Таблица лидеров

Без долговременного внутреннего, а лучше внешнего уединения увидеть полноту греховности своей невозможно. Если кто увидит полноту греха живущего в себе (это очень стойкое и сильное впечатление), это неизбежно просто, он не справится с самим собой, но погрузится в столь полную печаль о своём собственном \открывшимся ему Богом\ состоянии, что посторонние зрители тут (кто бы они ни были) будут совершенно неуместны. Печаль ляжет и на лицо, и на положение тела, и на каждую мысль рождающуюся в это время в душе. Сила скорби при этом будет неотступной. Душа онемеет от ВСЕХ почти своих личных мыслей — и это СОВЕРШЕННО неизбежно. Скорбь о своей личной испорченности, а лучше сказать о порче (о общем всему человечеству) грехе, будет столь сильна что разум умолкнет, словесность станет как несуществующая, природа вещей и природа личного мышления примет иные формы и останется ТОЛЬКО лишь боль в сердце и искренняя просьба о Милости Господней, просьба — как из истинного вечного ада. Долговременную боль о своём личном падении, даже делать попытки обольщаться не стоит, утолить, при жизни в теле невозможно ничем и никем. Эта боль живёт в каждом человеке, тайно томит она всех, но лишь духовно опытная, сроднившаяся со свои внутренним духовным плачем, душа — знает как правильно жить ей с этим бесценным Даром Бога, с Даром зрения полноты греха своего. Правильному духовному плачу необходимо учиться и НИКТО не может научить этому плачу другого человека пока сам не войдёт в него, пока не научится дышать бесконечной и непрестанной печалью о самом себе омывая этой печалью в себе — всё и всегда, оплакивая в себе непрестанно: — КАЖДУЮ свою мысль, — КАЖДУЮ свою молитву к Богу, — КАЖДОЕ своё чувство: к ближним, к живым и усопшим, к Богу, к Святым. Тот кем владеет плач Духа — делается неспособен видеть никакое благо в себе самом и ни при каких условиях. Даже, если бы он воскресил мёртвого. Полный текст 14- ой главы из моей книги "О правде и иллюзиях на молитве" можно прочесть здесь http://www.edinstva.ru/?p=26791

Логика — наука о методах мышления, о рассуждении, о доказательствах, о правильном выдвижении и опровержении гипотез (предположений). Нищета духовная — устойчивый навык всё доброе приписывать — Богу. Без духовной нищеты невозможно приблизится к Богу. Практика показывает что если нет в ком нищеты духа, то обстоятельства жизни, рано или же поздно, но приведут такого человека к познанию своих немощей через его личный печальный опыт. Истинная нищета духа это Действие Бога в человеке, а так как Бог Непостижим, то действия истинной нищеты духа не могут быть до конца и ясно осознаны даже в том в ком Бог Действует. Для разума видится противоречие. Если смирить свой ум, то как тогда пользоваться своим мышлением и логикой? Как может продуктивно рассуждать тот кто не видит в себе самом НИКАКОГО блага? Но если всмотреться внимательнее, то нищета духа и логика лишь на первый взгляд видятся взаимно исключающими друг друга, на самом деле это не так. ...................... Только что завершил 23-ю главу своей книги о молитве "Сосуществование нищеты духа и логики (их вражда и единение) Правильный вход в храм души" http://www.edinstva.ru/?p=26828

"...В Ленинграде в «зиму 1941/1942 жители <…> держали экзамен на человеческое достоинство и экзаменовались у голода. Экзаменатор оказался беспощаден, а ученики оказались плохо подготовлены. <…> Голод начался в Ленинграде уже с осени – в сентябре служащие стали получать по 200 грамм хлеба – и встречен был нами стойко. Люди недоедали и помнили, что рядом с ними такие же люди, которые недоедают так же, как они, а может быть, еще и больше. Даже с соседом, не говоря уже о близком знакомом или друге, делились всем, чем могли: последним сахаром, скудной порцией каши, кусочком случайно полученного белого хлеба. Было немыслимо есть самому и видеть рядом голодного; если на чью-нибудь долю случайно выпадали крохи чего-то вкусного, его микроскопическими порциями делили в дружеском кругу, сплошь и рядом обделяя себя. Желудку было голодно, но сердцу было сыто. Время шло, принося с собой только ухудшение. 200 граммов хлеба давно были заменены голодной нормой 125 граммов, по карточкам почти ничего не давали. Голод не грозил; он как хозяин распоряжался людьми, тысячами выводя из строя слабых и нежизнеспособных; укладывая в постель тех, кто еще боролся за жизнь, ожесточая самых крепких, хотевших выжить во что бы то ни стало. Люди вдруг догадались, что они будут более сыты, если никому не будут уделять от своего, а кое-что и прихватят у соседа. Кончилась совместная еда и угощение друг друга: каждый норовил теперь есть в одиночку, таясь от соседей. Тут был и человеческий стыд за себя, и животное озлобление на того, кто может захотеть кусочек от твоей порции. Каждый кусок съестного превратился в бесценное сокровище: это сокровище начали прятать и не спускать с него глаз, боясь, чтобы им не завладел сосед. Люди, от века ничего не запиравшие, убирали хлеб под замок или всюду носили его с собой: если мало осталось в Ленинграде таких, кто не таскал – в большей или меньшей степени – съестного у соседей и близких, то, ручаюсь, не было ни одного человека, который никого не заподозрил в том, что его обкрадывают. В одной своей юношеской драме Клейст назвал подозрение душевной проказой – Ленинград в эту жестокую зиму был сплошной колонией прокаженных. Старая и длительная дружба, давнишнее знакомство с человеком, в нравственных качествах которого вы были уверены – ничто не спасало от подозрения в том, что ты украл. Рвались и рушились старые, казалось бы, такие прочные отношения, приносившие когда-то мир и радость: в страшной борьбе за жизнь каждый почувствовал себя одним и одиноким: рядом стояли враги, гибель которых была лишним шансом на собственную жизнь и победу». В эти годы Анна Андреевна Ахматова писала: Мы знаем, что ныне лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет. Во время блокады, длившейся с 8 сентября 1941 года по 18 января 1943 года, митрополит Ленинградский (будущий патриарх) Алексий (Симанский) неотступно пребывал в осажденном Ленинграде. Он постоянно совершал богослужения в кафедральном соборе один, без диакона, читал помянник о «всех от глада и язв скончавшихся» и каждый вечер служил молебен святителю Николаю, обходя с чудотворной иконой собор, в котором в то время и жил. Обессиленные от мучительного голода люди брели в собор, где архипастырь осажденного города поддерживал и утешал страдальцев, укрепляя в них веру в скорую победу, утешая надеждой на Покров Божией Матери и небесное предстательство покровителя Ленинграда – святого Александра Невского. Известен случай, когда женщина полностью отдавала свой паек детям, а сама жила только тем, что ежедневно причащалась. Господь укрепил ее, и она с семьей смогла пережить страшные дни..." Галина Чинякова "Благодарная память сердца" https://azbyka.ru/fiction/blagodarnaya-pamyat-serdca/#n5