Olqa

Подумалось, что это все просто. Ведь в любом конфликте, ссоре мы раздражаемся, теряем мирное устроение, мягко говоря, и сразу же теряем благодатную помощь Божию, остаемся с врагом напару. Какая уж тут может быть молитва, без Божией благодати? Какое чувствие? Поэтому, мама Ваша права, что надо миром все решать, тем более у парня переходный возраст, и он без всякого интернета мог бы нагрубить. Еще столько впереди...Крах наш только тогда по-настоящему наступит, когда на Суд Божий предстанем и нечем будет оправдаться, а пока живы, надо жить)).

Присоединяюсь к поздравлению Марины, но добавлю в виновники торжества всех тезоименитых форумских Андреев. Многая и благая лета!

Эта притча о неправедном Управителе (Лк. 16:1-9, толкование архиеп. Лоллия (Юрьевского)) в ряду всех речей Господних занимает особенное положение. Составители не только сказаний о земной жизни Христа Спасителя, но даже специальных толковании Евангелия, обычно стараются обойти ее молча­нием как темную и исключительную по своему содержанию. Враги же церкви Христовой, пытаясь унизить достоинство нашего Божественного Учителя, намеренно выдвигали эту притчу на вид, как в высшей степени неудачную, ни с чем несообразную и даже нравственно несостоятельную. Сколько несправедливых нареканий доставила эта притча нашему Божественному Учите­лю от ложных мудрецов нашего века! Его обвиняли в наивном непонимании подлинной человеческой жизни, ибо приточный Управитель простовато полагает, что кто-то будет целый век кормить и поить его за то только, что он на несколько рублей уменьшил должникам и без того незначительный долг. Обвиняли Господа нашего и в явном незнании национального характера еврейских богачей: приточный богач, разоряемый своим управителем, да еще похваляющий убытки, нанесенные ему мошенничеством, взят не из жизни, а является плодом неудачной фантазии. Обвиняли Христа и в незнании общественно-государственной жизни: Его управитель и должники даже не подозревают о существовании уголовного суда, который мошенников и воров не поощряет и не милует. Обвиняли Спасителя и в более худшем — в прозрачном одобрении и сочувствии Его обману и мошенничеству. Но странно, что никто из лжеученых борцов против христианства не направил своего внимания вот на какое обстоятельство: когда Спаситель изрек эту свою притчу, никто не обратился к Нему с недоумениями и за каким-либо разъяснением, следовательно, она была всем ясна и понятна. Так как эта притча была произнесена Христом Спасителем одновременно с притчей о Блудном Сыне, то ясно, что Блудный Сын и Неправедный Управитель — ясные и понятные всем во времена Христа Спасателя, стали темными и загадочными впоследствии, когда изменились условия общественно-экономической жизни в Палестине, и современный Христу быт евреев подвергся забвению. Успехи исторической и археологической наук в новейшее время дают возможность восстановить подлинный смысл и значение столь пререкаемой притчи нашего Спасителя. Чтобы наглядно представить этот истинный смысл и запечатлеть его в умах и сердцах читателей, мы развернем во всей полноте одну из тех картин древнееврейской жизни, которые дали Христу Спасителю осязательный материал для Его Божественной притчи. Громоздкий, тяжелой архитектуры, двухэтажный, гранитный, с коринфскими колоннами дом, стоявший у водоема Селах против «царского» сада, был очень хорошо известен почти каждому иерусалимскому еврею. Дом этот принадлежал одному из тех иудейских «князей», которые держали в своих руках почти всю торговлю древнего Востока и в то же время среди своих соотечественников слыли за людей праведных и благочестивых, верных блюстителей закона Моисеева. В одной из многочисленных комнат этого дома с белоснежными мраморными полами, с роскошной обстановкой, доставлен­ной из Рима, сидел сам владелец его Рехум-бен-Габбай. Перед ним с подобострастным видом стояло два человека, далеко не равного с ним происхождения и состояния. Впрочем, один из них и по одежде, и по манерам производил впечатление человека делового, зажиточного и аккуратного. Это был казначей Рехума, служивший у него уже много лет. Второй, по имени Шимей, был новичок, лишь в первый раз попавший в этот роскошный дом богача. К нему-то и обратился с речью Рехум: «Мне рекомендовал тебя один из моих друзей, твой бывший владелец, давший тебе свободу». Новичок низко поклонился. «В одном из моих имений, — продолжал Рехум, — сейчас свободна должность Управителя. Я не хочу отдать эту должность кому-нибудь из своих рабов. Среди них нет сейчас расторопного и опытного человека. Да если бы и нашелся такой, то от моих должников не было бы мне покоя с вечными жалобами на его грубость и нахальство. Поэтому во все свои имения я обычно назначаю управителями не рабов своих, а чужих свободоотпущенников. Если хочешь, то я во внимание к рекомендации моего друга, назначу тебя на свободную должность Управителя в своем Эн-Шемемском имении». Свободоотпущенник выразил полную готовность и, как мог, благодарил за это богача. «Ты, конечно, знаешь, — сказал Рехум, — что это имение мое неплохое. Там есть и пахотное поле, и фруктовый сад, и большой виноградник, и масляничный сад. Все эти участки отдаются разным лицам в аренду. Каждый арендатор — мой долж­ник, который, по сборе плодов и урожая, должен через Управителя вносить моему казначею определенную годовую плату за пользование тем ила иным участком… Итак, ты согласен? Все подробности по делу управления и по вознаграждению тебя сообщит тебе мой казначей». И Рехум сделал рукою знак, что аудиенция кончилась. Оба посетителя вышли. Читать далее http://bible.optina.ru/new:lk:16:01#arxiep_lollij_jurevskij

Верный сын Святыя Церкви, богатыми даровании одаренный, всем житием своим ей послужив... за преклонность лет нечестивыми не пощажденный, на мраз и снег со страдальцами изведенный, пострадати до крови сподобился еси и возглавил еси сонм Бутовских мучеников. (Из стихиры священномученику Серафиму) Незадолго до своего последнего ареста св. митрополит Серафим (Чичагов) говорил: "Православная Церковь сейчас переживает время испытаний... Сейчас многие страдают за веру, но это - золото очищается в духовном горниле испытаний. После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства". (За Христа пострадавшие. Гонения на Русскую Православную Церковь. 1917 - 1956. Библиографический справочник. М. ПСТБИ. 1997. Книга вторая (готовится к печати).Старейшим архиереем, принявшим мученический венец в Бутово, является священномученик Серафим, митрополит Санкт-Петербургский, человек незаурядных и разносторонних дарований, мужественный воин, ученый, историк, монах, проповедник, писатель, живописец и музыкант. Владыка Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 июня 1856 года в старинной аристократической семье. Его дед, адмирал В. П. Чичагов - один из активных участников Отечественной войны 1812 года. После окончания Пажеского корпуса Леонид Михайлович поступает на военную службу и в 1877- 1878 годах принимает участие в русско-турецкой войне. За личное мужество, проявленное в боях, в том числе, и при штурме Плевны он награжден золотым оружием. Страдания и смерть множества людей, которые он увидел на войне, привели его к поискам истинных ценностей. Он приходит к известному на всю Россию подвижнику и духовнику отцу Иоанну Кронштадтскому и становится его духовным сыном. В 1891 году по благословению духовника Леонид Михайлович в звании полковника оставляет военную службу, чтобы посвятить себя служению Церкви. Через два года он принимает священство... 30 ноября 1937 года его, больного старого архиерея, арестовали. Из-за водянки он не мог сам идти, и чекисты были вынуждены вызвать карету скорой помощи, чтобы на носилках доставить его в Таганскую тюрьму. Несмотря на физическую немощь и в тюрьме владыка сохранил силу духа и мужество: на допросах он не назвал никаких имен и виновным себя не признал. 7 декабря 1937 года по обвинению в причастности к "контрреволюционной монархической организации" его приговорили к "высшей мере социальной защиты" - расстрелу. 11 декабря 1937 года в возрасте восьмидесяти одного года он сподобился мученического венца. Одному Богу известно, каким образом старца доставили в Бутово, как предали смерти. ================================================================================= Из воспоминаний схимонахини Анны Тепляковой, в память тех лет... Про тюрьмы и про ссыльных Работали мы кто в артели какой (раньше артели были), кто на дом работу брал. Но мы, семь человек, так держали дружбу, и каждая из нас знала в такой-то день, куда мы должны идти и что делать. Вечером, кто свободный, шли на вокзал. Узнавали расписание — с Северного вокзала, с Октябрьского, с Казанского. Всё расписание мы изучали до точности и распределяли: ты, пожалуйста, иди с Ниной туда, ты с Олей туда, ты туда… У нас Нина была младше всех, но она была командир и «благоразумный». Она сейчас же: «Вы не забывайте, ты должна туда, а ты должна туда-то». Зачем мы шли? За час подают поезд, и если поезд с решеткой, значит, придет «черный ворон». «Черный ворон» мы встречаем. А как встречаем? У одной варежки, а у другой валенки — кому-то что-то передадим. Мы всё кого-нибудь да увидим из своих, ведь многих знали из монастырей. О. Серафима Голубцова провожали — ему валенки сумели передать. Помню о. Георгия Горева из общины Покрова. Я столько проповедей его слышала… Увидела — заплакала. Он увидел, что я плачу, и погрозил пальцем, показал на небо: значит, Бог так велел. Даниловских провожали, помню, с Южного вокзала… Помню одну картину тяжелую. Очень жалко мне было узбеков. Это с Северного вокзала, целую машину одних узбеков в халатах. Они южные люди, а там морозы… Вот помню, один с искусственной ногой… Жалко так было… Однажды приезжаем мы часов в десять вечера на Октябрьский вокзал. Видим: есть вагон с решеткой. Уже состав полон, ждут только этих, с «черного ворона». А мы опоздали. Бегаем мимо вагона — может, в окно-то кого-нибудь увидим, они обязательно смотрят, им тоже хочется увидеть, нет ли тут своих. Смотрим — батюшка выглядывает в окно. Такой: черные волосы, молодой еще, лет, может, под сорок. Какая-то с нами монахиня была (потом мы узнали, она была алтарницей в Тихвинском храме около Бутырской тюрьмы). Она говорит; — Батюшка, батюшка! Ой! Мы говорим: — Матушка, здесь кто-нибудь есть знакомый? — Так как же, вон батюшка. А ведь это отец Василий из Соломенной сторожки. (Где-то под Москвой была Соломенная сторожка, церковь там была.) А матушка не знает. А ведь у них четверо деток. — Скорее берите такси! (Тогда было очень легко такси взять.) Скорее, вот вам деньги на такси, скорее, скорее поезжайте, привозите матушку! А поезд пойдет где-то через час. Значит, она должна за час туда и сюда быстро вернуться. И она успела. Матушка была наготове, дома была. Я хорошо помню — зима, мороз, батюшка выглядывает в окошко, а нас конвоиры-то гоняют эти, со штыками-то. Мы тоже так не очень навязываемся, а то прогонят и не подойдешь больше. Поезд должен был скоро уже тронуться. И наконец видим — эта монахиня бежит с той матушкой. И батюшка увидел ее, и она увидела своего батюшку. И просит конвоиров — попрощаться. — Отойдите, сейчас же отойдите отсюда! Я хорошо помню, мне ее было очень жаль: мороз был, а она даже не успела перчаточки взять, — она хватается за ручку вагона, кольцо венчальное помню… Жалко было, и холодно, и всё… И как ни умоляла — нет, всё, не дали попрощаться. А потом позже я увидела эту матушку и говорю (уж не один год прошел): — А я вас, матушка, помню… — Да, да, да. А ведь отец Василий-то умер… Только в окно попрощались. Вот я рассказала… Конечно, это крохи, и очень маленькие крохи. Если всю-то картину обрисовать.,. А скольких мы оплакали! Кого-нибудь обязательно видим. Один батюшка, о. Павел, был очень маленького роста и очень смешной. У него церковь большая, амвон обширный такой, и нас, молоденьких, очень смешило: он от престола, когда «мир всем», чуть не бегом бежит, а потом останавливается: «мир всем» — вот так. И нас это очень смешило, мы «хи-хи, ха-ха»… И что же вы думаете? Такой казался смешной батюшка, а он тоже умер мученически за Христа в ссылке. И вот никаких мыслей не было даже, не знали в то время. А вот шли, прямо шли, шли на смерть, на страдания большие шли. В тюрьму мы ходили… Надо было поехать к часу ночи, всю ночь просидеть… То есть как ночь? Часов до трех просидеть на холодной лестнице, потом спуститься и занять очередь в Бутырскую тюрьму. Мы чуть не первые занимали, потому что в три часа еще транспорт не ходит. Потом кому-нибудь уступали. Например, вы пришли, у вас нету ни очереди, ничего, а очередь большая, до вас не дойдет, чтобы передать. И занимали, приходилось, просто неизвестно для кого и для чего. И нас благодарят: «Только благодаря вам мы передачу… Ведь они его высылают, а мы ему бельишко там, то и другое…» Страшные годы то были. Кощунники Но самое страшное, я так по своему малому уму в то время даже думала, а после в особенности: значит, Москва имеет в недрах земли много рабов Божиих, иначе Москва провалилась бы. Что было в первые годы Октябрьские, страшно! Году в двадцать третьем — двадцать пятом, демонстрация в Октябрьские дни, седьмого. Я думаю: пойду посмотрю. Выхожу на Суворовской улице, Преображенская площадь, там наш дом близко, — пойду посмотрю, что там делается. И вот я прихожу на край этой Суворовской улицы — вся площадь в грузовых машинах. И все машины заняты людьми, кощунниками. Все одеты кто в монашеских мантиях, кто в архиерейских облачениях, митрах (в настоящих) — кто что, кто с крестом, кто с кадилом, все стоят и ждут сигнала, по всем площадям, — ждут сигнала, когда им отправляться. И они в это время зевак «благословляют». Машина стоит близко к тротуару, на ней эти кощунники стоят, да такие животы набьют себе… И кривляются… Потом по сигналу они все трогаются. По улице Электрозаводской (раньше она называлась Генеральная), мимо Богоявленского собора — на Красную площадь. Это страшная картина. А потом везде плакаты: «За монастырской стеной». «За монастырской стеной» — это спектакль бесплатный. Там тоже всякое кощунство. Так вот я иногда вспоминаю все это, картину эту, и думаю: воистину в недрах земли у нас праведников много, иначе бы Москва провалилась через такое кощунство. Ведь я только вам рассказала кусочек Москвы-то, Преображенская площадь. А там ведь рядом еще площади. И Семеновская площадь, и другая, и другая, и все улицы такие… Страшно. Отец Василий Не мы одни ездили и по ссылкам, и по концлагерям, и других много было таких. Был такой батюшка один, о. Василий; он, когда открылась семинария, в первый год туда поступил. А так работал бухгалтером. Он жил в Черкизове. Матушка его Екатерина у него была глубоко верующая, они бездетные. Мне рассказывали, какая была его матушка: когда она стояла в храме (может быть, где не так уж много было народу), то где она стояла, там ее слезы на полу были… Вот такая она была молитвенница. Матушка потом молодая умерла, она в Гребневе похоронена, это под Москвой за Черкизовом. Мы были на ее похоронах. Так у батюшки на память матушки, на день кончины, вот так собирались, человек иногда пятнадцать, иногда двадцать. И о. Василий рассказывал нам, как в самые морозные зимние дни (еще не был священником) брал он месячный отпуск и ездил в дальнюю дорогу — в северные концлагеря. Человек он грамотный и все уже учел, на какой ему станции сойти и потом как дальше, и уже подготовил людей таких вокруг себя, которые некоторое время могли с ним проехать. Доезжает до той станции, где ему надо уже сходить. Полудикая станция, полустанок такой, далеко на Севере. И, как он рассказывал, «мои мешки побросают, побросают, побросают на снег, и я так туда-сюда с грузом — и на руках отнесу часть, и за другим возвращаюсь». Вот так-то несколько километров о. Василий переносил эти свои тяжести — питание для ссыльных. Квартира его была в Черкизове. Деревянный двухэтажный дом, на втором этаже две комнаты большие; одну соседи занимают, очень хорошие соседи, и у батюшки комната метров двадцать пять. Из первой ссылки, когда отбывали (тогда больше на три года ссылали), то у о. Василия находили пристанище. Даже был в том числе митрополит Николай Крутицкий. О. Василий рассказывал: «Еще работая бухгалтером, когда в конце месяца надо сдавать баланс, я приходил с работы поздно, часов в одиннадцать, и мне пройти было негде. Иногда я с трудом мог пройти, чтобы где-то приютиться. Это на первое время они так жили — потом-то все поустроятся, кто куда. У нас было так с питанием: иногда полна чаша, всего у нас вдоволь; а иногда один хлеб мы делили на несколько человек, кусочками».

"...О Даниловом монастыре Мы с подружками впервые приехали в Данилов монастырь к вечерней службе на Пасху. Когда мы вошли в ограду, первое впечатление: увидели маленького монашонка — в подряснике, катал красные яички с мальчиком. Монашонок — это будущий Иван Сергеевич, который поныне жив, он служил протодиаконом в храме Ризоположения на Донской, а теперь он архимандрит. В собор впервые вошли, было торжественно… Правый хор был монашеский. Регентом правого хора был о. Алексий, бывший монах Саровской пустыни. За ящиком был о. Исаакий, иеромонах Оптиной пустыни. Был там послушник Коля, тоже Саровской пустыни, его так и звали: Коля Саровский, он канонаршил. Ваня, Иван Сергеевич, тоже канонаршил. Он особенно сохранил память о тех днях, когда праздновался князь Даниил. И после уже он всегда старался хор свой наладить на пение так, как пели в Даниловом монастыре. Был такой порядок: каждое воскресенье на вечерней службе у мощей князя Даниила был соборный молебен с акафистом. На этих службах пел хор девочек, человек, наверное, до сорока. Был там такой регент, помню, под скобочку подстриженный, не знаю, как его звали, и были особые напевы монастырские. Во время соборного акафиста как грянет этот хор девочек тропарь и кондак князю Даниилу! Пение было бесподобное. Собор всегда полон был, в особенности в этот вечер. Это все было, конечно, на высшем уровне такого духовного настроения. Все так было, что вспоминаешь и думаешь: будет ли теперь, в наше время, что-нибудь похожее? Будет ли? Потому что слишком сохранился древний дух в Даниловом монастыре до закрытия. Даже просто войдя в ограду, вы это чувствовали. Помню я такое сильное впечатление. Вхожу я в боковые ворота. Гудел большой колокол. И по аллее, как бы прогуливаясь, шел монах. Высокий брюнет лет пятидесяти, угрюмый. Потом я узнала, что это был иеромонах отец Даниил. Он казался именно таким угрюмым, строгим — я никогда не видела, чтобы он с кем-то разговаривал. Это был сильно духовный человек. Его кончина была самая тяжелая. И еще что осталось в памяти об отце Данииле иеромонахе: в конце службы он на руках носил малюсенького карлика, монаха Игнатия. * * * Торжественность была необыкновенная в Даниловом монастыре. Дух там именно монашеский был. Годы такие были, что люди просто молились — чувствовали, что молитва нужна, тянулись все к крепкой молитве. Была очень, очень сильная духовная настроенность как монастырских насельников, так и мирян. Все приходили не случайно: мимо храма шли и зашли, — все шли именно молиться, и молиться так, что не наблюдалось суеты в обширном большом соборе, не было духа мирского — как будто там именно все, которые стояли, были монахи. Очень-очень многих я хоть не знала по именам, но лица были знакомы. И какое было влияние насельников на нас, мирян! Человек тридцать я насчитаю молоденьких девушек, которые ходили в то время в Данилов монастырь и которые не вышли замуж, монашеский путь избрали в миру. Многие из них теперь, конечно, умерли, многих я и сама лично знаю. Вот такой дух был И особенно создавалась эта обстановка, потому что уже начали терять дорогих незабываемых лиц, старцев, которые были в Даниловом монастыре. Сначала исчезли главные лица, трое их было — архиепископ владыка Феодор, архимандрит отец Поликарп и отец Серафим..." (Воспоминания матушки Анны (Тепляковой)

Это благословение на труды, так понимаю.

САМЫЙ ДЕТСКИЙ ПРАЗДНИК http://www.pravoslavie.ru/88409.html В понимании древних религиозная жизнь в полной мере начиналась в 30 лет. Потому и священники начинали свое служение в этом возрасте. К этим годам человек достигает зрелости ума и духа. 30 лет – это также и возраст вступления на общественное служение. Вспомним, что и Иоанн Креститель выходит со своей проповедью, и Господь Иисус Христос идет учить и возвещать Истину тоже в этом возрасте. А до этих лет человек считался как бы еще не совсем сложившимся, не совсем укрепившимся, не совсем осмысленным. Праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы показывает нам иное: внутренний мир ребенка может быть богаче в духовном смысле, чем мир взрослого человека. Собственно, уже пример Иоанна Крестителя говорит об этом: он взыграл от радости во чреве своей матери, когда Пресвятая Дева Мария пришла навестить Свою родственницу Елисавету. Задумаемся над этим: дитя во чреве узнало Мать Спасителя. Так детство оказывается освященным. Первыми мучениками за Христа были тоже дети – Вифлеемские младенцы Первыми мучениками за Христа были тоже дети – Вифлеемские младенцы. Об этом пишет блаженный Феофилакт. Эти младенцы были чисты, у них не было никаких личных грехов – и их чистота сделала возможным их восхождение на высоту мученичества. Поэтому Церковь делает вывод: не каждый сподобляется мученического венца – должна быть для этого внутренняя чистота, подобная младенческой. Вспомним и то, как спорили апостолы, вопрошая «Кто больший в Царстве Небесном?», и тогда Христос поставил перед ними ребенка, сказав: «Если вы не умалитесь, как это дитя, не войдете в Царствие Небесное» (см.: Мф. 18: 1–4). Сейчас идет Рождественский пост. Само событие Рождества тоже говорит о святой чистоте детства. Почему Бог является в наш мир как «Отроча младо»? Блаженный Августин предлагал такое объяснение: мы слишком взрослы в своей греховности. В своих комплексах, в своих дурных привычках. Мы покрыты коростой греха – такой плотной, что уже греховности и не чувствуем. Но перед лицом Спасителя, Который стал Младенцем, быв Превечным Богом, мы содрогаемся – и эта короста дает трещину, мы начинаем сознавать, сколь грешны. Это образ святости детства. И святости девства. Детство – это и есть состояние девства А Божия Матерь – еще ребенок – не просто вводится во Храм. Задумаемся: ведь Она была введена во Святая Святых – туда, куда никто не имел права заходить, кроме первосвященника один раз в году. Только один раз в году! Входил первосвященник со страхом, чтобы совершить определенные обряды, и выходил со страхом. Потому что мог и не выйти оттуда, как сыновья Аарона: они сгорели – Божий огонь попалил их. Это было наказание им за неправильно сделанное. И теперь Девочку – ребенка – в озарении свыше первосвященник вводит в это сакральное место. Это образ святости детства. И святости девства. Детство – это и есть состояние девства, то есть чистоты – прежде всего чистоты от всяких дурных побуждений, которые формируются со временем в жизни человека, начиная чаще с юношества. Так и сказано: «От юности борют меня многие страсти». А в детстве человек свободен от этих страстей во храм Пресвятой Богородицы. Русская икона XIV века. Государственный Русский музей Введение во Храм Богородицы еще и символическое действие. Потому что освящение Девы Марии было от чрева Ее матери – на этом настаивают святые отцы. Православие не признает непорочного зачатия Девы Марии, но мы знаем, что возможно освящение от чрева матери. В Библии говорится так о некоторых ветхозаветных пророках. И Дева Мария тоже была освящена от чрева Своей матери. Ведь не просто так Архангел Гавриил, явившийся к Ней, приветствует Ее словами: «Радуйся, благодати полная!» И позднее были такие чистые души, что чувствовали Бога еще до рождения своего, как преподобный Сергий Радонежский, который возглашал из чрева матери прославление Святой Троице. Почему так важен праздник, чтящий святость детства, нам, взрослым? Чтобы мы вспомнили, что когда-то были как ангелы. Ангел по-еврейски – «круф», по-арамейски – «круфья»; это слово означает: «как дети». Этим экзегеты объясняют, почему херувимы изображались с детскими лицами. Это у «Свидетелей Иеговы» в их изданиях ангелы все бородатые, там подчеркивается мускулистость ангелов, их мощь. А в церковной традиции – это чистые младенцы. И такое толкование основывается на тексте Писания. Когда Христос говорит: «Будьте как дети», указывая на ребенка, его слова можно перевести и так: «Будьте как ангелы» – ведь Он говорил на арамейском, употреблял слово «круфья». Воспоминание детства поможет нам счистить коросту взрослости во грехе и почувствовать себя немножко ребенком – чадом Божиим И когда взрослому человеку становится тяжело, пусть он вспомнит какой-то светлый момент из детства, связанный с религиозным чувством. Может быть, свое первое религиозное переживание. И это воспоминание поможет ему счистить коросту взрослости во грехе и почувствовать себя немножко ребенком – чадом Божиим – перед Создателем. Так не будем забывать о святой чистоте детства. И умилимся перед Девой, восходящей во Святая Святых. Протоиерей Олег Стеняев 3 декабря 2015 г.

Здесь, на форуме, есть много контактов. Возможно еще не поздно, и будет для вашей семьи место. Можно по очереди бывать на службах. Главное, чтобы было место, где проживать.

Предполагаю, что Оптина будет переполнена. Нужно ли ребенку создавать такую перегрузку? Службы долгие, пост после первого января строже, соотвественно и искушения. Если только просто побыть рядом с Оптиной, погулять? Не знаю, как правильно. Но во всяком случае, не договорившись о месте и понимая, что везде будет народ - и в храмах, и в трапезных, не рискуйте ехать. Это особое место молитвы и духовного напряжения. Не всем взрослым по силам.

Спаси Господи, Глеб! Почему-то именно о тебе думала, размещая фоточки. )) Не забылась еще Оптина? ))

Прочитала в последнем номере Оптинского альмонаха статью о Сергее Николаевиче Дурылине. Оказывается, он на протяжении 10-ти лет ездил в Оптину к Старцу Анатолию (Потапову).

"...На картине этой все взято с натуры: деревянная церковь - из Гефсиманского скита, домики-келейки - оттуда же, прудок, березки, весь облик ранней весны, весь тонкий и нежный очерк утра года - из тихих мест «под Черниговской». Сам Нестеров так истолковал С. Глаголю задачу, поставленную им себе в этой картине: «На призыв монастырского колокола к вечерней молитве медленно бредут в церковь два монаха с книгами в руках. Оба они - представители двух разных типов, ярко выделяющихся среди монашествующего люда. Впереди - высокий юноша, сухой книжник, будущий холодный догматик. И здесь, в отрешении от мира, он так же хочет сделать карьеру, как и его собратья по типу делают ее за монастырской стеной. Это один из тех, которые становятся впоследствии архимандритами и архиереями. Другой, сзади - согбенный и уже ветхий деньми старец, но он полон наивного детства, благодушия и радости бытия. Несмотря на свои годы, он даже не иеромонах. Зачем ему этот сан? Он не знает честолюбия. Он весь в восторге перед тем, о чем говорит ему книга, полон чувств, которые в нем будят псалмы Давида, полон восторга перед теми чудесами, о которых рассказывают ему жития святых, а порою и попадающая сюда из-за степ монастыря книжка какой-нибудь старинной географии и т.п. А вокруг - первые теплые дни пробуждения. Только что стаяли последние залежи снега, только что обмелели ручьи вешних вод. На деревьях еще не развернулись листья, но все полно напряженною жаждою жизни, и опьяненные ею пернатые обитатели леса наполняют воздух своим щебетанием. Чужим проходит среди этого опьянения природы монах-юноша, и в унисон ему живет душа монаха-старца». В самом стремлении поставить перед лицом природы двух монахов: одного с сердцем, раскрытым на ее красоту и правду, другого с сердцем сухим, замкнутым - виден в Нестерове ученик. Перова. Он весь на стороне старичка, который скорее убежал бы в лес, к медведям, чем надел бы архимандричью митру, и ему глубоко антипатичен молодой послушник, уже облачивший себя в честолюбивой мечте в пышные архиерейские одежды. Нестеров писал своих «монахов» как реалист чистой воды. Оба инока - почти портреты монахов от Черниговской. Русская весна на картине Нестерова так внутренне тепла, так ко всем без исключения приветлива, что в свою ласку и привет она вобрала не только этого кроткого старичка, но и этого высокого юношу в строгом ременном поясе: быть может, дальше с ним случится то, что предрек ему художник в своем замысле, но теперь, вот в этот предзакатный час, под тихие созвучные голоса весны и вечернего звона и он не вовсе чужд, не может быть чужд их умиротворяющего зова; порукой тому ветка вербы в его руке. Если б это было не так, в картине был бы диссонанс, как есть он в картине «За Волгой» с ее ухарем-купцом и скорбной девушкой. А в «Монахах» этого диссонанса нет и следа. В ней безраздельно Царит весны таинственная сила, осветляющая и освещающая всякие души человеческие..." (С.Н. Дурылин о Нестерове)

Не помню, где писали на подобную тему. Послание преподобного Паисия Величковского жителям села Васильевское. Кстати сказать, что все ответы можно почитать, особенно в свете нашей сегодняшней жизни http://history.pravorg.ru/2015/01/01/prepodobnyj-paisij-velichkovskij-poslanie-zhitelyam-sela-vasilevskogo-i-sela-palexi/ Десятый вопрос: Когда на Священной Проскомидии вынимаются части за живых или за умерших, то равную ли имеют пользу и силу одна часть, вынутая за одного человека, и одна часть, вынутая за многих? Просим и по этому поводу вразумить худость нашу. Ответ. Частицы, изымаемые на Священной Проскомидии за живых и за усопших, соединившись с Пречистыми Христовыми Таинами, с Телом и Кровью Его, тотчас же причащаются Святыни и Благодати Всесвятого Духа и преподают равную пользу и благодать тем, за кого приносятся — как одна частица, изъятая за кого-то одного, так и одна частица, взятая за многих. И это ясно из самого чина Проскомидии. Ведь священник, взяв четвёртую просфору, приносимую за весь священнический чин всей Христовой Церкви, изымает только одну частицу. Также и от пятой просфоры вынимает лишь одну частицу за всех усопших православных христиан. Соборная Церковь верует и исповедует, что если и по одной частице приносится при Бескровной Жертве за всех живых и за всех усопших православных христиан, то это [приношение] преподает им такую же пользу благодатью и Святыней Всесвятого Духа, как если бы по одной частице приносилось за одного православного христианина. Ибо не бессильна одна и та же всесильная и всемогущая Благодать Всесвятого Духа преподать и одному и многим людям одну и ту же пользу через одну частицу, приносимую при Бескровной жертве. Но кто-то может сказать, что одна частица, приносимая за одного человека, имеет бо̀льшую силу и пользу, чем одна частица, приносимая за многих людей, подобно тому, как одна златница, данная одному человеку, приносит ему большую пользу, нежели одна златница, данная многим людям, потому как разделённая на многие части златница не может иметь равную силу и сотворить ту же пользу, что и целая монета, ибо многие, разделившие между собой одну златницу, получают от неё лишь некую весьма малую часть. Но так действует естество златницы, а превышающая естество благодать не подлежит такому умалению, но пребывает превышающей любое умаление. Поэтому и через одну частицу, приносимую при Бескровной Жертве, [благодать Божия] вышеестественно преподаёт одну и ту же пользу и одному человеку и многим, и сомневаться в этом нам не пристало.