Таблица лидеров

«Бог теперь не столько отрицаем, сколько вытесняем из сердца человека всяческими пристрастиями и житейскими попечениями. «Сыне, даждь Мне твое сердце», — просит и зовёт Господь. А где оно, наше сердце?... Вот теперь много молодёжи ринулось в Церковь. Кто уже осквернившись в скверне греха, кто, отчаявшись разобраться в превратностях жизни и изуверившись в её приманках, а кто и задумавшись о смысле бытия. Люди делают страшный рывок из объятий сатанинских, люди тянутся к Богу. И Бог открывает им Свои отеческие объятия. И было бы хорошо, если бы они по-детски припали ко всему, что даёт Господь в Церкви Своим чадам, и начали бы учиться в церкви заново мыслить, заново чувствовать и заново жить. Но нет! «Великий ухажер» - дьявол - у самого порога церкви похищает у большинства из них смиренное сознание того, кто он и зачем сюда пришёл. И человек не входит, а "вваливается" в Церковь со всем тем, что есть и было в нём до этого от всей прожитой им жизни. И он с этих своих позиций сразу начинает судить и рядить, что в церкви так и что изменить пора уже. Он уже "знает, что такое благодать и как она выглядит", ещё не начав быть православным христианином, становится судиёю и учителем. И снова Господь изгоняется им из своего сердца. И где? Прямо в церкви. А человек этого и не почувствует, ведь он в церкви, ведь он пролистал уже все книги...» архим. Иоанн Крестьянкин

Жизнь есть блаженство. Эти слова могут показаться странными. Как можно жизнь назвать блаженством, если в ней на каждом шагу встречаются неудачи, разочарования, огорчения? Сколько горя терпят люди! Жизнь, говорят некоторые, есть труд, и часто труд неблагодарный, какое уж тут блаженство? Блаженством для нас станет жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять светом Солнце Правды — Господь, к Которому мы устремляемся. Все Евангельские заповеди начинаются словом "блаженны": блаженны кроткие..., блаженны милостивые..., блаженны миротворцы... (Мф. 5: 5, 7, 9). Отсюда вытекает как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье. История христианских мучеников с особенной яркостью подтверждает это. Какие только мучения ни переносили они, каким пыткам ни подвергались, весь ад восставал на них. Резали и жгли тела исповедников Христовых, разрывали их на части, измученных бросали в смрадные темницы, а иногда в склепы, наполненные мертвыми костями и всевозможными гадостями. Иногда для большего устрашения им показывали покойников, восстающих из гробов и устремляющихся на них, а мученики радовались. Вспомним, что из числа мучеников много было истинных аристократов, изнеженных девушек, как, например, святые великомученицы Екатерина и Варвара, но все они мужественно претерпевали различные истязания, и красной нитью через все жития проходит, что они радостно страдали и с торжеством отходили ко Господу, Который во время их подвига подкреплял их Своей благодатью. Помощь Божия всегда была близ мученика. Поддерживает Господь и тайных мучеников-отшельников. Явные мучения терпят от людей, тайные — от бесов. Всякий народ принес Христу как жертву мучеников из своей среды. Больше всего явных мучеников было среди греков, а тайных — среди русского народа… Без Христа жизнь действительно не имеет никакой цели, она вполне бессмысленна. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Говоря о вреде курения, он часто повторял: «Если бы Бог хотел, чтобы человек курил, он бы сделал ему дымоход». Известно, что глава Сербской Церкви, предупреждая о вреде курения, обычно говорил: «Если бы Бог хотел, чтобы человек курил, Он бы сделал ему дымоход». Говорят, что он долго сопротивлялся прославлению в числе сербских святителей одного, давно уже покойного, иерарха, потому что в молодости тот курил: «Братья архиереи, у него есть заслуги, но представьте себе, если завтра будут писать икону святителя с сигаретой», - объяснил он. Возвратившись из поездки по Америке, он привёз необычную игрушку − барашка с настоящей меховой шкуркой, подарок одного сербского фермера. Патриарх возил с собой эту игрушку, путешествуя через разные города: думал обрадовать ей какого-нибудь ребёнка. Однажды пришел в Патриархию протоирей Маринко, беженец из Дарувара, помогавший отцу Филарету принимать и рассылать гуманитарную помощь. - У тебя есть внук, отец? – спросил его Патриарх. -Есть, Ваше Святейшество, – удивился протоирей.- У меня для него кое-что припасено! – сказал Патриарх и принёс откуда-то барашка. – Я знаю, что ребёнок обрадуется. Вы, конечно, помните студенческий бунт на Теразиях и тот момент, когда к ним приехал Патриарх Павел: «Я пришел, чтобы быть с вами, чтобы ничего плохого не случилось…» Тогда десятки тысяч молодых людей начали скандировать: «Павел, Павел!» Один пожилой человек, глядя на необычную картину, прошептал: «Как славно, что сербский Патриарх для молодежи просто их Павел!» Рассказывает Антони Джурич: "Несколько лет тому назад я отправился в монастырь Благовещение, под Кабларом, чтобы сопровождать Патриарха, который после нескольких дней, проведенных у игумена Георгия, посвежевший благодаря лечебной воде, возвращался в столицу. Между тем, застал я его на автобусной остановке в Овчар Бане: он спокойно ждал автобуса. Здесь собралось множество народа, некоторые предлагали довести его на машине до Белграда, но Патриарх от всех предложений с благодарностью отказывался. Оказался здесь и Радован Сречкович из Чачка, он взял с собой свою семилетнюю дочку Невену. Счастливая, получившая благословение Патриарха, она смотрела на него, не отрывая глаз. Я спросил её, знает ли она, кто этот человек. Ребёнок ответил: «Этот человек − Патриарх Сербской Православной Церкви господин Павел будем людьми!» Все вокруг засмеялись, а мне было неловко: Патриарх мог бы подумать, что это я надоумил ребенка так сказать. Поэтому я постарался объяснить: «Вот, Ваше Святейшество, ребёнок слышал, как Вы говорите: «Будем людьми!», - и подумал, что это часть Вашего имени…» Патриарх улыбнулся, погладил девочку по голове и подарил ей иконку. А её слова и сейчас цитируют некоторые наши епископы, хотя никогда её не видели. Её отец, Радован, предложил Патриарху отвести его в Белград, но Патриарх отказался, сказав: - Во-первых, это дорого, а, во-вторых, ты поедешь назад один, а я буду волноваться, добрался ли ты домой, живой и здоровый. В это время подошла к остановке повариха из ближайшего ресторана с двумя свёртками. Попросила благословения и сказала: - Паша, мы очень тебя любим… Когда ты опять приедешь к нам? Мы радуемся каждому твоему приезду. Я испекла две лепешки с каймаком. Одну сам съешь, а другую ты, я знаю, кому-нибудь отдашь. Эта женщина выразила чувства всего сербского народа. А что касается девочки Невены, она оканчивает начальную школу и уже семь лет регулярно посещает церковную школу в городе Чачак. И она всё ещё хранит подарок патриарха." "Будем людьми!" - звучит так просто, но так сложно быть.

Слово 22. О том, что тело, которое боится искушений, делается другом греха. Некто из святых сказал, что другом греха делается тело, которое боится искушений, чтобы не дойти ему до крайности и не лишиться жизни своей. Посему Дух Святый понуждает его умереть. Ибо знает, что, если не умрет, не победит греха. Если кто хочет, чтобы вселился в нем Господь, то принуждает он тело свое служить Господу, работает в заповедях Духа, написанных у Апостола, и хранит душу свою от дел плотских, описанных Апостолом (Гал. 5, 19). Тело же, приобщившееся греху, упокоевается в делах плотских, и Дух Божий не упокоевается в плодах его.Ибо, когда тело изнемогает в посте и смирении, тогда душа укрепляется молитвою. Телу обычно, когда много угнетается скорбями безмолвия, терпит лишения и недостатки, и приближается к тому, чтобы лишиться жизни своей, умолять тебя и говорить: «дай мне немного свободы пожить в меру; хожу я теперь право, потому что испытано великими злостраданиями». И как скоро, из сострадания к нему, успокоишь его от скорбей, и доставишь ему несколько отдохновения, и хотя ненадолго успокоится оно, мало-по-малу станет с ласкательством нашептывать тебе (а ласкательства его весьма сильны), пока не заставит тебя уйти из пустыни, и скажет тебе: «можем и близ мира жить хорошо, потому что испытаны во многом; поэтому можем и там жить по тем же правилам, какими водимся теперь. Искуси меня только, и если не буду таким, как тебе угодно, можем возвратиться. Вот, пустыня не бежит от нас». Не верь ему, хотя и сильно будет умолять и даст много обещаний. Оно не исполнит того, что говорит. Когда склонишься на просьбу его, ввергнет тебя в великия падения, из которых не будешь в состоянии возстать и выйти. Когда прийдешь от искушений в уныние, и пресытишься ими, скажи сам себе: «снова вожделеваешь ты нечистоты и срамной жизни». И если тело скажет тебе: «великий грех самому себя убивать», то отвечай ему: «сам себя убиваю, потому что не могу жить нечисто. Умру здесь, чтобы снова не увидеть мне истинной смерти души моей, смерти для Бога. Лучше мне умереть здесь ради непорочности, и не жить худою жизнию в мире. Произвольно избрал я смерть сию за грехи свои. Сам себя умерщвляю, потому что согрешил я Господу; не буду более прогневлять Его. Что мне в жизни далекой от Бога? Буду терпеть озлобления сии, чтобы не быть отчужденным от небесной надежды. Что Богу в жизни моей в этом мире, если живу в нем худо, и прогневляю Бога»? Источник: Творенiя иже во святых отца нашего аввы Исаака Сирiянина, подвижника и отшельника, бывшаго епископом христолюбиваго града Неневiи. Слова подвижническiя. – Изданiе третье, исправленное. Сергiев Посад: Типографiя Свято-Троицкой Сергiевой Лавры, 1911. – С. 110-111.

А мне из этого послушания больше всего запомнились 10 и 15 литровые кастрюли, в которые в целях качественного отмывания надо было погружаться чуть ли не с головой

Остановись!!! Пусть он увидит солнце, Услышит шум весеннего дождя И будет в час счастливейшей бессонницы Смотреть на звёзды глаз не отводя. Тебе легко не дать ему родиться, Тебя не станут за руки держать, А он не может даже защититься, Не может крикнуть, встать и убежать. Ведь ты могла с ним миром поделиться, Любовью, лаской, светом и теплом И если надо, даже потесниться И дать ему местечко за столом. Ведь точно он, никто другой, а этот, Чья жизнь теперь на ниточке висит, Окажется учёным иль поэтом И целый мир о нём заговорит. Автор - Ирина Быченкова. Источник: https://stihi.ru/2009/10/19/3617 «Остановись, пусть он увидит солнце!» Из-за доступности абортов Россия ежегодно теряет 8 млн граждан. Государство намерено с этим серьезно бороться. В закон «Об охране здоровья граждан РФ» планируется внести несколько поправок. Женщин будут уговаривать оставить ребенка, дадут послушать им сердцебиение плода, покажут зародыш на УЗИ, расскажут о мерах поддержки для беременных и даже потребуют справку от мужа, что тот не против аборта. Как сейчас медики работают с такими женщинами, увидел наш корреспондент, который провел один день с врачом-гинекологом районной больницы в Тверской области. Прием Темный коридор типовой четырехэтажки, въевшийся в стены запах лекарств. Разгуливающие по нему пациенты в спортивных штанах и строгие медсестры — так выглядит любая райбольница. В женской консультации длинная очередь. Около дюжины беременных ждут врача: гладят животы и смотрят по телевизору «Модный приговор». Или читают на стене плакаты «Средства контрацепции», «Меньше знаешь, крепче СПИД», «Остановись, пусть он увидит солнце!». Прием в консультации занимает вторую половину рабочего дня единственного в райцентре Максатиха акушера-гинеколога Натальи Беляковой. Доктор словно сгусток энергии: небольшой рост, короткие волосы. Она живет в режиме нон-стоп: ночное дежурство — утренний обход — операции — прием в женской консультации — работа в УЗИ-кабинете. И роды в любое время суток без врача-анестезиолога, которого здесь нет уже три года. Застать Белякову в рабочем кабинете практически невозможно. Дежурные медсестры неизменно отвечают: — Она на операции... Она в женской консультации... Она на осмотре... Беременные женщины заходят в кабинет одна за другой: — Ложись на кушетку, ножки вытяни. Ага, объем живота 86, — сообщает врач свой медсестре. Взвешивание, измерение давления, прослушивание сердцебиения младенца. Периодически взрывается громкой трелью телефон. Белякова одновременно дает советы и в трубку, и будущим мамочкам, сидящим перед ней: — Людочка, витаминчики пей. Про мясо тоже не забывай. — Леночка, худеть пора перед родами. — Катенька, минус 800 граммов, ты вагоны, что ли, разгружала? Машеньки, Олечки, Настеньки никогда не кончаются. Однако врач со всеми спокойна и доброжелательна — голоса не повышает, но строга: «Не пересдашь анализ мочи — оставлю тебя в стационаре!» Опять на аборт? Последней на прием приходит беременная с маленьким сроком. Белякова заполняет карточку: — Беременностей сколько было? И всегда аборт? И опять собираешься делать?.. Врач абсолютно спокойна — это стандартные вопросы и обычная ситуация. По статистике на каждые роды в Максатихе приходится 0,8 аборта. Прерывать беременность приходят в основном зрелые женщины. — Молодежь сейчас научилась предохраняться. Они о контрацепции лучше нас знают — в интернете все можно прочитать, — объясняет Белякова. Чувствуется, она не любит разговаривать на эту тему. Начинает тщательно подбирать слова и понижает голос на два тона: «Аборты оставляют много осложнений. Это большой стресс для организма: перестраивается работа молочной железы, эндокринной системы, а беременность вдруг прерывается. Отсюда многочисленные осложнения. Аборт для женщины — это то же самое, что для мужчины отрезать ногу». Звучит шокирующе, но только факты — вещь упрямая. Они говорят о том, что женщины избавляются от своих нерожденных детей с завидным постоянством. А Беляковой приходится им в этом... помогать. — Когда девушки хотят прервать беременность, как правило, случайную, не планируемую, я, конечно, уговариваю их рожать. Но все ссылаются на материальное неблагополучие. Но ведь после аборта очень многие больше не могут иметь детей. Случаев, когда остаются бездетными, сколько угодно. Тем не менее доктор всегда готова понять девушек и помочь им в решении деликатных вопросов. Например, пришла к ней пациентка с большим сроком, когда прерывать беременность уже поздно. Белякова без лишнего шума договорилась с коллегами из области, чтобы девушка ходила в женскую консультацию и рожала в другом городе. Хорошие девочки Утром, нарядившись в стерильные бахилы и белый халат, врач отправляется на обход к молодым мамам в «родилку». Табличка на дверях палаты гласит «Патология новорожденных». Но лежат здесь четыре здоровые роженицы с детьми. Белякова объясняет, малыши с патологиями в районе рождаются нечасто. Чаще всего больные дети появляются у молоденьких мам от 15 до 17 лет. Но таких немного, всего 3 — 5 родов в год. — Рожала у меня 15-летняя девушка из благополучной семьи. Ее молодому человеку за тридцать, у него семья. Я юной маме говорила: «Рита, так его же можно посадить, ты ведь несовершеннолетняя». А она мне: «Я сама его соблазнила». Вот так! Роды у нее прошли замечательно, прекрасные классические роды. Хорошая девочка. Белякова ценит в пациентках ответственность: соблюдение рекомендаций, посещение консультаций. И помогает выносить и родить здорового ребенка. — Бывает, мы с ними и спорим, и ругаемся. Но всегда стараемся разрулить скандалы. Ведь все это для их будущих детей. Экстремальная профессия Спустившись на два этажа, врач продолжает утренний обход в гинекологическом отделении, где на сохранении лежат четыре пациентки. Там Наталья Анатольевна, едва зайдя в палату, снова меряет давление и слушает животы, прикладывая деревянную трубочку. Девочки жалуются — кто на боль, кто на покалывания в спине. Умение находить общий язык с пациентками у Натальи Анатольевны не отнять. Как это ей удается? Ответ прост: — Я люблю всех женщин и экстремальные ситуации в своей профессии. В терапии одни соматические патологии. А гинекологи и хирурги — это элита медицины, — резюмирует Белякова. Закончив обход, женский доктор опять убегает на прием в женскую консультацию. Там ее ждут осмотры, советы, направления на аборты, против которых она борется всю свою жизнь... Автор: Ксения НАБАТКИНА Источник:https://kazved.ru/news/ostanovis-pust-on-uvidit-solntse Аборт и контрацепция https://www.noabort.net/ ОБ АБОРТАХ Афонский старец Ефрем (в миру — Иоаннис Мораитис) родился 24 июня 1928 года в городе Волос (Греция). 19-ти лет он навсегда переселился на Святую Гору, став послушником святого старца Иосифа Исихаста, безмолвника и пещерника. Основав 19 православных монастырей в Соединённых Штатах Америки и Канаде старец Ефрем с 1995 года удалился в пустыню ради безмолвствия, молясь обо всем мире. Сегодня мы публикуем еще одну проповедь отца Ефрема из готовящейся к изданию книги «Искусство спасения», ставшей квинтэссенцией его богатейшего духовного опыта за почти шестьдесят лет монашеской жизни. Источник и продолжение : Святая Гора https://pravoslavie.ru/54133.html Православная церковь против абортов Преподобный Паисий Святогорец об абортах — Геронда, одна сорокалетняя госпожа, мать взрослых детей, забеременела и сейчас уже на третьем месяце. Ее муж настаивает на аборте и угрожает, что в противном случае разведётся с ней. — Если она сделает аборт, то расплачиваться за него будут её другие дети — болезнями и несчастными случаями. Сегодня родители убивают своих детей абортами и лишаются благословения Божия. В прежние времена, если младенец рождался больным, то его крестили, и он умирал как ангелочек. И не было оснований беспокоиться на счёт его загробной участи. У родителей оставались другие — крепкие — дети, и при этом с родителями пребывало и благословение Божие. А сейчас детей крепких родители убивают абортами, а детей больных стараются силой удержать в этой жизни. Родители ездят по англиям да по америкам, чтобы вылечить своих больных детей. Таким образом из поколения в поколение дети рождаются всё менее и менее здоровыми. Потому что если родителям удастся вылечить своих детей и они не умрут и вступят в брак, то рождённые ими дети тоже могут быть больными. Видишь, что из всего этого выходит? А вот если бы родители рождали не одного, а нескольких детей, то им не приходилось бы так убиваться, скитаясь по врачам и заграницам, чтобы продлить жизнь ребёнка больного. Больной ребёнок уходил бы к Богу. И уходил бы к Нему как Ангел. — Геронда, я где-то читала, что ежегодно во всем мире совершается 50 миллионов абортов 23, от которых умирает 200 тысяч женщин. — Детей убивают потому, что если народонаселение умножится, то, как говорят, живущим нечего будет есть, людям не будет хватать необходимого. Но ведь пустует столько площадей, столько лесов, а при современных технических средствах их можно быстро превратить, к примеру, в оливковые рощи, которые можно раздать неимущим. И при этом нет опасности, что вырубка лесов приведёт к нехватке кислорода, потому что на месте диких деревьев будут посажены деревья культурные. В Америке сжигают пшеницу, а здесь, в Греции, фрукты и другие плоды закапывают в землю [чтобы они не падали в цене]. А тем временем в Африке люди умирают от голода. Когда в Абиссинии была страшная засуха и люди умирали от истощения, я попросил знакомого судовладельца, который помогает людям в подобных случаях, обратиться с просьбой к тем, кто закапывает фрукты и овощи в землю, и попросить их бесплатно загрузить ими корабль, чтобы отвезти голодающим. Но как он ни просил их об этом, они ответили ему отказом. Сколько же тысяч человеческих зародышей ежедневно убивают! Аборт — это страшный грех. Аборт — это убийство, и не просто убийство, а убийство очень тяжкое, потому что убивают некрещёных детей. Родители должны уразуметь, что жизнь человека начинается с момента его зачатия. Однажды ночью по произволению Божию мне довелось пережить страшное видение. После этого я понял, что такое аборты! Была ночь на вторник Светлой Седмицы. Как обычно, я зажёг две свечи и поставил их в две консервные баночки. Обычно эти свечи горят и в то время, когда я сплю. Я ставлю их за тех, кто страдает душевно и телесно — я отношу к ним и живых, и усопших. И вот в двенадцать часов ночи, творя Иисусову молитву, я увидел большое, огороженное каменной изгородью поле. Поле было засеяно пшеницей, всходы едва-едва начали подрастать. Стоя за изгородью, я зажигал свечи за усопших и ставил их на каменную стену. Слева виднелась безводная, бесплодная местность — одни скалы и каменистые обрывы. Эта местность не переставая тряслась от сильного гула, в который сливались тысячи душераздирающих, разрывающих сердце криков. Даже самый чёрствый человек, услышав это, не мог бы остаться равнодушным. Страдая от этих криков и не понимая, что происходит, я услышал голос, говорящий мне: «Поле, засеянное ещё не начавшей колоситься пшеницей, — это усыпальница душ умерших, которые воскреснут. В месте, сотрясающемся и дрожащем от душераздирающих криков, находятся души детей, убитых абортами». Пережив такое, я уже не мог прийти в себя от той великой боли, которую испытал за души этих детей. И лечь отдыхать тоже не мог, несмотря на то что очень устал. — Геронда, а можно ли что-то предпринять, чтобы был отменён закон, легализующий аборты? — Можно, но надо, чтобы государство, Церковь зашевелились — чтобы люди узнали о тех последствиях, к которым приведёт недостаток рождаемости. Священники должны объяснить людям, что закон об абортах противоречит заповедям Евангелия. Врачи — со своей стороны — должны говорить о тех опасностях, которым подвергается делающая аборт женщина. Посмотри: европейцы, имея воспитанность, передали её в наследство и своим детям. Мы же, имевшие раньше страх Божий, потеряли его и не оставили в наследство будущему поколению ничего. Поэтому сейчас мы разрешаем аборты, узакониваем гражданский брак… Если евангельскую заповедь нарушает один человек, то ответственность падает на него одного. Однако если что-то противоречащее заповедям Евангелия становится государственным законом, то гнев Божий приходит на весь народ — для того чтобы его воспитать. Из книги «Семейная жизнь». Том IV, часть вторая. Источник и продолжение: https://pravoslavie.fm/mudrost/prepodobnyy-paisiy-svyatogorec-ob-abortah/ Аборт. Как нерожденные дети влияют на рожденных Не секрет, что аборт считается убийством практически во всех религиозных конфессиях мира, а многие духовные практики открывают завесу над тем, что происходит со связью мать-дитя и что случается, если родители принимают решение избавиться от того, кому дали жизнь. Я не эзотерик, не ясновидящая и плохо знакома с энергетическими нюансами, но как психолог имеющий за своими плечами более 3 лет клиентских работ, я считаю своим долгом поделиться своими знаниями и системными наблюдениями с теми, для кого данная тема важна. Многие из нас - дети Советского Союза, и не понаслышке знаю о том, что раньше аборт многие женщины рассматривали как средство контрацепции. Соответственно, найдётся немного людей, кому больше двадцати лет и у кого нет нерождённых братьев и сестёр. И если церковь утверждает, что абортированный ребёнок - это грех, который несут родители, то я хочу направить ваше внимание на то, как нерождённые дети влияют на рождённых. С системной точки зрения, семья - это система, состоящая из взаимосвязанных между собой её представителей, которые воздействуют друг на друга вне зависимости от того, живы они или нет. Так, мы можем иметь хорошую прочную связь с нашей умершей бабушкой, отдавать долги прадеда, повторять судьбу маминой старшей сестры, о которой все забыли и не позволять себе развитие и благополучие в память о репрессированных родичах. Всё, что не упокоено, не оплакано и забыто, так или иначе влияет на нашу жизнь. Самая прочная и устойчивая связь - это связь между родителем и ребёнком. Каждый ребёнок носит свою семью в своём сердце. И часто он не знает, откуда идут его чувства - мы называем это «переплетениями». Ребёнок как бы вплетён в события и судьбы людей, о которых может даже не знать. Основное правило семейных отношений гласит: все родственники имеют право на принадлежность. Если кого-то из них исключают, то судьба исключённого может отразиться на другом члене семьи в следующем поколении, и это может проявляться в депрессиях, немотивированных приступах агрессии, нежелании жить, фобиях, иррациональных моделях поведения и заболеваниях. И пока не восстановлено право исключённого, пока ему не отдали должного, невидимыми нитями живущие связаны с теми, кого уже давно нет. К сожалению, я не смогу предложить вам чёткую структуру, кто и по каким причинам попадает в то или иное переплетение, ибо каждая судьба неповторима, так как каждая система уникальна, и тем не менее, определённые закономерности, но не вероятности, мы можем увидеть. Попытаемся сделать некую классификацию, с какими проблемами сталкивается человек, имеющий не рождённых детей, и тот, у кого есть не рождённые братья и сёстры. Под словом «нерождённый» я понимаю: абортированный, мертворождённый, выкидыш, оплодотворённые яйцеклетки во время искусственного оплодотворения, а также эмбрионы, находящиеся на «заморозке», и дети, которые не родились, если мать использовала средство контрацепции «спираль» (тогда женщина, как правило, не знает, какое количество раз она беременела, и это нужно уточнять через расстановку или другие виды работы с бессознательным). ВЛИЯНИЕ НЕРОЖДЁННЫХ ДЕТЕЙ НА ПАРТНЁРСТВО • Аборт оказывает глубочайшее влияние на душу. Родительство наступает в момент зачатия, его нельзя отменить абортом. • Последствия аборта для родителей, как правило, намного тяжелее, чем если бы они родили ребёнка. • Вину за случившееся нельзя разделить - у каждого она своя. • Если женщина, забеременев, не рассказала об этом своему партнёру, её ответственность и вина усугубляются. • С каждым абортом абортируется часть отношений. Физически это может быть прекращение или нарушение сексуальных отношений, но по-настоящему этот разрыв происходит на уровне душ. Ситуация остаётся такой до тех пор, пока каждый из родителей не признает свою вину, пока мысленно они не посмотрят на ребёнка и не дадут ему место в своём сердце. Тогда оба смогут быть вместе. • Отношения в паре не могут быть завершены, если в них есть не принятые не рождённые дети. На тонком плане эта связь остаётся, пока они живы. Источник и продолжение: https://psynavigator.ru/publikacii/abort-kak-nerozhdennye-deti-vliyayut-na-rozhdennyh СТАРЦЫ – ОБ АБОРТАХ В 1920 году РСФСР стала первым государством мира, узаконившим убийство младенца во чреве матери, однако в 2016-м мы вспоминаем другую дату. Уже к 1924 году в правительстве словно одумались, и был выпущен циркуляр, существенно ограничивавший доступ к «прерыванию беременности», а в 1936 году аборты запретили вовсе – за исключением тех, что разрешалось делать «по медицинским показаниям». Аборты оставались под запретом до 1955 года, когда, уже в бытность главой государства Никиты Сергеевича Хрущева, им снова придали законный статус. В результате в 1960-годы в СССР было убито детей больше, чем погибло людей в Великой Отечественной войне или во время массовых репрессий в конце 1930-х. В 1960 году в СССР было сделано более 4 млн. 300 тыс. абортов. Далее эта цифра продолжила расти, достигнув 5 млн. 463 тыс. в 1965-м, потом снизилась до тех же 4 млн. плюс-минус несколько сотен тысяч – и так и держалась, пока уже в 1990-х несколько не пошла на спад – возможно, благодаря тому, что на сцену вышли платные клиники, не подававшие статистических данных. Многие любят поспорить: а является ли зачатый младенец человеком, и если да, то с какой недели, и прочая. Ответ на этот вопрос, как и на все вопросы нашей жизни, дает Святое Евангелие: когда Пресвятая Богородица пришла к святой праведной Елисавете, Младенцу в Ее утробе было всего несколько дней, а младенцу в утробе святой Елисаветы – полгода, и вот Иоанн Креститель узнает Господа Своего и радуется: Когда Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святаго Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего! И откуда это мне, что пришла Матерь Господа моего ко мне? Ибо когда голос приветствия Твоего дошел до слуха моего, взыграл младенец радостно во чреве моем. И блаженна Уверовавшая, потому что совершится сказанное Ей от Господа (Лк. 1: 41–45). Из всего сказанного преподобным Паисием об абортах – а Господь послал ему видение о посмертной участи убитых до рождения младенцев, чтобы матери, читая об этом, устрашались и вразумлялись, – особенно грозно звучат слова о том, что если государство на уровне закона разрешает совершать преступление, то ответственность падает на весь народ. «Можно ли предпринять что-то, чтобы был отменен закон, легализующий аборты?» – спросили старца, и он ответил: «Можно, но надо, чтобы государство, Церковь зашевелились – чтобы люди узнали о тех последствиях, к которым приведёт недостаток рождаемости. Священники должны объяснить людям, что закон об абортах противоречит заповедям Евангелия. Врачи – со своей стороны – должны говорить о тех опасностях, которым подвергается делающая аборт женщина… Если что-то противоречащее заповедям Евангелия становится государственным законом, то гнев Божий приходит на весь народ Источник и продолжение:https://pravoslavie.ru/97654.html

Милая Оптина... Все тяжелее и тяжелее с тобой расставаться... И даже не верится, что вот сегодня утром я была еще ТАМ, просыпалась от звона колоколов и летала на послушании... Очень переживала в этот раз, что не будет мест, новогодние выходные, много людей, два свободных дня 29 и 30 декабря ходила к старцам, к новомученикам и молилась, чтобы они для меня припасли одно местечко на послушании. Ехала я с двумя мыслями в голове: "Только бы не в трапезную, не хочу пахнуть кухней" и "Что же я там буду есть? Ведь эта монастырская еда абсолютно не для меня" )))) Поэтому, думаю, неудивительно, что попала я именно в паломническую трапезную, где запах кухни и много-много той самой еды, при воспоминании о которой меня раньше передергивало. Теперь я готова ее есть, есть и есть, насколько же она вкусная!!!! Я уже скучаю по этим кашам, салатам, компотам!!! А чай!!! Я никогда не пила чай, а в этот раз я дня не могла прожить без чая!!! Помню, когда меня поселили в вагончик, я пошла поблагодарить старчиков и новомученников за то, что место все же нашлось, хотя и народу было много. Зашла в часовню, поблагодарила о. Василия за то, что он как обычно в Оптиной меня привел туда, куда нужно и в душе такое ликование началось, внутри все кричало: "Я ДОМА!!!" Так и стояла я в часовенке, не в силах подавить эту радость от того, что я снова в родных стенах. На следующий день началось послушание, я сразу же поняла, что после прачечной для меня трапезная это отпуск))) Два дня я мыла посуду, паломников было очень много, и работали мы в таком бешенном темпе, что порой мне все это напоминало Макдональдс. Только там работники кричат "Фри стандарт!" или "Свободная касса!", а у нас "Сестры, стаканы!" или "Хлеб в большой зал!!" ))) Самые приятные воспоминания остались от мытья посуды, стоишь себе тихонечко, никто тебя не видит, ты тоже практически никого не видишь, уткнувшись в таз с водой и как в прачечной отмываешь свои грехи, только уже другим способом. 31 декабря мы решили отметить новый год, собрались после послушания в родной трапезной, приготовили чай, купили постных сладостей и стали ждать 00.00. Провожали старый год, рассказывая друг другу о том, чем он каждому из нас запомнился. И это удивительно, насколько разными путями Господь ведет к Себе людей. У каждого из тех, с кем я познакомилась в трапезной, своя история, свои скорби, свои радости, но итог от всего этого один - они всей душой полюбили Оптину Пустынь. Все было очень тепло и по-домашнему и мы все смеялись над тем, что еще никто из нас не отмечал новый год чаем)))) Затем меня перевели на сервировку столов. Очень скучала я по мытью посуды, потому что сервировка столов так и осталась в моем сознании связанной с кучей искушений. Рождество мы встречали тоже все вместе, сначала после ночной службы накормили народ, при этом сами не поели, и кто причащался на ночной литургии практически были без сознания в тот момент, когда стол для послушающихся на трапезной наконец-то был накрыт. В Рождественскую ночь мы легли спать в 5 утра, а с утра снова надо было кормить народ, радовать всех рыбкой и молочком))) После Рождества наплыв паломников уменьшился, послушающихся тоже, в последний день моего послушания на трапезной, нам даже пришлось просить паломников помочь помыть посуду, ибо мыть ее было практически некому. В общем, думаю, лучше всего о послушании расскажет мой фоторепортаж, в возможности осуществления которого, я сомневалась, честно сказать, до последнего момента. Но так как уже прочувствовала на себе тот факт, что благословение имеет великую силу, способную разрушить все преграды, все же взяла с собой фотоаппарат )))) Я уже и не помню то время, когда я уезжала из Оптиной с такими крокодильими слезами, как в этот раз, как сегодня... Пошла прощаться с старцами и новомучениками, попрощалась с о. Василием, вышла из часовенки, и окинув на крыльце взглядом Оптину (Вы не замечали, что именно на крыльце часовни на Оптину открывается удивительный вид? Все храмы, некрополь, оттуда видно все. Я открыла для себя это только сегодня) не могла сдержать слез. Так я и стояла на крыльце, плача о том, что скоро этой всей красоты уже не будет, а будет бешеный мир, со своей суетой, в котором ты такой чужой с недавнего времени. Понимая, что успокоиться мне не удастся, я вернулась к о. Василию в часовню, потому что в Оптиной так, как успокаивает он, меня не успокаивает никто. Стоит прийти к нему, проплакать минут 15 и в душе водворяется такой мир и тишина, что все наболевшее уходит... В этот раз, правда, я стояла дольше... Понимала, что надо уже идти, надо еще попрощаться со всеми в трапезной, еще собрать вещи, а ноги как слились с полом часовни и отказывались слушать голос разума... Представляла, что вот сейчас через некоторое время я выйду из оптинского леса и там начнется уже совсем иной мир, чужой, холодный... и снова слезы, снова "Батюшка, помоги..." Хотелось бы попросить всех форумчан помянуть в своих святых молитвах тех, с кем я послушалась эти 11 дней, тех, кто стали мне родной семьей: Петра, Григория, Александра, Рафаила, Ксению, Елену, Иулию, Татиану, Ирину, Татиану, Анну, Надежду, Нину, Ларису. Фоторепортаж Боевой ассортимент Орудия труда Все время задавалась вопросом, зачем он там висит??? Теперь знаю...))) Наш новогодний стол Работаем до ночи Встреча 2012го Так и осталось загадкой, почему фотография получилась черно-белой) Нерабочий процесс Рабочий процесс Паломники Молитва трапезников)) Работа кипит Ах, этот монастырский салат "Оливье"!!! Сервировка столов Порой нормально поесть не удавалось совсем! Трапеза трапезников) Подмога пришла! Уникальная картина, братия за мытьем посуды!! Ну а так, собственно, заканчивается послушание на трапезной

Дивен Бог во святых своих! Во дни тяжелейшей сердечной скорби мне в руки попал сборник писем святителя Игнатия. И таким удивительным душевным миром, таки незыблимым упованием на Промысел Божий дышали эти письма, что всякий раз моя боль уходила. Я читала, перечитывала, подчеркивала, опять читала, молилась молитвами святителя. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты дал мне в утешение и вразумление Свою духовную цевницу - святителя Игнатия. Игнатие богомудре, моли Бога о нас!

Юля как раз и следила за новогодним столом, чтобы все было по расписанию и по правилам, и чтобы весь вагон лег спать в положенное время

Поскольку уже завтра я уезжаю в Оптину и меня не будет до 10 января, спешу поздравить всех форумчан заранее со Светлым Праздником Рождества Христова! В качестве подарка - вот этот очень добрый и трогательный рассказ. Всем желаю спасения души и крепкого здравия, храни Вас всех Господь! — Подайте, Христа — ради, милостыньку! Милостыньку, Христа — ради!.. Никто не слышал этих жалобных слов, никто не обращал внимания на слезы, звучавшие в словах бедно-одетой женщины, одиноко стоявшей на углу большой и оживленной городской улицы. — Подайте милостыньку!.. Прохожие торопливо шагали мимо ее, с шумом неслись экипажи по снежной дороге. Кругом слышался смех, оживленный говор... На землю спускалась святая, великая ночь под Рождество Христово. Она сияла звездами, окутывала город таинственной мглой. Милостыньку... не себе, деткам моим прошу... Голос женщины вдруг оборвался, и она тихо заплакала, Дрожа под своими лохмотьями, она вытирала слезы окоченевшими пальцами, но они снова лились по ее исхудалым щекам. Никому не было до нее дела... Да она и сама не думала о себе, о том, что совсем замерзла, что с утра не ела ни крошки... Вся мысль ее принадлежала детям, сердце болело за них... Сидят они, бедные, там, в холодной темной конуре, голодные, иззябшие... и ждут ее... Что она принесет или что скажет? Завтра великий праздник, всем детям веселье, только ее бедные детки голодны и несчастны.Что делать ей? Что делать? Все последнее время она работала, как могла, надрывала последние силы... Потом слегла и потеряла последнюю работу... Подошел праздник, ей негде взять куска хлеба... О, детки, бедные детки! Ради них, она решилась, в первый раз в жизни, просить милостыню... Рука не поднималась, язык не поворачивался... Но мысль, что дети ее есть хотят, что они встретят праздник — голодные, несчастные, эта мысль мучила ее, как пытка. Она готова была на все. И за несколько часов ей удалось набрать несколько копеек... Несчастные дети! У других детей - елка, они - веселы, довольны в этот великий праздник, только ее -дети... "Милостыньку, добрые люди, подайте! Подайте, — Христа—ради!”. И словно в ответ на ее отчаяние, неподалеку раздался благовест... ко всенощной. Да, надо пойти, помолиться... Быть может, молитва облегчит ее душу... Она помолится усердно о них, о детях... Неверными шагами доплелась она до церкви... Храм освещен, залит огнями... Всюду масса людей... веселые довольные лица. Притаившись в уголке, она упала на колени и замерла... Вся безграничная, материнская любовь, вся ее скорбь о детях вылилась в горячей молитве, в глухих скорбных рыданиях. "Господи, помоги! Помоги!” плачет она. И кому, как не Господу Покровителю и Защитнику слабых и несчастных, вылить ей все свое горе, всю душевную боль свою? Тихо молилась она в уголке, и слезы градом лились по бедному лицу. Она не заметила, как кончилась всенощная, не видела, как к ней подошел кто-то... — О чем вы плачете? — раздался за ней нежный голос, показавшийся ей небесной музыкой. Она очнулась, подняла глаза и увидала перед собой маленькую, богато одетую девочку. На нее глядели с милым участием ясные детские глазки. Сзади девочки стояла старушка-няня. — У вас есть горе? Да? Бедная вы, бедная! Эти слова, сказанные нежным, детским голосом, глубоко тронули ее. Горе! Детки у меня голодны, с утра не ели... Завтра праздник такой... великий... — Не ели? Голодны? — На лице девочки выразился ужас. — Няня, что же это! Дети не ели ничего! И завтра будут голодны! Нянечка! Как же это? Маленькая детская ручка скользнула в муфту. — Вот, возьмите, тут есть деньги... сколько, я не знаю... покормите детей... ради Бога... Ах, няня, это ужасно! Они ничего не ели! Разве это можно, няня! На глазах девочки навернулись крупные слезы. — Чтож, Маничка, делать! Бедность у них! И сидят, бедные, в голоде да в холоде. Ждут, не поможет-ли им Господь! — Ах, няничка, мне жаль их! Где вы живете, сколько у вас детей? — Муж умер - с полгода будет... Трое ребят на руках осталось. Работать не могла, хворала все время... Вот и пришлось с рукой по миру идти... Живем мы, недалеко... вот тут... в подвале, на углу, в большом каменном доме купца Осипова... — Няня, почти рядом с нами, а я и не знала! .. Пойдем скорее, теперь я знаю, что надо делать! Девочка быстро вышла из церкви, в сопровождении старухи. Бедная женщина машинально пошла за ними. В кошельке, который был у нее в руках, лежала пятирублевая бумажка. Забыв все, кроме того, что она может теперь согреть и накормить дорогих ребяток, она зашла в лавку, купила провизии, хлеба, чаю, сахару и побежала домой. Щеп осталось еще довольно, печку истопить ими хватит. Она бежала домой из всех сил. Вот и темная конурка. Три детских фигурки бросились к ней на встречу. — Маминька! Есть хочется! Принесла ли ты! Родная! — Она обняла их всех троих и облила слезами. — Послал Господь! Надя, затопи печку, Петюша, ставь самовар! Погреемся, поедим, ради великого праздника! В конурке, сырой и мрачной, наступил праздник. Дети были веселы, согрелись и болтали. Мать радовалась их оживлению, их болтовне. Только изредка приходила в голову печальная мысль... что же дальше? Что дальше будет?— Ну, Господь не оставит! — Говорила она себе, возлагая всю надежду на Бога. Маленькая Надя тихо подошла к матери, прижалась к ней и заговорила. — Скажи мама, правда, что в рождественскую ночь с неба слетает рождественский ангел и приносит подарки бедным детям! Скажи, мама! Мальчики тоже подошли к матери. И желая утешить детей, она начала им рассказывать, что Господь заботится о бедных детях и посылает им Своего ангела в великую, рождественскую ночь, и этот ангел приносит им подарки и гостинцы! — И елку, мама? — И елку, детки, хорошую, блестящую елку! В дверь подвала кто-то стукнул. Дети бросились отворить. Показался мужик, с маленькой зеленой елкой в руках. За ним хорошенькая, белокурая девочка с корзиной, в сопровождении няни, несшей за ней разные свертки и пакеты. Дети робко прижались к матери. — Это ангел, мама, это ангел? — тихо шептали они, благоговейно смотря на хорошенькую нарядную девочку. Елка давно стояла уже на полу. Старуха няня развязала пакеты, вытащила из них вкусные булочки, кренделя, сыр, масло, яйца, убирала елку свечами и гостинцами. Дети все еще не могли прийти в себя. Они любовались на "ангела”. И молчали, не двигаясь с места. — Вот вам, встречайте весело Рождество! — прозвучал детский голосок. С праздником! Девочка поставила на стол корзину и исчезла, прежде чем дети и мать опомнились и пришли в себя. "Рождественский ангел” прилетел, принес детям елку, гостинцы, радость и исчез, как лучезарное виденье... Дома Маню ждала мама, горячо обняла ее и прижала к себе. — Добрая моя девочка! - говорила она, целуя счастливое личико дочери. Ты отказалась сама от елки, от гостинцев и все отдала бедным детям! Золотое у тебя сердечко! Бог наградит тебя... "Маня осталась без елки и подарков, но вся сияла счастьем. С своим милым личиком, золотистыми волосами она в самом деле походила на "рождественского ангела”.

(Тоже из старых записей. К сожалению, не сохранился источник. (( Только название главы, в которую входил рассказ - "Непридуманные истории") Боль была ужасной, непередаваемой. Кто сказал, что время лечит? Проходили дни, недели, месяцы, но легче не становилось. Человеческое сострадание исчерпало себя: замолчал телефон, перестали приходить письма. Все, что осталось мне, - это неуютный песчаный холмик на дальнем кладбище и фотопортрет в нише мебельной стенки с уголком, срезанным черной бархатной ленточкой. Были еще письма, документы, разные ценные бумаги в кабинете, в ящиках стола, - но нет сил даже войти туда. Изящный газетный столик. Снотворное. Нет, не могу. Сон не приносит облегчения, в снах возвращается прежняя жизнь, счастливая, далекая. В моих снах Митя вегда живой, веселый, лицо мирное, светлое... Взгляд так и прилип к флакончику с лекарством: не могу оторвать его, как под гипнозом. По одной таблетке два раза в день... А если сразу все? Мысль была страшна, глубока и холодна. Холод ее проник до сердца, парализуя волю, отнимая последние силы. В отчаянии я выбежала из дома, едва успев накинуть пальто. Но как можно убежать от мысли? Я шла по набережной, сама не зная куда, а страшная мысль кралась по пятам, не давая покоя. Она настигала меня снова и снова и с непонятным дерзновением требовала исполнения... Вдруг сквозь слезы я почувствовала, что кто-то есть рядом. Взглянула: старушка в длинном старом пальто. Вместо сумки - узелок из большого клетчатого плата, в сухонькой ручке - деревяная клюка.- Эх, дочка, плачешь то как. Знать, горе велико? - Да. - Что ж у тебя, милая? - Муж погиб. Света белого не вижу... - Такими-то слезами сердцу не помочь, горя не избыть. - Так что же делать-то? - Молиться надо, поминать его. Он ведь не умер, муж твой. - Как это - не умер? - А так. Смерти нет. На том свете он, однако, живой. И ты ему можешь даже весточку послать. Поди в церковь Божию, без Бога, гляди, как сердцу горько, а утешить некому... Голос тихий, по-родному "окающий", журчал, как весенний ручеек, обламывая лед недоверия. - Ступай завтра поутру. Знаешь, здесь в переулке собор? Туда и пойди. Мысль была новой. В горячечном бреду последних часов она стояла одиноко и как будто светилась, словно окно в непроглядном мраке. Я ухватилась за нее, как утопающий за соломинку. - Как же это - "весточку послать"? - решилась спросить я у доброй старушки, но никого уже не было рядом. Теперь можно идти домой, но я еще долго сидела на холодной скамье, повторяя поразившие меня слова: "Смерти нет!" Утром решилась идти в храм, указанный доброй старушкой. По пути изо всех сил старалась не думать ни о чем, но мысли беспокойно набегали, как волны на прибрежный песок. Что говорила она? Смерти нет... Ненормальная? Больная? Нет, не может быть: такое чудное лицо, добрые глаза... Жаль, не спросила ничего. Как это - "весточку подать"? Ничего не знаю. Вот досада! В храме так тихо. Полумрак. Потрескивают свечи, мерцают какие-то разноцветные огоньки перед иконами... А, вот оно! несколько женщин что-то пишут, низко склонившись над столиком. Пришлось подойти и заглянуть через плечо: о упокоении... раба Божия... Так, значит, это правда?! Пишут ведь- значит, надеются, что дойдет. - Все правда! Смерти нет, дерзай, не бойся! - голос прозвучал где-то рядом, тихий, сладостный. Я оглянулась. Кто это? Кто говорил со мной? - Вы мне что-то сказали? - решилась спросить я у одной женщины. - Нет, вам показалось. По-моему, вы разговариваете сама с собой. Этого еще не хватало. Чтобы я сама с собой разговаривала? Но нет, голос был, мне не показалось! Не помню, как достала ручку, написала "весточку" на крохотном листочке, отнесла куда положено. Теперь что? Уходить не хотелось, но и стоять просто так, ожидая невесть чего, казалось глупо. Где-то впереди низкий женский голос монотонно читал что-то. Прислушалась: ничего не понимаю, ни единого слова. Внезапно навалилась усталость, и разочарование крепко сдавило сердце. Надо идти. Я уже повернулась к выходу, как вдруг... Мне показалось, что раскрылся высокий свод и вместе со светом чудесный голос, многократно усиленный, хлынул умилительно и сладкогласно: - Аминь! Я замерла. Это был тот самый голос, который говорил мне, что нет смерти и чтобы я не боялась. Мне хотелось слушать его еще и еще, и дивный хор, согласно моей измученной душе, без конца взывал: - Господи, помилуй! Чудные звуки действовали, как струи, омывающие, утешающие, возносящие в неведомую высь. Лицо было опять мокрым от слез, но эти слезы не душили, не давили сердце, а наоборот: с ними уходило изнутри неизбывное горе, становилось легче и легче. Дома оказалось на редкость грязно, пыльно и заброшенно. Я не могла отделаться от ощущения, что на все смотрю какими-то новыми глазами. Вот мое кресло, в котором сплю уже полгода, не решаясь почему-то лечь на диван, вот дверь в кабинет, мимо которой проходила, сдерживая стоны. Вот и Митин портрет с траурным уголком. Лицо опять, как во сне: светлое, улыбчивое... Впервые смотрю так долго и не плачу... Что же у меня есть хорошего? Ах, да - он, Митя. Митя был объяснением всему. И все же в моей жизни чего-то не хватало. Остался какой-то незаполненный кусочек. Жизнь пронесла меня мимо чего-то очень важного, более того, мимо самого главного. Смерти нет - как я могла этого не знать? - Что же у меня есть? Добрые глаза старушки... Свет в окне... Дивный чудесный голос: "Смерти нет. Аминь!" В следующий раз в храме, подавая записочку, я вдруг обратила внимание на книги. Книг было много. Вот что поможет мне! - Дайте мне книгу о вере, - попросила я, - самую главную. Женщина за стойкой едва приметно улыбнулась. Я думала, сейчас она будет долго искать, но нет, быстро обернулась и подала мне книгу. "От Иоанна Святое Благовествование"... По дороге домой я с удивлением отметила, что наступила весна. Солнце купалось в лужах, воробьи оглушительно чирикали. На углу продавали цветы: розы, гвоздики, тюльпаны. Вдруг меня накрыл знакомый тонкий, горьковатый запах. Мимоза! Милые пушистые "цыплячьи" веточки...Отчего так светло дома? Свет даже режет глаза. Ну конечно, ведь гардины распахнуты, стекла вымыты, как это я забыла? Что у меня есть? Да, книга! Не садясь в кресло, открываю. Новые страницы перелистываются сами упругим белым веером. Наконец, они остановились, и я прочла: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий, живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Веришь ли сему? (Ин. 11, 25-26) Я задохнулась от волнения, дрожа, как в лихорадке. Действие этих удивительных слов было сильнее, чем ангельское пение. Я вдруг поняла, что вопрос этот обращен именно ко мне и Кто-то ждет моего ответа, от которго зависит вся моя жизнь! Веришь ли сему? Не верить - значит возвратиться назад, в пыльный душный мир, к безысходности, отчаянию, жутким мыслям. Нет! Только не это. Бедное сердце мое, не слушая доводов рассудка, уже само отвечало за меня: Верую, Господи! В прихожей оживился, запел гонг. Кто бы это мог быть? - Ты жива еще, моя старушка? Какой знакомый голос, густой, сильный. Антон. Как я рада, просто удивительно. У Антона в руках цветы. Глаза - как у брата, широко распахнутые, внимательные - ничто не укроется. Он рад, что я не плачу, что в доме исчез беспорядок прежних тягостных дней. Вдруг взгляд его упал на веточку мимозы в тонкой вазе на столике. Я без труда слежу за ходом его мысли, играющей на открытом полудетском лице, чуждом всякого лукавства. Как он мне напоминает Митю! Он, вероятно, думает, что в моей жизни появился кто-то, кто принес мне эти цветы. Если бы он только знал, Кто у меня есть! Если б все они только знали! Придет время, я непременно расскажу Антону и всем, но не сейчас. Сейчас это только мое, самое дорогое, тайное. Страшно: вдруг не поймут? Оно - как нежный расточек, только-только проклюнувшийся. Не хочу, чтобы на него наступили!

Дорогой, родной мой брат! Христос посреде нас! Спасибо тебе, родной мой, за поздравления и светлые пожелания. Ты просишь, чтобы я поделился с тобой своими чувствами, которыми я жил до времени пострижения и последующее святое время. С живейшей радостью исполняю твою просьбу, хотя и нелегко ее исполнить. Как выражу я то, что переживала и чем теперь живет моя душа, какими словами выскажу я то, что преисполнило и преисполняет мое сердце! Я так безконечно богат небесными, благодатными сокровищами, дарованными мне щедродарительною десницею Господа, что правда не в состоянии сосчитать и половины своего богатства. Монах я теперь! Как это страшно, непостижимо и странно! Новая одежда, новое имя, новые, доселе неведомые, никогда неведомые думы, новые, никогда не испытанные чувства, новый внутренний мир, новое настроение, все, все новое, весь я новый до мозга костей. Какое дивное и сверхъестественное действие благодати! Всего переплавила она меня, всего преобразила...Пойми ты, родной, меня, прежнего Николая (как не хочется повторять мирское имя!) нет больше, совсем нет, куда-то взяли и глубоко зарыли, так что и самого маленького следа не осталось. Другой раз силишься представить себя Николаем — нет, никогда не выходит, воображение напрягаешь до самой крайности, а прежнего Николая так и не вообразишь. Словно заснул я крепким сном... Проснулся, и что же? Гляжу кругом, хочу припомнить, что было до момента засыпания, и не могу припомнить прежнее состояние, словно вытравил кто из сознания, на место его втиснув совершенно новое. Осталось только настоящее — новое, доселе неведомое, да далеко будущее. Дитя, родившееся на свет, не помнит ведь своей утробной жизни, так вот и я: пострижение сделало меня младенцем, и я не помню своей мирской жизни, на свет-то я словно только сейчас родился, а не 25 лет тому назад. Отдельные воспоминания прошлого, отрывки, конечно, сохранились, но нет прежней сущности, душа-то сама другая. Я-то, мое другое, дух другой, уж не я. Расскажу тебе, как постепенно благодать Божия вела меня к тому, что есть теперь. Это воспоминание полезно и мне самому, ибо подкрепит, ободрит и окрылит меня, когда мир, как говоришь ты, соберется подойти ко мне. Я писал тебе, что внутреннее решение быть иноком внезапно созрело и утвердилось в душе моей 27 августа. 4 сентября я словесно сказал о своем решении преосвященному ректору, оставалось привести решение в исполнение. Решение было — не было еще решимости — нужно было подать прошение. И вот тут-то и началась жестокая кровавая борьба, целая душевная трагедия. Подлинно было «стеная и трясыйся» за этот период времени до подачи прошения. А еще находятся такие наивные глупцы, которые отрицают существование злых духов. Вот, если бы пришлось им постригаться, поверили бы тогда. Лукавый не хотел так отпустить меня. Что пришлось пережить, не приведи Бог! Ночью неожиданно проснешься, бывало, в страхе и трепете. «Что ты сделал, — начнет нашептывать мне, — ты задумал быть монахом? Остановись, пока не поздно». И борешься, борешься... Какой-то страх, какая-то непонятная жуть сковывает всего, потом в душе поднялся целый бунт, ропот, возникла какая-то бесовская ненависть к монахам, к монашеским одеждам, даже к Лавре. Хотелось бежать, бежать куда-то далеко, далеко... Борьба эта сменялась необыкновенным миром и благодатным утешением — то Господь подкреплял в борьбе. Эти-то минуты мира и благодатного утешения я и назвал в письме к тебе: «единственные, святые, дорогие, золотые минуты», а о минутах борьбы и испытания я умолчал тогда. 6 сентября я решил ехать в Зосимову пустынь к старцу, чтобы испросить благословение на подачу прошения. Что-то внутри не пускало меня туда, силясь всячески задержать и остановить. Помолился у Преподобного... и поехал. Беру билет, и только хотел садиться в вагон, вдруг из одного из последних вагонов выходит Т. Филиппова и направляется прямо навстречу ко мне. Подумай, никогда, кажется, не бывала у Троицы — индифферентна, а тут вот тебе, приехала и именно в такой момент! Я не описываю тебе, что было со мною, целый рой чувств и мыслей поднялся в душе: хотелось плакать, одна за одной стали проноситься светлые, нежно-ласковые картины семейной жизни, а вместе с тем и мрачные, страшные картины монашеского одиночества, тоски и уныния... О, как тяжко, тяжко было! И был момент, когда я хотел (с болью и покаянным чувством вспоминаю об этом) отказаться от своего решения, подойти к ней и поговорить. Конечно, если бы не благодать Божия поддерживающая, я отказался бы от своего решения, ибо страшно было. Но нет — лукавый был посрамлен. Завидя, что Т.Ф. подходит по направлению ко мне и так славно, участливо посматривает на меня, я поспешил скорее войти в вагон и там скрылся, чтобы нельзя было видеть ее. Поезд тронулся. В Зосимовой пустыни старец много дивился и не велел больше медлить с прошением. «Иначе, — сказал он, — враг и еще может посмеяться». Так с помощью Божией я одержал блестящую победу в труднейшей борьбе. Теперь глупостью непролазною, пустяком, не стоящим внимания, кажется мне то давнее увлечение. 10 сентября я подал прошение. 26 сентября назначен день пострига. Быстро пронеслось время от 10 до 26. В этот период времени я так чувствовал себя, как будто ожидал приближения смерти. Со всем мирским прощался и со всеми прощался, и со мною прошались. Ездил в Москву на один день, прщался с нянькой и со всеми знакомыми. Словом, все чувства умирающаго: и тревога, и недоумение, и страх и в то же время — радость и мир. И чем ближе становился день пострига, тем сильнее замирала и трепетала и тревожилась душа, и тем сильнее были благодатные утешения. Знаешь ведь: «Чем ночь темней, тем ярче звезды», так «чем глубже скорбь, тем ближе Бог». Наконец, настал он, этот навеки благословенный и незабвенный день, 26 сентября. Я был в Зосимовой пустыни. В 5 часов утра я должен был ехать в Посад. В 4 часа я вместе с одним Зосимовским братом вышел из гостиницы и направился на конный двор, где должны были заложить лошадей. Со мной ехал сам игумен пустыни о.Герман. Жду... кругом дремлет лес. Тихо, тихо... Чувствуется, как вечный покой касается души, входит в нее, и душа, настрадавшаяся от борьбы, с радостью вкушает этот покой, душа отдыхает, субботствует. Вот показался и великий авва, седовласый, худой, сосредоточенный, углубленный, всегда непрестанно молящийся. Мы тронулись. Так подъехали к станции, и поезд понес нас в Посад. В Посаде был я в 7 часов утра. Пришел к себе в номер, немного осмотрелся и пошел на исповедь. Исповедь такая подробная — все, вся жизнь с 6-летнего возраста. После исповеди отстоял Литургию, пришел к себе, заперся и пережил то, что во всю жизнь, конечно, не придется уже пережить, разве только накануне смерти! Лаврские часы мерно, величаво пробили полдень. Еще 6-7 часов, и все кончено — постриг. О, если бы ты знал, как дорога мне была каждая минута, каждая секунда! Как старался я заполнять время молитвой, или чтением св. отцов. Впрочем, чтение почти не шло на ум. Перед смертью, говорят, человек невольно вспоминает всю свою прошлую жизнь. Так и я: картины одна за другой потянулись в моем сознании: мои увлечения, моя болезнь, папа ласковый, нежный, любящий, добрый, потом припомнилось: тихо мерцала лампадка... Ночь.. Я в постели — боль кончилась, исцеленный сижу я, смотрю на образ Серафима. Потом, потом... Так же мерцала лампада, больной лежал родной отец, умирающий, а там гроб, свечи у гроба, могила, сестра, ты, все, все всплыло в памяти. И что чувствовал я, что пережил... Богу только известно; никогда, никогда, ни за что не поймет этих переживаний гордый самонадеянный мир. В 3 часа пришел ко мне ректор, стал ободрять и утешать меня, затем приходили студенты, некоторые прощались со мною как с мертвецом. И какой глубокий смысл в этом прощании: то, с чем простились они, не вернется больше, ибо навеки погребено. С 4 часов началось томление, родной мой, страшно вспоминать! Какая-то сплошная тоска, туча, словно сосало что сердце, томило, грызло, что-то мрачное, мрачно-безпросветное, безнадежное подкатило вдруг, и ни откуда помощи, ни откуда утешения. Так еще будет только, знаешь, перед смертью, — то демон борол последней и самой страшной борьбой; веришь ли, если бы не помощь Божия, не вынес бы я этой борьбы. Тут-то и бывают самоубийства. Но Господь всегда близ человека, смотрит Он, как борется и едва увидит, что человек изнемогает, как сейчас же посылает Свою благодатную помощь. Так и мне в самые решительные минуты попущено было пережить полную оставленность, покинутость, заброшенность, а потом даровано было подкрепление. Вдруг ясно, ясно стало на душе, мирно. Серафим так кротко и нежно глядел на меня своими ласковыми, голубыми глазами (знаешь, образок, от которого я получил исцеление)... И исполнилась душа моя необыкновенного умиления и благодатной теплоты; в изнеможении упал я ниц перед иконами и как ребенок зарыдал сладкими, сладкими слезами. Лаврские часы пробили в это время половину шестого. Умиренный, восхищенный стал я читать Евангелие. Открыл «Да не смущается сердце ваше, веруйте в Бога, и в Меня веруйте. В дому Отца Моего обители многи суть... Да не смущается сердце ваше, не устрашается...Иду и приду к вам, грядет бо сего мира князь и во Мне не имать ничесоже. Но да разумеет мир, яко люблю Отца и якоже заповедал Мне Отец, тако творю, восстаните, идем отсюду». Ударил колокол академического храма. А этот звук... Если бы знал ты, что делалось с душой... Потом послышался тихий стук в двери моей кельи: тук... тук... тук... отпер. Это пришел за мной инок, мой друг, отец Филипп. «Пора, пойдем». Встали мы, помолились. До праха земного поклонился я образу преп. Серафима, затем пошли. Взошли на лестницу, ведущую в ректорские покои, прошли их сквозь и остановились в последнем зале, из которого ход в церковь. В зале полумрак, тихо мерцает лампада... Дверь полуотворена, слышно, поют: «Господи, Боже мой, возвеличился еси зело, во исповедание и велелепоту облеклся еси... Дивны дела Твои Господи». Вошел я в зал, осмотрелся... Тут стоял о. Христофор, поклонился я ему в ноги, он — мне, и оба прослезились, ничего, ни слова не сказав друг другу. Без слов и так было все понятно. Потом я остался один, несколько в стороне стояли ширмы, за ними аналой, на нем образ Спасителя, горящая свеча. Я стою в студенческом мундире, смотрю, на стуле лежит власяница. Господи, куда я попал?. Кто, что я? Страшно, жутко стало... Надо было раздеваться. Все снял, остался в чем мать родила, отложил ветхого человека, облекся в нового. Во власянице стоял я всенощную за ширмами, перед образом Спасителя. С упованием и верою взирал я на Божественный лик, и Он, кроткий и смиренный сердцем, смотрел на меня. И хорошо мне было, мирно и отрадно. Взглянешь на себя : весь белый стоишь, власяница до пят, один такой ничтожный, раздетый, необутый, в сознании этого ничтожества, этой своей перстности, ринешься ниц, припадешь, обхватишь голову руками и... так лежишь... и исчезаешь, теряешься, и утопаешь в Божественном... «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас». Мерными, величавыми какими-то торжественными шагами приближался ко мне сонм иноков в клобуках, в длинных мантиях, с возженными свечами в руках подошли ко мне. Я вышел из-за ширмы и меня повели к солее, где на амвоне стоял у аналоя с крестом и Евангелием преосвященный ректор. «Объятия Отча отверзти мне потщися...» тихо, грустно пел хор. Едва вошел я в притвор, закрытый мантиями, как упал ниц на пол — ниц в собственном смысле, лицом касаясь самого пола, руки растянув крестообразно... потом... потом... не помню хорошо, что было... все как-то помутилось, все во мне пришло в недоумение. Еще упал, еще... вдруг, когда я лежал у амвона, слышу: «Бог Милосердый, яко Отец чадолюбивый, зря твое смирение и истинное покаяние, чадо, яко блудного сына приемлет тя кающегося и к Нему от сердца припадающего». Преосвященный подошел ко мне и поднял меня. Дальше давал всенародно перед лицом Бога великие и трудные иноческие обеты. Потом облекли меня в иноческие одеяния, на рамена мои надели параман, черный с белым крестом, а кругом его написаны страшные и дивные слова: «Аз язвы Господа моего Иисуса Христа на теле моем ношу». Порою так сильно, так реально дают ощущать себя эти слова. Надели на грудь деревянный крест, «во всегдашнее воспоминание злострадания и уничижения, оплевания, поношения, раны, заушения, распинания и смерти Господа Иисуса Христа», дальше надели подрясник, опоясали кожаным поясом, облекли в мантию, потом в клобук, и на ноги мои дали сандалии, в руки вручили горящую свечу и деревянный крест. Так погребли меня для мира! Умер я и в иной мир, хотя телом и здесь еще. Что чувствовал и переживал я, когда в монашеском одеянии стоял перед образом Спасителя, у иконостаса с крестом и свечой, не поддается описанию. Всю эту ночь по пострижении провел в храме в неописуемое восторге и восхищении. В душе словно музыка небесная играла, что-то нежное-нежное, безконечно ласковое, теплое, необъятно любвеобильное касалось ее, и душа замирала, истаевала, утопола в объятиях Отца Небесного. Если бы в эти минуты вдруг подошел бы ко мне кто-нибудь и сказал: «через два часа Вы будете казнены», я спокойно, вполне спокойно, без всякого трепета и волнения пошел бы на смерть, на казнь и не сморгнул бы. Так отрешен был я в это время от тела! И в теле или вне тела был я — не вем. Бог весть! За литургией 27 сентября приобщался Святых Таин. Затем старец отвез меня в Гефсиманский скит. Тут я 5 суток безвыходно провел в храме, каждый день приобщаясь Святых Таин. Пережил, передумал за это время столько, что не переживу, наверное, того и за всю последующую жизнь. Всего тут было: и блаженство небесное, и мука адская, но больше блаженства. Кратко скажу тебе, родной мой, о моей теперешней новой, иноческой жизни, скажу словами одного инока: «Если бы мирские люди знали все те радости и душевные утешения, кои приходится переживать монаху, то в миру никого бы не осталось, все ушли бы в монахи, но если бы мирские люди наперед ведали те скорби и муки, которые постигают монаха, тогда никакая плоть никогда не дерзнула бы принять на себя иноческий сан, никто из смертных не решился бы на это». Глубокая правда, великая истина... О, какое счастье и какой в то же время великий и долгий подвиг! Вот тебе, родной, мои чувства и переживания до пострига и после. Когда я сам все это вспоминаю, что произошло, то жутко становится мне: если бы не помогла благодать Божия, не вынес бы я этого, что пережил теперь. Слава Богу за все! Октябрь 31, 1908 г. Сергиев Посад Архиеп. Серафим Звездинский