Таблица лидеров

В Оптину Пустынь поступил в 1832 году. Проводя не только дни, но и почти все ночи без сна, он в церкви всегда почти боролся со сном, особенно под старость. Бдительность его была неимоверна: если кому из братии нужно было встать в самую глухую пору ночи, то обращались к отцу Карпу, и в час, в два, в три ли кто попросит разбудить его, – ложись и спи спокойно: в назначенный срок отец Карп тихо творит уже молитву и не отойдет пока не разбудит. Постоянное самовнимание и понуждение себя на все благое были отличительными чертами отца Карпа. Самоукорение как бы срослось с ним. Нравом он был кроток и молчалив; в обращении с братиею ласков, приветлив и любовен. Еще покойный старец отец Леонид любил его и говаривал о нем: «Карп слеп, но видит свет», разумеется тот свет, который и зрячим недоступен. Слепотою своею он не только не тяготился, но и дорожил ею как средством ко своему спасению, и с любовию нес этот крест, возложенный на него Господом. Валаамский игумен Варлаам, живший в оптинском скиту на покое, однажды, испытывая его, сказал: «Отец Карп! не хочешь ли поехать в Москву? там есть искусные доктора; они бы сделали тебе операцию, и ты бы стал видеть». Отец Карп испугался этого предложения. «Что вы, что вы, батюшка, – отвечал он, – я этого вовсе не хочу, я спасаюсь своею слепотой». Архимандрит Леонид (Кавелин) Фрагмент жизнеописания Схимонаха Карпа (Алексеева) из книги «Подвижники благочестия Оптиной Пустыни»

В одной из келий, при старой больничной Владимирской церкви, 24 года лежал замечательный страдалец, иеродиакон Мефодий. ... в число оптинского братства определен 12 июня 1825 года 33-х лет от роду. Здесь он был пострижен в мантию и посвящен в иеродиакона. Был первым письмоводителем обители, при начальном её устройстве о. Моисеем, прекрасно писал полууставом церковной печати, и многих обучил писать. Также проходил клиросное послушание, и был в сане иеродиакона регентом певческого хора. В 1838 г. внезапно разбитый параличом, отец Мефодий лишился употребления ног; левая половина онемела совершенно; остальная рука тоже была бессильна почти для всего, кроме возможности сотворить крестное знамение, да перебирать четки. Но особенно было дивно то, что язык его был связан для всего кроме слов «да, да, Господи помилуй», которые произносил чисто, внятно, с живостью и умилением, в ответ на все вопросы. С начала болезни заметен был в нем некоторый упадок духа, но по прошествии первых пяти лет и до конца старец с необычайным терпением и благодушием переносил свое страдальческое положение, всегда был кроток и весел как дитя, встречая и провожая посещавших его обычным: «Господи помилуй». Память имел свежую, и были ясные доказательства, что он помнил события своей жизни до болезни. Молитвенные правила вычитывал ему его келейный, и когда тот ошибался, отец Мефодий останавливал его и пальцем указывал ошибку, повторяя: «Господи помилуй! да, да». Надобно было его видеть, когда в двунадесятые праздники братия из церкви заходили поздравить его и в утешение ему, как бывшему искусному регенту и певцу, пропоют бывало тропарь и кондак праздника: он исполнялся восторга, весь ликовал, то неясными звуками вторя поющим, то громко и ясно восклицая свое «Господи помилуй», и проливал радостные слезы, так что присутствовавшим невольно сообщалось его восторженное состояние. Посещавшие страдальца получали от него великую душевную пользу; один вид его болезненного положения, переносимого с ангельским терпением, всех назидал и трогал. Архимандрит Леонид (Кавелин) Из книги «Подвижники благочестия Оптиной Пустыни»