вдохновением, то он будет издавать для себя и для других не чистый свет, но смешанный, обманчивый, потому что в сердце его живет не простое добро, но добро, смешанное со злом...".6 ________________________________________ 5. Письма Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского, к Антонию Бочкову, игумену Череменецкому. М., 187 5. С. 27. (В дальнейшем-"Письма... к Антонию Бочкову"). 6 Игнатий (Брянчанинов), св. Сочинения. Т. 7. Письма. М., 1993. С. 321. ________________________________________ В размышлениях Владыки Игнатия о мирской культуре отчетливо выделяются два момента: во-первых, культура преуспела в изображении зла и страстей и, во-вторых, оказалась неспособной адекватно отражать духовные реальности. Владыка пишет: "Люди одаренные по природе талантом, не понимают, для чего им дан дар, и некому объяснить им это. Зло в природе, особливо в человеке, так замаскировано, что болезненное наслаждение им очаровывает юного художника, и он предается лжи, прикрытой личиною истинного со всею горячностию сердца. (...) Большая часть талантов стремилась изобразить в роскоши страсти человеческие. Изображено певцами, изображено живописцами, изображено музыкою зло во всевозможном разнообразии. Талант человеческий, во всей своей силе и несчастной красоте, развился в изображении зла; в изображении добра он вообще слаб, бледен, натянут".7 Мирская культура, кроме того, оказывается не в состоянии дать человеку истинное представление о мире, бытии, что особенно заметно, когда она пытается говорить о духовных реалиях. Художник, не способный или не желающий принять христианское мировоззрение, догматику, антропологию, подменяет их своими интерпретациями и, таким образом, подменяет отражение мира Божьего картинами иллюзорной, сочиненной, придуманной действительности. Литераторы светские, пишущие о духовных предметах, говорит Владыка в одном из писем к игумену Антонию (Бочкову), "постоянно ниспадают в свое чувственное и святое духовное переделывают в свое чувственное. Душа не находит в них удовлетворения, пищи. Как прекрасен стих в „Аббадоне" Жуковского! И как натянуто чувство! Очевидно: в душе писателя не было ни правильного понимания описываемого предмета, ни истинного сочувствия ему. По причине неимения истины он сочинил ее для ума и для сердца, написал ложную мечту, не могущую найти сочувствия в душе (...) благочестивого читателя"8. А в другом малоизвестном письме к одному иноку встречаем еще более сильные строки: "Мне очень не нравятся сочинения: ода „Бог", преложения Псалмов все, начиная с преложений Симеона Полоцкого, преложения из Иова Ломоносова, все, все поэтические сочинения, заимствованные из Священного Писания и религии, написанные писателями светскими. Под именем светского разумею не того, кто одет во фрак, но кто водится мудрованием и духом мира. Все эти сочинения написаны из ..мнения", оживлены „кровяным движением". А о духовных предметах надо писать из „знания", содействуемого „духовным действием", т. е. действием Духа. (...) Оду „Бог", слыхал я, с восторгом читывал один дюжий барин после обеда, за которым он отлично накушивался и напивался. Бывало, читает и слюна брызжет изобильно на всех и все, как картечь из крупнокалиберного единорога... Приличное чтение после сытого обеда! ________________________________________ 7 Игнатий (Брянчанинов), св. Христианский пастырь и христианин художник // Москва. 1993. N 9, С. 169. 8. Письма... к Антонию Бочкову. С. 29 ________________________________________ Верен, превелик восторг, производимый обилием ростбифа и шампанского, поместившихся во чреве! Ода написана от движения крови, - и мертвые занимаются украшением мертвецов своих! Не терпит душа моя смрада этих сочинений! По мне, уже лучше прочитать, с целью литературною, „Вадима", „Кавказского пленника", „Переход через Рейн": там светские поэты говорят о своем - и в своем роде прекрасно...". Казалось бы, последняя фраза дает надежду на некоторое все же приятие Владыкой мирской культуры. Но следующая строка разрушает эту надежду: "Благовестие же Бога да оставят эти мертвецы!". В иерархии христианских ценностей эти писатели и поэты остаются все-таки "мертвецами". Следуя мысли Владыки, можно сделать вывод, что русская классическая культура - Ломоносова, Державина, Пушкина, Лермонтова, Жуковского - это культура, формирующая у читателя ложное мировоззрение. Не знают они, светские писатели, продолжает Владыка Игнатий, "какое преступление: преоблачать духовное, искажать его, давая ему смысл вещественный! Послушались бы они веления Божия „не воспевать песни Господней на реках Вавилонских". Кто на реках Вавилонских, и не отступник от Бога Живаго, на них тот будет плакать".9 Теперь становится вполне понятным, почему в перечень основных страстей и грехов Владыка включил пункт "Расположение к наукам и искусствам гибнущим сего века" (имеется в виду тщеславие самого художника, творца этих искусств), а в список добродетелей поместил следующую: "Отвержение премудрости земной как непотребной для неба".10 Обратимся к другому моменту, касающемуся самой онтологии художественного творчества. Здесь мы тоже встречаемся с рядами диаметрально противоположных мирских и духовных ценностей, с той поистине глубочайшей пропастью, которая разделяет путь художника и путь христианина. В самом деле, в светской культуре более всего ценится воображение писателя, сила художественной выразительности, яркая образность, оригинальность авторских идей и способа их выражения. Общепризнанны понятия "творческая индивидуальность", "мир художника" и т. п. Но послушаем вновь Владыку Игнатия, опирающегося в своих рассуждениях на многовековой святоотеческий опыт: "Все чада Вселенской Церкви идут к святыне и чистоте (...) умерщвлением чувств, крови, воображения и даже „своих мнений". Между умом и чистотою - страною Духа - стоят сперва „образы", т. е. впечатления видимого мира, а потом мнения, т. е. впечатления отвлеченные. Это двойная стена между умом человеческим и Богом. Из жизни образов в уме составляется плотской, а из мнений - душевный разум, неприемлющие веры, неспособные к живой вере (...). Потому-то нужно умерщвление и воображения, и мнений. Понимаешь ли, что мнение - прелесть? ________________________________________ 11. Игнатий ( Брянчанинов), епископ. Из неизданных писем // Вестник Русского христианского движения. 1977..№ 121. С. 20-21. 10 Игнатий (Брянчанинов), св. Сочинения. Т. 1. Аскетические опыты. М., 1993. С.168, 173. ________________________________________ Эту прелесть Писание называет „лжеименным разумом" (Тим. 6, 20), т. е. произвольным ложным умствованием, присвоившим себе имя разума. Точное и правильное понятие о Истине есть „знание", знание - от видения, видение - действие Св. Духа. Когда нет знания истинного в уме, оно заменяется знанием сочиненным". Творчество в секуляризованной культуре - это всегда самовыражение. Прежде всего важно и интересно то, что у художника "свое" и насколько ярко оно выражено. Но, с христианской точки зрения, что у человека действительно свое? Послушаем вновь строгие слова святителя: "Мы пали отвержением Божиего, оживлением своего; а свое у нас - ничтожество, небытие. (...) Устранив из себя Божие, оживив в себе свое, мы родили „смерть". Провести себя в небытие мы не в силах; но исказить свое бытие, сделать его худшим небытия, родить смерть - мы могли (разумеется, смерь душевную! Телесная пред душевной малозначительна (...)). Чтоб умертвить смерть, надо устранить из себя все свое, приведшее и хранящее смерть: в самоумерщвленного проникает дух, и, как Создатель, дарует ему „пакибытие"".11 Отсюда ясно, что воцерковление культуры - это возврат к тому положению, когда художник в слове, краске, звуке выражал не свое, но Божье, как это было в средневековой православной культуре Святой Руси. Но что это означает в личном плане для творческого человека, пришедшего к вере и воцерковившегося? Владыка Игнатий намечает определенные пути, на которых только и возможно соединение понятий "христианин" и "художник", и в своей работе "Христианский пастырь и христианин-художник" пишет: "Истинный талант, познав, что Существенно-Изящное - один Бог, должен извергнуть из сердца все страсти, устранить из ума всякое лжеучение, стяжать для ума Евангельский образ мыслей, а для сердца - Евангельские ощущения. Первое дается изучением Евангельских заповедей, а второе - исполнением их на самом деле (...). Когда усвоится таланту Евангельский характер - а это сначала сопряжено с трудом и внутреннею борьбою - тогда художник озаряется вдохновением свыше, тогда только он может говорить свято, петь свято, живописать свято (...). Чтоб мыслить, чувствовать и выражаться духовно, надо доставить духовность и уму, и сердцу, и самому телу. Недостаточно воображать добро или иметь о добре правильное понятие: должно вселить его в себя, проникнуться им".12 Одному духовному лицу, писавшему стихи, Владыка советовал: "Займитесь постоянно и смиренно, устранив от себя всякое разгорячение, молитвою покаяния (...) из нее почерпайте вдохновение для писаний Ваших. Затем подвергните собственной строгой критике писания Ваши и, при свете совести Вашей, просвещенной молитвою покаяния, извергните беспощадно из Ваших сочинений все, что принадлежит к духу мира, что чуждо духу Христову. ________________________________________ 11 Игнатий (Брянчанинов). епископ. Из неизданных писем. С. 19, 20. 12 Ишатий (Брянчпнинов), св. Христианский пастырь и христианин-художник С.169. ________________________________________ Горе смеющимся ныне! Это - слова Христовы! Это - определение, исшедшее от Бога! {...} Судя себя и рассматривая себя, Вы увидите, что каждое слово, сказанное и написанное в духе мира сего, кладет на душу печать свою, которою запечатлевается усвоение души миродержцу. Необходимо в таких словах, исторгнутых увлечением и неведением, покаяние".15 Итак, главнейший источник подлинного христианского творчества - глубочайшее личное покаяние, плач о своих грехах. И основанием такого творчества должно стать не самовыражение, но самоотвержение. Но возможен ли этот, поистине узкий, путь - путь святости, который предлагает Владыка культуре и человеку Нового времени? Скажем лишь, что сам святитель Игнатий следовал именно этим путем, и мы можем сегодня лицезреть плоды его усилий. Его книга, названная строгим и суховатым словом "Аскетические опыты", на самом деле наполнена самыми разнообразными по жанру и стилю сочинениями, написанными прекрасным языком. Многие из них представляют собой своеобразные лирико-богословские эссе, стихотворения в прозе. Литературной форме, слогу, языку Владыка всегда придавал большое значение. Один слог, считал он, должен быть у статей о монашестве, другой - у статей богословских, третий - у работ о христианской нравственности и философии и т. д. Творчество Пушкина привлекало Владыку своей эстетической стороной: он ценил тщательность отделки, "чистоту слога", "ясность замысла" стихотворений поэта и признавался, что сам следует методу Пушкина, подвергая свои сочинения самому тщательному пересмотру, добиваясь ясности и легкости чтения.14 Говоря же о содержательной, сущностной стороне своих творений, святитель Игнатий неоднократно замечал, что не считает их в полном смысле слова "своими": "Не признаю эти сочинения принадлежащими мне. Они истекли из Отеческих Писаний и из милости Божией, а написать их даровано мне для пользы многих душ, следовательно, и для пользы души моей". Это сознание позволяло Владыке смотреть на "свои" труды действительно как бы со стороны и давать им такие высокие, но совершенно объективные оценки, как например: "Книга „Опыты" доставит существенную пользу желающим спастись (в последнее время)", она "становит внимательного читателя в разряд истинных православных христиан и дает ему решительное, одностороннее, спасительное направление".15 И не гордыня, а величайшее смирение явлено Владыкой в подобной позиции, диаметрально противоположной столь любимым поэтами вариациям на тему "я воздвиг себе памятник"... Сохранилось драгоценное для нас свидетельство - запись Владыки о том, как создавалась одна из его работ. ________________________________________ 15 Письма... к Антонию Бочкову. С. 28. 14 Игнатий. ( Брянчанинов), св. Сочинения. Т. 7. Письма. С. 327, 413, 437; Письма... к Антонию Бочкову. С. 29. 15 Игнатий ( Брянчанинов), св. Сочинения. Т. 7. Письма. С. 4.26-427, 433, 436. ________________________________________ Эта запись приоткрывает картину того, как действительно святое вдохновение посещает святого человека: "Получив письмо Ваше, я долго беседовал с ним: оно и поныне постоянно лежит на столике близ моей кровати. На ней провожу большую часть времени; одно у меня занятие - лежание: таков удел больного. Часто я перечитывал глубокое письмо (...). И вот на днях по обычаю один я в келии, по обычаю лежу: внезапно и живо представилось мне, что я на могиле Константина Федоровича (...). Овладело душою моею чудное, неожиданное вдохновение: вскакиваю с кровати, тороплюсь начертать на бумаге мысли. представшие мне в многочисленном (...) сонме. Когда я переводил их на бумагу - рука едва поспевала изображать то буквами, то кой-какими знаками и намеками кипящие ключом мысли, перемешивающиеся с еще более чудными (...) ощущениями. Потом я перечитал исчерканный листок, - вижу: это - не моя собственность. Отрадное, утешительное вдохновение низошло ко мне - не для меня одного: оно принадлежит Вам более, чем мне. Посылаю его Вам вместо красного яичка. Вы получите, прочитаете его в дни Святыя Пасхи. Пусть другие встречают праздник в шумных увеселениях: для Вас послужит услаждением „Слово из вечности". Это - беседа таинственно послышавшегося мне голоса".16 Конечно, для современного интеллигента, мало знакомого с православным вероучением, все сказанное Владыкой Игнатием о художественном творчестве может показаться слишком строгим, неприемлемым и даже шокирующим. Но слово Божие для мира сего всегда было "юродством" (I Кор. 1, 21). "Какие странные слова! Кто может это слушать?" - говорили самому Господу после Его проповеди, и, как свидетельствует евангелист Иоанн, "с этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним" (Ин. 6, 60). Мы имеем, однако, убедительное свидетельство того. что мысли Владыки Игнатия на самом деле не были его личными воззрениями, но принадлежат Церкви. Вскоре после кончины Владыка явился в видении своему духовному чаду и изрек: "Все, что написано мною в книгах, все - истина".17 ________________________________________ 16. Избранные письма епископа (Брянчанинова). Машинопись. 1968. С. 350 (письмо № 330). "Слово из вечности" вошло в первый том "Аскетических опытов" под названием "Голос из вечности". 17 Соколов Л. Епископ Игнатий Брянчанинов: Его жизнь, личность и морально-аскетические воззрения: В 2 ч. Киев, 1915. Ч. 1. С. ЗЗ6. Источник: А. М. Любомудров Святитель Игнатий (Брянчанинов) и проблема творчества // Христианство и русская литература. - Сб. 2. - СПб., 1996. - С. 24 - 31.

Как то просил один человек у Бога богатства,долго просил, настойчиво и разбогател,но вот беда, здоровье стало подводить,да так,что почти все приходилось тратить на лекарства и докторов.Вот тогда понял этот человек,что Бог дает, только то,что полезно и тогда, когда, полезно и,что бороться надо не с Богом,а с самим собой....

Просветите пожалуйста,что это за страница в интернете о новомучениках и как ее воспринимать,по праву она существует или нет? http://optina1993.narod.ru/

Свт.Игнатий.Аскетические опыты. Том I О ИСТИННОМ И ЛОЖНОМ СМИРЕННОМУДРИИ Никтоже вас да прельщает изволенным ему смиренномудрием [1], сказал Святой Апостол Павел. Истинное смиренномудрие состоит в послушании и последовании Христу [2]. Истинное смиренномудрие — духовный разум. Оно — дар Божий; оно — действие Божественной благодати в уме и сердце человека. Может быть и произвольное смиренномудрие: его сочиняет для себя душа тщеславная, душа обольщенная и обманутая лжеучением, душа, льстящая самой себе, душа, ищущая лести от мира, душа, всецело устремившаяся к земному преуспеянию и к земным наслаждениям, душа, забывшая о вечности, о Боге.

Опять отцедила,то,что нравится.....

Очередная популяризация субъективного восприятия, и все бы ни чего,если бы соответственно слабостям, все это слабыми не было бы принято...

Видимо это ответ не мне, но сегодня смириться, сложнее чем смирить....

Господи, посети немощь мою, милостью Твоею....

Маша,не админам надо прописать,а нам,не мешало бы умудриться и по смирению и видению своего недостоинства высказываться,а не по эмоциям и чувствам....

Если слепой слепого поведет,оба в яму упадут.....

На­доб­но иметь мно­гий ис­кус, по­ка поз­на­ем на­шу не­мощь ис­тин­но и сми­рим­ся, и это не ма­лым вре­ме­нем, а мно­гим стя­жа­ва­ет­ся. Са­мые па­де­ния на­ши обуз­ды­ва­ют на­ше дме­ние и уже не­воль­но сми­ря­ют. А пред Бо­гом луч­ше греш­ник с по­ка­я­ни­ем, не­же­ли пра­вед­ник с гор­дос­тию. преп. Макарий

О покаянии Кому уподоблю себя, желающего одолеть свою гордость? Уподоблю себя человеку, пытающемуся руками низвергнуть гору. Все познания свои употребляю, все силы полагаю. Вижу, что неисполнимо желание - гора стоит непоколебимо - все же не оставляю труда своего. Вижу тщетность усилий своих, плачу о беспомощности своей, сетую о неисполнимости замысла. Уныние омрачает ум мой, леность сковывает тело, безнадежность ущемляет сердце. “К чему это все, - говорят мне, - труд твой никому не нужен”. - “Нужен, сквозь слезы отвечаю я, - нужен, ведь Сам Бог мне помогает в нем”. Порою, когда стою в храме, душу охватывает ощущение присутствия Божия. Тогда уже не иконы окружают меня, но сами святые. Сошедшиеся на службу, они наполнили храм и отовсюду испытующе глядят па меня. Незачем отводить глаза от их ликов, прятаться в темном уголке церкви, - угодники Божий смотрят не на лицо мое, а только на сердце, - а куда спрятаться сердцу моему? Так и стою я в рубище беспомощности и недостоинства своего пред их всевидящими очами. Скверные мысли мои, страшась святых взоров, куда-то скрываются и перестают терзать меня. Сердце, воспламеняясь чувством собственной порочности, разгорается огнем сокрушения, тело как бы цепенеет, и я во всем существе своем, в самых кончиках пальцев, начинаю ощущать свое недостоинство и неправду. Взгляды святых обладают непостижимым всеведением. Для них нет в душе моей ничего тайного, все доступно им, все открыто. Как неуютно становится от мысли, что кому-то о тебе все известно; как страшно сознавать, что некуда спрятать себя, что даже тело не может утаить сокровенных мыслей и чувств. Это сознание лишает душу беспечного равновесия: нечестие и пороки перевешивают собственные оправдания, и непонятная тяжесть наваливается на сердце. Как бы от внезапной боли и тревоги просыпается душа и осознает, что не может помочь сама себе и никто из людей не в силах помочь ей. Криком новорожденного она вскрикивает: Господи, помилуй, не оставь меня. Все забыто, все исчезло, осталась только просьба, мольба всего существа: души, ума, сердца, тела. “Господи, прости и помилуй”. Немеет ум мой, сердце сжимается, а глаза робко наполняются слезами покаяния. Почему одни и те же слова, которые вчера оставались незамеченными, сегодня потрясают меня своим величием и мудростью, так что их хочется навсегда удержать в душе и знать наизусть? Непостоянство моего сердца этому причина. Вчера оно было ледяным, потому все изящное и строгое восхищало его, сегодня оно подобно тающему снегу, который радуется свету и теплоте. Что же происходит в глубинах сердца моего, куда не проникает ни зрение мое, ни ум мой? Там подобно солнцу, с его восходами и закатами, рождается и умирает покаяние. Как подавать советы ближним. 1. Обращаться с молитвою к Богу, чтобы дал Он нам сказать слово на пользу ближнему. Тем самым беседа очищается от тщеславия. 2. Говорить с осторожностью, не вдаваясь в многословие. Пустых, любопытных вопросов не делать. 3. Если увлечешься и скажешь что-то не по совести, то мысленно укори себя и раскайся пред Богом. 4. По скудости нашего времени мы должны делиться с ближними нашими скудными знаниями. От грехопадений моих бегу не в затвор, не в пустыню, а в самоукорение, в исповедание грехов моих, в раскаяние. Диавол готов нам придать вдесятеро здравого смысла и умножить тысячекратно наши практические сведения, лишь бы украсть у нас знание крестное, при коем сможем стать одесную Бога. Может быть опьянение молитвы, препятствующее познать истинное молитвенное действие. Мнение - упоение души, довольной собою, своими мнимо сладостными состояниями. Оставляя указанное Богом спасительное покаяние, стремимся к упражнению в мнимых добродетелях, потому что они приятны для чувств. Потом неприметным образом заражаемся мнением и, как благодать не спешит увенчать нас, то мы сами сочиняем себе сладостные ощущения. ПОСЛЕДНИЕ СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА ИЕРОМОНАХА ВАСИЛИЯ Сердце обнищавшее, лишенное благодати, а значит, и силы, подвластно телу и исполняет его хотения и желания. Укрепить свое сердце, наполнив его благодатью, и одолеть, подчинить тело сердечным стремлениям и намерениям - вот задача. Поставить сердце во главу, сделать его владыкою всего существа и отдать его в подчинение Христу за ту милость и благодать, которою Господь и укрепил и обновил это сердце. “Царство Божие внутри вас есть...” “Погружай ум твой в слова молитвы”. Преп. Иоанн Лествичник. Через восхождение, погружение ума, соединенного с чувством, в слово молитвы, входим в Царство Небесное, которое внутри нас. Там Царство Духа, там наш дом родной, в который вселяется смиренная и умиленная душа, дивясь непрестанной милости Божией, покрывающей ее нищету и греховность. * * * Что легче? Терпеть голод в желудке или совесть, оскверненную чревоугодием? Что легче? Терпеть тяготу данного послушания или тяготу совести, оскверненной саможалением, самолюбием и как следствие - отказом от послушания? Всюду труд, всюду терпение, всюду тягота жизни. Но в одном случае помогает Господь, а в другом отступает. В одном случае иго Господне, а в другом - иго диавола. Господь не отнял окончательно наказания за грех - тягота жизни осталась, но жизнь преобразилась в Духе. Дух этот дается несущим иго Христово, выбирающим исполнение заповедей Божиих, а не служение плоти и крови. Господи, даждь ми силу избирать во всем иго Твое благое. Странно видеть в себе готовность к совершению любого самого тяжкого греха. Это бездна, это адская пропасть, это вечная мука и смерть. -, И вижу, и знаю, если только буду поставлен в тяжелые условия выбора между верностью Господу и предательством Его, то буду предателем. А, значит, я и сейчас предатель, если в моей воле живет готовность на предательство. Живу и верность соблюдаю только внешне, по милости Божией, но Господь видит немощь мою и не попускает обстоятельств и тяготы выше моей меры. От тайных моих очисти мя, Господи! Видеть это надо всегда и непрестанно взывать о помощи, о помиловании. Господи, помилуй мя, грешнаго. * * * Как пленник связан веревками и лишен свободы действия, так падший человеческий ум связан мыслями лживыми, неправыми, и связано человеческое сердце желаниями похотными, нечистыми, страстными. И как пленники бывают с различной степенью свободы действия: один заключен в оковы, другой в темницу, третий в стены тюрьмы, так и человеческое сердце и ум бывают с разной степенью истинности в мыслях и чувствах. Но пленник остается пленником, в каком бы из видов заключения он ни находился, так и падший ум и сердце остаются падшими, то есть неистинными, о чем бы они не составляли свое мнение в мыслях и чувствах. Поэтому Господь говорит: “познайте истину, и истина сделает вас свободными”, а святой Апостол: “Где Дух Господень, там свобода”. * * * Всякое понятие, слово имеет смысл и сопряженное с этим смыслом чувство, отзвук в душе. Грехом это единство смысла и чувства рассечено, и мы не чувствуем того, о чем говорим, и не понимаем того, что чувствуем. Господь благодатию своею восстанавливает это единство, врачует эту неисцельную рану. Но все это происходит так, как будто мы снова начинаем учиться ходить. Все ново, все необычно, все трудно. Все дается только опытом, только им одним. Иначе как научиться ходить? Значит, все в исполнении заповедей Божиих. * * * Как немощно сердце без благодати Божией! Есть сила физическая, которую мы ощущаем в членах наших. И если она истощается, то мы изнемогаем от усталости. Но есть сила духовная, сила благодати, которая укрепляет сердце наше и без нее мы немоществуем, т.е. бываем склонны ко всякому греху. Особенно к осуждению, раздражению, гневу, чревоугодию, недовольству всеми и всем, склонны к ропоту и отчаянию, к тщеславию. Поэтому святой Апостол говорит: укрепляйте сердца ваши бдагодатию. Благодать же подается Господом за исполнение Его святых заповедей. В бане, когда моешься, помышляй: готовлю тело мое к погребению, умываю и умащаю его. И еще: как я очищаю тело свое от грязи, так Ты, Господи, сердце чисто созижди во мне и дух прав обнови во утробе моей. Сим победится ублажение своего тела. . Благодать невидима, недомыслима, непостижима. Узнаем о ней только по действию, которое она производит в уме и в душе, по плодам ее. “Плод же Духа, - говорит Апостол, - есть любовь, мир, долготерпение, кротость, вера...” Все это не наше - но дело благодати. Если будем видеть постоянно, что это не наше, то удер жим благодать. Но если что-то присвоим себе, то все потеряем. Когда осуждаешь, молиться так: Ведь это я, Господи, согрешаю, меня прости, меня помилуй. * * * “Какая сильная мысль! - говорим мы. - Он сильно переживает”. Мысли и чувства имеют силу. Имеют силу побеждать, подчинять себе наше тело. То, что имеет силу, должно существовать реально. Если как бы связать, соединить воедино мысли и чувства, то представится некое духовное единство. Как я мыслю, как я чувствую - это и есть образ моей души. Видимо, душа может принимать тот или иной образ мыслей в зависимости от ее силы. Что-то принимать, что-то отвергать. В каком образе, в каком одеянии предстанет душа Богу? Необходима одежда покаяния. Если не праведная жизнь, то желание праведной жизни. Это первая одежда, это срачица (вспомни монашеский постриг). Если Господь увидит это желание, эту едва прикрывающую наготу одежду, то по неизреченной Своей любви, может быть, дарует одеяние иное, достойное для присутствия на Его Тайной Вечери в Царствии Небесном. Если смирение Христово воссияет в сердце, то жизнь земная для тебя будет раем. Как это описать? Невозможно. Это чувство сердца. Если оно есть, ты знаешь, что это оно. Ты видишь, что все вокруг достойнее тебя, честнее, праведнее, смиреннее, чище. И радостно от того, что они не презирают тебя, последнего, убогого, не гнушаются общением с тобою, но разговаривают с тобою, как с равным, рядом с тобою сидят за столом, вместе с тобою ходят в храм и никогда ни делом, ни словом, ни взглядом не позволяют себе указать на твое недостоинство и нечистоту. Но терпят тебя рядом с собою, покрывают недостатки, ошибки, грехи, милосердствуют и даже иногда просят исполнить какое-либо послушание, тем самым оказывая особую честь, оказывая внимание и возводя в достоинство слуги и иногда даже друга. Господи, они прощают мне скотство мое и обращаются ко мне с просьбой! Это ли не радость, это ли не рай?... но все это только помыслы смиренномудрия, а само смирение не живет в окаянном сердце моем. Вижу, как должно быть, но стяжать этого не могу. Господи, подай мне смирение и кротость Твою и наполни ими сердце мое, и преисполни, дабы не осталось места ни для чего другого, но все -смирение Твое сладчайшее. Молитва - это стена, ограждение сердца. Его покой и мир. Молитва и сердце должны быть едины, слитны, между ними не должно быть пустоты. Если так, то все крепко, твердо, спокойно, мирно. Сердце как бы за крепостною стеною и отражает все нападки врага. Если же образуется брешь в стене, то к сердцу подступают враги. Тогда - боль, тягота сердечная. Надо вытерпеть и Господа попросить о помощи, - своими силами ничего не сделаешь. В общем, суть вся в том, где молитва - в сердце или вне его. Смирение - это чувствовать себя хуже всех Не думать, не понимать, а чувствовать всем сердцем. Это и есть видеть себя смиренным. Сердце своими очами видит чувства. Оно их различает, как наше зрение различает цвета: вот - кротость, вот - милосердие, вот - гнев, вот - тоска и т.д. Отверзаются очи сердечные только благодатью Божией. Это чудо. Чудо исцеления слепого. * * * На реках вавилонских тамо седохом и плакохом... Истекают из сердца моего реки вавилонские, реки осуждения моих братьев, тщеславия, реки малодушия, боязни и страха перед всяким послушанием, реки самоугождения и саможаления, реки славолюбия и гнева, уныния, лености, печали, реки всякой скверны, хулы, неверия, лукавства, нечистоты. Сижу у сердца моего и плачу о неистощимости этих рек. Подземные бездны питают реки, и реки страстей моих питает бездна греховная сердца моего. Господи! Это бездна. Бездна адова. Там не на что опереться, не на чем успокоиться. Все крик, все мерзость, все пустота. Боже, во имя Твое спаси мя и подаждь ми руку, яко Петрови. * * * Видишь ли ты, что ежедневно прилагаешь грехи ко грехам? Что каждый день возвращаешься в кал тинный своих страстей и пороков? Видишь ли, что всякое дело, сделанное тобою, обличает тебя, твое невежество, нечистоту ума и сердца, твое несовершенство? Все твое - и дела, и мысли, и чувства - ущербно, все с изъяном, с примесью порока, нечистоты, все скудно, сиротно. Видишь ли ты, как страсти окружили тебя и играют тобою, передавая тебя из рук в руки? Как они и оставляя тебя на время в покое, смеются над тобою и стоя невдалеке наблюдают, как ты, немощный, сам из себя рождаешь тщеславие, забвение, беспечность. Смеются, потому что от одного их прикосновения весь мир твой и покой твой разрушатся и исчезнут; смеются, потому что ты - их достояние, их раб, к тому же раб, считающий себя свободным. Это лицезрение раба, возомнившего о себе как о господине, доставляет им особенное удовольствие. Видишь ли ты грехоточащее сердце твое? Как оно клевещет день и ночь на братьев твоих, на всех людей, на весь мир? Исцели, Господи. Затвори ток нечистоты, греха и порока. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. * * * По делам моим надлежит мне мука вечная, но Господь тайно поддерживает в душе надежду на милосердие Свое. Иначе жить было бы невмоготу. * * * “И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины”. Каждое наставление народу, каждое слово Господа преисполнено любви, любви даже до смерти, смерти же крестной. Оно преисполнено мира, кротости и смирения. Оно - Божественно, полное благодати и истины. Но видеть это, чувствовать, осязать сердцем можно только, когда сам Господь открывает. О Мудрости и Слове Божие, подавай нам истее Тебе причащаться. * * * Я дышу и это не доставляет мне труда. Это свойство человеческого существа. Так и молитва была его свойством до падения. Теперь же молитва стала трудом, понуждением, как у больного человека затруднено дыхание. Возвратить молитву в сердце, возвратить сердцу это беструдное дыхание - это и есть цель непрестанной молитвы. Ведь Господь ближе к нам, чем наше дыхание. * * * Жизнь в Духе - это все новое. Прежнее по виду внешнему, но настолько обновленное изнутри, что становится воистину новым. Вода, претворенная Господом в вино, не изменила своего внешнего вида, но изменила свое внутреннее свойство. Так и жизнь в Духе - по виду та же вода, а на вкус - вино, веселящее сердце. * * * Пимен Великий говорил: “наверное, чада, где сатана, там и я буду”. Он не только так думал, он так чувствовал. Господь дает видеть свое сердце, клевещущее на братию, на Господа, на весь мир день и ночь, и тогда видишь всю невозможность исправления себя, всю бесконечность своего падения, бездну адскую. Тогда отчетливо сознаешь, что где сатана, там и ты будешь. Но это сознание, это мысль. А у Пимена Великого это чувство. Это земля и небо. По­этому ты только сетуешь о своей греховности, а Великий проливает непрестанные слезы. Душа его чувствует реально адские муки, она знает их.