Таблица лидеров

О постоянстве в молитве Нередко на словах и в письмах просят меня научить молиться. Первое, что отвечаю на эту просьбу, это необходимость постоянства в молитве. Есть очень много людей, которые вспоминают о молитве к Богу, когда Он посетит их каким-либо несчастьем, либо тяжелой скорбью, а обычно вовсе не молятся Ему. Такие молитвы вряд ли бывают услышаны Богом. У древних римлян была мудрая пословица: непрестанно каплющая капля долбит камень. Только непрестанная, как падение капель, молитва смягчает оледеневшие без молитвы сердца. Просящим меня научить молитве я даю два важнейших совета: быть постоянными в молитве, не оставлять без нее ни одного дня жизни и быть глубоко внимательными к каждому слову молитвы. Не подражать сектантам, которые в гордости своей презирают молитвы великих святых и сочиняют свои шаблонные, весьма мало духовые молитвы. Диавол и ангелы его всеми силами стараются отвлечь наше внимание от глубоких и благодатных слов церковных молитв, написанных святыми людьми. Они настойчиво и ловко отвлекают наш ум куда-либо в сторону, особенно тогда, когда слова молитвы относятся к ним самим, когда просим у Бога защиты от них, окаянных. Защитить от этих их козней нас может только глубокое внимание при чтении церковных молитв. Это гораздо труднее при чтении молитв наизусть, чем при чтении их по молитвеннику. Очень важно выработать привычку ловить себя на каждом отвлечении внимания и снова прочитывать те слова, от которых бесам удалось отвлечь наше внимание. Легче всего достигнуть этого ежедневной молитвой Иисусовой, по четкам повторяемой не менее ста раз: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного (или грешную)". В конце каждой молитвы при словах: "помилуй мя, грешного" вы должны вспоминать самый тяжелый и скверный свой грех, и когда укрепитесь в этой привычке, постепенно научитесь вспоминать и все другие грехи. Каждая из сотни Иисусовых молитв будет долбить ваше сердце подобно тому, как непрестанно падающая капля воды долбит камень – и умягчится, и согреется холодное сердце ваше великой Иисусовой молитвой. Таково же будет действие и других великих молитв, особенно молитвы преподобного Ефрема Сирина, читаемой, к сожалению, только Великим постом. Благодатно воздействуют на вас святые слова этой молитвы при частом повторении ее: привыкнете чувствовать отвращение к тем порокам, о которых говорит Ефрем Сирин, прося Бога избавить его от них – к духу праздности, празднословия, к осуждению ближних; привыкнете просить у Бога добродетелей целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви и памяти о своих согрешениях. Вот то, что отвечаю я людям, просящим научить их молиться. Но недостаточно, конечно, одних усердных молитв для того, чтобы стать храмом Духа Божия, чтобы стать близким и даже другом Господа нашего Иисуса Христа. Надо исполнять и все великие заповеди Христовы, и прежде всего заповеди о любви и милосердии к ближним. Об этом пришлось бы говорить очень много, повторяя не раз сказанное вам прежде. Скажу только о том, как преображаются сердца тех блаженных, которые тверды и постоянны в молитвах и добрых делах. Скажу, что каждое доброе дело оставляет больший или меньший след в сердце совершившего его. Даже низкий поклон нищего, получившего милостыню из рук твоих, несомненно оставит след в твоем сердце. И эти следы, все чаще и чаще остающиеся в сердце творящего добро, будут действовать на него, подобно непрестанно капающей и долбящей камень капле. Они будут смягчать творящее добро сердце и очищать его, очищать и благодатно изменять. И чем больше добрых дел будешь ты совершать, тем все выше и выше будет возноситься твой бессмертный дух от земной грязи и неправды к небесам, в которых царит всесовершенная и абсолютная Божия правда. Будешь подниматься все выше и выше от земли и дышать все более и более чистым воздухом небес, будешь все больше и больше приближаться к Богу. А когда кончится земной путь твой, то смерть будет не отрадна, а радостна, ибо будет только переходом к вечному блаженству. Сего да сподобит всех нас Триединый и Всесвятый Великий Бог наш! Аминь. Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)

Режнссёр Валентин Матвеев,2012г. Замечательный,очень сильный фильм! И необыкновенный его герой - иеромонах Роман с такой трудной судьбой монаха-отшельника, ищущего покаяния и смирения,молящегося за нас грешных, за всю Россию. На фоне нашей безобразной "телекультуры" -это действительно -ЧИСТЫЙ РОДНИК,ИЗ КОТОРОГО ХОЧЕТСЯ ПИТЬ... Этот документальный фильм о творческом пути автора духовных песнопений и стихов иеромонаха Романа (Матюшина).Его песни слушают и поют на всех континентах Земли.В фильме архимандрит Тихон (Шевкунов) рассказал, как однажды услышал голос отца Романа,доносящийся из покоев Патриарха Пимена.Оказалось,Святейший очень любит песни отца Романа и часто слушает его записи.Патриарх Пимен сам был «поэтом, и он был прекрасным певцом,и он был прекрасным музыкантом,и он смог оценить и принять удивительное творчество композиторское,песенное и поэтическое», говорит архимандрит Тихон. В конце 1980-х Россия заслушивалась песнопениями иеромонаха Романа.Под его удивительный голос с неподражаемой интонацией воцерковлялась Россия.Песни иеромонаха Романа уже давно разошлись по всей стране и пересекли границы России.В 1983 году Александр Иванович Матюшин принял монашеский постриг в Псково-Печерском монастыре,а через десять лет удалился в скит Ветрово.Монашеский путь отца Романа был сложным и тернистым.На восемь лет он лишился и голоса,и слуха.Общался с немногими близкими людьми только письменно. Монах, он стойко и мужественно выдержал это испытание.Он обрел голос и слух так же внезапно,как и потерял.Время полной тишины он воспринимал как волю Божию. Писать стихи иеромонах Роман начал рано.Старец Николай Гурьянов благословил отца Романа записывать на кассеты свои песнопения,потому что понимал,что пение может быть продолжением молитвы.В стихах иеромонаха Романа мы находим беспощадность к собственным грехам,покаяние,боль о России. Художественный руководитель Кубанского казачьего хора,народный артист России Виктор Захарченко сказал:«Русь непременно исполнит свою миссию на земле,поэтому такие будители духовные, как иеромонах Роман, они нам очень нужны, они напоминают —Русь жива,Русь поет...» Об иеромонахе Романе в фильме рассказывают отец Тихон Шевкунов,певица Жанна Бичевская,актер Александр Михайлов,профессор Александр Корольков. Фильм снимался на Псковской земле — в Псково-Печерском монастыре,в окрестностях Изборска,в скиту Ветрово,где большую часть года живет о. Роман. Главная премия в номинации «Лучший сценарий» кинофестиваля "Радонеж" 2012г. Приз за лучшую операторскую работу V фестиваля «Соль Земли». Режиссер: Валентина Матвеева. Год выпуска: 2012. Фильм Роман (Матюшин) Материал из Википедии — свободной энциклопедии Иеромонах Роман Матюшин Александр Иванович Дата рождения:16 ноября 1954 (59 лет) Место рождения:село Рябчёвск, Трубчевский район, Брянская область Страна: СССР, Россия ЦерковьРусская православная церковь Иеромона́х Рома́н (в миру Алекса́ндр Ива́нович Матю́шин; 16 ноября 1954, село Рябчёвск, Трубчевский район, Брянская область) — иеромонах Русской православной церкви, поэт, автор стихов и духовных песнопений, член союза писателей России. Содержание 1 Биография 2 Встречи 3 Сборники 4 Альбомы 5 Книги 6 Примечания 7 Литература 8 Ссылки Источник и продолжение : https://ru.wikipedia.org/wiki/Роман_(Матюшин)

Православное воспитание и окружающий мир Всякого, кто взглянет на нашу современность в перспективе нормальной жизни, которую вели люди в прежние времена, не может не поразить, насколько далекой от нормы стала жизнь сейчас. Понятия авторитета и послушания, приличия и вежливости, поведения в обществе и в частной жизни – все резко изменилось, стало с ног на голову. Эту ненормальную жизнь можно охарактеризовать как испорченную, избалованную. С младенчества с современным ребенком обращаются, как с семейным божеством: его похоти удовлетворяются, желания исполняются, он окружен игрушками, развлечениями, удобствами, его не учат и не воспитывают в соответствии со строгими принципами христианского поведения, а дают развиваться в том направлении, куда клонятся его желания… Возможно, это случается не во всех семьях и не все время, но случается это достаточно часто для того, чтобы стать правилом современного воспитания детей, и даже родители, имеющие самые благие намерения, не могут целиком этого избежать. Если родители и стараются растить ребенка в строгости, то родственники, соседи пытаются сделать что-то иное. Это надо учитывать при воспитании ребенка. Став взрослым, такой человек, естественно, окружит себя тем же, к чему привык с детства: удобствами, развлечениями, игрушками для взрослых. Жизнь становится наполненной постоянным поиском развлечений, которые настолько лишены всякого серьезного значения, что посетитель из XIX века, глядя на наши популярные телепрограммы, парки аттракционов, рекламу, кинофильмы, музыку, – почти на любой аспект нашей современной культуры, – подумал бы, что попал в общество безумцев, потерявших всякое соприкосновение с повседневной реальностью. В наши дни, если мы пытаемся вести христианскую жизнь, нам важно осознать, что окружающий мир стремится полностью подчинить себе нашу душу – и в религии (это легко разглядеть в распространенных уродующих душу культах, требующих подчинения самозванному “святому”), и в мирской жизни сегодня человек сталкивается с не с отдельными искушениями, а с постоянным состоянием искушения то в виде повсеместной фоновой музыки, то в виде указателей и рекламы на городских улицах. Даже в семье телевидение часто становится тайным домоправителем, диктующим современные ценности, мнения, вкусы. Повсюду слышится призыв: живи сегодняшним днем, наслаждайся, расслабься, чувствуй себя хорошо. А подтекст другой, более мрачный: забудь о Боге и любой другой жизни, кроме настоящей, изгони из души всякий страх Божий и почитание святынь. Что же могут сделать родители, чтобы помочь детям устоять против искушений мира?.. Ежедневно мы должны быть готовы преодолевать влияние мира здоровым христианским воспитанием. Все, что ребенок узнает в школе, должно проверяться и исправляться дома. Не надо думать, что то, что дают ему учителя, просто полезно или нейтрально: ведь даже если он и приобретает полезные знания или умения (а большинство современных школ позорно проваливается в этом), его научат многим неправильным точкам зрения и идеям. Оценка ребенком литературы, музыки, истории, искусства, философии, науки и, конечно, жизни и религии должны в первую очередь идти не от школы, а от дома и Церкви, иначе ребенок получит неверное образование. Родители должны следить, чему учат их детей, и исправлять это дома, придерживаясь откровенной позиции и четко выделяя моральный аспект, совершенно отсутствующий в общественном образовании. Родители должны знать, какую музыку слушают их дети, какие они смотрят фильмы (слушая или смотря с ними вместе, если это необходимо), какой язык они слышат и каким языком говорят сами – и всему этому давать христианскую оценку. В тех домах, где недостает мужества выбросить телевизор в окно, его надо контролировать строго, стремясь избежать отравляющего воздействия, которое оказывает в самом доме на молодых людей этот главный проводник антихристианских идей и оценок. Острие удара мира по Православию направлено прежде всего на детей. А как только у ребенка сформировалась неправильная позиция, задача его христианского воспитания становится трудной вдвойне. Навязываемые нам самопоклонение, расслабление, наплевательство, наслаждение, отказ от малейшей мысли о другом мире – это в различных формах обучение безбожию. Зная, что именно мир пытается сделать с нами, мы должны активно защищаться. Увы, когда наблюдаешь за жизнью православных семей в сегодняшнем мире и за тем, как они передают свое православие, создается впечатление, что эту битву с миром куда чаще проигрывают, чем выигрывают… И все же не следует рассматривать окружающий нас мир как всецело плохой. Мы должны быть достаточно рассудительными, чтобы использовать в своих целях все, что есть в нем положительного. Многое из того, что на первый взгляд не имеет непосредственного отношения к Православию можно использовать в интересах православного воспитания. Ребенок, с детства приученный к классической музыке, развившийся под ее влиянием, не подвергается искушениям грубого ритма “рока”, современной псевдомузыки в той мере, в какой подвергаются им те, кто вырос без музыкального воспитания. Хорошее музыкальное воспитание, по словам оптинских старцев, очищает душу и приготовляет ее к принятию духовных впечатлений. Ребенок, приученный к хорошей литературе, драме, поэзии, ощутивший ее воздействие на душу, получивший истинное наслаждение, не станет бездумным приверженцем современного телевидения и дешевых романов, которые опустошают душу и уводят ее от христианского пути. Ребенок, который научился видеть красоту классической живописи и скульптуры, не соблазнится легко извращенным современным искусством, не будет тянуться к безвкусным изделиям рекламы, и тем более порнографии. Ребенок, который знает кое-что о мировой истории, и особенно о христианской, о том, как люди жили и мыслили, в какие западни они попадали, уклоняясь от Бога и Его заповедей, и какую славную и достойную жизнь они вели, когда были Ему верны, сможет правильно судить о жизни и философии нашего времени и не станет слепо следовать за “учителями” века сего. Одна из проблем, стоящих ныне перед школьным образованием, состоит в том, что детям не прививают больше чувства истории. Это опасная и роковая вещь – лишить ребенка исторической памяти. Это означает, что его лишают возможности брать пример с людей, живших в прошлом. А история, в сущности, постоянно повторяется. Когда вы это замечаете, вам хочется знать, как люди решали свои проблемы, что сталось с теми, кто восстал на Бога, и с теми, кто изменял свою жизнь, подавая нам яркий пример. Чувство истории очень важно, и его надо прививать детям. В общем, человек, хорошо знакомый с лучшими плодами светской культуры, которая в России почти всегда имеет определенное религиозное, христианское звучание, получает намного больше возможностей вести нормальную плодотворную жизнь православного христианина, чем тот, кто обратился в Православие, будучи знаком лишь с современной популярной культурой. Именно поэтому в нашей битве против духа мира сего мы можем и должны использовать лучшее, что может предложить мир, чтобы пойти дальше этого лучшего; все лучшее в мире, если нам достает мудрости видеть это, указывает на Бога и Православие, мы должны этим пользоваться. Иеромонах Серафим (Роуз)

Многие люди считают, что «уходя с головой в веру», человек облегчает себе жизнь, закрывается от проблем с помощью «опиума для народа». Действительно ли верующим быть проще? Архимандрит Савва (Мажуко) утверждает, что думать так – это большое заблуждение. Принято считать, что верующий человек находится в более выгодном положении, чем неверующий: вера помогает ему выстоять, даёт надежду и силы в тяжёлых жизненных обстоятельствах, верующему проще и комфортнее – он знает все ответы, его не мучают сомнения, он принимает решения без колебаний. Вера – бодрит. Замолаживает. Если вы смотрите на верующих под таким углом зрения, вам должна быть близка точка зрения покойного Владимира Ильича, видевшего в религии род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свою нищету и бесправие. И в этом есть своя правда: всегда был некоторый процент людей, сбегающих в религию от проблем, удирающих от мира. Но таковых единицы. Говорю, как человек, наблюдающий изнутри. Спасаться от мира – в этом есть своя корысть, свой интерес. Но легче ли и проще ли – быть верующим? Если подходить к вере с меркой пользы и корыстью, то будем честны, – верующий гораздо больше потеряет, чем приобретёт. Большинство способов устроиться в этой жизни нам, верующим, недоступны. Нам просто совестно этим пользоваться. И не только потому, что Писание или Церковь запрещает. Просто – не можем по-другому. Не в состоянии переступить через себя, даже если очень надо. И проходят мимо нас многие удовольствия этого мира, отрадные наслаждения, карьерные решения, доступные ходы. Верующим быть невыгодно. Но пытливый совопросник возразит: но ведь есть выгода духовная, мы лишаем себя здесь каких-то временных радостей, избегаем страстей и неправды, но там, в Царстве Небесном, нам воздастся сторицею – а что это, если не выгодное вложение своей жизни? Однако напомним себе: библейские обетования изложены языком образов, метафор. Категории выгоды и пользы в описании Царства Небесного не работают, да и надо быть честным: верующие мы, не потому что хотим выгодно себя вложить в какой-то предельно долгосрочный проект. У нас просто нет выбора. Господь назвал Себя Истиной (Ин 14:6), и верующий человек отличается от неверующего как раз тем, что Истина настигла его, и он живёт в присутствии Истины, ходит перед Богом, и это так, даже если я тщательно избегаю праведной жизни, бегу от Евангелия, спасаюсь от Спасителя. Призвание не есть вопрос выбора. Потому что Истина – это то, что есть на самом деле. То, что ЕСТЬ. В опыте Истины есть неуловимый момент принуждения. Пребывать в Истине значит выйти из сферы свободы выбора. Можно выбрать религию, но не веру. Пребывая в Истине, ты знаешь, как ЕСТЬ на самом деле. Может быть, поэтому один из русских философов указывал на неожиданную этимологию слова «истина» от «естина», – то есть то, что есть на самом деле, что подлинно, что есть настоящее, что предельно реально, что настолько ЕСТЬ, что с этим никак не поспоришь. Поэтому быть христианином – это очень больно. Это трагично. Ты знаешь, не просто то, что Бог есть, ты знаешь, Кто Он, как смотрит на тебя, чего ждёт от тебя, что делает для тебя. Нет – не знаешь, а переживаешь Его Подлинно Живым и Сущим: Он Есть. И в этой простой фразе – весь опыт веры. Но еще ты знаешь – опытно, практически, всей кожей твоей, всем сердцем, – как болен мир и человек, сколько «тьмы беспросветной в груди человека» – у тебя в груди, – и как тяжко даётся добро, какого труда это всё стоит и как трудно быть человеком. Как трудно и больно быть. Быть – больно. И самое тяжёлое: от этого никуда не скроешься. От Бога никуда не скроешься. И не подумайте, что это мысли какого-то религиозного инвалида. Этот опыт был близок даже царю Давиду. Даже ему приходило на сердце желание сбежать от Бога, надежда спастись от Творца, скрыться от Вседержителя, и он остро переживал конфликт истины и свободы: «Куда пойду от Духа твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря: и там рука Твоя поведёт меня, и удержит меня десница Твоя. Скажу ли: «может быть тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью». Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день; как тьма, так и свет» (Пс 139:7-12). Хочешь бежать от Бога? Он Сам соберёт тебя в дорогу, ты будешь выбираться из ограды церковной на Его плечах, и по каким бы ущельям не скитался, в каких бы пропастях ни прятался – Он всё равно будет рядом, и руки Его, заботливые и любящие, всегда поддержат тебя и согреют, даже если ты будешь бороться с этим теплом и оттолкнёшь эту руку. Невозможно перестать быть верующим. Это никак «не выключается». Бог есть, и с Ним – правда, с Ним всё правильное, естественное, настоящее и значительное. Быть с Ним – «естественное место» человека, и мы стремимся к Нему, жаждем любить Его, но тьма внутри всегда сопротивляется живому, не хочет жизни, боится сложного, прячется от Бога, пусть даже и в преисподней или «на краю моря». Было бы легче, если бы Бога не было. Но Он есть. Слишком есть. И ничего с этим поделать нельзя. Его нельзя попросить не быть, это единственное, что Ему не по силам. А еще тяжелее то, что есть Христос. Его жизнь, Его учение, самое главное – Он Сам. Слишком близко Он подошёл к каждому из нас, и мы никуда не можем спрятаться от Него, Его жизнь не просто пронизывает нашу, но наша жизнь и есть Он. Мы потому и живы, что дышим Им, живём Его жизнью, любим Его любовью, радуемся Его радостью. Потому так странно звучит вопрос: чего Церковь хочет от нас? Мы – Тело Христово. Мы и есть Церковь. Чего я как часть Христова Тела хочу от себя? Просто быть. Быть по-настоящему. Быть таким и таким образом, как меня задумал и создал Бог. А это очень непросто. Это трудно, как всё подлинно прекрасное. Проще быть без Бога. То есть вовсе не быть. Очарованные томительной и мнимой простотой небытия, мы хотим скрыться от Бога, запретить Ему быть или хотя бы не знать о Нём ничего: есть Он, нету Его – ничего не хочу об этом знать, и не напоминайте мне – ни словами, ни иконами, ни крестами, ни священниками. Верующие – пугают. Тревожат. Это беспокойный и беспокоящий народ. Без них проще. Без веры проще, проще – без верующих. И куда проще без их Бога. И мы, верующие, временами завидуем неверующим или просто людям религиозным. Им проще. Понятнее. Они не встретили Его – Лишающего покоя, отдыха и сна. Подлинного Утешителя. Настоящего Отца. Бескорыстного Наставника, который искал «не нашего, а нас» (2Кор 12:14), и нашёл и, как пугливую овцу-потеряшку, положил на плечи Свои, «посадил Себе на шею», спас от себя самих. Источник: http://www.pravmir.ru/begstvo-ot-spasitelya-ili-trudno-byit-s-bogom/#ixzz3HcQXIZm8

Осторожно: неофит Статья: Георгий Дублинский Японская поговорка гласит: «Когда в семье рождается ребенок, вся семья учится говорить». Перефразируя эту восточную мудрость, можно, к сожалению, сказать: «Когда в семье появляется христианин, все его близкие становятся мучениками». Если сейчас эти строки читает один из таких близких, думаю, он со мною согласится. Если же их читает один из таких христиан, то титула, меньшего, чем клеветник, я не получу. Не буду сочувствовать первому – мученики в сочувствии не нуждаются, не буду также оправдываться перед вторым (дело совершенно бесполезное и, кстати, небезопасное). Просто хочется поделиться теми мыслями, которые накопились за время моего «христианства». Тем, кто удивится, что слово христианство я взял в кавычки, скажу, что раскавыченное оно больше подходит к святым, и пусть не обвиняют меня в смиреннословии. Но прежде о терминах. Все те духовные недуги, о которых ниже пойдет речь, будут именоваться одним словом: неофитство. Может быть, это неправильно – объединять недуги, имеющие различное происхождение и течение. Наверное, это ненаучно. Но моя статья – не научный трактат, а реакция живого организма на боль. В Церкви сложилась традиция, согласно которой считается, что неофит – это человек, не пробывший в Церкви десяти лет. Но дело вовсе не только во времени. Неофитом можно остаться на всю жизнь. Этот период можно сократить. Можно ли его миновать? Не знаю. Не уверен. По крайней мере, все мои знакомые, и я сам в первую очередь, прошли через этот отрезок времени, кажущийся тебе таким возвышенным и прекрасным. Прекрасным, потому что Господь подает новокрещенному, воцерковляющемуся человеку, по словам Макария Великого, залог Святого Духа. Но вот людям, окружающим нас в этот период нашего духовного младенчества, небо с овчинку кажется от напыщенных поучений, фарисейских молитвословий и совращений в Православие. Нельзя назвать нормальным человека, который заявляет: «Это, мол, старцы помолились, чтоб телевидения у нас не было, потому что оно душу развращает, вот Останкинская башня-то и сгорела!» То, что при этом заживо сгорели три человека, очевидно, и было результатом их благой молитвы. Или, например, такой пассаж. Женщина, не дочитавшая, может быть, до конца Новый Завет, но выучившая назубок «Добротолюбие», бросает малолетних детей, мужа и всю мирскую скверну и отправляется (нередко по благословению младостарца) спасаться в какой-нибудь монастырь. Достаточно вспомнить о недавней истерии, развернутой вокруг пресловутых штрих-кодов. По этому вопросу было опубликовано постановление Священного Синода. Но решение Синода для наших православных не указ. Сразу усилился шепот (он, собственно, никогда не умолкал) о том, что наши-то епископы, известное дело, – экуменисты, еретики, разве можно их слушать? Настроения эти всячески распространяют и поддерживают так называемые «старцы» по монастырям и в миру. Известный всему русскому православному народу архимандрит Иоанн (Крестьянкин), которого, думаю, можно с полным правом назвать истинным старцем, пишет: «Сейчас эти документы в том виде и с такой подачей опасности для нас не представляют. Запомни и уясни для себя волю Божию: Сыне, даждь Ми твое сердце. Не паспорт, не пенсионное удостоверение, не налоговую карточку, но сердце! Все те смущения, смятения и неразбериха для того так властно и входят, что нет живой веры, нет доверия Богу». Но даже мнение такого человека, как отец Иоанн, для неофитов ничто. Вообще неофитство существует, сколько стоит Церковь. Даже можно сказать – неофитство старо, как мир. История сообщает нам немало фактов о неумеренно восторженных христианах, творящих вред себе и другим. Приведу всем известный пример. У некоего старца был ученик, который страстно возжелал мученичества. Напрасно старец вразумлял его: «Пора мученичества прошла. Бог призывает тебя к другим подвигам. Ты только научись Его понимать». Тот и слушать не желал. Благослови на мученичество, и все тут! Выбив из старца благословение, он пошел в пустыню, набрел на сарацинов, и, не выдержав пыток, отрекся от Христа. Сама по себе восторженность неплоха. Но в духовной жизни она может быть страшна. Удивительное дело! Казалось бы, восторженность должна свидетельствовать о мягкости души человека. На мой взгляд, восторженный человек – это большой ребенок. Мир для него удивителен и желанен, как подарок, поэтому он и вызывает у него восторг. Но душа неофита крепка, как гранит, и глуха, как гроб. Английский писатель Гилберт Честертон сказал о ком-то: «он был здоров душою, ибо знал скорбь». Неофит душою болен, ибо не ведает скорбей. Он не ведает ни жалости, ни милости. Тот же Честертон в другом месте писал: «определить здоровую душу нетрудно: у такого человека трагедия на сердце и комедия на уме». У неофита же не только нет трагедии в сердце. У него нет самого сердца. На все случаи жизни у него имеются расхожие правила, на любую человеческую боль – прописные истины. Но его истина убивает, а не животворит, уводит в рабство, а не делает свободным. Сам неофит бодр и оптимистичен. Правда, его оптимизм за счет других. Это оптимизм людоеда. Он построил из обрядов и закона высокий замок, и оттуда взирает на копошащихся червей. Напрасно неофитов иногда сравнивают с фарисеями. Фарисеи этого, право же, не заслужили. Если верить святителю Иоанну Златоусту, они даже способны к покаянию. Именно так он понимает приход фарисеев к Иоанну Крестителю. Когда ко Христу привели женщину, взятую в прелюбодеянии, Его обступала толпа фарисеев. И, помнится, ни один камень не полетел-таки в несчастную. Если бы Христа окружали неофиты, на женщину обрушился бы целый град камней. Фарисеи знали за собой тайные грехи, и слова Спасителя устыдили их. Неофиты не имеют грехов. Не знаю, в чем они часами каются на исповеди. С уст их не сходят слова: простите меня, грешную, «аз есмь пучина греха». Но когда они узнают, что их ближний делает что-то, что не вмещается в их благочестие, они превращаются в того самого должника, который за свои сто динариев готов был задушить. «Как! Ты держишь дома собаку? Это же скверное животное! Тебе нельзя причащаться!» Знал бы Святейший Патриарх, у которого дома не одна, а целых две дворняжки, что причащаться ему нельзя! «Ты постоянно болеешь, видно, у тебя много грехов. Тебе надо покаяться!» Я вполне готов предположить, что Книгу Иова они не читали, и о друзьях Иова они не слышали. Но о русских православных святых, которые болели всю жизнь и от слабости иной раз не могли пошевелить рукой, должны бы знать. По их логике, Амвросий Оптинский и Игнатий Брянчанинов – самые отъявленные грешники. Святитель Иоанн Златоуст в первой беседе о статуях приводит восемь (!) различных причин, по которым болеют христиане. Не худо бы с ними ознакомиться. Какая бы давняя дружба не скрепляла вас с неофитом, если только неофит вообще способен к дружбе, все рушится в один момент, когда он узнает о вас нечто. Это может быть все что угодно. От ношения платья с открытыми плечами до смотрения телевизора. Тогда вашу дружбу уже ничто не спасет. Способен ли какой-нибудь грех привести неофита в чувство покаяния? Личный опыт общения с людьми подобного рода показывает, что, даже впадая в откровенные, грубые грехи, такие как блуд, человек с подобным устроением души каким-то непостижимым образом умудряется оставлять за собой право осуждать других и даже имеет самодвижную Иисусову молитву. Такой человек бодр и весел. В первые же дни своего христианства он овладевает благочестивым сленгом, вроде «Ангела за трапезой!», или «Спаси Господи!». Помнится, одна девушка за столом попросила у соседа: «Благословите чайник!» Через много лет я услышал фразу, которая могла бы послужить ей прекрасным ответом: «Благословляется и освящается чайник сей!» Неофит влюблен в себя. Он обожает свою праведность. Ко всему прочему, он – пророк. Да, да, он знает волю Божью! Это святые смиряли свою плоть, чтобы проснулся дух, умаляли свою волю, чтобы познать волю Божью. Для неофита все гораздо проще. Воля Божья – это то, что он делает. Он никогда не скажет: прости, я тебя сильно подвел из-за своей невнимательности. Нет – это воля Божья была мне проспать, поэтому я не успел, поэтому я опоздал на деловое свидание, поэтому я ничем не могу тебе помочь. Человек, которого при этом оставили в беде, думает, что это Бог его оставил. Немало нужно веры, чтобы понять, что оставил тебя не Бог, а равнодушный неофит. Все другие для неофита (если они не батюшки) – существа низшего сорта. А если уж этот другой не христианин, то это вообще даже и не человек, а так, грязь. Вспоминается рассказ из Патерика о том, как однажды Макарий Великий с учеником шел по пустыне. Ученик опередил Макария, и ему повстречался жрец местного языческого капища с вязанкой хвороста на плечах. В голове у ученика было все в полном порядке, и поэтому он обратился к жрецу соответственно: «Куда идешь, бес?», за что и был крепко избит. Когда подошедший Макарий учтиво поздоровался со жрецом, тот удивленно спросил: «Почему ты, будучи христианином, приветствовал меня? Тут проходил до тебя один, тоже христианин. Так он стал ругаться, и я избил его до полусмерти». «Я вижу, ты добрый человек, и добро трудишься, только не знаешь, для чего ты это делаешь», – ответил Макарий Великий. После этих слов жрец крестился и стал христианином. В жизни, к сожалению, нам чаще попадаются ученики, а не Макарий. Когда человек очень хорошо умеет что-то делать, ему легко возгордиться. Даже когда человек просто много знает, он не всегда бывает свободен от греха превозношения. Но то и удивительно, что неофит просто поражает своей безграмотностью. Да и зачем что-то знать – батюшки и так скажут все, что надо. «Мы без нашего батюшки, как слепые котята», – говорит неофит, и вполне этим доволен. Как я уже говорил, неофит любит играть в послушание. Монашескими книгами о послушании завалены все церковные лотки. Разгоряченный своими быстрыми успехами в церковной жизни христианин желает возлететь «во области заочны». Напитавшись подобной литературой, которую в прошлом в монастырях старец-духовник не каждому монаху давал, подвижник принимается устроять у себя собственный Афон. Наместник одного из монастырей, тогда игумен, отец N, рассказывал, как однажды он заметил, что у молодых ребят-послушников от чтения «Добротолюбия» начала ехать крыша. И тогда он посоветовал им почитать что-нибудь другое. В тот день знакомая художница-полиграфист подарила ему свою последнюю работу: иллюстрации к «Винни-Пуху». Вот, почитайте это. Ребята опешили. И до какого места читать? – спросили они, думая, что это розыгрыш. До ловли Слонопотама. Этого вполне хватит. Средство оказалось верным – крыша встала на место. В данном случае послушание сыграло свою добрую роль. Но не всем везет с духовниками. К сожалению, ни длинная белая борода, ни длительность пребывания в Церкви не являются гарантом духовной безопасности. Но это – тема для особого разговора. Церковные болезни тяжелы. Люди, ими болеющие, доставляют много скорбей окружающим и в первую очередь своим домашним. Людям, далеким от Церкви, они затрудняют дорогу в нее. Человек, искренне интересующийся религиозной жизнью, увидев такого святошу, по нему сделает заключение о всей Церкви. Конечно, можно ему долго объяснять (это очень убедительно делает диакон Андрей Кураев) что, как нельзя судить о Музыке по попсовым шлягерам, а о Живописи по комиксам, так и о Христианстве мы должны судить по христианским святым, а не по первому попавшемуся прихожанину. Можно говорить ему о том, что история Церкви бывает красивой только в плохих книжках. Что в жизни все гораздо сложнее. Или наоборот проще. Но бывают такие встречи с восторженными христианскими пионерами, раны от которых очень долго не заживают. Один знакомый художник рассказывал, как в двенадцать лет неподалеку от своего дома он рисовал храм. Благочестивые бабушки сломали его этюдник и вытолкали взашей с церковного двора. В следующий раз мой друг зашел в церковь лишь через пять лет – так велик был его страх. Но, слава Богу, страх прошел. А сколько людей, столкнувшись с душевной черствостью (а то и откровенным хамством!) православных христиан, уходят к баптистам, иеговистам, богородичникам. Или же просто делают вывод, что христианство, да и вообще все религии – одно мракобесие. Мне бы не хотелось, чтобы у читателя возникло подобное ощущение от моей статьи. Да, повторяю, церковные болезни тяжелы. Но, наверное, всем необходимо ими переболеть. Я знаю один город, где благодаря тамошнему благочинному весьма здоровый духовный климат. Человек переносит неофитскую болезнь в весьма облегченном виде и быстро выздоравливает. Так вот, хорошо это или плохо? Не думаю, что очень хорошо. Христианин там похож на антарктического пингвина, не имеющего иммунитета, так как в Антарктике отсутствуют вирусы. Что будет с этим человеком, когда он столкнется с неофитством (а он с ним не может не столкнуться) во всем его великолепии? Христианин, выращенный в тепличных условиях, неморозоустойчив. Важно пройти через неофитство, но не задержаться в нем. Честертон дает замечательное, прямо-таки святоотеческое определение праведника: праведник строг к себе и снисходителен к другим. В пору духовного младенчества нам не всегда удается это понять. И поэтому со стороны неофитство так малопривлекательно. Но всем нам необходимо переболеть им. И от этого никуда не деться. В прошлые века в каком-то смысле было проще. Церковное Предание, живое и действенное, ограждало человека от излишнего ригоризма. Восторженность, по большей части, не переходила в сектантство, а благочестие – в изуверство. Но так уж сложилось в нашей трагической истории, что тонкая грибница Церковного Предания после революции была вырвана. Нити, чудом сохранившиеся, восстанавливаются очень медленно и с трудом. В последние годы в Церковь влился невиданный поток людей. С одной стороны, это замечательно. Гонимая Церковь на наших глазах возрождается из руин. Но с другой – Церковь сильно разбавили. Каждый человек, входя в нее, привносит свои страсти, свое греховное, еще не преображенное Благодатью видение мира. И когда у церковного тела, ослабленного коммунистической диктатурой, оказывается столько новых членов, ситуация напоминает медицинский случай. Если у организма ослаблен иммунитет, то в него легко проникает любой вирус. Церковь мучительно болеет неофитством. Огромное количество не в меру православных, как назвал их святитель Григорий Богослов, хозяйничают в Доме Божьем, как в своем. Но у нас есть нечто, укрепляющее нашу веру в то, что болезнь пройдет: «А Церковь почти в таком же положении, как мое тело: не видно никакой доброй надежды; дела непрестанно клонятся к худшему». Эти слова принадлежат святителю Василию Великому. То есть им более полутора тысяч лет. Да, болезнь тяжела. Да, тело корчится в конвульсиях. Но Христос сильнее наших грехов. И Он исцелит нас.

Похвалюшки Мой дебют в журнале.

У архимандрита Павла (Груздева) была записана такая вот "Колыбельная". Может пригодится тоже)) Бог, дитя, тебя создал, ты подобен Ему стал Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Иерей тебя крестил, трижды в воду погрузил. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Во имя Троицы крестился, чадом Божьим ты явился. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Ангел дан тебе хранитель, жизни всей твоей водитель. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Он хранит тебя всегда, избавляя от врага. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай В храм святой начнешь ходить, имя Божье будешь чтить. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай А научишься читать, будешь Бога прославлять. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Целомудренно живи, Богу сердце подари. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Почитай отца и мать, будешь благом обладать. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай День-деньской в трудах ты весь, с медом хлеб ты будешь есть. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай Бог труды благословляет, людям счастье посылает. Бай, бай, лю, лю, лю, лю, лю, лю, бай

Когда говорят в глаза, открыто, всегда приемлется с пользой и без обиды, но когда поносят за глаза и в интернете, не приемлет нутро, вот такие дела....А еще, от того, кого знаешь и кто знает тебя, любое обличение принимается просто, а от сторонних с трудом....

Выбор. Выбираем мы в своей Жизни ценное, С чем останемся навек Непременно мы. Выбрав путь приложим всё К нему рвение, Своё время, кровь и пот И терпение. Сердце в жертву принеся, Неизменно мы, Поклоненье воздаём Ежедневное. Душу, силы положив, Вожделенное, Мы надеждой поощрим Несомненною. Вот бы только нам понять Уж наверное, Почему стоит беда Перед дверею. Неужели все дела Наши бренные К безобразному ведут Очерствению? Совершенство без Любви И смирения? Не ума ли буйного Помрачение? В пустоту и кровь и пот И терпение, Если выбор был не тот Попечения. Плод бесплодного труда - огорчение Тем, кто предпочел прах нетленному. Чужие люди или "Не надейтеся на князи и на сыны человеческия - в них же нет спасения"(Евангельские Заповеди блаженства). Чужие люди – это кто? Не те ли лишь кого, Мы видим, выглянув в окно Из дома своего. Не те ли кто, встречаясь нам, Проходят мимо нас По разным улицам страны, Идя в урочный час. А может это кто в метро, трамваях и авто, Которые в своих делах - Не нужен им никто. Они ли только, посмотри? Или найдёшь того, Кто безразличен и к своим. Себя лишь одного Привык хранить от бед мирских, Беречь от нищеты И в пониманиях своих, Готов он жертву принести благополучью своему, И жертва эта – ты. Он называется своим И ты ему родня, Об этом вспомнит он тогда, Как будет у тебя Достаточно, чтоб для него Ты пользой стал, к тебе Тогда захочет он придти, Напомнив о родстве. Ты станешь лучшим из родни, Любовь приобретёшь. Услышишь обещанья ты И верность в нём найдёшь. Но стоит лишь тебе попасть в беду иль обнищать, Он враз забудет о тебе И перестанет знать. К нему ты только обратись - Узнаешь ты о том, Что есть у всех свои дела И он тут не при чём. «В своих несчастьях» - скажет - «друг, ты сам лишь виноват помочь тебе я не могу, мои дела стоят». Понурив взгляд, ты отойдёшь, Проглотишь в горле ком И поразмыслишь, и поймёшь В чём жизни смысл и в ком. Кому не нужно похвалы, Ему не нужен грош. Он ожидает той поры Когда ты сам поймёшь. Поймёшь, что на людей нельзя Надежду полагать, Да и на силу с здравием Не стоит уповать. Что всё дурное, всё – песок, А нужно лишь одно Стремленье к своему Творцу, Надежда на Него. Сердечно ль жизнь свою Ему Захочешь принести, И может быть и Он найдёт За что тебя спасти. Заступница. Когда младенчества года просторы счастия сулили, мне музы верными друзьями были И каждый миг, лаская и любя, Лобзания беспечности дарили И знала лишь Она одна, Что ангелы мой сон оберегали Про то, что мысли чистотой питали Любви сладкопитанной, веселя. Как в благодати полной, сени той Меня создал природы венцем, Кто истину сокрыл от мудрецов И даровал её младенцам. Всегда звала, надеялась, ждала Когда неведения время минет. Росу мне источала из огня Среди засушливой пустыни. Любя, не уставала назидать, Падений горьких избавляла И суеты невидимую рать К подножию молитвы полагала. От бурь спасая, берегла И соблюдала как зеницу ока К селенью сердце горнему вела Среди страданий, скорби и порока Благая наша Матерь, по сей миг Моли как прежде непрестанно Творца и Всеблаженного Царя Чтоб мне достичь спасения желанна.

Кабинет отца наместника располагался на втором этаже здания, восстановленного по сохранившимся архивным чертежам и рисункам. Поэтому и лестничный пролет в нем изготовили деревянный: «как раньше было». Архимандрит, он же «отец наместник», в своей полувековой жизни столь много времени провел пред закрытыми дверьми начальственных кабинетов, что, переселившись в собственное присутственное место, благословил входную дверь не закрывать… — У меня секретов нет, и скрывать в обители нечего. В результате этого, для многих непонятного, распоряжения через некоторое время отец наместник по скрипу деревянных ступеней мог сказать, кто к нему поднимается, а спустя год уже точно определял и состояние духа очередного посетителя. В этот раз архимандрит даже из-за стола навстречу вышел. Ступеньки сообщили, что весть будет неожиданная, неприятная и несет ее не кто иной, как отец эконом. Так и оказалось. Отец эконом — монах особенный. И не только потому, что росл, дороден и громогласен. Отличительная черта отца Михаила — постоянная занятость, деловитость и умение все видеть, замечать и исправлять. Он и монахом-то стал именно по этой причине. Приехал в монастырь вместе со студенческим отрядом — помощь в реставрации оказывать, — да так проникся заботами монастырскими, что академический отпуск взял. Когда же заметил, что утром без молитвы не работается, а вечером без «Свете тихий» не засыпается, написал прошение в монастырскую братию. Постригли. Нарекли Михаилом, да тут же и должность экономскую дали, как само собой разумеющуюся, только ему и предназначенную. Отец наместник никогда еще не видел эконома столь расстроенным… — Что там случилось, отец Михаил? — обеспокоился он. — Саня пропал. — Велика новость! — в сердцах ответил архимандрит. — Он все время куда-то пропадает и так же всегда находится. — Да нет, батюшка. Он всерьез пропал. — Как это «всерьез»? Пришлось отцу Михаилу поведать, что давеча, то есть вчера вечером, пришел к нему Саня и попросил благословения пойти на речку рыбу ловить. Зная, что из этой затеи, как и вообще из всех затей монастырского чудака, ничего толкового не выйдет, но не находя запретительных поводов, эконом благословил, но разрешил взять лишь одну удочку… Тут надобно немного рассказать о человеке, который являлся и, надеюсь, по сей день является неотъемлемой частью монастыря, хотя никто его в братию не принимал, пострига над ним не совершал, сана не возлагал и вообще толком не представлял, откуда этот человек взялся. Все звали его — Саня. Сам он определял себя, как православного хиппи, хотя, если бы не нательный крест на толстом гайтане, его можно было бы принять за какого-то современного дзэн-буддиста. В рассуждениях Сани иногда слышались столь мудреные обороты и философские изыски, что собеседник замирал в ожидании интересного вывода или определения, но, так их и не дождавшись, пожимал плечами и отходил в сторону. Саня вообще не следил за логикой своей речи, как, впрочем, и за самим собой. Наименование «юродивый» к нему было неприменимо, так как в окружающем мире он видел только красивое, удивительное и неповторимое. Прилипший к обуви комок грязи мог вызывать у Сани аллегорическое рассуждение о несопоставимости праха земного и красоты человеческой, которую даже духовная нечистота не может превозмочь, а приставший к этому комку лепесток одуванчика вводил хиппаря в трансцендентальное состояние, которому не мог помешать даже голод. Саню любили все — не за что-то конкретное, а просто за то, что он вообще был. Его вечно чем-то угощали, но у него никогда ничего не было. Все раздавалось или где-то благополучно забывалось. Внешний вид у монастырского сокровища был бродяжный. Хотя после первых произнесенных с хипповской утонченностью слов, после кроткого чистого взгляда, Санино одеяние становилось для его собеседника делом второстепенным, поэтому не всякий мог ответить, во что вообще Саня одет и как он толком выглядит. Испросив благословение на «улов рыбы», Саня получил у отца эконома удочку и краюху хлеба для наживки, так как накопать червей, а затем насадить их одного за другим на крючок новоявленному рыбаку было ни физически, ни нравственно невозможно. Еще отец Михаил хотел объяснить, где лучше поймать карася или бубыря, на что Саня ответил рассуждением о рыбарях-апостолах, которые рыбу ловили сетью, а не палкой с ниткой и согнутым гвоздем. Вооруженный орудием лова, Саня направился к нижним воротам обители, где почти вплотную к монастырской стене протекала быстрая речка. «Монастырский» ее берег был пологим, а противоположный — круча. С монастырской башни сперва было видно лысоватую Санину голову, но затем она скрылась в зарослях берегового лозняка. Специально за ним никто не наблюдал, да и рыбаков у монастырских стен всегда располагалась не менее десятка. Рыба — она в душе паломница, во всей округе не клюет, а около монашеского пристанища в любое время поймать можно. Среди кустов с рыбачьими прогалинами и затерялся монастырский хиппи. На вечерней службе Саня не показался, но этому не придали особого значения, а во время ужина о нем не вспоминали, так как он не различал трапезные: и в монашеской мог подкрепиться, и в паломнической его всегда кормили. Всполошились рано утром. Дело в том, что будильщика с колотушкой в этой обители не было и на полунощницу братию поднимал дежурный по монастырю. Дежурный, случалось, задерживался по причине сонливости, зато никогда не опаздывал Саня. Он всегда по периметру обходил монастырь минут за двадцать до начала самой ранней службы, громко распевая: «Се жених грядет в полунощи…» В этот раз Саниного будильного гласа не дождались, поэтому многие из братии припозднились, резонно и недоуменно спрашивая друг друга: «Куда делся Саня?» К окончанию полунощницы, когда вся братия била поклоны перед мощами преподобного старца, беспокойство отца эконома стало стремительно расти. Получается, он последним видел монастырского поселенца, которого, казалось бы, никто всерьез не воспринимает, но даже при недолгом его отсутствии понятно, что в обители не все благополучно. — Может, простыл на рыбалке, и в келье лежит? — подумалось эконому. — Надо бы проверить. Спускаясь с паперти храма, отец эконом понял, что ничего он проверить не сможет, так как не знает, где находится Санина «келья». Не знал и благочинный, также обеспокоенный. На вопрос: «Где Саня ночует?» толком смог ответить только глава монастырских паломников, братия лишь плечами пожимала… Оказалось, что Санина келья на скитской колокольне, за лестницей. Но там, кроме старого дивана без спинки да одеяла, да табурета, ничего не было, и непохоже было, чтобы в эту ночь кто-то там побывал. Не рассуждая, отец Михаил, прихватив с собою двух паломников, пошел на реку. Искали долго. Рыбаки были. Сани не было. В ответ на все вопросы отцы получали лишь недоуменные взгляды. Никто ничего не знал. Да и не было никого у реки ночью… Выспросив у эконома подробности, отец наместник снарядил целую поисковую экспедицию, а дежурным иеромонахам приказал служить молебен сорока Севастийским мученикам и преподобным старцам монастыря, дабы они указали, куда пропало монастырское сокровище. Не найти Саню было нельзя. И не только потому, что, как выяснилось, без него монастырь сиротствует. В милицию обращаться было тоже не с руки. Ведь фамилии Саниной никто не знал, биографии не ведал, да и паспорта у него не видели. Неприятностей отец наместник не боялся, но их нельзя было бы избежать, если бы Саня не нашелся. Да и монастырю Саня нужен. Зачем, толком не знал никто, но все понимали, что без него никак нельзя. В обители уже заканчивалась поздняя литургия, когда самое страшное предположение, в которое не хотелось верить, нашло себе подтверждение. Недалеко от угловой монастырской башни, у самой воды, в зарослях прибрежного камыша, лежала аккуратно сложенная стопка одежды. Саниной… В карманах обнаружились и монашеские четки, которые Саня всегда носил на шее, и разноцветные фенечки хиппи. Отец архимандрит, окончательно расстроенный, сокрушенно вздыхал, осеняя себя крестом. После трапезы, прошедшей сумрачно и тоскливо, он обреченно отправился в кабинет — звонить в милицию. Через час по монастырю ходили несколько хмурых милиционеров, пристающих с вопросами, в которых слышались подозрение и раздражение. Водолазы же обещались приехать в течении двух-трех недель, поэтому отец наместник, рассудив, что надежды больше нет, благословил отслужить заупокойную литию… Ее служили в левом храмовом приделе. Служили тихо, скорбно и сердечно. Когда иеродиакон возгласил «Во блаженном успении…», все — и монахи, и послушники, и паломники — со слезами затянули «Вечную память». Только допеть с сердечным умилением не удалось. С правой стороны храма, с клироса, послышалось столь тоскливо-слезное и страшное завывание, что хор поперхнулся, а отец эконом ринулся узнавать, что случилось. За клиросным аналоем, в темном углу, под кафизными лавками сидел Саня, и, заливаясь слезами, пел «Вечную память». Немая сцена гоголевского «Ревизора» — ничто по сравнению с остолбенением отца эконома и монахов. В довершение фантастической картины Саня был одет в железнодорожный китель с блестящими пуговицами, с погонами и множеством значков. Всеобщее молчание прервал запыхавшийся послушник, прибежавший с требованием эконому и благочинному срочно явиться в кабинет отца наместника. Отец Михаил схватил смиренно послушного Саню за руку, и, забыв о священнической и должностной стати, с развевающимися мантийными фалдами почти бегом ринулся к наместнику. На этот раз ступеньки к приемной архимандрита скрипели так, что ее хозяин не только встал навстречу, но даже выбежал к лестничному пролету. — Вот! — только и мог сказать отец эконом, указывая перстом на Саню. — Слав Те, Господи! — охнул наместник, затем замолчал и, рукою показывая на сидевшего в его кабинете незнакомого мужика, добавил: — И вот! Мужик же, уставившись на Саню, медленно менял жалостливое выражение собственного лица на возмущенное, а затем вслед за монахами заорал: — Вот он! — и добавил: — Вор! Когда эмоции улеглись, дело прояснилось. Вернувшись из рейса, железнодорожник изрядно выпил с коллегами. Дома по этой причине случился скандал. В сердцах работник железных дорог, машинист первого класса и ударник труда, хлопнул дверью и ушел на речку, прихватив для успокоения бутылку самогона. По этой причине ему нужен был напарник, ведь без «поговорить» бутылка никак не пилась. Тут и увидел железнодорожник странного человека у реки, который, поймав рыбку, очень внимательно ее рассматривал, гладил по головке и отпускал обратно. Присев рядом, первоклассный водитель паровозов-тепловозов обрел в Сане не просто чудака, но и удивительного слушателя… И не только слушателя! Саня своими короткими репликами, вздохами и междометиями быстро доказал железнодорожнику, что его жена только о нем думает и заботится, а, главное, что ее Сам Бог ему определил. К концу бутылки ударник железнодорожного труда окончательно решил вернуться к семейному очагу, но прежде захотел искупаться, так как понимал: в настоящем виде дома его правильно не поймут. Разделся и прыгнул в отрезвляющую воду! Пока доплыл на кажущийся недалекий противоположный берег, сильное течение отнесло его довольно далеко от Саниного рыбного места. Железнодорожник позволил себе немного передохнуть, да и уснул… А Саня тем временем обратил внимание на китель своего собеседника. Блестящие пуговицы, мерцающие под лунным светом погоны и разноцветные значки не могли оставить равнодушным монастырского православного хиппи… Не мог Саня красоту эту монахам не показать! А те уже по кельям разошлись. Лишь в храме кто-то заунывно читал Псалтирь. Саня примостился за правым клиросом, где его сморил сон: день-то долгий выдался, да еще железнодорожник уговорил рюмочку выпить. Когда Саня проснулся, иеродиакон как раз «Вечную память» возгласил. Надо же было поддержать! Монахи так красиво поют! Не удержишься… Протоиерей Александр Авдюгин

Простые истины Андрей Блинов Случалось в жизни этой всякое, Я жил с деньгами и без них. И зол бывало, как собака я, И глух к страданиям других. Но, слава Богу, всё меняется, Когда, конечно, хочешь сам. Обиды старые прощаются И улыбаешься врагам. Хватило б дальше только твёрдости Держаться, сколько хватит сил, От самолюбия и гордости, Когда бы, кто бы ни хвалил. А грязный бомж, грехом израненный, Что надоел уж сам себе, Всё ожидает Самарянина И, молча, смотрит вслед тебе… Так оглянись, хотя бы раз один, Не брезгуй, легче обойти, Забывшись в зеркале ночных витрин, А дома: Господи, прости! Мне далеко не всякий нравится, Но разве можно угадать Кто завтра явится-появится, И буду ль я спокойно спать? 2011 Ученик Андрей Блинов Я помню ученик один давно, А за такими нужен глаз да глаз, Порвал дневник и выпрыгнул в окно, На нижнем этаже был первый класс. Учитель красной пастой написал Родителям, что ждёт их у себя, Что сын их, просто, маленький нахал, И этим сыном – оказался я. И стыдно, и не очень, вспоминать, Со школьного окошка…белым днём… Как плакала перед иконой мать, И, как отец, ласкал меня ремнём! Когда наскучит жить и злая лень Придёт тоскою душу охмурять, Шершавый тот родительский ремень, Я телом начинаю ощущать. 2011 Среди кладбищенских могил Протоиерей Алексий Зайцев Среди кладбищенских могил Стою, о смертных размышляя: Сынам, покинувшим сей мир, Не многим быть под кровом рая. В наш век о смерти разговор Не принят, даже нетактичен: В земную персть поникший взор К лучам небесным безразличен. Су?т избравши круговерть, Не той мы преданы Отчизне. Рад?ть бы нам… И станет смерть Началом светлой, вечной жизни. 30.08.2010 г. Добро пожаловать в Омилию!

Иеромонаху Василию (Рослякову) С тобой я говорю, а ты - на Небесах. Мы в этой странной жизни были незнакомы, Но затаились слезы, только не в глазах, А в глубине груди - пронзительны и новы. Отец! В своих стихах ты, как и прежде, жив! Как прежде ты для нас любовию сияешь, Звучит в твоих строках особенный мотив, Которым ты сердца больные исцеляешь. Ах, как же я хочу увидеться с тобой И святости твоей своей душой коснуться, Пройти с тобой в раю какой-нибудь тропой, И у тебя в гостях заснуть и не проснуться, Чтоб больше никогда не обрести себя Едва-едва живой в сем невозможном мире, Где существуем мы, не веря, не любя, Где Богу не поют в кимвалях и псалтири, Где каждый человек друг другу люпус эст, Где от безбожной жизни нет уединенья, Где редко ко греху рождается протест, Где множество дорог, но мало троп к спасенью... И вот, я говорю об этом всем - тебе, О чем не каждый раз расскажешь и напишешь... А ты сейчас стоишь в Небесном алтаре И слушаешь меня... и бесконечно слышишь!© Анастасия Абрамова