Перейти к публикации
  • 0

Вопрос

«Духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2: 15)

Является ли душевное ступенькой к духовному? Можно ли, стремясь к духовному, использовать душевное? Нужна ли духовному подпорка из душевного?

 

"Культуре не помогают. Не помогают даже умереть. Просто совсем игнорируют. Но многие при этом делают очень умный вид и непрерывно кричат: духовность, духовность. Но нельзя же свести духовность только к религиозному мироощущению. Как нельзя не понимать, что плохое образование, несмотря на интернет, только добавляет хрупкости цивилизации в целом".

Меня спросили как-то, согласна ли я с гипотезой, идущей от Уэллса и Стругацких, о будущем разделении человечества на люденов и человейник. Я бы не стала говорить об этом всерьез, но одно точно: наш человейник очень замусорен, его предстоит вычистить от мусора, грязи и агрессии. Иначе жить будет невозможно. Как невозможна будущая жизнь без способности радоваться, восхищаться, любить, интересоваться и хранить в душе красоту. Работать над собой. Это трудно. Ну что ж. У нас есть время.

(Президент Пушкинского музея  Ирина Антонова)

http://ruspioner.ru/cool/m/single/5702

 

"но veritas magis amicitiae (истина дороже дружбы.)… Дело в том, что жизнь имеет свои условия… Чтобы чувствовать себя в своей тарелке в интеллигентной среде, чтобы не быть среди нее чужим и самому не тяготиться ею, нужно быть известным образом воспитанным… Талант занес тебя в эту среду, ты принадлежишь ей, но… тебя тянет от нее, и тебе приходится балансировать между культурной публикой и жильцами vis-а-vis. Сказывается плоть мещанская, выросшая на розгах, у рейнскового погреба, на подачках. Победить ее трудно, ужасно трудно!

Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять след<ующим> условиям:"

(Письмо А.П.Чехова  Н. П. ЧЕХОВУ, Март 1886 г.)

https://www.anton-chehov.info/754-n-p-chexovu.html

 

"Душевное это область рассудка и эмоций, обращенность души к земле, семейным и общественным делам, науке, искусству и т.д. А духовное – обращение души к Богу и запредельному, невидимому миру; это порыв из времени в вечность. Без духовного душа мертва. Пробужденный дух возрождает, очищает и просвещает душу. Разумеется, изменить человека может только благодать Божия, и надо, чтобы главным делом нашей жизни было бы стяжание благодати."

 

Сатана, искушая Господа, сказал: «Преврати камни в хлебы». Господь ответил, что истинный хлеб для души - это слово Божие. Господь отказался приобретать себе последователей, кото­рые бы искали в христианстве источник бесплатного хлеба, то есть становились бы христианами ради материальных благ. Современные христиане не хотят искать Христа среди скал и камней безмолвной пустыни. Из призыва сатаны - превратить камни в хлеб - родился современный гуманизм (и, в определенной мере, его дитя - религиозный модернизм).
Гуманизм и правда несовместимы: правда обрекает человека на стра­дания, а гуманизм, если прямо не отрицает будущей вечной жизни, то предпочитает не думать о ней. Нам кажется, что богоотступление в са­мой Церкви началось с разрушения единства: любви и правды, цели и средства. Люди надели на свое лицо маску, и Бог не узнает их в этой маске. Потеряв истину, они хватаются за ложь, как за земное оружие; они превратились в артистов любви. Разве Христос может быть в театре христианства? Там могут проявляться милосердие или демонстрация ми­лосердия, произноситься восхитительные проповеди, там будет блеск и внешняя красота, но где нет истины, - там нет Христа.

Скрытый текст

О духовной энтропии

 

Рубрика: О духовной жизни

 

В физике существует закон, который назван «вторым законом термо­динамики». Он заключается в том, что структурная энергия обращается в хаотичную, похожую на отработанный шлак. Этот процесс распада энергии, превращение ее в неуправляемую деструктивную силу, которая грозит уничтожением миру, назван энтропией. Если взять акт творения, как исходную точку энергии, то здесь энергия бу­дет обладать наибольшим внутренним порядком и направленностью. Затем происходит постепенное угасание и разложение энергии, как будто еди­ный энергетический план разрушается, и энергия начинает уничтожать саму себя. Пример такой энтропии, на видимом нам историческом отрезке, представляет катастрофическое падение магнитного поля земли: в 1400 лет она уменьшается, приблизительно на половину. Другим видом энтро­пии служит радиация. Итак, в энергетическом плане, история представляется нам процессом от совершенства к разложению, от жизни к смерти, от порядка к хаосу. В этом смысле мир постепенно погружается во тьму и безумие.
Мы привели это, как образ, сравнение и пример, как аналогию с духовной сферой человечества. Нравственно и духовно мир деградирует, он становится неуправимым. Душевная энергия принимает угрожающие формы демонической энергии, культура становится каким-то нравственным самопожиранием, искусство - песней смерти. Единственно, что могло бы противостоять разложению и распаду мира - это религия и Церковь, как возможность контакта конечного с Бесконечным, временного - с вечным, оскуде­вающего - с полнотой вечных божественных энергий. Но и здесь мы видим потери, отчуждение и угасание.
Церковь - вечна, почему же мир чувствует оскудение благодати? В духовной жизни наступают сумерки, которые мо­гут превратиться в непроницаемый ночной мрак. Люди ищут помощи в Церкви, но немногие находят ее. Почему происходит так? Религия - это синергизм, это встреча, единение и сочетание двух волей - божественной и человеческой; вне этого человеческое сердце остается непроницаемым для благо­дати. Человечество потеряло что-то очень важное. Из-за чего в Церкви, обладающей одной и той же силой, внутренний союз человека с Богом разрывается, духовное переходит в душевное, человек начинает искать в Церкви не спасение, а утешение, при том, в душевном значении этого слова: отвлечение от земных проблем, силу переносить несчастье, чувство эстетического удовлетворения и т.д.? Но душевные чувства непостоянны, это не состояние, а настроение: человек не воспринимает религию, как новую жизнь, а Бога - как Душу своей души. Почему происходит это? Можно ли объяснить все невежеством или переходом на внешние ри­туалы? Нет, такую же внутреннюю неудовлетворенность и серость, такую же духовную мертвенность чувствуют люди, изучающие религиозную ли­тературу, и, даже сами богословы, при том, еще в большей степени. По нашему мнению, это расщепление религии, если можно выразиться, «шизо­френия религии», происходит от распада того, что должно составлять единые и неделимые кольца золотой цепи, а именно: правду и любовь, средства и цель. Они разделены: любовь мыслится отдельно от правды, а цель от средств. Любовь многогранна, заповедь о милосердии широка, и низшие формы милосердия зависят от внешних причин и обстоятельств. Здесь происходит апостасия - истина приносится в жертву любви, а любовь, отделенная от истины, уже существовать не может, она деградиру­ет, становится душевной любовью, социальной солидарностью, тем, что последнее время принято называть гуманизмом.
Высшая цель духовной любви - вечное спасение; вне истины она неосуществима. Цель гуманизма - удовлетворение эмпирических потребностей и способностей человека. Соединить это с высшей истиной не возможно. Нам кажется, что духовной энтропией человечества является ложь. Она не изобретение современности: демон наз­ван в Евангелии лжецом и отцом всякой лжи. Премудрый Соломон писал: «Много есть людей милостивых, а правдивого где найдешь». Но в последнее время ложь стала настолько глобальной, что люди перестали видеть и понимать, что такое ложь, - как рыба, плавая в воде, не понимает, что та­кое вода. Ложь стала стилем жизни. Ложь существовала раньше, но тогда люди знали, что это ложь, что ложь это грех, а теперь если кто-либо решился бы говорить всегда правду, или молчать, то его сочли бы больным, безумным, в лучшем случае, оригиналом, вроде хиппи, который из-за гордости бросает вызов общественному мнению.
Люди каются на исповеди в грехах, иногда очень под­робно, а некоторые интеллигенты так глубоко, что им позавидовал бы сам Фрейд со своим психоанализом. Но почти никто не кается в том, что ложь стала нормой жизни; почти никто не понимает, что говорить правду - это долг христианина; что без правды нет христианства, а только его душевный суррогат.
Сатана, искушая Господа, сказал: «Преврати камни в хлебы». Господь ответил, что истинный хлеб для души - это слово Божие. Господь отказался приобретать себе последователей, кото­рые бы искали в христианстве источник бесплатного хлеба, то есть становились бы христианами ради материальных благ. Современные христиане не хотят искать Христа среди скал и камней безмолвной пустыни. Из призыва сатаны - превратить камни в хлеб - родился современный гуманизм (и, в определенной мере, его дитя - религиозный модернизм).
Гуманизм и правда несовместимы: правда обрекает человека на стра­дания, а гуманизм, если прямо не отрицает будущей вечной жизни, то предпочитает не думать о ней. Нам кажется, что богоотступление в са­мой Церкви началось с разрушения единства: любви и правды, цели и средства. Люди надели на свое лицо маску, и Бог не узнает их в этой маске. Потеряв истину, они хватаются за ложь, как за земное оружие; они превратились в артистов любви. Разве Христос может быть в театре христианства? Там могут проявляться милосердие или демонстрация ми­лосердия, произноситься восхитительные проповеди, там будет блеск и внешняя красота, но где нет истины, - там нет Христа.
Труднее быть правдивым, чем милосердным: правда грозит разлучением с друзьями, упреками род­ных, потерей близких, изгнанием и даже смертью; милосердие требует намного меньше - отдачи части своего другим. Мы уже не говорим о том, что в наше время «артисты милосердия» ухитряются больше полу­чать, чем давать и помогать человечеству в собственном лице. Грех и обман существовали всегда. Мы говорим о том, что изменяется сама мораль, следовательно, и дух современных христиан. Более того, ложь считается, чуть ли не мудростью и богоугодным делом. Человек, примирившийся с ложью, не может чувствовать благодать Божию в своей душе, он только может ощущать душевное удовольствие за то, что сделал доброе дело, да еще его похвалили за это. Заповедь о тайной милостыне также стала непонятной: почему добро надо прятать? Не лучше пропагандиро­вать его через прессу и телевидение, чтобы на это добро смотрели многие и учились ему? Только они забыли, что это добро не увидит Бог.
Человек, употребляющий нечистые средства, как бы забывает о сущест­вовании Бога и о всемогуществе Божием, более того, ставя перед со­бой религиозную цель и употребляя греховные, лживые средства, он считает, что угождает Богу. Ложь и зло во славу Божию - это самое страшное кощунство. Разве может немощный человек защитить дело Бо­жие продажей своей совести, неужели Господь потерял Свою силу? Девиз: «Цель оправдывает средства» - логически приводит человека к безбожию. Нам кажется, что те ложные общественно-церковные движения, которых не знала история Церкви, как раз происходят оттого, что истину отделили от любви, а любовь - от истины. Истина - это берега реки, а любовь - поток, наполняющий русло. Если иссохнет поток, то никто не захочет подойти к пустому руслу, чтобы утолить жажду, а если будут размыты берега, то река превратится в топкое и грязное болото.
Крест Спасителя – это любовь и правда, соединенные Кровью Христа.

(архимандрит Рафаил Карелин)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Рекомендованные сообщения

  • 0
2 часа назад, A Lost Sheep сказал:

 России православие сохранилось как в железном сундуке.

И ещё после революции некоторая часть  православных священников оказалась в разных частях земного шара. Создавались православные общины. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
48 минут назад, *Владислав* сказал:

Слово 84. О том, как велика бывает мера ведения и мера веры

"Есть два ведения на поприще духовном,

И две веры на этом пути,

И нужно рассуждением духовным,

Нам эти вещи соблюсти.

Пред первой верой образуются познания, 

Как совершать нам добрые дела,

Вторая вера, это вера созерцания,

Она от ведения духа рождена.

 

Путь к первому есть покаяние,

Его производитель - Страх,

Путь во второму - созерцание.

Но он как дар с крещения в сердцах.

 

Так вера обучения от слуха,

Когда мы внешне познаем,

А вера созерцания от Духа,

Его внутри себя найдем.

 

И если в Страхе будем упражняться,

То ведение духа приведет,

Что сокровенное а душе начнет являться,

И созерцательная вера возрастёт.

 

(Автор - иеромонах Оптиной Пустыни. Орфография и пунктуация автора соблюдена).

 

Ангельский хлеб

(на 83-е слово прп.Исаака Сирина)

Древо жизни есть Любовь Божия,

От которой отпал Адам,

И обманутый дьявольской ложью

Познал тернии по своим делам.

 

(И с тех пор) не встречала уже его радость, и вкушал он от пота хлеб,

Позабыл он Божию сладость,

И как вкусен Ангельский хлеб.

Так и мы Адамова дети,

Наследники терний земли,

Уже трудимся столько столетий,

И не можем возрастить плод любви.

 

Ведь Любовь есть Ангелов пища,

Кто вкушает Ее, тот и свят,

Даже если душа будет ниша,

Напитает ее благодать.

 

Вот Вино, в котором веселие!

И блажен, кто его будет пить, -

Выпил грешник и стал он воздержаник,

Выпил блудный и перестал он блудить.

 

И скажу вам то, что не снилось,

Что Любви довольно одной,

Чтобы человечество все прокормилось,

И не нужно будет пищи другой!

 

(Автор - иеромонах Оптиной Пустыни. Орфография и пунктуация автора соблюдена).

 

 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
On 1/22/2021 at 10:40 PM, Мано said:

То есть душевно - больные люди не освобождены от поста?

 

 

Если хотят выздороветь - нет, так как Господь сказал, что род сей изгоняется молитвой и постом.

 

On 1/22/2021 at 10:40 PM, Мано said:

 

Клевещущие, осуждающие и делающие другие грехи являются духовно больными. 

А духовно больны мы все без исключения.

Правильно? 

Теоретически - да. А практически - нет. Не всех сажают в дурдом за духовную болезнь. А только утративших адекватность. Опять же, с точки зрения большинства, которые считают себя статистически адекватными.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Библиотеку собирать – очень вредное дело. Это развивает умовое обжорство, и человек все вопрошает о христианских истинах, а жить надо... (C) Свт. Феофан Затворник

 

Но сказал он это, когда библиотека у него уже была.

 

Так что сначала собираем библиотеку, а как только умовое обжорство началось - сразу от нее избавляемся.

 

Это - к теме поста. А конкретнее - к непосещению форума.

 

Радикальнее надо, радикальнее... :mosking0:

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
2 часа назад, Иерей Алексей сказал:
Цитата

То есть душевно - больные люди не освобождены от поста?

 

Если хотят выздороветь - нет, так как Господь сказал, что род сей изгоняется молитвой и постом.

Этот ответ мне видится по другому: у нас на приходе есть люди не совсем здоровые, и как пример, было у одной верующей прихожанки, очень верующей два сына близнеца (один помер от гриппа). Ребятки уже взрослые, физически крепкие не у каждого такие физ. силы имеются как у них, но умом слабенькие, по сути, по разуму им не дашь и 10_ок лет. Подаются любому внушению как хорошему, так и дурному. Если их мама не следила бы за ними могли бы попасть в беду. Сейчас остался один сын у этой женщины и то за ним нужно все 24/7 глаза держать открытыми. Пока, мама их за ними следит постятся и других учат в своей "детской" манере. Но, мама их уже на восьмом десятке, не станет ее, погибнет взрослое дите. 

Вот и спрашивается, как, может, такой больной, взрослый ребенок следить сам за постами и т.д., ведь они, даже не душевно больные, а лишь с детским разумом, что и говорить там о тех больных - душевно если они не в состоянии контролировать свое состояние.., в общем, насколько помню, в пособие для священнослужителей имеется пояснение кто может соблюдать посты, а кому попущенно послабление и пр. 

 

П.С. О этих братиках и их маме возможно и Оля уже слышала, а может, и лично знает, если, когда либо приезжала к нам в город, так что, не даст соврать. 

 

Изменено пользователем Георгий.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Случаи бывают разные. Если мы собираемся решать проблему, ее всегда нужно решать конкретно, в контексте конкретного случая.

 

Это только в Царство Небесное можно звать сразу всех и "хором". Проблемы так не решаются...

 

То же самое и с библиотекой - книжки должны с полки перекочевать в голову. Если этого не происходит - шкафы с книжками тоже являются лишь балластом и пылесборниками.

 

Нам надо по ходу жизни принимать правильные решения, потому что жизнь идет, и мы не можем отложить свою жизнь на "когда-нибудь потОм". Хотя такие попытки тоже делаются, побездельничать подольше... Иногда это допустимо, иногда нет.

 

Главное - исполнить волю Божию. Для этого ее нужно узнать.

 

Это бывает сложно. В голове для этого бывает маловато информации. Нужно посоветоваться.

 

Можно посоветоваться с книжками на полке. Можно на форуме. Можно еще где-то с кем-то.

 

После совета все равно нужно вернуться в собственную жизнь и исполнить положенное.

 

А самое надежное - стяжать Дух Святой, Который научит как надо жить. Это - идеальный вариант.

 

Всему свое время... По мере роста духовного, одни способы упраздняются, другие актуализируются.

Изменено пользователем Иерей Алексей

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
5 часов назад, Иерей Алексей сказал:
В 22.01.2021 в 21:40, Мано сказал:

То есть душевно - больные люди не освобождены от поста?

 

 

Если хотят выздороветь - нет, так как Господь сказал, что род сей изгоняется молитвой и постом.

 

Вы называете душевно-больными людьми - людей, у которых есть соответствующий диагноз от врача-психиатра?

Или по своему собственному усмотрению? 

5 часов назад, Иерей Алексей сказал:
В 22.01.2021 в 21:40, Мано сказал:

 

Клевещущие, осуждающие и делающие другие грехи являются духовно больными. 

А духовно больны мы все без исключения.

Правильно? 

Теоретически - да. А практически - нет. Не всех сажают в дурдом за духовную болезнь. А только утративших адекватность. Опять же, с точки зрения большинства, которые считают себя статистически адекватными.

 

Все мы духовно больны. Еще со времен грехопадения - со времен Адама и Евы. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
22 minutes ago, Мано said:

 

Вы называете душевно-больными людьми - людей, у которых есть соответствующий диагноз от врача-психиатра?

Или по своему собственному усмотрению? 

Психо - по гречески душа. Люди, с диагнозом от психиатра, являются официальными душевно-больными с медицинской точки зрения.

 

Я никого не называю. Мне сообщают о пребывании в таких заведениях. Если до этого доходит разговор...

 

Иногда для этого приходится говорить несколько часов.

 

Часто это несчастные люди, которые подвержены влиянию бесов, их видят, а другие люди при этом ничего не видят. Они уже живут в аду, но все-таки хотят быть понятыми и как-то изменить свою жизнь к лучшему... А еще чаще они хотят получить подтверждение о том, что они не больные, что та реальность, в которой они существуют - это действительно реальность, а не их вымысел.

 

Правда, улучшить свое состояние чаще всего они хотят не через покаяние и жизнь в Церкви. Но истинное покаяние есть и там...

 

Вообще, в связи с болезнью,  за последнюю неделю слишком много было вынужденного свободного времени, и слишком много времени провел на форуме.

 

Пора принимать радикальные методы, и жить по полной (радикальную рекомендацию я для себя рассказывал, хотя выглядит, как будто для кого-то другого).

 

Чего и вам желаю.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
25 минут назад, Иерей Алексей сказал:

Вообще, в связи с болезнью,  за последнюю неделю слишком много было вынужденного свободного времени, и слишком много времени провел на форуме.

 

Пора принимать радикальные методы, и жить по полной (радикальную рекомендацию я для себя рассказывал, хотя выглядит, как будто для кого-то другого).

 

Чего и вам желаю.

Отец Алексей, 

Желаю Вам Божией помощи.

Если обидела - простите ради Бога. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Апостол Павел в 1Кор. 14:1:

 

Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать

 

Лопухин А.П

Достигайте (διώκετε) 

- ревнуйте (ζηλου̃τε). Различие между этими двумя терминами такое: первый указывает на деятельность необходимую для христианина, второй - только на желательную, а затем еще первый глагол обозначает деятельность христианина самостоятельную, единоличную, а второй - совместную с другими христианами.

 

Свт.Иоанн Златоуст

Обстоятельно показав (коринфянам) все достоинство любви, (апостол) наконец убеждает их ревностно стремиться к ней; потому и говорит: «достигайте». Гонящийся за чем-нибудь видит только то, чего старается достигнуть, устремляет к тому все внимание и не отстает, пока не достигнет. Когда он не может достигнуть сам собой, то старается остановить бегущего при помощи находящихся впереди его, с великим усердием убеждая находящихся вблизи задержать бегущего и задержав не выпускать, пока он сам не достигнет до него. Так же будем поступать и мы: если не достигаем до любви, то будем просить находящихся близко к ней задержать ее, пока мы не приблизимся к ней; а когда достигнем, то постараемся не опускать ее, чтобы она опять не убежала от нас. Она часто удаляется от нас, потому что мы обращаемся с ней не надлежащим образом и предпочитаем ей все другое. Потому надобно употреблять все меры, чтобы крепко держать ее. Если будет так, то мы без большого или, лучше, без всякого труда, а напротив с радостью и торжеством, будем идти по узкому пути добродетели. Потому (апостол) и говорит: держитесь ея. 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Кинотеатральный шабаш

 

По словам одного святителя: если соединить всю любовь Святых и Ангелов к Богу, то эта любовь будет ручьем по сравнению с морем — с любовью Девы Марии к Богу и Сыну Своему. Как артистка может показать эту любовь? Все старания, все ухищрения, все сценические приемы и медитации останутся фальшивкой. По преданию, даже демон не смеет принять вид Девы Марии — запрещено ему Богом лгать на Божию Матерь. Неужели артисту разрешено то, на что не дерзает сатана?

По словам блаженного Иеронима — Бог, Который может сделать все, однако не может женщину превратить в деву. А тут на сцене хотят играть (то есть условно стать Приснодевой) вчерашние Джульетты и леди Макбет. Да если бы даже они были самыми невинными из современных девушек, то все равно между ними и Божией Матерью была бы дистанция больше, чем между самой преступной и самой целомудренной личностью на земле. Поэтому игра в Божию Матерь может только вызвать у христианина такое же чувство содрогания, как осквернение иконы.

 

Может ли Библия стать киносюжетом? Слово Божие живет в своей духовной жизненной среде. Эта среда — Церковь. Вне Церкви Священное Писание оказывается лишенным нравственного смысла, искаженным и деформированным...

 

Перед нами проходят демонические маски артистов истории, которые предают Христа на смерть.
Пилат — артист правосудия, он играет в достоинство римского судьи и тут же предает на смерть саму Истину. Иуда — актер, играющий в ученика Христа. Бывший апостол стал маской апостола, в сердце у него демон. Каиафа — артист религии, самый гнусный вид актерства. Он разыгрывает из себя благодетеля народа, главного представителя национальных интересов, защитника славы Божией и в то же время подготавливает гнусное убийство и сам ищет лжесвидетелей — начинающих и еще неопытных актеров. В разъяренной толпе, ищущей Христа, саддукеи — артисты храма, которые не верят ни в бессмертие души, ни в вечную жизнь, но видят в религии источник своего благополучия. Среди толпы физиономии фарисеев. Это уже профессиональные актеры, которые хотят через игру в благочестие сделать народ благочестивым и религиозным. Они хотят служить истине ложью и, погрузившись в ложь, ненавидят Христа — Истину, пришедшую в мир. Христос принял на Себя удар мировой лжи, мирового греха и остался тем же — Истиной и любовью.

Скрытый текст

В атрибутику язычества органически входят театр и скульптура (изваяния). В древнегреческой трагедии участвуют олимпийские божества. В индуистских храмах происходят театральные представления с элементами маскарада и балета. В христианстве искусство (картинное изображение) заменено символическим, а изваяние — иконами.

Надо отметить, что в ветхозаветном храме, наряду с вылитыми из металла херувимами, находились и вышитые, тканые изображения на завесе, отделяющей ветхозаветный алтарь, Святая Святых, от остального пространства храма. Здесь уже виден переход от трехмерного изображения к более духовному — двухмерному. В скульптуре мир вещества и материи — тяжелой, зримой, осязаемой, давящей на сознание зрителя своей массой и плотностью, своим притяжением к земле; мир тяжелых форм не оставлял места для нематериального, иррационального духовного мира. По убеждению апологетов и древнехристианских святых, изваяния идолов были жилищем и местом действия богов-демонов. Демоны подземны, они как бы сдавлены массой земли. Это не только их пребывание, это их постоянное внутреннее состояние — мрака, гнета, томления, тяжести. Потому статуи больше всего подходят к изображению языческих божеств.

Особенно резко выступал против «фабрикаций изваяний» Тертуллиан. Для Тертуллиана понятия статуи и идола сливаются воедино. Следует отметить, что античные изваяния были расписаны художниками. Это были скульптуры в красках и цветах, это были объемные картины, они настолько близко подходили к их натурщикам и натурщицам, что Иоанн Златоуст замечал, что люди питали страсть к статуям.

Православная Церковь передала нам, как свой гносис, как видение и прозрение духовного мира — каноническую икону. При этом Отцы VII Вселенского Собора предостерегают христиан от опасности принять икону за Бога.

Театральное искусство построено не на принципе духовного восхождения от символа к символизируемому, а на принципе имитации — воплощения артиста в играемого персонажа, внутренней идентификацией (отождествление изображающего с изображаемым). Поэтому сценическое изображение Святого всегда остается дерзким похищением его достоинства и имени, провокацией и профанацией. Тем более изображение Бога явится для артиста демоническим действием — кощунством, а для зрителя — неосознанным идолопоклонством.

Вряд ли религиозный человек согласится играть Христа. Возьмем другой случай: артисты индифферентны к религии или вообще неверующие. Эти светские люди по-разному будут представлять и оценивать образ Христа. Для одних Он мечтатель-утопист, для других — учитель нравственности, для третьих — такой же религиозный реформатор, как Будда и Магомет, для пятых — Он революционер, вроде «палестинского Спартака», и т. д. Каждый из них создаст свой специфический образ, и в результате на экране появятся совершенно различные христы, имеющие мало общего друг с другом. Каждый артист, как человек, также субъективно относится ко Христу: у одних к образу евангельского Христа — эмоциональное безразличие, у других — симпатия, у третьих — ненависть, как к врагу.

Если же артист считает себя религиозным, то он должен принадлежать к какой-нибудь конфессии, к определенной культовой среде, и поэтому в трактовке образа Христа будут разные позиции у католика, протестанта, иудея, мормона, масона, кришнаита, буддиста, спирита, сатаниста и т. д. Даже политические симпатии не пройдут бесследно в этом вопросе: иной образ Христа будет у социалиста, другой — у коммуниста, третий — у монархиста, четвертый — у фашиста и т. д. Киноплюрализм станет одним из способов вообще нивелирования и уничтожения образа Христа, превращения Его во внешне многоликую, а внутренне пустую абстракцию. А что можно сказать о самом артисте как человеческом индивидууме, о его психологическом содержании, о его ограниченности и греховности, о его личных привязанностях, привычках и увлечениях, даже о том, как он проводит свободное время между спектаклями и съемками кино? Нам могут возразить нашими же словами, что талант артиста — это умение перевоплощаться. Но сценическое отождествление и единение не упраздняет индивидуальных особенностей психического склада и всего нравственно-интеллектуального потенциала личности. Оно только на время опускает личностное в подсознание, которое вовсе не остается инертным, а окрашивает в свои цвета все действия артиста, весь образ, созданный им. Здесь отождествление артиста идет вовсе не с реальной личностью, а с созданным на основе фактов и воображения сценическим персонажем, детищем, а вернее, тенью самого артиста. Теперь на экранах и на сценах появляется, как действующее лицо, артистка, играющая Деву Марию. Всесвятой для христианина образ Матери Божией хотят сделать эффектным сценическим образом. Христос единственный — Дева Мария тоже единственна. Она — Приснодева, Вечно-дева. Она выше страстей и аффективных чувств, а мы живем в страстях постоянно. Как может артистка войти в область небесных озарений души Божией Матери? Как проникнуться Ее чувствами?

По словам одного святителя: если соединить всю любовь Святых и Ангелов к Богу, то эта любовь будет ручьем по сравнению с морем — с любовью Девы Марии к Богу и Сыну Своему. Как артистка может показать эту любовь? Все старания, все ухищрения, все сценические приемы и медитации останутся фальшивкой. По преданию, даже демон не смеет принять вид Девы Марии — запрещено ему Богом лгать на Божию Матерь. Неужели артисту разрешено то, на что не дерзает сатана?

По словам блаженного Иеронима — Бог, Который может сделать все, однако не может женщину превратить в деву. А тут на сцене хотят играть (то есть условно стать Приснодевой) вчерашние Джульетты и леди Макбет. Да если бы даже они были самыми невинными из современных девушек, то все равно между ними и Божией Матерью была бы дистанция больше, чем между самой преступной и самой целомудренной личностью на земле. Поэтому игра в Божию Матерь может только вызвать у христианина такое же чувство содрогания, как осквернение иконы.

Может ли Библия стать киносюжетом? Слово Божие живет в своей духовной жизненной среде. Эта среда — Церковь. Вне Церкви Священное Писание оказывается лишенным нравственного смысла, искаженным и деформированным.

В христианских конфессиях и общинах слово Божие, оторванное от живого организма Церкви, потеряло свою силу, ценность, глубину и жизненность. Правильное изъяснение и толкование одних и тех же библейских слов вне разума Церкви невозможно. Это подтверждают и доказывают самые различные, иногда диаметрально противоположные друг другу нравственные и догматические выводы из евангельского текста. Библейскими словами, вне разума Церкви, некоторые общества и лица даже пытались оправдать зло, насилие и грех. Слово Божие дано нам в форме человеческого слова, а человеческое слово, как таковое, условно и растяжимо; оно содержит много значений и смыслов. Поэтому при отсутствии твердого ориентира, каким является Церковь, перед человеком может открыться целое поле неясностей, сомнений и недоумений. Церковь отделила четыре Евангелия от множества ложных и апокрифических Евангелий. Она сохранила нам эти четыре канонических Евангелия не только текстуально, но самое главное в духовном, символическом и нравственном смысле, в их органическом единстве. В Церкви Евангелие живет и животворит. Может ли Евангелие неискаженно звучать под сводами театра? Оно ложно звучит даже в религиозных общинах, отошедших от Церкви. Евангелие — это не только слово, но и то, что выше слова — Благодать Божия, действующая на сердца людей. Может ли Евангелие являться сюжетом для сценария и текстом для декламации? Будут ли присутствовать Ангелы? Сойдет ли Дух Святый на зрителей? Одобрит ли Церковь Небесная иллюзионистские чудеса, которые разыгрываются в театре?

Святые и Ангелы благоговейно поклоняются иконе Божией Матери. Поклоняются ли они артистке, играющей Деву Марию? Современный человек представляет собой духовно расщепленную личность. Технический прогресс, который потребовал от человека неимоверных усилий, все ускоряющийся темп жизни и работы оторвал его от родной почвы, посадил в искусственные жилища-небоскребы (созвучие с Вавилонской башней), отчуждил его от человеческой семьи, сделал эмоционально-холодным и к самым близким людям. Этот прогресс положил такую нагрузку на человеческий интеллект, что как прежде грозные боги Африки и Ханаана требовали принесения в жертву сынов и дочерей, теперь потребовал от человека жертву — его дух. Человек потерял духовность. Его интеллект расщепился на сухое рассудочное, логизирующее и синтезирующее, анализирующее и систематизирующее мышление. Слова из духовных символов превратились в знаковую систему его рефлексии, все более приближающуюся к плоской математической системе. Духовное чувство заменилось эстетикой и фантазией. Человек, потерявший молитву, пробовал уловить Бога уже не в опустевшем сердце, а в железной сети своих силлогизмов и, видя, что она остается пустой, говорит: «Если я не могу доказать своим рассудком существование Бога, значит, по-видимому, Его нет». С другой стороны, мечтательность и фантазия, игра воображения уводили человека от незримого света, от духовных реалий в круг теней, вызванных из небытия его же собственным воображением. Для холодного рассудка, напоминающего электронный мозг робота, религия стала казаться неумением мыслить точно или, по крайней мере, отвлеченной и недоказуемой гипотезой, без которой человек технического века может спокойно обойтись. С другой стороны, мир поэтического воображения в неменьшей степени заглушал духовное чутье и интуицию. Он пробуждал тонкое сладострастие, создавал целый чувственный мир земной красоты. При этом гедонизм (то есть культ наслаждений) маскировался и паразитировал на красоте, но оторванной от Бога, лишенной духовности. Ни в отвлеченных абстракциях, ни в ярких чувственных образах душа не может найти Бога.

Душа должна подняться на таинственный Синай, где облака благодати скроют от нее землю — чувственное и фантастическое; должна вступить в мрак, понять ограниченность своего падшего интеллекта. И там, в пробуждении Духа, увидеть тени безвидного Бога. «Даже тени Святой Троицы приводят меня в восторг» (Св. Григорий Богослов). А нам предлагают искать Бога в лаборатории и в театре. Как жалок был бы тот бог, которого можно было бы увидеть в микроскоп или телескоп, или поймать в эксперименте, или доказать, как доказывают школьники алгебраическую задачу. Как жалок был бы бог, которого можно было бы показать на сцене мимикой или дикцией артиста. Такой бог стоял бы ниже человека. В мистическом безмолвии храма сердце человека может стать храмом, а в фантасмогориях и феериях театра оно само станет театром. Чтобы увидеть сердцем своим Бога, нужна жизнь, достойная Бога, а не красочное зрелище. Нужно почувствовать глубину своего падения, чтобы увидеть просвет неба.

Театр — ложный путь, который пробуждает жажду впечатлений и наслаждений и угашает дух.

Желание увидеть духовный мир в материальных формах, переход из области искусства в область религии, располагает человека к ложным мистическим учениям, которые обещают показать в физических измерениях духовный мир, например, спиритизм, учение Сведенборга, йогизм, а также различные формы черной и белой магии. Желание визуально увидеть материализованные духовные сущности с самого же начала искажают и извращают духовный путь человека. Стремление к чувственному видению духов, по учению христианских аскетов прп. Григория Синаита и др. вводит человека в общение с демонами, поэтому святые Отцы, как одно из оснований аскетических правил, заповедали очищать ум и память от чувственных картин, мечтаний и фантазий — преград для истинной духовности. Театр своим методом убеждает человека (не на уровне рефлексии, а подсознательно), что духовный мир можно видеть и слушать, что он доступен не интуитивному, а сенсорному (телесно-чувственному) видению, и тогда человек теряет само понимание богообщения как гармонию между божеством и душой. Он стремится к назначенной им самим встрече с Богом на визуальном уровне, не понимая, что имеет дело с пустым призраком, с оболочкой и тенью. Все мы грешны. Грех глубоко въелся в нашу природу. По словам прп. Макария Великого, «даже в душах Святых есть некие темные пятна». Грех не только отравляет сердце человека, он поражает весь его психо-физический организм. Святые источали особый свет, он запечатлен на иконах. От грешника исходят темные лучи, он окружен неким густым мраком. Иногда сердце человека чувствует это темное поле, как прикосновение к себе чего-то гадкого, отвратительного. Прп. Григорий Синаит говорил о демоническом свете мутно-кровавого грязного цвета. Что источает наше сердце, какими тайными страстями мы живем? И на том фоне, который невозможно ни скрыть, ни загримировать, ни уничтожить, артист хочет показать Всесвятейший лик Христа. Поэтому верующая душа с отвращением отвернется от такой подделки. Внутренняя жизнь христианина диаметрально противоположна ухищрениям и игре артиста.

Христианин должен увидеть себя тем, кто он есть на самом деле, а артист должен увидеть себя тем, кто он не есть на самом деле. Путь христианина — познать бездну своего сердца в свете покаяния, путь артиста — представлять себя другим лицом через фантазию и медитацию.

Вопрос: а вдруг совершится чудо, и Господь даст артисту благодать, что будет тогда? Сможет ли он играть святого? Если артист в покаянии примет благодать, то он уже не будет менять свое лицо на другие лица. Благодать откроет ему его грехи и научит смирению. В святого он не сможет играть, так как познает глубоко свое недостоинство, а полученную благодать не выставит, как товар на витрине. В героев страстных и чувственных он не захочет играть, чтобы не усвоить их состояний, не осквернить сопереживанием чужим страстям, своего сердца. Средство восхождения души к Богу — молитва. Рождается или угасает в театре молитва — многие знают на своем опыте сами. Придя домой после театрального представления станьте на молитву. Легко ли будет вам собрать ум воедино и устремить его к Богу. Что вы будете чувствовать после театра душевный мир или опустошение? Что будет мелькать перед вашими глазами во время молитв, какой узор из театральных представлений сплетет вам наступающий сон? Присутствие кого будете вы ощущать у своей постели — Ангела или демона? События последних дней земной жизни Христа-Спасителя открывает перед нами, как бы в контрасте с божественным светом Христа, страшную фантасмагорию человеческой подлости и зла. Перед нами проходят демонические маски артистов истории, которые предают Христа на смерть.

Пилат — артист правосудия, он играет в достоинство римского судьи и тут же предает на смерть саму Истину. Иуда — актер, играющий в ученика Христа. Бывший апостол стал маской апостола, в сердце у него демон. Каиафа — артист религии, самый гнусный вид актерства. Он разыгрывает из себя благодетеля народа, главного представителя национальных интересов, защитника славы Божией и в то же время подготавливает гнусное убийство и сам ищет лжесвидетелей — начинающих и еще неопытных актеров. В разъяренной толпе, ищущей Христа, саддукеи — артисты храма, которые не верят ни в бессмертие души, ни в вечную жизнь, но видят в религии источник своего благополучия. Среди толпы физиономии фарисеев. Это уже профессиональные актеры, которые хотят через игру в благочестие сделать народ благочестивым и религиозным. Они хотят служить истине ложью и, погрузившись в ложь, ненавидят Христа — Истину, пришедшую в мир. Христос принял на Себя удар мировой лжи, мирового греха и остался тем же — Истиной и любовью.

Во время апостолов были еретики-докеты, которые утверждали, что Христос пришел не в физическом, а в эфирном теле, поэтому жизнь и страдания Его иллюзорны. Церковь считала эту ересь губительной и гнусной.

Если бы Христос пришел только призрачно, то Его голгофская жертва была бы также призрачной, недостойной Бога театральным представлением и игрой. Поэтому «апостол любви» св. Иоанн Богослов говорит: «Кто не исповедует Христа, пришедшего по плоти, тот антихрист», потому что дух антихриста и сатаны желает показать Христа не истинным Спасителем, а артистом спасения, артистом, в разыгранной на Голгофе мистерии. Апостол любви велит не приветствовать таких людей и не пускать их в свой дом.

Если для протестантского мира кинематографический шабаш стал чем-то привычным, то в православных странах псевдорелигиозные кощунственные фильмы встречают протест, иногда в резкой форме. Так, например, кинофильм «Последнее искушение» вызвал в Греции целую бурю негодования. «Это не Албания», — кричали греки. 6 ноября 1987 года в Салониках собралось греческое духовенство и афонские монахи: 11 архиереев, 200 монахов и несколько тысяч народа. Они выразили протест греческому правительству по поводу появления на экранах фильмов, унижающих божественную личность и учение Иисуса Христа. Протест был принят и удовлетворен греческим правительством. Благодаря участию духовенства это выступление в Салониках прошло в организованной и мирной форме, между тем как в Афинах народное возмущение псевдорелигиозными фильмами доходило до разгрома кинозалов, где показывались эти фильмы.

Нам кажется, что скорее обезьяна может сыграть на сцене роль человека, чем артист показать через себя образ Христа.

Архимандрит Рафаил Карелин

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

О сценических опытах экспериментов с Евангелием

 

Можно ли показать Бога на сцене, можно ли играть в Христа, играть в истину? Этот вопрос, который еще недавно посчитали бы абсурдным, сегодня во всей остроте встал перед нами. Бог, явившись Моисею на Синае, сказал: «Сними обувь с ног твоих, так как место это свято» (Бытие). Теперь священный и таинственный Синай хотят заменить театром. Христос в лице артиста должен совершать чудеса, исцелять прокаженных, отверзать очи слепым, говорить притчи и Нагорную проповедь, умирать и воскресать. Все то, чем спасено человечество, что разделило всю историю мира на две части, будет вынесено на сцену и подмостки театра — подходите, смотрите и даже трогайте руками.

 

18-е правило Поместного Карфагенского Собора запрещает христианам смотреть на зрелища. Характерно, что в тексте этого правила имеется указание, что такие запрещения существовали в Церкви всегда и повсеместно.

51-е правило VI Вселенского Собора запрещает христианам посещать театральные игры, пляски, цирковые номера с участием дрессированных зверей. Нарушающих это правило Собор повелевает отлучать от церковного общения.

54-е правило Лаодикийского Собора запрещает священникам и церковнослужителям присутствовать на всяких зрелищах, если даже они происходят в частных домах. Это осуждение театра красной нитью проходит через всю патристику. Современная Церковь не отвергла, да и не может отвергнуть ни Соборных постановлений, ни патристики (церковного предания), иначе она отвергнет сама себя, свое духовное тождество и нравственное единство с древней Церковью.

 

 

Скрытый текст

Перед нами стоит вопрос, непосредственно относящийся к нашему спасению, вопрос огромной важности: можно ли соединить Церковь с театром, сделать театр и кинозал своеобразным катехизаторским училищем и, так сказать, преддверием храмов? Не станут ли спектакли и фильмы на библейские темы профанацией святыни и, вне зависимости от воли постановщиков и актеров, худшим видом антирелигиозной пропаганды? Придет ли человек к Христу через театр или, напротив, в театре потеряет Его — извратит в самом начале свой духовный путь, подменяя благодать, в которой открывается верующему сердцу Христос, область игры, иллюзий и мнимых видимостей — миром театра? Не отречется ли подсознательно человек от истинного Христа, приняв ложного Христа — маску артиста?

Многие наши современники не понимают причин категорического отрицания древнехристианской Церковью театра и публичных зрелищ. Обратимся к истокам и родословию театра.

По мнению древних историков, философов и христианских писателей, театр возник из языческих мистерий и ритуалов. Аристотель считал началом античного театра празднества в честь Дионисия — бога виноделия, сопровождавшиеся яркими представлениями из греческой мифологии и вакханалиями-маскарадами. Тертуллиан указывал, что «лидийцы установили религиозные зрелища», и называл театр «сплошным идолопоклонством» («О зрелищах»).

О происхождении и связи античного театра с языческой религией писали также римские историки Варрон и Светоний, Апулей, автор «Метаморфоз», христианские писатели — Лактанций, Минуций, Климент Александрийский, Киприан Карфагенский и многие другие.

Для древнехристианских апологетов театр был не только органической принадлежностью, но и сгустком, сосредоточием язычества. В античном городе нередко здание театра вплотную примыкало к храму. Знаменитый театр в Риме, сооруженный Помпеем, был соединен с храмом Венеры, так что ступени храма служили одновременно скамьями для зрителей, когда в театре шло представление. В античных театрах разыгрывались сцены, где появление богов знаменовало победу справедливости. Постепенно божества переходили из трагедий в комедии. Но надо помнить, что для античного язычника божество было не абсолютным духом монотеистической религии, а персонификацией космических сил и апофеозом героев; эллин и римлянин могли поклоняться своим богам и одновременно иронизировать над ними. Еще более значительное место театр занимал в религии Индии, Китая и Японии.

Для индуистов и буддистов мир — это иллюзия; история — спектакль, представление, маскарад; личность — простая фикция. Мир — это призраки, порожденные Брамой. Видимый мир — это мираж, это игра воображения, поэтому для индуиста принципиальной разницы между истиной и игрой, жизнью или театром не существует. Реальность — лишь единый Абсолют, и всякая множественность — царство мнимостей, парад масок. Брама играет с собственным воображением в мир призраков, в театр кукол, пока длится день; но придет Шива, разрушит иллюзорный мир, Брама погрузится в ночь и сон уйдет в парабраму, прекратится всякое бытие; исчезнут тени видимого мира, погаснет свет и опустеет сцена, останется только единственный Брама, с темным неосознанным влечением к материи пракрити — потенции будущих карточных миров. Поэтому для индуизма театр — его родная стихия. Божества индусского пантеона часто изображаются в виде музыкантов и танцоров, особенно Шива, в честь которого в Индии построена большая часть храмов и молелен. При храмах супруги Шивы — богини смерти Кали, живут профессиональные танцовщицы — баядеры. Многие ритуальные обряды в анамистических шаманских религиях Африки, Океании и Сибири носят характер сценических представлений, например, имитация охоты, а также экстатические пляски. Причем нередко шаманы надевают на себя маски чудовищ с рогами и оскаленными зубами. Сходство этих масок с изображением демонов — поразительно.

Для христиан античный театр кровно связан с римским Колизеем, где христиан бросали на съедение диким зверям и под мечи гладиаторов, где шуты и мимы от имени языческого общества издевались над идущими на смерть христианскими мучениками. Язычество боролось с христианством не только огнем и мечом, но и ложью и клеветой, хохотом толпы и язвительными насмешками поэтов и мимов. На улицах Рима и других городов империи комедианты кощунственно изображали распятие Христа и Таинства Церкви. Театр принадлежал языческому миру и с отчаянной решимостью и огромной энергией защищал этот гибнущий мир. К вопросу о взаимоотношении Церкви и театра мы вернемся позже, а сейчас попробуем решить конкретный вопрос: имеет ли театр средства и возможности имитировать и показывать на сцене тот духовный мир, в который человеческая душа проникает только посредством религиозной интуиции, молитвы и очищения себя. Можно ли показать визуально этот мир со сцены?

В древние времена артиста называли деятелем личин или масок. Артистический талант — это способность некоторых людей вживаться, как бы перевоплощаться в другого человека, заменять его собою, а себя им. Это — пластическая способность к подражанию, развитая определенными упражнениями и приемами, способность и умение лепить из самого себя, как из глины, персонажей пьес и героев сцены.

Театральная игра предполагает две стадии:

1) Артист приготовляется к своей роли, он входит в образ своего героя, старательно копирует его, при этом он критически относится к себе, как бы наблюдая себя со стороны. С помощью режиссера он отрабатывает технику игры, ставит на репетициях определенные задачи и ищет правдоподобного и эффективного решения их. На данном этапе артист как бы совмещает в себе два лица. Он чувствует себя тем, кого играет, и в то же время анализирует свою игру, старается устранить технические ошибки и несоответствия, то есть создать цельный образ.

2) Затем наступает заключительный этап работы. Артист должен внутренне войти в сценический образ, как бы растворить себя в нем и исчезнуть как отдельная личность. Он должен создать впечатление правдоподобия, имитировать истину, вызвать у зрителя своей игрой ощущение реальности, происходящей на сцене. Здесь включается, как внутренний двигатель, сила и способность образного художественного воображения, умение красочно фантазировать по заданной схеме и воплощать игру при помощи своей фантазии и медитации в яркие картины, которые прежде всего для него самого должны заменить реальность. Он должен создать тот психологический эмоциональный фон, который включил бы в себя зрителей, должен заставить их воспринять происходящее в театре как живую действительность; более того, как квинтэссенцию самой жизни. Театральное искусство выработало ряд систем для развития воображения. Артист в конечном счете должен уметь, как одежду своего героя, надевать на себя его чувства, желания, стремления, его психологическую структуру и содержание, стараться внутренне отождествить себя с ним, мыслить его рассудком, любить его любовью, ненавидеть его ненавистью, то есть жить в другом человеке, чтобы заставить зрителей забыть, что перед ним только имитация, только игра.

Известно, что образное мышление тесно связано с областью внушения и самовнушения. Об этом свидетельствуют оккультные системы, например, Раджа и Хатха-йога, где медитации и образному мышлению отводится исключительное место.

Если мы рассмотрим самые популярные системы сценического тренинга и сравним их с упражнениями йоги, то увидим много точек соприкосновения.

Это одна из причин отрицания театра древними христианами. В театральных зрелищах они чувствовали дух магических обрядов и мистерий. Это причина, если можно так выразиться, религиозно-мистического характера. Другая причина — нравственная. Образное мышление тесно связано с областью наших чувств и страстей. Страсти появляются в нашем сознании в оболочке чувственных картин. Страсть не может быть воспринята душой как идея. Язык страстей — это язык грез, мечтательности и фантазии. Истинно духовные переживания не могут быть выражены мимитически. Это чистые и нежные цветы, закрывающие, как мимоза свои лепестки, от всякого внешнего прикосновения. Самая талантливая игра здесь бессильна. Зато образное мышление индуктирует наши душевно-страстные и аффективные чувства, и поэтому святые Отцы с первых веков христианства говорили о театре как о школе страстей, имея в виду не только содержание пьес, но сам метод изображения, саму атмосферу театра.

Может ли артист создать образ Христа и на сцене показать Его зрителю? Создать, как сказал один режиссер, «живые иконы». Может ли на репетициях отрабатывать голос, движения, манеры Христа? Можно ли посредством грима, парика, наклеенных усов и бороды превратить свое лицо в лицо Христа?

Но самое страшное не это. Чтобы играть Христа, артист должен внутреннее отождествить себя с Христом, поверить, что он способен любить, как Христос, мыслить, как Христос, страдать, как Христос, артист должен поверить, что он Бог.

Некогда сатана сказал: «Я буду равен Всевышнему» (пророк Исаия) и низвергся до глубины преисподней: «ниспал как молния с небес». Один этот гордый помысел превратил его из светозарного ангела в духа тьмы и ада, в навеки погибшее, несчастное богоотверженное существо. «Вы будете как боги», — сказал демон праотцам. И в людях как бы повторилось падение сатаны, земля стала для них местом изгнания, а смерть — их уделом. Но теперь артист, играющий Христа, должен сказать в своем слове: «Я могу воплотиться в Христа, я могу низвести Его с Небесного престола на сцену театра, я могу показать Богочеловека в своем лице».

В античные времена часто персонажами трагедий становились языческие боги. Даже есть выражение: «Бог из машины». Но, во-первых, боги Греции и Рима — это боги антропоморфического пантеизма, а не абсолютный, вечный, бесконечный, всемогущий, всеведущий, всесвятый, благий Дух христианского монотеизма, Создатель, Творец и Промыслитель мира. Языческие божества — это олицетворение стихий. По самой античной мифологии боги возникают из земли. Во-вторых, трагедии с участием богов на сцене появились во время религиозного упадка и разложения самого язычества.

Платон порицал поэтов (Гомера и др.), которые приписывали богам страсти, и отказывал им в гражданстве своего утопического государства. Из истории мы знаем, что во времена Юлиана Отступника и раньше уличные мимы развлекали и тешили языческую толпу, представляя Евангелие, как комедию. Подобные, но еще более изощренные фарсы и клоунады использовались в 20-е годы нашего столетия как действенное средство антирелигиозной пропаганды такими высокопоставленными шутами и поджигателями церквей, как Ярославский-Губельман и его дружина из совета воинствующих безбожников.

Перед нами стоит вопрос огромной важности: не станут ли попытки современных «друзей церкви» — воплотить Христа на сценической площадке — более тонкой и более опасной, чем атеистические маскарады и клоунады, провокацией против христианства.

Образ Христа преломляется через душу артиста как через мутную призму и отражается в его игре, как в кривом зеркале. (Пусть не обижаются артисты: грех — это не индивидуальное, а универсальное явление). Этот деформированный и искаженный образ ляжет пятном лжи на сердце человека, и, может быть во всю жизнь не удастся до конца смыть его следы. Святые Отцы утверждают, что Христа можно видеть только в Духе Святом, а здесь убеждают, что Христа можно видеть через загримированную маску актера. Господь предостерегает нас в Евангелии не верить, если скажут, что Христос здесь, на земле — будь это в пустыне или уединенной комнате, а тем более, на театральной сцене или экране телевизора. Христос отверг, как губительную духовную ложь, всякую подделку под Него, будь то ложное пророчество или маскарадное переодевание. Христос единствен, Он уникален, Он неподражаем, Он невыразим ни человеческими, ни ангельскими силами. Игру в Христа, похищение Его имени, копирование Его чудес Он Сам отверг не только как недостойную подделку, но как признак и программу лжепророков и будущего антихриста. Если позволено играть в Христа, значит, дозволено играть и в Литургию, и в Распятие, и в Воскресение. Игра в Литургию — какие зловещие слова!

Тертуллиан писал, что демоны в аду кощунственно подражают Литургии, и черная магия — это отрывки из черной мессы. Игра в Литургию становится мрачным фарсом. Какой духовный яд скопился бы на сцене и собрался в той чаше, из которой артист причащал бы своих товарищей или собратьев, играющих в апостолов с евангельскими словами: «Это Тело Мое... это Кровь Моя». Следующим номером может быть причащение зрителей из зала.

Нашлись бы люди, которые сказали: «Зачем ходить в церковь, если все это может совершиться в театре?». Даже сказали бы: «В театре можно красочнее, глубже и эмоциональнее пережить Тайную вечерю и причащение». Недаром на современном литературном жаргоне театр уже называют «храмом искусства». В храме миряне не должны входить в алтарь, а тем более прикасаться к престолу. Престол символически изображает собой трон Божества. Но если артист имеет право играть Христа, он может сесть на престол, как на свой трон, он может посягнуть и на сценическое изображение Святой Троицы. А если исходить из современной элитарной концепции софиологов — новых гностиков о Софии как мире божественных идей и женственном начале в Божестве, то могут возникнуть и более кощунственные трактовки (например, на престоле будет восседать артистка). Во времена Французской революции такой прецедент уже был.

Начало религии — чувство благоговения — то, что названо в Библии «страхом Божиим», сознание своего недостоинства и величия Божия, священный трепет перед святыней.

Неужели сама мысль о том, что при помощи механизмов и акробатики можно воплотить на сцене Воскресение Христа, Его Вознесение, Преображение и т. д. не вызывает у христиан чувства боли и отвращения. Даже театральные костюмы в виде библейских и церковных одежд уже являются кощунством и профанацией святыни. В древней Церкви по кодексу Юстиниана незаконное облачение мирянина в священное одеяние приравнивалось к похищению царских регалий и наказывалось судом. В наше время так называемые «друзья христианской церкви» впадают в новую нравственную ересь. Они ставят, по их словам, перед собой «миссионерские» цели — ознакомить зрителей с христианством способом, достойным двадцатого века, апокалиптического века, показать Бога на сцене и проповедовать Евангелие с театральных подмостков. Эти добрые люди решили играть в Бога, Ангелов и в святых. Режиссеров перестали удовлетворять их прежние привычные исторические хроники, детективы и любовные приключения. Они решили пополнить и разнообразить свой репертуар ничем иным, как Священным Писанием. И, видимо, с энтузиазмом взялись за это дело. Вместо Вавилонской башни, они решили возвести до неба театральные подмостки, низвести Бога на сцену и показать его в свете театральной рампы. Артист, играющий Гамлета, Спартака, играет Бога неизреченного и непостижимого, Творца Неба и Земли, живущего в неприступном свете, перед Которым серафимы закрывают свои лица.

Церковь Ветхого и Нового Завета никогда не принимала театр как средство и форму изображения религиозных реалий. Во всей литературе ветхозаветной и новозаветной нет ни одного драматического произведения. Строгая красота и божественная истина монотеизма не могла терпеть подделок и имитации. Истина несовместима с игрой в истину, как с самым постыдным видом лжи. Театр возник на почве языческих мифов и мистерий, это — порождение античного мира, потерявшего первоначальное откровение и заменившего веру в единого Бога обожествлением космических сил, апофеозом самих людей и магическими культами падших ангелов, тех, кого церковь называет демонами. Поэтому для древнехристианских апологетов языческий политеизм был не только религиозной патологией и философским заблуждением, но оккультной метафизикой, демонологией и демонопоклонением.

Христианская Церковь отрицала театр решительно и ригористично: 1) как порождение язычества, духовно связанного с ним системой ценностей, культом чувств и языческо-космическим мировосприятием; 2) как метод имитации истины: царство мнимости и видимости, где на самом деле владычествует ложь; 3) как школу страстей, то есть душевных страстных эмоций человека (создание особого изощренного культа аффективных состояний и тонких нервно-психических переживаний); 4) как разрушение личности (искусство заменять лицо личинами).

Театр дает направление, стиль и метод, опыт и привычку играть не только у артистов, но и у зрителей. Он делает людей артистами в их повседневной жизни, между тем как христианское покаяние требует от человека противоположного — очищения души от всего чуждого и наносного, от грима и масок, в которые облекают ее мечтательность и гордыня.

Церковь в самой высшей своей инстанции — на Вселенских и Поместных Соборах осудила театр. Профессия артиста приравнивалась к изготовителям идолов. Постановления Эльвирского Собора (300-й год) и Африканского (408-й год) запрещали крестить актера, до тех пор пока он не даст обещание навсегда оставить свое ремесло. Собор в Арле (314-й год) установил отлучать актеров от причастия. А Карфагенский Собор в 397-м году постановил принимать бывших актеров в церкви только после публичного покаяния. Христианские апологеты в своих произведениях бичевали театр наряду с цирком, где происходили сражения гладиаторов и массовые убиения христиан. Знаменитый Тертуллиан писал, что в театре при свете дня совершаются дела ночи.

18-е правило Поместного Карфагенского Собора запрещает христианам смотреть на зрелища. Характерно, что в тексте этого правила имеется указание, что такие запрещения существовали в Церкви всегда и повсеместно.

51-е правило VI Вселенского Собора запрещает христианам посещать театральные игры, пляски, цирковые номера с участием дрессированных зверей. Нарушающих это правило Собор повелевает отлучать от церковного общения.

54-е правило Лаодикийского Собора запрещает священникам и церковнослужителям присутствовать на всяких зрелищах, если даже они происходят в частных домах. Это осуждение театра красной нитью проходит через всю патристику. Современная Церковь не отвергла, да и не может отвергнуть ни Соборных постановлений, ни патристики (церковного предания), иначе она отвергнет сама себя, свое духовное тождество и нравственное единство с древней Церковью.

Античная комедия, натренировавшаяся в осмеянии своих богов, с не меньшей лютостью, чем дикие звери Колизея, набросилась на христианскую Церковь. Артисты и шуты, акробаты и мимы на театральных сценах, а также на площадях и улицах городов представляли пародии на крестную смерть Христа и смерть мучеников. Театр почувствовал в христианстве своего непримиримого и непобедимого врага, истину, которая своим вечным светом уничтожает мрак лжи и тени полуистин. Театр — это языческая стихия и тех христиан, которые по сути дела остаются невоцерковленными, то есть внутренне не включенными в христианство. Очевидна связь некоторых ересей, например, арианства с язычеством. Арианство пыталось соединить христианскую теологию с космологией Платона. Догматическая ересь тесно сопряжена с нравственной ересью. Учение о Христе как о творении Божием вносило дух секуляризации и антропоцентризма не только в арианскую догматику, но и в арианский ритуал. Святой Афанасий Александрийский обличает арианскую литургию, в ее театрализации, в том, что Арий ввел в храмы светские, театральные, страстные мелодии и наименовал литургический канон именем Талии — музы и покровительницы комедии. Церковный историк Евсевий писал о еретике века Павле Самосатском, что тот любил театральную помпезность, окружал себя толпой женщин, которые прославляли его как ангела, сшедшего с небес, и, наконец, заменил имя Христа в церковных молитвах своим именем. Позиция Восточной Церкви по отношению к театру и театральности, по крайней мере, в ее законодательных документах осталась ортодоксальной и неизменной.

В Западной Церкви с XI в., когда ее отпадение от Вселенского церковного сознания стало поворотным пунктом ее бытия и изменением всей шкалы ее ценностей, начинает понемногу меняться отношении католичества к театру. Следует отметить, что в Западной Церкви и впоследствии существовало осуждение театра и зрелищ, что и было закреплено в различных юридических актах (вплоть до XVII в. — Соборы в Шалоне VI в., в Майнце и Риме — IX в. и т. д.). Об этом писали папы (Лев IV и др.).

Однако чуждая древней Церкви театральность проникла в католическое богослужение (например, ритуальные танцы в Испании, танец шести мальчиков перед престолом, танцы во время Рождественской мессы в Толедо).

Мы вовсе не хотим обидеть католиков и сказать, что месса превратилась в спектакль, но вплотную к мессе приблизились театрализованные постановки, например, публичное сечение кающихся под пение гимнов, которое собирало вокруг себя большую толпу, и т. д.

Средневековые пьесы стали включать в себя все больше литургических элементов. Это грозило вторжением самого театра в культовое пространство храма. Игра могла быть воспринята самими священнослужителями как помощь для создания большего эффекта, большего воздействия на присутствующих.

Уже в середине XII в. аббат Эльред обличает тех священников, которые во время службы в храме то повышают голос до крика, то понижают его до шепота, подражают конскому ржанию, женскому визгу, изображают в алтаре, как на сцене, то предсмертные муки, то неземной восторг; двигаются с безобразными ужимками, перенятыми у артистов, скашивают губы, поводят плечами — храм превращают в театр.

Так, например, орден иезуитов, постаравшийся мобилизовать все доступные ему философские, культурные и общественные силы для борьбы с наступающим протестантизмом, а также православием, решил использовать театр для привлечения народных масс к богослужениям католической церкви. Торжественные крестные ходы по улицам городов и сел, разыгрывание сцен из библейской истории, роскошные убранства храмов. Помпезность и внешняя эффектность ритуалов у иезуитов была знамением того внутреннего упадка и разложения, когда католическая церковь не только повернулась лицом к театру, но начала искать в нем своего союзника. Протестантизм, возникший как реакция против злоупотребления и обмирщвления католической церкви, не имея твердой догматики и традиций, еще более, чем католицизм, подвергся секуляризации, беспрерывному внутреннему дроблению на конфессии, секты и отдельные общины, для которых театр впоследствии стал неиссякаемым источником модернистических экспериментов и реформаторских вдохновений.

Протестантский мир постоянно ищет и использует для привлечения людей к своей церкви новые формы и средства воздействия. Среди этих средств все большую роль стали занимать мимические изображения, театральные эффекты и авангардное новаторство. В 70-х годах в Бирмингеме было совещание представителей нескольких конфессий, в том числе католиков, англикан и методистов. Там разбирался вопрос, какой вид искусства наиболее перспективен и популярен в наше время. Ученые мужи пришли к выводу, что таким видом искусства является цирк, и рекомендовали священнослужителям изучать цирковое искусство и иллюзионизм для большего успеха своей религиозной миссии.

Впрочем, следует отметить, что в позднеантичный и средневековый периоды, когда строгой дифференциации между церковным и светским искусством еще не было, театр больше воспринимался как концентрат языческого духа и антипод Церкви. Впоследствии, в процессе секуляризации искусства, псевдорелигиозный и антирелигиозный характер театра стал менее явственным (например, произведения Шекспира). Линия церкви и театра стали меньше пересекаться, однако и в этом положении метод театра, как метод иллюзорной видимости, мнимости и замены действительности игрой, являлся прямой противоположностью цели Церкви — освобождения человека от мнимости и притворства, от игры хотя бы в самые высокие добродетели.

Зловещим знамением XX века явилось не только создание ядерного оружия и нарастающие экологические катастрофы, но не менее грозный знак конца и нравственного дна, до которого опустилась так называемая христианская цивилизация, — это хореографические представления, балеты на евангельские темы.

Восточная Церковь называется Православной, то есть ортодоксальной, хранящей чистоту догматов, целостность Предания, верность традиции. Теперь под крепость Православия делается подкоп, чтобы взорвать ее стены. Святыня и высшие ценности Церкви некие силы хотят вынести на театральные подмостки и превратить в блестящую мишуру. Христос был убит своими врагами, но Его смерть даровала нам жизнь. Христа подвергли атеисты клевете и насмешкам, но от этого Он стал еще ближе и дороже нам. Христа обливали грязью профессиональные дипломированные лжецы, но от этого облик Его стал для нас еще светлее. А теперь случилось нечто более страшное — сами христиане отказываются от Христа — Сына Божиего, подменяют Его образ танцующим артистом. Враги Христа — Анна и Каиафа — предали Его мукам и смерти, но им не приходило в голову, что они могут заставить Его плясать. А современные христиане превратили Христа в паяца и арлекина, пляшущего на сцене, и рукоплещут этому.

Одним из действий адской мессы было ритуальное кощунство. Не являются ли такие постановки не разгаданной людьми черной мессой?

Если Церковь отдаст часть своих прерогатив театру, то завтра неизбежно сам театр вторгнется в Церковь. Привыкнув к театральным постановкам Евангелия, люди будут смотреть на литургию не с мистической, а уже с другой — художественно-театральной точки зрения, искать в литургии не очищения, а впечатления, не духовного состояния, а эффекта. И в конце концов сам священник под воздействием своих прихожан-театралов должен будет играть в литургию. Искусство артиста — это искусство отождествлять себя с персонажами пьесы, вживаться в свою роль до растворения себя в ней, до чувства тождества с изображаемой личностью. Кому и как может молиться артист, который сказал себе: «Я есть Бог». Некоторые богословы употребляют метафорические слова «встреча с Богом». Но эта «встреча», как ощущение присутствия божества, происходит в глубине человеческого сердца, неожиданно для самого человека. Память об этой встрече хранит всю жизнь душа человека, но ее невозможно выразить или описать в словах. Бог является душе как новое бытие, является на мгновение в свете благодати. И эти мгновения кажутся предощущением вечности. А теперь Бога хотят показать не в Духе Святом, а в свете театральной рампы под звуки аплодисментов.

Православные аскеты категорически запрещают создавать в воображении лик Христа или принимать какие-нибудь визуальные картины во время молитвы. Доверие видениям и зрительным представлениям, как истинным духовным реалиям, вызывало у неопытных подвижников душевное расстройство или состояние, называемое в патристике прелестью, то есть обольщением.

Однажды прп. Пахомию Великому предстал злой дух в облике Христа. Святой отвернулся. — «Что ты не смотришь на меня, ведь я Христос, которому ты служишь?» — сказал демон. Святой ответил: «Я хочу видеть Христа не здесь на земле, а в вечной жизни. Здесь мне надо другое — исполнить заповеди Христа». И демон исчез.

Некоторые люди, проникнутые симпатией к христианству, считают, что просмотр кинофильма на библейские темы поможет им лучше изучить Священное Писание. Однако любой сценарий на евангельские темы является не только компиляцией четырех Евангелий, но их переделкой, интерпретацией, введением новых вымышленных персонажей и эпизодов; поэтому сценарий на библейские темы становится другим Евангелием, написанным самим режиссером по своему образу и подобию. Соборные правила и церковные постановления категорически запрещают пользоваться апокрифическими ложными евангелиями и вымышленными агиографическими произведениями, а тем более их распространением.

Театр и кино не учат, а разучивают зрителя читать Священное Писание, заменяя мистическое внеобразное переживание искаженными визуальными представлениями. Духовное, преломляясь сквозь призму душевного, становится фальшивым и уродливым, как отражение в кривом зеркале. Католическая церковь, с ее постоянным стремлением к прозелитизму, с ее ориентацией на арифметическое большинство своих членов, с ее гигантской миссионерской машиной, с ее критерием ценностей, где коллектив стоит над личностью, не могла не воспользоваться такой мощной пропагандистской сетью, как кинематограф и театр.

Ее огромная способность лавировать и приспосабливаться к мирским и историческим реалиям особенно ярко проявилась в движении католиков-модернистов после второго Ватиканского Собора. Но еще до этого, при папе Иоанне XXIII в 1958-1963 гг. была образована комиссия по кинематографии, которая стала постоянным органом Ватикана и непосредственно подчиняется католической иерархии. «Долг побуждает нас, — писал папа, — с исключительным вниманием относиться ко всем факторам современной цивилизации; среди них надо назвать кино».

Воскресная католическая месса, которую передают по телевизору, дополняется инсценировкой из жизни святых, нередко затем транслируются различные фантастические истории, которые принято называть фильмами ужасов. Рядом с библейскими сюжетами появляются картины вампиров-мертвецов, которые пьют человеческую кровь; оборотней — людей, превращающихся в диких животных; колдунов и магов. Интересу к кино, как к средству миссионерства, способствовало распространение экуменизма. Ряд теологических исследований кинофильмов был опубликован издательством Всемирного совета церквей. Католические, протестантские теологи просматривают новые технические средства: видеокассеты, видеодиски, передачи с помощью спутников и т. д. Итогом технического развития объявляется электронная церковь — авангард нового века и нового мышления.

Весьма характерно, что один из любимых и самых популярных персонажей мистических фильмов является Люцифер — сатана, которому даются самые различные трактовки, иногда весьма благожелательные.

Светскими композиторами сочиняются мессы, где, наряду с отрывками из канонического богослужения и григорианскими напевами, звучит джаз и рок-музыка. Иногда такие мессы ставятся, как спектакли, прямо на улицах, и пение религиозных гимнов перемежается с самыми бурными танцами карнавала. Такова, например, месса американского композитора Брайлиса.

Особенно громко звучит призыв к новому богослужению в протестантских общинах Америки и Европы. В некоторых общинах это богослужение превращается в театральное представление на библейские темы, в которой участвуют все члены общины. Игра сменяется танцем и авангардной музыкой, общим пением всех присутствующих, а иногда настоящим маскарадом.

Однажды полисмен, присутствующий в общине американского теолога Кокса для наблюдения за порядком, сказал: «Это не молитва, а настоящий дебош». Однако сам Кокс считал буйное поведение своих прихожан признаком их духовного раскрепощения.

В настоящее время театр воспринимается как неотъемлемая часть общечеловеческой цивилизации. Еще недавно в нашей стране признаком культуры и прогресса считалась разрушенная церковь и рядом выстроенный театр или клуб. Часто, сорвав крест и разрушив алтарь, превращали церковь в кинозал или театр, причем прежний алтарь превращали в сцену, где на месте снесенных престола и жертвенника артисты разыгрывали комедии самого фривольного содержания. Или же наоборот, из алтаря делали нечто вроде театральной галерки, где последние ряды были особенно популярны у влюбленных пар. Я не хочу сказать, что все артисты были в восторге от участия в такой идеологически-просветительской работе, но, к сожалению, большинство спокойно имитировало сцены убийств и свиданий или разыгрывало фарсы в оскверненных, разоренных и как бы распятых храмах, попирая святыни своих отцов. Идеологическая бригада Ярославского-Губельмана не нашла лучшего средства надругаться над христианством, превратив в недавнем прошлом храмы в театры, клубы и общественные туалеты.

Древнейший храм Тбилиси — Метехи одно время подвергся такой же гулаговской участи. Его превратили в тюрьму, а затем в мастерскую, а с 1974 года, вплоть до открытия храма, в нем размещался молодежный экспериментальный театр. В приделе, где находилась гробница святой мученицы Шушаники, сваливали театральный хлам (прямо на полуразрушенное надгробье).

Культура — это умение уважать. Само слово культ — означает почитание. Человек должен отнестись с уважением даже к чужой неизвестной могиле. Мученица Шушаника — святая трех Церквей: Грузинской, Армянской и Албанской. Она принадлежит трем народам — грузинскому, армянскому и азербайджанскому (область Рани — Западный Азербайджан). Ее мученические подвиги вдохновили Якова Цуртавели на первое из известных нам на грузинском языке произведений. Ее мужество было примером верности христианству в борьбе с экспансией маздеизма, а затем ислама. Однако театр поступил с ее гробницей так, как в древние времена персидские маздеисты поступали с гробницами христиан; а теперь эти же самые люди претендуют на право производить на сцене эксперименты с Евангелием.

Архимандрит Рафаил Карелин

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
26 минут назад, *Владислав* сказал:

О сценических опытах экспериментов с Евангелием

Конечно, невозможно "играть" Спасителя, играть в Христианство.

 

Но всякое дыхание да хвалит Господа.  Есть примеры христианского художественного осмысления Евангельских событий. Много лет назад смотрел в Малом театре пьесу вел.кн. Константина Романова (КР) "Царь Иудейский". Автор смог передать историю вхождения Христа Спасителя в Иерусалим, суда, казни и Воскресения, показывая только тех,кто был вокруг Него.

 

Финал пьесы:

Иосиф (один на вершине скалы).

Тебе, Воскресшему, благодаренье!
Минула ночь, и новая заря
Да знаменует миру обновленье,
В сердцах людей любовию горя.
Хвалите Господа с небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славы несказанной.
Хвалите сонм бесплотных сил
И ангельские лики:
Из мрака скорбного могил
Свет воссиял великий.
Хвалите Господа с небес,
Холмы, утесы, горы!
Осанна! Смерти страх исчез,
Светлеют наши взоры.
Хвалите Бога, моря даль
И океан безбрежный!
Да смолкнут всякая печаль
И ропот безнадежный!
Хвалите Господа с небес
И славьте, человеки!
Воскрес Христос! Христос воскрес!
И смерть попрал на веки!

 

https://azbyka.ru/fiction/czar-iudejskij-romanov-konstantin/

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Как на самом деле трудно различить духовное и душевное. Или легко? Наше "духовное" не есть ли на самом деле душевное. Недавно перечитывал летопись Серафимо-дивеевской обители. В тех нестроениях,которые постигли обитель после смерти преп.Серафима и которые были связаны с действиями иеромонаха Иоасафа (Толстошеева), все полагали свои действия духовными. И как жестоко многие обманывались, включая  еп.Нектария, иером. Иосафа (впоследствии схииг.Серафима, настоятеля Павло-обнорского монастыря), монашествующих, императрицу и пр. Люди десятилетиями подвизались, и оставались душевными.

 

А мы-то (я) по сравнению с ними даже не приступали к работе.

 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

О кинодемонографии

 

В кинематографии мы столкнемся с самым пестрым плюрализмом древних и новых культов, с попыткой интерпретации образа Христа с самых различных идеологических позиций, не только христианских конфессий или сект, но даже других религий — магометанства, буддизма и иудаизма. Привыкание к театральному образу Христа, восприятие и психологическое отождествление его с евангельским Христом таит огромную опасность. Сцена может стать обширным полем для еретических, магических, антирелигиозных и других спекуляций. Например, Христос — космонавт (концепции англиканского епископа Робертсона), Христос — экстрасенс, Христос — хиппи (такие сценарии стали уже реальностью). А экранизированная или сценическая постановка «Жизнь Христа» по Ренану сделала бы Его персонажем авантюристического романа, написанного матерым масоном. Атеисты и враги христианства на Западе уже используют образ сценического театрализованного и экранизированного Христа как эффективный метод для борьбы с христианством.

 

Приведем несколько примеров: в фильме европейского режиссера Бунюэля «Золотой век» представлен самый отвратительный негодяй, убийца, деторастлитель, садист в виде сценического Христа, которому режиссер и автор намеренно придают сходство в одежде, гриме и т. д., с привычным для западных кинокартин обликом Христа. Этот потерявший совесть бандит заманивает малолетних детей в свой замок, устраивает оргии, а затем истязает и убивает их.

 

Атеисты, подобные режиссеру Бунюэлю, избрали самое подлое и отвратительное оружие, которое по сути дела выковали для них те, кто решили ввести Христа на подмостки театральной сцены. Эти так называемые кинотеологи хотели оседлать экран и сцену как дикого зверя, чтобы кататься на нем, и кончили тем, что попали в его раскрытую пасть. В настоящее время значительная часть религиозных картин и театральных постановок, в сущности стали шаржем на христианство.

 

Характерно творчество скандинавского режиссера Бергмана — сына протестантского пастыря. Он писал: «Мой отец — священник и мать — глубоко верующая христианка имели в моей жизни чрезвычайное значение тем, что создали для меня мир, против которого я восстал».

Скрытый текст

В кинофильме «Как бы сквозь тусклое стекло» он дает демонический образ Бога. Героиня кинофильма в шизофреническом бреду видит Бога в образе страшного паука, который хочет овладеть ею. Альтернативу режиссер видит для своей героини в сексуальной любви.

Другой антирелигиозный фильм этого потомка священнического рода носит кощунственное название — «Причастие». Тот, кто выводит Христа из храма в театр и превращает Евангелие в религиозную клоунаду с явлением Христа, должен на примере Запада знать, что завтра этот образ не косвенно, а прямо будет обращен против Православной Церкви, что всеядная и многоликая кинематография превратила образ Христа в арлекина, злодея, героя романа, теософа и атеиста. Интересно отметить, что Бунюэль получил Почетный приз на XI Московском международном кинофестивале в 1979 году в связи с 60-летием советского кино. Видно, издевательство над христианством пришлось по вкусу не только советским деятелям, но и иностранным членам жюри.

 

Некоторые из богословов и историков Церкви считают, что казнь Христа произошла во время римских сатурналий. Эти представления заключались в том, что одного из рабов или преступников, приговоренных к казни, объявляли царем, отдавали ему все полагающиеся императору почести, беспрекословно исполняли всякое его слово, как царский приказ. В эти дни, проходившие в пиршествах и самом бурном веселье, господа переодевались в слуг и прислуживали своим рабам. В конце сатурналий эфемерного властелина предавали мучительной казни. По мнению некоторых богословов, подобная полумистерия-полутрагедия сопутствует и суду над Христом. Христа, как в сатурналиях, облачают в царские одежды, в терновый венец, дают в руки жезл-державу, то есть наделяют комедийными регалиями царской власти, и римские воины, насмехаясь над Ним, поклоняются Ему. Если это и не настоящая сатурналия, то отголосок и следствие ее. И здесь сатана Голгофскую жертву хочет превратить в сатурнальную трагикомедию. И здесь сатана хочет храм страданий Христовых превратить в театр языческих мистерий. Всякое слово Христа в то время могло бы быть исполнено, как полагалось в сатурналии, но Господь безмолвствовал. Он не проронил ни слова. Первая часть сатурналии провалилась. Ее режиссеру не удалось вырвать из уст Христа ни слова. Христос не стал эфемерным царем комедии, разыгрывающейся на плитах двора Лифостратона. Уже во время суда над Христом демон хотел превратить двор Пилата в театр. Но Христос ответил не одним своим божественным безмолвием. Его безмолвие было так же величественно могучим, как и Его слово. Черные тени этой адской фантасмагории, окружившие Христа, уже обречены. Одна из зловещих теней — Пилат, артист правосудия — невольно восклицает: «Это человек» — а не маска человека, как Его враги.

Мы предвидели вопрос, который могут нам задать деятели театра. Если на сцене невозможно изобразить Христа, то можно ли изобразить Его на дереве или холсте. Если вы принимаете икону, изображенную красками, то почему вы не можете принять говорящую живую икону, материалом для которой является живой человек. Поэтому, несколько отступив в сторону от темы, мы остановимся на трех формах изображения: икона, картина и изваяние. Тогда, мне кажется, легче будет понять, почему нельзя изобразить Бога через лицо человека. Во-первых, православная икона — каноническая икона Восточной Церкви — вовсе не имитация духовного мира. Это — символ. Символ всегда условен. Символ содержит в себе черты как подобия, по которому он узнается, так и неподобия, благодаря которым он не сливается и не отождествляется с символизируемым. Икона — это внутреннее видение духовных реалий, преображенных благодатью Духа Святаго. Икона смотрит на нас из вечности, отсюда отсутствие прямой линейной перспективы. Нарочитая асимметрия лица и фигуры подчеркивает ее несходство с земными реалиями, свидетельствует о других категориях объема и пространства, в которых существует первообраз иконы — человеческий лик в Духе Святом. Икона есть особый вид видения и общения. От иконописца древняя Церковь требовала личного аскетизма, включенности в христианскую мистику и глубокой церковности. Поэтому в древнее время иконы писались преимущественно в монастырях и скитах. К работе над иконой готовились как к священодействию, входя в духовные, а не по-мирскому высокие душевные состояния, которые часто воспринимаются миром как духовность, которой на самом деле там нет. Картину можно рассматривать аналитически, икона воспринимается только синтетически — в состоянии молитвы раскрывается глубина иконы.

Лучшие, с художественной точки зрения, картины эпохи Возрождения подменили мистику эстетизмом, а геоцентризм антропоцентризмом.

Картина — изображение внешнего, проходящего чувственно-феноменального состояния личности, а икона — видение сущности ноумена (то есть внутреннего бытия, в отличие от внешних явлений). Живопись — это нисходящая ступень от духовного к душевному, от ноуса (ума в древнем значении этого слова как совокупности всех познающих сил и способностей, включая интуицию) к логизирующему рассудку и воображению, от духовного чувства к эмоциям. Икона требует жизни духа и помогает пробудить его, вывести из летального состояния. Картина требует культуры чувств, поэтики и эстетизма. Икона — отражение вечности во времени, поэтому она, в принципе, универсальна. Картина — отражение уголка мира, поэтому она локальна и ограничена.

Скульптура в иерархии духовных ценностей — еще более низшая ступень, чем картина. Кроме зрительных впечатлений, здесь включаются еще тактильные ощущения объема, массы, тяжести, пространственности и т. д. Скульптура, по сравнению не только с иконой, но и с картиной, еще большее оземление и овеществление искусства, дальнейший переход к конкретному, временному, физически контактируемому. Православная Церковь отрицала изваяние как форму изображения духовного мира. Оно определяет материю в ее наличном состоянии, вне одухотворения и преображения, материю, отключенную и отчужденную от вечности. Но даже между оземленным изваянием и сценическим искусством лежит целая пропасть, камень и мрамор, чистый от страстей, а душа человека, как губка, пропитана демоническим ядом и чувственными страстями. Изваяния, отвергнутые Православной Церковью как ложные формы для изображения духовного мира, все-таки не являются кощунством, они достаточно условны, чтобы изображение не было воспринято как перевоплощение — метод театра. Даже отождествление иконы с ее первообразом порицается христианством как идолопоклонство. Нам скажут, что в Ветхом Завете были изваяния — херувимы над Ковчегом Завета, но в Ветхом Завете «вечность как преображение» не была открыта, так как не сошел Дух Святый; поэтому обряды Ветхого Завета более чувственны, осязаемы, наглядны и материальны, чем религиозная символика Нового Завета. Но и Ветхий Завет решительно отвергал проникновение театра в религиозную жизнь народа.

Архимандрит Рафаил Карелин

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Говорили об этом здесь. На "Азбуке" есть.

 

СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК (И.А. Крылов. Кстати, одно время сборничек басен долго продавался в книжных лавочках Оптины)

 

В жилище мрачное теней
На суд предстали пред судей
В один и тот же час: Грабитель
(Он по большим дорогам разбивал[1],
И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена[2], сладкогласен,
И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор;
Нет проволочек бесполезных:
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
Сама Мегера[3] их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах адских камень.
Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу́ на час.
Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет;
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
Тут перед ним, во всей красе своей,
С шипящими между волос змеями,
С кровавыми в руках бичами[4],
Из адских трех сестер явилася одна.
«Несчастный!» говорит она:
«Ты ль Провидению[5] пеняешь[6]?
И ты ль с Разбойником себя равняешь?
Перед твоей ничто его вина.
По лютости своей и злости,
Он вреден был,
Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты виною!
Вон дети, стыд своих семей,–
Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены? – тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти,
Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть? – ты.
Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
И страсти и порок?

И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови – ты виной.
И смел ты на богов хулой[7] вооружиться?
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»
Сказала гневная Мегера –
И крышкою захлопнула котел.[8]

Примечания

[1] Разбива́л – здесь: промышлял разбоем, грабежом.
[2] Сире́на – в греческой мифологии демоническое существо, полуптица-полуженщина, своим волшебным пением заманивающая путников к гибели.
[3] Меге́ра – в греческой мифологии одна из трёх эриний (богинь мщения), олицетворение гнева и мстительности.
[4] Бич – длинный кнут или плеть.
[5] Провиде́ние – Промысл Божий, управление миром, предопределение.
[6] Пеня́ть – жаловаться, укорять кого-нибудь.
[7] Хула́ – резкое осуждение, порочащие слова.
[8] При жизни Крылова басня была истолкована как выпад против Вольтера, что вызвало протест баснописца.
 

Время написания: не позднее декабря 1816 г.
Первая публикация: брошюра «Три новые басни И.А. Крылова, читанные в торжественном собрании Публичной библиотеки января 2 дня 1817 г.», СПБ, 1817 г., стр. 8–11.

Источник: И.А. Крылов. Полное собрание сочинений в 3‑х томах. Т. 3: Басни, стихотворения, письма и деловые бумаги. Книга шестая. М.: ОГИЗ. Гос. изд-во худ. литературы. 1946

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Беседа о молитве друг за друга ДОМНИКИ. (Свято-Тихвинский монастырь г.Екатеринбург)

 

Преподобный СИЛУАН Афонский об этом говорит:

«Душа моя испытала, что когда Господь дает скорбь о ком-нибудь и желание молиться о нем, то это значит, что Господь хочет помиловать того человека. 

Поэтому если кому придет скорбь о ком-либо, то надо молиться за него, потому что Господь, ради тебя, хочет помиловать его. 

И ты молись. Господь услышит тебя...» .

«Знай, что когда случится беда народу, и душа заплачет пред Богом за этот народ, то он будет помилован. 

Для этого Дух Святой коснулся души и дал ей молитву за людей, чтобы они были помилованы.»

«Взаимная молитва – как крепкая стена против врага.

И когда мы молимся за ближних, очень важно, чтобы наша молитва шла от сердца, 

чтобы причиной ее была любовь к другому человеку и боль за него. 

Такой молитве особенно внимает Господь.

А вот что говорит старец ПАИСИЙ Святогорец:

«Боль другого человека нужно сделать своей болью, (а после этого совершать и сердечную молитву) и так совершать молитву. 

Любовь есть Божественное свойство, она извещает ближнего. 

Так и в больницах, если врачи и медсестры действительно страдают за больных, то это является самым действенным лекарством из всех, которые они им дают. 

Больные ощущают участие к ним и чувствуют уверенность, безопасность, утешение. 

Тому, кто страдает, не нужны ни наши многие слова, ни наши поучения. 

Он понимает, что тебе за него больно, и это помогает ему. Боль — это все» .

Преподобный СИЛУАН Афонский о силе искренней, идущей от сердца молитвы говорит так:

«Одно срубленное и очищенное дерево быстро катилось по подкосу на человека. 

Я видел это, но от великой скорби не мог ему крикнуть: «Уйди скорей!»; 

у меня заболело и заплакало сердце, и дерево остановилось» .

Когда мы понуждаем себя к искренней, усердной молитве друг за друга, это содействует тому, чтобы в нашей душе появилось сострадание ближним, способность чувствовать чужую боль. 

Мы ставим себя на место другого, и в нас естественным образом появляются любовь, смирение, упование на Бога, благодарность Ему.

«Вначале, слыша, как кто-то страдает, человек испытывает горечь, но потом в качестве воздаяния приходит Божественное утешение.

Горечь от мирского расстройства приводит к болезням: 

желудочным кровотечениям и другим, но горечь от боли за других содержит в себе Божественный бальзам и не вредит организму.

Чем большую боль испытываю за других, тем больше молюсь и духовно радуюсь, потому что я говорю обо всем Христу, а Он приводит все в порядок. 

И я вижу, что чем больше проходит лет, тем более на убыль идет телесная бодрость, но бодрость душевная умножается, потому что любовь, жертвенность, боль за ближнего дают многую душевную силу.

Когда я молюсь и мне больно за людей, эта боль дает мне силу. 

Так и ты — молись и радуйся.

А Бог Сам все устроит

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

Музыка и молитва

 

Мирское искусство размывает личность человека. Через мирское искусство человек мысленно совершает все виды порока. Он на уровне подсознания перевоплощается в персонажи сцены и книг, живет их жизнью, отключаясь от себя самого. Это мирские люди называют эмоциональным обогащением. Но если мирское искусство будет иметь нравственное содержание, то все равно оно будет держать человека на душевном уровне, постоянно сотрясаемом эхом страстей.


В храме человек находит то, что не чувствовал, не переживал в миру — это соприкосновение с областью духа.


Часто в самом начале духовного пути благодать открывает человеку невыразимую красоту неведомого ему духовного мира, а затем как бы скрывается от него, чтобы он через подвиг жизни, через очищение своего сердца стал способен воспринять благодать навечно, и в огне преображения этой благодатью сам бы стал частицей духовного мира, мистического тела Церкви Христовой.
Обновленчество — это попытка приблизиться к Богу не через благодать, не через восхождение к области духа, а пребывая на невозрожденном душевном плане, через свои эмоции и представления.

 

Скрытый текст

Музыка и молитва

Православие — это не только чистота догматов, но сохранение единства и целостности традиций, другими словами, православие — это полнота Священного Предания.
Самым опасным и коварным врагом Церкви является обновленчество — это замена Священного Предания собственным сочинительством. В области духа существует только один гносис — непосредственное созерцание духовного мира через религиозные интуиции, которые пробуждаются по мере очищения сердца от грехов и страстей. Всякое сочинительство основано на воображении и представлении, то есть относится к типу душевных явлений. Воображение непосредственно связано со страстями — эмоциональными реакциями на образ, всплывший из недр подсознания. Образы и картины, чем более они ярки и поразительны, тем сильнее вызывают эмоциональную напряженность душевных сил, и, с другой стороны, чем сильнее и изощреннее страсти, чем интенсивнее эмоции, тем ярче и причудливее калейдоскоп представлений, возникающий в уме. Поэтому мирское искусство со стороны артиста или писателя — это искусство вызвать в душе своей яркие захватывающие чувства и страсти и воплощать их в мимику и слово, как маг заклинаниями вызывает темных духов из недр земли. Артист и писатель переживают состояние влюбленных, убийц, преданных друзей, непримиримых врагов. Страсти требуют разнообразной пищи, поэтому автор должен создавать новые ситуации, похожие на комбинации в игре, и т. д., и этот поиск называется творческим талантом. Разумеется, там нет и не может быть духа и благодати.
Духовное невозможно имитировать. Имитация, как подделка, будет тем же сочинительством. От читателей и зрителей требуется искусство сопереживания, требуется повышенная внушаемость, быстрая возбудимость и пластичность эмоций. Образно говоря, душа зрителя должна стать текучей, как вода, которую постоянно переливают все в новые формы.
Мирское искусство размывает личность человека. Через мирское искусство человек мысленно совершает все виды порока. Он на уровне подсознания перевоплощается в персонажи сцены и книг, живет их жизнью, отключаясь от себя самого. Это мирские люди называют эмоциональным обогащением. Но если мирское искусство будет иметь нравственное содержание, то все равно оно будет держать человека на душевном уровне, постоянно сотрясаемом эхом страстей.
В храме человек находит то, что не чувствовал, не переживал в миру — это соприкосновение с областью духа.
Часто в самом начале духовного пути благодать открывает человеку невыразимую красоту неведомого ему духовного мира, а затем как бы скрывается от него, чтобы он через подвиг жизни, через очищение своего сердца стал способен воспринять благодать навечно, и в огне преображения этой благодатью сам бы стал частицей духовного мира, мистического тела Церкви Христовой.
Обновленчество — это попытка приблизиться к Богу не через благодать, не через восхождение к области духа, а пребывая на невозрожденном душевном плане, через свои эмоции и представления.
Чтобы вырваться из плена душевного, монахи покидали мир и проводили жизнь в безмолвии и молитве. Они боролись со своим страстным воображением, изгоняя образы и представления из сознания, а страсти из сердца. Главным искушением пустынников было искушение памятью. Оно являлось в виде ярких воспоминаний, как внезапно выросшее перед их глазами «древо познания добра и зла». Но часто обольщение врывалось в душу как поток звуков, как обольстительная музыка, как чарующая песня без слов. Если монах прислушивался к этому пению и принимал его за благодатное утешение, то оно постепенно обессиливало его волю, и страсти, спрятавшиеся в глубинах души, оживали и выползали вновь, как змеи из нор, почувствовав весеннее тепло.
Музыка — это отражение страстных ритмов, это особый непосредственный язык чувств. Только лишь немногие мотивы допускались в церковную литургику. Большинство из них уходило своими корнями к временам апостолов, а некоторые уже звучали в богослужениях ветхозаветного храма.
Духовную музыку не слушают, в нее включаются, она — фон богослужения. Она поддерживает молитву, как крылья птицу в полете. Кто слушает музыку, тот в это время перестает молиться, а когда в церковной музыке, сочиненной новыми композиторами, звучат тайные страстные мелодии, то ум как бы парализуется, приходит в состояние сладкой дремоты, погружается в какую-то мысленную тьму и дает душе возможность впитывать в себя эти зашифрованные в звуки страсти, и человек, сам того не понимая, наслаждается или блудит в самой церкви, забывает о молитве, а затем, выходя из храма, говорит: «Какое было прекрасное пение», — не понимая, что его духовно обокрали.
Монастырское пение отличается большей приближенностью к древним напевам, поэтому оно по-иному настраивает душу. Душа не наслаждается, а чувствует более глубоко смысл молитвенных слов и становится способной соединиться с ними, воспринять их в себя, как сухая земля капли дождя.
Что же касается монахов-пустынников, то они считали церковное пение украшением, как украшают золотом и драгоценными камнями иконы. Но сами не употребляли во время молитвы пение, как не вполне согласующееся с безмолвием души, отрекшейся от мира. А на совместных службах читали молитвы речитативом.
Теперь обновленцы придумали новую провокацию, уже давно знакомую сектам, но новую для православия — это молитва под гитару. Скоро появится новый тип бродячих монахов-музыкантов: одни с современной аппаратурой, другие для большей экзотики — с гуслями в руках, которые будут кочевать, как бедуины по степи, по нашим просторам. Может быть, еще придумают новый тип «дорожного» монастыря — ведь все-таки надо признать: они люди остроумные!
О духовности и душевности мы говорили достаточно, хотя, разумеется, эта тема в настоящее время одна из важнейших сотериологических и аскетических проблем. Здесь мы можем понять, почему для церковных людей светская литература и искусство по мере их духовного продвижения становятся не нужными и чуждыми, какими-то концентратами невозрожденного мира, который остался за их спиной. Почему эта стихия стала для них не только враждебной, но скучной и неинтересной? Но мы хотим обратить внимание на тревожный факт: обновленчество проникает в само монашество.
Книги одного современного ученого монаха, печатающиеся большими тиражами, представляют собой попытку богословского обновленчества в духе оригенизма; произведения другого монаха — прорыв обновленчества в область мистики и эсхатологии, переходящий в оккультный визионерский бред; творчество монаха-сочинителя модных романсов — это обновленчество самой монашеской жизни, подмена подвига безмолвия и молитвы — кабацко-театральным миссионерством; оно делает самого инока каким-то артистом для мира, которому можно хлопать в ладоши и вызывать на «бис». Если попытка обновленчества в этом направлении вызовет одобрение и симпатии церковной общественности, то это послужит грозным симптомом непонимания самими православными — православия, а монахами — монашества. Тогда может случиться, о чем говорит Господь: «Если соль потеряет свою силу, то становится не годной ни на что».
АРХИМАНДРИТ РАФАИЛ (КАРЕЛИН

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0

 

Серебрянный век поэтического демонизма

 

По нашему мнению, искусство должно нести в себе фрагменты нравственности, иначе оно вырождается в косметику страстей или апологию зверя. Такое искусство не может служить культуре; не может сделать человека более великодушным, лучшим и благородным, как веревка повешенного, несмотря на все поверья, не может принести счастья в дом.

 

В начале XX века в Европе и Российской империи стали вырастать, как грибы после дождя, различные оккультные общества и ложи, в которые входили многие известные писатели и декаденты, а также композиторы и художники. Например, Скрябин и Врубель. Их произведения, выросшие на почве розенкрейцерства, иллюминатства и различных тайных союзов, стали «цветами зла» для интеллигенции XX века.

 

Скрытый текст

Серебрянный век поэтического демонизма

Г-н М. в одной из газет поместил статью, где упрекал Церковь в клерикализме. Там он уделил место критике нашего утверждения о том, что творчество Блока, Брюсова и Андрея Белого носит демонический характер. По его мнению, наше отношение к этим поэтам тенденциозно, несправедливо. Конечно, г-н М. может иметь свою литературную и религиозную позицию, но мы хотим указать ему на некоторые объективные факты.
В начале XX века в Европе и Российской империи стали вырастать, как грибы после дождя, различные оккультные общества и ложи, в которые входили многие известные писатели и декаденты, а также композиторы и художники. Например, Скрябин и Врубель. Их произведения, выросшие на почве розенкрейцерства, иллюминатства и различных тайных союзов, стали «цветами зла» для интеллигенции XX века.
Г-н М. может убедиться в этом, познакомившись со специальной литературой, которая теперь перестает быть запретной, а также с мистериями Рудольфа Штайнера и «Химической свадьбой» Христиана Розенкрейцера.
Обратимся к творчеству указанных поэтов. Брюсов постоянно стирает различие между силами добра и зла: «Хочу, чтоб всюду плавала моя ладья. И Господа, и дьявола готов прославить я». — Это типичное люцеферианство розенкрейцеров, где Христос и Люцифер, Божество и демон соединяются в одном лице. В стихотворении «Подражание Бодлеру» Брюсов пишет: «Христос, меня к себе напрасно не зови, оставь меня проклятию...». В своем известном романе «Огненный ангел», имеющим отчасти биографический характер, он обнаруживает знание оккультных наук, преподаваемых в тайных ложах. Вполне логично, что Брюсов, как и тибетские махатмы, приветствовал Октябрьскую революцию и ее лидера Ленина, о котором писал восторженные стихи.
Творчество Александра Блока — «короля поэтов» (по Галактиону Табидзе), представляет собой гибрид гностической софиологии Владимира Соловьева и учения розенкрейцеров, к ордену которых принадлежал поэт. Его знаменитая баллада «Незнакомка» — это вспышка магмы, которая высветила картину падения и деградации божественной идеи — Софии. Вначале София превращается в звезду, потом в «прекрасную даму», которая появляется в храме, где нет Христа. Затем она становится «незнакомкой», которая приходит в назначенный час в таверну и кого-то ждет среди пьяной толпы. «Падение» Софии продолжается. Теперь она принимает облик цыганки Фаины, площадной плясуньи и, наконец, последний этап падения, как Софии, так и самого Блока, — это сборник стихов «Скрипки и арфы» где он совершает самое страшное надругательство над христианской святыней, что входит в инициацию розенкрейцеров. В пьесе «Роза и крест» (символ розенкрейцеров) он проводит идею, что добродетель и преданность должны приносить себя в жертву греху. Эта пьеса звучит, как пародия на стихотворение Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный».
Несколько отступая от темы, заметим, что г-н М. упрекает нас в том, что всегда считалось принципом искусства. Мы говорили о способности человека сопереживать и поэтому предупреждали, что книги, насыщенные страстями и демонической мистикой, возбуждают, как бы индуктируют те же чувства в душе читателя. Добавим, что эти темные страсти становятся его личными переживаниями, его эмоциональным опытом. Поэтому нравственное чувство христианина должно служить ориентиром, критерием и фильтром при выборе литературы. Всеядность и культура — не одно и то же.
Александр Блок в одном из своих стихотворений писал: «Зарыться бы в теплом бурьяне, забыться бы сном навсегда, молчите, проклятые книги, я вас не писал никогда». Наверное, оппонент поэтому должен назвать Блока обскурантом врагом культуры. Блок с ликованием принял революцию как программу розенкрейцерства. Он приветствовал разгром храмов и монастырей, более того, обращался к коммунистическому правительству с призывом уничтожить христианскую Церковь, выкорчевать ее, как дуб с корнями. В поэме «Двенадцать», которая представляет собой розенкрейцерскую мистерию, он поставил во главе отряда пьяных красногвардейцев, которых «руки в крови», Христа в венце из белых роз — вернее, Люцифера в образе Христа. Неужели наш оппонент не видит в этом чудовищного сатанизма?
Блок олицетворяет поэзию в образе музы, как богоборческую силу: «И такая влекущая сила, что готов я твердить за молвой, будто ангелов ты низводила, покоряя своей красотой». В том же стихотворении он пишет: «...Есть в напевах твоих сокровенных роковая погибели весть, поруганья заветов священных». Апология революции, оправдание насилия, кощунств и убийств, совершенных революционной властью, и сотрудничество с ней Блока вызвало негодование и отвращение даже среди прежних друзей и почитателей поэта, и они отказались подавать ему руку.
Здесь будет некорректно описывать последнюю болезнь — безумие и смерть Блока. Достаточно сказать, что его смерть была достойным итогом его жизни...
Что касается Андрея Белого, то амплитуды его религиозных настроений напоминают качающийся маятник: то он хочет стать духовным сыном епископа Флоровского и просит у него благословения на монашеский постриг; то ходит на литературные вечера с большим черным крестом поверх фрака; то попадает к розенкрейцерам и упражняется в стихотворных кощунствах над Православной Церковью. Он вырезает из дерева идолов — демонов для антропософского храма в Швейцарии, сравнивает с пророками учеников Штайнера (стихотворение «Бауэру»), издевается над Воскресением Христа. Затем, не поладив с антропософами, благополучно возвращается в Советскую Россию и удивляет даже «видавших виды» своих современников чудовищным подхалимством перед советской властью.
У Андрея Белого оказалась своя «софиология». Он считал жену Блока Любовь Менделееву воплощенной богиней.
Нелучшими оказались и другие декаденты: Сергей Городецкий выбирает своей тематикой древнерусское язычество с ее волхвованием и магией; Вячеслав Иванов обращается к античному язычеству, к культам Аполлона и Дионисия. Поэт Константин Бальмонт пишет: «Я ненавижу человечество, я от него бегу спеша, мое единое отечество — моя пустынная душа». Это какое-то демоническое анахоретство, мрачный антипод христианскому монашеству, источающему свет и любовь. Розенкрейцер и антропософ Эллис переводит стихотворения Бодлера, в том числе «Дети Каина», ставшее гимном сатанистов. Поэт Гофман, кончивший жизнь самоубийством, в стихотворении «Елена» пишет: «Молюсь тебе, брат-сатана». Дмитрий Мережковский пытается доказать, что Христос — это антихрист. А будущий антихрист — Христос («Лекции о христианстве»), а на склоне лет выступает с гипотезой, способной ошеломить даже сотрудников журнала «Безбожник», а именно, что христианство произошло от культа Ваала, которому родители приносили в жертву своих детей. Примеры можно продолжить. Перед нами проходят имена Леонида Андреева, Цветаевой, Розанова, Мариенгофа, Шершеневича и других — «целая рать, не сочтешь» (по словам Некрасова), но мы боимся злоупотребить временем читателей для дальнейшей демонстрации экспонатов из «музея уродств». Так в какой же несправедливости к литературе и «изящным искусствам» упрекает нас г-н М. Неужели он считает декадентские словесные оргии эталоном красоты или модернизированным христианством?
По нашему мнению, искусство должно нести в себе фрагменты нравственности, иначе оно вырождается в косметику страстей или апологию зверя. Такое искусство не может служить культуре; не может сделать человека более великодушным, лучшим и благородным, как веревка повешенного, несмотря на все поверья, не может принести счастья в дом.
Если творчество декадентов — это культура, то назовите культурой и искусством пляску ведьм с чертями в «Вальпургиеву ночь».

АРХИМАНДРИТ РАФАИЛ (КАРЕЛИН)

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
53 минуты назад, *Владислав* сказал:

Перед нами проходят имена Леонида Андреева, Цветаевой, Розанова, Мариенгофа, Шершеневича и других — «целая рать, не сочтешь» (по словам Некрасова), но мы боимся злоупотребить временем читателей для дальнейшей демонстрации экспонатов из «музея уродств».

Мдааа.. 

Вы часто выкладываете длинные фрагменты текстов Карелина. Просветить? Мы уже знакомы с творчеством перечисленных авторов. ( кроме шершневича. А Вы?) 

"Фрагменты нравственности", "косметика страстей" и прочие словесные завитушки наносят некоторым читателям моральный ущерб). 

Своими словами бы... если хотите что-то сказать. А Карелина, ясно, что рекомендовали бы к прочтению тем, кто еще не знаком с ним...

 

 

 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
58 минут назад, Мария Ш сказал:

Мы уже знакомы с творчеством перечисленных авторов. ( кроме шершневича. А Вы?

Знаком.

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
29 минут назад, *Владислав* сказал:
1 час назад, Мария Ш сказал:

Мы уже знакомы с творчеством перечисленных авторов. ( кроме шершневича. А Вы?

Знаком

И?

Жалеете о знакомстве?)

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
3 часа назад, *Владислав* сказал:

творчество Блока, Брюсова и Андрея Белого носит демонический характер. (архим. Рафаил Карелин)

О Брюсове и Белом, наверно, близко к истине, а с Блоком промахнулся.

 

Из митр. Вениамина (Федченкова) "Божии люди":

"...Эта женщина (Н.Павлович - Ю.К.) сообщает о нем [Блоке] следующее: “Блок никогда не был атеистом”. И был очень самостоятельным, независимым человеком и писателем. И вышеприведенную предсмертную мольбу его именно она сообщила мне. И у меня нет ни малейшего сомнения в истинности ее сообщения.

И от нее же узнал о Блоке и о. Нектарий (преп.Нектарий Оптинский - Ю.К.)— человек, исключительный по жизни, мудрый духовник и даже прозорливый старец. После рассказа ее он “на куске картона, — пишет она мне, — написал: “Об упокоении р. Б. Александра” — и положил при ней на угольник пред иконами. Через неделю–полторы он неожиданно сказал: “Напиши матери Александра, чтобы она была благонадежна: Александр — в раю”. Самой мне и в голову не приходило, — пишет она мне, — спрашивать о загробной участи Блока”.

“Умер он — в сознании”. Пред этим болел душевно. “Не хотел жить. Похоронили его на Смоленском кладбище в Ленинграде, под кленом; рядом с дедом Бекетовым… Он знал и любил это место. Поставили, как он хотел, простой белый крест. Хоронили по–христиански: дома — панихиды; ночью одна писательница (** Вероятно, она сама.) читала Псалтирь. Отпевали в кладбищенской церкви. Пел хор Мариинского театра. После Отечественной войны перенесли прах на Волково кладбище. Туда же перенесены дед, мать и жена. Могилы обнесли барельефом вместо креста”.

Зимой 1957 года я посетил эту женщину. В ее комнате, кроме икон, висели три портрета Блока, только. <…>

У Блока “была абсолютная искренность. Были искания алчущего и жаждущего правды: ни тени лжи. О чужом грехе он иногда говорил: “Что же? Это — только факт!” Делать из Блока праведного и православного, церковного человека — никак нельзя. Но только в нем никогда не было атеизма”.

…Блок был верующим в Бога. И для меня это… совершенно очевидно. Достаточно… последних писем матери и жене с постоянной подписью “Господь с тобою”, чтобы не сомневаться в этом.

Правда, в его стихах и прозе мы столкнемся со многими мыслями, где он говорит против современного христианства с необычайной резкостью, — и нередко чрезвычайно преувеличенной. Но одно дело — чистое и глубокое христианство, а другое — обмирщенное обрядоверие. Против последнего Блок естественно восставал.

Но никогда он не был атеистом. И христианином он скончался, завещав поставить белый крест на своей могиле.

Пусть он написал “Двенадцать” о революции, но и впереди ее он видел Иисуса Христа.

Пусть он шел не обычным путем — но был искренним христианином.

Да помилует его Христос!

М. Вениамин"

https://www.litmir.me/br/?b=588920&p=96

 

 

Демонические мотивы?

 

Когда в листве сырой и ржавой

Рябины заалеет гроздь,—

Когда палач рукой костлявой

Вобьёт в ладонь последний гвоздь,—

 

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте,—

 

Тогда — просторно и далёко

Смотрю сквозь кровь предсмертных слёз

И вижу: по реке широкой

Ко мне плывёт в челне Христос.

 

В глазах — такие же надежды,

И то же рубище на Нём.

И жалко смотрит из одежды

Ладонь, пробитая гвоздём.

(Осенняя любовь, А.Блок)

Изменено пользователем Юрий Кур

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение
  • 0
3 часа назад, *Владислав* сказал:

смерть Блока. Достаточно сказать, что его смерть была достойным итогом его жизни...

Как глубокомысленно! Только Блок милостью Божьей, умирая, каялся. А о болезни поэта есть исследование. Карелин явно не знаком с заключением специалистов. 

 

23 минуты назад, *Владислав* сказал:

Нет

Как же? 

А есть что-то, помимо того, о чем говорит Карелин? 

Поделиться сообщением


Ссылка на сообщение

Join the conversation

You can post now and register later. If you have an account, sign in now to post with your account.
Note: Your post will require moderator approval before it will be visible.

Гость
Ответить на вопрос...

×   Вставлено в виде отформатированного текста.   Восстановить форматирование

  Разрешено не более 75 смайлов.

×   Ваша ссылка была автоматически встроена.   Отобразить как ссылку

×   Ваш предыдущий контент был восстановлен.   Очистить редактор

×   Вы не можете вставить изображения напрямую. Загрузите или вставьте изображения по ссылке.


  • Сейчас на странице   0 пользователей

    Нет пользователей, просматривающих эту страницу.

×
×
  • Создать...