Елена г.Тула

Наверное в этом и состоит загадка русской души.Спасибо Андрей за эту статью

Ну все, коль похвалили значит опростоволосилась. Ольга мы все абсолютно разные и порой одно и то же написанное можем читать и трактовать по разному. Все зависит от состояния в котором на данный момент человек находится.Поэтому и ведется диалог, каждый высказывает свою точку зрения и на мой взгляд нет ничего зазорного если попросить человека уточнить, что он имел ввиду написав сообщение. Еще раз простите великодушно .

Ольга, если вы про меня "шапку наголо", то простите вас не хотела обидеть. Простите еще раз.

Только до 33 лет, человек должен ходить в храм и понимать, зачем ему надо все это и почему крестится должен, а то получится что рад бы да не пойму зачем. И возникает еще один вопрос: жизнь скоротечна и кому сколько на роду написано никто не знает и как молится о душе человека не достигшего 33 летнего возраста (до данного возраста ведь нельзя крестить). Возникает по данной теме сто и один вопрос. Молодость состояние проходящие, а тем более во что одета молодежь (для них джинсы и кроссовки самая удобная одежда, причем на все случаи жизни. А может быть у них принцип минимализма, одни джинсы и кроссовки, а основные затраты на духовное). Как мы можем судить о человеке, не зная его, кто кроме Господа знает его душу, его стремления и движения души. «Каковы люди на самом деле – никому, кроме Бога, не известно; вернее, что они нечто зыбкое, пластичное, и мы формируем сами, часто по случайному признаку, воображаемую схематическую фигуру и потом сами же или восхищаемся ею, или поносим ее. Надо отказаться от этой точки зрения, что в человечестве есть два враждебных стана, две породы людей – праведные и грешные, предназначенные блаженству и обреченные гибели. Этого нет. Мы все грешны, все поражены грехом, и за всех нас пострадал Господь. Ему дороги одинаково все, и поэтому Ему принадлежит окончательный суд. Вот почему непосредственно за словами Христа о любви идут слова об осуждении: не судите, да не судимы будете (Мф. 7, 1).»цитата из Вторник 6-й седмицы Великого Поста Не судите, да не судимы будете. Мф. 7, 1

Бог видит, а ты смиряйся Протоиерей Андрей Ткачев Добродетели несут награду не сами по себе, а за смирение. Вот такая мысль есть у великих отцов. Представьте, что эта мысль – дождь, и станьте под нее, как под холодный душ. Или представьте, что она – град, и тоже станьте. Пусть этот град побарабанит вам (мне, им, всем) по лысине. Мы ведь страшно хотим гордиться собой. И чем еще гордиться, как не своими добродетелями. А добродетели, оказывается, мостят нам дорогу в ад, если мы посреди благих трудов не смиряемся. Человеку гордому лучше не иметь заметных добрых дел, а то он от любви к себе совсем осатанеет. *** Все это на милостыне очень заметно. Вернее, на той форме милостыни, которая носит римскую фамилию Мецената или заокеанскую кличку «спонсора». У доброго человека даже зло с добром перемешано, а у злого само добро никуда не годно. Качество милостыни зависит не столько от количества. Сколько от чистоты (нечистоты) сердца жертвователя. Будучи, например, стихийным материалистом, спонсор (меценат) неизбежно захочет пощупать свои добрые дела. Следовательно будет жертвовать на каменные строения. Не щупать же ему сытые желудки, в самом деле, и не слушать, как играют на скрипках юные гении. Гений отыграл – и забылось; голодный поел – а завтра опять есть захочет. А в здание, за твои деньги построенное, можно будет всю жизнь пальцем тыкать. Мое, дескать, добро. Буде жертвователь – самохвал, непременно захочет он себя увековечить на памятной доске, как будто Бог не видит, или не помнит. И орден непременно захочет, и грамоту, чтоб при случае говорить с кем он на короткой ноге, и кто ему награды вручал. Фотографии при этом предусмотрительно прилагаются. По нашей крайне вялой, зачастую, вере он (меценат-спонсор) даже мысли не допускает, что его деньги могут где-то не взять. А ведь это – подлинный холодный душ и – град по лысине, когда человеку, уверенному «на все сто», что все покупается и продается, в том числе и в Церкви, вдруг говорят: «Заберите деньги, пожалуйста». - «Как это заберите?! Вам что деньги не нужны? Здесь очень много!» - «Нужны, но не от вас. Заберите» Вот это – маленький Страшный Суд! В одном житии так и пишется: «Отверг некий преподобный богатую милостыню, сказав богачу, что рука этого богача мать собственную била. Теперь из этой руки Бог милостыню во век не примет». Было это очень давно. А вот прочел это один современный богач, и в пот его бросило. Он только на деньги надеялся, и думал, что их всегда возьмут. А тут понял, что «не всегда». От того часа стал он думать о настоящих добрых делах, а не о привычных откупах от совести. ***

Благословенна ты между женами и благословен Плод чрева Твоего, ибо Ты родила Спасителя душ наших.

Не судите строго, все приходит со временем, и кто приходит в «коротеньких штанишках» оденет юбку. Каждому все открывается по разному и в то время как Богу угодно.

Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде сый и вся исполняяй, Сокровище благих и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша.

Христианские притчи Сущность смирения Для выяснения вопроса, в чём же состоит сущность смирения, как-то раз собралось несколько духоносных мужей. Один из них сказал: — Смирение состоит в постоянном забвении своих добрых дел. — Смирение состоит в том, чтобы считать себя самым последним и грешным из всех людей, — высказал своё мнение другой. — Смирение есть осознание своей немощи и бессилия, — произнёс третий. Другие подвижники дали ещё несколько определений сущности смирения, но ни одно из них не было исчерпывающим. Выслушав всех, преподобный Иоанн Лествичник суммировал мнения этих благочестивых мужей. — Смиренномудрие, — сказал он, — есть безымянная благодать души, имя которой тем только известно, которые познали её собственным опытом; оно есть несказанное богатство, божие именование. Преподобный Иоанн в своём выводе по сути признал, что человеческим языком невозможно выразить сущность смирения. Почему? Потому что смирение божественно по своему существу и его природу может познать только тот, кто обрёл в себе Самого Бога. А таковых всегда было очень мало. С преподобным Иоанном Лествичником в своём понимании смирения согласен преподобный Исаак Сирин. Он пишет, что смирение есть некая таинственная сила, которая во всей своей полноте подаётся Богом только святым. Смирение является совокупностью всех добродетелей и поэтому венчает человека, достигшего духовного совершенства. «Смиренномудрие есть одеяние Божества. В него облеклось вочеловечившееся Слово и чрез него приобщилось нам в теле нашем. И всякий, облечённый в оное, истинно уподобился Нисшедшему с высоты своей, сокрывшему добродетель величия своего и славу свою прикрывшему смиренномудрием, чтобы тварь не была попалена видением сего». Кто облекается в одежду смирения, тот облекается в самого Христа. Но даже такой человек не может объяснить другим людям в доступных им понятиях сущность смирения, он только имеет возможность ощущать её сам. Хотя нашему рациональному мышлению недоступно понимание природы смирения, мы можем видеть признаки смиренномудрия в человеке. Таких признаков существует множество, но главными являются бесстрастие и полное предание человеком себя в волю божию. Эти два признака смирения можно было наблюдать, например, у преподобного Саламана Молчальника. Святой Саламан поселился в селении на западном берегу Евфрата в маленькой хижине, в которой наглухо затворил дверь и окно. Раз в год он выходил наружу через подземный ход и запасался пищей. Местный епископ, узнав о праведнике, пожелал посвятить его в сан священника. Разобрав часть стены хижины, посланцы епископа взяли Саламана и доставили его к владыке, который и рукоположил преподобного. Через некоторое время епископ, так и не услышав от подвижника ни одного слова, приказал доставить его в хижину, а стену вновь заложить. Между тем жители селения Каперсаны, где родился преподобный, загорелись желанием видеть святого в своём селе. Однажды ночью они взяли Саламана, привели его в Каперсану и поселили в заранее построенной хижине. При своём переселении Саламан не спорил, не сопротивлялся и даже не проронил ни слова. Вскоре жители селения, в котором преподобный жил ранее, так же ночью пришли к его новому жилищу, разобрали хижину и отвели Саламана на прежнее место жительства. Смиренный молчальник и на этот раз не сопротивлялся и не требовал, чтобы его оставили в покое. Таким было смирение великих святых. В какой-то мере эту добродетель может, а лучше сказать обязан, приобрести каждый из нас. (Протоиерей Вячеслав Тулупов) http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1836#part_23255

Да наверное это практически везде присутствует. У нас на погосте очень много белок, ежиков не говоря уже о птицах. Так каждый раз берем орехи и семечки, что бы хоть как-то живность зиму перезимовала, а летом лакомилась. За ними так интересно наблюдать, они уже по времени знают, во сколько у них обед и к этому времени уже сидят на ветках и ждут.

Вторник 6-й седмицы Великого Поста Не судите, да не судимы будете. Мф. 7, 1 Мытарь и фарисей Каковы люди на самом деле – никому, кроме Бога, не известно; вернее, что они нечто зыбкое, пластичное, и мы формируем сами, часто по случайному признаку, воображаемую схематическую фигуру и потом сами же или восхищаемся ею, или поносим ее. Надо отказаться от этой точки зрения, что в человечестве есть два враждебных стана, две породы людей – праведные и грешные, предназначенные блаженству и обреченные гибели. Этого нет. Мы все грешны, все поражены грехом, и за всех нас пострадал Господь. Ему дороги одинаково все, и поэтому Ему принадлежит окончательный суд. Вот почему непосредственно за словами Христа о любви идут слова об осуждении: не судите, да не судимы будете (Мф. 7, 1). Не судите – и вам легче будет тогда полюбить всякого, не судите – и у вас не будет врагов. Смотрите на «врагов» как на больных одной с вами болезнью, как на погибающих; оставьте точку зрения личного суда и станьте на точку зрения Божьего дела в мире... Осуждением занята вся наша жизнь. Мы не щадим чужого имени, мы легкомысленно, часто даже без злобы, осуждаем и клевещем, почти уже по привычке. Как осенние листья шуршат и падают, и гниют, отравляя воздух, так и осуждения разрушают всякое дело, создают обстановку недоверия и злобы, губят наши души. Признак недолжного суда – страстность, злобность, безлюбовность от снисходительства к себе, непризнания своей греховности и требовательности к другим. Осуждение отпадает, если мы вспомним бесконечную нашу задолженность перед Богом. Наше немилосердие, неумолимость, беспощадность к людям заграждают пути Божьего к нам милосердия, отдаляют нас от Бога. Мудрость жизни, в том числе христианской – не быть требовательным к людям. Схема отношений к людям часто бывает такова: человек очень нравится, искренно идеализируешь его, не видишь ничего плохого. А вдруг прорвется человек в чем-либо, солжет, расхвастается, струсит... И вот делаешь переоценку, перечеркиваешь все, что видел раньше (и что все-таки продолжает существовать), и выкидываешь человека из своего сердца. Это неправильный и грешный способ отношения к людям. В основе такого обращения с людьми лежат две неосознанные мысли: 1) я – вне греха; 2) и человек, которого я полюбил, тоже безгрешен. Как же иначе объяснить и резкое осуждение других, и удивление, когда хороший, добрый, благочестивый человек согрешит! А между тем норма отношения к нашим ближним – прощать без конца, так как мы сами бесконечно нуждаемся в прощении. Главное – не забывать, что доброе, что мы ценим – оно остается, а грех всегда тоже был, только его не замечали. Будем же снисходительнее, любовнее друг ко другу: всем нам так нужна взаимная помощь и любовь, и все наши трудности и горести так ничтожны перед лицом вечности. Из дневника священника Александра Ельчанинова Об осуждении Не смотри на чужие грехи, а смотри на свои злые дела; ибо не за первые будешь судим, но за себя непременно дашь ответ. Святитель Димитрий Ростовский Не осуждай блудника, хотя ты и целомудрен, потому что и сам ты, как он, преступишь закон, если осудишь его. Ибо Сказавший не прелюбы сотвори (Мф. 5, 27), сказал также: не суди (Мф. 7, 1). Древний Патерик Не пренебрегай грешными за недостатки их, чтобы самому не быть искушенным в том же, в чем искусились они. Преподобный Исаак Сирин Не осмеивай и не осуждай впадшего в искушение, но чаще молись, чтобы самому не впасть в искушение. Преподобный Ефрем Сирин Когда что худое в ближнем твоем увидишь или услышишь, то запечатлей уста твои молчанием, а о нем воздохни ко Господу, да исправит его; и о себе молись, чтобы в такой же порок не впасть, потому что всякому падению подлежим как немощные. Святитель Тихон Задонский Хотя бы ты и своими очами увидел согрешающего, не осуждай; ибо часто и они обманываются. Преподобный Иоанн Лествичник Не осуждай ближнего: тебе грех его известен, а покаяние неизвестно. Преподобный авва Дорофей Вразуми согрешающего, но не осуждай падающего: ибо последнее есть дело злоречивого, а первое – желающего исправить. Преподобный Нил Синайский Осуждать – значит губить свою душу Услышав, что некоторые злословят ближних, я запретил им; делатели же сего зла в извинение отвечали, что они делают это из любви и попечения о злословимом. Но я сказал им: «Оставьте такую любовь, чтобы не оказалось ложным сказанное: оклеветающаго тай искренняго своего, сего изгонях (Пс. 100, 5)». Если ты истинно любишь ближнего, как говоришь, то не осмеивай его, а молись о нем втайне; ибо сей образ любви приятен Богу. Станешь остерегаться осуждать согрешающих, если всегда будешь помнить, что Иуда был в соборе учеников Христовых, а разбойник – в числе убийц; но в одно мгновение произошла с ними чудная перемена. Кто хочет победить духа злословия, тот пусть приписывает вину не согрешающему, но подущающему его бесу. Ибо никто не желает грешить против Бога, хотя каждый из нас согрешает не по принуждению. Видел я согрешившего явно, но втайне покаявшегося; и тот, которого я осудил как блудника, был уже целомудрен у Бога, умилостивив Его чистосердечным обращением. Никогда не стыдись того, кто перед тобою злословит ближнего, но лучше скажи ему: «Перестань, брат, я ежедневно впадаю в лютейшие грехи – и как могу его осуждать?» Ты сделаешь, таким образом, два добра и одним пластырем исцелишь себя и ближнего. Это один из самых кратких путей к получению прощения грехов, то есть чтобы никого не осуждать. Ибо сказано: не судите, и не судят вам (Лк. 6, 37). Как огонь противен воде, так и кающемуся несродно судить. Если бы ты увидел кого-либо согрешающим даже при самом исходе души из тела, то и тогда не осуждай его; ибо суд Божий неизвестен людям. Некоторые явно впадали в великие согрешения, но большие добродетели совершали втайне; и те, которые любили осмеивать их, обманулись, гоняясь за дымом и не видя солнца. Послушайте меня, послушайте, злые судии чужих деяний: если истинно то, как, в самом деле, истинно, что каким судом судите, таким будете судимы (Мф. 7, 2), то, конечно, за какие грехи осудим ближнего, телесные или душевные, в те впадем сами; и иначе не бывает. Скорые и строгие судии прегрешений ближнего потому имеют недуг сей страсти, что не имеют совершенной и постоянной памяти и попечения о своих согрешениях. Ибо если человек в точности, без покрывала самолюбия, увидел бы свои злые дела, то ни о чем другом, относящемся к земной жизни, не стал бы уже заботиться, помышляя, что на оплакивание и самого себя не достанет ему времени, хотя бы он и сто лет прожил и хотя бы увидел истекающим из очей своих целый Иордан слез. Я наблюдал за плачем истинного покаяния – и не нашел в нем и следа злословия и осуждения. Человекоубийцы бесы побуждают нас или согрешить, или, когда не грешим, осуждать согрешающих, чтобы вторым осквернить первое. Знай, что и это признак памятозлобного и завистливого человека, если он легко, с удовольствием порицает учение, дела и добродетели ближнего, будучи одержим духом ненависти. Видал я таких людей, которые тайно и скрытно соделывали тяжкие согрешения, а между тем, считая себя лучшими других, безжалостно нападали на тех, которые увлекались в легкие, но явные проступки. Судить – значит бесстыдно похищать сан Божий; а осуждать – значит погублять свою душу. Как возношение и без другой страсти сильно погубить человека, так и осуждение, одно само по себе, может нас погубить совершенно; ибо и фарисей оный за сие осужден был. Как добрый виноградарь вкушает только зрелые ягоды, а кислые оставляет, так и благоразумный и рассудительный ум тщательно замечает добродетели, какие в ком-либо узрит; безумный же человек отыскивает пороки и недостатки. О нем-то сказано: испыташа беззаконие, исчезоша испытающии испытания (Пс. 63, 7). Преподобный Иоанн Лествичник

СВТ. ФЕОФАН ЗАТВОРНИК Мысли на каждый день года Коренная, исходная заповедь - люби. Малое слово, а выражает всеобъятное дело. Легко сказать люби, но не легко достигнуть в должную меру любви. Не совсем ясно и то, как этого достигнуть; потому-то Спаситель обставляет эту заповедь другими пояснительными правилами: люби, «как самого себя; и как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Тут указывается мера любви, можно сказать, безмерная; ибо есть ли мера любви к самому себе и есть ли добро, которого не пожелал бы себе кто от других? Между тем, однако, это предписание не неисполнимо. Все дело стоит за тем, чтобы войти в совершенное сочувствие с другими так, чтобы их чувства вполне переносить на себя, чувствовать так, как они чувствуют. Когда это будет, нечего и указывать, что в каком случае надо сделать для других: само сердце укажет. Ты только позаботься поддерживать сочувствие, а то тотчас подойдет эгоизм и возвратит тебя к себе и заключит в себя. Тогда и пальцем не пошевелишь для другого и смотреть на него не станешь, хоть умри он. Когда сказал Господь: люби ближнего, как самого себя, то хотел, чтобы вместо нас, стал в нас, т. е. в сердце нашем, ближний. Если же там по старому будет стоять наше «я», то не жди добра.

Ага, вырвут все цветы посаженные на могилке, а ты от обиды за кощунство такое будешь плакать. И вспоминать что Батюшка говорит в таких случаях "Это он милостыню подал, не расстраивайся деточка"

Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, но в Оптиной время идет по иному как- то. Не замечаешь его и всегда не хватает.

Сегодня была замечательная проповедь на поздней Литургии в дорогой Оптине. Обращаясь к Богородице со своими скорбями и бедами, только она всех услышит и утешит, благодаря огромной её любви к нам грешным. Не знаю куда бы завели психологи, но только Оптина помогает продолжать дальше жить. Низкий поклон всем братиям Оптиной Пустыни и храни Господь дорогую обитель.

«Гордость любят все, но гордецов не любит никто» 26 марта 2012 г. Источник: Издательский дом «Святая Гора» AgionOros.ru продолжает публиковать цикл бесед с современными афонскими старцами. Сегодня Вашему вниманию предлагается продолжение разговора с насельником монастыря Филофей отцом Лукой. Почему мы с такой легкостью впадаем в гордость и самолюбование, говорим всё время «я, я, я...»? Ведь когда-то нас не было и мы не знали, когда родимся на свет. Не ведаем и дня нашей кончины. Кто дал нам жизнь, бытие? Разве мы сами? Или может наши родители? Супруги, что, когда пожелают рожают детей? Сегодня на богослужении мы читали «Лествицу» святого Иоанна Синаита. Одна из главных мыслей этой книги касается добродетели – «Чем больше она скрыта от людей, тем более явна перед Богом».

Лариса, ну вы и философ (в хорошем смысле этого слова) Наверное потому что мы находимся в поиске, пытаемся понять,постичь, придти, дойти.

Как же мы не правы когда судим человека по его внешнему поведению! Мы ведь не знаем глубин его сердца! Много мудрости содержится в народных пословицах и поговорках: “Не суди, не рань другого своим мирским познанием, не знаешь, что он от Господа получит: признание или наказанье”. Скольких мы осуждаем и обсуждаем, на основание того что нам кажется или видится. Но знаем ли мы то, что от нас сокрыто? И поэтому, чтобы уберечь нас от падения в эту пропасть, Господь сказал нам: “Не судите, да не судимы будете”. Осуждая, человек показывает своё недоброе расположение. Отрывок из «Гордость любят все, но гордецов не любит никто»

Наташа, мне эта притча тоже очень нравится.

– Ну ты, братец, совсем обнаглел! – голос монастырского келаря отца Валериана, высокого, крупного инока с окладистой чёрной бородой, дрожал от обиды и негодования. Обычно добродушный, отец Валериан гневался. Он отказывался выдавать дежурному трапезнику отцу Павлу две упаковки пельменей с мясом вместо одной и сердито смотрел на Витальку: – Мало того что в монастыре мясо лопаешь, так теперь ты его ещё в двойном размере лопать желаешь?! Невысокий, худенький отец Павел только пожимал плечами, а от вечно дурашливого Витальки и подавно внятного и разумного ответа не дождёшься. Он только кривил в улыбке рот да показывал на лишнюю пачку этих самых пельменей: дескать, не наедается он, Виталька, нужна добавка! На кухне были ещё два брата, но они по-монашескому обычаю в чужие дела не совались, молча и споро домывали посуду после братской трапезы. На кухне было тепло и уютно, горел огонёк в лампадке перед иконами, в окнах, покрытых морозными узорами, уже таял короткий зимний день. Сквозь узорчатое стекло было видно, как загораются окна в храме, – это дежурные иноки готовились к вечерней службе. Братия потрапезничала, и теперь пришла очередь Витальки. С тех пор как Виталька начал есть мясо, по благословению духовника обители он питался отдельно. – Искушение какое! Зачем только батюшка тебе в монастыре жить разрешает?! Ты же искушаешь братию! Проглот ты этакий! Безобразник! Келарь сердито шмякнул о стол замороженными пельменями и в сердцах хлопнул дверью. А тихий отец Павел смиренно раскрыл упаковки и высыпал содержимое в Виталькину кастрюлю, вода в которой уже кипела на огромной монастырской плите. Виталька скорчил довольную рожу и пошёл в трапезную слушать музыку. Раньше он валаамские песнопения слушал в ожидании обеда, а сейчас какую-то уж совсем дикую музыку стал включать, проказник, никак не подходящую для святой обители. Виталька жил в монастыре уже давно. Духовник обители, игумен Савватий, забрал его с прихода, где тот обретался в сторожке и помогал сторожам. Когда-то маленького Витальку подбросили в церковь. Подобрал его старенький вдовец, протоиерей отец Николай, и стал растить его как сына. Ребёнок оказался глухонемым. Батюшка возил малыша по врачам, и оказалось, что никакой он не глухонемой, а почти совсем глухой. Трудно научиться говорить, когда ничего не слышишь. Отец Николай купил ему слуховой аппарат. И малыш даже научился говорить, правда очень невнятно, косноязычно. Только умер батюшка, и больше никому на всём белом свете Виталька стал не нужен. Как-то отец Савватий привёз паренька в монастырь. Тут Виталик и остался, поселившись под храмом. Сначала много молился, не уходил, можно сказать, из церкви. Пример, можно сказать, братии подавал. К нему привыкли, стали хорошо относиться. Иногда, правда, подсмеивались, но беззлобно: смешной, нелепо одетый, простодушный, Виталька вечно попадал впросак. Да ещё и слышал плохо. Когда говорил, так из десяти слов, пожалуй, два только и можно было понять, и то если сильно постараться. Первые годы в монастыре Виталька ел мало: кусок хлеба сжуёт и гладит себя по животу довольно – наелся, дескать, до отвала. Топил печь в храме перед службой. Особенно любил, когда братия крестный ход вокруг монастыря совершала: провожал их и, встречая, прямо-таки благословлял, ровно он в сане духовном пребывает. Братия не возмущалась, да и кто бы стал возмущаться, взглянув на лицо блаженного, сияющее от счастья? Улыбались ласково Витальке. Порой то один брат, то другой, а то и паломник делились, будто сказал им Виталька что-то, иной раз уж совсем несуразное, а оно возьми да и случись. Кто говорил: «Блаженному Господь открывает, потому как блажени чистые сердцем...» Другие смеялись только, ведь невразумительную речь Витальки можно было толковать как угодно: что хочешь, то и услышишь... Так к общему выводу братия по поводу Витальки и не приходила. А потом стало понятно, что никакой он не блаженный, а так, придурковатый... Потому как молиться перестал, на службу просыпать начал, на крестном ходе то задом к братии повернётся, то рожу какую-нибудь противную скорчит. Перестал наедаться простой пищей монастырской, а стал себе требовать то пельменей, то котлет. В общем, не Виталька, а сплошное искушение... И вот наступил день, когда общее терпение лопнуло. Об этом как раз и разговаривали возмущённо иноки между собой после службы. По окончании трапезы обычно игумен Савватий поднимал какие-то рабочие вопросы, касающиеся общемонастырских дел на следующий день, вот старшая братия и решила поставить перед духовником вопрос ребром: о дальнейшем пребывании безобразника в обители. С колокольчиком в руках пробежал по заснеженному монастырю послушник Дионисий, и стали открываться двери келий, выпуская с тёплым паром на мороз иноков. Во время трапезы Дионисий читал Авву Дорофея, и братия чинно, в полном молчании хлебала ароматную грибную похлёбку, накладывала в освободившиеся тарелки картошку с квашеной ядрёной капусткой, споро допивала компот, – по звонку колокольчика трапеза заканчивалась и все вставали, читая благодарственные молитвы. Потом все снова присели и игумен Савватий сделал несколько распоряжений, касающихся дополнительного общего послушания: по случаю сильного снегопада нужно было чистить территорию обители. Когда он закончил, отец Валериан благословился на несколько слов. Коротко, но по существу описал безобразия, чинимые в обители Виталькой, а братия на протяжении его короткой речи согласно кивала головами: «Да, совсем распустился Виталька – искушает иноков, да и только...» Игумен Савватий слушал молча, опустив голову. Выслушав, подумал и печально сказал: – Что ж, раз искушает, надо принимать решение... А вот мы сейчас у отца Захарии спросим, что он по этому поводу думает. Братия затаила дыхание. Седой схиигумен Захария был человеком в обители уважаемым. Старенький, аж 1923 года рождения, он всю жизнь посвятил Богу: служил дьяконом, иереем, потом протоиереем. Помнил годы гонений на Церковь, времена, когда в спину ему и его молоденькой матушке кидали камни и грязь. А детишек его в школе дразнили и преследовали за отказ быть пионерами и комсомольцами, даже избивали, как сыновей врага народа. Был арестован в 1950-м и осуждён за «антисоветскую агитацию» на семь лет строгого режима. После его ареста матушка осталась одна с детьми, мыкалась, бедная, пытаясь прокормить малышей, и надорвалась, заболела туберкулёзом. Вернувшийся из лагеря батюшка застал жену угасающей как свеча. После её смерти он в одиночку вырастил троих своих сыновей и дочь. Сыновья пошли по стопам отца и уже много лет служили на приходах, имея сами взрослых детей и внуков, а дочь выбрала монашескую стезю и подвизалась в женской обители. Стареющий протоиерей принял монашеский постриг и тоже поселился в монастыре. Лет десять он был братским духовником, но ослабел, принял схиму и теперь только молился. Продолжал ходить на все службы и даже в трапезную, выходя заранее, чтобы тихонько добрести и не опоздать. Ел только то, что подавалось на трапезе, и очень мало. Несколько раз во время болезни старца братия пыталась накормить его на особинку, повкуснее, но он признавал только простую пищу: суп да кашу. А из лекарств – Святое Причастие. Иноки поражались: разболеется старец, все уже переживают, поднимется ли от одра болезни на этот раз, – а он добредёт до храма, чуть живой доковыляет к Причастию, смотришь – ожил отец Захария, опять идёт себе тихонько в трапезную, жмурится на солнышко, иноков благословляет. В келье у него были лишь топчан, стол да иконы. И ещё всюду духовные книги. Кому случалось заглянуть в келью старца, удивлялись: где же он спит? На топчане, заваленном книгами, спать можно было только сидя. Один послушник как-то рискнул полюбопытствовать, но лучше бы не спрашивал, так как старец брови нахмурил, принял вид разгневанного, – послушник и ответа, бедный, ждать не стал, убежал. Братия очень почитала старого схимника и опытным путём знала силу его благословения и пастырских молитв. Отец Захария мог и приструнить, и прикрикнуть на виноватого, но зато, когда он, благословляя, клал свою большую тёплую ладонь на твою голову, казалось, что вот она, награда, другой и не нужно, – так тепло становилось на душе, такой мир и покой воцарялись в сердце. Большей частью отец Захария молчал и был углублён в молитву. Игумен Савватий обращался к нему только в самых важных случаях, и сейчас иноки были поражены: уж такое простое дело, как безобразия глупого Витальки, можно было, наверное, решить, не нарушая молитвы схимника... Отец Захария кротко посмотрел на вопрошающего, помолчал, а потом, вздохнув, смиренно ответил: – Что ж... Давно хотел я, братия, покаяться перед вами. Знаете такую поговорку: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива»? Так это про меня... А Виталька – он, стало быть, зеркало. Бумажка лакмусовая. Только такая... духовная бумажка. Вот как я лишний кусок съем, гляжу – и Виталька добавки просит... Братия недоумённо переглянулась. Уж кто-кто, а отец Захария не только лишнего куска отродясь не едал, но был строгим аскетом. А схимник продолжал дальше: – Да... Надысь мне устриц захотелось, а то ещё этих, как их, крикеток. Чего вы там шепчете? Ну да, креветок. Я друзьям их заказал, они мне привезли целую сумку, во какую здоровенную, да ещё кальмара копчёного – кило пять, не меньше... А что? Гады морские – они пища постная, греха-то нет. Я уж их ел-ел, пять кило черепнокожих энтих: и до службы, и после службы, и после вечерней молитвы... В келье закроюсь и лопаю от пуза – а они всё не кончаются. Вот как я последнего гада морского доел, гляжу – а Виталька пельменей просит... Братия уже поняла, что дело неладно. Переглядываются. Только келарь отец Валериан голову опустил, красный весь стал, аж уши пунцовеют. Смекнули иноки, стараются и не смотреть на отца Валериана, чтоб не смущать, значит, а схимник дальше продолжает: – А то ещё музыку я люблю! А что? Музыка – это дело хорошее. Вот был у меня старый сотовый телефон, так я друга мирского попросил – он мне новый телефон подарил, навороченный. Классный такой! – наушники вставишь в уши и ходишь себе по обители, а у тебя рок наяривает. А что? Рок-музыка, она, того, очень вдохновляет! Да-а... Смотрю, и Виталька вместо песнопений валаамских тоже чего-то другое слушать стал. А что? Тоже вдохновляется... Сразу двое иноков залились краской. А отец Захария всё продолжает: – Ещё спать я люблю очень. Монах – он ведь тоже человек, отдыхать должен. Чтобы, значит, с новыми силами молиться и трудиться. И вообще, подумаешь – раз-другой на службу проспал! Вечером правило келейное не выполнил, а свечу загасил да и захрапел сразу. И что? У меня, может, после этого покаяние появилось. Вот не появлялось и не появлялось, а как начал дрыхнуть без просыпу, так и появилось... Значит, польза духовная. И Виталька у себя в каморке спит-храпит – чтоб мне, значит, не обидно одному спать было. Братия сидела с низко опущенными головами, а старец не унимался: – Я вот ещё хочу признаться: раньше на крестный ход вокруг монастыря с радостью шёл, молился о родной обители, а щас – так мне это дело надоело, бегом бегу, чтоб энтот ход быстрее закончить да в келью назад: поспать, али музыку-рок послушать – вдохновиться, али крикетов откушать. Да ещё Виталька-негодник стоит кочевряжится: то задом повернётся, то рожу скорчит... Что ж, братия, по-прежнему ли вы желаете разбить зеркало? Мёртвая тишина стояла в трапезной. Только за окном свистела метель да трещали дрова в большой печи. Отец Захария молчал. Молчала и братия. Печально опустил голову отец Савватий. Старец вздохнул и сказал уже серьёзно: – Монашеский постриг, братия, он – как первая любовь. Вспомните! Помните, как молились со слезами? Как в храм бежали и надышаться, наслушаться молитвой не могли? Как постриг принимали и обеты давали? Как сердце трепетало и слёзы лились? Благодать Божия обильно изливалась, и хотелось подвизаться и ревновать о дарах? В тишине кто-то всхлипнул. Иноки внимали старцу с трепетом, потому что слова его были как слова власть имеющего: – Не теряйте ревности, братия! Не остывайте, не становитесь теплохладными! Не угашайте Духа Святаго! Старец замолчал. Вздохнул тяжело и закончил: – Простите меня, грешного, отцы и братия... Устал я. Храни вас Господь. Медленно, в полном молчании выходили иноки из трапезной. Отец Савватий провожал их внимательным взглядом. Ночью вышел из кельи, обошёл монастырь с молитвой. Снег скрипел под ногами, над обителью светила круглая жёлтая луна, и небо было усыпано звёздами. Внимательно оглядел домики иноков: несмотря на поздний час, почти все окна светились тихим жёлтым светом свечей – цветом монашеской молитвы. Отец Савватий улыбнулся. Через пару дней келарь отец Валериан подошёл на улице к Витальке и, смущаясь, пробасил: – Прости меня, брат Виталий, что оговорил тебя за пельмени... Кто я такой, чтобы тебя судить... Ты хоть обеты не давал, а я... Ты уж кушай на здоровье что хочешь. Ты ведь и болен ко всему. А я... решил вот попридержать аппетит, да не знаю, как получится. Помяни на молитве грешного Валериана, ладно? Отец Валериан махнул рукой и, горестно вздохнув, ушёл, топая своими большими сапогами. А после обеда, выдавая на кухне дежурному трапезнику пельмени для Витальки, щедрой рукой вывалил на стол сразу две упаковки. Но трапезник удивил его: Витальке, оказывается, надоели пельмени, отказывается он от них. Сидит уже в трапезной и суп за братией доедает. Отец Валериан заглянул в щёлку трапезной, перекрестился радостно – и спрятал пельмени подальше, вглубь большой морозильной камеры. Ольга Рожнёва

Икона Божией Матери Лиддская Празднование 12/25 марта Тайна христианства начинается с вопроса о его начале. Он (Бог) столько познается нами, сколько может кто увидеть безбрежного моря, стоя на краю его ночью с сжатой в руках зажженною свечою. С. И. Фудель Наш рассказ — об иконе, созданной не человеческими руками. По преданию, когда по вознесении Господнем апостолы Петр и Иоанн проповедовали в окрестностях Иерусалима, то посетили и городок Лидду, где основали общину с храмом во имя Пречистой. А когда вернулись в Иерусалим, то попросили Богородицу посетить Лидду, осмотреть посвященный Ее имени храм и благословить его. Матерь Божия ответствовала любимым ученикам Христовым: «Идите с радостью. Я буду там с вами». И молящиеся в лиддской церкви в тот же миг узрели на одном из его столпов неведомо как появившееся изображение Пречистой с Младенцем на Своей левой руке, принадлежащее к типу «Одигитрии». Отличительная особенность этой иконы — в том, что десницы Спасителя и Пречистой соприкасаются, причем Она словно прикрывает кистью Своей руки руку Сына. Прошло триста лет, и отпавший от христианства римский император Юлиан, так и вошедший в историю под именем Юлиан Отступник, начал гонения на «суеверия» и среди прочего послал в Лидду каменотесов, дабы те уничтожили сей чтимый образ. Но какими бы орудиями ни пытались стереть чудесное изображение, оно лишь глубже врезывалось внутрь столпа. Весть о чуде быстро разошлась по всему христианскому миру, и в Лидду начали стекаться паломники для поклонения нерукотворному образу Богородицы. Минуло еще четыре столетия, и в VIII веке Констатинопольский патриарх Герман, поклонявшийся палестинским святыням, сделал список с нерукотворного образа Богоматери, привез его в Царьград и еженощно молился перед ним. Именно за свое благоговейное почитание православных икон он вскоре был изгнан с патриаршей кафедры еретиками-иконоборцами во главе с императором Львом Исаврянином. Предчувствуя свою скорую кончину, владыка Герман доверил список с чудотворной морским волнам, воскликнув в слезах: «Гряди, Владычице, и спасайся ныне не от Ирода в Египет, но от звероименитого врага (то есть Льва) в Рим к благочестивым, дабы там укрыться с Предвечным Младенцем от мерзостных рук иконоборческих; прейди сие море великое и пространное плаванием безбедным». Заметим, что подобным же образом поступали с обветшавшими иконами и наши предки: вплоть до начала XX столетия такие образы нередко опускали в воды рек на волю Божию. Наши пращуры считали, что «человек предполагает, а Бог располагает» и Сам определит дальнейшую судьбу образа. Именно так и произошло в далеком восьмом столетии: уже на следующий день море вынесло образ к побережью Италии. Благочестивый папа Григорий II был немедленно извещен о чудесной находке, прибыл на берег моря к устью реки Тибр вместе со своим духовенством, и тогда икона невидимою силою всплыла на воздух и опустилась в простертые руки папы. Римский епископ поместил обретенный образ в алтарь собора Святого Петра, а спустя некоторое время получил письменное известие от патриарха Германа, откуда узнал, какую именно святыню приняли итальянские берега. Чудесные исцеления привлекли к ней множество паломников. Спустя еще столетие с лишним иконоборческая ересь во Втором Риме была окончательно побеждена (в память чего мы доселе отмечаем особый праздник Торжества Православия). Тем временем молившиеся в соборе Святого Петра стали замечать странные колебания чудотворной иконы. Однажды на виду у всех она поднялась со своего места, проплыла над головами верующих и опустилась в воды Тибра. Течение понесло образ обратно в сторону моря, и тогда народ римский во главе с папой Сергием в слезах возопил: «Увы нам, Госпоже и Царице! Куда отходишь Ты от нас! Не потому ли Ты удаляешься из Рима, что и нам грозит иконоборческая ересь, по причине которой покинула Ты Константинополь? О Всемогущая, доколе не укротишь Ты еретической бури, возмущающей Церковь Христову?» Тем временем икону вынесло в море, и вскоре ее увидели на волнах прямо у константинопольской пристани. Византийская царица Феодора решила, что это один из тех образов, которые иконоборцы топили в Босфоре, привязывая к ним тяжелые камни. Но когда до Рима дошло послание императора Михаила и патриарха Мефодия, извещавших собратьев на Западе о состоявшемся во Втором Риме Поместном Соборе, восстановившем иконопочитание, все поняли, что обретенный образ и есть та самая икона, которая чудесным образом покинула Рим. Тогда патриарх в сопровождении константинопольского духовенства, в присутствии императора со свитой сановников торжественно водрузил образ в храм Богородицы на площади Халкопратия. Именно тогда он получил наименование Римского с установлением ему особого празднования 26 июня. Главное же празднование нерукотворной Лиддской иконе (на столпе) совершается 12 марта по старому стилю. Кондак О Всепетая Мати, рождшая всех святых Святейшее Слово! Нынешнее приемши приношение, от всякия избави напасти всех и будущия изми муки о Тебе вопиющих: Аллилуиа. Надежда Дмитриева Из книги "О Тебе радуется!"

Вот эта ревность к монахам или священнослужителям всегда меня и пугает, почему то человек по своей натуре собственника начинает относится к батюшкам с такой ревностью то го и гляди побьют .

Ольга, вопрос был к вам и спасибо что ответили. Св. Григорий Богослов называл монахов «вторыми светами» после ангелов. Душа, подобно зеркалу, отражает то, что созерцает. Если сердце обращено к Богу в молитве, то в нем отражается божественный свет. Для меня они люди посвятившие себя Господу и отрешившиеся от светского общества и молитвенники о нас грешных.