Таблица лидеров

В начале XI века в Константинополе между искуснейшими в красноречии учителями мудрости произошел спор об этих трех святителях. Одни ставили выше прочих святителей Василия Великого, превосходившего всех словом и делами, твердого нравом, не легко прощающего согрешения и чуждого всего земного; ниже его ставили божественного Иоанна Златоуста: он был расположен к помилованию грешников и скоро допускал их к покаянию. Другие, напротив, возвышали божественного Златоуста, как мужа человеколюбивейшего, понимающего слабость человеческого естества, и как красноречивого витию, наставлявшего всех на покаяние множеством своих медоточивых речей. Иные, наконец, стояли за святого Григория Богослова, утверждая, что он достиг такой высоты в области богословия, что всех побеждал своей мудростью, как в словесных спорах, так и в истолковании догматов веры — поэтому и был назван Богословом. Спустя некоторое время после того, как возникли эти споры, явились великие святители Евхаитскому епископу Иоанну и сказали: «Мы равны у Бога, нет у нас ни разделения, ни противодействия друг другу. Нет между нами ни первого, ни второго. Поэтому повели прекратить споры, ибо как при жизни, так и после кончины мы имеем заботу о приведении к миру и единомыслию всех концов вселенной. Ввиду этого, соедини в один день память о нас и составь нам праздничную службу, а прочим передай, что мы имеем у Бога равное достоинство. Мы же совершающим память о нас будем споспешниками ко спасению». Сказав это, они удалились, а блаженный епископ Иоанн тотчас своими стараниями восстановил мир между враждовавшими и установил праздник трех святителей, как и повелели ему святые. Он установил совершать память их в 30-й день января месяца и составил им службу. Молитвами трех святителей Христос Бог да сохранит нас в мире и единомыслии и да сподобит нас Небесного Своего Царствия. Аминь. (Поучение, прочитанное на вечернем богослужении в Оптиной пустыни) * * * "...Жили на одном острове три пустынника, имевшие у себя икону трех святителей. И как были они люди простые, необразованные, то и молились пред сею иконою не иначе как простою своеобразною молитвою: «Трое вас, и трое нас, помилуйте нас». Так они постоянно твердили одну эту молитву. Вот пристали к этому острову путешественники, а старцы и просят, чтобы они научили их молиться. Путе­шественники начали учить их молитве «Отче наш», а выучив, поплыли далее морем на своем корабле. Но, отплыв несколько от берега, они вдруг увидели, что, учившиеся у них молитве, три старца бегут за ними по водам и кричат: «Остановитесь, мы вашу молитву забыли». Увидев их, ходящих по водам, путешественники изумились и, не останавливаясь, только сказали им: «Молитесь, как умеете». Старцы вернулись и остались при своей молитве". Из писем прп. Амвросия Оптинского

В Оптину Гавриил пришел 13 августа 1864 года и почти тотчас отправился на благословение к достоблаженным Старцам — иеросхимонахам Амвросию и Илариону. Они были известны святостью своей жизни даже и в глухих углах Пермской губернии, а чем ближе Ганя подходилк Оптиной, тем больше узнавал из разговоров со встречными паломниками одуховной рассудительности и прозорливости сих Старцев. <img src=http://content.foto.mail.ru/bk/mop.site/1/i-3.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=left> Дух загорался. Сердце радостно трепетало в благоговейном предощущении желанной встречи с ними. Ведь —это носители Духа Божия! Земные ангелы и небесные человеки. И вот, наконец, Ганя у о. Амвросия и о. Илариона. Оба старца приветливо приняли юного странника и, как сговорились, направили его к настоятелю — о. игумену Исаакию(впоследствии—архимандрит и схимник: ск.1894 г), но посоветовали прежде поговеть и приобщиться. Ганя так и сделал: начал ходить ко всем службам. Оптина пустынь в то время славилась благолепием своих церковных служб и дивным пением «на подобны». После сельского храма и пения дьячка — противоположность громадная: да еще подошел праздник Успения Божией Матери, когда пение стихир и канона увлекало и самих оптинских певцов... Ганя все забыл и чувствовал себя, как на небе. С величайшим благоговением причастился Святых Христовых Тайн и затем в чувстве умиления снова сходил к Старцам на благословение и от них к о. Исаакию. <img src=http://www.optina.ru/photos/starets/starets_lives/Isaakiy1_1.jpg width=300 hspace=10 vspace=10 align=right>Старцы и настоятель приняли его в число братии: о. Исаакий тут же назначил и послушание Гане — в хлебную, и при этом прибавил: — Это послушание в хлебной проходил и я. Послушание у нас — те же курсы, которые изучают в Академиях. И у нас своя академия... Там сдают экзамены профессорам, а здесь Старцам. Вот я уже настоятель и игумен, а все еще учусь, и хожу часто — не менее разу в неделю, сдаю экзамены Старцу и принимаю себе уроки от Старца... Вот и ты ходи к нему почаще, советуйся с ним по внешнему послушанию — в деле, и по внутреннему движению своих помыслов. Эти помыслы бывают иногда домашними врагами нашими. Нужно открывать их: какие движения, где они заседают, как тебе с ними поступать — с этой поганой ратью. А Старец, как опытный генерал, и научит тебя, как и чем удалить от себя этих врагов и чем хотя бы ослабить силу их. А ослабить их силу можешь только по совету старца... А сам собой не сможешь никогда. Бес вперед знает — где для него предстоит опасность, он и будет устроять из тебя баррикаду, мишень, ставить тебя спиной к старцу, чтобы ты более был обращен к бесу — слушал бесовские помыслы, внушаемые тебе, а не слова старцева назидания. Слушай же это назидание старцево! Слова его тебе — как дождь на руно, в сердце твое снидут. А для беса — это стрелы и раны ему. Вы вместе со старцем воюйте против беса и его полчища. Так ты теперь от сего времени воин Христов, и ты не один, а с тобой и старец. Воюй же и томи томящего тя, да Христа приобрящеши, — как Апостол Павел говорит: «не аз живу, но живет во Мне Христос». Вот как они жили!.. А ведь такие же они были люди, как и мы... (разговоры частью заимствованы нами из «автобиографии» самого старца, частью воспроизведены по памяти с его слов А.О.) Заплакал Ганя от умиления...о. Исаакий заметил его слезы. — «Видишь, вот ты и заплакал!.. Всегда помни день твоего поступления и будь таким же, как теперь. Живи так и спасешься». Пал Ганя ему в ноги, принял благословение и шел, не чуя ног под собой, и при этом плакал так сладко, будто в раю побывал. Сердце его было пленено словами и обращением Старцев и о. Игумена: казалось, с их словами и обращением проникала какая-то благодатная сила в душу его и наполняла ее с сладостным ощущением близости Христовой.— «Не я живу, а живет во мне Христос»,— повторил Ганя слова о. Исаакия. — «Это залог мой и в будущей жизни моей!».. А слезы текут-текут... Нокак радостно, как сладко плакать такими святыми слезами!.. Глава из книги Архимандрита Симеона (Холмогорова) "Един от древних" другие части

Отчего один родится в богатстве и знатности, другой в нищете, в среде людей, презираемых и угнетаемых, обреченных на всежизненный телесный труд в поте лица, лишенных средства к развитию умственному? Отчего иной умирает дряхлым старцем, иной в цвете юношеского или мужеского возраста, иной дитятей и даже краткодневным младенцем? Отчего один пользуется постоянно здравием и благополучием, другой томится в болезнях, передается скорбями скорбям, бедствиями бедствиям, как бы с рук на руки? Эти и этим подобные вопросы заняли однажды великого пустынножителя Египетского, Антония, и тщетно искал разрешения им пустынножитель в собственном разуме, осененном Божественной благодатью, способном углубляться в рассматривание тайн Божиих. Когда святой старец утомился размышлением бесплодным, последовал к нему с неба глас: "Антоний! Это - судьбы Божии. Исследование их душевредно. Себе внимай". Кажется: что ближе ко мне меня? что мне известнее меня? Я постоянно с собою; по естественной необходимости я должен постоянно внимать себе; обращаю внимание на другие предметы, насколько нужно это для меня. Любовь ко мне самому поставлена мне законом Божиим в меру любви к ближнему. И я-то, берущийся узнавать далекое в глубинах земли и моря, в глубинах поднебесной и за сводами неба, прихожу в затруднение, в совершенное недоумение, не знаю, что отвечать мне, когда услышу вопрос: кто я, и что я? Кто - я? Существо ли? Но я подвержен необычайным изменениям со дня зачатия моего и до дня смерти. Существо, в полном смысле, не должно подлежать изменениям; оно должно проявлять постоянно одинаковую, всегда равную себе силу жизни. Нет во мне свидетельства жизни, которое бы всецело заключалось во мне самом; я подвергаюсь совершенному иссякновению жизненной силы в теле моем: я умираю. Не только бренное тело мое подчинено смерти, но и самая душа моя не имеет в себе условия жизни нерушимой: научает меня этому священное предание Церкви православной. Душе, равно и Ангелам, даровано бессмертие Богом: оно не их собственность, не их естественная принадлежность. Тело, для поддержания жизни своей, нуждается в питании воздухом и произведениями земли; душа, чтоб поддержать и сохранить в себе бессмертие свое, нуждается в таинственном действии на себя Божественной десницы. Кто - я? Явление? Но я чувствую существование мое. Многие годы размышлял некто об ответе удовлетворительном на предложенный вопрос, размышлял, углубляясь в самовоззрение при свете светильника - Духа Божия. Многолетним размышлением он приведен к следующему относительному определению человека: "человек - отблеск существа, и заимствует от этого Существа характер существа". Бог, единый Сый, отражается в жизни человека. Так изображает себя солнце в чистой дождевой капле. В дождевой капле мы видим солнце; но то, что видим в ней, не - солнце. Солнце - там, на высоте недосягаемой. Что - душа моя? Что - тело мое? Что - ум мой? Что - чувства сердца? Что - чувства тела? Что - силы души и тела? Что - жизнь? Вопросы неразрешенные, вопросы неразрешимые! В течение тысячелетий род человеческий приступал к обсуждению этих вопросов, усиливался разрешить их и отступал от них, убеждаясь в их неразрешимости. Что может быть знакомее нам нашего тела? Имея чувства, оно подвергается действию всех этих чувств: познание о теле должно быть самым удовлетворительным, как приобретаемое и разумом и чувствами. Оно - точно таково в отношении к познаниям о душе, о ее свойствах и силах, о предметах, не подверженных чувствам тела, вместе оно - познание, крайне недостаточное в отношении к условиям, при которых познание может быть признано полным и совершенным. Каким образом, с какого повода вступил я в существование и явился на поприще земной жизни? Явился я на этом поприще невольно и бессознательно; причины вступления в бытие из небытия не знаю. Обдумываю, изыскиваю причину и не могу не сознаться, что должен по необходимости признать ее в определении неограниченной, неизвестной, непостижимой Воли, которой подчинен я безусловно. Явился я со способностями души и тела, как с принадлежностями: они даны мне - не избраны мною. Явился я с разнообразными немощами, как бы запечатленный уже казнью; явился страдальцем и обреченным на страдания. Встал я в обстоятельства и обстановку, какие нашел, или какие приготовлены мне - не знаю. На пути земного странствования очень редко могу поступить по произволу моему, исполнить мое желание: почти всегда, влекусь насильно какой-то невидимой, всемогущей Рукой, каким-то потоком, которому не могу оказать никакого сопротивления. Почти постоянно встречается со мной одно неожиданное и непредвиденное. Увожусь из земной жизни наиболее внезапно, без всякого согласия моего на то, без всякого внимания к земным нуждам моим, к нуждам окружающих меня, для которых я, по суждению моему и их, необходим. Увожусь с земли навсегда, не зная, куда пойду! Увожусь в грозном одиночестве! В стране неведомой, в которую вступаю смертью, встретит меня одно новое, одно невиданное никогда. Чтобы вступить в неведомую страну, я должен оставить на земле все земное, должен скинуть с себя самое тело. Оттуда, из неведомой страны, не могу подать на землю никакой вести о себе: потому что нет возможности услышать весть оттуда кому бы то ни было, облеченному в оболочку земного, грубого вещества. Жизнь моя в этом видимом мире есть непрерывающаяся борьба со смертью; такова она от колыбели моей и до могилы моей. Могу умереть ежедневно и ежечасно, но дня и часа смерти - не ведаю. Известно мне, что умру; в этом нет и не может быть ни малейшего сомнения, но живу как бы бессмертный: потому что чувствую себя бессмертным. Предощущение смерти отнято у меня, и я никак бы не поверил, что человеку возможно умереть, если бы не видел на всех человеках, что смерть есть неизбежный удел каждого человека. Верно изображается Евангелием немощь власти нашей над нами. "Сколько бы ты ни делал усилий, - говорит Евангелие человеку, - не можешь приложить возрасту твоему одного локтя, ни белого волоса твоего сделать черным". ... Страждущие! Знайте, что вы страдаете по воле Божией; будьте убеждены, что без воли Божией, без попущения Божия, не прикоснулась бы к вам никакая скорбь. Возрел милостиво на вас Господь, возблаговолил о вас, признал ваши сердце и жительство благоугодными Себе, и потому простер к вам руку помощи в судьбах Своих. Он послал или попустил вам скорби в очищение ваше, в охранение, в средство к достижению совершенства. Страждущии по воле Божией! При нашествии скорбей предавайте себя всецело воле и милости Божией, и с особенной тщательностью прилежите исполнению заповедей Божиих. Время скорби есть то блаженное время, в которое Бог зиждет душу возлюбленного избранника Своего из среды человеков. Из книги "Аскетические опыты" Свт. Игнатия Брянчанинова, том 2

В настоящее время не только среди мирян, но и среди молодого духовенства начинает распространяться такое убеждение: вечные муки несовместимы с беспредельным милосердием Божиим, следовательно, муки не вечны. Такое заблуждение происходит от непонимания дела. Вечные муки и вечное блаженство не есть что-нибудь только извне приходящее, но есть, прежде всего, внутри самого человека. "Царствие Божие внутрь вас есть" (Лк. 17, 21). Какие чувства насадит в себе человек при жизни, с тем и отойдет в жизнь вечную. Больное тело мучается на земле, и чем сильнее болезнь, тем больше мучения. Так и душа, зараженная различными болезнями, начинает жестоко мучиться при переходе в вечную жизнь. Неизлечимая телесная болезнь кончается смертью, но как может окончиться душевная болезнь, когда для души нет смерти? Злоба, гнев, раздражительность, блуд и другие душевные недуги – это такие гадины, которые ползут за человеком и в вечную жизнь. Отсюда цель жизни и заключается в том, чтобы здесь на земле раздавить этих гадов, чтобы очистить вполне свою душу и перед смертью сказать со Спасителем нашим: "Грядет бо сего мира князь, и во мне не имать ничесоже" (Ин. 14, 30). Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых. Если бы и поместили ее в рай, то ей самой нестерпимо бы было там оставаться, и она стремилась бы уйти оттуда. Действительно, каково немилосердной быть среди милостивых, блудной среди целомудренных, злобной среди любвеобильных и т.д.? Один бедный учитель попал однажды на великосветский обед. Посадили его между генералами. Плохо он себя чувствовал; и с ножом и с вилкой не так обращался, как его высокие соседи; подвязал салфетку, – видит – нехорошо, другие соседи не подвязывают; положил на колени, а она предательски на пол скатилась, пришлось нагибаться и поднимать с полу. Блюд было много, учитель от некоторых отказывался, так как не знал как к ним приступить. Весь обед сидел он как на иголках и только мечтал, когда-то он кончится. Все же остальные вели себя как дома, все блюда отведали, весело разговаривали, смеялись. Наконец, обед кончается; после десерта несут последнее блюдо: маленькие стаканчики, наполненные какой-то беловатой жидкостью, поставленные в большие стеклянные чашки. Подали сначала генералу, сидевшему рядом с учителем, тот взял и поставил рядом с собою. Учителю очень хотелось пить, взял он стаканчик и выпил залпом. Не особенно вкусно показалось – вода теплая с мятой. Но каково было смущение бедного учителя, когда он увидел, что все стали полоскать водою рот, и никто эту воду не стал пить. Вконец смущенный, встал он из-за стола и в глубине души дал клятвенное обещание никогда не бывать на великосветских обедах. Если уж на земле так неприятно быть не в своем обществе, то тем более на небе. Из бесед с преподобным Варсонофием, старцем Оптинским Фреска из фотоальбома "Казанский храм. Фрески Страшного Суда"

Радуется Господу Сотворенный мир, И поет о Господе Струнная Псалтирь. Серебро небесное В сердце откликается, И душа пред Господом В песне умиляется. Пойте песню Господу Пойте с восклицанием, Пойте песню новую Пойте о страданиях. Правым славословием Господа возрадуем, Праведным пословицам Господа порадуем... ВБМ

И словом мудрым,нежным,тихим и простым,Которое печальных дум стремленье возвышает,Услышанным сквозь суесловий дым ,Я ,с благодарностью питаясь, оживаю ...

О великой силе молитвы старца Анатолия свидетельствовал сам преподобный Амвросий: «Ему такая дана молитва и благодать, какая единому из тысячи дается». Будучи сам пламенным молитвенником, делателем молитвы Иисусовой, этому он учил и духовных чад. Он всем и часто напоминал о необходимости постоянной Иисусовой молитвы и соблюдении чистоты сердца. Обучая сестер Иисусовой молитве, он занимался с ними как с маленькими детьми; зная, что они по молодости своей еще не могут понять ее духовной глубины и в то же время на опыте изведав ее таинственную силу, он старался хоть чем-нибудь приохотить юные души к этой дивной молитве и говорил, бывало: „Я буду тебе гостинцев давать, только читай непрестанно: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную"... Когда одна инокиня сказала, что у неё плохое зрение, читать трудно, он ответил: «Читай молитву Иисусову и спасёшься». Занятым послушаниями он особенно советовал прилежать молитве Иисусовой, взамен правил. Другая инокиня свидетельствовала: «Я по поступлении в монастырь заболела. Мне было пятнадцать лет, доктора нашли у меня порок сердца и горловую чахотку и сказали, что я скоро умру, но мне не хотелось умирать. Батюшка сказал мне: «Читай, как можешь, и сидя и лёжа молитву Иисусову, и всё пройдёт». Так я и сделала и за святыми его молитвами выздоровела. И с тех пор прошло двадцать три года, и я живу и послушание несу по силам и по келии делаю всё для себя, хотя и не имею большого здоровья, но прежде не могла и по келии ходить». Из жития преподобного Анатолия (Зерцалова), старца Оптинского