Таблица лидеров

Вера несла сумки, едва сдерживая слезы. Спина-то больная, тяжести носить нельзя... Еще немного. Совсем чуть-чуть осталось... Навстречу из-за березки вышла молодая женщина в длинной клетчатой юбке и с легкомысленным шарфиком на худой шее: — Здравствуйте! Вера не остановилась. Лишь, поджав губы, ускорила шаг. Женщина в юбке вздохнула. «Ну и ладно. Я с ней поздоровалась. Проявила дружелюбие. По-соседски как-то хотелось... Впрочем, было бы глупо ожидать от нее чего-то другого». Люба еще пару минут глядела вслед удаляющейся фигуре соседки, а потом, поправив шарфик, легким шагом направилась в сторону храма. До начала службы оставалось меньше часа. От напряжения руки немного дрожали, и Вера не сразу попала ключом в замочную скважину. За дверью послышались шорох и какая-то суета. Вера улыбнулась: это Машка спешно собирает фантики от конфет, а Димка выключает видеопроигрыватель. («Мама, мы мультики не смотрели! Мы уроки делали!») Вера пошла на кухню, поставила пакеты на стол и заглянула в мусорное ведро под мойкой. Так и есть — обертки от конфет... — Маша, бегом мыть руки и за стол! Я разогреваю ужин! Диму звать не надо. Он уже проводит ревизию пакетов на наличие чего-нибудь вкусненького. Звук открывающейся входной двери. Это Лера. Наверное, физкультура была последним уроком, поэтому она и пришла пораньше. Ну, все. Больше ждать некого — Степан придет ближе к ночи. Поцелует детей перед сном и сядет есть. Вера очень любила эти минуты. Когда она смотрела на уставшего, но счастливого мужа, все проблемы прошедшего дня казались сущим пустяком. Степан у Веры — врач скорой помощи. Работает порой по одиннадцать часов в сутки, чтобы иметь возможность прокормить семью. Устает, конечно, сильно. Но у него, в отличие от многих, есть Дом. Дом для семьи Васнецовых — не просто слово. Это надежный щит от внешних врагов. Димку на улице дразнят мальчишки. За то, что у него короткие штаны — по косточку. И свитер тоже короткий. А ботинки не модные. Но Димке все равно — не нужны ему такие друзья. Да и вообще, у него Дом есть! Машку не дразнят. Ее просто боятся. И поэтому не дружат. Но и она по такому поводу не сильно переживает — у нее тоже Дом есть! А вот Лерка уже взрослая... У нее свои друзья, интересы... Но и для нее Дом — это не просто квартира. Это место, где никогда не кричат. Поэтому она дышит. В прямом смысле этого слова. У пятнадцатилетней Валерии астма. Приступы бывают редко, но раньше они практически не прекращались, и девочка жила в постоянных муках. Но это было очень давно — когда еще не было Дома. А сейчас Вера разложила по тарелкам нехитрый ужин, и дети дружно сели за стол. Подходя к храму, Люба увидела Ольгу. По тропинке они шли уже вместе. — Что-то Васнецовых не видно, — задумчиво сказала Ольга, обведя глазами прихожан, стоявших на ступеньках. — Видела я Верку! Домой она шла, да детей к Богу, видимо, недосуг вести! — сказала Любовь и тут же ужаснулась собственной злости, сквозившей в словах. Оля удивленно посмотрела на свою знакомую: — Ты чего? Все еще злишься, что Веркин Дима тебе окно мячом разбил? Так Степан же застеклил! Люба молчала. Как-то очень тягостно молчала. Ольга внимательно посмотрела на нее, а потом, взяв под локоть, отвела в сторонку: — Ну-ка, рассказывай. Что произошло? И Люба, стараясь не разреветься от обиды, горечи и жалости к самой себе, рассказала. Обо всем. О том, как Васнецовы только въехали в их дом. Как Любаша удивлялась привязанности и трогательной заботе Степана о жене. О том, как ломала голову над вопросом, отчего одни годами вымаливают верующего, доброго и преданного мужа, а другим он достается просто так, и они этого не ценят. Нет-нет! Это не зависть и не осуждение! Просто вот Любаша, например, давным-давно готова стать женой. И не просто женой, как эта Верка, а самой хорошей, любящей, нежной! С ней муж бы спасался! И в храм они бы ходили не раз в две-три недели, а каждое воскресенье! А может, даже каждый день! Вот только Бог почему-то еще не сжалился над Любашей, не послал ей мужа. Люба немного помолчала, а потом совсем уж по-детски всхлипнула: — И кошку выкинула эта Верка! Совсем у нее сердца нет. Она выкинула, а я подобрала! Марусей назвала. — Кошка-то тут причем? — не поняла Ольга. — Маруся в наш подъезд давно уже прибилась. Я ее кормила. Думала, сжалится кто — себе заберет. А тут гляжу — Лерка Васнецова идет. Я ей говорю: «Возьми кошечку себе, смотри, какая ласковая!» А она заладила: «Мама не разрешает». Я ей объясняю: «Ты возьми, возьми! Это ж доброе дело — живое существо приютить». Ну, и взяла Лерка кошку. А вечером выхожу мусор выносить, смотрю — Верка кошку за шкирку из квартиры на улицу вышвырнула! Прошла мимо меня и как зыркнула злобно! Совсем у нее сердца нет! Ольга внимательно смотрела на Любу и молчала. Но потом все же решилась: — Мой брат практику проходит у Степана. Он рассказал мне. У Васнецовых-то все дети приемные. Еще и больные. У Димы что-то с сердцем, а у Леры с легкими... Так что, Любаша, ты сильно-то не суди, у кого сердце есть, а у кого его нет. А что кошку пожалела и себе взяла — это ты молодец! Вдвоем веселее! Постояли еще пару минут. Помолчали. И пошли в храм. Вера уложила детей и села ждать мужа. Заварка уже давно насыпана в его кружку — только кипятка добавить. Ужин на плите — лишь подогреть, пока будет руки мыть. И тут в дверь позвонили. Вера посмотрела в глазок — соседка. Нехотя открыла дверь. — Вера, я извиниться пришла. Вера молча впустила гостью. Та робко стояла, опустив глаза. — Да проходи уж на кухню, раз пришла... Сели за стол. Разговор не клеился. — Так за что извиняться будешь? — сурово спросила Вера, а у самой глаза блеснули задорным огоньком. — За то, что я тебя не любила, — простодушно призналась Люба. — Понимаешь, я же не знала, что дети у вас приемные! — Какая разница? Приемные или свои? — Как какая?! Это же подвиг — такой крест нести! — раскраснелась от переизбытка чувств Любаша. — А я еще тебя бессердечной считала из-за того, что ты кошку выбросила... — Вот ты, Любка, глупая! Мы не крест несем! Мы детей растим! — тихонько смеялась Вера. — А кошку нам никак нельзя. — Вера вмиг посерьезнела: — у Лерочки аллергия на шерсть, пыль и многое другое. Она астматик, так что мы без животных живем. «Какая молодец эта Вера», — думала Люба, возвращаясь в свою квартиру. Сумки сегодня какие-то особенно тяжелые. Ну, ничего. Еще немного. Совсем чуть-чуть осталось... Кто-то резко выхватил сумки из обеих рук: — Вер! А я тебя караулю! — Люба удобней перехватила пакеты. — Ты в следующий раз, как пойдешь продукты на свою ораву покупать, зайди ко мне, я тебе сумку на колесиках дам. Нет! Не дам! Я тебе ее подарю! Они шли к своему дому. Вера молча улыбалась, а Любаша весело щебетала о погоде, о своей кошке и еще о чем-то очень важном для нее... 10.04.2013 Наталия Климова

"Жили-были…" Так начинаются все сказки. Но у нас-то не сказка, а самая настоящая быль. Итак, жили-были два брата-близнеца – Борис и Глеб. Борис ужасно гордился тем, что был на целых пятнадцать минут старше брата, но Глеб, видимо, в силу своего звучного имени, всегда был заводилой во всех мальчишеских шалостях. А похулиганить ребята любили – ни разу за ними не заржавело. И как у всех мальчишек, была у них тяга к оружию. Огнестрельному. На лето родители отправляли их к бабушке на дачу. Вот это настоящее приволье! Надзора почти никакого, а возможностей не скучать – выше крыши. Ну, клубнику воровали, ну, костры жгли ночью на озере, на острове жили как Робинзоны. Но самое интересное было километрах в пятидесяти от дачного поселка – они, немного повзрослев, туда в поход ходили. Бабушка пацанов отпускала – удержишь их, пожалуй, - собирала консервы, сухарики, деньжат давала немного и крестила на дорожку. В том районе в войну шли жуткие бои – трофейщики проходить не успевали, не до того было. Вот и оставались в земле всяческие «сувениры» - от патронов и наград, до мин, снарядов и всевозможного оружия. Борис с Глебом историей Великой войны очень интересовались, причем, выкапывали эту историю из земли собственными руками. Это сейчас таких, как они называют «черными копателями» - стараются либо посадить, либо объединить в патриотические клубы, а тогда ни этих мест, ни таких ребят вроде, как и не было вовсе – другая была страна. Найденное оружие мальчишки чистили и чинили, по возможности. Потом проверяли на консервных банках – стреляло, но патрон могло заклинить в любую минуту. Но однажды Глебу повезло – штык его лопаты уткнулся в доску. Аккуратно раскопав землю, он увидел ящик. - Борян! Ай-да сюда! В раскоп заглянул брат: - Чего тебе? – вытаращил глаза Борис, - Нашел чего? - Помоги. Братья вытащили тяжеленный ящик на поверхность, открыли и обалдели от собственного везения – в ящике были ровненько уложены новые, в смазке ППШ. - Что делать будем? – тихо спросил Борис. Глеб пожал плечами: - Ты понимаешь, может быть, на весь лес он, - Глеб ткнул пальцем оружие, - такой один был. И мы его нашли… Тут настоящую войну устроить можно. М-да… Решение пришло к утру. Взяв два ствола, чтоб никому не обидно было, остальное ребята прикопали в потаенном месте и отправились домой. Иногда, подальше от дачного поселка, братья стреляли по банкам, чувствуя себя настоящими солдатами. Но если ружье есть, оно должно и для дела пригодиться. Вот и пригодилось. Раз за завтраком бабушка обмолвилась: - Ух, повадился, супостат. - Кто, бабуль? – заинтересовались пацаны. - Да бобёр. Лазает в курятник. Всю ботушку пожрет, так и корытце сгрызёт, ирод. Спасу нет. – бабушка оправила передник, - Да вы ешьте, вон худющие какие, одни глаза! Борис хитро глянул на Глеба, тот подмигнул, мол, вот и настоящее дело подвернулось. Глеб ко всему подходил с толком. Больше недели братья выслеживали бобра. Приходил он рано утром – хоть часы по нему сверяй. Только бабушка болтушку курам снесет – он тут как тут. Калитка на двор в обе стороны открывается – так он ее лапой толкнет, и в курятник. Пожрет куриные харчи, на двор осторожненько выглянет, и тем же макаром – назад. Пробовали калитку застопорить, так этот пройдоха доску в заборе выгрыз и все равно да курятника добрался. И решили братья бобра убить. - А что, - рассуждал Борис, - шкуру продадим, денег заработаем. Ты ж, брат, стреляешь хорошо. Глеб согласился – да, мол, другого выхода нет, надо же бабуле помочь. Спрятался Борис за поленницу с одной стороны, а Глеб – с другой, и стали ждать. Зверь, явившись в положенное время, перекусил, как водится, и отправился назад. Тут Борис выпрыгнул из своего укрытия, преграждая бобру путь в спасительный полутемный курятник. Бобр опрометью кинулся к выходу, но возле калитки уже стоял Глеб с заряженным ППШ. Зверь остановился, сел на широкий кожистый хвост, вытянул лапки вдоль толстенького тельца и… заплакал. Две крупные слезинки выкатились из темных блестящих глаз, прячась в гладкой коричневой шерстке. Он не пытался убежать, скрыться где-то – просто сидел и ждал своей участи. А куда бежать? – от пули не побегаешь. Глеб опустил ствол. Махнул рукой брату, мол, уходим. Открыл калитку. … С силой зашвырнув в озеро ненавистные ППШ, Глеб неумело закурил. - Чего ты не стрелял! – не унимался брат. – Струсил? А стволы зачем выкинул!? Брат, ты чего? - Не мог я выстрелить, - спокойно отозвался Глеб. – Он плакал. - Кто? Ты перегрелся? - Бобёр. - Звери не умеют плакать, - Борис начал понимать, что брат не шутит. – Ты ничего не путаешь? Может, показалось? Глеб покачал головой, смял сигарету: - Ладно, пошли… Братья дали друг другу слово – никогда не возвращаться к своему схрону. Правда, один из них однажды нарушил свое слово – но на то были свои причины. Мы не будем его судить. А бобр больше никогда в их курятник не приходил.

... Вечером мы обязательно пьем чай. Баба Вера и бабушка наливают чай из чашки в блюдечко. И еще размачивают печенье и баранки в чае. Размокшее печенье мне не нравится – ведь оно тогда не хрустит. А вот чай из блюдца – это очень вкусно! Бабушка держит блюдце одной рукой. Меня это не получается, и я, низко наклоняясь над столом, пью чай, наклоняя блюдечко к себе. Бабе Вере это не очень нравится, но мне весело, и я не замечаю ее недовольства. За окнами стало совсем темно и пора ложиться спать. Мы с бабушкой спим на диване в большой комнате. Бабушка читает мне книжку, а я играю с машинкой. - Все. Давай спать. У меня уже глаза закрываются. - Не, еще маленько! Ну зачем спать, если совсем не хочется! На стене висит ковер, и его рисунок похож на дорогу, подходящую для моей машинки. Я начинаю придумывать, как еду по этой дороге на своей машине, еду мимо лесов, полей и рек… Прям как в замечательной песне, которую я знаю почти наизусть! - Ты спать собираешься? – бабушка делает строгое лицо. Спать я не собираюсь. В стене раздается шорох. - Бабуль, что это такое? - Мыши. Все, спать. Бабушка гасит лампу. - Спокойной ночи, мое солнышко, - она прижимает меня к себе и целует в макушку. - Спокойной ночи, бабулечка, - я выпутываюсь из бабушкиных объятий, прячу машинку под подушку и смотрю на ковер. В лунном свете он еще больше напоминает горы. Какие они, горы… Я падаю в сладкие детские сны. Солнечный луч скользит по дощатому крашеному полу. В комнату входит бабушка. Поверх платья на ней надет полинявший, старенький, но очень чистый фартук, на голове – платок, завязанный сзади. - Вставай! Уже солнышко в попу уперлось! Бабушка просыпается очень рано, и, пока я сплю, успевает переделать кучу дел. Я не понимаю, зачем вставать так рано, если весь день впереди? Ведь так хочется поспать подольше, потом поваляться в кровати. Бабушка встает сразу, как только проснулась – не лежит ни минуты. Я до сих пор так не могу, хотя мне уже… Я мышкой пробегаю по кухне. Баба Вера что-то готовит на маленькой электрической плитке. Я стараюсь быть незаметной, но баба Вера все-таки недовольно вздыхает мне вслед. Прямо от крыльца узкая дорожка ведет к сараю, а вдоль нее – высокие кусты с синими цветами. Эти цветы называются сапожкИ. В них с утра до вечера жужжат шмели и пчелы. Я ужасно боюсь, что они меня укусят! Пулей пролетая мимо сапожков, я бегу к бабушке в сарай: - Я проснулась! - Очень хорошо. Сейчас пойдем блинкИ кушать. Блинки я готова есть сколько угодно! Это самая настоящая игра. Бабушка печет малюсенькие поджаристые блинки, ловко перекидывая их ножиком на мою тарелку. - Эва, какие прыгучие! – кладет на каждый блин маленький кусочек сливочного масла, который сразу тает. - Прыгучие! Даже в животе прыгают! – я проглатываю блин и подскакиваю на стуле. Теперь нужно шустро съесть оставшиеся на тарелке четыре блина. Я должна это сделать быстрее, чем бабушка напечет новых! Наверно, до смерти я буду помнить эти самые вкусные на свете блинки. Ни в одном ресторане мира не готовят ничего подобного. Я готовлю блины строго по бабушкиному рецепту, но очень редко у меня получается хоть что-то похожее на бабулины блинки...

Ласкайся к Спасителю и Божьей Матери, как искренний сын или дочь, ласкайся, говорю, - прочитывая сердечно каноны, акафисты Иисусу Сладчайшему и Божией Матери, ласкайся и к святым горячими молитвами и положенными канонами и акафистами, и не будешь посрамлен, вскоре же сам ощутишь в своем сердце ласку небесную от Духа Святаго, но и не унывай, если сердце твое хладно чрез мрачные веянья врага бесплотного. Господь все видит, и никто не отходит тощ от Него, и скоро дает каждому по заслугам. Терпи, ибо сказано: терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21, 19). Молясь Богу и святым, нужно понудить себя отложить всякие пристрастия житейские к людям и вещам, или всякое лицеприятие к людям и вещам, и понудить себя любить всех, как братьев и сестер, со всяким доброжелательством, как себя. Святой праведный Иоанн Кронштадтский