Таблица лидеров

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/56897.htm Как же быть? Один из самых распространенных вопросов, которые слышит священник на исповеди или просто в беседе, это вопрос: «А как заставить себя?..». То есть — «Все понимаю, знаю, что должно делать, знаю, почему это необходимо, но заставить себя не могу». Виктор Васнецов. Витязь на распутье. 1882. ГРМ, СПб И правда — как заставить себя смириться, если ты горд? Как заставить себя промолчать, когда слово рвется наружу? Или, наоборот, понудить себя говорить, когда малодушие одолевает, когда последствий боишься, а совесть между тем настаивает: «Скажи!»? Воля парализована, сил нет, ты, словно расслабленный евангельский, только не несут тебя любезные друзья на одре, не разбирают кровли, не опускают к ногам Спасителя, не ходатайствуют о твоем исцелении. Как же быть? И не сделает никто шага вперед за тебя, не примет решения, которое лишь ты можешь принять, не помилует тебя, как говорил преподобный Антоний, «если прежде сам себя не помилуешь». То есть если не сотворишь того, что милость Божию к тебе привлечет. Я помню, что когда смотрел в детстве по телевизору фильмы о войне, то часто думал: «А как же они так встают в атаку, поднимаются из окопов под градом пуль, видя, как падают на землю их бездыханные товарищи, понимая, что могут в любое мгновение занять место рядом с ними?». И потом думал об этом, когда повзрослел. И еще позже, когда самому случалось бывать там, где война шла, хоть и не была официально объявлена. А затем как-то соединилось это вместе — вопрос «как заставить себя» и тот факт, что распрямляется человек в бою во весь рост и идет навстречу верной смерти. И пришло понимание, что раз на «обычной» войне возможно это, то тем более — на войне духовной, когда всего лишь навсего трудно, но далеко не так страшно. Человек может очень многое. Может просто взять и… понудить себя, поднять за шкирку, вытащить за косичку из болота, как легендарный барон Мюнхгаузен. Почему встает в атаку солдат? Потому что выхода другого нет — надо вставать и идти. Можно, конечно, дождаться, когда противник ворвется в твой окоп и прикончит тебя прямо в нем, но вряд ли это выход. А если даже не брать столь страшный пример, как война, то вот другой, вполне мирный пример — как действует этот «механизм принятия решения». Утро, звонит будильник, но просыпаться катастрофически не хочется, хочется завернуться в одеяло и досматривать сны, более приятные и влекущие, чем реальность наступающего дня. Но мы знаем, что через час надо быть на работе (на службе, где-то еще), и у нас опять же нет выбора. И мы, скрепя сердце, с трудом, но поднимаемся, умываемся, молимся, завтракаем и бежим по своим делам. Удается ведь? Маленький, каждодневный «подвиг»… А движущая сила «механизма» предельно ясна: то же самое осознание отсутствия иного выхода и отсутствия выбора. Так и в жизни духовной: как только приходит глубокое, прочувствованное до конца понимание: «Иначе нельзя, иначе просто погибну, надо!», все сразу получается. Даже казавшееся решительно невозможным. И еще один простой, но эффективный рецепт. Волю надо укреплять, начиная с самых ничтожных мелочей. Всем нам знакома, наверное, история Валентина Дикуля, человека, который разбился на арене цирка, лежал без движения и надежды на больничной койке, а потом… вернулся на ту же арену известнейшим силачом. Как ему это удалось? Он начал лежа делать то, что ему позволяло тело, начал напрягать практически атрофировавшиеся мышцы, шевелить пальцами, потом руками, потом ногами, а после — на ноги встал и пошел. Он отвоевал у болезни свою жизнь — миллиметр за миллиметром. Так же можно отвоевать у владеющего нами духовного паралича свою душу. Заставлять себя делать то, чего не хочется и что при этом в действительности легко, отказывать себе в вещах, без которых нетрудно обойтись, упражнять свою волю, укрепляя и делая ее сильней, начиная с малозначащих мелочей. И она на самом деле укрепится, и каждый случай даже малейшего самоотвержения не пройдет даром. И опять же — Господь увидит наши усилия и благословит их. И вопрос «Как же быть?» не поставит нас вдруг в тупик в какой-то особо искусительной ситуации. Потому что опыт будет свидетельствовать о том — как. Игумен Нектарий (Морозов) 22 октября 2012 года

Все люди чего-то ищут! Все люди чего-то ищут на земле, но не земного. Кому-то нужно счастье, кому – спокойствие, кто-то гонится за свободой, некоторые желают лишь здоровья, другие в мечтах о безбрежной тишине, которая укроет их от безумства суеты, кто-то в стремлении обрести надёжность или хотя бы постоянность, забывая, что ему нужна надежда, да и всем в итоге нужно одно – рай на земле! То место, где не будет забот, а лишь блаженство. Это не считая тех, кто мечтает лишь о славе, добивается богатства, строит карьеру за счёт других, хочет в жизни наслаждений и удовольствий, но это не мешает и им искать райское местечко. Да, сейчас, возможно, они думают, что как раз в этих своих целях они его и обретут, но в итоге, на этом тяжёлом и грязном пути, на его чёрствой вершине, многие понимают, что всё это прах, а искать нужно было в другой стороне, на низком склоне смирения, своего смирения! Если сейчас начать доказывать людям, что личный рай находится у каждого в своём собственном сердце, то мне скажут: «О, ты безумна! Сначала разберись в себе, что ты можешь знать о том, что у нас на сердце? Покажи нам место, укажи нам город, нарисуй нам карту, сопроводи». Где же тот рай, который вот уже не одно поколение людей во всём мире пытается отыскать, то в долине реки Евфрат, то в загадочной Шри-Ланке или за вершинами великих Гималайских гор, во Франции, на Арарате, да и где угодно, и никто не подразумевает, что это дивное место совсем рядом, особенно для русского человека, в нашей необъятной и Богоносной России, неподалёку от небольшого провинциального городка в Калужской области, и что это место – монастырь Оптина Пустынь. Представьте, что вы маленький ребёнок и потерялись одни в большом и неизвестном городе, начинает темнеть, вы напуганы, поток прохожих, но никто не слышит вас, когда вы кричите, поток машин, но они не останавливаются, когда вы бежите, гудит сильный ветер, и вас, уже ослабших, несёт то в один угол, то в другой переулок, то в третий двор и на другую улицу, и уже не в поиске вы своих родителей или дома, а нужен хоть кто-то, кто мог бы вас заметить, откликнуться, подбодрить. Просишь показать дорогу, но люди проходят мимо, просишь кусок хлеба – отшвырнут, попросишь совета – насмехаются, просишь помощи – огрызаются, они не верят, что ты на самом деле потерявшееся дитя, везде ищут подвох. А теперь нужно задуматься, а какой же этот ребёнок?.. – Это про нас с вами, про взрослых людей, потерявшихся в этом мире, постоянно куда-то спешащих, огрызающихся, раздражённых, недоброжелательных, нечувственных к чужому горю и бедам, неспособных дать внятного совета. Повсюду повисло давление скрытой корысти и лицемерия, каждый надел маску и потерялся в суете. Вот так, каждый потерявшийся, напуганный человек, впервые попадая в Оптину Пустынь, видит глазами ребёнка, как со всех сторон ему указывают путь, провожают, помогают понять, дают сердечный совет, единственно правильный совет. Угощают пищей неземной, напояют жаждущую душу, обнимают теплом. Каждого здесь любят, он дома, он не потерян, он нашёлся, он человек и он в «раю»! Мне бы очень хотелось рассказать вам о расположении этого монастыря, его архитектуре, подробно о каждом из четырнадцати старцев, о знаменитых людях, посещавших и посещающих по сей день эту святую обитель, но об этом уже написано очень интересно многими выдающимися авторами и просто талантливыми людьми. Всю эту познавательную информацию можно почерпнуть из разнообразных источников. А я хочу поведать вам о том, что нельзя объяснить словами, о том, что ты чувствуешь, не зная, на земле ты сейчас или на небе, желаю поделиться с вами, мои дорогие читатели, своим маленьким опытом, невыразимыми впечатлениями, необычными открытиями, тихими радостями, другим осознанием и видением мира, чем раньше. Надеюсь на понимание, а впрочем, нет, потому что это нельзя понять, а каждый должен почувствовать это сам и прожить лично! Факт! В этот благодатный монастырь, да, именно, благодатный, потому что благодать повсюду, её даже вдыхаешь вместе с воздухом, приезжает много, очень много, тысячи разнообразных людей от самых юных до самых старых, от простых и нищих до крутых и богатых. Люди разных профессий, разных городов и стран, люди с разными мыслями, взглядами на жизнь, с различным устроением духовной жизни, и даже совсем неверующие, атеисты, всё-таки чего-то ищущие, изредка заезжают и представители других религий, но всё меняется, всё разное, всё внешнее, всё, что было причиной отдалённости их всех друг от друга, перестаёт действовать, когда каждый из них делает первый шаг на Оптинскую землю, пропитанную кровью мучеников, возделанною руками старцев, благословенную Богом. Попадая туда, чувствуешь, что ты там всё знаешь, тебя все знают, как-будто это твоё родное место, просто ты давно там не был. Как говорят насельники монастыря: «Раз уж ты попал в Оптину, значит, это не случайно». По словам Варсонофия Оптинского, случайностей не бывает, и батюшка любил добавлять: «Замечайте события вашей жизни». Посещение Оптины действительно событие переломное в жизни многих людей, побывавших там. И каждый человек получает там только то, что ему полезно, то, что ему на данный момент нужно, возможно, ему будет казаться, что это не так, но Господь знает, что кому в какое время надо и полезно, а то, что ты ищешь сейчас, возможно, даст тебе в другой раз, в следующий твой приезд в монастырь. Хотя первоначально люди и не думают, что будут возвращаться туда снова и снова. Господь открывает в Оптине и даёт человеку столько любви, благодати и наставлений, сколько он может вместить, никто не уходит неутешен, не обрадован, не уезжает ни один человек, не получив ответы на свои, как он думает, самые сложные, а иногда и суетные вопросы. Природа этого места удивительная, впервые только там я поняла, как, оказывается, всё живо, всё движется, всё живёт. Я научилась радоваться каждой травинке, каждому цветку и его лепестку, пению птиц. Под вечер птицы поют так, как ни одна свирель не сыграет, они будто попадают в такт с хвалебным пением Господу, которое доносится из открытых окон Казанского храма. А хор поёт просто и понятно, и сразу вспоминаются слова старца: «Где просто, там и ангелов со сто, а где – мудрено, там ни одного». Я никогда не знала, что можно радоваться в душе так, как будто ликует весь мир, но эта радость бывает тихой, не хочется не кричать, ни хохотать, а только молчать. И улыбки, улыбки, а сердце переполнено, как будто сейчас взорвётся, а это просто пролетела птичка, неподалёку зажужжала пчела, ещё недавно я испугалась бы её, а тут и она славит Бога, садясь в красивейший бутон алого цветка, аромат, аромат разнообразных цветочных клумб, о, если бы всегда обонять этот сладкий запах, солнце искристо играет лучами, наполовину прячась за купола Введенского собора, колокольный звон пробуждает душу, пронизывая всю насквозь, знакомые лица батюшек и их благословение умиротворяет и дарит покой. И всё, уже «рот до ушей»! Мир позитива открыт, крылья распахнуты, кажется, что ноги не касаются земли. А когда идёшь по тропинке в скит и оказываешься один на один посреди гигантских сосен и елей, и понимаешь, что они созерцали времена всех Оптинских старцев, что их руками они там были посажены, то осознаёшь свою малость, отпущенную нам на земле. Находясь вблизи Иоанно-Предтеченского скита, хочется вбирать в себя тишину, а перед глазами, как в реальности, представляется то, как в самый расцвет обители, так и в самые тяжёлые времена, туда к изысканным розовым воротам скита, а точнее, к маленькому беленькому домику с голубой дверкой, приходили толпы людей, сначала к скитоначальнику отцу Льву, потом Макарию, Амвросию, Варсонофию и остальным старцам. Эта тропа от монастыря до скита, тропа в двести метров пронесла в себе столько боли и горя, столько печалей и потерь всех приезжавших, но зато этот великий лес, всё от этих же людей, уже на обратном пути, слышал хвалу Богу, за то, что на земле ещё насаждены такие светильники благочестия. Оглянешься, и кажется, что сейчас сюда приедет и Алёша Карамазов со своим отцом и братьями к старцу Зосиме, ведь именно Оптина Пустынь вдохновила великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского написать роман «Братья Карамазовы», его личная встреча с богоносным отцом Амвросием, создала всем нам полюбившегося героя – старца Зосиму. В наше время человеку очень сложно прийти в храм, не просто так, а именно, чтобы молиться, участвовать в таинствах. Люди думают: «Ладно зайду, только свечку поставлю, это займёт пять минут, но стоять всю всенощную, да уж куда, и так после работы устала, ещё в магазин забежать надо, дома – муж, дети, уборка, да и в храме душно, поют непонятно». Всё очень долго и протяжно, думается, что певчие специально так поют, чтобы подольше протянуть службу. Так и уходим мы от спасительной радости, от молитвенной тишины, а вокруг суета, суета! Но на Оптинской службе всё не так. В любом из храмов, в каком бы не шла служба, ты сразу ощущаешь лёгкость, появляются силы, и ты не чувствуешь усталость, хотя многие люди приезжают за сотни, а то и более километров, со множеством пересадок, и казалось бы, какая служба, лишь бы ноги в кровати протянуть, а тут всё забывается. Ещё и подхватывает тебя волна пения и простота, очень много зависит от пения и чтения, а тем более, когда оно рождается монахами, людьми, проводящими всю жизнь в послушании и молитве, отсекающие свои страсти и трудящиеся над смирением, то и молитва получается другой… А когда окунаешься в пение акафиста батюшке Амвросию, который служится ежедневно, то слёзы радости бегут по щекам. Сначала со всеми поешь это «Радуйся», а потом гимн Божией Матери – Агни Парфене знаменным распевом, прикладываешься к открытым мощам святого старца, получаешь благословение, и отец N… угощает тебя конфетами. Нет на земле человека более радостного, так любящего Бога и жизнь, это чувство внутри – небезразличия, кому-то нужности, это соединение всех, находящихся в храме Единым Святым Духом, а в руке шуршащий фантик от конфеты, сладость на устах, ну что ещё нужно ребёнку! Ведь мы все дети Отца Нашего Небесного. Там ты по-настоящему забываешь всё то, что оставил за порогом обители, и даже странным кажется, что в миру сейчас кипит жизнь, везде комфорт, техника, развлечения, какой же пылью и прахом теперь это видится в глазах, и ведь возвращаться домой не хочется, а надо! Там придётся доказывать всем, что есть другой мир, настоящий, яркий, там соблазны и искушения, непонимание, а здесь тебя все любят, ты родной, такой же, как и все, пришедший с разбитой миром, но окрылённой здесь душой. В первый свой приезд в монастырь я очень живо помню свое посещение часовенки, где покоятся наши мученики отец Василий, иноки Трофим и Ферапонт. Цель моей поездки была в том, чтобы побывать на их могилках, но у меня и в помыслах не было, что я когда-нибудь в жизни попаду в Оптину. А тут я переступаю порог часовни, ещё не до конца построенной, вижу три креста, осязаю эту победу жизни над смертью, сама не понимаю, что происходит внутри меня, но могу сказать, что такого чувства я больше не испытывала никогда, и слёзы из моих глаз рванули таким потоком, что я не могла их остановить, я рыдала взахлёб, не понимая, от радости ли это или от печали, я припадала по очереди к каждому из убиенных, и мне кажется, что я даже ничего не просила, но я получала ответ, живой ответ, который проникал мне в сердце, а я не переставала рыдать. Вот тогда оживают слова, и понимаешь: «Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа?» И с того самого момента поменялось всё в моей жизни, у меня как будто открылись глаза, я поняла то, что мне нужно. И всё это «нужное» всегда было в моём сердце, просто я раньше не замечала этого, а многие годы чего-то искала, калеча себе душу, а Оптина расколола скорлупу и появилась сердцевина, самое моё сокровенное. Я тогда стояла возле входа в трапезную и всё восхищалась: «Вот оно! Вот оно!» Как же я раньше этого не замечала. Хочу рассказать ещё об одном случае, связанном с молитвенным заступлением убиенного отца Василия. В праздничные и в выходные дни в монастырь приезжает очень много паломнических групп, и некоторым кажется, что и тут суета, но это не так. При всем многолюдстве это единственное место на земле, где ты чувствуешь спокойствие, мир и тишину среди большого количества людей, просто нужно иметь веру и открытое сердце. А сердце там очищается ежесекундно на проникновенных исповедях, многоопытные отцы решают наши, казалось бы, неразрешимые проблемы, согревают советами, открывают волю Божию, разрешают искренно раскаянных от грехов и открывают двери человеческого сердца, чтобы каждый мог впустить туда Христа. Но не нужно быть маловерным (а ещё Господь не любит боязливых), как я однажды, в один из своих приездов в Оптину. И сердце тогда моё было разбито, и все чувства метались в беспорядке. Помолившись отцу Василию, я попросила у него помочь мне увидеть и поговорить с тем батюшкой, с которым, как я считала, я смогу объясниться просто, что он поставит меня «на пути живота», вразумит, не даст унывать, я чувствовала теплоту отношений внутри, я ему полностью доверяла, потому что и отец Василий при жизни ему доверял. Конечно, лично я этого батюшку не знала. Да и он, вряд ли, догадывался о моём существовании, у него за день таких, как я, проходят сотни и у всех свои «капризы» и каждому необходимо найти свой подход, своё утешение, своё слово спасения. Единственное, что я знала – это как он выглядит и как его зовут. Помолившись отцу Василию перед вечерней службой (а на следующий день я должна была уезжать), я отправилась в Казанский храм, встала в левом приделе, молилась, оглядывалась и только повторяла: «Отец Василий, помоги мне, пожалуйста, увидеть отца N., Царица Небесная, не остави», - и в моём сердце была вера, настоящая вера. Я не знаю, откуда взялась во мне эта уверенность, и я даже не знала, как это возможно, но это должно произойти, я должна встретиться с отцом N… Закончилась вечерня, началась утреня, уже прочитали Евангелие и, о чудо! - перед самым помазанием выходит он, и видно, что как будто ему и не надо, он просто заглянул туда, где должны исповедовать батюшки за левым клиросом. Я в ту же секунду, объятая трепетом и радостью, даже не помню, был ли страх, потому что я знала, другого шанса не будет, надо идти! Я подбежала к нему, поговорила и с удивительным миром пошла обратно молиться. Но из сердца не выходило батюшкино смирение, и он благословил прийти к нему завтра, на литургии во Владимирском храме, в левый придел, чтобы разобраться с моей проблемой. На мой вопрос: «Как я вас найду?» Он сказал, что сам меня найдёт, и я поняла, что завтрашний день мне необходимо провести в Оптиной. И это хорошо! Следующее утро долгожданно, литургия! Я пришла пораньше, встала в левом приделе – напротив мощей одного из моих самых любимых Оптинсих старцев, батюшки Варсонофия, молилась, а отца N. не было, вокруг были другие батюшки, монахи и диаконы, но я не теряла надежды. Раз он сказал мне, что будет здесь, что сам меня найдёт, значит не о чем беспокоиться. Да и тем более отец Василий не оставит. Закончилась литургия, люди стали расходиться, началась панихида и я стала чуть нервничать, потом паниковать и уже дерзко повторять в уме: «Раз отец Василий привёл меня сюда, значит, отец N. придёт!» Следом продолжала: «Отец Василий. Ты же обещал!» Мысли метались, и каждые пять секунд я смотрела на алтарь, в надежде, что батюшка выйдет оттуда, что он внутри, но, увы, лишь мелькали лица неизвестной мне братии. Тогда я спросила у дежурного по храму, здесь ли отец N., когда он выйдет, и тот разбил все мои надежды, твёрдо заявив, что игумена N. там нет, вся братия – на трапезе, возможно, он придёт позже. И вот тут-то, когда как раз закончилась панихида, началась уборка храма, из моих глаз потекли слёзы, проснулось моё дремавшее маловерие, и я разрешила ему пускать свои корни. Я плакала и чувство одиночества, никому ненужности убивало меня, я не могла этому поверить, думала: «Как так? Даже здесь?» Но в это же время я продолжала слёзно взывать: «Отец Василий, отец Василий!» Еле влача себя из храма, я села на скамеечку, которая была уже не пуста, вся в слезах, глаза полные грусти. Я сказала себе уже твёрдо: «Я никуда отсюда не уйду! Раз уж отец Василий сказал ждать, буду до последнего здесь». Потом достала из сумки зеркальце, удивлённо увидела, что кроме слёз, моё лицо ещё и запылилось, мысли ушли в сторону, в другой руке носовой платок и, о чудо! - батюшка, он шёл прямо мне навстречу, его мантия развевалась, словно крылья, лицо светилось добротой, а все люди уже бежали за ним и пытались его окружить. Они тянулись к отцу N., чтобы тоже, как я, собрать и заклеить разорванные кусочки своей души. Но только в их глазах горела вера, а я позволила себе сомнение и маловерие, которое так мерзко овладело мной, и чуть не затянуло в пагубное уныние. После разговора с отцом N. у меня не осталось ни одного нерешённого вопроса. Батюшка мне подал такое мудрое наставление, с такой простотой, что до сих пор звенят в ушах его слова, словно ангельская песнь. Не было для меня дня познавательнее и радостнее, на сердце было легко и свободно одновременно. Это не единственная моя встреча с батюшкой, бывало, мне хватало лишь его благословения и улыбки. В этом святом месте любовь между братией – основополагающая его часть, воспитанная старцами. Всё держится на любви! Это действительно рай на земле, где меняются жизни, воскресают души, трепещут сердца, здесь спасение! И не нужна нам никакая заграница, никакие дальние страны, никакое богатство и комфорт этого не заменят. Хочу ещё заметить, что в Оптиной всегда Пасха, постоянно на душе воскресение. Один раз мне посчастливилось побывать там на пасхальной седмице, это был конец апреля – начало мая. Всё благоухало, хотя когда уезжала из своего родного города, у нас было пасмурно и тоскливо, но не то Оптина. В тот самый момент, когда моя душа уже была наполнена пасхальной радостью, вся бренная плоть торжествовала, после чудного акафиста Воскресению Христову, я со своими друзьями отправилась на источник преподобного Пафнутия Боровского. Идти туда нужно тропинкой через лес, а вокруг неописуемо хорошо: воздух наполнен чистотой, птицы поют мелодично, деревья неземной красоты. Это то весеннее время, когда они чисты, обновлены, как и должны быть обновлены наши души, прошедшие Великий пост и встретившие радость светлого Христова Воскресения. Первые нежные цветы, листочки, травинки – не тронутая человеком, неиспачканная девственная красота! Мы шагали тихо, вбирая в себя эту чистоту, и навстречу нам тоже шли люди, и что удивительно было для меня, все, кто нам встречался, приветствовали нас пасхальной радостью: «Христос Воскресе!», мы в ответ: «Воистину Воскресе»! На тот момент для меня это было необычно, мы совершенно друг друга не знали, все были из разных и дальних городов и весей, но нас всех объединял Воскресший Христос, победивший ад, ожививший нас, как ожила природа и смерти уже не существовало. Очи у людей светились, улыбки сверкали, сердце полыхало, всё суетное превратилось в тлен. В Оптиной я каждый раз знакомилась с новыми людьми, и как удивительно Господь приводил каждого из них в свою святую обитель. Там я обрела настоящих друзей, интересных собеседников, внимательных слушателей. Наши долгие духовные беседы проходили в дружной атмосфере уютных и тёплых паломнических келий. Как ни печально, но некоторых из этих людей уже нет на земле. Они переселились в небесные селения, но когда знаешь, что Оптина была их последним местом посещения, то понимаешь, как всё строится премудро, из земного рая, надеюсь и молюсь, что Господь упокоил их в своём небесном раю. Каждый вечер в монастыре, после вечернего богослужения, братия совершает крестный ход вокруг святой обители, и все паломники, кто участвует в этом благом деле, становятся очень счастливыми. На улице вечереет, всё больше тишины, ослепительной красоты закаты, и вот от святых врат народ начинает двигаться в путь, под пение умилительных молитв, неся в руках победоносные хоругви, чудотворные иконы, животворящие кресты. Проходя вокруг монастыря, созерцаешь эти нерушимые стены, удерживающие благодать, не пускающие зло, поёшь песнопения вместе с братией и кажется, что ты с ними и с монастырём одно целое, ты часть этого места, будто тоже насельник обители, и вновь возвращаясь к святым вратам, чувствуешь невероятную удовлетворённость. Слава Богу, за ещё один не бесполезно прожитый день! Об Оптине и её жизни можно рассказывать много, но тогда вам не интересно будет самим всё это познавать, могу лишь перечислить словами то, что незримо, вечно, удивляет: тишина, цветы, птицы, тропинки, богослужения, ароматы, источники, люди, старцы, трапезная, закаты, крестный ход, монастырское кладбище, просфорки, послушание, проповеди, доброта, простота, любовь! Вот я написала немного переживаний, своих чувств, а ведь на самом деле я хотела выразить всё это по-другому, а тут и слова не те, и выражения, и сравнения. Ведь всё это несказанно! Нужно это прочувствовать, пережить, и у каждого будет лишь свой личный опыт, по-своему окрылится душа, надеюсь, каждый в своё время, но войдёт в это райское место ещё здесь на земле, если поедет по нарисованной мною карте из чувств и впечатлений в монастырь – Оптину Пустынь! Источник: Оптинские встречи

Еще немного из "На берегу Божьей реки" С.А. Нилуса «…- Помните вы свое детство? – спросил он (о.Нектарий) меня… - Как не помнить, - помню. - Вот и я, - говорит, - тоже помню. Набегаемся мы бывало, ребятенки, наиграемся; вот и присядем или приляжем где-нибудь там, в укромном местечке, на вольном воздухе, да и давай смотреть на Божие небушко. А по небу-то, глядишь, плывут-бегут легкие облачка, бегут – друг дружку догоняют. Куда, задумаешься, бывало, путь они свой держат по голубой необъятной дали?...Эх, хорошо было бы на облачках этих прокатиться!...Высоко дюже – нельзя! – со вздохом решает компания. – Не взберешься…А хорошо бы! И вот среди нас выискивается один, наиболее смышленый: «Эхва, - говорит, - уж и раскисли! Как так нельзя? Здесь нельзя – над нами высоко, а там, - показывает на горизонт, - там рукой их достать можно. Бегим скореича туда, влезем да и покатим!» И видим все мы, что «смышленый» наш говорит дело, да к тому же он и коновод наш: ну что ж? – Бежим! И уж готова от слов к делу перейти стайка неоперившихся птенцов-затейников, да вспомнишь про овраг, через который бежать надобно, а в овраге небось разбойники, про дом свой вспомнишь, - а в доме у кого отец, у кого мать да бабушка: еще вспорют, чего доброго!...Вспомнишь, да и махнешь рукой на свою затею: чем по небу-то летать, давайте-ка лучше по земле еще побегаем!...»

3 июня сего года <1875> исполнилось пятидесятилетие со дня вступления в Оптину пустынь Елисея пустынника. Елисей Кириллов Шувалов родился в г. Богородицке, Тульской губ. от дворовых людей г-на Ламакина Кирилла и Елены. Детей было десять человек, но все померли, оставались двое: старший сын Сергий (женатый и умерший 70-ти лет), да другой Елисей, живший у своего барина – холостяка камердинером. Барин любил Елисея за трезвую его жизнь и хорошее поведение, и перед смертию отпустил его на волю. На 23-м году Елисей возъимел желание посвятить себя жизни монашеской, к которой еще за три года почувствовал влечение. С сим намерением и прибыл он в 1825-м году, прямо в Оптину пустынь, во время строительства о. Моисея Путилова, который тогда только что вступил в управление обителью. Обитель была скудна, и имела нужду в братии, которой было не более 50-ти человек. А потому, с любовию был принят Елисей настоятелем, в особенности, когда он узнал, что Елисей трезвой жизни и от роду не употреблял вина. Оптину пустынь знал Елисей, и расположился к ней с того времени, как барин его капитан стоял с полком в Козельске, и он хаживал в пустынь для богомолья, и она ему в то время понравилась. Рассказывает Елисей, что когда в последний раз, прибыл он в пустынь, и подойдя для переправы к реке, увидал на монастырском берегу, где стоит теперь у перевоза сторожка, большую груду камней, но когда по переезде реки, ступил на берег, тогда на том месте ничего не оказалось, и понял он, что это было только одно видение. В то время Обитель имела скудость не только в братии, но и во всем, как в постройках, так и в хозяйственном отношении. Не было еще тогда и должности казначейской, и братия находили нужным иметь казначея, и первым на эту должность был избран иеромонах Серапион, Варлаам из Скита, потом Гавриил, а его сменил О. Савва, ныне еще здравствующий. Гостиница была тогда одна, и та маленькая, в самом низу, слева западных монастырских врат, где помещалась после книжная лавочка, стояла небольшая деревянная гостининка с флигелем, а сзади ея стояли две избы для простого народа. По поступлении в обитель, Елисей пробыл с год на послушании в хлебне; после того, семь лет провел в братской поварне, был сделан старшим поваром. Потом, назначались ему различные послушания: трудился он в просфорне, на рыбной ловле, был звонарем, будильщиком, топил церковныя печи, станавливался петь на клирос, сперва на левый, а потом с леваго, за хороший его голос, перевели на правый – в соборные. Голос имел он высокий чистый и громкий бас. Около десяти лет ходил он на клирос, (при уставщике Мефодии; в то время Мефодий был рясофорным, с именем Михаила). Впоследствии, караулил он монастырские огороды. После того, с сорокового года, пробыл 15 лет, за послушание на Сосенной, при часовне, в 7-ми верстах от обители. Там у него не было русской печи, была лежанка, в ней приготовлял он себе на несколько дней пищу, и то изредко; более довольствовался одним сухоядением. С Сосенной перевели его караулить монастырский лес, в 3.1/2 верстах от обители, где пробыл около 10 лет. Проживши столько лет в лесном уединении, старец Елисей сроднился с этою жизнию и даже полюбил её. Нужно заметить, что во всё время пребывания его там, никто не только из людей, но и из хищных лесных обитателей, ни разу не потревожил его ничем. Рассказывал старец, что ему случалось встречаться с идущим поодоль медведем или волком, но они мирно проходили своей дорогой, не нарушая его спокойствия. И сбывались над ним слова Псалтири: «хранит Господь вся любящие Его» (Пс. 144,20). И «Господь защититель живота моего, от кого устрашуся?» (Пс. 26,2). А вот от других пернатых насельников, наполнявших лес, маленьких птичек, он пользовался даже любовию и расположением; оне хорошо знали его и слетались на его зов; разсаживались ему на руки, на плечи, а некоторыя поглупее <выражение самого старца> из молодых, садились прямо на шапку, с полною уверенностию за свою безопасность, и клевали предлагаемый им корм. Справедливость рассказа подтверждается свидетелями, которым лично пришлось видеть это. Из Летописи Скита, 1875 год

Хороший рассказ. Спаси Господи!