Перейти к публикации

ин. Василисса

Пользователи
 Просмотреть профиль  Активность

  • Публикации

    770

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Дней в лидерах

    37

Записи блога, опубликованные пользователем ин. Василисса

  2. ин. Василисса
    Совершение всенощной по всем требованиям Типикона — с пением например, целаго 103 псалма (с припевом к каждому стиху), всех 8 псалмов 1 кафизмы, протяжным пением двух больших полиелейных псалмов или громаднаго 118 псалма, особенно же с пением 120 ирмосов и тропарей канона, не говорим уже о множестве стихир, седальнов, тропарей и т.п. — совершение всенощной с такой массой пения, да еще с 7 чтениями, может показаться решительно не осуществимым. А применение многогласия в русской церкви XVI—XVII в., т. е. в эпоху, когда всенощная закончила свое развитие, по видимому и исторически подтверждает такое мнение. И вот как бы для фактическаго опровержения такого пагубнаго для Типикона мнения недавно в Киевской Духовной Академии был сделан опыт такой всенощной, вероятно первый и единственный в России после XVII в. (известно, что ни в одном русском монастыре ныне не поется в цельном виде канон, а тропари его читаются, также как не поются нигде вся 1 кафизма, полиелей или непорочны).
    Мысль о такой всенощной зародилась еще два года тому назад одновременно у двух профессоров Академии — проф. литургики свящ. В.Д. Прилуцкаго и автора настоящей книги. Обсудив вопрос, они решили, что осуществление этого намерения потребует расхода minimum в 300 руб. на два хора (которые по идее антифоннаго пения, на коем построено всё наше богослужение, должны быть совершенно одинаковаго достоинства) и не менее двух месяцев напряженной подготовки (спевок). Когда упомянутые профессора поделились этими мечтами с своим единомышленником по литургической области еп. Аккерманским Гавриилом (Чепуром), он упрекнул их в наивности и сказал, что это будет стоить 3000 руб. и 2 лет подготовки. Носившаяся т. о. в воздухе мысль об идеальной всенощной запала в душу двух благоговейных студентов IV курса: священника З.Т. Саплина и И.А. Лаговскаго. Они решили сделать из этой всенощной нечто обетное и нашли среди студентов-певцов около 20 лиц, выразивших готовность, с немалым риском для горла, петь хотя бы то всю ночь, с 6 ч. вечера до утра.
    Трудно передать словами, что чувствовали слушатели этой службы, названной кем-то «исторической всенощной», и особенно ближайшие участники ея. Насколько необычно всё было в ней, показывает следующее обстоятельство. Два руководителя службы, могущие проговорить наизусть всю 2-ю главу Типикона, так сказать по очереди за всенощной теряли голову и должны были проверять друг другом себя — это ли следует далее. Большинство исполнителей службы решило на следующий день, что они в течение всенощной были как пьяные. Ни о какой усталости не могло быть и речи. Один певец заявил, что он мог бы, не сходя с клироса, спеть еще такую всенощную. Один студент, любитель поспать, несколько раз уходил из церкви, раздевался, укладывался в постель, но, не будучи в состоянии заснуть от мысли, что в нескольких шагах идет такой оригинальный, неслыханный концерт, возвращался в церковь. Одна курсистка до всенощной выучила все псалмы, стихиры, каноны и библейские песни, имевшия петься. Те знакомые руководителей, коим не было послано уведомления о предстоящей всенощной, едва не рассорились из-за этого с ними и взяли слово, что при повторении чего-либо подобнаго, их известят. А повторение возможно...
    При повторении предполагается всё петь большим знаменным распевом, что удлинит всенощную часа на 3—4. 
     
    М. Скабалланович "Толковый Типикон"
  4. ин. Василисса
    Дедушка Николай приехал к нам этой осенью на пару дней из Украины и оставил о себе неизгладимое впечатление у всех. Через несколько дней уехал, а перед вечерней службой в этот же день неожиданно снова появился в монастыре. Когда я у него спросила, почему они не уехали. Он ответил: "Образумився" ))
    "С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши". (Пс. 17:26)
     
    P.S. Псалтирь знает наизусть.
     

  5. ин. Василисса
    Сильно!
     
    Я знаю, что многие у нас приступят к этой Священной Трапезе по случаю Праздника. Итак должно, как я часто и прежде говорил, не Праздники наблюдать, чтобы приобщаться, а очищать совесть, и тогда касаться Священной Жертвы. Преступный и нечистый не имеет права и в праздник причащаться этой Святой и Страшной Плоти; а чистый и омывший свои погрешения искренним покаянием в праве и в праздник и во всякое время причащаться Божественных Тайн и достоин наслаждаться Божественными Дарами. Но поскольку, не знаю почему, некоторые не обращают на это внимание, и многие, исполненные бесчисленных грехов, видя наступивший праздник, как будто побуждаясь самим этим днем, приступают к Святым Тайнам, на которые и смотреть не должно находящимся в таком состоянии, то тех, которые известны нам, мы сами непременно удалим, а неизвестных нам, предоставим Богу, знающему тайны помышлений каждого.
     
    В чем же состоит этот грех? В том, что приступают не с трепетом, но с давкою, ударяя других, пылая гневом, крича, злословя, толкая ближних, полные смятения. Об этом я часто говорил и не перестану говорить. Не видите ли, какое бывает благочиние на олимпийских играх, когда распорядитель проходит по площади, держа в руке жезл, а глашатай объявляет, чтобы было тихо и благоприлично? Не нелепо ли, что там, где торжествует дьявол, бывает такое спокойствие, а там, где призывает к Себе Христос, бывает великий шум? На площади безмолвие, а в церкви крик? На море тишина, а в пристани волнение? К чему ты, скажи мне, беспокоишься, человек? Что гонит тебя? Необходимые дела, конечно, призывают тебя? В этот час ты особенно сознаешь, что у тебя есть дела, особенно помнишь, что ты находишься на земле, и думаешь, что обращаешься с людьми? Но не каменной ли душе свойственно думать, что в такое время ты стоишь на земле, а не ликуешь с ангелами, с которыми ты воссылаешь таинственное песнопение, с которыми ты возносишь победную песнь Богу?
     
    !!! Хотите ли, я скажу, чье дело делают те, которые уходят прежде окончания и не совершив благодарственных песнопений по окончании трапезы? Может быть, покажется жестоким то, что будет сказано, однако необходимо сказать по причине нерадения многих. Иуда, приобщившись последней вечери в ту последнюю ночь, поспешно вышел, тогда как все прочие еще возлежали. Вот кому подражают и те, которые спешат прежде последнего благодарения! Если бы он не вышел, то не сделался бы предателем; если бы не оставил соучеников, то не погиб бы; если бы не отторгнул себя от стада, то волк не захватил бы его одного и не пожрал бы; если бы не отделил себя от пастыря, то не сделался бы добычею зверя. Посему он был с иудеями, а те с Господом вышли, воспевая. Видишь ли, по какому образцу совершается последняя молитва после жертвоприношения? Будем же, возлюбленные, представлять себе это, будем помышлять об этом, страшась предстоящего за то осуждения.
     

    Творения свт. Иоанна Златоуста



    Том II


  6. ин. Василисса
    Самая любимая моя и самая дорогая книга была святое Евангелие; в его словах я чувствовала не только сладость и утешение души, но и какую-то потребность ежеминутного неразлучного с ним пребывания, а так как это было неудобно и невозможно, то я принялась изучать его наизусть.
     
    Благодаря моей памяти, это мне было вовсе не трудно, и я скоро заучила на память славянским текстом слово в слово все евангельские события и учения у тех Евангелистов, где они излагались подробнее. Когда наступил наш последний выпускной экзамен по Закону Божию, то сама начальница института баронесса Фредерике представила меня прибывшему для экзамена тогдашнему ректору Духовной Академии, впоследствии митрополиту Московскому и Киевскому, Преосвященному Иоанникию, объявив ему, что я знаю все Евангелие наизусть. Владыку, кажется, заинтересовало это, и он предложил мне прочесть ему наизусть из Евангелия святого Иоанна Богослова главы четырнадцатую, пятнадцатую и далее, прощальную беседу Спасителя с учениками. Я стала читать на память, начав с места: «Ведый Иисус, яко вся предаде Ему Отец в руце, и яко от Бога изъиде и к Богу грядет…» (Ин. 13:3). Владыка, а с ним и все прочие присутствовавшие на экзамене слушали с большим вниманием, и никто не перебил меня ни одним вопросом. Когда я закончила, остановившись на последних словах четырнадцатой главы «восстаните, идем отсюду», Владыка Иоанникий спросил меня: «Скажите, что за причина, побудившая вас изучать Евангелие наизусть? Это для институтки — явление необычайное.» Я отвечала ему по чистой совести всю правду, ибо иного не сумела сказать: «Каждое слово Евангелия так приятно и отрадно для души, что мне хотелось его всегда иметь при себе, а так как с книгой не всегда удобно быть, то я вздумала заучить все, тогда всегда оно будет при мне в моей памяти.» Все присутствовавшие переглянулись между собой, но никто мне не возразил ничего, а Владыка продолжал: «Не можете ли вы сказать, что предложил Спаситель юноше, искавшему получить жизнь вечную?» Я ответила кратко. Он предложил мне рассказать словами Евангелия всю эту историю, что я и исполнила, начав со слов Евангелиста Матфея «се един некий рече Ему» из девятнадцатой главы, и далее до стиха двадцать седьмого (Мф. 19:16—27). Когда я окончила, Владыка вдруг сказал, как бы сбивая меня: «Вот вы говорите, что для достижения совершенства Господь предложил не иное что, как «раздать имение нищим»; хорошо, я раздал нищим, вы раздадите нищим, вот они сделают так же, — что же выйдет? Нищие нашими имениями обогатятся, а мы обнищаем; какое же тут совершенство?» Я объяснила, насколько умела, что эта заповедь не обязательна для всех, а только для предпринимающих совершенный, т.е. отличный от мирского, образ жизни, — нищета ради Христа и т.д… Владыка остался доволен ответами и уже более не спрашивал.
     
    По окончании молитвы он подозвал меня к себе, благословив меня, он положил мне на голову свою правую руку и, держа ее, произнес: «Бог не оставит Своего дела! — Ихже избра, тех и оправдает и направит на путь спасения вечного.» Затем он милостиво расспрашивал меня о том, есть ли у меня родители, какой образ жизни думаю я предпринять, и с отеческой любовью простился со мной. На следующий день он прислал мне чрез нашего священника книгу с его надписью, — эта книга по сие время у меня сохраняется.
     

    Записки игумении Таисии


  7. ин. Василисса
    Мне открылось, что реальность — это не только нечто, что стало вдруг внеположно мне и чему стал внеположен я, но еще и нечто, что стареет, дряхлеет и деградирует у меня на глазах. Подобная мысль пришла мне в голову как-то раз в
    скиту Саввино-Сторожевского монастыря, куда мы часто ходили гулять с родителями, а потом и самостоятельными мальчишескими компаниями. Скит находился у подножия крутого склона, спускавшегося к долине Сторожи и
    поросшего вековыми соснами и елями. С трех сторон скит окружал густой лес, полный малины и земляники, а одна его сторона выходила на луга, по которым протекала Сторожа и за которыми плавно вздымались лесистые холмы. Сам скит
    состоял из полуразрушенной церкви преподобного Саввы Сторожевского и таких же полуразрушенных келейного и хозяйственного корпусов. Окна были частично выбиты, частично заколочены, стены выщерблены, купола и кресты сбиты, все поросло лопухами и крапивой, небольшие деревца росли прямо из кирпичных стен зданий. Если келейные корпуса монастыря использовались как помещения санатория и там всегда бывало более или менее людно, то скитские здания никак не использовались и там, во всяком случае при нас, никогда никого не было. Это сообщало скиту атмосферу какой-то таинственности, усугублявшейся для нас тем, что со слов взрослых мы знали о находящейся где-то здесь пещере, в которой жил и молился преподобный Савва. В поисках этой пещеры мы — дети — лазили по всему
    скиту и, конечно же, ничего не находили. Как-то, когда в очередной раз я забрался через окно в церковь и бродил там среди груд строительного мусора и щебня, через то же окно за мной вдруг влетел павлиний глаз, и это произвело на меня в тот момент какое-то оглушающее впечатление. Я почувствовал, что в том, что такое роскошное существо залетело в такое обезображенное пространство, кроется некая фундаментальная ошибка, какая-то фундаментальная неправильность. Павлиний глаз не ошибался, когда влетал в церковное окошко, — он просто не мог и не должен был знать, что время коренным образом меняет природу пространства. Он не мог знать, что пространство, некогда наполненное ароматом ладана, теплым мерцанием свечей и лампад, пронизанное таинственным молитвенным шепотом, велением времени превратилось в темное сумрачное пространство, заполненное беспорядочными кучами мусора и пахнущее сыростью, мочой и калом. Природный инстинкт влек его к святому месту, но этот природный инстинкт не мог подсказать ему, что в мире произошли фундаментальные изменения и что время превратило святое место в место мерзости запустения. Глядя, как павлиний глаз порхает над кучами мусора, я вдруг почувствовал, что мало чем отличаюсь от него, ибо я, как и он, оказался в этом обезображенном пространстве, я, как и он, надеялся найти здесь что-то, и я, как и он, толком не знал, что и зачем я собираюсь здесь отыскать.
     
    Детская история, произошедшая со мной под сенью полуразрушенной скитской церкви, получила продолжение через сорок лет, когда в конце 1990-х годов я, движимый ностальгическими чувствами, несколько раз наезжал в Звенигород, где подолгу бродил по местам своего детства и отрочества. Саввино-Сторожевский монастырь к тому времени уже был возвращен церкви. Там вновь стали хозяйничать монахи, в храме Рождества Богородицы возобновились службы, но самое главное — туда вернулись чудом сохранившееся и чудом вновь обретенные мощи преподобного Саввы. Помню, как в первый свой приезд в монастырь я, отстояв акафист у раки преподобного, сразу направился в скит, и то, что я там увидел, поразило мое воображение, наверное, в неменьшей степени, чем павлиний глаз, увиденный здесь же мной в детстве. Скит был тщательно отреставрирован и напоминал елочную игрушку. Он весь сверкал позолотой, ярко-красными и белыми красками. В храме преподобного Саввы не было никого, но везде горели лампады, пахло ладаном, перед иконами можно было ставить свечи. Однако меня поразило не то, что я увидел в ските, но то, что я увидел вокруг него. А вокруг скита все было как-то фантастически загажено. Весь луг перед скитом на сотню метров был перерыт, перепахан и изрезан какими-то колеями и ямами. От густой высокой травы не осталось и следа, а вместо нее из грязной глинистой почвы торчали куски ржавой арматуры и обломки погнутых рельсов. Везде были разбросаны колотые кирпичи, а чуть подальше валялась огромная пустая катушка из-под кабеля. Лес, окружавший некогда скит с трех сторон, был вытоптан, часть деревьев зачем-то спилена, а от малинников и земляничных полян не осталось и следа. В таком ландшафте вряд ли можно было рассчитывать на встречу с павлиньим глазом, и, стало быть, «диспут старца с мотыльком о вере» в таких условиях вряд ли мог состояться.
     
    В житии преподобного Саввы Сторожевского говорится о том, что когда преподобный пришел на Сторожу, то «якоже небесный рай, благовонными насажден цветы, сие место обрет и зело возлюби». Это значит, что во времена преподобного Саввы любовь к Богу не противоречила любви к природе, и глубокая воцерковленность не противоречила глубокой вкорененности в жизнь природы. Я же живу, скорее всего, в таком мире, в которой воцерковленность несовместима с вкорененностью в жизнь природы, а вкорененность в жизнь природы несовместима с воцерковленностью. В детстве я был свидетелем того, как жизнь природы, олицетворенная буйной растительностью, поглощала разрушающийся скит. В зрелые годы я стал свидетелем того, как восстановление скита уничтожило жизнь
    окружающей природы. Не означает ли это, что современная причастность природе не может быть воцерковленной, а современная церковность лишена природного корня? Но если это так, то, скорее всего, это не столько моя личная проблема, сколько проблема мира, в котором я живу. Если раньше природа и церковь составляли единую нерасторжимую реальность, то теперь эта реальность распалась на две несоприкасающиеся друг с другом части, причем пребывание в одной части начало предполагать обязательное отсутствие в другой. Этот распад нерасторжимого
    единства реальности на части есть следствие дряхления и деградации мира. Подобно тому, как в жизни каждого человека можно выделить последовательные фазы выпадения из реальности, и этими фазами являются детство, отрочество и юность, так и в жизни мира можно выявить последовательные фазы дряхления и деградации.
     
    Я застал мир в той фазе его деградации, когда природа и церковь отпали друг от друга и начали хиреть и истончаться каждая по отдельности. И хотя, по видимости, я могу писать о самых разных вещах — о древнерусской богослужебно-певческой системе, о конце времени композиторов или о зоне opus posth, на самом деле, что бы я ни писал, я пишу об одном и том же. Я пишу о том мире, в котором мне довелось жить. Я пишу и свидетельствую о мире, в котором «диспут старца с мотыльком о вере» стал принципиально невозможен.
     

    Владимир Мартынов



    "Автоархеология (1952-1972 гг.)"


  8. ин. Василисса
    Первый и единственный выпуск передачи «В мире живых православных»
     
    Сегодня мы расскажем вам о таком подвиде православных как послушник обыкновенный. Послушник Обыкновенный (лат.- ryasoforus normalis) – сокращ. ПО.
    ПО довольно редкий и ценный вид православных. В нашей стране представители ПО обитают в основном в центрально-европейской части. Это обусловленно историческим фактом - строительством монастырей на территории Древней Руси. Как вы уже поняли, чаще всего ПО обитает в монастырях. ВНИМАНИЕ! Если вы встретили ПО, пожалуйста, не пытайтесь его приручить. Этим вы подвергаете опасности его и свою жизни. Отведите его в ближайший монастырь. Там знают , как о нем позаботиться.
    Я расскажу вам о ПО на примере конкретного представителя, который знаком мне как я самой себе.
    Обычно ПО поселяются в монастыре после получения образования. Диплом специалиста прибавляет баллы к гордыньке ПО, однако в монастыре довольно быстро выясняется, что свой диплом (если он не врач, не ветеринар или на худой конец не бухгалтер) он может засунуть в подмышку или отгонять им мух. В результате этого открытия баллы гордыньки уменьшаются. Молодые представители ПО обычно хороши собой, ну или прямо скажем, что уж тут, красивы. Это тоже прибавляет к гордыньке, поэтому миловидность ПО скорее минус, чем плюс. Среди исследователей ходят споры о том, каким ПО должен быть внешне: высоким или низким, толстым или худым, светлым или темным или с пятнистым окрасом...единого мнения нет. По моим наблюдениям, лучшего всего быть низеньким и пухленьким.
    Как правило ПО поселяется в монастыре здоровым. Но через некоторое время особи, гордынька которых очень завышена, приобретает какую-либо болезнь. Болезный ПО – это самая бесполезная единица монастыря, поэтому болезнь автоматически прибавляет к смирению. В древней Спарте болезного ПО скинули бы со скалы, но православные знакомы с Евангелием, поэтому вынуждены терпеть БПО.
    Обычно поступивший в монастырь ПО ожидает стать вскорости подвижником, но спустя какое-то время понимает, что для этого он слишком любит макароны и конфеты.
    Поступает ПО в монастырь с качествами, которые очень ценятся в миру – гордость, тщеславие, дерзость, веселость, общительность. Однако вскоре обнаруживается, что в монастыре ценятся совсем другие качества, те над которыми ПО раньше только мог насмехаться. Итак, необходимые для ПО качества: смирение, послушание, самоосуждение, скромность, молчаливость. Как вы понимаете, нашему ПО приходится переосмысливать все свои представления о мире и это занимает не один год. Трансформация ветхого ПО происходит довольно болезненно, сопровождается обильным слезоистечением и переодическим впаданием в уныние. Лечение таких состояний заключается в принятии епитимий от матушки игумении ну и конечно чая с конфетами (5 раз в день). Несмотря на все трудности, после успешной метаморфозы ПО может расчитывать на спасение своей вечной души.
    В питании ПО неприхотлив. Большую часть года он обходится постной пищей. Предпочитает макаронные изделия, жареную картошку, кофе и конфеты. Алкоголь в месте селения ПО не приветствуется. Раз в год допускается непродолжительное отлучение ПО из места заключ….простите, поселения.
    Пожалуй, в этом выпуске обойдемся представленной информацией. Возможно продолжение)) (с)
  9. ин. Василисса
    Любезнейший друг!
    Утешать ли мне тебя или плакать с тобою? Что я говорю? Я уже плакал о твоих несчастьях. И можно ли запретить чувствовать свои несчастия, когда нельзя не чувствовать чужих? Нет! Ты имеешь сердце - тебе надобно и вздыхать и плакать. Но позволь мне сказать тебе в духе пророка: твои слезы надобны для твоих радостей, твои несчастья - для твоего счастья. Не теряй сей мысли в самых слезах, и слезы твои будут сладостные, горести твои - тихие. Не подумай, что я говорю тебе сие как проповедник, я пишу то, что чувствую. Пусть я исключен буду вечно из числа сынов Отца Небесного, если я иначе думаю о Его Провидении. Провидение! Думай о нем, друг мой! Сии мысли прольют бальзам утешения на твои сердечные раны. Ожидай будущего, лишаясь настоящего, надейся, когда теряешь.
    Посмотри на прошедшую жизнь твою. Ты видел улыбку счастья, умей снести его суровый взор, по непостоянству счастья узнай, что и несчастье не бесконечно.
    Не забудь, что не один ты несчастлив. Если бы ты мог видеть вдруг море всех человеческих бедствий, ты совсем бы не приметил волны, которая угрожает теперь погрузить тебя в отчаяние.
    Ты, может быть, и не представляешь, что тот, который предлагает тебе сии утешения, воздыхает сам о днях, - подивись сему! - о днях, которые ему с тобою не казались совершенно счастливыми, но которые теперь считает он лучшими в своей жизни. Однако ж он утешается и еще утешает. Дай Бог, чтобы ты не имел нужды в сих утешениях!
     

    Свт. Филарет Московский


  11. ин. Василисса
    Описание самого назначения епитимии в номоканоне настолько характерно, что не нуждается ни в каких комментариях. Вот это описание в переводе с греческого. "И тогда восставляет его, целует как собственную душу, если можно, возлагает руку на его шею, говоря ему что пусть все это, брате, будет отныне на мне, и особенно если увидит его погруженным в великую печаль, и после этого садится с ним и спрашивает его с ласковым видом, какую из трех родов хотел бы он взять епитимию. Но прежде всего быть ему в благой надежде по всему, и дать ему прежде всего завещание: если что отныне случится тебе сделать злое, все мне с радостной душой исповедуй, где бы я ни был".
    Когда читаешь древнерусскую покаянную литературу, в сознании всплывает прямо благодатный образ "отца духовного". Как смотрит на свое дело древнерусский духовник? В древних рукописных сборниках нередко встречается "послание некоего отца к сыну духовному", и вот как сам древнерусский духовник говорит о своем призвании. "Веси, сыну, еже дал ми есть Бог талант, аще и недостоин есмь; его же таланта хощет истязати от мене грешного на суде Его страшном. То же талант еже пещися вашими душами, всеяти в ваша сердца семя божественное и искоренити из вас терние греховное. Егда бо вижу вы в законе Господни ходяща, радуется сердце мое. Егда бо вижу вы повеления Господня преступающа, тогда печаль снедает мя". "Не хвалы себе ищу глаголя вам, но да есте спасени были и мне в том великая радость была. Како печалуюсь о вас по вся дни, токмо един Бог свесть. Имите ми веру, не пекусь тако о своем спасении, яко же о вашем. Когда вы вижду во зле живуща, тогда своя радости забуду о вас плачась; а когда вы услышу добре творяща, тогда своего зла забуду, зане ми есте друзи милии. Весел есмь о вашем добре; уныл же есмь о вашем зле". А кто столь жесток сердцем, что способен не умилиться от следующих излияний духовника в поучении под именем Иоанна Златоуста в "Златой Чепи" XIV века из библиотеки Троицкой Лавры? "Мы Божиею благодатью учим вы не престающе слез проливанием за вы и сердце ны болит по вас; аще и не являем, но обаче в сердце болезнь ту имам... Веру же имейте ми, яко же своего спасения отчаялся есмь и зле живущих вас плачу, и неупразднихся своего зла желети и плакати, толма ми есте дрази. Аще ли слышу вы добро творяща, то не помню своего зла сластью и радостью и имам много зла своего. Дряхл же бываю о вашем зле... Отцы велику болезнь имут о детях своих и жалость и печаль... и не весте, кольми хотел бы родитель духовный на многи части рассечен быти, неже видети сыны своя погибающа злы делы... Аще бо бы льзе (можно) сердце мое раздравше, ти покаяния показати вам, то видели ся бысте вси вы внутрь седяще во мне и с женами и с детьми. Тако бо сила есть любовная небес ширшю творить душу и утробу вместить в ны". Вот он древнерусский духовник, болеющий сердцем о духовном совершенстве своих духовных чад! Его образ – образ любвеобильного отца. В исповедном поучении он обращается: "чада моя милая духовная". Вполне понятно, что исповедь древнерусского духовника была делом нежно любящего отца. Он мог быть строгим. Один из Московских князей признавался, что, когда шел он к своему духовнику Пафнутию Боровскому, – у него дрожали колени. Но и эта строгость вытекала из заботы духовника о спасении своего сына.
     
    Свщмч. Иларион (Троицкий)
  12. ин. Василисса
    Скажу тебе, друг мой, и еще об одном преимуществе жизни монашеской. Все время я доказываю тебе, что идеал Христов един и для монахов, и для мирян, и что обеты монашеские морально нового в себе ничего не заключают. Не знаю, убедил ли я тебя. Знаю, что мирян в этой несомненной истине убедить очень и очень трудно, им выгоднее держаться противоположного истине заблуждения – тогда себя можно извинить и свалить вину всю на монахов; кстати, и душу отвести, ругая монахов. Но Господь и это заблуждение мирян обращает в пользу монахов. Каким образом? А вот каким. Будучи снисходительны к себе, к монахам миряне крайне строги. Принципиально, это, конечно, нелепо, но на деле монахам полезно. Со всех сторон вокруг монаха строгие судьи и беспощадные прокуроры. Вечно миряне "соблазняются" поведением монахов, хотя миряне в тысячу раз более соблазнительно ведут себя. Но это несправедливое и пристрастное отношение мирян к монахам на нас-то, монахов, налагает своего рода узду. Надел монашеские ризы и сразу стал всех соблазнять. Хоть соблазняются по недомыслию своему, а все же такое отношение мирян монаха связывает. Давать повод для соблазна ведь всегда неприятно. В присутствии мирян монах связан по рукам и по ногам. Монах засмеялся – уже соблазнились. Монах пошел по улице, поехал по железной дороге, сел в трамвай – и на него смотрят как на чудовище какое. Случалось мне ездить в трамвае в Париже с католическими монахами, те демонстративно достают молитвенник и читают, не обращая никакого внимания на окружающих. Мы демонстрациями не занимаемся, а только чувствуем себя связанными и смущаемся. Здесь тебя обругали, тут тебя осудили, там тобой "соблазнились" – ну и замыкаешься в свою келью, а это, конечно, полезно монаху. Мир и во внешнем смысле выталкивает из себя монаха, а такое внешнее удаление от мира тоже иногда может помочь монаху в спасительной борьбе с миром внутренним, то есть со страстями. Так, друг мой, самое заблуждение мирян касательно идеала Христова, будто бы этот идеал для мирян один, а для монахов другой, это заблуждение вредно для мирян и полезно для монахов. Миряне, сбиваясь сами с пути спасения, загоняют монахов на этот путь как бы насильно.
     
    Свщмч. Иларион (Троицкий)
  13. ин. Василисса
    Мне досадно чувствовать, что в данном случае нашему единомыслию мешает лишь распространенный предрассудок, который, к моему сожалению и огорчению, разделяешь отчасти и Ты. Говорю "отчасти", потому что не хочется мне верить и знать, будто это предрассудок укоренился в душе Твоей глубоко. "Что за предрассудок?" - спросишь Ты. Предрассудок против монашества. Состоит он, по-моему, в том, что слишком превозносят монашество, но не искренно, а лишь с той лукавой целью, чтобы потом больше, чем следует, всячески бранить монахов.
    Предрассудок против монашества лукав и еще с одной стороны, а именно: думают, что христианский идеал во всей его высоте обязателен нужен только монахам, а мирянам... ну, а мирянам нужно что-нибудь более сходное, более легкое. "Мы не монахи!" Этим объясняется и извиняется для мирян все.
    У нас стало два христианства, два христианских идеала: один для монахов, другой для мирян. Такое разделение Христова идеала я считаю нелепым принципиально и крайне вредным практически. А чтобы заградить уста разделяющих единый идеал Христов, я приведу замечательные слова святителя Иоанна Златоуста, в которые советую вдуматься Тебе, чтобы согласиться со мною:
    "Ты очень заблуждаешься и обманываешься, если думаешь, что другое требуется от мирянина, а другое от монаха; разность между ними в том, что один вступает в брак, а другой нет, во всем же прочем они подлежат одинаковой ответственности. Так, гневающийся на брата своего напрасно, будет ли он мирянин или монах, одинаково оскорбляет Бога, и взирающий на женщину ко еже вожделети ея будет ли он тем или другим, одинаково будет наказан за это прелюбодеяние (Мф. 5, 22, 28). Если же можно прибавить что-либо по соображению, то – мирянин менее извинителен в этой страсти; потому что не все равно, тот ли прельстился красотой женщины, кто имеет жену и пользуется этой утехой, или будет уловлен этим грехом тот, кто вовсе не имеет такой помощи (против страсти). И еще Господь, сказав: горе смеющимся (Лк 6, 25), не прибавил — монахам, но вообще всем положил это правило; так Он поступил и во всех прочих, великих и дивных, повелениях. Когда, например, Он говорит: блажени нищии духом, плачущии, кротции, алчущии и жаждущии правды, милостивии, чистии сердцем, миротворцы, изгнани правды ради, несущие за Него от внешних (неверующих) упомянутые и неупомянутые поношения (Мф. 5, 3-11), то не приводит названия ни мирянина, ни монаха; такое различие привнесено умом человеческим. Писания же не знают этого, но желают, чтобы все жили жизнью монахов, хотя бы и имели жен".
    Мне думается, что святой Иоанн Златоуст в приведенных словах совершенно ясно и убедительно доказал именно единство идеала Христова. Перед этим идеалом все равны: и монахи, и миряне. А потому извинять себя в чем бы то ни было столь обычным присловьем "мы не монахи" - есть полнейшее непонимание сущности христианства, просто недомыслие.
    "А как же отречение от мира? – шевелится, должно быть, в Твоей голове вопрос – Вы отрекаетесь от мира, а мы не отрекаемся".
    В самом деле, что это значит - отречься от мира? Мир через "и", значит отречься от вселенной. Трудная задача! Ну как от вселенной отречься? Как из нее уйдешь? Куда? В монастырь? А монастырь-то где? Не на той же земле? Да и как легко было бы отречься от мира, если бы для этого достаточно было скрыться за монастырские стены! Но говорят "Он принес мир и в монастырь" Оказывается, мир можно носить. Говорят "Мир гонится за ним". Оказывается, мир может двигаться Что же это такое - "мир"?
    А с другой стороны, постригающий спрашивает постригаемого "Отрицаешься ли мира и сущих в мире по заповеди Господней?" Слышишь, друг мой, - по заповеди Господней! Отречение от мира называется заповедью Господней, то есть, без всяких сомнений, чем-то общехристианским.
    Самое точное определение "мира" дает прп. Исаак Сириянин: "Мир есть имя собирательное, обнимающее собой то, что называется страстями. Когда хотим назвать страсти в совокупности, называем их миром. Сказать короче – мир есть плотское житие и мудрование плоти, поскольку христианин не исполняет требования – жить во плоти, но не по плоти".
    Вот, друг мой, что значит слово "мир" на языке аскетическом. "Мир" - это совокупность страстей. Скажи же, неужели только монахи должны отрекаться от страстей? Конечно, не одни монахи. Отречение от мира есть заповедь Господня для всех христиан. Обет отречения от мира дали и вы, миряне. Где и когда? При крещении нас всех спрашивали тогда, отрицаемся ли мы сатаны и всех дел его. Восприемники за нас отвечали: "Отрицаюся!" И еще спросили нас, отреклись ли мы от сатаны; и был наш ответ: "Отрекохся!" Потом мы плюнули на сатану. Ведь мы отреклись именно от того, кто в мире, по слову Христову. Мы сочетались Христу. Жаль, что миряне, когда вырастут, даже и не смотрят чина крещения.
    Я, друг мой, хотел бы утвердить в Твоем сознании мысль, что, отрекаясь от мира, монах никакого нового христианства не создает, не ставит для себя какого-то особенного идеала. Без отречения от мира, без борьбы со страстями никакое духовное совершенствование невозможно.
     
    Свщмч. Иларион (Троицкий)
  14. ин. Василисса
    Пожалуй, мало в мировой литературе писателей, которые оказывали бы такое сильнейшее влияние на умы и вызывали бы такие диаметрально противоположные оценки – от восторженного приятия до прямой ненависти, – как Ф.М. Достоевский. «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель» (А. Эйнштейн); «Он видел человеческую душу во всем и везде» (В. Соловьев) – и «Неоспоримо и несомненно: Достоевский – гений, но это злой гений наш» (М. Горький) и ленинское «архискверный Достоевский». О том, почему это происходит и чем важны и ценны для нас произведения писателя, почему пастыри цитируют его в проповедях, а богословы упрекают в ереси, о героях романа «Идиот» и часах Раскольникова – беседуем с Татьяной Касаткиной, доктором филологических наук, председателем Комиссии по изучению творческого наследия Ф.М. Достоевского Научного совета «История мировой культуры» РАН.
     
    – Татьяна Александровна, некоторые не любят романы Достоевского, считают его творчество чем-то болезненным. Как вы думаете, почему?
     
    – Неприятие Достоевского не связано с тем, религиозен человек или нет, не связано с конкретной религией или конфессией. Объяснить его можно только одним: человек не готов видеть что-то дальше «насущного видимо-текущего», по определению самого Достоевского; он очень удобно устроился в этом «насущном видимо-текущем» и ничего иного знать не желает.
    Кстати, именно такие читатели создали миф о «жестоком таланте», о Достоевском-истерике-параноике и прочее. И это началось еще при жизни писателя. Но заметим, что это, как правило, всё равно не равнодушные к Достоевскому люди. И даже очень не равнодушные!
     
    – Мне доводилось встречаться с потомками священномученика Философа (Орнатского). Они свидетельствовали, что отец Философ любил Достоевского. Другой святой ХХ века – преподобный Иустин (Попович) – даже написал книгу «Философия и религия Достоевского». Получается, святые что-то находили для себя в его сочинениях?
     
    – Не просто «что-то находили»: преподобный Иустин (Попович), например, прямо называет писателя своим учителем. Так что Достоевский – учитель святых ХХ века.
     
    – Чему же Достоевский их учил?
     
    – Тому же, чему Достоевский учит любого читателя: Богообщению. Тому, чтобы мы в каждом человеке видели образ Божий, видели Христа, а если речь о женщине – то Божию Матерь. Тому, чтобы мы в каждой сиюминутной сцене различали ее евангельскую первооснову, библейскую первооснову. Библию писатель устами своего персонажа старца Зосимы назвал «изваянием мира и характеров человеческих». Вот представьте себе: стоит Библия в центре мироздания как некое изваяние, а вокруг нее то, что писатель называл «насущным видимо-текущим»....
    Итак, от нас ожидается ответ.
     
    – Какой ответ должен дать человек?
     
    – Старец Зосима говорит: «Жизнь есть рай». А в черновиках писателя мы встретим даже еще более радикальное: «Жизнь есть рай, ключи у нас». И в чем только не обвиняли Достоевского в связи с этими словами богословы – в том числе и в пелагианстве: якобы спасение зависит только от человека. А ведь у Достоевского совсем не об этом речь.
    Старец Зосима говорит о ситуации, когда Христос уже Свой шаг навстречу человеку сделал и теперь ждет от него ответного шага. Ждет, потому что Бог никого не принуждает, никого не насилует. «Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним» (Откр. 3: 20). Ждет, отворит ли Ему человек дверь или не отворит. А Он от этой двери не отойдет. Вот об этом всё творчество – и не только всё творчество, но – всё мировидение Достоевского.
     
    – А был ли писатель православным, ведь некоторые богословы видели в его рассуждениях нечто еретическое?
     
    – Достоевский был православным, но мне очень не нравится, когда слово «православный» употребляют вот так: православный – и всё. Я бы все-таки говорила о Достоевском как о «православном христианине», и на слове «христианин» сделала бы ударение. Потому что для Достоевского самое главное – что Христос присутствует здесь всякую минуту.
    Есть замечательная книжка итальянского автора Диво Барсотти, кстати, католического священника, – «Достоевский: Христос – страсть жизни». Это очень верное название. У Достоевского Христос – страсть жизни. Достоевский – страстный христианин, и он, безусловно, православный, потому что он абсолютно точен в изложении того, как строится соединение человека с Богом.
     
    – Достоевского чтило мыслящее, пишущее, богословствующее духовенство. Это единственный писатель, цитаты из которого мне доводилось слышать в проповедях с амвона, причем от разных священников.
     
    – Митрополит Антоний (Храповицкий) даже считал, что в какой-то мере Алеша Карамазов списан с него.
    Вопрос в том, ставит ли автор себе именно задачу воздействия вовне. Например, творчество Пушкина – это абсолютно идеальная поэтическая форма. Всё, что происходит, происходит внутри того универсума, который Пушкин создает. А Достоевский создает нечто иное. Он вообще пишет не для того, чтобы рассказать какую-то историю, – он пишет для того, чтобы изменить мир.
    Между прочим, Л. Толстой делает то же самое, правда, «работает» на совершенно другом уровне – он «работает» с моралью. А Достоевский «работает» именно с религией, если мы понимаем под религией буквально связь между человеком и Богом. Толстой «работает» на душевном уровне, а Достоевский – на духовном. И поскольку Достоевский себе это ставит именно целью и поскольку у Достоевского действительно основой его личности становится любовь ко Христу, которую он и транслирует через любой свой текст, то происходит удивительная вещь: в ХХ веке он становится путеводителем ко Христу для людей, которые не читали Евангелия.
    Вы сказали, что Достоевского цитируют в проповедях. Очень многие из поколения ныне служащего духовенства – это люди, которые пришли в Церковь благодаря Достоевскому.
    В 1970-е годы, когда в храмы вдруг пришла молодежь, многие на вопрос: «Почему?» – отвечали: «Читал Достоевского». Тогда, кстати, Достоевского «разрешили». Между прочим, это была радикальная ошибка советской власти. Если она хотела сохраниться, надо было «запрещать» Достоевского дальше.
    Оказывается, читая Достоевского, невозможно не прийти в Церковь. Поэтому довольно смешно слышать слова: «У нас есть Псалтирь, и нам никакой художественной литературы не надо». Текст Достоевского перенасыщен скрытыми цитатами из Библии: это тот самый двигатель, мотор каждой сцены, который трансформирует ее из «насущного видимо-текущего» в исходную евангельскую сцену. Достоевский вдруг начинает говорить с душой о том, от чего она давно уже была оторвана, и учит восстанавливать эту связь.
     
    – Знаю, что на многих оказал значительное влияние и многими особенно любим роман «Идиот».
     
    – Кстати, когда роман был напечатан, на него сразу обрушился чудовищный шквал критики – и рецензий, и пародий, и издевательств… Потому что текст был совершенно неадекватно прочитан. Современникам Достоевского были привычны сочинения, к примеру, Николая Успенского с его прямой критикой действительности с демократических позиций, без каких-либо духовных нагрузок. Достоевского начали ценить на рубеже XIX–XX веков дети его первых читателей.
    О чем, собственно, роман «Идиот»? О присутствии Бога в человеке в том мире, который вполне себе живет без Бога и которому Он как бы и не нужен.
    Интересно, что в начале романа каждый, с кем князь Мышкин знакомится, думает про него: «Мне его прямо Бог послал». Но для чего его им «Бог послал»? Генералу Епанчину, например, его «Бог послал» для того, чтобы можно было улизнуть от объяснения с женой… И другим в том же духе. Получается, что эти люди Бога вспоминают и Бога используют исключительно в своих мелких даже не делах, а делишках. Это современное состояние общества, его адекватный срез.
    Совершенно неслучайно именно воздействие романа «Идиот» оказалось самым радикальным в безбожном Советском Союзе. Говорят, что во время каждого показа культового спектакля Г. Товстоногова «Идиот» (1957; 2-я редакция – 1966) возле театра дежурили машины «Скорой помощи»: у людей сердце не выдерживало. Они начинали вдруг видеть в человеке то, что давно запрещено было видеть.
    Достоевский написал – за много лет до того! – книгу, которая для ситуации семидесяти лет отсутствия Евангелия, вообще отсутствия Бога в сознании людей оказалась абсолютно адекватной состоянию общества. Она к нему заподлицо просто подошла. И встроившись, абсолютно трансформировала это общество изнутри.
     
    – А главный герой – кто он такой? Идиот или…?
     
    – Это человек, который постоянно разрушает чаяния других. Но что именно он разрушает? Вот это уютное устойчивое пребывание в «насущном видимо-текущем».
    О князя Мышкина все спотыкаются. Но не споткнувшись, не выпавши из лузы, не выскочив из желоба, особо никуда не побежишь. И не удалось бы человеческое становление. Происходит трагедия – как всегда, когда людей из теплой жижи «насущного видимо-текущего» так или иначе извлекают. Недаром, кстати, посещением Бога называли какие-то крайне неприятные события в жизни.
     
    – Роман «Преступление и наказание» знаком всем – хотя бы потому, что его «проходят» в школе. Вопрос по роману: в чем, по вашему мнению, ошибся Раскольников?
     
    – Раскольников ошибся только в одном – в средствах. Помните, у него были часы – от папеньки? А на часах – глобус. Вот его наследство. Вот его держава: вся земля. И он чувствует ответственность за весь мир.
    Раскольников и живет с чувством ответственности за всё. Это герой, который на протяжении всего романа только и делает, что всем раздает деньги. Нищий молодой человек, у которого нет денег! А он занят – распределением. Причем это деньги, полученные или от заклада отцовских часов, или из пенсиона матери, который она тоже за отца получает. Выходит, что у него нет ничего своего – всё от отца. И то, что от отца, всегда находится ровно в нужном для той или иной ситуации количестве: 20 копеек полицейскому, чтобы отвезти девочку с бульвара домой, 25 рублей на похороны Мармеладова… А все деньги, которые он сам «добыл», оказываются ни на что не нужными – их можно разве что под камнем спрятать.
    Эти часы – глубокий символ. Это и глобус, держава-вселенная, которую Кто-то держит в руке, – так же, как и Раскольников держит в руке, но это одновременно и рука Того, Кто держит все «концы и начала». Это открытая вселенная, куда постоянно поступает неисчислимая благодать. Но это и часовой механизм. А что такое часовой механизм? Что такое вообще время? Для того, чтобы войти в следующую минуту, надо вытеснить куда-то предыдущую. То есть это то, что постоянно пожирает само себя, чтобы возобновиться. Это закрытая вселенная, уроборос – змея, пожирающая свой хвост: это вечное перераспределение того, что есть.
    И Раскольников так и думает: какой-то Бог «не способный»: и в мире творится непонятно что, и сон плохой (папа во сне тоже не способен оказался ни защитить лошаденку, ни остановить ее убийц) – значит, надо самому действовать. А как может человек действовать сам в мире? – Только одним способом. Если мир замкнут, то, чтобы кому-то дать, надо у кого-то взять. Начинает работать принцип перераспределения, перекройки – принцип нищеты, а не изобилия.
    Вот в чем ошибка Раскольникова! Он действительно за всё отвечает, но он решил, что он за всё отвечает в замкнутом мире, а не в мире, открытом для принятия благодати, – то есть что он перераспределитель, а не посредник и передатчик.
     
    – Он потерял связь с отцом?
     
    – Да, он потерял связь с отцом. Попробовал как-то перераспределить то, что имелось, и оказалось, что это совсем не работает. Вот и получается: «Я себя убил, а не старушонку».
    А потом через весь роман идет медленное и постепенное восстановление в нем первоначального облика Христова.
    Последние слова романа удивительны: «Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью». Что произошло? Метанойя, перемена ума. И это значит – полная перемена всего, перемена видения мира и его связей. Примерно то же происходит и с читателем Достоевского.
     
    Ссылка
  15. ин. Василисса
    Об себе скажу Вам, что я встречаю иногда неприятности, иногда затруднения; но более нахожу удовольствий в своем состоянии и полезных занятий. Меня затрудняет несколько будущее: но я, не могши прояснить его мрачности, успокаиваюсь, отвращая от него взоры, и ожидаю, доколе упадут некоторые лучи, долженствующие показать мне дорогу. Может, это назовут легкомыслием: но я называю это доверенностью к Провидению. Если я чего-нибудь желаю, и мне встречаются препятствия в достижении предмета желаний: я думаю, что не случай толкнул их против меня, и потому без ропота медлю и ожидаю, что будет далее. – Мне кажется, что несколько лет нерешимости простительнее, чем минута опрометчивости там, где дело идет о целой жизни. Пусть кто хочет бежит за блудящим огнем счастья: я иду спокойно, потому что нигде не вижу постоянного света…

    свт. Филарет Московский


  16. ин. Василисса
    Взирающий на друга просветляется от радости, тает от удовольствия и соединяется с ним по душе каким-то особенным союзом, заключающим в себе неизъяснимое наслаждение. Он оживает духом и окрыляется даже при одном только воспоминании о нем. Я говорю о друзьях искренних, единодушных, готовых умереть друг за друга, горячо любящих друг друга. Не думайте опровергнуть мои слова, воображая себе обыкновенных приятелей, сообщников застольных, друзей по одному имени. Кто имеет такого друга, о каком говорю я, тот поймет мои слова. Хотя бы он видел его каждый день, он не пресытится; он желает ему того же, чего и себе самому, Я знал одного человека, который, призывая в молитве за друга святых Божиих мужей, молил их предстательствовать прежде за него, а потом уже за себя. Друг так мил, что даже места и времена становятся любезны от него. Как светлые тела разливают свет на окружающие предметы, так и друзья самим местам, в которых случалось им бывать, сообщают свою приятность. И часто бывает, что, посетив эти места без дру­зей, мы плачем, вспоминая о тех днях, в которые были здесь вместе, и рыдаем.
    И действительно, друг вожделеннее самого света. Я го­ворю о друге искреннем. И не дивись этому. В самом деле, лучше для нас, чтобы солнце померкло, чем лишиться друзей; лучше проводить жизнь во тьме, нежели жить без друзей. И я скажу, почему это. Многие, взирающие на солнце, находятся во тьме, а богатые друзьями никогда не бывают скорбны. Я говорю о друзьях духовных, ничего не предпочитающих дружбе. Таков был Павел, который, охотно отдавая (друзьям) свою душу, хотя они и не просили его о том, охотно бросился бы за них в геенну. Друзья дороже отцов и сыновей, – друзья о Христе. Не говори мне о друзьях нынешних, потому что вместе со многим другим утрачено ныне и это благо; но вспомни, что при апостолах, – не говорю о первостоятелях, а о самих даже веровавших, – у всех, как ска­зано: "было одно сердце и одна душа" (Деян.4:32). Вот дружба, когда кто не почитает своего своим, но принадлежащим ближнему, а собственность ближнего считает чуждой для себя, – когда один так бережет жизнь другого, как свою собственную, а тот платит ему взаимно таким же расположением. Но где же, скажут, можно теперь отыскать такого друга? Именно, нигде нельзя, потому что мы не хотим быть такими, а если бы захотели, было бы даже очень можно. Если бы это было в самом деле невозможно, то Христос не заповедал бы этого и не говорил бы так много о любви. Великое дело дружба, и в какой мере великое, этого никто не может понять, этого не выразит даже никакое слово, разве кто узнает по своему опыту. Когда нет дружбы, то мы ставим в укор другим наши благодеяния, превозносим их даже при всей их незначительности. А когда есть дружба, мы скрываем их, и великие хотим выдать за малые, чтобы не показать, что друг у нас в долгу, но – что мы сами одолжены ему тем, что он позволил нам одолжить его. Знаю, что многие не понимают того, о чем я говорю; причина этого в том, что я говорю о такой вещи, которая имеет место теперь только на небе. Если бы я стал говорить о каком-нибудь растении, прозябающем в Индии, которого никто здесь не знает по опыту, то, сколько бы я ни говорил, слово было бы не в состоянии вполне изобра­зить его: так и в настоящем случае, сколько я ни стану го­ворить, буду говорить напрасно, потому что никто не в состоянии будет понять. Имеющий друга имеет другого себя. Жалею, что не могу объяснить этого примером, так как сознаю, что все сказанное будет гораздо менее того, что следо­вало бы сказать. Вот что значит дружба для этой жизни.
     
     
    свт. Иоанн Златоуст
  17. ин. Василисса
    Обитель прп. Саввы Освященного
     

     

    Обитель прп. Феодосия Великого
     

     

    Поле Пастушков
     

    Вифлеем
     

     

    Начало Крестного Пути
     

    Храм Гроба Господня
     

    Канна Галилейская
     

     

    Галилея. Место, где жила Мария Магдалина
     

    Гора Блаженств
     

     

    Иордан
     

    У прп. Герасима
     

    "Прп. Герасим был велик, поэтому у него был лев, а мы малы, и поэтому у нас кот". прп. Нектарий Оптинский (если не ошибаюсь)
     

    Гора искушений
     

    Место Погребения Иоанна Крестителя
     

    Тот самый кувшин Самарянки, из которого пил Спаситель
     

    Гробница прав. Лазаря Четверодневного
     

    Место Погребения Вмч. Георгия Победоносца
     
    P.S. Почему перевернуты некоторые фотографии, не вем. Прошу прощения за вынужденное вращение головой
  18. ин. Василисса
    +1000000 В самую точку!
     
    Женщина руководится чувствами падшего естества, а не благоразумием и духовным разумом, ей вполне чуждыми. У ней разум — служебное орудие чувств. Увлекшись чувствами, она весьма скоро заражается пристрастием не только к иноку юному и зрелых лет, но и к старцу, — делает его своим идолом, а впоследствии сама по большей части делается его идолом. Женщина видит совершенство в своем идоле, старается его уверить в том, и всегда успевает. Когда инок заразится, вследствие пагубных и непрестанных внушений и похвал, самомнением и гордынею, тогда отступает от него благодать Божия; он омрачается умом и сердцем, делается способным, в слепоте своей, к самому безрассудному поведению и к бесстрашному нарушению всех заповедей Божиих. Когда Далида усыпила в своих объятиях израильского судию, сильного Сампсона, тогда лишила его условий, при которых соприсутствовала и содействовала ему Божественная благодать, предала Сампсона на поругание и казнь иноплеменникам. Замечено, что женщина, познакомившись коротко с монахом, живущим в благоустроенном монастыре или пользующимся наставлениями духовного старца, первым долгом своим считает извлечь любимца из такого монастыря и отвлечь от старца, несмотря на очевидную пользу монастырской строгости и наставлений старца для инока. Она желает исключительно обладать предметом своей страсти. В безумии своем она считает себя способною и достаточною заменить старца, которого, наоборот, она признает и провозглашает самым недостаточным и неспособным. Она не щадит никаких средств к достижению своих целей, — ни средств, доставляемых миром, ни средств, доставляемых сатаною. Пристрастие свое, а часто и порочную страсть, она называет живою верою, чистейшею любовию, чувством матери к сыну, сестры к брату, дочери к отцу, словом, всеми святыми наименованиями, усиливаясь посредством их сохранить в неприкосновенности приобретенное достояние — несчастную душу вверившегося ей инока. В женщине преобладает кровь; в ней с особенною силою и утонченностию действуют все душевные страсти, преимущественно же тщеславие, сладострастие и лукавство. Последнею прикрываются две первые.
    Здесь отнюдь не порицается и не унижается женский пол! он почтен Богом честию человечества и образа Божия, как и мужеский; он искуплен бесценною кровию Спасителя; искупленный и обновленный, составляет вместе с мужеским полом одну новую тварь о Христе. Здесь представлены женщины такими, какими они бывают тогда, когда действуют по беззаконным законам падшего естества, под водительством своей необузданной крови. Оказавшись способными вывести Адама из рая, при посредстве лести и обольщения, что Адам засвидетельствовал пред Богом о жене своей, они и ныне продолжают обнаруживать и доказывать эту способность, выводя покоряющихся им иноков из благочестивой жизни, как из рая. Инок, обязанный любить всех ближних, а в числе их и женщин, любовию правильною, евангельскою, несомненно явит к ним эту любовь, когда, познав свою и их немощь, сохранит себя и их от вреда душепагубного, ведя себя с ними крайне осторожно, не вдаваясь в короткое знакомство, воздерживаясь от свободного обращения и храня чувства, в особенности зрение и осязание.
     
    Свт. Игнатий Брянчанинов
    "Приношение современному монашеству"
  19. ин. Василисса
    Когда человек смотрит на себя и на минувшие годы, когда видит свои неудачи, грехи, внутренние раны, неверие, видит, что он весь сплошные развалины, когда он видит, что много раз каялся и ничего при этом не сделал, то им овладевает печаль. Эта печаль может происходить еще и от нашего подсознательного "я", то есть от эгоизма, гордости, потому что мы хотели бы быть великими, не иметь помыслов, грехов, никогда не терпеть неудач. Наши бесконечные неисполненные желания ввергают нас в печаль.
    Демон печали охотится на тебя, расставляет свои ловушки одну за другой. Ты грешишь? Тогда он ставит тебе западню, говоря: "Ты согрешил, что ты теперь можешь сделать? Плачь о своем грехе, рыдай, бейся головой оземь". И чего он только не придумает, пока не добьется того, чтобы привести тебя в смятение, отчаяние, обессилить тебя.
    Напротив если тебе сопутствует удача, он подбрасывает тебе помысел гордости или другой страсти, так чтобы отовсюду окружить тебя и суметь захватить.
    Предположим, я согрешил как преподобная Мария Египетская, до сих пор я сорок семь лет жил в разврате, но в эту минуту я говорю: "Согрешил, Господи, я исправлюсь". Как я пойму, есть ли у меня печаль? Если я продолжаю думать о своем грехе, то моя мысль от демона. Если я думаю о покаянии, это означает, что я желаю воли Божией, и тут же у меня появляется радость в предвкушении воли Божией, тут же я помещаю себя среди тех, которые непорочны, чисты, вхожу в сонм святых.
    Так что не путай сатанинскую, демонскую печаль с печалью о Боге. Печаль по Богу - это радость, потому что ты видишь пред собою Бога, ради Которого живет твое сердце, и, значит, в тебе царствует Господь Иисус Христос. Вот это - печаль истинная.
    Мы разговариваем с каким-нибудь братом, потом идем в свою келью и говорим себе: "Ох, негодный ты человек, опять болтал!" Такой подход бесплоден, безрезультатен. Если кто-то постоянно так себя ругает и осуждает, это значит, что завтра он будет делать то же самое, за что себя осуждал, но в двойном или тройном размере. Совесть может обличать нас: вот, все твои братья совершают ночное правило, а ты лежишь да спишь, но мы поворачиваемся на другой бок и снова засыпаем.
    Упреки, вызывающие у человека чувство одиночества и разочарования, все обличения совести по поводу нашей жизни и грехов в действительности от бесов, потому что печаль по Богу не подавляет человека, не бранит его, не бьет, не мечет в него громы и молнии, не низводит его в ад. Она дает ему утешение, дерзновение, мир, мужество, возвращает на правый путь. Она говорит ему: Не бойся, снова иди - вперед, начни с начала. Ее не интересует падение, она забывает о нем и побуждает душу снова устремляться ко Христу. Ведь она знает, что человек немощен и не может делать ничего другого, кроме как грешить, и потому укрепляет его.
    Сатанинский дух печали вызывает в человеке тревогу, тоску, огорчение, подавленность и заставляет впадать в те же грехи. Демонская печаль - это результат и признак нераскаянности, ужасного эгоизма, проявление демона, скрывающегося в нас. Напротив, печаль по Богу приходит как роса, как дружеское участие, как улыбка, как отдохновение, дает нам силы, радость, подбадривает нас. Мы чувствуем себя так, будто ничего не сделали, будто только сейчас начинаем свою жизнь. И потому авва говорит: "Смотри, не поддавайся печали". Предавайся только духовной печали по Богу, а это - торжество сердца, радующегося покаянию и Божественной жизни.
     
    архим. Эмилиан
    Толкование на подвижнические слова аввы Исаии
  20. ин. Василисса
    В каких случаях мы обнажаем свои помыслы? Например, тебя что-то тяготит, и ты хочешь об этом кому-нибудь сказать. Как только ты кого-то видишь, ты ему об этом говоришь. Но наступит день, когда ты очень сильно пожалеешь, что так сделал, потому что человек потеряет к тебе уважение и, когда ты пойдешь что-то у него попросить, он или оскорбит тебя или ничего тебе не даст, или расскажет о тебе другим. Ведь если ты сам не смог скрыть свой помысел, то как же ты хочешь, чтобы его скрыли уста другого человека? "Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным". То, что ты сказал ему тайно, он вынесет на балконы, чтобы об этом услышал весь мир. Когда ты говоришь ближнему о своей проблеме, грехе, о своих трудностях, мыслях, он перестает тебе доверять, уважать тебя, потому что видит твои немощи. То, что ты хочешь сказать, говори только твоим отцам, то есть своему старцу, и только ему.
    Если ты откроешь что- либо касающееся тебя или твоих ближних, то это станет тем камнем, который однажды упадет на твою голову. Говори обо всем только старцу, в особенности когда возникает какой-то конфликт, затруднение, когда тебя занимает какой-то вопрос или когда по немощи ты не можешь ужиться с кем-то, понять, принять ближнего или склонить свою голову. Не будем обнажать свою душу перед другими людьми.
    Тот, кто открывает свое сердце другим людям, всегда несчастен, и, куда бы он ни пошел, на него никто не обращает внимания. Кроме того, наш помысел касается и ближних, а в таком случае, высказывая свой помысел, мы открываем и то, что относится к ним. А это уже не просто глупость, но смертный грех. Глупо, когда я говорю ближнему о том, что со мной происходит. Но, когда я выражаю свое отношение к ближним, это уже грех, осуждение, публичное бичевание и обнажение ближних. Человек, который делает нечто подобное, будет наказан Богом и навлечет на себя очень большую скорбь.
    Не хочешь быть несчастным? Научись быть спокойным, предавая себя Богу и своему старцу. Вести себя иначе - это все равно что непрестанно расчесывать рану, потому что помысел смеется над нами. Он говорит нам: "Скажи вот это, и тебе станет легче", но на самом деле облегчения ты не получишь. Вместо этого, вероятнее всего, твой ближний тоже окажется в затруднительном положении и скатится вместе с тобой в ту яму, которую ты выкопал своей гордостью, эгоизмом, глупостью. Таким образом, ты и сам не войдешь в царство счастья, и другим не позволишь войти.
    Тот, кто открывает посторонним свой помысел и свое сердце, получает кровоточащую рану. Открывай свое сердце только своему старцу, если хочешь жить счастливо.
    Когда ты начинаешь говорить о себе, своих проблемах, идеях, грехах или о других людях, то заставляешь человека, слушающего тебя, перестать тебя уважать, ценить, почитать. Ты теряешь человека, который завтра может оказаться тебе необходимым, который мог бы стать твоим другом, помощником, а ты заставляешь его терять к тебе уважение. Ты сам зарабатываешь себе бесчестие от ближнего. Так храни же свои уста, свой язык для того, чтобы ближний был с тобой почтителен, для того чтобы он тебе доверял, иначе ты никогда не заслужишь его доверия, он станет обходиться с тобой презрительно. В таком случае уже не осуждай его, потому что ты сам вынудил его тебя не уважать, не любить, не доверять тебе. Как он будет тебя уважать, если видит, насколько ты пустой человек? Будет ли он стремиться тебе услужить, когда видит, что ты спотыкаешься, не можешь найти точку опоры в жизни?
    Оставь это. Обрети опору в Боге. Покажи свое спокойствие, умиротворенность. Бог - это скала на все века, и в долготу, и в высоту. Можешь и ты найти в Нем опору в своей немощи, в грехе, падении, неверии, хуле, распущенности, страстях: что бы ты ни возложил на Него, Он это сотрет.
     

    архим. Эмилиан



    Толкование на подвижнические слова аввы Исаии


  21. ин. Василисса
    Обычно мы общаться не умеем. Наши слова, разговоры - это удары мечом, которые разрубают духовные связи и убивают нашу любовь. Пока мы молчим, мы замечательны и великолепны, но едва открываем рот - все губим.
    Когда встречаются два человека, каждый из них хочет выделиться, и тогда их разговор состоит из взаимных возражений. Как будто встретились простак с глупцом. Ты, когда высказываешь свое мнение, глупец, потому что не понимаешь, что для другого твои слова - это величайшая глупость. А другой человек - простак, потому что его мнение отличается от твоего. О, если бы вы никогда так не общались! Ведь даже если и была какая-то надежда на ваше единодушие, разговором вы положите конец всякой надежде на общение. Довод и возражение означают столкновение, разделение, а не единодушие. Потому обычно слова праздны.
    В вас не должно быть дерзости, не должно быть чувства, что, поскольку ближний - свой человек, ваш друг и брат, вы можете обращаться с ним бестактно.
    Зачастую какой бы грех человек ни совершал, он совершает его потому, что уверен: он делает это ради Бога. Тем более такое обольщение относится к разговорам. Говорить нас всегда заставляет какая-то причина. И вот для того, чтобы ясно это показать, ава Исаия наставляет: "Не беседуйте ни о мире, ни о Боге, ни о спасении ваших душ. Ибо когда вы начнете говорить будто бы о Боге, о догматах, о нравственности, о богослужении, то вы будете просто бросать слова на ветер и в конце концов поссоритесь".
    Только тот, кто переживает серьезный кризис - или душевный, или во взаимоотношениях с людьми, или семейный, или профессиональный, - имеет склонность и расположение постоянно общаться с людьми. А тот, у кого в жизни все в порядке, кто счастлив, всегда предпочитает держать дистанцию со всеми и пребывать в молчании, потому что разговоры и постоянное общение есть не что иное, как растрата себя ради другого. Где сходятся двое, туда входит разделение и разлад, туда входит эгоизм, разрушающий все. Более того, при разговорах не избежать греха, как ясно говорит слово Божие, а грех - это не просто разделение, это смерть души, конец дружбы, братских отношений, вообще всего. Потому самые болтливые - это и самые одинокие.
    Говорят, какой-то клоун собирал толпы народа для увеселения, а сам ходил в монастырь для того, чтобы обрести мир в самом себе. Это действительно так. Когда вы видите, что кто-нибудь постоянно болтает, знайте, что внутри у него полный разлад, который он пытается скрыть под разговорами. Вместо того, чтобы сосредоточиться для обретения внутренней цельности, он окончательно рассеивается в разговорах и ничего не может делать. Поэтому истинно мы общаемся, когда вместе работаем, молчим и, в особенности, вместе молимся за богослужением. Такое общение служит признаком мудрого человека.
     
    архим. Эмилиан
    Толкование на подвижнические слова Аввы Исаии
  22. ин. Василисса
    Поскольку наша связь с людьми никогда не прерывается, то, как правило, именно тут нас и подстерегает великое падение, потому что мы начинаем судить, критиковать окружающих или чего-то от них требовать. Это наш зловонный труп, изорванное рубище нашей души, которое мы бросаем в разные стороны и которое по-настоящему смердит.
    Ближнего Бог поставил перед нами, как Свой образ, для того чтобы весь его облик помогал нашей душе простираться ввысь, помнить о небе. Но в итоге ближний становится для нас камнем соблазна. Камень не виноват: он лежит на своем месте, но мы сами идем и пинаем его, идем и разбиваем о него голову.
    Наши отношения с людьми нацелены (хотя мы этого не понимаем) на то, чтобы сделать других такими же, как мы, или такими, какими, по нашему мнению, они должны быть. Мы желаем, чтобы они отреклись от себя, превзошли самих себя, преодолели свои немощи, преуспели и стали святыми, а вместе с ними преуспели и оказались бы святыми и мы. Но этого не может быть. При таком отношении к человеку он предстает перед нами не как образ Божий или Божий раб, но как наш собственный раб, который должен быть таким, каким мы хотим его видеть. Это требование нашего сердца, проявление нашего эгоизма обыкновенно выражается в том, что мы принимаем на себя роль учителя, указывая другому, каким он должен быть и что он должен делать.
    Если мы желаем учить ближнего, давать ему советы, исправлять его, то это всегда ведет к столкновению с ним и развивает во мне безумный эгоизм. Кроме того, желание учить - это присвоение себе свойства Божия, потому что у нас нет права на учительство: ближний не принадлежит нам, чтобы мы могли его учить.
    Не думай, что твой поступок в конечном счете делает тебе честь или будто ты поступаешь добродетельно или по праву, потому что, вникая в жизнь ближнего, поучая его, прося его исполнить то или другое, ты отдаешь свою душу на смерть, это подобно самоубийству, потому что "один Учитель - Христос".
    По этой причине говори с ним свободно. Когда он спросит твоего совета, скажи ему свое мнение, но оставь его свободным, потому что человек делает только то, что хочет. Если ты думаешь, что можно кого-то исправить своими поучениями, ты ошибаешься. Человек - это величайший революционер, и он становится величайшим бунтарем, когда чего-то желает, а ты ему в этом отказываешь.
     

    Архим. Эмилиан



    Толкование на подвижнические слова аввы Исаии


  23. ин. Василисса
    Был в наши дни здесь, в Катунаках, некто, кого я не застал, ибо он умер незадолго до моего прихода. Он был послушником у одного слепого старца. И вот однажды пришел к ним один нищий мирянин, проходивший мимо их келлии. И спрашивает его молодой монах: «Откуда ты?» А он был из его деревни. И он не стал с ним знакомиться, а только спросил его: «Как поживает такой-то?» — о своем отце. Гость ему говорит, что он умер и оставил свою жену и трех девочек без средств к существованию, сиротами и нищими. «Был у них и сын, -— говорит он, — который давно ушел, и они не знают, что с ним».
    Итак, монах был сразу как громом поражен. И на него сразу напала брань помыслов. «Уйду, — говорит он своему старцу. — Уйду, чтобы о них заботиться».
    Он просит благословения. Старец ему не дает. Он все время настаивает. И, наставляя его, старец плачет о себе, плачет и о нем. Но переубедить его оказалось невозможным. Наконец старец оставил его на свою волю, и послушник ушел.
    Когда он вышел за пределы Святой Горы, присел, чтобы прийти в себя, в тени одного дерева. И случайно туда пришел вспотевший другой монах; и он сел там же в тени. И начал явившийся говорить ему:
    — Вижу, брат, что ты взволнован. Не скажешь ли мне, что с тобой?
    — Оставь, отец, — говорит ему тот, — со мной случилось большое несчастье.
    И рассказывает ему подробно всю свою историю. А добрый путник ему говорит:
    — Если хочешь, возлюбленный брат, послушать меня, вернись обратно к своему старцу, а Бог будет заботиться о твоем доме. Ты служи своему старцу, тем более что он слепой.
    Но он его не послушал. Ему, одержимому помыслами, казались «яко лжа» слова другого. И после того как тот привел ему многие примеры, как я сейчас тебе, непослушный монах встал, чтобы идти дальше в мир. А явившийся говорит ему в конце:
    — Итак, ты не хочешь послушаться меня и вернуться назад?
    — Нет, — возражает тот.
    — Тогда знай, — говорит явившийся. — Я ангел Господень, и Бог сразу, как только умер твой отец, повелел мне идти к ним, чтобы их охранять и быть их покровителем. Но поскольку сейчас ты идешь вместо меня, я их оставляю и ухожу, потому что ты меня не слушаешь.
    И стал невидим перед ним. И тогда монах пришел в себя, и сразу вернулся к старцу, и нашел его на коленях молящимся о нем.
    Уразумел, чадо мое? Так бывает, когда мы оставляем всё Богу.
     
    Старец Иосиф Исихаст
    Выражение монашеского опыта
  24. ин. Василисса
    "В этом маленьком и умилительном храмике, — говорят некоторые, — я переживаю Божественную Литургию, а в большом храме — нет. Если церковь оштукатурена и побелена, то я не чувствую ничего, в расписанной же, с хорошим иконостасом и т.п. я переживаю Божественную Литургию". Это то же самое, что человеку, не хотящему есть, подсолить и поперчить пищу для того, чтобы у него появился аппетит.
    — То есть, Геронда, названное вами не имеет никакого значения? Не помогает?
    — Я такого не говорю. Помогает, но не надо застревать на этом. В противном случае человек будет стремиться ощутить Христа магическим способом, будет искать темную келью, тусклую лампадку, располагающий к умилению храм и без этого не сможет молиться. Но в любом месте должно чувствовать себя одинаково: в поезде ли, в пещере, в дороге. Бог сделал каждого человека малой церковкой, и ее можно всюду носить с собой.
    Все ищут покоя, но покой приходит к нам изнутри. И эти бедолажки, что паломничают от одной святыни к другой, хотят найти Христа, в то время как Христос находится возле них. Имея возможность найти Его без труда, они утомляются и в конечном итоге не находят Его. Человек по-настоящему духовный не получает покоя от шатаний и любований разными достопримечательностями. Они для тех, кто страдает, потому что помогают им немного забыть свое расстройство. Человек духовный, имеющий божественное утешение, не нуждается в подобных вещах. Если же он не имеет в себе божественного утешения, то ничем не отличается от мирских. Его устремления и интересы тоже будут не духовными, а мирскими. Такой человек будет стремиться достичь покоя с помощью чего-то мирского.
    Многие приезжают на Святую Гору, посещают разных отцов, воодушевляются тем, что слышат от каждого, по-своему истолковывают и путают смысл сказанного да вдобавок говорят. "Очень хорошо провели время!" Но если бы они посещали какого-то одного отца, советовались бы с ним и старались исполнить то, что он им сказал, то получали бы действительную помощь. То, чем они занимаются сейчас, называется "духовным туризмом". Они теряют время, без цели мучаются и пользы не получают. А как было бы легко, если бы они держались одного отца и исполняли бы то, что слышали!
    Есть и такие, что говорят: "Поеду к одной Матери Божией, к другой Матери Божией!" Матерь Божия одна. Они же занимаются этим не от благоговения, а от желания покататься, развлечься. Из этого видно, что у них неспокойно на душе.
    — То есть, Геронда, паломничества, например на Святую Землю, не идут на пользу?
    — Смотри: в наши дни, путешествуя для того, чтобы получить небольшую пользу, ты в поездах, самолетах, гостиницах получишь скорее большой вред. Все пришло к обмирщвлению. Какую пользу можно получить, направляясь в духовное место и видя там великое мирское бесчинство? Для того, чтобы все это пошло на пользу, надо быть очень сильным человеком. В старину бедняжки паломнички оставались у святынь и совершали там бдения для того, чтобы получить духовную пользу, а еще для того, чтобы не расходовать деньги на гостиницу и раздавать милостыню. Если же кто-то по возвращении из паломничества ни в чем не изменялся духовно, то ему говорили: "И пошел ты чесноком, и вернулся луком".
    — Геронда, а если нет желания паломничать, то это значит, что отсутствует благоговение?
    — Нет. Я вот был не во всех монастырях Святой Горы, не был у многих святынь. Например, к святому Иоанну Русскому я не ездил, но это не значит, что я не почитаю этого святого. Хорошо иметь благоговение к какому-то святому в каком-нибудь святом месте, но не надо гнаться за тем, чтобы поехать туда.
     
    Старец Паисий Святогорец
    Духовное пробуждение
  25. ин. Василисса
    Увлекающийся страстию и необдуманностию при выговоре или наказании, во-первых, унижает и попирает человечество в самом себе, и потом в лице, подвергшемся взысканию, смешивая порок с человеком, между тем как существенная цель всякого исправления и состоит в том, чтоб отделить порок от человека. Замечено, что выговор имеет самое спасительное действие, когда делающий его энергически выставляет черную сторону порока и его пагубные последствия пред впадшим в порок, выражая вместе с этим искреннее чувство сожаления и благожелания к впавшему в порок. Столько же спасительно действие наказания, когда при назначении и исполнении его действие проистекает из вышепредложенного взгляда и ощущения. Действующего так можно уподобить вытаскивающему погрязшего в болото, очищающему его от грязи и тины, в которые он попал. Но тот, кто при выговорах и наказаниях смешивает порок с человеком и принадлежащее пороку приписывает лицу, по всей справедливости может быть уподоблен нашедшему своего ближнего погрязшем в болото, пришедшему за это в негодование на ближнего и затем втоптавшему его еще глубже в зловредную грязь и тину, в которых можно даже утонуть. И топят ближних своих, не подозревая этого свойства в своих действиях, многие, думающие исправлять их.
     

    свт. Игнатий Брянчанинов
    Полное собрание писем, том II


×
×
  • Создать...