Таблица лидеров

Только и помышлений было у отца Моисея, чтобы всякого успокоить, утереть слезы, облегчить скорбь. О благотворительности его невозможно всего передать. Придут к нему, бывало, из города бедные женщины попросить на зиму сенца для своих коров, он и спросит эконома: «Много ли у нас сена-то?» - «Батюшка, сена только про себя». Отец Моисей будто и согласится с ним и скажет женщинам: «У нас у самих столько-то коров и лошадей, и сено самим тоже нужно». Между тем запишет их адреса и отпустит. Потом, когда придет время поднимать стога, позовет к себе эконома и спросит: «Вот у тебя на лугу у города стоит стожок; когда ж ты будешь его возить?» - «Да думаю завтра, если благословите». – «То-то, ты уж поскорей, а то занесет его снегом, к нему и подъехать будет нельзя. Да, кстати, вот случилось какое дело: приходили ко мне из города женщины и просили продать им сена. Я говорил им, что сено нужно самим, да они набросали тут денег, одна полтора рубля, а другая два. Так уж нечего делать, надо им отвезти. Ты уж им отвези». Но женщины и не думали давать денег. Приехал к старцам в Оптину один настоятель и, проходя по дорожке к келье отца Моисея, увидел мальчика, сидящего на дорожке. «Ты что тут делаешь?» – спросил настоятель. – «Кротов ловлю», – ответил мальчик. «И жалование за это получаешь?» – «Получаю». Идет настоятель далее. Сидит у яблони другой мальчик. «А ты что делаешь?» – спрашивает настоятель. – «Ворон пугаю от яблони, чтоб яблоки не портили». – «И жалование получаешь?» – «Получаю». Входит настоятель к отцу Моисею и при разговоре высказывает ему свое удивление, что «мальчики у вас на жалованье: один тут кротов ловит…» – «Да, – прервал его старец, – крот – это вредный зверек, у лучших растений иногда подкапывает корни». – «Но другой-то только ворон пугает». - «Да, эта птица вредна, самое лучшее яблоко испортит да испортит. Вот я и должен нанимать мальчиков, да и мальчики-то – сироты». А это было время неурожая. Как ни прикрывал отец Моисей дела милосердия, но иногда случалось, что они нечаянно обнаруживались. Так, при посетителях однажды вошла бедная женщина с подушкою в руках. Отец Моисей вышел к ней в переднюю и спросил: «Что тебе надобно?» – «Да вот, батюшка, не купите ли подушку?» – «Нет, нам не надобно!» – «Возьмите, батюшка, сделайте милость! У меня дети голодные, нам нечего есть!» – «А что стоит эта подушка?» – «Полтора рубля». – «Хорошо!» Пошел к себе в келью, взял кредитную бумажку и подал женщине. Она поклонилась и вышла. Но едва он сел на место для беседы с посетителями, как женщина вернулась и говорит: «Батюшка, Вы должно быть ошиблись, дали пять рублей». – «Ступай, ступай, – сказал отец Моисей, – я цену знаю». Женщина ушла. Такие сердечные отношения к ближним постоянно им поддерживались. …В откровенной беседе с присными своими он говаривал: «Когда я готовлюсь служить, меня всегда заботит помысл: все нам Бог посылает; мир не оставляет нас своими приношениями; но есть, может быть, человек, которого я оскорбил неумышленно, отказал ему в чем-нибудь, лишил его, может быть, крова, не дал ему дневного пропитания, и он держит гнев на меня. А я не знаю его и не примирился с ним. Поэтому, когда приступаю к служению, первый поклон пред Престолом я всегда кладу за таких и молю моего Господа: укажи мне его, чтобы я имел возможность примириться с ним и седмерицею воздать за все, чего я лишил его»… Из книги иером. Ераста (Вытропского) "Историческое описание Козельской Оптиной Пустыни и Предтечева скита"

Считаю нужным напомнить вам, что я всегда особенное обращал внимание на тщательную исповедь. Есть указание у св. отцов и у еп. Игнатия Брянчанинова, что греховные навыки и страсти не поддаются уврачеванию без исповеди. Всякое врачевание будет неполным и недостаточным без исповеди, а при помощи исповеди они удобно искореняются. Поэтому я прошу вас всегда обращать особенное внимание на исповедь, всегда тщательно готовиться к ней и чистосердечно исповедовать все свои согрешения. …А если кто по неразумию не все откровенно и чисто исповедал, то пусть исповедует, чтобы совесть была неоскверненною. Духовника бояться нечего, и стыдиться его не должно. Духовник все знает, все грехи знает, так как у него не одна душа, а сотни исповедуются, и его не удивишь никаким грехом, как бы он велик и тяжек не был. Наоборот, всякий исповеданный какой-либо тяжкий грех возбуждает во мне особенную заботу о душе, и я никогда не изменялся и не могу измениться в своем отношении к душе, какие бы ни были исповеданы ею согрешения, наоборот, я больше о ней болею, беспокоюсь, забочусь о ее уврачевании и спасении. Поэтому, старайтесь ничего не скрывать, старайтесь чисто исповедываться. Тщательная исповедь необходима, а с нею вместе необходима и добрая нравственность, благочестивая жизнь, жизнь по заповедям Божиим. Старайтесь иметь душевную и телесную чистоту, старайтесь после исповеди уже не грешить сознательно, произвольно не грешить в надежде на покаяние. Человеку свойственно согрешать, падать и не должно унывать и приходить в чрезмерную печаль, если придется согрешить. Но не каяться свойственно бесам, поэтому необходимо каяться. Старайтесь исправляться, иметь добрую нравственность, хранить неоскверненною совесть во всех отношениях. Если не будет доброй нравственности, невозможно будет сохранить в чистоте и святой веры. Из поучений прп. Никона Оптинского

"И С НЕБА ОГОНЬ СХОДИЛ НА ЭТО ДОМИШКО" (Павел Груздев "Родные мои") В середине войны, году в 1943-м, открыли храм в селе Рудниках, находившемся в 15-ти верстах от лагпункта № 3 Вятских трудовых лагерей, где отбывал срок о. Павел. Настоятелем вновь открывшегося храма в Рудниках был назначен бывший лагерник, "из своих", священник Анатолий Комков. Это был протоиерей из Бобруйска, тянувший лагерную лямку вместе с о. Павлом -только во второй части, он работал учетчиком. Статья у него была такая же, как у Павла Груздева - 58-10-11, т.е. п. 10 - антисоветская агитация и пропаганда и п. 11- организация, заговор у них какой-то значился. И почему-то освободили о. Анатолия Комкова досрочно, кажется, по ходатайству, еще в 1942-м или 1943-м году. Кировской епархией тогда правил владыка Вениамин - до того была Вятская епархия. Протоиерей Анатолий Комков, освободившись досрочно, приехал к нему, и владыка Вениамин благословил его служить в селе Рудники и дал антиминс для храма. "На ту пору отбывала с нами срок наказания одна игуменья, - вспоминал отец Павел. - Не помню, правда, какого монастыря, но звали ее мать Нина, и с нею - послушница ее, мать Евдокия. Их верст за семь, за восемь от лагеря наше начальство в лес поселило на зеленой поляне. Дали им при этом восемь-десять коров: "Вот, живите, старицы, тута, и не тужите!" Пропуск им выдали на свободный вход и выход... словом, живите в лесу, никто не тронет! - А волки? - Волки? А с волками решайте сами, как хотите. Хотите - гоните, хотите - приютите. Ладно, живут старицы в лесу, пасут коров и молоко доят. Как-то мне игуменья Нина и говорит: "Павлуша! Церковь в Рудниках открыли, отец протоиерей Анатолий Комков служит - не наш ли протоиерей из второй части-то? Если наш, братию бы-то в церкви причастить, ведь не в лесу". А у меня в лагере был блат со второй частью, которая заведует всем этим хозяйством - пропусками, справками разными, словом, входом в зону и выходом из нее. - Матушка игуменья, - спрашиваю, - а как причастить-то? А сам думаю: "Хорошо бы как!" - Так у тебя блат-то есть? - Ладно, - соглашаюсь, - есть! А у начальника второй части жена была Леля, до корней волос верующая. Деток-то у ней! Одному - год, второму - два, третьему - три... много их у нее было. Муж ее и заведовал пропусками. Она как-то подошла ко мне и тоже тихо так на ухо говорит: - Павло! Открыли церковь в Рудниках, отец Анатолий Комков из нашего лагеря там служит. Как бы старух причастить, которые в лагере-то! - Я бы рад, матушка, да пропусков на всех нету, - говорю ей. Нашла она удобный момент, подъехала к мужу и просит: - Слушай, с Павлухой-то отпусти стариков да старух в Рудники причаститься, а, милой? Подумал он, подумал... - Ну, пускай идут, - отвечает своей Леле. Прошло время, как-то вызывают меня на вахту: - Эй, номер 513-й! - Я вас слушаю, - говорю. - Так вот, вручаем тебе бесконвойных, свести куда-то там... сами того не знаем, начальник приказал - пятнадцать-двадцать человек. Но смотри! - кулак мне к носу ого! - Отвечаешь за всех головой! Если разбегутся, то сам понимаешь. - Чего уж не понять, благословите. - Да не благословите, а!.. - матом-то... - при этих словах тяжело вздохнул батюшка и добавил: "Причаститься-то..." Еще глухая ночь, а уже слышу, как подходят к бараку, где я жил: "Не проспи, Павёлко! Пойдем, а? Не опоздать бы нам, родненькой..." А верст пятнадцать идти, далеко. Это они шепчут мне, шепчут, чтобы не проспать. А я и сам-то не сплю, как заяц на опушке. Ладно! Хорошо! Встал, перекрестился. Пошли. Три-четыре иеромонаха, пять-шесть игуменов, архимандриты и просто монахи - ну, человек пятнадцать-двадцать. Был среди них и оптинский иеромонах отец Паисий. Выходим на вахту, снова меня затребовали: "Номер 513-й! Расписывайся за такие-то номера!" К примеру -"23", "40", "56" и т.п.. Обязательство подписываю, что к вечеру всех верну в лагерь. Целый список людей был. Вышли из лагеря и идем. Да радости-то у всех! Хоть миг пускай, а свобода! Но при этом не то чтобы побежать кому-то куда, а и мысли такой нет - ведь в церковь идем, представить и то страшно. - Пришли, милые! - батюшка о. Анатолий Комков дал подрясники. - Служите! А слезы-то у всех текут! Столько слез я ни до, ни после того не видывал. Господи! Так бесправные-то заключенные и в церкви! Родные мои, а служили как! Огонь сам с неба сходил на это домишко, сделанный церковью. А игуменья, монашки-то - да как же они пели! Нет, не знаю... Родные мои! Они причащались в тот день не в деревянной церкви, а в Сионской горнице! И не священник, а сам Иисус сказал: "Приидите, ядите, сие есть Тело Мое!" Все мы причастились, отец Анатолий Комков всех нас посадил за стол, накормил. Картошки миску сумасшедшую, грибов нажарили... Ешьте, родные, на здоровье! Но пора домой. Вернулись вечером в лагерь, а уж теперь хоть и на расстрел - приобщились Святых Христовых Тайн. На вахте сдал всех под расписку: "Молодец, 513-ый номер! Всех вернул!" - А если бы не всех? - спросила слушавшая батюшкин рассказ его келейница Марья Петровна. - Отвечал бы по всей строгости, головой, Манечка, отвечал бы! - Но ведь могли же сбежать? - Ну, конечно, могли, - согласился батюшка. - Только куды им бежать, ведь лес кругом, Манечка, да и люди они были не те, честнее самой честности. Одним словом, настоящие православные люди.

Тридцать лет Боговоплощение было сокрыто от людей. Потом три с половиной года Бог являл Себя апостолам. Но их вере мешала немощь человеческого естества - видимая немощь Того, Кто был превыше естества. Потом смерть, разрушившая надежды ... И вот Воскресение ... ... и потом сорок дней нового рождения. Ибо в эти дни Бог заново родился и стал Богом. Но теперь это рождение и это Боговоплощение случилось в душах учеников. И истребилось неверие ... Сегодня праздник Вознесения. С этого дня души апостолов были вознесены на крыльях веры к престолу Божию. Пока только мыслию и надеждою ... чтобы через десять дней снизошел на них Дух Святой. Как дар тем, кто верит всеми силами своей души. Веруйте в Бога, и в Мя веруйте: в дому Отца Моего обителей много (Иоан.14:1,2) http://www.optina.ru/audio/blog/voznesenie_ipatiy_0200611.mp3 Проповедь игумена Ипатия (Хвостенко) http://www.optina.ru/audio/blog/voznesenie2_010611.mp3 http://www.optina.ru/audio/blog/voznesenie1_010611.mp3 Стихиры Вознесения