Апрель

Урок любви к врагам О людях, пострадавших за веру в ленинские и сталинские годы, мы знаем больше, чем о тех, кто пострадал в эпоху позднейшую. О последних мы вспоминаем нечасто. Может быть, потому, что их не так много. Их путь был иным, изначально гораздо более сложным: они в большинстве своем не унаследовали веру от родителей, не были воспитаны в ней. Они возвращались к отнятой, поруганной, растоптанной вере предков. Чтобы вернуться, надо было идти против мощного течения, бешено крутившего в своих водоворотах ее обломки и призванного навсегда уволочь русский народ от Православия. Но эти русские интеллигенты преодолевали течение и обретали веру. И платили за нее ту цену, которую назначала эпоха. Чем она была примечательна, эпоха Олимпиады-80, «борьбы за мир» и поспешного достраивания БАМа, начатого еще сталинскими зэками? Назрел подспудный, внешне малозаметный, но при этом колоссальный конфликт интеллигенции с властью, с режимом. Интеллектуалы, неспособные вписаться в систему, или уже целенаправленно этой системой отвергнутые, уходили в дворники, сторожа, кочегары и могильщики. Кто-то уходил в тюрьмы и лагеря. Кто-то продолжал жизнь внешне благополучную, лояльную, но мучился раздвоенностью, и это приводило к депрессии и алкоголизму… По-разному складывались судьбы тогдашних инакомыслящих, и разного они хотели. Кто-то был готов отдать жизнь за одни только политические свободы, за ценности «цивилизованного мира». А кто-то, признавая важность свободы в политическом, гражданском смысле этого слова, искал, тем не менее, свободы иной — непреходящей, неотъемлемой. Из первых получались борцы — бывало, что и железные. Вторые становились источниками любви, веры и надежды. * * * В пятьдесят лет трудно начинать новую жизнь. Тем более — такую, какая предстояла Татьяне Николаевне. Какое-то время она надеялась, что чаша сия минует ее. Потом поняла: посадят. Что оставалось? Молиться, чтоб Христос укрепил. Она была филолог, лингвист, специалист по французскому языку. Преподавала в Смоленском пединституте, переводила. Квартиру не заработала — жила в общежитии. В одиночку вырастила сына. Успела подержать на руках первого внука… «Радиостанцию «Свобода» можно было услышать только ночью: мы вставали в два и не спали до четырех, сжимая ручку настройки» — это из небольшой книжки воспоминаний[1], изданной потомством Татьяны Николаевны уже после ее смерти. Политическое свободомыслие в интеллигентских кругах не было уже в диковинку, но вот религия — об этом немногие задумывались всерьез. Татьяна Николаевна тоже не вдруг стала верующей. Образованность и внутренняя культура — вот что вело ее к христианству, как ни странно для кого-то это звучит. Она не могла не испытывать отвращения к грубой атеистической пропаганде, видела ее лживость, ненаучность, неисторичность. Более того: «Непримиримая ненависть к христианству и к религии вообще всегда удивляла меня. Я чувствовала здесь какую-то тайну. Казалось бы, чем мешает построению светлого коммунистического будущего религия, исповедующая добро?». Когда она прочитала, наконец, по-настоящему, полностью, Новый Завет — до подлинного осознания веры остался один шаг. Единомышленники же нашлись, что примечательно, не среди ее, Татьяны Николаевны, ровесников и коллег, а среди ровесников и товарищей ее сына. «Помню, как удивительно мне было видеть эту толпу молодых молящихся мужчин. Мы привыкли за долгие десятилетия, что в церковь ходят пожилые женщины. И я подумала, что эти юноши — вестники глубоких и серьезных перемен»,— так вспоминает Татьяна Николаевна о возникшем в те годы неформальном религиозном семинаре, душой которого стал ее же студент и кружковец (она вела кружок французского языка и литературы) Владимир Пореш, а вместе с ним — «деклассирован ный элемент», исключенный уже из трех вузов Александр Огородников. Сын Татьяны Николаевны Александр Щипков и его жена Люба тоже стали активными «семинаристами». С помощью почаевских монахов Огородникову удалось купить дом в деревне Редкино Калининской (теперь, слава Богу, Тверской!) области, и этот домик стал территорией духовной свободы. В Редкино ехали из разных городов. Молодежная (на 90 процентов) община была, конечно, подвержена головокружению: об этом говорит и утопичность некоторых планов (вести общее хозяйство, выращивать овощи, этим кормиться — и открыто проповедовать советским людям Евангелие), и вызывающее поведение. Но здесь нужно понять: этим молодым людям менее всего хотелось сидеть в подполье. Им хотелось другого: открыто принадлежать к абсолютно легальной Церкви. «Для меня, моей жены, моих друзей узнавание Христа в 70-е годы было событием восторженно радостным,— напишет через много лет Александр Щипков.— Мы громко пели „Взбранной воеводе” в буфете Ленинградского вокзала, шумно христосовались при встречах на улице, осеняли себя крестным знамением, завидев купола. Мы вообще не прятались, мы чувствовали себя дома, в своей стране. И чихать хотели на советскую власть. Это был эпатаж, но корни его — в эйфории от той внутренней свободы, которую дала нам Церковь». Из этого семинара вышло до десятка ныне действующих священников Русской Православной Церкви. Один из них — иерей Владимир Соколов, клирик храма во имя Девяти мучеников Кизических, что в Москве на Пресне, в двух шагах от Белого Дома. Тогда, в конце 70-х, он не думал о священстве, он был молодым актером театра и кино. Успел сняться в нескольких фильмах, названия которых ему трудно теперь вспомнить. Но как перевозил на своей машине нелегально размноженные молитвословы (молитвословы, подчеркнем, а не подрывную литературу!) — этого ему не забыть: «Едешь и понимаешь, что эта твоя поездка может быть последней перед долгим-долгим перерывом». — Мы не хотели ничего скрывать, — вспоминает отец Владимир, — в нашем поведении присутствовала бравада, конечно, но в нем была и истина тоже. Если ты христианин, ты наследник Царства: кого ты должен бояться здесь, на земле? Именно так должно действовать наше христианское сознание. И хорошо, что это сознание, это чувство тогда в нас родилось. — Чем Вам запомнилась Татьяна Николаевна Щипкова? Она ведь по возрасту годилась вам всем в матери. — Она и стала матерью для всех нас. И очень многому научила. Вкус к языку, к литературе, пример поведения по отношению к окружающим — все это шло от нее. Она сдерживала нашу молодую браваду, и это было мудро. Мы ведь не понимали, что нам необходимо созреть. Из зеленых ростков хлеба не испечешь. А она это понимала. * * * Эйфория длилась недолго: советская власть не любила, когда на нее «хотели чихать». Настало время испытаний: обысков, волчьих билетов, посадок. Находясь под следствием и уже поняв, что добром для нее это следствие не кончится, Татьяна Николаевна не могла не думать о судьбе тех, кто стал, по слову отца Владимира, ее детьми. Масла в огонь подливал следователь госбезопасности: «Все мог бы простить, но девчонок не прощу. Вы вовлекли их в эту вашу липкую паутину…» Сына Татьяны Николаевны, исключив из института, отправили в армию, в ТуркВО, где он заразился желтухой. Невестка, тоже исключенная, тщетно пыталась устроиться на работу — не брали даже уборщицей в детский сад. Было от чего пасть духом… Через два года после смерти Татьяны Николаевны жена ее сына и мать четырех ее внуков Любовь Щипкова рассказала мне, как увидела Татьяну Николаевну однажды утром — тихую, отрешенную, перебиравшую старые вещи. То, что осталось от умершей в блокаду мамы, что удалось вывезти из осажденного города, что связывало с детством… — Она была совсем не такая, как всегда. Я почувствовала, что в ней очень важные перемены происходят… Сама же Татьяна Николаевна рассказывает о своих внутренних переживаниях очень скупо, даже, можно сказать, бегло: приходится догадываться, что именно она чувствовала. «Суд был назначен на 29 декабря 1979 года. Видно, я все-таки сильно волновалась, потому что ночью у меня был приступ глаукомы, меня привезли в глазную клинику, и несколько часов врачи спасали мой правый глаз с помощью капель и пиявок. Утром я явилась на суд с повязкой на голове… арест был отложен на две недели, до 8 января. 7 января — православное Рождество… дивная рождественская ночь, полная звезд и сверкающе го снега. Я провела ее в московской церкви Адриана и Наталии, с друзьями за рождественским столом. Я исповедалась, причастилась и чувствовала себя готовой. Ехала на суд с вещами, понимая, что уже не вернусь. Мои молодые друзья пришли, но не были допущены в зал суда, который был заполнен исключительно мужчинами с военной выправкой…» Глаукома — опаснейшая болезнь глаз — в условиях лагерной медицины (то есть в условиях отсутствия всякой медпомощи) несколько раз ставила осужденную Щипкову на грань полной слепоты. Только Бог и спас. Воспоминания о трех годах в заключении Татьяна Николаевна посвятила главным образом не себе, а другим, своим, как говорили в старину, соузницам, женщинам-заключенным. Ей представлялось необходимым рассказать стране, обществу, власти о положении дел в местах лишения свободы. О том, что происходит там с людьми. О том, что бесчеловечность никого не исправляет; и о том, что души людей, спрятанных за вышки и заборы, — это почва, ждущая доброго семени. «Человек не может всегда, ежеминутно, беспрерывно ощущать себя преступником. Иногда он должен чувствовать себя просто человеком. Если все время заставлять страдать, человек перестает ощущать себя справедливо наказанным, даже совестливый человек, и начинает ощущать себя жертвой — и он прав. Нельзя возродиться, если тебя презирают и обращаются с тобой, как с животным». Она пыталась им помочь — девочкам, многие из которых разучились уже нормально говорить, только производили все новые глаголы и прилагательные от скудного «ненорматива». Тайком от начальства, крайне внимательного и подозрительного к «политической» Щипковой, создала лагерный альманах: тетрадь, в которую вписывались стихи Лермонтова, Кольцова, Фета, Ахматовой… Читала своего рода лекции — полушепотом, после отбоя. Предложила желающим заниматься французским языком, но это было немедленно и жестко пресечено: администрация не могла допустить, чтоб в колонии звучал непонятный язык. Вся зона знала, что «мать» — верующая; что именно за это она и сидит. Ей задавали вопросы, просили переписать молитвы. Потом не знали, куда спрятать листочки: «Зашмонают». Она объясняла: «В голове спрячь. Выучи и держи в голове — там уж точно не зашмонают». Выучить что-либо наизусть — это им было непривычно, но молитвы — учили. «Со сколь многими достаточно было поговорить подольше — и прояснялись глаза, другими становились лица. Да, ненадолго, но кто из нас способен всегда пребывать на высоте своей веры? И они втягиваются в свое вязкое болото, как мы, на воле — в свое…» После освобождения собратья-интеллигенты задавали Татьяне Николаевне наивные вопросы: «Многих вы там обратили?». Она отвечала: «Что вы! Обращает Господь, а я… если я помогла хотя бы одному человеку, это уже огромный, незаслуженный мною дар». И тут же вспоминала, что помогла, оказывается — не одной своей сестре по несчастью, а двум! Читая воспоминания Татьяны Щипковой, я очень хорошо увидела, чем она (на языке тогдашних охранителей — «религиозница») отличается от чисто политических диссидентов разных мастей, от тех самых борцов, хотя бы и железных. Для тех главное было — противостоять режиму, власти, общесоюзной или лагерной. Татьяна Щипкова тоже могла противостоять: «В ответ на взыскания я объявила, что буду бойкотировать политзанятия… когда закончилась поверка на плацу и все строем двинулись в клуб, я, к изумлению начальства, вышла из рядов и спокойно пошла в наш отрядный дом. Так продолжалось недели две. Лагерь пришел в восторг… Чем большей героиней я становилась с течением дней, тем более накалялись мои отношения с администрацией… Накалялась и я. Мной владела ненависть, ненависть к этим мундирам, к этим лицам, к этим командам. Я чувствовала себя сжатой в твердый комок и готовой к сопротивлению любой ценой. В начале второй недели меня вызвали в кабинет замполита. Там собралось все руководство колонии. Видно было, что они несколько растеряны. Открытое мое неповиновение очень опасно в уголовной зоне — так они мне объяснили. Оно может спровоцировать беспорядки. Я в ответ выразила им свое возмущение тем, что кресты при обыске срывают, тем, что Евангелие запрещено. Начальник оперчасти выкрикнул, как обычно, что меня надо расстрелять, на том мы и разошлись…» А через несколько дней «та, которую нужно расстрелять» просыпается среди ночи вся в слезах и понимает, что не может больше жить в состоянии ненависти. И снимает свой бойкот политзанятий по этой — единственной — причине. И счастлива: «Любите врагов ваших (Мф. 5, 44). Один раз в жизни мне было дано это почувствовать полной мерой. Я считаю это переживание самым главным в том духовном опыте, который дал мне лагерь». Невестка Татьяны Николаевны Любовь Щипкова говорила мне, что вернулась Татьяна Николаевна из лагеря — человеком иным, «лучше, чем была до того — еще добрее, еще светлее». А отец Владимир Соколов сказал следующее: — Она стала, может быть, более защищенной, интеллигентность ушла куда-то вовнутрь, но в то же время я почувствовал: там, в глубине, у нее родилось что-то такое, чего не было раньше, до ареста. Понимаете, когда человек попадает в такие условия — ему ничего не остается, кроме как поискать опоры у себя внутри: я еще раз убедился в этом впоследствии, окормляя заключенных. Меня поражала глубина вопросов, которые они мне задавали. Но что касается Татьяны Николаевны, главное, что она обрела в себе, — это, как мне представляется, благодарность Богу. Потому что без Его благодати она не вынесла бы всего этого. Она очень хорошо увидела там, что главный наш враг — не тоталитарный режим, нет, главный враг сидит внутри нас самих: это грех. А когда человек это понимает, когда он преодолевает этот барьер — он открывает в себе источник любви. Освобождением из уссурийского лагеря мытарства Татьяны Николаевны не закончились. Она попала в обычный для освободившихся зэков бюрократический переплет, усиленный, возможно, желанием властей посадить Щипкову вторично (когда человек не сломлен, это ведь видно всегда). Ее не прописывали, а без прописки нельзя было устроиться на работу… И нельзя было нигде жить. Человек автоматически превращался в бомжа. Сыну и невестке пришлось прятать маму от милиции. Обрести новый паспорт помог протоиерей Павел Адельгейм. Ну а чуть позже и времена изменились, и работать можно уже было — не только вахтером… В последние годы многотрудной жизни Татьяна Николаевна вернулась к любимой своей педагогической работе: до 77 лет преподавала в школе при Санкт-Петербургском институте богословия и философии. Один из ее учеников впоследствии написал: «Она была одной и той же, и в классе, за учительским столом, и в лагерном бараке среди уголовниц… красота и глубина интеллектуального знания и культурного предания реализуются в полной мере только в личной деятельной христианской жизни. В этом заключается сущность того православного церковного опыта, которым одарила меня Татьяна Николаевна». Похоронена она в Тарусе — это любимый многими старинный городок на Оке, в Калужской области. Что надо добавить? Нам, сегодняшним, необходима — не просто информация, нет, но неотступная живая память о том, что вот так было — не всегда. Возможность беспрепятственно вести церковную жизнь, воскресные школы для детей, масса православной литературы и прессы, православный интернет, архиереи и священники на телеэкранах, православные приходы за колючей проволокой, священники в армии и на флоте, домовые церкви в университетах — все это было не всегда. Наши предшественники — такие же люди, как и мы — находились в иных условиях. От них требовалось очень большое мужество. И очень сильная вера. Нам нужно помнить об этом — чтобы не впасть в самодовольство и самоуспокоение. Мы верующие? Православные? Воцерковленные? Прекрасно. А мы смогли бы — вот так? Как эти мальчики-студенты? Как их преподавательница за пять лет до заслуженной пенсии?.. Не знаем. И не будем знать. Если ничего не случится. Нам иногда кажется, что подвиг исповедничества — это то, что принадлежит прошлому, поскольку нас сегодня окружает совершенно другая реальность, не требующая никаких особых усилий, чтобы исповедовать Христа. Нам кажется, что эта реальность исповедничества — где-то позади, в прошлом. На самом деле исповедание веры, подвиг свидетельства всегда будет. Все мы должны твердо помнить и знать, что путь служения Христу и Его Церкви всегда связан с исповедничеством и даже с мученичеством. Святейший Патриарх Московский и всея Руси КИРИЛЛ, напутствие изданию книги «Женский портрет в тюремном интерьере. Записки православной» Марина Бирюкова Журнал "Православие и современность" №21 (37), 2011 г.

Как увидеть в себе действие страстей И с чего начать с ними бороться, рассказывает протоиерей Георгий Бреев, главный духовник Москвы, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском http://www.youtube.com/embed/dY8l-tLFo_g Первый принцип — внимать себе Прежде всего нужно увидеть в себе наличие страстей. Иначе как бороться с тем, чего не видишь в себе, не чувствуешь, о чем ничего не знаешь. Понятие «страсть» относится к области аскетики. Эта наука посвящена распознанию духовного состояния человека. Те люди, которые прошли этот путь опытно, прежде всего путь самопознания, путь видения в себе действия страстей, много трудились над овладением средствами, которые помогают христианину избавиться от действия страстей или по крайней мере, это действие ослабить, предлагают нам целый набор знаний. Они открывают как страсть появляется, с какого момента она зарождается в нашей душе. В начале всего лежит помысел — это движение нашего ума в сторону того, что ему неполезно, того что недозволенно и действует на нас отрицательно. Аскетика определяет источник всех наших недобрых, зараженных помышлений — они являются из нашего неочищенного сердца. Спасителя однажды спросили откуда в человеке зло. Он сказал, что от сердца вашего из глубины души исходят помыслы и в их основе лежат грехи и страсти — гордости, прелюбодеяния, убийства, грабительства и другие. Аскетика — опытное познание того, что нам дано в Евангелии в определении Самого Господа и Спасителя. http://www.nsad.ru/i...14&article=2060

Ora et labora. Молись и работай Протоиерей Андрей Ткачев У человека много родителей, по крайней мере, их число не ограничивается физическим отцом и матерью. Мы все дети своей эпохи и носим в себе ее гены и повторяем ее привычки, поэтому над нами смеются те, кто приходит после нас, а мы, в свою очередь, считаем странными тех, кто жил раньше. Для европейцев все монголы на одно лицо, и тот же штамп существует в отношении исторических периодов. «Те, что жили при Сталине», «те, что жили при Петре I», — все они были разные люди, но при этом составляли некое несомненное единство как плоды своей эпохи. Те из нас, кто знаком с Псалтирью, вслед за Давидом часто повторяют слова о том, что мы зачаты в беззакониях и во грехах родили нас наши матери. Эпоха тоже зачинает нас беззаконно и рождает во грехах. Она надевает на наши глаза только нам подходящие линзы, и мы видим мир таким, каким никто до нас его не видел. Мандельштам называл свою эпоху зверем. «Век мой, зверь мой, кто сумеет заглянуть в твои зрачки?» Как назвать нам эпоху, чья пыль у нас на подошвах? Время, в которое нас окунули, какое оно? В каком-то из первых годов третьего тысячелетия, в рождественском посту, под вечер, не ев с утра ни крошки, я вошел в небольшой ресторан и спросил у девушки-администратора: «У вас есть постное меню?» Она посмотрела на меня глазами, полными то ли грусти, то ли усталости, и ответила: «У нас есть все, кроме счастья в личной жизни». Сейчас, когда я думаю о нашей общей современной жизни, мне вспоминаются ее слова, потому что суть нашей жизни отразилась в них так же ярко, как солнце отражается в весенней луже. У нас действительно есть все, кроме счастья. Жизнь современного человека отравлена мечтами о нем. Лучшее, как известно, враг хорошего. И вот, имея множество самых прекрасных вещей, человек не ценит их и даже не замечает, устремляя тоскующий взор в «прекрасное далеко». Некрасовские мужички предел мечтаний полагали в том, чтобы поесть ситного, т.е. белого, хлеба вволю. Наш современник регулярно мажет маслом свежую булку и умудряется быть при этом несчастным.

Исповедь и Причастие — вместе или врозь? Беседа со священником Вадимом Леоновым Источник: Благодатный огонь Предлагаем вниманию наших читателей беседу кандидата богословия Валерия Духанина с преподавателем Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и Сретенской Духовной семинарии, доцентом, священником Вадимом Леоновым на тему «Реформация литургических традиций Русской Православной Церкви». — Отец Вадим, давайте обсудим очень важную тему — значение таинства Покаяния или Исповеди в духовной жизни современного православного христианина. Иногда даже в церковных средствах массовой информации начинают высказываться мнения, будто бы современная практика Исповеди ущербна, исповедоваться надо только тогда, когда возникнет внутренняя потребность, а причащаться нужно почаще, желательно на каждой литургии, при каждом посещении храма. Звучат призывы никак не связывать в церковной практике совершение этих Таинств. Что вы можете сказать, отец Вадим, о значении таинства Исповеди? — Могу сказать лишь то, о чем веками свидетельствует Церковь: Покаяние — это одно из семи важнейших Таинств, которые обеспечивают полноту духовной жизни человека и его спасение. Без Покаяния спасение невозможно. Это фундамент духовной жизни. Святые отцы называют таинство Покаяния вторым Крещением, ибо в нем очищается и возрождается душа человеческая и становится способной принимать благодатные дары других церковных Таинств, в том числе и Евхаристии. Кто в какой-то мере игнорирует это Таинство или пренебрегает им, а такие тенденции в наше время стали появляться, тот рискует всю свою духовную жизнь превратить в лицемерный фарс. Я думаю, что эти стремления принизить значение Исповеди для духовной жизни христианина возникли в православной среде под влиянием протестантизма на церковное сознание. К сожалению, протестантизм на Западе деформировал сознание католицизма, а теперь добрался и до Православия. Исповедь  — необходимое условие для того, чтобы душу привести в бого­угодное состояние. Мы читаем у святых отцов отом, что вся ­духовная жизнь человека зиждется на Покаянии. Исповедь — это главное средство для глубокого Покаяния. Святитель Игнатий Брянчанинов в своих творениях отмечал, что значение Исповеди в жизни православного христианина возрастает и будет возрастать, поскольку люди все реже используют другие духовные средства. Мы не умеем молиться и не проявляем старания, не проявляем усердия к посту, легко поддаемся греховным соблазнам. Если мы еще вытолкнем и Исповедь на периферию нашей духовной жизни, то тогда нас можно брать голыми руками. Со священником Вадимом Леоновым беседовал Валерий Духанин

Кроме греха, ни чего не боюсь. Нет такого человека, который прожил бы день и не согрешил, не видение своих грехов не означает их отсутствие. Формализм будет тогда, когда нет покаяния. Да, таинства отдельные, но они и не смешиваются, но духовно точно дополняют друг друга. Вопрос исповеди и причастия в компетенции духовника или настоятеля. "Практика" РПЦ, духовно, более полезна и оправдана, чем другие.

Спаси Бог, Лариса, что затронули эту тему. Конечно если вернуться к древней церкви, то посреди храма нужно поставить столы с яствами и за ними после трапезы и причащаться. Представьте, если взрослый человек будет вести себя как младенец, то всем станет понятно, что он безумен. Церковь из младенчества, постепенно возрастала и в ней устанавливались Святым Духом и духовной мудростью святых те, исполненные глубокого духовного смысла, правила, которые мы сегодня наследуем.Возрастание в смыслах спасения и воссоединения с Богом легло в основу правил подготовки и участия в таинствах. Конечно можно сделать как у католиков, у них Папа благословил, всего, один час поста перед причастием.Посидел, поел, выпил, посмеялся, по расслаблялся всеми возможными способами, а потом иди на мессу, пока идешь, пока служба уже и час прошел и можешь причаститься-О УЖАС!!! Неужели мы хотим, чтобы с нами стало то же, что с католиками сегодня?Ведь все руки моют прежде чем сесть за трапезу, как же-гигиена, а душу омыть покаянием перед встречей со Христом нам не хочется.Думается все дело в том, что нет у нас этого , самого покаяния, иначе этот вопрос даже бы не стоял, совесть бы не позволила причащаться без исповеди. Вообще, без покаяния и причащаться то нельзя. А что касается митрополита Иллариона, сожалею, что не могу критиковать его мнение, субординация не позволяет, но, лично я, с ним во многом не согласен.

Духовный смысл Таинства Евхаристии Понятие «Евхаристия» по своему происхождению греческое (eÙcarist…a) и означает в переводе на русский язык «благодарение». В древнейшую эпоху бытия Христианской Церкви оно могло обозначать и молитву вообще. Мы понимаем, что «евхаристичность» как благодарность Богу за все те дары, что Он подает по Своей милости и любви человеку, — необходимейшая основа христианского мирововоззрения. Благодарение, которое христианин должен выражать по отношению к своему Творцу в каждом совершаемом им значимом житейском поступке, каждой своей доброй мыслью, как раз и имеет своим увенчанием, своей вершиной Таинство Евхаристии — то Таинство, в котором как можно чаще должен принимать участие всякий православный человек. Иначе он православным христианином считаться попросту не может. http://churchtoday.ru/biblioteka/hristianstvo/vedenie-v-liturgicheskoe-predanie/vedenie-v-liturgicheskoe-predanie-tainstva-pravoslavnoi-cerkvi/duhovnyi-smysl-tainstva-evharisti.html

Две лжи о Церкви как основа для филетических расколов Диакон Георгий Максимов Источник: Радонеж Расколы бывают разных типов. Среди тех, что особенно терзают Церковь в последние десятилетия, можно выделить расколы зилотского типа, и расколы филетического типа. У них разное отношение к канонической Церкви, и различные системы самооправданий. Например, «зилоты» объявляют только самих себя Церковью, а каноническую Церковь таковой не считают, для чего выдумывают разные «ереси», якобы заразившие её. А филетисты, добивающиеся лишь признания незаконно провозглашённой по национальному признаку «автокефалии», напротив, вполне признают каноническую Вселенскую Церковь и себя стараются позиционировать в глазах своих прихожан как её органическую часть, имеющую лишь временную неопределённость в административных отношениях. В данной статье я бы хотел говорить о расколах филетического типа. Мне они знакомы на примере последователей «Киевского Патриархата», «Македонской Православной Церкви» и «Черногорской Православной Церкви», с которыми у меня случались беседы в разные годы. Для начала следует напомнить ряд аксиом, без которых бессмысленен разговор на тему о Церкви. Есть Бог, Который дал жизнь каждому из нас. Есть смысл нашей жизни – сделать выбор, с Богом мы или со грехом, с истиной, или с ложью. Бог дал нам возможность познать истину, Он открыл её в Своём слове – Библии. Из тех и для тех, кто выбор сделал в пользу Бога и истины, Он создал «род избранный, царственное священство, народ святой» (1Пет. 2:9) – Свою Церковь. Человек, который искренне стремится к соединению со Христом, не может при этом быть в изоляции, разделении и неприязни с другими, жаждущими того же единения со Христом. Ещё апостол Иоанн обличал это: «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1Ин. 4:20) Диавол посредством греха и ненависти принес в мир разделение между Богом и человеком и между человеком и человеком. А Христос посредством любви, святости и жертвы принес исцеление в наш разделённый и разобщённый мир – принес единство Своей Церкви, в которой ученики Его становятся едины с Богом и друг с другом. И, как говорил авва Дорофей, чем ближе люди становятся к Богу, тем ближе они становятся и друг ко другу. Столь важно это единство уверовавших, что Христос в Гефсиманском саду молил Отца именно о нем: «молю и о верующих в Меня… да будут все едино» (Ин. 17:20-21).

Все, что происходит сегодня в окружающем нас мире, вызывает у людей массу различных реакций, от ропота и возмущения до уныния и отчаяния. Человечество в целом и Православие в частности находятся под сильнейшим прессом откровенной, целенаправленной войны против них. Эта война широкомасштабная и постоянная ведется давно, не ограниченная в средствах и способах. В чем заключается смысл этого враждебного воздействия - в устойчивом стремлении, врага рода человеческого и его последователей, отвратить мир и людей в нем живущих от Бога, веры в Него, надежды и упования на Него, от любви и преданности Ему. Главной же целью является Православная Церковь, как хранительница Божественной Истины. Ослабить, расшатать, взволновать, расколоть Церковь, сделать ее членов разрозненными, враждебными друг другу, сомневающимися, заблуждающимися, это и есть основная задача враждебных воздействий. Все сегодня имеющиеся суеверия, суррогаты, подмены, направлены, главным образом на изъятии из среды верующих важнейшего и основополагающего, жизне-определяющего чувства - любви. А, если Бог, есть Любовь, то утеря любви, равносильна утери Бога. Теряя, заповеданную Богом, любовь к ближним, человек теряет любовь к Богу, так как, эти два понятия неразрывно связаны между собой. Сложно представить добрые отношения вне святой Божественной любви, без нее в душах, сердцах и умах людских культивируются далекие от христианских добродетелей представления о благе, правде, вере, вообще жизни. Род человеческий, изначально склонный к греху очень не устойчив в добре и не опытен в борьбе со злом, потому врагу не требуется больших усилий, чтобы склонить человеческую волю к согласию на пагубный образ жизни. И только Церковь, как хранительница и проповедница истины может помочь желающим уберечься от смертельной опасности. Потому негодуют темные силы на Церковь Божью, что знают о силе, в ней живущей и понимают свое бессилие перед, Тем, Кто Ее создал. Врагу известно, что он побежден и Церковь Христова непобедима, что Любовь Создавшего Ее не измена и постоянна. Но так же ему известна и наша слабость и не совершенство и через них совершается война против Святой Православной Церкви. С нашего согласия, через наши страсти, через нашу неспособность нести послушания и отсекать самость, через нашу прелесть, не грамотность в вере, не смиренную гордыню наносит удары враг рода человеческого по Православию. Не возможно изменить Любовь Божью к нам, но возможно нас сделать не приемлющими эту Любовь, подменить в нас любовь к Богу на любовь к себе, служение Богу на служение собственному я. Можно со скорбью констатировать, что усилие зла в наш адрес имеет явный и безоговорочный успех. Доказательством этого печального факта являются те нестроения в Церкви, которые, разрастаясь, как снежный ком грозят и здравому христианству, и целостности Церкви. Сегодня действительно необходимо знание о том, в чем заключается реальная опасность. Необходимо трезвение, дар рассудительности, способность духовно различать истину от тщательно замаскированной лжи. Важно разобраться, понять, что сегодня, действительно, нам грозит, а что искусственно навязано, совершая губительные подмены. Во всем ли предлагаемом нам как правда она существует и зачем делать опасным то, что таковым не является и навязывать пользу, там, где ее нет. Не менее важно приобрести способность христианского самосознания с тем, чтобы быть способным понять, что всегда и во всем нестроения, скорби, болезни, потери - это всегда следствие нашего неверного устроения и потому искать виновных на стороне дело не просто бесполезное, но и опасное. Незнание собственных духовных проблем, не желание увидеть в себе всю глубину несовершенства вводит в соблазн искать виновных вне себя, при том не только среди людей, но и среди обстоятельств жизни, и через это приводит к серьезным заблуждениям и падениям. По той же причине часто развивается опасное, прелестное чувство собственного совершенства и правоты, тогда совершенно прекращается правильное взаимоотношение личности с Творцом. Происходит замыкание в гордыне, оно являет собою состояние, при котором душа не может воспарить к Богу, оказываясь в оковах постоянного противления Его Воли. Такие обстоятельства духовных заблуждений, как правило, приводят к необратимым последствиям в вечности. Но одна из главных трудностей в том, что люди не просто не желают внутренних перемен к правильной, христианской жизни, но даже не знают как об этом начать думать. Привычно – греховный уклад жизни, (как у всех), сегодня аксиома бытия. Не удобно и странно представить человеку жизнь без греха, для не православного мировоззрения в такой жизни теряется всяческий смысл. В состоянии преданности пороку происходят поиски и фабрикуются любые причины для отвержения всех не согласных с этим мировоззрений. Такое отношение, определенно, не сулит ни чего доброго не этой жизни, не будущей. Помочь отрезветь от опьянения страстями, приобрести верные и полезные ориентиры, главная задача миссионерской, проповеднической, наставнической деятельности. Уберечь от заблуждений, неверных знаний, открыть возможность осознать и принять истинные, вечные, духовные смыслы земной жизни, предостеречь от необратимых последствий невоздержанной, антихристианской жизни, вернуть отпадших от Церкви Христовой, возможно только посредством возвращения в людские сердца Святой, Животворящей Любви. Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь, Церковь Православная, великое, таинственное, не постижимое устроение Божье. Основой и действующей силой, которой, всегда была, есть и будет Божественная Любовь. Церковь неизменна в своей чистоте и святости, не зависимо от тех, кто считает себя Ее членами, ни от перипетий окружающего нас мира. И как бы ни стремились те, кто забыл, что Бог поругаем, не бывает, оклеветать Церковь, не смогут умалить Ее значимости в жизни человека, как последней надежды, спасительного корабля в бурном житейском море.

ТАИНСТВО РАДОСТИ Что такое Евхаристия? Причастие. Кто-то годами не решается к нему приступить, кого-то останавливает сложная подготовка, кто-то считает его не более обязательным, чем «купание» в проруби на Крещение, кто-то решается причаститься только в период тяжелой болезни или при приближении смерти... А тем временем это то, ради чего существует земная Церковь. О Причастии, или Евхаристии, центре и средоточии христианской жизни, вопросах и недоумениях, возникающих вокруг этого Таинства, мы говорим с митрополитом Волоколамским Иларионом (Алфеевым), председателем Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата. Объяснить необъяснимое — Владыка Иларион, лично Вы помните Ваше первое причастие, и изменилось ли Ваше отношение к нему с годами? — Первого причастия я не помню, но могу сказать, что моя жизнь изменилась радикально после того, как я стал причащаться, — примерно в тринадцатилетнем возрасте. В одиннадцать лет я был крещен, где-то с тринадцати начал регулярно причащаться, и думаю, что это коренным образом изменило меня: именно это, в конечном итоге, привело меня к решению посвятить всю жизнь Церкви и Богу. — Говорят, людям некрещеным не стоит раскрывать суть Таинств, тем более Таинства таинств — Причащения. Сколько в этом правды? И если это так, то откуда эта секретность? — Начнем с того, что в древней Церкви существовала традиция оглашения (кстати, сегодня она возрождается), то есть подготовки людей, желающих стать христианами (оглашенных), к таинству Крещения. На протяжении какого-то времени им в определенном порядке излагались основы веры: говорилось о Боге Отце, о воплощении Бога Сына, о действии Бога Святого Духа, и объяснялся сам чин Крещения. О других Таинствах Церкви, и в особенности о Евхаристии, рассказывалось уже после Крещения. Например, в цикле огласительных бесед святителя Кирилла Иерусалимского, святого IV века, наряду с восемнадцатью огласительными поучениями есть и пять поучений тайноводственных, т. е. раскрывающих смысл Таинств, — это преподавалось человеку уже крестившемуся. — Почему о главном таинстве Церкви рассказывалось только после Крещения? — Потому что иначе человек ничего не поймет: природа Таинств вообще находится за пределами человеческого разума и человеческого постижения. Их смысл невозможно уяснить из книг, из бесед — только из личного опыта. Поэтому до тех пор, пока человек сам не начнет жить тáинственной жизнью Церкви — а это доступно только принявшему Крещение — нет смысла говорить ему о Таинствах: любые разговоры будут для него пустым звуком. В особенности это касается Евхаристии. Как объяснить словами природу этого союза между Богом и человеком, который начинается тогда, когда Тело Христа становится частью нашего тела и Его Кровь начинает течь в наших жилах? — Сегодня не все крещеные люди имеют понятие об этом. Не могли бы Вы рассказать, что такое Причастие, и почему оно называется «Таинством таинств»? — Евхаристия — это самое тесное, какое только возможно здесь, на земле, соединение человека с Богом, причем соединение не только интеллектуальное и эмоциональное, но даже физическое. Господь дал нам его через привычный для человека способ — трапезу. И как в обычной трапезе употребляемая нами пища в процессе ее усвоения преобразуется в ткани нашего организма, так что природа человека соединяется с природой пищи, так и в Евхаристии: мы незримо соединяемся со Христом, приобщаемся Ему. И это то, что делает православное богословие не отвлеченной теорией, а живым переживанием, реальным общением с Богом, а христианскую Церковь — уникальным явлением, без которого существование нашего мира не имело бы никакого смысла и оправдания. Христос с людьми не как память или абстрактная идея, Он с нами в полном смысле этого слова, через Евхаристию. Поэтому именно в ней главная ценность и стержень бытия Церкви. — Как исторически сложилось это Таинство? Христос Сам установил его? — Исторически оно пришло на смену древнееврейской пасхальной трапезе: евреи собирались семьей и закалывали ягненка как жертву, и употребляли его в пищу в ночь перед Пасхой. И Христос называется в Писании Агнцем, потому что как бы заменил Собой того жертвенного агнца, от которого вкушали евреи в память об избавлении их от египетского рабства. Евхаристия, какой мы ее знаем, появилась еще до страданий Спасителя, на Тайной вечере, где собрались апостолы, чтобы исполнить ветхозаветный пасхальный обычай. Иисус Христос, подавая им хлеб и вино, сказал: Примите, ядите, сие есть Тело Мое, которое за вас предается; пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов (Лк 22:19—20, Мф 26:26—28). Эти собрания-трапезы продолжили Его ученики: каждый первый день недели — день, когда воскрес Христос, — они собирались для «преломления хлеба». Постепенно, по мере роста христианских общин, Евхаристия трансформировалась из трапезы в богослужение, которое мы сегодня знаем. Почему Таинство — страшное? — В молитвах мы читаем, что Причастие — страшное Таинство. Почему страшное? Чего бояться? — Мы должны бояться не какой-то кары, а того, что, получив великое сокровище, тут же его потеряем, что оно не принесет плода! Мы забываем, что Причастие очень ко многому обязывает: человек, приняв внутрь себя Бога, должен жить не так, как он жил до этого. Причастием его соединение с Богом не кончается: очень важно то, чтó следует за отпустом Литургии, когда человек возвращается в мир. Он же возвращается, чтобы нести людям тот свет и ту благодать, которую получил! Но бывает и по-другому. Есть люди, которые, неправильно воспринимая это Таинство (как традицию, ритуал или «религиозный долг»), причащаются как бы впустую: их жизнь не меняется. Вот этого и надо бояться, это страшно. — Может ли быть причиной этому привычка? Человек, как говорится, ко всему привыкает. — Вы знаете, я думаю, в этом смысле можно сравнить жизнь верующего с жизнью музыканта. Музыкант из года в год исполняет одни и те же произведения. Представьте себе, допустим, пианиста, который в 20 лет впервые играет рапсодию Брамса и в 70 лет играет ее уже в 455-й раз. Если он к ней привыкнет, если он после сотого раза начнет ее исполнять как неинтересное для него самого произведение, которые лично ему уже ничего не говорит, это мгновенно передастся слушателям: на его концерты просто перестанут ходить. Но ведь все великие исполнители на протяжении десятилетий играли одни и те же вещи, при этом ни они не уставали, ни публика. Вот в чем здесь секрет? Секрет в том, что в каждом серьезном музыкальном произведении заложена определенная духовно-нравственная истина и определенные жизненные силы, которые приводятся в движение всякий раз, когда оно исполняется. Если музыкант перестает чувствовать это, значит проблема не в произведении, а в нем самом. То же самое происходит и в религиозной жизни. Ведь богослужение в основных своих частях является неизменным, и в этом есть большая сила. В отличие от концерта, на который человек часто идет, чтобы послушать нечто новое, мы, приходя на Литургию, знаем, чтó и в какой последовательности будет происходить. Но в то же время, Причастие — это встреча с Богом, которая всякий раз бывает новой для человека. — Что значит «причаститься в осуждение»? О чем здесь речь? — Первым человеком, который причастился в осуждение, был Иуда. Он участвовал в Тайной вечере, он так же, как и все апостолы, принял Тело и Кровь Христа. И после этого совершил преступление, ставшее результатом его внутренней раздвоенности, следствием того, что он приступил к Евхаристии, замыслив предательство, а не с чистым сердцем и не с чистыми помыслами. Поэтому Таинство не оказалось для него спасительным.

Испытание временем В наш сложный механизированный век непросто уберечь свою личную домашнюю жизнь от потрясений. Социальные изменения, новейшие приспособления, облегчающие быт, коренным образом изменили семейную жизнь. Семьи, состоявшие прежде из нескольких поколений, стали меньше, раздробились. Большие семейные сборы по воскресеньям ушли в прошлое, как конные экипажи. Для многих дом теперь – нечто вроде большой спальни, где члены семьи собираются, едят, спят, и этим их общение ограничивается. У общества новые лозунги и идеалы: «Вперед! Занимайся собой! Не думай ни о ком – у тебя своя жизнь». А семейная жизнь тем временем сводится на нет. Семьи продолжают распадаться. А как же евангельские слова: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает»? Многих людей очередная семейная ссора заводит в тупик. Почему в семье нет согласия и как сохранить любовь? Эти и другие вопросы мы задали настоятелю храма в честь Рождества Христова протоиерею Владимиру Пархоменко. – Отец Владимир, расскажите, с чего начинаются разногласия в семье? – Стоит сразу определиться, о каких семьях мы будем говорить: либо воцерковленных людей, либо верующих номинально или неверующих совсем. Это имеет принципиальное значение. Если говорить о разладах в семьях, где жизнь не определяется церковным мировоззрением, то мы можем увидеть общие психологические законы, начиная с несовпадения интересов и заканчивая отсутствием культуры добрачных отношений и общения в целом. Причин для разногласий может быть много. Но, безусловно, для всех семей есть и общие причины непонимания между супругами. Беседовала Алиса Захарова Взгляд-Православие

Портал Православие и мир опубликовал беседу с протоиереем Дмитрием Смирновым: Как построить прочную семью?

Честно говоря, к поведению в храме, платок относится, весьма условно.И рассматривать этот вопрос в связи с поведением уместно, учитывая болезненную реакцию в храме самих прихожан на тех, кто пришел не в платке или вовсе с не покрытой головой. Наверно уже всем набило оскомину, что все сводится к отсутствию любви.Но согласитесь, что не справедливо воцерковленным людям считать себя лучше других и во всем правыми, накидываясь на зашедших в храм как на врагов рода человеческого.Здесь вообще ставится под сомнение, это самое воцерковление. Может это как-то иначе называть, вохрамливание, например, когда традиции прихода, храма выше и важнее христианской любви, заповедей Божьих.Вообще спрашивать можно только с того, кого научили, а не с того, кто под руку подвернулся.Да и научить не значит поставить в условия без выбора, а подсказать человеку о существующих традициях в свете их духовного смысла.Нормально, когда в храме делать замечания и назидания оставлено духовенству. Что же касается цвета платка, то это, при отсутствии особого "распоряжения" по приходу от настоятеля, не имеет ни какого значения. Все зависит от внутреннего состояния человека, от степени его сердечности в вере, а не формализма. Печально и совестно, когда в православных храмах для пришедших вновь или случайно забредших, не находится капли христианской любви и элементарного гостеприимства.

Тем и живы Игумен Игнатий (Бакаев) Источник: Газета Эском – Вера Господь Вседержитель. Икона из монастыря Хиландар, Афон Это было в воскресенье, пятнадцатого января – в день преподобного Серафима Саровского, которого наш приход очень любит. Всю неделю я готовился, был в хорошем настроении. Такое необычное состояние – будто первый раз празднуем. Господь посетил. Начинается шестой час, предваряющий литургию. Согласно уставу иеродиакон отец Александр начинает кадить вокруг престола и молиться. Вдруг слышу, как он громким, рассерженным голосом говорит алтарнику: «Иди и высморкайся! Иди, кому сказал! Стоишь тут...» Насупив брови, он продолжает кадить, а я стою на горнем месте, поражённый; будто тигриными когтями рвёт сердце, больно, не знаю, что делать. Но не время давать волю чувствам, нужно сдержаться и начинать литургию. Начинаю. Вместо радости – мука, а голове одна дума: как сказать отцу Александру, что он нехорошо поступил, чтобы не обидеть его? А может, сделать вид, что ничего не заметил? После службы отвожу отца иеродиакона к окошку и предлагаю представить, как сижу я – старший, бородатый – за трапезой во главе стола, рядом причастники... и вдруг с одним из них происходит неприятный конфуз (неважно, какой именно). Человеку, конечно, неудобно, а я, вместо того чтобы по-доброму к нему отнестись, делаю внушение в ужасающей форме. Все за столом затихают, и каждый думает, что с ним не в порядке: не чавкает ли, не прилипло ли что не дай Бог к бороде – настоятель не в духе, значит, любому может достаться. Кто-то с испугу даже ложку положил, вспомнив, что он обычно ею громко стучит. И за столом стало тягостно, всех заняла одна мысль: как бы поскорее отсюда выбраться. – Ты на что, батюшка, намекаешь? – мрачно спрашивает, выслушав меня, отец иеродиакон. – Прямо скажи. Не помогла притча найти нам общий язык, отвечаю прямо: – Отец Александр, ты плохо поступил, сделав грубое замечание алтарнику. – Батюшка, ты хочешь, чтобы я вытащил соринку из своего глаза? – слышу в ответ. – И бревно тоже, – советую закипая. – Это ваше мнение, – говорит отец иеродиакон, – у меня другое. – Моё мнение – это мнение настоятеля. Разговор закончен. Каждый остаётся при своём. Объявляю прихожанам: кто хочет, может поехать в Морово. Это посёлок, где наш приход строит церковь во имя преподобного Серафима, так что нынче там престольный праздник. «У кого есть возможность, кто на машине, возьмите тех, кому трудно добраться», – прошу собравшихся. Советую взять термосы с чаем для трапезы. Народ живо откликается. Когда добрались до места, еле нашёл место, где припарковаться, – столько нас прибыло. А там Валера, главный мой помощник в строительстве храма, и сёстры постарались, натопили сторожку. Прежде чем расположиться, пошли в церковь помолиться. Кровли ещё нет, обрешётка до потолка, не везде положен пол, а в окна задувает ветер. Но стоит нарядная ёлочка, а людей собралось много. Стали служить молебен с акафистом нашему небесному благодетелю. В храме градусов десять мороза, а мужчины без шапок. «Наденьте», – предлагаю, но никто не послушался. «Кто замёрз – ступайте в сторожку, поберегите здоровье», – обращаюсь ко всем. Но никто не ушёл. Стоят со свечами, благоговейно молятся. Дети тем временем начинают водить хоровод вокруг ёлочки, и та радость, которую я переживал целую неделю, возвращается сполна – нахлынула, затопила не одного меня, а всех нас. За трапезой дивлюсь, откуда что берётся. Просил чаю с собой привезти – а стол ломится: тут и шампанское, и коньяк, и всё, что к ним полагается, на редкость обильно. Нас ни много ни мало шестьдесят два человека (кто-то из женщин подсчитал), и всем необычайно хорошо. С любовью общаемся на духовные темы, а затем приходит мне время уезжать на встречу с двоюродным братом. С сожалением оставляю дорогих мне сопричастников, попросив отца Романа продолжать без меня. Они потом ходили крестным ходом, снова собрались за столом. А брат между тем не приехал. Видно, Богу так было угодно. Чтобы собраться с мыслями, обхожу кругом наш посёлок Максаковку – и это обычно помогает. Девять километров прохожу за два с половиной часа. Переживаю прожитый день, главная мысль – о случившемся в алтаре. Чувствую, как плохо ему сейчас, отцу иеродиакону. Может, стоило мне промолчать? Как ему помочь? Было уже темно, когда я вернулся в скит. Вижу, стоит машина отца Александра. Он сидит за столом, пьёт чай. Я впервые увидел его таким. Он всегда собран, строг, немногословен, трудно с ним завести беседу. А тут сидел совершенно другой человек. Волосы всклокочены, лицо живое, со следами страданий; быть может, он даже плакал. Увидел меня, встал, и мы будто вернулись назад – в церковь, в то утро, что нас разделило. Но вместо перепалки происходит общение в любви. Оказалось, отец Александр весь день не находил себе места, очень переживал. Он понял, что совершил грех против брата – обнаружил в себе недостаток любви. Приходим ко мнению: слава Богу, что так случилось. С этого времени всё должно стать по-другому, на других основаниях должны строиться отношения. Расходимся не просто примирённые, а окрылённые, прославив Бога, обратившего проступок во благо. Мы убедились, что без любви нет Церкви, нет служения, ради её преумножения мы служим, молимся, трудимся. Она животворит, без неё Церковь не Церковь, жизнь церковная – неудобоносимое бремя. Она не на виду, но она – главное. Это следует помнить всем нам, так много занятым умножением внешней силы и внешней красоты, забывающим о том, что, если потеряем любовь, Церковь наша станет безблагодатной, не Христовой. И есть ощущение, что теряем мы любовь. Стон стоит, жалобы отовсюду... Пришли мы некогда в храм, не чуя земли под собой, будто ангелы несли нас. А ныне где те живые отношения, что были тогда? Строительство храмов, социальное служение, миссионерство – всё, что делаем, всё важно, всё нужно, но, как только теряем из виду, ради чего всё и для Кого, всё обращается против нас, грозит раздавить душу. Слава Богу, Он поправляет. Всё кругом влечёт к погибели, но Христос среди нас – тем и живы.

Это, уже, отдельная история.Но в данный момент у меня другое церковное послушание и оно занимает, практически, все время, ну , за исключением пребывания на форуме.

Платок - украшение женщины В чем полагается женщине приходить в храм? Обязательно ли покрывать голову платочком или это атрибут устаревшей «деревенской» моды? Еще не так давно, когда в градах и весях почти не оставалось храмов, верующие женщины не задавались вопросом, покрывать ли голову платком или можно пренебречь им. Все свято чтили старинную русскую традицию и ходили на службу в платочках. А традиция эта утверждается Апостолом Павлом: «И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая. Ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается. Итак муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа. Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов» (I Кор. 11, 5-10). Идеалом для Христианок всех времен был образ Пресвятой Богородицы, Которая с малых лет облачалась в скромную, подобающую женскому полу одежду и покрывала Свои власа длинным покровом-омофором. В русском языке слово «опростоволоситься» стало синонимом глагола «осрамиться», сделать что-то нелепое, а то и неприличное. Изначально же так говорили о женщинах, вышедших из дому «простоволосыми», непокрытыми. Это считалось постыдным, и не то что в церковь - даже в лавку за пачкой соли уважающая себя женщина не вышла бы без платка, шали или шляпки. Моды стремительно меняются, но и в наши дни у верующих женщин сохранилась благочестивая традиция, основанная на Апостольском завете, ходить в церковь и молиться дома в платочке. Сложилась и традиция покрывать голову платочком соответствующего цвета: так, в Великий пост повязываются платочком черного цвета, на Пасху - красного, на Троицу - зеленого, в Богородичные праздники - голубого, а в остальные дни предпочтительнее белые платки. В разных храмах по-разному относятся к вопросу, обязательно ли надевать платочек девицам и девочкам или это неотъемлемый признак замужней женщины. И в этом, на наш взгляд, лучше придерживаться сложившегося именно в вашем храме порядка, чтобы не смущать верующих вашей общины. Хотя, конечно же, нет ничего зазорного в том, что девочка приходит в храм с косыночкой на голове - напротив, такая маленькая прихожанка выглядит весьма умилительно и сызмала привыкает одеваться в храм так, как это подобает Православной Христианке. Ну а как же быть с теми женщинами, кто по неведению или безкультурью приходит в храм без головного убора? Конечно же, не нужно делать им замечания, тем более в резкой форме. Предоставьте это Богу и настоятелю. Может быть, сурово обличив новую прихожанку, вы на долгие годы, если не навсегда, отвратите ее от храма и от духовной жизни. А какой грех может быть страшнее этого? Лучше думать о своих грехах, а не об одежде стоящих рядом. А может быть, кто-то для таких новоначальных прихожанок принесет платок из дома и молча, без осуждения, протянет одной из них. http://www.likirussi...sk=view&id=1163

Знак покорности и свободы За постовыми богослужениями полагается совершать множество поклонов. Я как-то постарался целиком исполнить этот устав, но через некоторое время у меня начала кружиться голова, и я заметил, что уже не слышу слов канона, а думаю лишь о том, как бы продержаться до конца службы. А после службы среди прихожан услышал такой диалог: «Ты сколько сделал поклонов?» — «Точно не знаю, сбился со счета. А ты?» — «Где-то шестьдесят...» Расскажите, пожалуйста о смысле поклонов и насколько необходимо строго придерживаться данного устава». Виталий, Киев. Отвечает протоиерей Александр Авдюгин: Великий пост — это время поклонов. Если бы мы в полной мере выполняли правила Студийского устава, изначально принятого нашей Церковью, то суточный круг буднего дня святой Четыредесятницы предполагал бы ежедневно 240 земных поклонов: во время чтения часов и светильничных молитв — 60, на вечерне — 100 и на утрени — 80. Однако следует отметить, что в русских уставных статьях о поклонах имелось несколько предписаний, и в большинстве из них указывалось по 300, иногда по 400 ежедневных поклонов. Характерно, что Церковь наша вплоть до конца XVII в. шла по пути ужесточения Устава. Попытка патриарха Никона заменить земные поклоны на малые при совершении молитвы преподобного Ефрема Сирина и в некоторых частных богослужениях возмутила народ и духовенство. Патриарха обвинили в ереси и произволе, ссылаясь на преподобных Иоанна Дамаскина и Никона Черногорца, осуждавших «непоклонническую ересь». Церковная православная газета

Спаси Бог, Наташа, за рассказ.Все, что Вы описываете, довольно, живо представляется, вспоминается. Последние два раза, которые мне довелось побывать в Оптиной, осенью прошлого года, с великой радостью служил акафисты прп.Амвросию и Собору прп. отцев,а главное, несколько раз довелось петь акафисты, в качестве певчего. Понимаете, с момента воцерковления очень дорожу возможностью петь Богу,начинал певчим, но на приходе, увы, не особо поддерживают инициативы по пению акафистов, да и среди прихожан вяло текущих на акафист нет ни одного мало мальски умеющего это делать.Можно было бы в свободное время петь на клиросе, но профессиональные, консерваторские певчие не желают петь с не профессионалом который не "читает с листа" и поет уверенно только обиход. А вот в Оптиной, впервые в жизни, можно было петь от всей души с самым искренним и глубоким настроем и чувствовать, всем естеством, единомыслие.К сожалению, я постеснялся познакомиться с этими замечательными людьми, но очень им благодарен за доброту и христианское отношение.Думается, что Вы Наташа тоже были в числе этих людей, поэтому и Вам большая благодарность.

Святые отцы о семейных обязанностях христианина Идеальная православная семья, представляя собой малую Церковь, помогает каждому своему члену достигать Царства Небесного. Об этом говорил святитель Иоанн Златоуст: «Где муж, жена и дети соединены узами добродетели, согласия и любви, там среди них Христос»[1]. Уместно привести здесь и слова святителя Феофана Затворника: «Кто в семье живет, тому и спасение от семейных добродетелей»; «Совершенства можно достигнуть и среди семейной жизни. Надо только страсти погашать и искоренять»[2]. Однако семейная жизнь приносит не только радости, с ней связаны и неизбежные трудности как внутреннего (отношения между членами семьи), так и внешнего (материальное обеспечение существования семьи) характера. Об этой стороне так отзывались святые Русской Православной Церкви: «Семья – это житейский крест для главы! – Терпи, покорствуя Господу, и все с своей стороны делая, все предай в волю Божию»[3] «Семейные тяготы должно переносить как добровольно избранную нами долю. Задние мысли тут скорее вредны, нежели полезны. Спасительно лишь то, чтобы о себе и о семействе молиться Богу, да сотворит о нас полезное по воле Своей святой»[4].. Один из соблазнов семейного человека – за хлопотами о сродниках позабыть про Бога, охладеть к вере. Об этом предупреждает святитель Николай Сербский: «Если человек посвящает все свои мысли и все свое усердие своей семье и ничего не хочет знать, кроме своей семьи, тогда его семья для него божество. И тогда это болезнь души» и нарушение заповеди «не сотвори себе кумира»[5]. http://www.pravoslavie.ru/jurnal/28265.htm

Путь покаяния Архимандрит Нектарий (Антонопулос) Отцы Церкви называют покаяние «вторым Крещением», «обновлением Крещения». Через Таинство Крещения мы входим в Церковь, вступаем на путь, ведущий к Царствию Божию. Благодаря второму Крещению — покаянию — человек может слезами раскаяния омыться от греха, восстать от своего падения, исцелиться от ран и продолжить путь к Богу. Покаяние не является некой юридической процедурой, которая освобождает человека от ощущения вины. Это не формальная исповедь, которую человек зачастую позволяет себе перед великими праздниками. Само слово «покаяние» означает кардинальное изменение человеческого существа, его возрождение, изменение образа мыслей, перемену жизни, отрицание греха всем сердцем. Другими словами, мы должны осознать всем своим существом, что путь греха, по которому мы шли, ведет к погибели. Нам нужно понять, что мы оказались в каком-то болоте, далеко от родного дома. Нам следует остановиться и сказать себе: «Куда мы идем? Это же безумие! У нашего Отца роскошный дворец, где все радует глаз, а мы сидим в трясине!» Мы должны найти в себе решимость вернуться в отцовский дом, в объятия Бога Отца и своих собратьев. Для того чтобы покаяние было истинным, нужно, чтобы оно совершилось на деле. Если мы не удалимся от греха и не изменим свою жизнь, наше покаяние не будет истинным. Оно даже не является покаянием в полном смысле слова. Многие люди с готовностью подходят к духовнику, удрученные тяжестью психологических и других проблем. Они исповедуются со слезами и дают обещания, что больше не вернутся к греху, что изменят свою жизнь и т.д. Но насколько глубоко такого рода покаяние? Оно не должно ограничиваться взрывом эмоций. Требуется время, труд, навык в добродетели и борьба с грехом при содействии благодати Божией. При этом покаяние осуществляется подспудно, тайным образом, в душе человека. http://otrok-ua.ru/s...pokajanija.html

Святые отцы о посте Братья и сестры! Продолжается Великий пост. Время, когда, по выражению св. Василия Великого, укрепляется добрая стража души, которая отражает искушения, Многие святые отцы высказывались о посте. Пусть их слова укрепят вас в ежедневном небольшом подвиге, помогут в воздержании от пороков, ибо в нравственном исправлении человека состоит главная цель поста. Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцем твоим, Который в тайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. (Мф. 6, 14-18). Четыредесятницей не пренебрегайте, она составляет подражание жительству Христа. (св. Игнатий Богоносец). Чем более дней поста, тем лучше лечение; чем продолжительнее поприще воздержания, тем обильнее приобретение спасения. (блаженный Августин). Четыредесятница есть учительница умеренности, мать добродетели, воспитательница чад Божиих, руководительница безпорядочных, спокойствие душ, опора жизни, мир прочный и невозмутимый; ее строгость и важность умиряет страсти, угашает гнев и ярость, охлаждает и утишает всякие волнения, возникающие от многоядения. (св. Астерия Амасийского). Когда царь собирается взять неприятельский город, он прежде всего пресекает подвоз в него съестных припасов. Тогда граждане, будучи утеснены голодом, покоряются царю. То же бывает и с плотскими вожделениями: если человек будет проводить жизнь в посте и голоде, то безпорядочные желания изнемогут. (прп. Иоанн Колов). Как невоздержанность в пище бывает причиною и источником безчисленных зол для рода человеческого, так и пост и презрение удовольствий плотских всегда были для нас причиною несказанных благ... Как легкие суда скорее переплывают моря, а обремененные большим грузом затопают; так пост, делая ум наш более легким, помогает ему быстро переплывать море настоящей жизни, стремиться к небу и предметам небесным. (Святитель Иоанн Златоуст). Пост рождает пророков, укрепляет сильных, умудряет законодателей. Пост - добрая стража души, оружие доблестных людей. Он отражает искушения, сожитель трезвости, основа целомудрия... Пост возносит молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями. Святые отцы, объясняя важность воздержания в пище, настаивали и на том, что надо одновременно воздерживаться от пороков, ибо в нравственном исправлении человека состоит главная цель поста. (Святитель Василий Великий). Не одни уста должны поститься - нет, пусть постятся и око, и слух, и руки, и все наше тело. (Святитель Иоанн Златоуст). Пусть постятся не одни уста, но и зрение, и слух, и ноги, и руки, и все члены нашего тела. (Святитель Иоанн Златоуст). Истинный пост есть устранение от злых дел. Прости ближнему оскорбление, прости ему долги. "Не в судах и сварах поститеся". Не ешь ты мясо, но поедаешь брата. Воздерживаешься от вина, но не удерживаешь себя от обид. Вкусить пищу дожидаешься вечера, но тратишь день в судебных местах. (Святитель Василий Великий). Ты постишься? Напитай голодных, напои жаждущих, посети больных, не забудь заключенных. Утешь скорбящих и плачущих; будь милосерден, кроток, добр, тих, долготерпелив, незлопамятен, благоговеен, истинен, благочестив, чтобы Бог принял и пост твой и в изобилии даровал плоды покаяния. (Святитель Иоанн Златоуст). В наступившие дни святого поста приведи себя в порядок, примирись с людьми и с Богом. Сокрушайся и плачь о своем недостоинстве и гибели своей, тогда получишь прощение и обретешь надежду спасения. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит, а без этого никакие жертвы и милостыни не помогут тебе. (Из писем игумена Никона (Воробьева). Истинный пост - удаление от зла, воздержание языка, подавление в себе гнева, отлечение похотей, злословия, лжи, клятвопреступления. (Святитель Василий Великий). Есть пост телесный, есть пост и душевный. При телесном посте тело постится от пищи и пития; при душевном посте душа воздерживается от злых помыслов, дел и слов. Настоящий постник воздерживается от гнева, ярости, злобы и мщения. Настоящий постник воздерживается от празднословия, сквернословия, пустословия, клеветы, осуждения, лести, лжи и всякого злоречия. Словом, настоящий постник тот, кто от всякого зла. (Святитель Василий Великий). Если я хорошо питаюсь, чтобы тело мое было сильным, то плоть моя бунтует, и требования ее растут: ей не до молитвы. Если я смиряю плоть чрезмерным постом, то на некоторое время в болезненном воздержании создается благоприятная почва для молитвы, но затем тело изнемогает и отказывается следовать за духом. (Архимандрит Софроний). Ты постишься? Напитай голодных, напои жаждущих, посети больных, не забудь заключенных в темнице, пожалей измученных, утешь скорбящих и плачущих; будь милосерден, кроток, добр, тих, долготерпелив, сострадателен, незлопамятен, благоговеен, истинен, благочестив, чтобы Бог принял и пост твой, и в изобилии даровал плоды покаяния. (Святитель Иоанн Златоуст). Молитвы совершаются со вниманием особенно во время поста, потому что тогда душа бывает легче, ничем не отягощается и не подавляется гибельным бременем удовольствий. (Святитель Иоанн Златоуст). Толстое чрево не родит тонкого смысла. (Святитель Иоанн Златоуст). Тот никогда не может подавить возбуждений похоти, кто не силен бывает обуздать позывов чревоугодия… Ибо никак не поверишь, чтобы мог поспорить с сильнейшими соперниками тот, кого видишь преодолеваемым слабейшим в легкой схватке. (Преподобный Кассиан Римлянин). Все желающие приступить к подвигу поста и молитвы, все желающие пожать обильные плоды от своего покаяния, услышать слово Божие, услышьте завет Божий - и отпустите. Простите ближним согрешения их пред вами. (Святитель Игнатий Брянчанинов). Кто отвергает посты, тот отнимает у себя и у других оружие против многострадальной плоти своей и против диавола, сильных против нас особенно чрез наше невоздержание. (Праведный Иоанн Кронштадтский). О делах Божиих не рассуждай при насыщении своего чрева: при наполненном чреве какое может быть ведение таин Божиих? (Преподобный Серафим Саровский). Пост тела - есть пища для души. (Святитель Иоанн Златоуст). Постящиеся знают, как пост укрощает пожелания. А те, кому случилось испытать это на деле, подтвердят, что он смягчает нрав, подавляет гнев, сдерживает порывы сердца, бодрит ум, приносит спокойствие душе, облегчает тело, устраняет невоздержание. (Святитель Иоанн Златоуст). Сколько отнимешь у тела, столько придашь душе. (Святитель Василий Великий). Пища излишняя делает тело чрезмерно нагруженным кораблем, который при малом движении волн идет ко дну. (Авва Леонтий). Мерное употребление пищи, по мнению святых отцов, состоит в ежедневном употреблении столько пищи, чтобы после вкушения ее еще чувствовался голод. Такая мера сохранит душу и тело в одинаковом состоянии и не попустит человеку вдаваться ни в чрезмерный пост, расслабляющий тело, ни в пресыщение, подавляющее дух. (Преподобный Кассиан Римлянин). Воздержание морит голодом демонов. (Святитель Феофан Затворник). Пост - это прежде всего движение, активность духа, борьба с косностью, ленью, изнеженностью, расслаблением воли и тела. Эта борьба за жизнь, за свободу духа от привычного рабства. (Митрополит Антоний). Пост посылает молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями. (Святитель Василий Великий). Кто ограничивает пост только воздержанием от пищи, тот более всего безчестит его. Ты постишься? Докажи мне это своими делами… Что пользы, когда мы воздерживаемся от птиц и рыб, а братьев угрызаем и снедаем? (Святитель Иоанн Златоуст). Если постясь телесно, мы будем опутываться пагубнейшими страстями душевными, то никакой не принесет нам пользы измождение плоти, когда при этом оскверненными остаемся в драгоценнейшей части… нашего естества, которая собственно соделывается жилищем Святого Духа. (Преподобный Кассиан Римлянин). Пост - уничтожение смерти и освобождение от гнева. Пост и тело сохраняет здоровым: не отягощаясь пищей, оно не принимает болезней, но, становясь легким, укрепляется для принятия даров. (Святитель Иоанн Златоуст). Кушать надо столько, чтобы после кушанья хотелось молиться, чтобы дух всегда горел и ненасытно стремился к Богу день и ночь. (Преподобный Силуан Афонский). И с какой любовию, какими Божественными благодатными силами служит Господь всем истинно постящимся! Он их посещает, очищает, обновляет, укрепляет в борьбе со страстями… научает всякой добродетели и возводит к совершенству. (Праведный Иоанн Кронштадтский). Только досыта ничего не вкушай, оставляй место Святому Духу. (Преподобный Серафим Саровский). Общее правило умеренности воздержания состоит в том, чтобы каждый сообразно с силами, состоянием тела и возрастом столько пищи вкушал, сколько нужно для поддержания здоровья тела, а не сколько требует желание насыщения. (Преподобный Кассиан Римлянин). Отвергающие пост и гоняющиеся за роскошью как за блаженством влекут за собой рой зол и, сверх того, повреждают собственные тела. (Святитель Василий Великий). Для сохранения чистоты души и тела не достаточно одного воздержания в пище, если к нему не будут присоединены и прочие добродетели душевные. (Преподобный Кассиан Римлянин). При всем том святые постники, к удивлению других, не знали расслабления, но всегда были бодры, сильны и готовы к делу. Болезни между ними были редки, и жизнь их текла чрезвычайно продолжительно. (Преподобный Серафим Саровский). Возобладай над чревом, пока оно над тобою не возобладало. (Преподобный Иоанн Лествичник). Если мы постимся, воздерживаясь только от пищи, то по прошествии сорока дней проходит и пост. А если воздерживаемся от грехов, то и по прошествии этого поста он еще продолжается, и будет с нами постоянно от него польза. (Святитель Иоанн Златоуст). Ошибается тот, кто считает, что пост лишь в воздержании от зла, обуздание языка, отложение гнева, укрощение похотей, прекращение клеветы, лжи и клятвопреступления. (Святитель Иоанн Златоуст).

Суть поста: Пост в радость, или Зависят ли от мяса отношения с Богом? Про Великий пост сейчас знают все, и даже некоторые нецерковные люди пытаются его соблюдать. Как поститься с пользой для души? На эти вопросы отвечают известные священники. Дополнительная нагрузка и лишние расходы? Постом многие советуют не только отказываться от скоромной пищи, но и вообще уделять кулинарным вопросам меньше внимания. На деле же именно пост становится для хозяйки испытанием. Денег больше уходит (постные продукты дороже), все мысли только о том, чем накормить мужа и детей. Когда поста нет — проще, больше выбор, не приходится все время думать об этом. Разве это правильно? Протоиерей Валериан КРЕЧЕТОВ, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы села Акулово Московской области, духовник Московской епархии: — Настоящее растительное питание вообще бесплатное. Конечно, в городе на бетоне ничего не вырастишь, но в сельской местности достаточно иметь пятачок земли, чтобы иметь все необходимое. У нас Успенским постом повара в храме отдыхают: выйдут на грядочку, нарвут крапивы, сныти, лучку, выберут несколько картошечек — и овощной суп готов! Быстро, вкусно, полезно! Мы к сныти и крапиве относимся как к сорнякам, а ведь преподобный Серафим Саровский два года одной снытью питался! Ботву свекольную сейчас все выкидывают, забыли о таком вкусном блюде, как ботвинья. На самом деле съедобна и полезна ботва не только от свеклы, но и от моркови, от репы. http://www.nsad.ru/i...14&article=2049

НЕВЕРУЮЩИЕ БЛИЗКИЕ Как избежать конфликтов? «Враги человеку домашние его»*. Эти слова Христа, зачастую превратно понятые, многие хоть раз в жизни готовы были применить к себе. Для некоторых людей, пришедших к вере, непонимание со стороны семьи становится настоящей бедой. Но разве всегда в конфликтах на почве веры виноваты «домашние»? Всегда ли правильно мы, христиане, себя ведем? Надо ли говорить о Боге в кругу своих нецерковных родственников? Как реагировать на их замечания и недовольство? Насколько верно желание непременно приобщить к церковной жизни тех, кто живет рядом с вами? Об ошибках и тонкостях во взаимоотношениях верующих и неверующих близких говорим со старшим священником храма во имя преподобного Серафима Саровского на Краснопресненской набережной, клириком храма св. мц. Татианы при МГУ иереем Павлом Конотоповым. Фото Алексея Бедного, bednij.livejournal.com «Спасись сам» или «не молчи»? — Отец Павел, Вы из династии военных, не продолжив семейной традиции, стали священником. Как складывались Ваши взаимоотношения с неверующими близкими? — На мой взгляд, совсем неверующих людей практически не бывает. У наших дедов какое-то понятие о Православии все же оставалось, несмотря на советскую атеистическую пропаганду. Мой дед, сибиряк, вспоминал, как в детстве его водили в церковь в Иркутске, как он там целовал крест, как причащался. Всю дальнейшую жизнь он посвятил служению Отечеству, дослужился до генеральского чина, мой отец — тоже военный, однако, в нашей семье никогда не утверждалось, что Бога нет. «Что-то есть», — так говорили. А я углубился в изучение веры, стал ездить по монастырям, смотреть, узнавать, читать, потом крестился, начал ходить на службы. Слава Богу, у нас в семье не было серьезных конфликтов на этой почве: иконы не выбрасывались в окно, молитвословы не сжигались. Мне, 15-летнему юноше, тогда была дана мировоззренческая свобода, хотя родители были недовольны всякими «крайностями», какими им казались, например, многодневные посты. http://www.foma.ru/article/index.php?news=6968

Журнал "Фома" опубликовал статью Марины Борисовой: АЛЮМИНЕВЫЙ КРЕСТ — Это что за собачья цепь у тебя на шее? Что там у тебя? Крест, что ли?! Ты что, совсем уже с ума сошла?! Такими словами встретила меня мама после Таинства Крещения. Обидно стало до слез. Нет, правда, почему цепь — собачья? Ну да, купила то, что в церкви было, главное — подлиннéе, чтобы креста было не видно. Да и сам крестик — простенький, легонький, не то латунный, не то алюминиевый. Но для меня-то в тот момент дороже его ничего на свете не было… Зачем же она так? Фото Владимира Ештокина Но это были еще цветочки. Дальше я получила по полной программе — и о церкви, и о попах, и о дремучих бабках, среди которых мои родные ну не могут представить себе меня, с моим мидовским заграничным детством, дипломом МГИМО, двумя годами работы в посольстве в Вашингтоне и прочее, и прочее, и прочее… Так началась наша окопная домашняя война с короткими перестрелками и долгими тщетными попытками договориться. В церкви мне, конечно, говорили: «Оставь спасение Спасителю, твое дело о них молиться!» Я и молилась. Изо всех сил. Со слезами. Со всем пылом неофита. Но как же мне было обидно! Ну как? Мне же открылся совершенно новый, блистающий мир, жизнь обрела смысл, иные краски, иной вкус, а я не могу поделиться всем этим богатством с самыми близкими, самыми любимыми людьми! Они брезгливо отталкивают его и ничего не желают слушать. — Ну, не верю я, что ты веришь! — вырвалось как-то у мамы. И я сдалась. На все религиозные темы в нашей семье на долгие годы был наложен мораторий. Мне оставалось лишь молча «не слышать» никому не адресованные мысли вслух по поводу безвкусицы бумажных икон, вреда постов и дураков, которых заставь молиться — они лоб расшибут. И когда как-то батюшка, которого многие почитали прозорливым, сказал мне: «Не горюй, ты еще свою маму покрестишь», — я, конечно, промолчала, но про себя подумала: «Ага, послушали бы Вы, что она несет, а потом говорили». Ладно, с тем, что осчастливить насильно нельзя, я еще как-то смирилась, а вот как ухитриться не дразнить домашних на каждом шагу своим православием? И началось: нужно помолиться — вставай на час раньше их, а вечером жди, когда все улягутся. Не хочешь лишний раз светиться на кухне со своей постной едой — жуй у себя в комнате зеленый горошек из банки… Понятно, терпения на все эти подвиги хватало далеко не всегда. Но годы шли, и количество все-таки со скрипом переходило в качество. Все мы учились смиряться и любить друг друга, несмотря ни на что. И ох как нелегко давалась всем нам эта наука! А потом все было, как в сказке — в один прекрасный день моя мама, которая десять лет не хотела слушать мои доморощенные проповеди, вдруг спросила: «А у тебя нет какого-нибудь знакомого священника, чтобы меня покрестил?» Было ей тогда шестьдесят лет. С тех пор до конца своих дней мои родители за ручку ходили в храм, исповедовались, причащались… И что? Стали мы жить-поживать и добра наживать? Да ничуть не бывало! Но мне десяти лет нашей окопной войны хватило, чтобы сжиться с мыслью: «Терпи, неси свой крест и веруй, что когда-нибудь поймешь, для чего тебе его Господь послал». Ну да, крестик достался неказистый — не то латунный, не то алюминиевый — всего-то собственных родителей потерпеть. Но только постоянно, изо дня в день, из года в год, уже даже не уповая ни на какие чудесные обращения. И потихоньку понимая, что раздражаться и служить раздражителем для других перестаешь, только смирившись с тем, что сам-то ты ох как далек от того, что о себе намечтал. А убедить кого-то в существовании Бога (если прав отец Александр Ельчанинов) вообще невозможно: «все, что можно словами сказать о вере, ни в какой степени не может передать того, что вообще несказуемо и что в ней — главное». Автор: БОРИСОВА Марина