Хотелось бы узнать, можно ли монаху дружить с мирянами?
Автор:
Aimar, в Монашеская жизнь
-
Сейчас на странице 0 пользователей
Нет пользователей, просматривающих эту страницу.
-
Похожие публикации
-
Автор: OptinaRU
Предстоятель Русской Церкви принял членов Комиссии по подготовке празднования 1000-летия русского монашеского присутствия на Святой Горе Афон
17 июня 2015 года в Патриаршей и Синодальной резиденции в Даниловом монастыре в Москве состоялась встреча Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с членами Комиссии по подготовке празднования 1000-летия русского монашеского присутствия на Святой Горе Афон.
Со стороны Русской Православной Церкви во встрече приняли участие: митрополит Волоколамский Иларион, председатель Отдела внешних церковных связей; протоиерей Николай Балашов, заместитель председателя ОВЦС; протоиерей Игорь Якимчук, секретарь ОВЦС по межправославным отношениям; консультант ОВЦС священник Михаил Асмус.
Комиссию Священного Кинота Святой Горы Афон представляли: иеромонах Никодим (Великая Лавра), иеромонах Антоний (монастырь Ивирон), монах Никодим (монастырь святого Павла), иеромонах Гавриил (монастырь Эсфигмен), иеромонах Кирион (монастырь Русик).
Приветствуя гостей, Святейший Патриарх Кирилл, в частности, сказал:
«Мы приближаемся к очень важной для Русской Православной Церкви и для вселенского Православия дате — 1000-летию русского присутствия на Святой Горе Афон; и я очень рад возможности обсудить с вами вопросы подготовки к этому торжеству.
Связи между Русью и Афоном начались сразу после Крещения Руси в 988 году и продолжались на протяжении веков. Об этом свидетельствуют святыни, привезенные на Русь нашими благочестивыми предками и афонскими монахами, а также множество сокровищ из России, которые были пожертвованы на Святую Гору.
Россия всегда выступала защитницей Православия на Востоке, и это во многом обеспечивало безопасность Святой Горы Афон. А Святая Гора во многом обеспечивала духовную безопасность России — в первую очередь, своим влиянием на русское монашество. Празднуя 1000-летие русского присутствия на Афоне, мы хотели бы осмыслить всю эту историю, познакомить с ней молодое поколение жителей Святой Руси — и русских, и украинцев, и белорусов, и представителей других национальностей; показать нашему обществу значение Святой Горы для нашей страны, для духовной жизни россиян; наконец, сделать так, чтобы это празднование привлекло внимание к Святой Горе во всем мире и чтобы Европа еще раз осмыслила значение Святой Горы для собственной духовной жизни.
Думаю, это особенно важно в связи с упадком религиозной жизни в Западной Европе, где в основу устроения общества полагаются опасные антихристианские идеи. Мы можем свидетельствовать о том, что сегодня западный мир находится в глубоком духовном кризисе. Запад этого кризиса не осознает и высокомерно смотрит на весь мир, требуя, чтобы все следовали его законам, которые не оставляют места ни Богу, ни вере в жизни людей. Поэтому празднование должно пройти таким образом, чтобы не только Россия и Греция, но и весь мир почувствовал бы значение духовной традиции Православия. И пример России, мощного современного государства, играющего очень важную роль в международных отношениях и одновременно питающегося духовной энергией Афона, может быть очень убедительным для многих европейцев, в том числе несогласных с опасными антирелигиозными и антихристианскими тенденциями в жизни Западной Европы и Северной Америки.
Необходимо привлечь к Афону внимание мировой общественности и тем самым противодействовать опасным тенденциям в западноевропейской политике, связанным с давлением на Афон с точки зрения современного либерального законодательства. Нужно еще раз подчеркнуть особое, непреходящее значение Афона с его уставом, его традициями, и особое значение автономии Святой Горы для Европы и для всего мира.
Мы разрабатываем обширную программу торжеств в пределах Русской Православной Церкви. У нас пройдут съезды монашествующих, будут реализованы специальные программы в духовных семинариях, намечены значительные издательские проекты. Будут проводиться научные конференции, сниматься телевизионные передачи, создаваться фильмы, по всей России пройдет школьная олимпиада, посвященная Святой Горе Афон. Внимание всего нашего народа будет максимально привлечено к этому празднованию, потому что мы проведем его не только в Москве, но и по всей Русской Церкви. Российское государство также привлечено к этому празднованию — сейчас формируется программа церковных и государственных юбилейных торжеств. Другими словами, мы хотим использовать эту дату для того, чтобы очень глубоко вспахать нашу религиозную почву. Мы должны вместе хорошо потрудиться, чтобы реализовать большой миссионерский потенциал Афона, который может послужить делу утверждения Православия не только на пространствах Святой Руси, но и во всем мире».
В свою очередь представители Священного Кинота и монастырей Святой Горы поблагодарили Его Святейшество за возможность встречи, отметив, что на Афоне очень ценят многовековые отношения с Россией и стремятся сделать все для их укрепления и дальнейшего развития.
В ходе встречи состоялось обсуждение различных вопросов подготовки к юбилейным торжествам, намеченным на 2016 год.
Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси
-
Автор: Кира
Я приступаю к беседе о монашестве с большим внутренним трепетом, потому что, перечитывая службу пострига, с такой мучительной ясностью вижу, что после пятидесяти лет я еще не приступил к тому, что обещал когда-то, принимая монашество. Поэтому я буду говорить о том, что представляет собой монашество, помня, что человек от слов своих оправдается и от слов своих осудится — и не только от слов, но и от жизни; помня, что знание только прибавляет нам ответственности и вновь и вновь требует от нас исправления, покаяния, вступления заново в ту жизнь, которую мы когда-то увидели перед собой и которую большей частью осуществить не сумели.
Говорить о монашестве в отрыве от размышления о браке невозможно. Я вскоре объясню, почему так, но это очень важно помнить, потому что иначе монашество представляется в Церкви как путь особенный и каким-то образом оторванный от самой сущности Церкви, будто он — не один из аспектов церковности, а исключение. Что это не так — легко себе представить, если задуматься над тем, как монашество зародилось, с чего оно началось.
Пока Церковь была гонимой, монашества в ней не было. Все верующие стояли перед угрозой пыток, смерти, мученичества. Если мы вспомним, что слово, которое мы переводим “мученичество”, на греческом языке значит “свидетельство” (которое может проявляться и в слове, и в красоте жизни, но и в готовности эту жизнь отдать во свидетельство Христу), то легко понять, что когда прекратились гонения, перед Церковью стал вопрос о том, как идти героическим царским путем. Это стало особенно трудно тогда, когда Церковь не только перестала быть гонимой, но была принята Византийской империей, когда христианство стало верой императора и, значит, его окружения, которое следовало его примеру, не всегда следуя его обращению. В тот момент в Церковь влились толпы людей, которые слегка или даже с какой-то глубиной уверовали во Христа, но во время гонений в Церковь не вступали; те, которые были готовы войти в Церковь тогда, когда она стала “образом жизни”, но не путем на Голгофу. Это исторически верно. Отец Георгий Флоровский говорил, что когда прекратилось мученичество, началось монашество: люди героического духа, которые не могли примириться с разжиженным, ослабленным христианством, стали уходить — не от мира, не от гонителей, не от язычников, а именно от христианской общины, которая одебелела и перестала быть телом Христовым, распятым ради спасения мира, как, в ответ на мой вопрос, определил Церковь патриарх Алексий (Симанский; † 1970. – Ред.) Они уходили в пустыню для того, чтобы бороться со всем злом, какое видели в себе, они шли на противоборство с бесовской силой, с человеческой немощью, они шли в пустыню для того, чтобы остаться лицом к лицу с собой и в себе побеждать зло, — не только ради себя самих, но ради всего мира, потому что зло, побежденное в одном человеке, уже уменьшено в масштабе всей вселенной. Так же как если человек зажжет хоть маленькую свечку во тьме вселенной, та становится чуть менее темной. Хотя, может быть, никто этого не замечает, эти лучи хоть малого света пронизывают ее до предела.
И вот, люди уходили в пустыню, стояли перед Богом, углублялись в видение себя самих; и одновременно через молитву, через внутренний подвиг, через постоянное предстояние Живому Богу они познавали все глубже и глубже своего Творца, своего Бога, своего Спасителя. И познавая Его, видя в Нем беспредельную красоту, совершенную, истинную правду, свет немерцающий, они по контрасту видели себя и смирялись — не потому что своими человеческими глазами видели себя во грехе, а потому что, стоя перед лицом Бога, созерцая Его красоту, они познавали свое недостоинство, и поклоняясь Богу, они одновременно научались предельному смирению.
Это только один из аспектов проблемы, это исторический аспект, то, как появилось монашество. Но монашество оставалось бы уделом личным, частным, исключительным, если бы оно не оказалось выражением сущности Церкви с определенной точки зрения. Читая Евангелие и послания апостольские, мы видим, что Церковь, то общество человеческое, которое верой, надеждой, любовью соединено со Христом, описано в целом ряде мест образами брачного пира, то есть соединения Бога со Своей тварью в ликовании, — в ликовании любви Божией и в ликовании человеческой благодарности и преклонения перед Таким Богом. Мы можем найти в Священном Писании несколько притчей о Церкви как о браке. Но есть другой образ Церкви, который выражен очень короткими словами: Церковь — это Невеста Христова, готовая идти за своим Женихом, куда бы Он ни пошел. Невеста — та, которая возлюбила жениха всем своим существом, для которой никто не существует наравне с возлюбленным. Святой Мефодий Патарский говорит, что, пока юноша не полюбил девушку, он окружен мужчинами и женщинами; когда он кого-то полюбил, у него есть невеста, а вокруг него только люди. Это верно, конечно, и в обратном направлении, в отношении невесты и жениха. Этот путь и есть путь монашеский. Этот путь заключается в том, что какие-то люди, какие-то души так возлюбили Бога, что ничего не осталось в мире настолько дорого, чтобы оторвать их сердце, их мысль, самую жизнь их от Бога, возлюбившего их всей жизнью и смертью Христа. Это люди, которые готовы идти за Христом, куда бы Он ни шел. И мы знаем путь Христов. Мы знаем, что путь Христов — это путь на Голгофу, это путь на распятие ради спасения мира. И очень важно помнить, что распятие монашеское, как и распятие Христово — не личный подвиг о спасении своей собственной, как бы обособленной, души, это подвиг всецерковный, это участие в спасении мира.Лет семьдесят тому назад на Валааме жил послушник Николай: старик, более пятидесяти лет проживший в Валаамском монастыре и никогда не ставший монахом, не принявший пострига. Мой духовный отец, тогда только поступивший в монастырь, его как-то посетил и поставил ему вопрос: почему, живя монашеской жизнью, не имея ничего, кроме этой жизни, ты не принял пострига?.. И Николай со слезами ему ответил: Я еще не могу принять пострига, я не научился сострадательному плачу о всей вселенной… Это очень важное слово; потому что слишком легко нам думается, что монах — это человек, который уходит от всего ради спасения собственной души. Разумеется, и такие бывают монахи, и разумеется, что участие в спасении мира не может пройти мимо спасения собственной души. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душу свою, жизнь свою сделает напрасной? Но оба пути сливаются в одно.
Но если действительно монашество и тайна брачного пира представляют собой два неотделимые друг от друга аспекта Церкви, тогда нам надо задуматься над тем, что между ними общего и что их разделяет.
Когда человек принимает монашеский постриг, первый вопрос ему ставиться о готовности, вступив в монастырь, никогда из него не выйти. Можно, конечно, это понимать как вопрос о физическом уходе за пределы монастыря, но речь здесь идет о чем-то гораздо более глубоком. Речь идет о том, что человек не может принимать монашество, не может войти в ту духовную и душевную устойчивость, которая нужна для монашества, пока он не понял, что если он Бога не найдет здесь, то незачем Его искать где бы то ни было, он Бога все равно нигде не найдет, потому что Бог не находится тут или там. Бога находят в глубинах собственной души, когда через молитву, через подвиг, через голод о Боге доходят до самой встречи с Живым Богом. Поэтому первое условие, которое ставится монаху — именно вопрос об этой устойчивости. Пойми, знай, что искать Бога где бы то ни было незачем; если Его здесь для тебя нет — нигде Его нет для тебя… Это значит, что если твое сердце, твой ум для Него закрыты здесь, то лишь закрытое сердце и закрытый ум ты унесешь в любое место, куда пойдешь в поисках Бога.
Чисто практически это, конечно, относилось к вступлению в ту или другую общину с обязательством оставаться в братском общении и под руководством духовника общины. Но ранние общины не были ограничены стенами монастырей, это были группы людей, собравшихся вокруг наставника и не искавших иного. Но для того, чтобы осуществить такое состояние, такую устойчивость внутреннюю, они связывались тем, что мы называем монашескими обетами, которые, в сущности, производны; они — условия, позволяющие человеку неколебимо стоять перед Богом, не ища Его нигде, кроме как в глубинах своей души, которых касается Сам Христос. Это обеты послушания, нестяжательности и целомудрия.
Я хочу о них сказать несколько подробнее, потому что эти слова русские, нам привычные, и мы не всегда задумываемся над тем, что за ними кроется.
Послушание мы видим в описаниях жизни святых. Мы видим, как послушник, ученик того или другого старца, наставника, выполнял безропотно, не ставя под вопрос, что бы старец ему ни приказывал, даже вещи, которые кажутся нам совершенно бессодержательными, абсурдными. Он выполнял их, не задумываясь, зная в глубинах своей души, что за тем, что ему приказано, повелено, кроется цель, и что он может вырасти за пределы самого себя, только если отдастся на волю старца. Нам часто кажется, что послушание заключается в том, чтобы исполнять чужие веления безропотно, — сначала без внешнего ропота, затем и без внутреннего. Это не сразу дается. Есть рассказ о том, как старец дал приказание монахам из своего окружения издеваться на новопришедшим, которого он ценил и которого хотел воспитать до предела его возможностей. Когда тот пришел в церковь, над ними стали издеваться, выгонять: “Как смеешь ты, каков ты есть, вступить в храм Божий?” Он ушел. Старец его спросил, что он почувствовал. — Я почувствовал гнев и его выразил грозными ругательствами и словами… Через неделю повторилось то же самое. Но послушник всю неделю раздумывал над тем, что над ним совершали и что в нем самом происходило, и когда снова случилось то же самое, он, выйдя из храма, ответил на вопрос старца о его состоянии: я разгневался, но смолчал… И когда в третий раз это случилось, он старцу ответил: я смолчал и не разгневался…
Это пример того, как человек может постепенно прислушиваться к таинственному ходу действий своего старца и перерасти самого себя. Но послушание не заключается только в том, чтобы слушать или услышать то или другое веление и его исполнить — сначала с натугой, а затем с доброй волей, а затем с радостью. Послушание заключается в том, чтобы научиться всем своим существом: и умом, и сердцем, и волей, и даже телом своим — слушать того, кто говорит. Цель послушания конкретному живому человеку, в конечном итоге, заключается в том, чтобы научиться слушать голос собственной совести и слушать голос Бога, звучащий в Евангелии, звучащий в глубинах души в молчании, в молитве, в тишине. Поэтому послушание заключается первым делом в том, чтобы человек был готов всем своим существом вслушиваться в слова, вглядываться в действия избранного им, принятого им наставника, которому он может внутренне так приобщиться, чтобы перерасти самого себя, вырасти в меру своего наставника, а порой выше этой меры. Это мы видим из жизни святых; они воспитывались в монастырях под руководством добрых наставников, которые сами не вырастали в ту меру святости, какой достигали их ученики. Поэтому монашеское послушание является сначала школой, а потом такой открытостью, таким внутренним безмолвием, которое позволяет слышать Бога, и опять-таки, перерасти себя и влиться в тайну общения с Живым Богом. Другими словами, можно сказать, что через послушание человек постепенно вырастает к тому, что так дерзновенно выражает апостол Петр, когда говорит, что мы призваны стать причастниками Божественной природы, сначала приобщиться благодати, то есть пронизаться Божественным присутствием, Его энергиями, и затем стать Богоподобными, живыми членами тела Христова. Мы — не только место вселения Святого Духа, потому что мы больше, чем сосуд, просто содержащий святыню, — мы делаемся сосудом, который сам пронизан святостью.
Нестяжательство не зависит от бедноты. Можно ничем не обладать — и всем своим существом мечтать о богатстве, о том, чтобы владеть чем-нибудь. Нестяжательство заключается в том, чтобы ни к чему не быть привязанным и ни от чего не зависеть. Апостол Павел говорит в своих посланиях, что научился жить и в бедноте и в богатстве, научился тому, чтобы ничто им не обладало. Все, чем мы как будто обладаем, нас порабощает и делает рабами. Я много раз говорил об этом, но повторю сейчас. Вы все помните притчу Христову о призванных и избранных, о том, как царь учредил пир по случаю брака своего сына и призвал своих друзей. Первый сказал: не могу идти к тебе, я купил участок земли, мне надо его исследовать… Это человек думал, что участок ему принадлежит; на самом деле он принадлежал этому участку, потому что не мог оторваться от него, он как бы корни пустил, не был свободен уйти, ему надо было остаться и осмотреть этот участок. Другой сказал: я купил пять пар волов, мне надо их испытать… Он тоже думал, что обладает этими волами, на самом же деле волы им обладали. Подумайте, каждый, что в нашей жизни может быть таким обладанием. У каждого есть задача в жизни, такая (как нам кажется) важная, что всё должно ей уступить; мы не можем оторваться от работы, призвания, которое представляется целью, содержанием всей нашей жизни; мы не можем идти к Богу Самому, потому что, как нам кажется, мы делаем Божие дело … Как это страшно!.. Третий сказал: не могу прийти на брак твоего сына, — я сам женился, мое сердце преисполнено собственной радости, в нем нет места для того, чтобы разделить твою радость, радость жениха и невесты… Вот это образ того, как можно быть порабощенным, считая, будто сам обладаешь тем, что тебя держит пленником.
В конечном итоге этот вопрос о нестяжании сводится к первой заповеди блаженства: Блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное. Кто такие эти “нищие духом”? Это те, которые всем своим нутром поняли, что они всецело зависят от любви Божией. Они были сотворены без спроса, односторонним действием Бога, призвавшего их к бытию для того, чтобы Себя Самого отдать им всецело — как жизнь, как радость, как вечность. Это те, которые поняли, что самая жизнь, в них действующая — это Божественное дыхание, которое им было дано, что у них нет собственной жизни, которая принадлежала бы им, это дар. И дальше — это те, кто знает, что не они нашли Бога, а Бог их обрел, Бог им открылся, Бог их призвал, Бог их возлюбил всей жизнью и всей смертью Единородного Сына Божия, ставшего сыном человеческим. Они знают, что всё в жизни — дар Божий, все, чем они богаты — дар. Дружба — дар, любовь родителей — дар, любовь жениха и невесты — дар друг другу, и так далее. И это так дивно! Если бы что-нибудь принадлежало нам, оно было бы вырвано из тайны любви. Все, что я мог бы назвать своим, не было бы даром ни человеческой, ни Божественной любви. И потому только те, кто поистине, до самых глубин стал нищ духом, живут в Царстве Божием, в Царстве, где Бог является Царем, ими избранным, ими принятым, ими возлюбленным, от Которого всё, что у них есть, всё, что они собой представляют. Это поистине область Божественной любви. И потому нестяжательство не заключается только в том, чтобы того или другого не иметь, а в том, чтобы постепенно вырастать в это состояние нищеты духовной, где всё является любовью, даже самые простые, незатейливые вещи. Я помню, как отец Александр Шмеман как-то сказал, что всё на свете, всё в жизни — это Божественная любовь; даже пища, которую мы едим, это Божественная любовь, ставшая съедобной. Да, сказано полушутливо, но действительно и это дар Божий.
И наконец — целомудрие. Это понятие сложное. Целомудрие — состояние того, кто достиг такой цельности духовной, такой мудрости внутренней, которая не дает ему отклониться от Бога, отклониться от чистоты, отклониться от всего человеческого величия, то есть от служения в себе самом образу Божию. Целомудрие начинается в момент, когда, обнищав сам, я смотрю на своего ближнего с благоговением: он — Божий образ, он — икона, он для меня — святыня. Не он призван мне служить, а мне дано Богом видеть в нем икону, образ, и послужить становлению этого человека: становлению его из состояния образа в состояние живого, действующего, победного подобия. Целомудрие, цельность духовная означает новое отношение с Богом, новые отношения с собой, новые отношения с окружающими людьми и с окружающим миром. В отношениях с Богом это означает конец разделенности; по отношению к себе это значит то дерзание, которое нам позволяет жить не поверхностно, не слегка, а жить вдумчиво, глубоко, жить всей — порой страшной и всегда опасной — глубиной своей жизни и своей души; по отношению к людям это значит жить глубинно, встречать людей не только поверхностно, и не сводить все отношения к самому себе, а жить так, чтобы прозревать глубины людей, говорить этим глубинам слово жизни, охранять эти глубины от соблазна, от зла, от разрушения.
Это тесно связано со смирением. Смирение — состояние человека, который в мире с Богом, со своей совестью, со своим ближним, со своей судьбой и даже с теми вещами, которые его окружают. Как говорит святой Исаак Сирин, никто не может молиться чистой молитвой, кто не примирился с Богом, с совестью, с ближним и с теми вещами, которых он касается и которыми пользуется, потому что и они — Божие творение, и к ним тоже надо относиться благоговейно. В этом отношении целомудрие и смирение идут рука об руку.
Латинское слово humilitas, которое именно и переводится “смирение”, происходит от слова humus, что значит “плодородная земля”. Святой Феофан Затворник говорит об этом в одном письме следующее: Подумайте о земле, — она безмолвно лежит перед лицом неба, она открыта и небу и сиянию солнца, и дождю; больше того: по ней ходят, ее топчут; хуже того: на нее льют помои, грязь, и она безмолвно пред лицом неба лежит, все принимая и из всего принося плод, обогащенная тем, что дается и небом и землей…
Вот короткий очерк того, что я мог бы сказать о монашеских обетах. Но я хочу обратить ваше внимание на то, что эти обеты, которые так ясно, ярко выражены в службе пострига, являются также руководящими звездами брачной жизни. Монах обязуется к совершенной, непоколебимой устойчивости; в брачной жизни это называется супружеская верность. Монах обязуется научиться слушать всем существом голос, звучащий рядом; в браке оба супруга призваны так друг другу внимать, так быть друг к другу обращенными, так совершенно забывать себя самих, чтобы вслушиваться друг в друга, слышать и невысказанное слово, воспринимать самую рябь, которая проходит по душе другого человека. Это послушание самое истинное, потому что в нем — тот отказ от себя самого, о котором говорит Спаситель Христос: Если вы хотите следовать за Мной, если хотите быть Моими учениками, отрекитесь от себя, то есть отвернитесь от себя, оторвите от самих себя взор, внимание, и обратите на Меня, Живого Бога, и на ближнего своего; он — образ Мой, икона. Живая икона, которая к тому же обращается к вам с мольбой о внимании, о любви, о заботе, о сострадании, о жалости, о радости… Если думать о целомудрии, разумеется, целомудрие в браке является ярким, четким выражением верности. Это цельность души, это цельность ума, это цельность всего человека. Апостол Павел и другие духовные писатели говорят о прелюбодеянии. Прелюбодеяние не начинается в момент, когда телесный грех совершается. Прелюбодеяние совершается тогда, когда душа отворачивается от любимого и обращается на что бы то ни было, что находится вокруг. И наконец, нестяжательность в браке, конечно, не заключается в том, чтобы ничего не иметь, потому что в браке человек обязан заботиться о своем супруге, о своих детях, о своих родителях; нестяжательство заключается в том, что чтобы ничем не обладать для самого себя, чтобы любое наше обладание скользило через наши руки, как дар тем, которые нас окружают.
И надо помнить (это будет последнее мое замечание; простите, что я говорил долго, но мне кажется, что это важно раз и навсегда выразить), что и в браке есть трагическое, подвижническое измерение, когда человек должен себя побороть, побороть свою узость, раскрыться, победить силой и благодатью Христа; и в монашестве есть обратная сторона: ликование о том, что мы любимы Богом и что при нашем недостоинстве, при нашей хрупкости, при нашей греховности, нам дано любить Бога той любовью, на которую мы способны, и отвечать ликующей благодатью на то, что Он умеет нас любить, какие мы есть, не ожидая, чтобы мы стали святыми, а любя нас в немощи нашей. Он любит нас, как садовник, который бережно заботиться о хрупком ростке, защищая его от всего, что может его погубить, с тем, чтобы этот росток окреп и стал всем, чем он может стать. И поэтому мы должны помнить, что в монашестве есть суровый подвиг — но и ликование, и в браке есть ликование — но и подвиг.
митр. Антоний Сурожский
-
Автор: Серхио
Скажите пожалуйста, что означает красная вышивка на схиме (в т.ч. куколе) схимонаха? Насколько я понимаю, ни с каким праздником это не связано.
-
Автор: Ярик
Поступающему в монастырь дается новое облачение и новая жизнь. Является ли допустимым оставление и ношение определенных вещей из прошлой жизни? Если у человека есть несколько особо ценных ему вещей например православное кольцо с молитвой, которое он не снимал несколько лет имеет ли он возможность также носить его в монастыре? Можно ли пользоваться наручными часами? Возможно ли монаху также иметь определенную сумму т.н. карманных денег, например, на приобретение икон, святоотеческой литературы и пр.? Возможно ли посещение его родными в монастыре?
-
Автор: маргарита(морская)
Ну тогда остаётся жить в миру .А некоторые духовники у нас говорят что такой вариант не годится, нельзя так жить раз одинокий- то или в монастырь или заводить семью.Они говорят третьего не дано.И получается такие люди себя ощущают какими то ущербными.У меня есть пример моя знакомая.Как послушала некоторые беседы, она одна живёт ,так говорит почувствовала себя неполноценной.Вот такой казус.
-