Olqa

Да, и особенно об этом думаешь, читая Жития святых. Например, сегодняшних трех сестер мучениц. Святые девицы Минодора, Митродора и Нимфодора Святые девицы Минодора, Митродора и Нимфодора (305–311), родные сестры, происходили из Вифинии (Малая Азия). Отличаясь особым благочестием, сестры-христианки пожелали хранить девственную жизнь и не соприкасаться с миром. Они избрали себе уединенное место в пустыне и проводили свою жизнь в подвигах поста и молитвы. Слава о святой жизни девиц скоро распространилась, так как по их молитвам стали совершаться исцеления больных. Вифинской областью управлял в то время правитель по имени Фронтон, который приказал схватить сестер и привести к нему. Сначала он пытался убедить их отречься от Христа, обещая большие почести и награды. Однако святые сестры твердо исповедали пред ним свою веру, отвергнув все предложения правителя, объяснив ему, что они не дорожат временными земными благами и готовы умереть за своего Небесного Жениха. Придя в ярость, правитель обрушил свой гнев на старшую из них – святую Минодору. Святая мужественно терпела муки и, наконец, воскликнула: «Господи Иисусе Христе, веселие сердца моего, надежда моя, приими с миром душу мою!» и с этими словами предала дух свой Богу. Через четыре дня привели на суд младших сестер Митродору и Нимфодору. Перед ними положили для устрашения израненное тело старшей сестры. Девицы плакали о ней, но были также непреклонны. Тогда подвергли истязаниям святую Митродору. Она скончалась, призывая до последнего вздоха возлюбленного ею Господа Иисуса Христа. Затем подвели третью сестру Нимфодору. Перед ней лежали тела замученных старших сестер. Фронтон надеялся, что это зрелище устрашит юную девицу. Делая вид, что он сожалеет о ее молодости и красоте, он стал ласково убеждать ее поклониться языческим богам, обещая высокие награды и почести. Святая Нимфодора, отвергнув его речи, разделила участь своих старших сестер. Она была замучена до смерти ударами железных прутьев. Тела святых мучениц хотели сжечь на костре, но сильный дождь угасил разведенный огонь, а молния опалила Фронтона и его слуг. Христиане взяли тела сестер и погребли с почестью около так называемых Теплых вод в Пифиях (Вифиния). Часть мощей святых мучениц хранится на Афоне в Покровском соборе Русского Пантелеимонова монастыря, а рука святой Митродоры находится на Святой Горе в монастыре Пантократор.

Чуточки в тему: О сердце, духовном зрении свят. Феофана на Еф. 1:18-19 http://bible.optina.ru/new:ef:01:18#svt_feofan_zatvornik Вторая производительная в деле христианского ведения сила есть сердце чистое, в коем от действия благодатного дара премудрости и откровения разверзаются очи видети. Кто сего сподобляется, у того являются просвещенные очи сердца. Святой Павел молится, да дарует их Бог ефесянам. Дух премудрости и откровения и сердце очищенное — разны: тот — свыше от Бога, это — от нас. Но в акте образования христианского ведения они нераздельно сочетаваются и только совместно дают ведение. Сердце, как ни очищай (если можешь без благодати), не даст мудрости; а дух премудрости — не придет, если не уготовано ему в жилище чистое сердце. Сердце — здесь не в обычном смысле; а в смысле внутреннего человека. Есть в нас внутренний человек, по Апостолу Павлу, или потаенный сердца человек, по Апостолу Петру. Это Богоподобный дух, вдунутый в первозданного. Он не сокрушимым пребывает и по падении. Отправления его суть страх Божий, в основе коего лежит уверенность в бытии Бога с сознанием полной от Него зависимости, совесть и недовольство ничем тварным. — Эти проявления духа видимы у людей на всех степенях их образования и по всей земле. Назначение духа, как дают разуметь отправления его, есть держать человека в соотношении с Богом и Божественным порядком вещей, помимо всего окружающего его и текущего окрест его. Чтоб исполнить как должно такое назначение, ему естественно должно принадлежать ведение Бога и Божественного порядка, и того лучшего бытия, чутье которого свидетельствуется недовольством всем тварным. Оно, надобно полагать, и было в первозданном до падения. Дух его ясно зрел Бога и все Божеское, — так ясно, как ясно видит кто здравыми очами вещь пред собой. Но с падением очи духа закрылись, — и он уже не видит, что видеть было ему естественно. Сам дух остался, и очи в нем есть, — но закрыты. Он в таком положении, в каком тот, у кого бы веки срослись. Глаз цел, жаждет света, ищет, как бы увидеть его, чуя, что он есть; но сросшиеся веки мешают ему открыту быть и прямо войти в общение со светом. Что дух в таком положении в падшем, это до осязательности очевидно. — Зрение духа человек хотел заменить умозрением, отвлеченнеишими построениями ума, идеальничанием, но из этого ничего никогда не выходило. Свидетельство тому — все философские метафизики. Пересмотревши их все, получим только удостоверение, что есть что-то высшее, лучшее, совершеннейшее, нежели что видит глаз и до чего можно доходить операциями рассудка, а что такое — не досязаемо для ума. О том у нас — одни гадания, которые не представляют духовных, Божественных вещей в том виде, в каком они есть сами в себе. Дух у всех есть, но у всех закрыт и забит в разных, однако же, степенях, смотря по преобладанию над ним телесно-душевных стремлений и навыков, по указанию и увлечению их. Божественная благодать, зовущая ко спасению в Господе, действует прямо на дух. И он, укрепясь воздействием благодати, приходит в движение, возвышается над душевнотелесностию, увлекает их вслед себя и делает, что человек всем своим существом решает — быть с Господом и ходить по воле Его. Проходит до духа благодать чрез слово Евангелия. Потом, когда в человеке совершится то, что должно быть совершено его пробужденным благодатию духом, тогда по учреждению Божию на земле во спасение наше он сподобляется таинств — крещения или покаяния, — и благодать Божия вселяется в него, срастворяется с его духом, сочетаваясь воедино. С минуты первого действия благодати на дух очи его начинают открываться, а по восприятии благодати в таинствах они совсем становятся отверзтыми. Смотрите, как у новокрещенного или только что покаявшегося живо соотношение к Богу; как чутка его совесть, как верно оценивает он все настоящее и, минуя его, зрит чаянием только невидимое будущее. Дух начал зреть духовное, Божественное, как тот, кому операциею разъединены веки и глаза открыты, начинает видеть окружающее. Но зрение и телесное имеет степени, тем паче духовное. Упражнение зрения дает видеть все большее и большее; обозревать все ширше и ширше, дальше и дальше. Так и в духе, первый абрис духовного, принятый в оглашении, в общем очерке, все более и более уясняется, узреваются подробности, замечаются предметы в первом взоре закрывавшиеся другими. Когда-то дойдет он до того, чтобы все озреть и ходить в сем зрении, как в раю?! Все, что можно духу нашему узреть, при крайнем его усилии и при обильнейшем действии благодати, — все то открыто нам в писаниях апостольских и пророческих. Открыто: но не всяким видится вдруг, как только откроет он Библию. Узревание того или другого, даже в словах нередко читанных и обдумыванных, производит руководящая спасаемого благодать. Но если б дух наш, под действием благодати, узрел и все, возможное узревать в настоящем нашем состоянии, — все это будет сравнительно с тем, что и как узрится в будущем, только зрением, похожим на смотрение сквозь тусклое стекло. Не у явися, что будем (1 Ин. 3, 2). Намеренно излагаем всю эту историю духовного зрения, чтоб точнее определилось, чего желает святой Павел ефесянам, молясь, чтоб Бог дал им просвещенные очи сердца. Он желает, чтоб они были возведены до ясно-зрения духовного, Божественного порядка вещей (экономии спасения), сколько то возможно для нас на земле, ибо желает, чтобы то, что сам он зрит, зрели и они, — но выше Апостольского зрения не было и не будет. Три предмета узреть желает святой Павел ефесянам просвещенными очами сердца: 1) что дается христианам тотчас за последованием их гласу звания, и вообще здесь еще, на земле; 2) какое славное и богатое достояние ожидает их в будущем; 3) как много иждил Бог силы на устроение спасения верою и образование верующих. Так у блаженного Феодорита: «Умоляю, чтобы зрение ума (духа) вашего озарилось мысленным светом, и могли вы как познать, к чему мы призваны (1), так предуведать величие обетованных благ (2). Но, говоря плотским языком и будучи не в состоянии, как хотел бы, прославить Владыку и показать величие даров, божественный Апостол собирает вкупе многие именования, усиливаясь, по мере возможности, выразить это. Посему слагает вместе выражения: упование звания, богатство славы достояния, благоволение воли и иное, сему подобное. Сказал же: преспеющее величество силы, представив в уме бесчестие креста и помыслив, что совершено им. Ибо сие и присовокупил: по действу державы и крепости Его, — и проч.» (3). Все это предметы, которых познать и душеспасительно содержать никто не может, кроме тех, у которых благодать Божия делает очи сердца (внутреннего человека) просвещенными. Блаженный Феофилакт пишет: «Просвещенна очеса… яко уведети… то есть да даст им дар — быть просвещенными чрез Духа. Ибо если Дух не откроет сокровенных таинств, другим каким-либо образом невозможно научиться им. Ибо Он один, — и никто другой, ни Ангел, ни Архангел, — испытует вся и глубины Божия (1 Кор. 2, 10). Душевен же человек не приемлет яже Духа Божия (14). Итак, когда Духом откроются нам тайны, тогда мы вступаем в состояние Боговедения, просвещаются очи наши, и мы уже не колеблемся сомнениями, но видим все, как есть». — То есть, тогда исполняется над нами апостольское благожелание: яко уведети вам. Кое упование звания, и кое богатство славы можно относить и к одному и тому же, то есть, будущему славному состоянию верующих. Но можно и различать, относя упование звания к тому, что тотчас обещается зовомым проповедию Евангельскою, и тотчас, по уверовании и приятии таинств крещения и миропомазания, дается, а богатство славы относя к будущему прославлению верующих. Что обещается зовомым, если последуют званию? — Отпущение грехов, благодать Святого Духа к стяжанию святости и сыноположение, как предызбрание к вечному блаженству. Все сие тотчас и дается, как только последует кто званию, и справедливо может быть названо упованием звания в отличие от упования славы, означаемого здесь — богатством славы достояния во святых. Тут то же происходит, что у хозяина, который зазывает работников и дает им что-нибудь еще прежде начала работ, как только они согласятся у него работать, удостоверяя, что расчет полный будет по конце работы. Так и Господь зовет к Себе на работу — жить по воле Его, и тотчас дает оставление грехов, благодать и усыновление. Кто потрудится как должно, тому в другой жизни делается полный расчет, или полная награда, которая уже будет не по труду, а по широте милости Божией, которая трудом только как поводом воспользуется для обогащения работавших нескончаемыми благами...(далее - по ссылке в начале поста)

"Чем больше прохожу путь жизни и приближаюсь к концу его, тем более радуюсь, что вступил в монашество, тем более воспламеняюсь сердечною ревностью достигнуть той цели, для которой Дух Святой установил в Церкви монашество. Милость из милостей Царя царей, когда Он призовет человека к монашеской жизни, когда в ней дарует ему молитвенный плач и когда причастием Святаго Духа освободит его от насилия страстей и введет в предвкушение вечного блаженства. Оставил я мир не как односторонний искатель уединения или чего другого, но как любитель высшей науки; и эта наука доставила мне все: спокойствие, хладность ко всем земным пустякам, утешение в скорбях, силу в борьбе с собою, доставила друзей, доставила счастье на земле, какого почти не встречал. Религия вместе с этим обратилась для меня в поэзию и держит в непрерывном чудном вдохновении, в беседе с видимым и невидимым мирами, в несказанном наслаждении. Скуки не знаю, время сократилось, понеслось с чрезвычайной быстротою, - как бы слилось с вечностью; вечность как бы уже наступила. Тех, которых угнетает скорбь, пригоняет к моей пристани, приглашаю войти в мою пристань, в пристань Божественных помышлений и чувствований. Они входят, отдыхают, начинают вкушать спокойствие, утешение и делаются моими друзьями". Святитель Игнатий Ставропольский

Отрывок из "Тихих яблонь" Сергея Дурылина: "...Суть дела была в том, что бабушка, будучи уже в средних летах, даже близких к преклонным, и пользуясь уже духовною почтительностью соживущих, внезапно так воскорбела духом, подпала под такую истому тоски и уныния, что попустила, по словам Марьюшки, «возле себя бытии некоему духу смертному». Долго таила она свою печаль, исправно и обычно отправляя все послушания, службы и правила, но, наконец, призналась схимнице в монастыре, ее старице-научительнице, что – куда ни смотрит, что ни делает, в храме ли, в келье ли, на послушании ли, – всюду видит и слышит некие неизменные, как бы запечатленные слова: «Тщетная в тщету соверших», – будто киноварью оттиснутые, – и слова эти относит к себе и монашескому своему деланию: – и считает, что это приговор ей, свыше определенный, и быть может, лишь поздно ею услышанный. Старица пригрозила ей клюкой и сказала строго, будучи при самой почти кончине своей: «Престáни о сем!» – и велела удвоить молитвы и труды, а слова, запечатленные бабушкой, – отнесла к внушению вражию. От этого не пришло бабушке покою. Она съездила на богомолье к чтимой иконе, в строгую, сухоедную пустынь, купалась в святом источнике, – но и там слышала те же слова. Однако слова эти сошли постепенно на нет, или бабушка их не замечала: она уже не читала их извне, – но вот что с ней, не замечаемое ею, было. Горит в церкви перед иконою Богу свеча – поставила ее баба, на бабью свою, пóтом омоченную, копейку, горит ярко перед Владычицей в сканной ризе, плачет горючими восковыми слезами, и слезы жаркие текут по белому воску и капают на подсвечник, – а бабушка смотрит и думает: «Тщета горит – и тщетно мерцанье: слезы восковые слез соленых не доходнее!» Играют дети маленькие, возле монастырской ограды, на лугу, строят домики из песку, из камешков, из щепок, из прутиков – бабушка подает им баранку, а сама думает: «Тщетá не у них одних, у неразумных детей, строит, а и у нас: и наши здания – щепá да песок». А какие здания разумела тут бабушка – страшно и догадываться. Марьюшка молчала об этом. Выйдет бабушка пройтись по монастырю на свежий воздух. Деревья распустили листочки и каждый листочек пахуч и клеется зеленым душистым клейком – а бабушка смотрит, думает: «Тщета. На что? Увянут». Птицы поют – она не рада: «поют, поют, да и смолкнут: было бы и не петь!»; цветок цветет – алый, желтый, голубой, – а бабушка самой краски этой жалеет: «Трата в мире великая на тщету, на былье сухое, однодневное». И не примечает того бабушка, что, от мала до велика, от полевого василька до тонкой восковой свечи перед иконой порочит она своей «тщетой» весь мир Божий, и все дело Божиьх рук, весь предмiрный труд Господень семидневнй, труд всех «времен и лет и всей твари», Богом поднятый, – все объявляет она «тщетой», – и выходит, что тщетно творение – тщетен труд творения, тщетен – страшно помыслить! – и Сам Творец. Но бабушка этого не замечала – и не ради любви и жалости, а ради тщеты, убрала из келии своей все цветы в горшках, отдала кому-то, сняла клетку со скворцом и выпустила его на волю – не по призыву милующего тварь сердца, – а по унылому томлению его: суетно и тщетно казалось ей слушать добродушный лепет и говор умной птицы под окном; – прилетел, было, к вечеру скворец назад, в клетку, но бабушка не приняла его, и самую клетку вынесла из келии; «Матушка Иринея, – скажут ей молодые послушницы, помня ее доброту, – какой день-то сегодня солнечный! Солнце в игру вступает! Светло-то как!», а она ответит: «А в земле-то как темно да черно!» – и отщетит всю их радость. А молилась она в это время еще больше, еще строже, еще истовее, и пост умножила, – и все еще больше стали ее уважать, и пытались некоторые на совет к ней приходить, но она никого не принимала и отмалчивалась от всех вопросов и вопрошаний, а пристанут, отвечала всем, как одному: «Немощна я умом, а делами – тщетна: ничего не знаю. Самой – ищу, где поучиться: укажите. Простите, Христа ради». Не сердились на нее, отходя с мыслью: «В Господе богатеет, а мы – одно: грешим», и еще больше почитали ее, и уж не советов, а только молитв просили у нее. И она молилась. Весною, после поздней Пасхи, пошла она с двумя молодыми послушницами на богомолье в недалекую бедную женскую пустынь, куда давно ее звали и куда было дано ей от игуменьи некоторое поручение, – шла она лугами, лесами, полями: зеленело все и цвело, – и послушницы запели было, – но мать Иринея остановила их и сказала строго: – Замолчите! без вас певицы есть, не молчат! – она указала на птиц. А жаворонки пели в воздухе, перепела плескались во ржах; – одна из послушниц молвила ей на это: – А как же, матушка Иринея, поется: Всякое дыхание да хвалит Господа! – Дыхание пусть и хвалит дыханием, – отвечала бабушка, – а ты молитве учена; не во ржах живешь, а в монастыре: нечего с птицами равняться! Птицам гнезда вить, а тебе свито навек и черной крышей покрыто. Послушницы смолкли. А бабушка после говаривала: «Похулила я тогда птичью хвалу Богу. Тварь прикровенно осудила!» А тогда ей казалось – на путь иноческий неопытных наставила. Подошли они к монастырьку и видят: у святых ворот расположились немощные, калеки и убогие с деревянными чашками: кто про Лазаря и Алексия, человека Божия, поет, кто на язвы свои указывает. Бабушка подала по копейке, всем поровну, – и остановилась, с копейками всех обойдя. В самом конце убогого ряда, стояла повозочка на двух колесах, прислоненная к монастырской стене, а на повозке лежала женщина еще молодая, вместо ног у нее обрубки и руки в параличе. Кто-то накосил ей травы, и устлал травою и цветами всю ее тележку, и ноги прикрыл травою: на обрубки набросал иван-чай розовый, желтые лютики, шалфей с тонкими, нежными сине лиловыми цветочками, трилистник-клевер, и ветер легонько ворошил травами и цветами. Бабушка подала женщине подаянье и спросила: – Кто ж это тебя все сеном-то заворошил? – А добрый человек, – с улыбкою отвечала женщина. – А ты и рада? – Рада, – простодушно та отвечает. – От травы свежей с цветами дух такой сладкий идет, будто я как здорова была, в лугах гуляю, – да и убожество мое закрывает: не так другим смрадно. – Тщетá это! – строго сказала бабушка. – Убожество от Бога: чего тут скрывать? – и с жесточью прибавила: – А сено не человеку указано, а скотине. Удивленно посмотрела убогая на бабушку, покивала головой и омрачилась лицом: – Я и не скрываю, мать монашка, своего убожества, – ответила, – я только на Божье вешнее дело радуюсь: на травы, на цветы. А тебя не понимаю, честная мать: не рада, что ли, что Господь в сем году травы уродил высоки да пахучи? – То – дело не наше: не нам с тобою их косить, – упорно бабушка говорит, – их мужики скосят; а наше дело не о тщете, а о спасении думать. А ты на одре болезни лежа, суете вешней отдалась и тщете! – Не суета это, – тихо возразила убогая, – это Бог тварь любит и вешней красой тешит и красит. У Бога нет ни суеты, ни тщеты, – и отвернулась от бабушки, кликнула маленького мальчика белоголового, что при ней, при тележке, сидел, и велела ему в мошне отыскать бабушкин алтын и отдать его ей назад. – Бабушка не брала, а убогая настаивала: – Ты другим подай. Мне Бог подаст. У меня всего много. – А когда бабушка, не взяв, отошла от нее, убогая велела мальчику подать алтын слепому старику, с белыми глазами, плетшемуся за поводырем, а сама кивала головой из стороны в сторону, и скорбно вздыхала, глядя вослед бабушке. Приказывала бабушка потом послушнице спросить у монахинь в странноприимной, не знают ли чего про убогую, – и послушница принесла ответ, что монахиням убогая известна и доброй жизни. Но не вразумил бабушку и этот не принятый ее алтын. Еще суровее несла она свой подвиг, в своей почти пустой келье, так что стали про нее кое-кто поговаривать: «строга, а свята», и только один простой старик-монах, даже не иеродиакон, в городском бедном монастыре, наслышавшись молвы про нее, заметил ей однажды, при мимолетной встрече-беседе: «Уж ты, мать, поослабни маленько, об нас-то грешных подумай: где ж нам за тобой-то поспевать: ты шаг, а мы – четвертушку шага не сделаем. Я солдат был, по-солдатски скажу: равняйся по нас». Бабушка поклонилась ему в ответ, низко поклонилась и тихо ответила: – Простите Христа ради! Но и солдатский приказ не подействовал на нее. И случилась беда. Она заболела внезапно без причины, – слегла, на глазах всех худела день ото дня от нестерпимой тоски, и была в таком унынье, такой истоме и отчаяньи металась по жесткой свое кровати, так упорно отказывалась от всякой помощи, в том числе и от принятия Св. Таин, что привела всех в ужас. Игуменье, пришедшей ее навестить, на предложение ее причаститься, она ничего не отвечала и неподвижно лежала все в одном положении, что игуменье явилось опасение: не случился ли с нею удар. Но доктор не нашел в ней никакой болезни, прописал какие-то успокоительные капли и объявил, что ему тут нечего делать, высказав, в виде предположения, с любезной улыбкою, что тут, по-видимому, больше могут помочь духовные врачи. Но от их помощи бабушка отказывалась. Священнику, пришедшему к ней, по приказанию игуменьи с запасными Дарами, она кратко и твердо сказала, что не достойна принять Св. Тайны и просит его уйти, а на все его увещания упорно повторяла одно и то же, а уговаривавшим ее монахиням, хорошо относившимся к ней, отвечала: «Вот встану. Поговею и тогда приобщусь». Но она не вставала, а таяла день ото дня. Родные навещали ее – и уезжали, не дождавшись от нее ни слова. Только свечнику-монаху из бедного монастырька, забредшему в монастырь и, с разрешения игуменьи, зашедшему ее проведать, она ответила с горечью: «Вот, отец, послушалась я тебя: сбавила шаг до того. Что едва ли скоро и вовсе не остановлюсь». Но монах покачал только головой и промолвил сокрушенно: «Ах, мать! мать!» – и вышел от нее с горем. Что было далее – трудно судить. Совершился перелом. Марьюшка просто объясняла его: «смертный отошел от нее». Однажды бабушка проснулась вся в слезах, в тихих и обильных слезах, пролитых во сне, продолжавшихся литься и по пробуждении. Она не металась по кровати, и не обращалась лицом к стенке, как все дни ее болезни, а лежала на спине. Худое лицо ее, явно приобретшее за время болезни черты старости, было спокойно и бледно, а слезы текли по ее щекам безмолвно и обильно. Она молча крестилась. Когда к ней вошла келейница – это была Параскевушка – она тихо спросила ее: – Отошла ли ранняя обедня? – Отходит, матушка. – Пойди в собор, поставь свечу Спасителю, а будешь идти назад, нарви мне цветочков, какие есть у нас, принеси мне. Параскевушка так и сделала, и бабушка велела положить простые эти цветы, лютики и одуванчики, на одеяло и перебирала их худыми руками, и любовалась на них. В это время внесли к ней клетку со скворцом – и присланная с клеткой от игуменьи, игуменская келейница Варвара, передавала всем, что, как бабушка увидала клетку со скворцом, она всплеснула руками, а скворец, всколыхнувшись в клетке, громко сказал: – Спаси Господи! И бабушка велела клетку поставить подле кровати, не спрашивая даже, кто ее прислал, и просовывала птице маленькие белые сухарики сквозь решетку, а скворец принимал их и отвечал: – Спаси Господи! А прислал скворца тот же монах, по простоте сердечной: это был заветный его скворец, уже старый, давно от хозяина своего научившийся своему присловию. Найдя бабушку в крайнем унынии, монах порешил, что нужно помочь прогнать его и всякое средство для того не худо, ибо, по Св. отцам, уныние – смерть души прежде смерти тела, – и, поглядев на своего старого приятеля-скворца, весело клевавшего в обветшалой клетке размоченные черные сухари и благодарившего за них своего хозяина теми двумя словами, которые одни он и знал из всех слов человеческих: «Спаси, Господи!», – он подумал: – А тварь Божья разве человеку не на помощь дана, не на веселье? – и тотчас взял своего скворца, обернув в старый подрясник, и принес к игуменье. «Дитя!» – подумала игуменья, выслушав с улыбкой просьбу старика и, сопоставив ее с состоянием, в котором была мать Иринея, хотела было отказать, но нашла тут же, как бы продолжение своему слову, но не ею сочиненному: «Таковых есть царство небесное», – и послала келейницу со скворцом к бабушке. Цветы к вечеру увяли, скворец ночью спал на жердочке, уткнувшись носиком в грудку, а бабушка не спала. Она лежала все так же неподвижно, так же на спине, так же тихо, – а келейницы думали, что она спит и сами спали. Наутро, лишь только рассвело, проснулся скворец, почистил свой носик об истертые прутья клетки, глянул глазком на бабушку и поздоровался с нею: – Спаси, Господи! Бабушка улыбнулась на него и, дождавшись первого удара колокола, позвала Параскевушку. – Поди, – сказала она, – в церковь и благословись у матушки-игуменьи: причаститься мне сегодня, и, если благословит, скажи батюшке. Да подай книгу. Бабушка развернула книгу – это было иноческое правило, – положила тут бережно увядшие вчерашние цветы – и стала читать правила. Книга выпадала из ее рук: от слабости она не долго могла держать ее, но, отдохнув, принималась вновь за чтение, а скворец, улучив минуту, когда она не читала и книга лежала на одеяле, говорил ей: – Спаси, Господи! Священник принял ее исповедь, приобщил ее Св. Таин, выпил с нею чашку чаю, а когда пришла навестить ее игуменья, встал прощаться и сказал бодро и весело: – Будем здоровы. Спаси, Господи. И скворец повторил за ним то же. С игуменьей же бабушка беседовала долго и, прощаясь, при келейницах повторила: – Господь меня поднял! Никто никогда не узнал, какую тихую тайну выразило это слово: «поднял». Но она поднялась с постели; силы к ней возвращались день ото дня, и снова на ее окнах, по ее желанию, появились цветы, и даже велела она келейницам в ящик с землей посадить самых простых и бедных трав и злаков, и любила их больше дорогих цветов, привезенных ей родственниками. Навестил ее и монах-свечник, и она указала ему на скворца и сказала: – Спасибо тебе, отец. Утешил меня. Не хочу лишать тебя твоего питомца. Возьми. – Ан, не возьму, – отвечал старик. – Он у тебя не жилец теперь, а житель. Небось, у вас, монашек, ему лучше, чем у нас: не житье, а рай… _ Спаси, Господи! – отозвался скворец. – Слышишь, подтверждает! И ушел от нее радостный. Бабушка поднялась с постели. Так кончилось ее «искушение», и в рассказе о нем у келейниц про скворца намекалось, что он «смертного» выгнал от бабушки, а бабушку оборонил. Все, кто знал бабушку, как один, сказывали, что после того, как отошел от нее бес, а тихий ангел, – отходивший от нее не без Божьей воли, чтоб испытать ее и утвердить в пути ее, – вновь и еще ближе подошел к ней и уж не отходил никогда, – что, на удивление всем, стала после того бабушка живее, разговорчивее, веселее, чем была дотоле; были люди, которые, уважая ее за строгость жизни, за крепкую молчаливость и упорный молитвенный труд, тут даже усомнились в ней, находя, что не к лицу ей некое словесное веселье, некоторая почти шутливость в речах, полудетская непринужденность в обхождении, и что, чем далее идут годы, надо бы еще строже и молчаливей быть, а у ней наоборот: она, с годами, больше улыбаться стала, и не смыкать уста строго и крепко молчанием, и приобрела заметно склонность к детям, сочувствие к их веселию, к птицам и всякой твари. Другие же, – это были большей частью из простого народа, но были некоторые и из купечества, и мало кто – из чиновничества и дворянства, – и наоборот, радовались на мать Иринею, видя, как она, в Светлое Воскресенье, после ранней обедни, вместе с молодыми послушницами и сиротками-девочками из монастырского приюта, выходила на монастырский лужок смотреть, как солнышко играет, радуясь Светлому Воскресенью. Ни одной монахини при этом не было, все отдыхали по келиям, и даже келейница матери Иринеи, Параскевушка, не показывалась, – а мать Иринея, с девушками и детьми, – смотрела на небо и радовалась, как солнце, играя, трогало светлыми пасхальными лучами золотые кресты собора, и они так сверкали золотом, будто золото было живое, не кованое, и само играло, как солнце. В Благовещенье же, и опять после ранней обедни, на том же лужке, выпускала мать Иринея птиц, зимовавших у нее в келье, – и птицы, – ласточка, по осени поднятая с переломленной ножкой, журавль, с подшибленным крылом, отставший от клина и переживший зиму в сенцах у бабушки, скворец, пеночка, – выпущенные на волю, не сразу улетали от бабушки, а вспархивали на ближние деревья, – неумело и смешно примеривались крыльями к полету, взлетывали на деревья невдалеке от бабушки, – и наконец, под ласковым бабушкиным взором, исчезали в небе, а она с молитвой радостно отпускала их на волю. И приютские девочки и молоденькие послушницы наперебой указывали ей на улетающих птиц: – Матушка, матушка! Васька-то, – это был журавль, – глядитко-ся, курлыкнул! будто на вас оглянулся – глазком повел! – а вон как стал забирать, все вправо, все вправо, в лесную сторону, к Уемову, – уж и не видно! – Это он Царицу Небесную, Владычицу твари, за свободу благодарит, – объясняла бабушка. – Ее нынче день. Воробьи, оживившиеся и покруглевшие с весною, громко и задорно чирикали вслед улетавших птиц. А приютские девочки, одетые, как маленькие монашенки, во все черное, бежали им вслед, провожая их на волю. Под Троицын день, с детьми и послушницами, которых посылала игуменья в лес за березками и цветами, отпрашивалась и мать Иринея, и рассказывали много лет спустя эти самые дети и послушницы, ставшие рясофорными и манатейными монахинями, что у матери Иринеи была целая наука собирать цветы: от каждого цветка, как бы он ни был невзрачен, от каждой травки, как бы ни была она мала, нужно было непременно взять для венка на образ Пресвятые Троицы. А березку ту только рубить можно, которая навстречу сама клонится: значит, просит, чтоб Богу послужить и время ей пришло в храме покрасоваться, а ту березку, что в сторону клонится или неподвижно стоит, ту не рубить – ей еще, значит, определено в лесу расти. К концу лета хаживала мать Иринея за грибами в лес с послушницами. Видали, однажды, как увели ее дети на лужок прощаться с журавлями на их осеннем отлете, – и она, будто, вместе с детьми, прощалась и кланялась журавлям. Многие не одобряли ее и раньше за ее вольность с тварью и с детьми, а за журавлей решительно осудили, и относили это к тому, что, старея, мать Иринея стала впадать в детство. Иные строгие монахини даже высказывали ей это в глаза, а она соглашалась с ними, сокрушенно пеняя на себя: – Правда, правда. Становлюсь как дитя неразумное. Простите, Христа ради. И только тогда перестали упрекать и корить ее детством старые монахини, когда священник монастырский, услышав их попреки, сказал им однажды, – он был человек прямой, резкий, умный, на язык немного язвительный: – А знаете, матери-судьи, что вы похвалу ей говорите, оттого она с вами и соглашается. Ну, пусть, по-вашему, она дитя неразумное. Так ведь сказано же: таковых есть царство небесное. Уж коли хотите ее корить, так придумайте что-нибудь другое. А это не в укор, а в похвалу, да еще в какую: прямо мать Иринею в небеса тычите! Куда ни шла мать Иринея, дети от нее не отходили, – и тот же священник, в злую минуту, и ей сказал, завидев, как она идет по монастырю в мантии, а вокруг – да не под мантией ли? – ребята, мал-мала меньше: – Какая ты, мать, – монашка! Ты – наседка: на весь монастырь квохчешь, цыплят собираешь. Только крыло-то у тебя черное, не больно теплое, – ну, да ведь и куры черные бывают. И покачал на нее головою, а она ему низко поклонилась, а ребята, с испугу, еще теснее к ней прижались и под мантию лезли. По весне бабушка тайком от келейниц пекла детям пшеничных жаворонков и даже золотила им хвостики сусальным золотом и вставляла изюминные глазки, а на Пасху, где-нибудь под кустиком, катала с ними крашенные яйца. Иногда призывала ее игуменья и пеняла ей, что послушниц и монастырских сирот балует, но бабушка кланялась и только иногда прибавляла к обычному своему «простите, Христа ради» - – Господь-то нас как, матушка, балует! Игуменья не возражала бабушке, махнула на нее рукой, сказав: – Есть смущающиеся. Но, с годами, «смущающихся» делалось все меньше, ибо и взрослые, и мужалые, и престарелые – все делались для бабушки, как бы детьми, и она протягивала яблоко, или бисерную поделочку, не разбирая, – ребенку или губернскому чиновнику, зашедшему от обедни посетить ее и о чем-нибудь посоветоваться. Был в городе купец-подрядчик, Зыков, человек молчаливый, крепкий характером, скуповатый. Он был очень дальний родственник Подшиваловым. Он изредка заходил, после обедни, к матери Иринее: войдет в келью, помолится на образа, станет у притолки и стоит, ни за что не соглашаясь сесть за стол и выпить чаю. «Что ж ты, батюшка, все стоишь, – спросит его бабушка, – не присядешь?» – «А вот на тебя смотрю, не пойму никак: стареешь ты, а все больше под дитю подходишь…» Посмотрит, посмотрит, как бабушка суетится, потчуя кого-нибудь, и улыбается – и молча уйдет...

Из Википедии: И́го — угнетающая, порабощающая сила; в узком смысле — гнёт завоевателей над побежденными. В этом смысле оно употребляется обычно в словосочетании. Например: турецкое иго, монголо-татарское иго, персидское иго. Происходит от праиндоевр. *jugom «соединение». То есть, «иго» — объединение, соединение (например, «Монголо-татарское иго»). Древние римляне заставляли иногда проходить «под иго» неприятельские войска, которые сдались в плен. Для этого на месте, где войско сложило оружие, втыкали 2 копья и привязывали наверху 3-е, поперек. Под ним поодиночке, со своими военачальниками во главе, без оружия и воинских отличий, проходили все воины навиду победоносной армии. Однако и сами римляне неоднократно подвергались тому же бесчестию: в войнах с самнитами (битва в Кавдинском ущелье), нумантийцами и Югуртой. При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907). Из личного. Иго воспринимается прежде всего в отношении татаро-монгольского ига. Что очень похоже в переносном смысле слова на духовную брань. Если касается врага. И со Христом иго тоже, но только с Ним все легко. От Его руки все легко. Бремя представлялось как-то связано с упряжью лошади. Дядя в деревне был агроном, у него была лошадь с повозкой, чтобы ездить по полям. И дома мы ее часто распрягали-запрягали. Обременяли лошадку всякими сбруями, уздечками, вожжами, чтобы ей проще было везти повозку. Так же думалось и о бремени Христовом - нагружает Господь, но всегда помогает, всегда помнит о "весе". И грязь будет, и скользко, жарко, овода закусают, пот струйками от натуги, но повозка катится туда, куда задано. Добрая Хозяйская рука управляет, помогает. Но конкретно так вникать в слова, по крайней мере в эти, не приходило в голову. Посмотришь толкование и все становится понятно. В той мере, в какой способна воспринять. ))

Листовочку вот с таким текстом дарит паломникам отец Антоний. Перепечатала для тех, кто далеко от Оптины. В чем состоит смирение? Состоит оно в том, что человек считает себя грешнее всех, никого не осуждает и не оскорбляет, внимает лишь себе самому и не ищет богатства, ни славы, ни похвалы, ни чести, считая себя вовсе того недостойным; мужественно терпит унижение, брань, укорение, признавая себя в сердце своем заслуживающим это; со всеми обращается радушно, всякому с любовью готов служить, не видит своих добрых дел, не говорит о них без нужды. Итак, Смирение есть такая добродетель, которою любуется Сам Бог: «На кого воззрю, - говорит Он, - токмо на кроткого и смиренного, и трепещущего словес Моих». Не говори ничего необдуманно, твердо помни, что время кротко и что человек должен дать ответ во всем бесполезном слове, более слушай, нежели говори. Испрашивай у Господа благодати благовременно молчать и говорить. Не в многоглаголании есть спасение, а в совершенном внимании к себе. Когда возымеешь к кому-нибудь невольное чувство неприязни, старайся победить это греховное чувство; заставь себя так молиться: «Спаси, Господи, раба Твоего (имя) и святыми его молитвами умири сердце мое». Принудь себя оказывать нелюбимому человеку всякого рода внимание и услуги, и Господь, видя доброе твое намерение, не только вырвет из сердца твоего греховную неприязнь, но и его самого исполнит святою любовью. «Иго Мое благо, и бремя Мое легко есть», - говорит Господь. Выдержки из книги «Преподобный Парфений Киевский», которую часто давал читать отец Иона в своей келии посетителям. При этом он говорил: «Боже, такие богатые наставления!» Рассуждение выше всех добродетелей; через него душа противится страстям и помыслам, обуревающим ее. Рассуждение выше всего; терпение нужнее всего; молчание лучше всего, многоречие хуже всего. Любовь к Богу можно возжечь в душе только одною непристанною молитвою. Истинную молитву стяжать неизреченно трудно. Не раз душа за подвиг сей приблизится к вратам смертным. Но кто уже сподобился стяжать ее, у того она как болячка, врастает в сердце, и ничто не измет ее. Наставления отца Ионы Пусть Господь хранит вас и Матерь Божия защищает вас, потому что надо претерпеть здесь. Здесь (на земле) добрые люди будут страдать, но за страдание будет вечная награда, если будем благодарить Бога за все и смиряться, молиться и трудиться… Надо со всеми в мире жить, избегать разных споров и так, как преподобный Парфений Киевский пишет: «Молчание лучше всего, многоречие хуже всего». Молчать, молиться и с Богом быть.

http://www.bogoslov.ru/text/1943754.html Учебники поэтического Богословия Медведева Людмила Павловна В качестве дополнения к дискуссии вокруг употребления церковнославянского языка портал "Богослов,ру" публикует статью сотрудника Издательства Московской Патриархии Медведевой Людмилы Павловны. В рамках дискуссии о языке богослужения на первый план явно выступает проблема понимания богослужебных текстов. Но что именно человек должен понять из православной гимнографии? Какую информацию сообщают своим пользователям богослужебные книги? Вряд ли кто-нибудь не согласится с тем, что книги эти содержат в себе «богатство православного богословия»[1] – свидетельства об Истине в слове. Общеизвестна интеллигентская загадка: почему так долго молчала русская богословская мысль, почему она была так неразвита до XIX века? Почему только в последние три столетия у нас стали появляться богословские трактаты и лишь в новейшее время развилась религиозная философия?[2] Предлагаемый ответ на эту загадку следующий: потому что у нас было богословие в стихах, или поэтическое богословие. Этот термин мы предлагаем по аналогии с выражением Е. Н. Трубецкого «богословие в красках»[3], который с начала XX века обычно применяется в рассуждениях о православной (уже – древнерусской) иконописи. Аналогичный термин – «богословие в музыке» или «музыкальное богословие» должен бы иметь место у музыковедов, занимающихся историей православной (древнерусской) музыки, хотя такая формулировка нам до сих пор не встречалась[4]. Православие имеет развитое богослужение, собирающее воедино три плана: (1) зрительный план – архитектуру, изображения (мозаики, росписи, иконы) и орнамент, а также определенные сменяемые облачения и литургические движения священнослужителей, (2) звуковой план – музыка в форме человеческого пения, то есть игры на самом совершенном музыкальном инструменте, и (3) поэтический план, где главное – словесный образ. Богослужение – одна из основных форм проповеди в Православии, и то, что в современной культуре называется мультимедийностью, издревле существовало в православной практике. Феномен церковного изобразительного искусства – не только иконописи, но и архитектуры с мозаикой и фресками, и рукописных миниатюр – был осознан на рубеже XIX–XX вв. Мир, заново открывший в «черных досках» «целый океан красоты, целую культуру, цивилизацию»[5], замер в восхищении, словно говоря сам себе: «Прииди и виждь» (Ин. 1, 46). Феномен церковной музыки, реализующейся в православной традиции прежде всего в пении, был осознан немного позднее, во 2-й пол. XX в., когда были внимательно прочитаны соответствующие работы музыковедов, но главное – появилось множество исполнительских коллективов, с захватывающим профессионализмом внушающих: «Имеяй уши слышати, да слышит» (Мф. 11, 15). Осознание феномена церковной гимнографии происходит у нас на глазах, это конец XX – начало XXI вв., или скорее 1-я пол. XXI в. Два первых плана – (1) и (2) – наиболее легки для восприятия, они доступны основной массе людей, начиная с детей. В истории русской культуры они оказали решающее воздействие на святого князя Владимира, крестителя Руси, повлияв на выбор веры целым народом: послы князя, вернувшись из Византии, по свидетельству «Повести временных лет», сказали о православном богослужении, которое они наблюдали в Константинополе в храме Софии, Премудрости Божией: «Не знаем, на небе мы были или на земле, ибо на земле нельзя видеть такой красоты»[6]. Эти два плана – зрительный и музыкальный – и в современной культуре являются наиболее мощными средствами воздействия на массовое сознание, недаром в коммерческом плане так интересны кино, телевидение, зрительная реклама, а также музыкальные хиты, шлягеры и т. п. Поэтический план (3) оказывается в этом мультимедийном комплексе наиболее сложным: для восприятия в полном объеме он требует наибольших интеллектуальных усилий. Однако именно гимнографические тексты играют в богослужении важнейшую роль, сочетая в себе логическую и художественную составляющие. Эти тексты несли основную богословскую нагрузку до того времени, когда русская словесная культура, отделившись от православного культа, разделилась на два рукава, дав миру русскую литературу XVIII, XIX (в наибольшей степени) и XX веков – и русское богословие того же исторического периода. Но как раз благодаря своей интеллектуальной насыщенности и образной сложности гимнография в XXI веке может оказать особое влияние на русскую интеллигенцию, воспитанную на Пушкине, Достоевском и поэзии «серебряного века». Именно православная гимнография может доставить ей интеллектуальный и поэтических восторг, если она осознает, что так же как наша иконопись и церковное пение – ценнейшая составляющая мировой живописи и музыки, так наша гимнография – ценнейшая составляющая мировой поэзии. В богослужении соединяются зрительный ряд и звучание, логическое и художественное представление информации; становится предельно ясно, что в Церкви есть смысл, которому нельзя причаститься, не подготовив и не отдав себя сознательно восприятию этого смысла. Человечество, не без помощи Православной Церкви, осознает ценность непрерывности истории, синтеза искусств, новейших технологий и форм представления информации. Вступив в информационное общество, мы вновь повторяем: «Око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9). Теперь присмотримся повнимательнее к тому, как человек постигает православное богословие по богослужебным книгам. Совокупность богослужебных книг можно представить как систему учебников, предназначенных для разных этапов обучения – от детского сада до высшей школы. На эту тему есть несколько работ[7], сделан ряд наблюдений над старообрядческой практикой[8], однако до сих пор нам не встретилось в литературе последовательно изложенной системы, которую мы предлагаем ниже. Детский сад Серафимово правило, которое человек может выучить, даже если не умеет читать и писать, названо так по имени преподобного Серафима Саровского (1754–1833), который рекомендовал его тем, кто обращался к нему за советом. Серафимово правило состоит в следующем: трижды читается молитва «Отче наш», трижды – молитва «Богородице Дево, радуйся», один раз – Символ веры («Верую»). До обеда по возможности следует повторять молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» (или просто: «Господи, помилуй»); после обеда следует призывать Божию Матерь: «Пресвятая Богородице, спаси нас». Две молитвы, которые лежат в основе этого правила, близки и понятны даже ребенку, поскольку в них воспроизводится отношение ребенок–родители (Господь предстает прежде всего как Отец, Богородица – как Мать), однако обычная человеческая слабость или ущербность родителей перекрывается божественной природой Тех, к Кому обращена молитва. В человеке закладывается сознание того, что он не только не одинок в этом мире, но и защищен. Эти две молитвы закладывают в человеке модели мужского и женского поведения: с утра человек выходит «на делание свое до вечера»[9], воплощая «мужское», деятельное и личностное начало — отчего и обращается ко Господу; во второй половине дня человек стремится под кров родного дома, мысли его склоняются к покою и обобщению — теперь уместнее актуализировать начало «женское», вспомнить Божию Матерь. Обе молитвы имеют иконографические параллели. Спаситель на большинстве икон предстает в виде Мужчины, или Отца, в расцветет лет, со спокойным лицом, иногда (но не всегда) с серьезно смотрящими на зрителя глазами: этот образ сообщает человеку уверенность. Богородица на большинстве икон предстает в виде Женщины, или Матери, с Младенцем на руках, и этот образ также сообщает спокойную уверенность человеку, который может чувствовать себя в мире неуютно. Другие иконографические типы Спасителя и Богородицы значительно более редки[10]. Надо подчеркнуть еще один очень важный аспект. Молитва «Отче наш» – не простое человеческое творение: авторство первой и основной молитвы, которую сознательно должен выучить ребенок, принадлежит Господу Иисусу Христу, о чем свидетельствуют евангелисты Матфей и Лука (Мф. 6, 9–13, Лк.11, 2–4). Серафимово правило предписывает читать «Отче наш» и «Богородицу» трижды, поскольку для всякого обучения актуален принцип: «Повторение — мать учения». В то же время свое Credo («Верую», Символ веры) надо уметь изложить последовательно и внятно; но с этим может справиться даже малый ребенок, потому что молитву эту, содержащую основные положения православной веры, принято петь хором в храме на каждой Литургии. Начальная школа В начальной школе человек учится читать и писать. Первая учебная книга – Азбука (сейчас это книга иногда называется «Букварь»), с помощью которой ребенок осваивает «азы»: учится различать буквы, складывать их в слоги, а затем читать слова, простейшие словосочетания и предложения. До начала XX века после освоения Азбуки в качестве учебников ребенку предлагались богослужебные книги – Часослов и Псалтирь, и вот почему. Часослов — это книга, которая содержит тексты дневного круга, ежедневно воспроизводимые в храме[11]. Познакомившись с текстами Часослова, человек на любой службе в храме не будет чувствовать себя новичком: даже если сознание рассеивается (а это знакомо любому молящемуся), время от времени в нем будут вспыхивать своеобразные маяки. Эти текстовые маяки, во-первых, сигнализируют о том, на каком этапе службы молящийся сейчас пребывает; во-вторых, несут в себе давно знакомый смысл; в-третьих, в меняющейся богослужебной ситуации, в разном текстовом соседстве, ежедневные молитвы приобретают новые смысловые связи, конденсируя разнообразные семантические облака. Для того, чтобы помочь учащемуся понять наиболее трудные места, в XIX веке был издан «Учебный Часослов» с комментариями[12]. Псалтирь — это книга, которая содержит тексты, пронизывающие все православное богослужение. Целиком эта богослужебная книга должна прочитываться в храме еженедельно, по определенному расписанию, однако на практике в полном объеме это происходит довольно редко (как правило, в монастырях). Тем не менее прямые цитаты и перифразы стихов Псалтири во множестве рассыпаны по другим богослужебным книгам: из нее в разные части православного богослужения заимствуются целые псалмы (например, шестопсалмие утрени – псалмы 3-й, 37-й, 62-й, 87-й, 102-й, 142-й) и псалмы избранные (выборки отдельных стихов из одного или нескольких псалмов, сопровождающие на праздничной утрене пение величания), прокимны (определенным образом организованные возгласы перед чтением отрывка из Священного Писания) и аллилуиарии (аналогичные возгласы после чтения отрывка из Апостола), стихи к стихирам (помогающие объединить эти песнопения в комплексы, исполняемые в определенных местах богослужения). Таким образом, на этапе «начальной школы» тоже действует принцип «Повторение — мать учения». С этим «уровнем обучения» связано и первое знакомство с Евангелием и Апостолом, двумя богослужебными книгами, содержащими текст Нового Завета. Богослужебное Евангелие и Апостол разделены на зачала – отрывки, которые Устав связывает с определенным днем года или с определенным типом праздника (например, зачала на богородичные праздники). Чтение зачал бывает на каждой Литургии и всенощной, так что человек может познакомиться с Новым Заветом сначала на слух – и лишь потом взять в руки книгу. Интересно отметить, что в богослужебный Апостол не входит Апокалипсис – Откровение апостола Иоанна Богослова о конечных судьбах мира, последняя в ряду книг Нового Завета. В системе храмовых росписей композиция Страшного суда традиционно находится на западной стене, то есть во время службы, стоя лицом к востоку, человек взглядом не останавливается на этом сюжете, а может увидеть его, лишь выходя из храма. Точно так же в Апостоле нет зачал из Апокалипсиса, потому что церковное богослужение постоянно говорит не о конце, а о продолжении жизни: даже если человек впал в самый страшный грех, у него есть возможность исправления. Апокалипсис своей линейностью вступает в конфликт с цикличностью (системой богослужебных кругов) и гипертекстовостью богослужебных книг. Средняя школа Сюда следует отнести Октоих, содержащий тексты недельного круга, где каждый день имеет свое посвящение: воскресенье, первый день седмицы, посвящен Воскресению Христову; понедельник – сотворенным раньше человека Бесплотным Силам; вторник – ветхозаветным пророкам и особенно Предтече и Крестителю Иоанну, замыкающему ветхозаветную историю; в среду вспоминается предательство Иуды и Крест Христов; в четверг – апостолы и святитель Николай, как особо послужившие в новозаветном благовестии; в пятницу вспоминается Крест и Распятие Спасителя; суббота (день, когда было закончено творение мира Богом) посвящается всем святым и всем в вере скончавшимся. Свое название эта богослужебная книга получила от греческого слова «восемь», и по-славянски Октоих именуется еще Осмогласником, потому что основу его составляют восемь недельных комплектов богослужебных текстов, связанных с одним из восьми гласов.Полный Октоих традиционно состоит их двух томов: том 1 – гласы с 1-го по 4-й, том 2 – гласы с 5-го по 8-й.В течение года Октоих последовательно прочитывается и пропевается несколько раз. Темы дней недели восемь раз развиты в Октоихе, в восьми словесно-музыкальных вариациях, и число восемь, наложенное на седмичный цикл человеческой жизни, напоминает о восьмом дне – о жизни вечной. Своим строем Октоих помогает устроению нормальной ритмичной жизни, образец которой дал Сам Господь в шести днях творенья и седьмом дне покоя[13], и в то же время постоянно напоминает о том, что этим семидневным ритмом жизнь человека не исчерпывается: в звучании земных дней слышен глас иной жизни. В XIX веке стараниями Училищного при Святейшем Синоде Совета был издан «Учебный Октоих»[14]: основное содержание книги — выбранные из полного Октоиха воскресные тексты, которые человек слышит регулярно, если бывает в храме вечером накануне воскресного дня и в самый воскресный день. При освоении Октоиха тоже действует принцип «Повторение — мать учения»; есть в этом довольно большом, двухтомном текстовом массиве и свои основные тексты, на оценку «удовлетворительно» — это тексты о Воскресении Спасителя, ибо «если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша»[15]. С воскресным днем связаны и так называемые Евангелия воскресные – выбранные из текстов четырех евангелистов одиннадцать зачал, повествующие о Воскресении Спасителя и о Его пребывании на земле после Воскресения[16]. Эти зачала последовательно читаются на утрене под воскресенье, так что в течение года воскресный евангельский блок прочитывается несколько раз и содержание его оказывается наиболее знакомым человеку, присутствующему на службе в храме. Дома человек может читать Новый Завет линейно, то есть последовательно – например, по главе в день. Однако есть и другой способ домашнего чтения Евангелия и Апостола – читать те зачала, которые в этот день читаются в Церкви за богослужением. Средняя школа оказывается средней еще и в том смысле, что она ориентирована на среднего ученика (в обычной школьной практике это «троечник»), который в силу небольшого таланта, данного ему Господом, не может освоить глубин Православия, однако такой ученик может и должен уяснить главное в Православии – Евангелие (благую весть) о Воскресении. В плане организационном воскресный богослужебный цикл удобно связывается с воскресной школой: проповедь, начатая храмовым богослужением, может быть продолжена толкованием Евангелия и других богослужебных текстов на занятиях вне службы. Высшая школа Сюда относятся Триодь постная и Триодь цветная, а также Минея, то есть богослужебные книги лунно-солнечного круга. В этих книгах идет речь о центральном событии земного пространства и времени — о Воскресении Христа: о том, что предшествует этому в мировой истории (Триодь постная), и о том, как Бог-Слово по Воскресении Своем устрояет земную Церковь (Триодь цветная). И еще о том, как человечество ежедневно отвечает на эту реплику Спасителя (Минея). Тексты этих книг воспроизводятся ежегодно, так что принцип «Повторение – мать учения» работает и на этом уровне. Триодь постная и цветная связаны с Пасхой и теми праздниками, которые именуются подвижными. Главный праздник в Православии – Пасха, или Светлое Воскресение Христово, – празднуется каждый год под разным числом: в первое воскресенье после первого весеннего полнолуния (наступившего после дня весеннего равноденствия) и при необходимости с отступлением еще на неделю (если к этому воскресенью не закончилось празднование еврейской Пасхи)[17]; Вход Господень во Иерусалим, или Вербное воскресенье, празднуется за неделю до Пасхи, Вознесение Господне – на сороковой день после Пасхи, всегда в четверг; Пятидесятница, или день Святой Троицы, – на пятидесятый день после Пасхи, всегда в воскресенье. Однако этими самыми значительными праздниками не исчерпывается содержание Триодей: в Триоди постной помещены службы недели, подготовительные к Великому Посту, на все дни этого Поста и на все дни Страстной седмицы; в Триоди цветной находятся службы на каждый из пятидесяти дней от Пасхи до Троицы и еще на неделю, до дня Всех святых. Обе Триоди – весьма объемные книги; в XX веке Триодь постная даже стала разделяться на два тома. Минея – самая объемная из богослужебных книг, она содержит службы на каждый день календарного года. Традиционно считается, что в ней 12 томов, по числу месяцев года, поэтому название книги иногда употребляется во множественном числе: Минеи. В XX веке Минеи распространились на 24 тома: в них вошло столь большое количество текстов, что на один день приходится иногда до десяти служб[18]. В Минеях содержатся службы так называемых неподвижных праздников – тех, которые закреплены за определенным числом определенного месяца. Наиболее значительные праздники, службы которым находятся в Минеях, следующие: Рождество Пресвятой Богородицы (8 сентября), Воздвижение Креста Господня (14 сентября), Введение во храм Пресвятой Богородицы (21 ноября), Рождество Христово (25 декабря), Крещение Господне, или Богоявление (6 января), Сретение Господа Иисуса Христа (2 февраля), Благовещение Пресвятой Богородицы (25 марта), Преображение Господне (6 августа), Успение Пресвятой Богородицы (15 августа). Многотомный комплект полной Минеи доступен не каждому храму. Для замены его существует комплект из двух книг – Минея праздничная и Минея общая. Первая содержит праздничные службы, посвященные самым большим праздникам. Основу второй составляют общие службы, используемые на праздник любого святого в соответствии с его чином святости (есть, например, общая служба мученику единому, мученикам многим, мученице единой и т. д.): в эти общие тексты в определенных точках вставляется конкретное имя собственное. Минея общая используется и в тех случаях, когда почитаемому в какой-либо местности святому нет специальной службы – ни в полной Минее, ни в локальной традиции. Ежедневное богослужение по Минее и Триоди постной и цветной (в тот период, когда они «поются», по выражению богослужебного Устава) осуществляется, как правило, в монастырях; на приходе такое богослужение практически невозможно[19]. Это значит, что из текстов, содержащихся в этих книгах, большинству верующих известны лишь отдельные комплексы, связанные с наиболее значительными (двунадесятыми) праздниками или с памятями наиболее чтимых святых, а также с Пасхой, Страстной и Светлой седмицами и некоторыми другими особыми днями периода пения Триоди. Именно поэтому тексты Триодей и Миней в системе богослужебных книг можно считать учебниками для высшей школы: высшая школа (как показывает обыденная жизнь) доступна не каждому – в силу разнообразия дарований, которыми наделены люди: «Ина слава солнцу, и ина слава луне, и ина слава звездам, звезда бо от звезды разнствует во славе»[20]. По отношению к полному Священному Писанию на Руси издревле бытовала поговорка: «Кто Библию прочтет, тот с ума сойдет». Полный перевод Библии, осуществленный под руководством святителя Геннадия Новгородского в конце XV века (речь идет о Геннадиевской Библии 1499 года), делался вынужденно, в целях защиты Церкви от ереси жидовствующих, утверждавших, что русские не знают Библии[21]. Полностью Библия за православным богослужением не прочитывается. О включении в богослужение Псалтири и Нового Завета немного говорилось выше. В богослужебные книги, названные нами учебниками для высшей школы, включены новозаветные зачала, рассказывающие не только о событиях, ставших исторической основой важнейших праздников, но и о смысле человеческой истории. Так, на Пасхальной утрене читается 1-е зачало из Евангелия от Иоанна[22], в котором рассказывается не о рождении Спасителя и Его родословной (зачала с таким содержанием привязаны к празднику Рождества Христова) и даже не о событии Воскресения (о воскресных зачалах мы уже говорили), – на Пасху читается евангельский текст, в котором сконцентрирована вся человеческая история – от сотворения мира до сего дня. Кроме того, в «учебники для высшей школы» входят паримии– отрывки из Ветхого Завета, которые связаны образно и тематически с днями триодного и минейного циклов. Так, например, одна из наиболее значимых частей Триоди постной – служба Великой субботы, завершающая Страстную седмицу, – включает в последование вечерни 16 ветхозаветных паримий, повествующих о сотворении мира и о событиях, связанных по принципу пророчеств с новозаветной историей и с грядущими судьбами мира[23]. Читать и толковать Библию – это традиционно протестантский подход. Традиция Православия другая: в Православии человек познает истину опытно, постепенно поднимаясь по ступеням школы. Православию близок образ лествицы – духовной лестницы, по которой поднимается подвижник, ежедневно стремящийся к совершенству, но даже на самом верху ее не уверенный в том, что он достиг святости (ср. иконографический сюжет «Лествица»). Не случайно четвертое воскресенье Великого Поста посвящено автору книги, носящей такое же название, – преподобному Иоанну Лествичнику. Катехизис для православных – вынужденная мера: это уступка сознанию Нового Времени, конспект для теоретиков, желающих все постигнуть рационально, своего рода ЕГЭ[24] для семинаристов. Подавляющая часть верующего народа и в XIX веке не читала катехизис святителя Филарета Московского, потому что обучалась Православию другим способом: через личное общение с главным Учителем во время церковной службы (прежде всего в Причастии) и через Литургию (от греч. leitourgia – общее дело, общественная работа, государственная служба[25]) каждодневной жизни. Абсолютный минимум Бывают случаи, когда человек вообще ничему не может научиться: причиной может быть болезнь или ранение и связанная с этим потеря памяти. В этом случае человеку надо помнить только один факт: «Бог есть» (табличку именно с такой надписью жители города, начавшие терять память, установили на главной площади в романе Габриэля Гарсии Маркеса «Сто лет одиночества»[26]) – и только одну молитву: Господи, помилуй, – которую можно повторять многократно, пока память не вернется и не вспомнятся другие слова[27]. Каждую пятницу на радиостанции "Радонеж" идет передача УЧЕБНИКИ ПОЭТИЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ: в студии справщик богослужебных книг с 30-летним стажем Л. П. Медведева.

http://radonezh.ru/text/prot-oleg-stenyaev-o-proiskhozhdenii-futbola-igolnye-vrata-kak-zhit-bogatym-i-drugie-voprosy-161143.html О.Олег Стеняев: - Радио «Радонеж» в прямом эфире. Как обычно, по воскресеньям у микрофона протоиерей Олег Стеняев. Владимир Носов: - И Владимир Носов. Дорогой отец Олег, расскажите, как родился популярный сейчас вид спорта футбол? О.Олег Стеняев: - Если говорить о футболе - есть общеизвестные даты. Прежде всего - 217 год н. э., матч между Кельтами и Римлянами, который проходил в Англии. Традиционно считается, что родина футбола - Англия, хотя не все народы согласны с этим. Например, в древнеяпонской традиции, в традициях Ближнего Востока футбол - это игра, которой полубоги научились от ашуров, т.е. от демонов, когда те путешествовали по преисподним Ада. Там они играли головами грешников. Если говорить об Англии, то в 1313 году король Эдуард II запретил футбол в границах города, потому что ему сопутствовали драки, битье стекол. Тогда стекло ценилось дорого. Игра часто кончалась поножовщиной. Но следующий король Эдуард III на территории Англии запретил футбол совершенно, потому что всё происходило дико в те времена. Разные группы болельщиков вооружались, когда шли на матч, и очень часто игра кончалась погромами, избиениями и смертоубийством. Только в 1660 году Карл II разрешил в Англии футбол, и после этого запретов не было. Если говорить о древних корнях футбола, то мы знаем, что древние индейцы Северной Америки использовали игру футбол как часть оккультного ритуала. Например, они ловили человека из соседнего племени. Уже вырыт топор войны. Уже начинаются военные действия с соседним племенем. Но чтобы война была удачной, этому человеку отрезали голову. Всё зашивали, чтобы она была более подвижна под ногами воинов. И начинали гонять эту голову по полю, чтобы у каждого из этого племени на мокасинах была кровь противника. Чтобы потом, когда они пойдут реально убивать людей, этот оккультный, жестокий, колдовской обряд помог им своими мокасинами попирать кровь противников. Подобное наблюдалось в Юго-Восточной Азии, среди монголов. Кстати, красное знамя - мало кто знает, но это тоже оккультный знак. Он возник среди древних монголов, когда они вели военные действия. Они брали пленного, отрубали ему голову и ткань окрашивали в красный цвет его кровью. Во время битвы они поднимали вверх кровь поверженного противника и шли вперед, т.е. это не то знамя, которое напоминало древним о крови погибших защитников Отечества. Нет, это диким образом выставлялась на вид кровь врага. А откуда Серп и Молот? Я в своё время написал статью, это ещё было в советские годы. Серп и Молот - это известный колдовской обряд, который сохраняется в Африке до сих пор, когда одно племя враждует с другим. Берутся серп и молот и скрещенные кладутся на землю в сторону соседнего племени, чтобы всех их срезать, как серпом срезают пшеницу и размозжить им головы так, как молотом раскалывают кокос и орехи. Владимир Носов: - У вас не было проблем после этой статьи? О.Олег Стеняев: - Нет, проблем не было. Тогда многие писали на подобные темы. Если говорить о футболе, мы не видим серьезного нравственного его влияния на молодых людей. Это драки бесконечные, избиение не только одних болельщиков, избивают и других болельщиков, и полицейским достается, и случайным людям. Хотя обычно такие мероприятия объявляют праздником, но это праздник со слезами на глазах и с кровью на руках. Похоже, что это оккультное происхождение дает о себе знать. С другой стороны, мяч в некоторых древних культах являлся символом солнца. Опять же, принесение жертвы. Брали чистого ребенка, которого не кормили какое-то время, чтобы организм очистился. Потом резали его, сливали всю кровь, зашивали. Потом это солнце подбрасывали ногами торжественным образом. Жрецы этим самым подчеркивали, что они управляют стихиями природы. Конечно, современный футболист дальше истории английского футбола может ничего такого не знать. В России футбол существовал до революции. Это были любительские команды. Тогда было модно всё английское, потому что были антигерманские настроения. Интерес проявлялся на волне увлечения джазом, английским футболом. Первые матчи были непрофессиональными. Собственно говоря, мне всегда нравился непрофессиональный спорт, потому что он действительно дает людям здоровье, крепость. А эти профессиональные спортсмены - мы видим, сколько среди них инвалидов. Потом как говорится - в начале было слово. Почему люди, которые переживают за разные команды, называются болельщиками? По сути дела - больными? В каком смысле - интересно выяснить. Может, у лингвистов надо поинтересоваться, почему эти люди добровольно называют себя болельщиками, больными? Какой характер этой болезни? Внешне вроде крепко выглядят. Может, действительно некий недуг азарта? Я вспоминаю футбол моего детства. Я играл в футбол, и так, как у меня очень много братьев и сестер, двоюродных, троюродных - мы собирались на берегу реки Клязьмы, за кинотеатром «Родина», там стоял мой дом. И из родственников делали две команды. У нас было много родственников. Они жили в пятиэтажках, в других местах. Вот, на берегу реки наш родовой дом, родовое гнездо, мы любили собираться, и там у нас было своё футбольное поле. Эта была игра, которая приносила нам удовлетворение. Как ни странно, я помню до сих пор самые удачные голы, которые я забил. Хотя я вообще никогда не занимался профессиональным футболом. О наличии агрессии стоит задуматься. Может, это связанно с древними корнями этой так называемой игры? Иногда люди играют со злом, некоторые играют с демонами, с бесами. Но эти люди не замечают того, что дьявол сам играет со всеми. Нельзя играть с силами зла. Если такая игра начинается, то на самом деле ты являешься игрушкой в руках лукавого. Поэтому такие страсти, которые возникают иногда на футбольном поле, до смертоубийства доходит. Это плоды, как сказано: «По плодам их узнаете их». Владимир Носов: - Батюшка, но мы всё равно, как христиане, мы не должны чураться этого, наполнять духом. О.Олег Стеняев: - Христиане должны всё наполнять своим содержанием. На самом деле есть очень много явлений чисто языческого происхождения, которые были восприняты христианским сообществом. Но тем или иным вещам было сообщено совсем другое содержание. Например, почти все древние христианские храмы наиболее почитаемы. Они строились на местах разрушенных языческих капищ. Многие известные источники когда-то уже существовали. Но христиане переосвящали эти места, а так как дорожка была уже к ним протоптана, они наполнялись абсолютно новым содержанием, не просто другим. Потому что одно дело - дух бесовский, а другое дело дух Божий. Владимир Носов: - Очень интересно, если вспомнить, что футбол называется спортом номер один на земле. Т.е. мы знаем, что это наиболее популярный вид спорта. Как бы было хорошо батюшка, мы знаем, что любой матч, даже самый непопулярный, может собирать тысячу и тысячу болельщиков! Как иногда бывает печально, когда ты приходишь в храм в воскресенье утром или в субботу вечером - а там очень мало людей. О.Олег Стеняев: - Мне рассказывал мой крестный сын. Он болельщик «Спартака». Скажем так, болеет «Спартаком». Никак пока его не вылечим. Какие-то переклички происходят. Была перекличка с татарской командой, а то русские стали перекликаться, это были пасхальные дни. Одни кричат: Христос Воскресе! А другие им в ответ: Воистину Воскресе! И он мне показывал видео, когда тысячу людей кричат: Христос Воскресе! - Воистину Воскресе! Здесь, конечно, бес, поджав хвост, бежал куда-то в сторону. Дьявол иногда пытается выстроить свою комбинацию. Но как учил Блаженный Августин, Бог никогда не допустил бы существование зла в этом мире, если бы Он не мог обратить его в добро. Действительно, для многих молодых людей футбол - это школа мужества. То, что потом помогает им служить в армии. Но я опять же не имею в виду профессиональный футбол, когда всё это заканчивается инвалидностью и разложением. Там деньги большие и особенно гладиаторство, когда человека продают. Одна команда покупает, другая - какая - то проституция получается, некрасиво как-то все это.

Батюшка преподобный Амвросий писал: "...Если святые апостолы Павел и Варнава спорили и прекословили между собою, как пишется в Деяниях Апостольских, так что один от другого разлучились, то нет ничего удивительного, если ты подобное увидишь или услышишь в том месте, где ты находишься. Время наше - время борьбы и подвигов, "и разногласиям подобает бытии, - как говорит Апостол, - да искуснии явятся..." (ср. 1 Кор. 11:19 http://bible.optina.ru/new:1kor:11:19)

При очередном посещении братской могилы, в которой захоронены, в числе многих других, останки моего деда, скончавшегося от ран 1 марта 1943 года в госпитале в селе Воронец Глазуновского района Орловской области, к нам подошли представители администрации поселка, поинтересовались кто мы, откуда, кто захоронен в могиле. И немножко рассказали. Таккак бои там шли ожесточенные, госпиталь постоянно переходил из рук в руки - то наших солдат там лечили, то немецких. Незадолго до нашего приезда село посетила группа немцев, приехавших за своим солдатом. Немецкая педантичность и тут во всей красе - сколько раз ни приезжали за гробами своих, никогда не ищут - сразу четко копают в определенном месте. И точно тот солдат или офицер окажется в этой могиле. Кстати, у них и гробы разнились "по званию". Солдатам - одни, офицерам - другие. (Моего деда пришлось искать более 60-ти лет. оказался похоронен в соседнем районе с домашним). Еще рассказали, что совсем недалеко от госпиталя, в районе соседнего села Гнилец и проходили те самые сокрушительные бои. Место это сейчас называется Мухина гора. Хотели устанавливать мемориал, возить экскурсии, но средства государство перенаправило в более нужные места. Будем ждать. Конечно, очень хочется узнать еще хоть что-нибудь о тех событиях, Поискала тогда в интернете. И вот что нашла. Оказывается, тогда это место называлось Соборовское поле. Соборовское поле...Мухина гора...Материал интернетовский за 2012 год: СОБОРОВСКИЙ ПЕРЕЛОМ Местные власти и общественники просят увековечить память о забытом сражении Битва на Соборовском поле, возможно, была более масштабной и решающей, чем знаменитое танковое сражение под Прохоровкой, во многом предопределившей исход сражений на Курской дуге. Сейчас здесь - лишь курган с памятной табличкой. Местная общественность считает, что на месте битвы надо возвести мемориальный комплекс федерального значения. Обошли молчанием О ней не говорится в учебниках истории, в фильмах о войне она упоминается лишь мельком, и потому даже орловцы не знают, что же произошло без малого 70 лет назад недалеко от Орла, на границе с Курской областью. Исследователи считают, что битва на Соборовском поле предопределила исход противостояния на Курской дуге. Она продолжалась с 5 по 11 июля 1943 года, и через ее жернова прошли сотни тысяч бойцов с обеих сторон, тысячи танков, самолетов и орудий. "В самом сердце России, на родине Ивана Тургенева, шла современная Куликовская битва, от исхода которой так много зависело", - написал в своей книге "Россия в войне 1941-1945" очевидец, корреспондент английской газеты "Санди таймс" Александр Верт. Увы, но даже участвовавшие в битве полководцы, например Константин Рокоссовский, в своих воспоминаниях тем событиям уделили немного места, сконцентрировав внимание на втором этапе операции - наступательном. На Соборовском поле задача была другой - сдержать гитлеровскую армаду, не дать ей прорваться в Курск. Противник ежедневно наращивал боевую мощь. Битву начали шесть пехотных и четыре танковые дивизии, и в последующие дни сюда перебрасывались свежие силы, и группировка росла. "Соборовское поле - это составная часть полосы обороны 13-й армии Центрального фронта, - пишет в своем исследовании профессор Орловского госуниверситета Валентина Воробьева. - Из 302 километров внешней линии обороны фронта 13-я армия занимала 32 - от села Гнилец Троснянского района до города Малоархангельска. Как все армии Центрального фронта, 13-я создала три эшелона обороны". Рокоссовский пишет, что "общая плотность артиллерии фронта составляла 35 орудий и минометов, 10,2 противотанковых орудия на 1 километр фронта, а в полосе обороны 13-й армии она была намного выше". Начало сражения описано во "Всероссийской Книге Памяти": 5 июля "в 2 часа 20 минут артиллерия 13-й армии, против которой ожидался главный удар противника, из 600 орудий и минометов обрушила сокрушительный огонь на врага, приготовившегося к наступлению. 30 минут грохотали разрывы. Из 100 орудий врага, подвергшихся огневому воздействию, более половины было подавлено. Противнику потребовалось около двух часов, чтобы привести части в порядок. В 4 часа 30 минут он начал артподготовку. Одновременно бросил против 13-й армии до 300 бомбардировщиков. Командование Центрального фронта провело повторную контрподготовку. Около 1000 орудий и минометов ударили по врагу, который понес большие потери. Внезапности удара у гитлеровцев не получилось. Но остановить машину наступления они уже не могли. В 5 часов 30 минут на позиции войск Центрального фронта двинулись вражеские танки и пехота на бронетранспортерах. Так начиналась величайшая битва Великой Отечественной войны". Противник каждые сутки терял почти по дивизии. Большие потери несли и советские войска. Возможно, поэтому рассказ о битве на Соборовском поле не появился в учебниках истории. "К 11 июля немецкие войска, понеся огромные потери и не добившись успеха, прекратили наступление и перешли к обороне, - пишет Рокоссовский. - За шесть дней непрерывных атак им удалось вклиниться в нашу оборону всего на 8-12 километров. Войска Центрального фронта выполнили поставленную задачу: упорным сопротивлением истощили врага и остановили его наступление". На Мухиной горе До 1980-х годов термина "Соборовское поле" не существовало. Впервые он появился в решении Троснянского райсовета народных депутатов. Там же обозначены его границы. Поле и сейчас поражает масштабом, хотя после войны его "разбили" лесопосадками. Оно находится на одной из вершин Среднерусской возвышенности, овладеть которой было стратегически важно. Контроль над ней позволял просматривать местность на десятки километров вокруг. Одна из высот находится близ деревни Соборовки и называется Мухина гора. Страшно даже представить, сколько бойцов полегло на ее склонах. - О том, что здесь шли ожесточенные бои, говорит такой факт - как начинаются полевые работы, каждый день вызываем саперов для разминирования пролежавших почти 70 лет в земле боеприпасов, - рассказал глава Троснянского района Владимир Миронов. - У нас работают поисковые отряды, ежегодно хороним останки десятков найденных ими бойцов. Трудно сказать, сколько воинов погибло на Соборовском поле. В некоторых источниках говорится о 34 тысячах погибших. Не знаю, так ли это, но только в братской могиле в Тросне лежат останки 1300 советских солдат. Большую исследовательскую работу в 1990-е годы провел доктор исторических наук Егор Щекотихин. Он встречался с местными жителями, благодаря чему сохранились воспоминания ныне ушедших из жизни очевидцев. Старики рассказывали - трупов советских воинов было так много, что жители собирали и хоронили их несколько лет. Немцы своих павших хоронили организованно, фиксируя места расположения кладбищ. Несколько лет назад из Германии под Тросну приехали поисковики, специально на Соборовское поле. - У них были с собой карты и компьютеры, спутниковая навигация, - говорит Владимир Миронов. - Они удивительно легко и быстро находили на поле захоронения немецких воинов. Все останки вынули, аккуратно упаковали в мешки и вывезли в Германию. С нашей стороны таких захоронений, вероятно, не было. Многих погибших буквально гусеницами зарыли в окопах вражеские танки. Герои Соборовки В конце 1980-х годов по решению Троснянского райсовета в Соборовке насыпали курган и установили табличку. Там написано: "Герои Советского Союза, удостоенные этого звания за подвиги, совершенные на Соборовском поле с 5 по 15 июля 1943 года". Ниже - 35 фамилий. Имена Героев устанавливали по "Книге Памяти". Егор Щекотихин считает, что героев было, конечно, больше. Он много времени провел в архивах, в том числе в Германии, нашел массу документов и издал труд о битве на Соборовском поле. Там говорится, что на 32 километрах фронта сражались почти 500 тысяч человек. По подсчетам Егора Щекотихина, потери наших дивизий составляли примерно 30 процентов от личного состава, немецких - 10 процентов. "Это говорит о том, что боевые действия были очень напряженными и наши бойцы свято выполняли свой долг, сражались до последней минуты своей жизни, - пишет Егор Щекотихин. - Эти данные дают основания полагать, что огонь немецкого вооружения был более губительным и уничтожающим, чем нашей артиллерии. Необходимо учитывать, что немецкая группировка имела численное превосходство и в людях, и в технике". Дословно Николай Пухов, генерал-полковник, командующий 13-й армией, участник битвы на Соборовском поле: "Только участники и очевидцы этого грандиозного сражения знают, каким оно было жестоким и какой великий подвиг во имя Родины совершил тогда советский воин. Я слышал, что где-то недалеко от станции Поныри установлен обелиск в память о погибших там саперах. Это хорошо. Но почему вспомнили только о саперах? Следовало бы там, где-то в центре поля, воздвигнуть величественный монумент в память о погибших в этом сражении пехотинцах, артиллеристах, танкистах, летчиках, саперах и всех тех, кто снабжал армию боеприпасами, кормил воинов, лечил их раны". (из книги "Годы испытаний") По праву памяти Деревня Соборовка пока жива, хотя в ней осталось 36 жителей. За последние десять лет ее население сократилось почти в четыре раза. Словом, медлить со строительством нельзя. - Памятный знак на кургане находится в удовлетворительном состоянии, - говорит Владимир Миронов. - На его благоустройство ежегодно выделяются средства из районного и сельского бюджетов. В 2007 году на Соборовском поле мы установили Поклонный крест. Братское захоронение в поселке Тросна тоже хотим реконструировать. И все же этого мало. Комплекс нужен, и не только местным жителям, но и региону, и стране. В конце 1980-х годов власти сделали первый шаг - к Соборовке начали вести дорогу. Успели сделать насыпь, а затем работы прекратились - распался СССР, и украинская бригада, работавшая там, отправилась домой. Однако насыпь осталась, и дорогу можно достроить. В деревне есть брошенные дома, и проблем со зданием под музей не будет. - Это не только мое мнение, что подвиг советских воинов ждет увековечивания, - вторит Миронову глава администрации района Александр Насонов. - Надо создать музей, возможно, военную диораму, восстановить окопы, блиндажи и командные пункты, установить технику, чтобы воочию можно было увидеть, как проходила битва. К сожалению, пока о битве на Соборовском поле рассказывают только троснянским ученикам. Думаю, о ней надо говорить во всех школах нашего региона, а, возможно, и всей страны. https://rg.ru/gazeta/nedelya-roscentr/2012/05/03.html В 2015 году, к очередной юбилейной дате Победы, памятник на братской могиле в селе Воронец обновили. Заменили таблички. В старых были указаны даты рождения и смерти воинов (в свои 42 года дед был одним из самых старших среди погибших солдат), да и фамилий было значительно больше - более 100. Мы порадовались, что вообще цело пока еще наше захоронение, т.к. очень часто сравнивают с землей братские могилы, вместо них в районных центрах устанавливают памятные стеллы с именами. Помяните, пожалуйста, в своих молитвах наших воинов и моего деда Леонтия.

Свт. Лука Крымский иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть Эти слова, может быть, удивят вас, вы спросите: как, Господи, говоришь Ты, что иго Твое благо и бремя Твое легко, когда Сам сказал, что путь к Царствию Божию ведет чрез тесные врата, по узкому пути, когда Сам Ты сказал: в мире скорбни будете, когда святой твой апостол Павел говорит: хотящии жити благочестно гоними будут? Вы спросите: Господи, Господи! Разве легко быть гонимыми, разве легко идти чрез тесные врата узким и каменистым путем? Вы спросите с недоумением, у вас, может быть, закрадется сомнение в сердце: легко ли иго Христово? А я скажу вам: да, да! Легко и чрезвычайно легко. А почему легко? Почему легко идти за Ним по тернистому пути? Потому что будешь идти не один, выбиваясь из сил, а будет тебе сопутствовать Сам Христос, потому что Его безмерная благодать укрепляет силы, когда изнываешь под игом Его, под бременем Его; потому что Он Сам будет поддерживать это бремя, этот крест. Говорю не от разума только, а говорю по собственному опыту, ибо должен засвидетельствовать вам, что когда шел я по весьма тяжкому пути, когда нес тяжкое бремя Христово, оно не было нисколько тяжело, и путь этот был радостным путем: потому что чувствовал совершенно реально, совершенно ощутимо, что рядом со мною идет Сам Господь Иисус Христос и поддерживает бремя мое и крест мой. Тяжелое это было бремя, но я вспоминаю о нем как о светлой радости, как о великой милости Божией, ибо благодать Божия изливается преизобильно на всякого, кто несет бремя Христово. Именно потому, что бремя Христово нераздельно с благодатью Христовой, именно потому, что Христос того, кто взял крест и пошел за Ним, не оставит одного, не оставит без Своей помощи, а идет рядом с ним, поддерживает его крест, укрепляет Своей благодатью. Помните Его святые слова, ибо великая истина содержится в них: Иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть. Всех вас, всех уверовавших в Него зовет Христос идти за Ним, взяв бремя Его, иго Его. Не бойтесь же, идите, идите смело. Не бойтесь тех страхов, которыми устрашает вас диавол, мешающий вам идти по этому пути. На диавола плюньте, диавола отгоните крестом Христовым, именем Его. Возведите очи свои горе и увидите Самого Господа Иисуса Христа, Который идет вместе с вами и облегчает иго ваше и бремя ваше. Проповеди. Том I. Неделя 36. «Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные…». И еще толкования других авторов http://bible.optina.ru/new:mf:11:30

Да, Машенька, согласна полностью - работающей женщине непросто совместить дела со чтением. Хотя бы краткие изречения преподобных Старцев Оптинских - вон их сколько, не перечитать. Если транспорт до работы - тоже место и время почитать или послушать. Обед на работе - тоже минутки выпадали (это все вспоминаю, где самой приходилось почитать, когда работала). Держитесь там !

Оптина воспитывает твердо верить, что в любую минуту нашей жизни мы там и так, как только самое полезное для нашего спасения. Потому что Господь печется о каждом из нас. Ведет Одному Ему ведомым путем. Любого из нас. В том числе Павла Астахова и Анну Кузнецову, вместе с ее супругом и детками.