Таблица лидеров

СРЕТЕНИЕ ГОСПОДНЕ ВСЕХ с праздником! Когда Она в церковь впервые внесла Дитя, находились внутри из числа людей, находившихся там постоянно, Святой Симеон и пророчица Анна. И старец воспринял Младенца из рук Марии; и три человека вокруг Младенца стояли, как зыбкая рама, в то утро, затеряны в сумраке храма. Тот храм обступал их, как замерший лес. От взглядов людей и от взора небес вершины скрывали, сумев распластаться, в то утро Марию, пророчицу, старца. И только на темя случайным лучом свет падал Младенцу; но Он ни о чем не ведал еще и посапывал сонно, покоясь на крепких руках Симеона. А было поведано старцу сему о том, что увидит он смертную тьму не прежде, чем Сына увидит Господня. Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня, реченное некогда слово храня, Ты с миром, Господь, отпускаешь меня, затем что глаза мои видели это Дитя: он – твое продолженье и света источник для идолов чтящих племен, и слава Израиля в нем».- Симеон умолкнул. Их всех тишина обступила. Лишь эхо тех слов, задевая стропила, кружилось какое-то время спустя над их головами, слегка шелестя под сводами храма, как некая птица, что в силах взлететь, но не в силах спуститься. И странно им было. Была тишина не менее странной, чем речь. Смущена, Мария молчала. «Слова-то какие…» И старец сказал, повернувшись к Марии: «В Лежащем сейчас на раменах твоих паденье одних, возвышенье других, предмет пререканий и повод к раздорам. И тем же оружьем, Мария, которым терзаема плоть Его будет, Твоя душа будет ранена. Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко в сердцах человеков, как некое око». Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле для двух этих женщин под сенью колонн. Почти подгоняем их взглядами, он шагал по застывшему храму пустому к белевшему смутно дверному проему. И поступь была стариковски тверда. Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного: но там не его окликали, а Бога пророчица славить уже начала. И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами храма. Он шел умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди, он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою, как некий светильник, в ту черную тьму, в которой дотоле еще никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась. Иосиф Бродский (1972)

Из ТГ-канала о. Александра Тимофеева https://t.me/protalextim/3683 Парадоксальным образом, в логическом развитии своей интерпретации «любви к ближнему» и «дороги в Небеса» уранополитизм и либерализм приходят к одному знаменателю: идеализму, становящемуся абстракцией. На прошедшем в Храме Христа Спасителя епархиальном собрании Московской митрополии священник Алексий Шляпин из Можайска заявил, что «не согласен с такой патриотической тенденцией в церковных отношениях». А долг священника он видит в том, чтобы «вести людей в Царство Небесное, а не патриотизмом заниматься». Проще говоря, человек, который говорит, что «нужно вести людей к Небу», «а не патриотизмом заниматься», видимо, знает некий «особый путь к Небу» и этот путь пролегает мимо патриотизма. Но что такое этот самый «патриотизм», как не любовь к ближним, как не любовь к семье, к Родине? Просто и удобно любить дальнего, т.е. абстрактное человечество, а не того ближнего, кто сейчас рядом с тобой или сидит в окопе так неподалёку. Проще «любить» своё абстрактное представление о «Царстве Небесном», чем каждый день совершать малый подвиг, любя ближних и Родину такими, как они есть — несовершенных, наполненных страстями и, в конце концов, так сильно раздражающих нас. А тем более, за них кровь проливать. В своей статье, написанной в 2013 году, священник Алексий Шляпин написал, что «Мы должны покаяться в патриотизме, осудить и отбросить патриотизм как шелуху, как струп, как клеща, который долгое время паразитировал на теле Церкви. Чтобы проповедовать чистое Христианство». На чём основана абстракция «чистого Христианства» Шляпина? Не на либеральных ли измышлениях под видом «чистоты»? Гегель, сформулировавший теорию о самосовершенствовании «чистого духа», наравне с Вольтером и его идеями гуманизма и проч., стали предтечами как современных либерально-демократических течений, так и уранополитизма — и то, и другое ищет опоры в абстракциях. Дальше, видимо, ради достижения абстракции уранополитов, предстоит освобождение человека от истории, Родины, а затем и от всего плотского — семьи и всего человеческого. Но идеи эти — это разве не калька псевдоаскетизма безумного профессора Фогеля — воплощения Антихриста из «Мерзейшей мощи» К. С. Льюиса? «Мы выведем нового Человека, бессмертного, свободного от природы», — говорил льюисовский Фогель. Недавно переписывались об этом с одним моим другом. О том, что освобождение от всего человеческого приводит к нечеловеческому, но вовсе не обязательно к божественному. Христианство — не абстракция уранополитов. Патриотизм, как и христианство — реальность. Патриотизм — это любовь к своим самым ближним, это благодарность Господу, Который хранит нашу землю и культуру. И эту реальность по дороге к Небесам не миновать. Путь абстракций уранополитизма и либерализма — это путь прельщения и самообмана. Собственно, это и противоречит всему историческому опыту Церкви, на что и указал Святейший Патриарх. Апостол Павел, который точно умел любить ближнего, писал так: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом, что великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти» (Рим. 9:3).