Таблица лидеров

Долго не доходили руки перепечатать со своих старых записей этот рассказ, но сегодня, прочитав историю Дионисия, все же решила это сделать. Надеюсь, он послужит хотя бы небольшим утешением... Это было страшнее самого "крутого" триллера, именно потому, что происходило не на экране, а в его собственной жизни, было его собственной нескончаемой болью и нестерпимой мукой, которой не видно конца. Хуже всего было то, что его предали, выследили и обложили, словно дикого зверя на охоте, и теперь выжидали, забавляясь его беспомощностью. Мысль настойчиво убегала от страшной действительности, пока, словно лиса за флажками, не оказалась окончательно затравленной. Впереди был только один выход: смерть. Он не понимал лишь одного: почему они медлят? Десятки раз он мучительно вздрагивал, замечая у подъезда, то у перехода метро знакомую темную машину с тонированными стеклами. Он сходил с ума, медленно умирал от страха. Потом наступило какое-то равнодушное притупление всех чувств, он даже стал желать скорейшей развязки, окончания всего этого кошмара. Внезапно явилась мысль, которая, как он думал, открыла ему выход "за флажки". Он подумал о том, что может сам, разом, прекратить весь этот кошмар, в котоорый превратилась его жизнь. ... Он ушел после полудня, прихватив спортивную сумку с бутылкой водки и банкой рыбных консервов. До чего же ненужными казались ему эти предметы! Вот то, что лежало во внутреннем кармане куртки, - то действительно было ему нужным, так как обещало ему свободу. Там лежал небольшой пистолет, оттягивая карман, и сквозь подкладку холодил сердце. Все. Он потверже стал на колени, положил пистолет на согнутую в локте руку. Что еще? Вдруг осенил себя широким крестом, поднял револьвер к виску, а глаза - в вечереющее небо... и окаменел. Ступая по закатным золотисто-розовым барашкам облаков, прямо на него шел Иисус Христос, прижимая к Себе двоих маленьких детей - мальчика и девочку... - Господи, а дети зачем?! - выдохнулось скомканно и горячо. В ответ на этот вопрос он ощутил как бы упругий удар изнутри, в сердце, - и в ту же секунду узнал их, этих детей. Память осветилась мгновенно и ярко: он увидел старый покосившийся домик в далекой деревне, машину "Скорой помощи", носилки, покрытые чем-то белым и длинным... На все это наплыло, надвинулось искаженное страданием лицо сестры Анны и последние слова, прозвучавшие громом в его смятенном сознании: - Детей моих не оставляй... Ради Господа прошу, помни: у них больше никого нет... Когда он очнулся мокрым от слез было не только лицо, но и рубашка на груди. Пистолета не оказалось, думая, что обронил его рядом, принялся искать. Он перерыл и перекопал всю траву на несколько метров вокруг, оружия не было. ... По мере возвращения к жизни таял легкий, противный животных страх, и вместе с этим освобождением росла, крепла и усиливалась в груди непонятная боль, требующая выхода, каких-то незамедлительных и решительных действий. Что он сделал тогда? Передал опекунство над детьми какой-то дальней родственнице. Что еще? Перевел на ее имя очень приличное состояние. Помог собрать вещи. Посадил племянников в поезд, умчавший их далеко, на Алтай, - навсегда, как он полагал из его жизни. Оказалось, не навсегда! Мог ли он еще несколько часов назад подумать, что счеты его с жизнью далеко не окончены, что он должник, многолетний и несостоятельный должник! И долг этот требовал немедленной оплаты... Самым трудным было незаметно исчезнуть из города так, чтобы никто не знал, куда он уехал. За ним, как он понимал, следили тщательно и неотступно. В электричку он прыгнул почти на ходу, едва увернувшись от захлопывающихся дверей. Начались скитания по железнодорожным путям. Пересаживаясь с поезда на поезд, он медленно и верно продвигался к цели. Чем дальше оставался город, тем глуше и слалбее становился страх, зто сильнее и неумолимее говорила совесть. Как явится он к племянникам и что скажет? Измучившись вконец, решил ничего не придумывать заранее. "Как Бог даст", - неожиданно подумал он и тут же вспомнил явление Христа на краю своей жизни. Он будет часто вспоминать об этом в трудные моменты жизни, черпая силы и утешение в той мысли, что теперь он поступает так, как хочет Явившийся. Он исполняет именно Его святую волю, которой никто и ничто воспротивиться не может... ... Уже глубоким вечером толкнул, наконец, потемневшую от дождей калитку перед утонувшим в зелени небольшим домиком на краю села. Залаяла собака. На крыльцо вышла девушка лет семнадцати в знакомом до боли ситцевом белом платочке в крапинку. - Анютка! - прошептал он, чувствуя, как в груди снова теснит и перехватывает дыхание. - Я не Анюта, я - Даша... А вы кто будете? Через несколько минут он уже сидел в крохотной чистенькой кухоньке в одно окно, возле опрятной печки, устало положив руки на стол. В уголке над его головой висели потемневшие от времени иконы и теплилась крошечная лампадка, отгоняя сумрак, упорно ползущий через маленькое оконце, завешенное шитой занавеской. Даша неторопливо собирала на стол, между делом рассказывала о том, что Анастасия Николаевна, заменившая им мать и отца, долго и тяжело болела и скончалась три дня тому назад. Вчера похоронили. - А малый где? - спохватился он. - Павлушка-то? С утра еще рыбачить ушел на перекаты. Должен уж домой... - Сколько ему? - Двенадцатый... Одного я не понимаю, дядя Леша, как вы узнали про наше горе, что тетя Настя умерла? Мы ведь даже не знали, куда вам сообщить... *** Новая жизнь складывалась непросто. О прежнем он старался не думать. Никто пока не знал, куда он исчез. Узнать его было трудно: он похудел, окреп, осмуглился и оброс мягкой, волнистой с проседью бородой. Только с душой происходило новое и непонятное, пугавшее и восхищающее одновременно. Умаляясь и умиляясь, он напоминал малого ребенка, заблудившегося и едва не погибшего, но чудом спасенного и отогреваемого день ото дня теплом родственных душ. Малые по земным годам, но мудрые духовно дети его покойной сестры приняли его в свою семью. Именно они приняли его, а не наоборот, как ему казалось вначале. В первую зиму не на шутку прихватило сердце. Несколько дней лежал он на кровати, послушно глотал крепкий отвар каких-то целебных алтайских трав. Детям строго-настрого запретил вызывать фельдшера, боялся, что отправят в город, в больницу. Часто, просыпаясь ночью, видел на противоположной стене за занавеской тень. Она подолгу, стоя на коленях, клала поклоны, неслышно всхлипывая и переводя дух. Даша молилась. Молитва ее была глубока и серьзна. И он привык к этим ежедневным и еженощным молитвам. Настал день, когда и он сам впервые открыл молитвенник. И вначале ничего не понял, но читая, ощутил прилив сил. На первую Пасху дети уехали в город... Прошла неделя. Он с нетерпением ждал вертолета. Они вернулись втроем: Даша, Павлик и незнакомый ему высокий худощавый парень с длинными волосами и громадными добрыми глазами в пушистых ресницах. - Христос воскресе! - закричали они хором прямо с порога, снимая куртки. - Дядя Леша, познакомься. Это - Андрей. Он в городе живет и работает в храме. Потом вместо обычных молитв пели что-то радостное, все время повторяя: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ..." Ярко запечатлевшееся в памяти, вставало перед глазами видение Христа в розовых облаках. От всего этого сладко трепетало сердце и ликовала душа, и, сама того не понимая, приобщалась к этой великой неземной радости... В самый разгар лета он опять почувствовал приступы болезни. Несколько раз ездила Даша в город, привозила из храма свечи, просфоры, освященную воду в пластиковых бутылках. Дважды она возвращалась с Андреем. В последний приезд именно Андрей завел с ним серьезный разговор. - Вам бы, Алексей Петрович, отговеться надо. Да причаститься Святых Таин, и легче будет.. Пришлось опять взяться за Дашины книги. Исповедь. Причастие. Он очень скверно чувствовал себя, как школьник, не выучивший самого главного в жизни урока. Вместе с ним к Причастию готовилась и Даша. Вслед за этим должно было состояться ее обручение с Андреем. В эти дни он много думал о Даше. Его собственная семейная жизнь не сложилась. Может быть, потому, что не хватило душевных сил и решимости, а скорее всего оттого, что не встретилась ему такая вот, как Даша, с ее неистощимым запасом душевной теплоты, с ее кроткой и молчаливой готовностью отдавать себя всю на служение и помощь своему ближнему. Женщины, которых он встречал, поражали красотой и умом, очаровывали легко и просто внешней элегантностью и лоском. Но за этим он безошибочно чувствовал корыстолюбие и холодный расчет. Он привык, что женщины именно таковы, и где-то в глубине души презирал их. Он даже представить себе не мог, что есть другие. Дашуткина красота вся была внутри, собранная, цельная, нерастраченная, - настояще сокровище, с которым врядли что можно сравнить. Как же он не умел рассмотреть этого ни в одной из встречавшихся ему женщин. Теперь только понимал он, что каждой из них дается этот бесценный залог, этот запас душевных сил, которых должно хватить на целую жизнь. ... Вот, наконец, и причал. На стоянке пансионата он увидел знакомую темную машину. Наверное, изменился в лице, потому что Даша обеспокоенно воскликнула: - Дядя Леша! Что, опять сердце? - Нет, Дашутка, ничего... "Вот и все, - думал он, кончилась игра в кошки-мышки. Выследили" До удивления непослушными ногами прошел он несколько десятков метров от остановки до храма. Неумело перекрестился, шагнул на церковный порог. Началась исповедь. Он подошел поближе к подсвечнику, поднял глаза на икону и вздрогнул. С иконы смотрел Христос, ступающий по облакам, держа в руке победно развевающееся знамя. .. Он не мог припомнить, плакал он тогда или нет? Кажется, все-таки плакал, потому что в самом начале не мог буквально выдавить из себя ни слова... Священник накрыл его голову епитрахилью и стал читать молитву, из которой он уловил лишь последние слова: "... прощаю и разрешаю". Все? Неужели все? Он вопросительно посмотрел на священника, тот слегка улыбнулся ободряюще, и сказал:- Все. Теперь можете причаститься. Окончилась служба. Он все еще стоял у иконы "Воскресение Христово", куда отошел после Причастия. Эта икона словно магнитом притягивала его. Пора было уходить. Он бросил последний взгляд на икону, и ему показалось, что Христос улыбается - радостно и торжествующе. В этот момент его охватила неперадаваемой силы радость. Впервые с детских лет он радовался всей душой, окончательно и счастливо, как это умеют делать только маленькие дети. В огне этой радости сгорали все боли, страхи и страдания последних дней. Как он был всем благодарен! Даже гонителям своим от которых убежал. Он удивился, что вспомнил о них, впервые - без страха и ненависти. Впервые за много дней он ничего не боялся. Это было удивительно. На пристани он прошел мимо знакомой машины, узнал номера, даже остановился, поискав глазами вокруг, но ничего не увидел... Всю ночь он не мог уснуть, старался как можно тише ворочаться на своей лежанке. Он вспомнил покойных родителей и сестру и вдруг увидел их, стоящих рядом, всех троих, в ослепительно белых длинных одеждах. Он не успел еще ничего сообразить, как пронзительная острая боль проколола и разорвала все внутри...

Узнав и сердцем, и душою такой великий оазис для умиротворения души, как Оптина Пустынь, обидно становится за то, что ищущие душой именно такой уголок, именно такое отдохновение, такой покой, своей горделивой волей отталкивают его, отходят от него.И жаль становится людей нашего времени, что они от добра, от истинного добра, ищут суррогата добра, и вместо здорового лекарства для души отравляют себя искусственным наркозом шумных курортов, после которых остается тяжелый осадок на сердце, неудовлетворенность и в одном и том же положении, как и раньше, больное тело. А как бы я горячо желал, чтобы те, <…> которые бескорыстно ищут правды, ищут высокого, духовного, таинственного, недосягаемого, пришли, хотя бы ради любопытства сюда, в Оптину, в это Божье место, откуда протягивается великая, незримая лестница к престолу Царя всех царей… У ступени которой, когда-то заставлявший плакать сквозь смех над уродливыми явлениями жизни, первый русский сатирик возродился духом и написал бессмертное «Размышление о Божественной Литургии», в котором сказал все, чем в короткий промежуток времени успела наполнить его душу Святая Оптина Пустынь. О, как много они увидели бы они правды! О, как много они увидели бы выше, лучше, чище, достойнее, истиннее того, что напрасно и бесплодно ищут и не находят они теперь <…> вдали от Первоисточника всего чудесного, Господа нашего Иисуса Христа; от чудесного вместилища духовных сил святой апостольской Церкви; и от той науки, свет которой просвещает всех, которая выше всех знаний в мире, которая никогда не умрет, переживя весь мир, и носители которой будут иметь вечную жизнь… Вот что являет собою, не только в одних моих глазах, а в глазах сотен тысяч людей, Оптина Пустынь! Когда я последний раз был в Оптиной Пустыни, при мне выезжал оттуда только что обратившийся ко Господу, бывший раньше большим невером и отрицателем, молодой инженер В.А.В., и одна из провожавших его благочестивых паломниц Оптиной Пустыни выразила ему чудное пожелание: «Желаю Вам как можно дольше сохранить Оптинское настроение!..» Лучшего пожелания я не мог бы придумать ни одному человеку, посетившему Оптину – навсегда сохранить Оптинское настроение… В.П.Быков, 1913 год

Так уж повелось, что приезжая в Оптину, я неизменно пою на Акафистах прп. Амвросию и старцам Оптинским. Казалось бы, выдается возможность отдохнуть от постоянного клиросного послушания в Москве, но оптинское пение настолько благодатно, что даже не возникает желания немножко поберечь голос. А началось все … «с дедушки Мороза». Впервые на Акафист прп. Амвросию я попала, приехав лет 5 назад в Оптину с паломнической группой московского подворья монастыря. Это произошло в воскресный день после ранней Литургии. В ожидании начала молебна с акафистом на левом клиросе собралось несколько братьев, а рядом стояла одна из певчих монастыря. Вдруг раздался отчаянный голос одетого в стихарь седого «дедушки»: «Сестры, ну неужели нет никого с клироса?» Я робко подняла руку и он, энергично вызволив меня из толпы, поставил рядом с клиросом, приговаривая: «Ну, вот Господь послал, споемся». По окончании этой службы, «дедушка» с просьбой, не подразумевающей отказа, пригласил меня помочь ему на таком же Акафисте в 13 часов. Оказалось, что зовут моего «дедушку» Владимиром Марковичем (хотя все его называли просто Марковичем) и является он послушником монастыря. А послушание несет как раз «акафистное» - отвечает за проведение акафистов, молебнов и панихид, наличие певчих и раздачу текстов пришедшим помолиться паломникам. С этого дня мы с ним очень подружились и я старалась как можно чаще ему помогать. Маркович раньше был учителем в школе, это время он вспоминал с большой любовью. А с еще большей любовью он рассказывал о своих детях (их у него трое) и маленьких внуках, которые живут совсем не далеко от монастыря. Мне же он категорически не советовал выходить замуж, обосновывая это, как и апостол Павел в своем первом послании к Коринфянам, ожиданием скорых эсхатологических событий. Маркович с присущей ему простотой любил говорить: «Христос уже при дверех стоит, а вы все о замужестве думаете». Забегая вперед скажу, что спустя несколько лет, когда о. Илий благословил младшую дочку Марковича на брак, он уже не так категорично отзывался об этом явлении. В те годы с акафистным пением было не важно – постоянных певчих практически не было, очень спасали Марковича приезжающие иногда паломники. Летом бывало нас собиралось несколько человек и получался почти что архиерейский хор на четыре голоса . Удивительно, но все как один жертвовали законным обедом в 13 часов и с воодушевлением шли на акафист батюшке Амвросию. Зная это, Маркович почти ежедневно приносил с братской трапезы всевозможную провизию (от сыра и блинов до фруктов и конфет). Именно в связи с этим он и стал у меня ассоциироваться с дедом Морозом . Однажды, приехав в очередной раз в монастырь, я пришла на полунощницу. У мощей преподобного дежурил какой-то инок. Вдруг, приложившись к мощам, услышала знакомый голос: «Что, опять всего на 2 денька приехала?» Да, это был мой «дедушка Мороз» - в рясе и клобуке. Он с нескрываемой детской радостью сообщил, что при постриге в иночество нарекли его в честь свт. Мелетия. Стоит сказать, что примерно через полгода или год его постригли в мантию с оставлением того же святого покровителя. о. Мелетий делал очень много, казалось бы, незначительных поступков, но которые очень поддерживали в трудные минуты. Расскажу об одном из них. Зачастую из Оптиной я уезжаю в воскресенье вечером, т.к. понедельник – день, как правило, рабочий. И вот однажды я опоздала на последний автобус, идущий из Козельска в 17 40. Делать нечего – возвратилась в монастырь, и даже не задумываясь – прямиком к о. Мелетию за помощью. Выяснилось, что есть еще один московский автобус, который идет в 2 часа ночи, прямо из Оптиной. о. Мелетий обратился в паломническую гостиницу, но там отказались меня вселить до этого времени. Тогда было решено, что я останусь в храме. Но сторож, который дежурил в этот день, наотрез не согласился с этим решением, ссылаясь на отсутствие с недавнего времени благословения для паломников ночевать в храмах. о. Мелетий не раздумывая отправился к о. Благочинному за благословением, которое, слава Богу, было получено. Уставшая за весь день, добравшись до одной из скамеек на клиросе в Казанском храме, я моментально уснула. Конечно же, о. Мелетий позаботился вовремя меня разбудить. Это была зимняя морозная ночь, а на небе, к моему удивлению (в Москве такого не увидишь), было очень много звезд. Сейчас я уже не помню, о чем мы говорили в ожидании автобуса, но зато очень хорошо помню чувство надежности и защиты со стороны стареющего монаха. Особенного внимания заслуживает помянник о. Мелетия. Это маленькая пухлая книжечка, в которой содержатся десятки, а может и сотни имен. Я долго удивлялась, почему он меня всегда именует «Красным селом», почему ему так запомнился мой приходской храм (Покрова Пресвятой Богородицы в Красном Селе)? Оказалось, что именно так я идентифицирована в той самой маленькой книжечке. И сколько же там таких, одному ему известных пометок городов и местностей напротив длинной череды имен. Этот свой синодик о. Мелетий очень часто читает во время акафистов. В связи с этим вспомнился еще один случай. Однажды я решила перехитрить всех и подготовиться как следует к поездке в Оптину: я набрала в WORDe несколько десятков имен близких людей и размножила их в нужном количестве с расчетом на то, чтоб за каждым акафистом подавать записки о здравии. Когда это увидел о. Мелетий, он просто опешил: «да это же твоя жертва Богу, когда ты пишешь имена людей, время свое тратишь, вспоминаешь о них; а теперь какая же жертва, если все за тебя техника сделала?» С тех пор я больше не прибегаю к помощи компьютера в этих целях. Казалось бы, что здесь такого? Но почему-то совесть подсказывает что «дедушка» категорически прав. Я нисколько не пытаюсь идеализировать дорогого мне о. Мелетия, а написанные здесь строки свидетельствуют лишь о том, что монахи - это люди, призванные показывать нам, что такое Евангелие в действии. Источник: Оптинские встречи

Недоумения Высокопреосвященного Леонида, архиепископа Ярославского и ответ на них Свт. Игнатия Брянчанинова: "Все в нашей деятельности, – говорил я, – должно быть направлено к истине и добру, и это двойственное стремление должно иметь выражение прекрасное. В первом случае относительно истины, что касается жизни нетленной, меня затрудняет неумение предоставить всего вере, частое уклонение от простоты Христовой. Кроме того, какое-то равнодушие к полезному труду умственному приходит нередко искажать благообразное течение моей келейной жизни. Я не пришел еще в уныние, я знаю по неоднократному опыту, что во мне есть энергия, что, когда принимаюсь за труд, цель которого определима и близка, тогда я не знаю устали. Но без прямой цели предпринимаемые мною труды начинаются так и сяк, продолжаются кое-как и кончаются ничем. От этого в жизни получается какая-то неопределенная вялость, которая выносится и в жизнь внешнюю. Душа начинает тяготиться всем: и кельею, и выходами, и делом, и праздностью. Боишься, чтобы безуспешная борьба не повергла в уныние, и предаешься равнодушию. Пусть меня несет теперь, куда хочет, вал страшный – девиз такого состояния души. Благодарю Бога, что сподобился благодати священства. Это одно поддерживает. Когда слишком тяжело и грустно, выпрашиваю у очередного иеромонаха дневную чреду богослужений и потом на несколько времени успокаиваюсь. Начинаю часто с того, что после вечерни привожу в порядок свои комнаты, потом принимаюсь за работу, но и это до первой неудачи, до первой устали или до первой встречи с приятелем. Как скоро сделал перерыв – все приходит в хаос. Оставляю келью и ухожу в жизнь, но и тут тьма недоумения. Затвориться в своей келье не могу: по своему характеру и отношениям, люблю уединяться на время, для собрания себя, но потом жизнь общественная мне необходима. Вижу пример великих подвижников благочестия, которые духовно образовались в пустыне и уже потом выходили в мир на дело свое: они выходили уже из пустыни победителями страстей. Для меня жизнь уединенная представляется опасною не потому только, что она воздвигает сильнейшие брани, но и потому еще, что мне непременно придется оставить свою келью прежде, нежели уединение приведет меня к каким-нибудь желанным результатам, и тогда в миру будет для меня хуже прежнего. Думаю, что как в келейной, так и во внешней жизни каждый должен заботиться о благообразии во всех своих поступках, во всех своих положениях и отношениях. Но из благообразия в уборке жилища вдаюсь в щегольство благообразия, в многоглаголание и кокетство; даже совершая богослужение, впадаю в тщеславие; самая свобода товарищеского обращения делается сетью празднословия, злословия, смехотворства; хороший стол непременно увлекает в чревообъядение. Вообще неумеренность и тщеславие – постоянно нападающие на душу враги". В следующем монологе заключается некоторый очерк ответов о. Игнатия на этот свод моих недоумений: "Очень рад, что вижу Вас в чине монашеском и в сане священства. Это дает свободу и значение нашему собеседованию. В деле учения, отец Леонид, памятуйте слова Христовы: всяк книжник, наученный царствию Божию, подобен человеку домовиту, износящему из сокровища своего новое и ветхое (Мф. 13; 52). Не оставляйте науки светской, сколько она служит к округлению духовных наук: приложение к духовной, чтобы дать вопрошающему отчет в Вашем уповании. Идите своею дорогою, но помня о светской науке, что она должна быть для Вас только орудием, а о своих богословских системах – что одна система есть скелет правильный, твердый, но сухой и безжизненный. Благодарите школу, что она дала Вам его и большего от нее не требуйте: она сообщила Вам все, что могла. Если мы будем говорить так образно – в том экземпляре скелета, который достался на Вашу долю, есть неполноты: спешите наполнить их. Думаю же, что все это немного займет у Вас времени. Потом Ваше дело – навести красу, дать плоть костяку и оживить новое тело духом. Для этого нужно постоянное упражнение в чтении Слова Божия, молитва и жизнь по заповедям Божиим. Молитва оплодотворяет упражнение в Слове Божием, и плод будет состоять в познании заповедей Божиих. Прочитайте св. Матфея и старайтесь жить по заповедям, изложенным в пятой, шестой и седьмой главах. Эта жизнь простенькая. Апостол Павел велит узнавать, что есть воля Божия, благая и совершенная, и этим отсылает нас к начальным страницам Нового Завета, к св. Матфею, которого книга недаром занимает в нашем новозаветном каноне первое место. Исполняйте заповеди деятельней и незаметно перейдете к видению по Иоанну. Нечувствительно перейти на небо, если научитесь ходить по земле. Укрепляйте себя в жизни по заповедям посредством чтения семнадцатой кафизмы. Душа Ваша озарится, и Вы воскликнете: "Закон Твой – светильник ногам моим и свет стезям моим" (Пс. 118; 105)! – заповеди Божии станут, как пестуны, повсюду ходить за Вами. Таким только путем Вы созиждете на камне свою духовную обитель, в которую снидет Животворящая Троица, в которой будете Вы безопасны от знойного дыхания страстей и от потопа всяких бедствий. Недостаток такого внутреннего делания причиною того, что многие из наших ученейших священноначальников слабы духом, всегда боязливы и скоро впадают в уныние. Изучайте Писание согласно с учением Святых Отцов. Для этой цели полезно заниматься греческим языком: у нас так мало хороших переводов учительских отеческих творений. Вы ознакомитесь с теоретическою стороною Отцов; в Деяниях Соборов узнаете их жизнь, что особенно поучительно. Исследуйте также ереси: еретики становятся лукавы и жестоки сердцем и телом; поэтому, сколько в историческом, столько и в психологическом отношении важно исследовать борьбу Церкви с этими домашними врагами. Вообще, работайте Господеви, не спешите с этим самообразованием – скороспелки не имеют вкуса; труды не пропадут: Бог видит их и принимает. Люди бывают непомерно требовательны, Бог – никогда: Он знает наши силы и по мере сил наших налагает на нас требования, приемлет усердие и чудесно восполняет недостатки. Делайте все ради Бога. Сколько правило это важно в учении, столько же и в жизни... Вы находитесь в отношениях сына, обязанного заботиться о семье своих родителей. Обязанность прекрасная; Вы захотели согласить с нею жизнь монашескую и избрали дорогу училищной службы. Святой Кассиан рассказывает с похвалою об авве А., который был вызван из своего уединения обязанностью сына и не потерял на небе мзды монаха. Будьте постоянны, спокойны. Формируйтесь в жизни общественной, и она совершит Вас; только, помогаете ли родным, обращаетесь ли в обществе – все делайте для Господа, а не для плоти. Затворничество опаснее может быть для Вас, нежели общество. Келья воздвигнет на Вас такую брань, какой Вы не вынесете, ибо душа Ваша еще находится под влиянием вещества, она еще не созрела. Идите своим путем, на время уединяйтесь, чтоб не дойти до рассеянности; потом выходите, да не одолеет Вас гордость или уныние. Выходите к обществу, как в свою школу. Будьте осторожны, но благоразумную осторожность отличайте от мнительности и мелочности. Возвратившись в келью, поставьте себя перед Богом, в сокрушении и в простой сердечной молитве исчислите свои согрешения, и смело и спокойно продолжайте свое внутреннее делание. Постоянное, но спокойное наблюдение за собою даст Вам способ приготовиться к верному отчету пред Богом, к исповеди плодотворной. Скажу Вам, что мнение Отцов о самоиспытании и исповеди таково: мы получаем от духовника отпущение грехов содеянных, а не тех, которые находятся в нас в возможности наклонности к греху. Поэтому духовнику должно знать, в чем Вы и как прегрешили. Покажите ему, в каких грехах, как фактах, выразилось греховное направление Вашей воли, откройте слабые стороны Вашей души чрез указание, какие грехи чаще поражали Вас, ничего не утаивайте, ничего не прикрывайте, не переиначивайте, но избавьте исповедника от перечисления пред ним всех мельчайших обстоятельств, всех подробностей, за которыми и сами Вы никогда не уследите. Духовник не поймет Вас, а себя Вы затрудните: оцеживая комара, проглотите верблюда. Заметив за собою грех, не забывайте его и со временем упомяните о нем на исповеди, представив в чертах существенных и полных, а в подробностях нехарактеристических, удобно ускользающих из памяти, принесете сердечное раскаяние пред Богом, повергнитесь пред ним с сознанием своей мерзости и, оставляя задняя, простирайтесь вперед (Фил. 3; 13). Изгоняйте грех, не будет и подробностей грехопадения. Не будьте мелочны в образе жизни. Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего (Рим. 12; 2), – это первое. Ищите всюду духа, а не буквы. Ныне напрасно стали бы Вы искать обителей. Их нет, потому что уставы Святых Отцов поражены, правила их рассеяны светскими указами. Но Вы всегда найдете монахов и в монастырях, и в общежитиях, и в пустынях и, наконец, в светских домах и светских одеждах городских – это явление особенно свойственно нашему веку, ныне не должно удивляться, встречая монаха во фраке. Поэтому не должно привязываться к старым формам: борьба за формы бесплодна, смешна; вместо того, чтобы побеждать и назидать, она раздражает противников или вызывает их презрение. Форма, как внешность, есть случайность, а случайность проходит, одна Истина пребывает во веки. Истина свободит вы (Иоан. 8; 32), а Истина есть Христос: облекитесь во Христа и Вы явитесь в самой лучшей, в самой древней и, вместе с тем, в самой современной одежде. Христос вчера и днесь той же и во веки (Евр. 13; 8)". Из воспоминаний Высокопреосвященного Леонида, архиепископа Ярославского

Не могла найти духовника 18 лет, потом взмолилась ко Господу, просила послать мне священника, через 2 недели была уже у своего батюшки, отца Сергия. Это было в 2005 году.. Странно,что до этого мне даже не приходило в голову, что о священнике нужно молиться, его нужно выстрадать, дождаться и беречь,как зеницу ока!

Юлия, это вовсе не так: и сейчас есть продолжатели дела батюшки Амвросия. Уверена, что и совсем неподалеку от Вас служат такие священники. Просто нужно хорошо помолившись прийти в Храм, и обязательно найдется батюшка, который и выслушает Вас, и при необходимости даст нужный совет. Помоги Вам, Господи!