Таблица лидеров

Возможно, кто-нибудь вслед за писателем Розановым скажет или напишет, что не видел плачущего священника, что священники «в массе своей» не плачут… Но я не просто встречаю свидетелей этих слез — я сам видел. Впервые — в нашем храме на Прощеное воскресенье, вскоре после своего крещения. Помню, как отец Андрей читал тогда патриаршее послание, то место, где были, кажется, слова о трудном служении священника, о его ошибках и грехах. Я все не мог понять, чего батюшка так плохо читает? Замолкает посреди фразы, стоит, переминается, молчит секунд десять, потом продолжает читать — опять с заиканием… И вдруг я увидел, почему он так плохо читает. Все увидели… Мы все тогда плакали в разграбленном, покрытом трещинами здании старой церкви. Возможно, о том, сколько здесь (и в жизни) нужно отстроить заново, сколько еще пережить, вместе и поодиночке… Второй раз это было года три спустя, совершенно в другом месте. Там настоятели менялись, потому что надрывали силы, почти в одиночку воссоздавая то, что когда-то являлось громадным храмом и где теперь были голые стены, трубы, тусклые лампочки… и почти не находилось людей, способных оказать священникам помощь. И вот, помню, как «очередной» настоятель плакал, сидя на кровати, в предназначенной для него комнатке. Он только повторял, что я не должен брать у него благословения: «Разве можно целовать мне руку, когда я вон какой… никчемный?» Помощник, которому он доверился, оказался авантюристом, в «двадцатке» шли ссоры по поводу матушки (жены священника), да к тому же каждую службу его мучила боль — почечные колики (он, однако, никогда не оставлял и не отменял богослужения!)… Да у него было еще пять, десять причин плакать! Этот большой, казавшийся прихожанам лихим и вечно двигающимся «колобком», священник нес такой крест, что я смотрел на него и не мог понять, как может один человек сдвинуть такую массу дел и остаться жив… Сейчас над храмом купол, иконы вставляют в новый иконостас, дети ходят в воскресную школу… Я всегда буду помнить его слезы. Фото Владимира Ештокина 1 февраля 2016 Автор: ГУРБОЛИКОВ Владимир Источник и продолжение : http://foma.ru/vsegda-budu-pomnit-ego-slezyi.html

Благодатная Оптина Здравствуй, Оптина благодатная! В свете тихом звенящий глагол, А вокруг тебя необъятная Земля русская – чудный престол. Как стена стоишь нерушимая Под покровом Царицы Небес, И любимая и гонимая Ты несешь свой спасительный крест. Берегут тебя старцы мудрые Трое братьев – Ангела три, Будто солнышко тучи хмурые Разгоняешь в нелегкие дни. Колокольня ввысь к небу тянется, Слышно первый раздался удар, И народ вокруг собирается, Получая невидимый дар. Мы идем к тебе с покаянием, Светлой радостью сердцем дыша, Милость Божию, оправдание Обретает смиренно душа. Как гора Афон возвышаешься Ты над морем житейских забот, Нет, с тобою мы не прощаемся И увидимся вскоре, даст Бог. Ольга Кузина

Монахиня Антонина (1869 — 1969) начала борьбу с собой в 16 лет — в монастыре. Господь выделил ей век на этот труд, причем вторая половина этого века пришлась на время советской власти, время страшных гонений. И она не только сама всю жизнь училась побеждать страсти, как заповедал ей духовный наставник, но стала опорой для многих людей в эту тяжкую годину — из ее души в мир потекли реки воды живой. У нее был прекрас­ный фундамент — полная трудов и скорбей жизнь в обители и окормление у старца оптинской школы архимандрита Нила (Кастальского). До нас дошли уникальные записи бесед матушки Антонины с отцом Нилом. Приводим фрагменты этих бесед, представляющих немалую духов­ную ценность. ... — Малодушие и уныние неизбежно для тебя. Потому что никаких вольных скорбей не не­сешь, а ведь в Царство Небесное ничто скверное не внидет. Вот и очищает тебя Милосердный Господь унынием и поношением. Монах должен поно­шение пить, как воду. Господь привлекает малодушных, посылая им утеше­ние. Затем Он отнимает его и смотрит на тебя: кто ты — верная раба Его или лукавая, которая любит Господина только тогда, когда Он ее утешает. Вот ты тогда-то покажи искреннюю любовь неподкупной невесты Его. Но и это пройдет, и опять блеснет луч утешения. Но горе тебе, если ты вознесешься враг видит, откуда ты получаешь, и старается отбить тебя от пастыря... Держись, а главное — смиряйся. Лишь потеряешь смирение и самоукорение, тогда прощай. Об том нечего скорбеть, что приходится и побранить и наказать — послушание твое такое. Только гнева не держи в сердце, а чем можешь — утешай, а кто будет упорничать, не уступать, оставь этого человека, уйди, если можно, пока гнев пройдет. И сказано: смятохся и не глаголах [Пс. 76, 5]. Лучше пускай называют святошей и ханжой. — А самолюбие-то кипит внутри... — Внутри-то пускай кипит, да наружу-тο [чтоб] не выходило. Много труда нужно, чтобы и внутри не кипело. Я когда был в Оптине, вот меня от­бранил один брат ни за что, мне так стало обидно, я и пошел к старцу о[тцу] Амвросию и говорю ему: «Вот, батюшка, как меня оскорбил такой-то брат», — и жду, что старец его обвинит. А вышло дело не так. «А ты просил у него прощения?» — говорит старец. — «Нет, батюшка». — «Так поди и проси у него прощения». — «Да я же ни в чем не виноват...» — «Иди». А самолюбие- то, как у тебя, кипит во все поры. Отворил келью — бух ему в ноги, а он мне, и сразу у него вид изменился: вместо гнева появилась братская лю­бовь, — и старец в ладоши похлопал. — «Наше взяло, врага победили!» Так- то, милое чадо, хорошее и полезное — все трудом достается. Живи проще, имей смирение, считай себя хуже всех, нигде не выделяйся, а скорей назад пяться. Елена Владимирова Фрагмент статьи «Учись побеждать страсти» из журнала «Монастырский вестник» № 11 (23), ноябрь 2015г.

Как же не хватает тех, кто может поделиться своим духовным богатством! Слава Богу, что и сейчас есть много умеющих это делать. Но пока нет возможности быть рядом с ними...

Крепость Сигнаги

Плач Богородицы Рассказ фронтовика Место, где мы сидели в окопах, казалось каким-то особенным. Словно кто-то помогал нам: немцы атаковали нас превосходящими силами, а мы их отбрасывали, и потери у нас были на удивление небольшими. А в тот день бой был особенно жестоким. Вся ничейная полоса покрылась телами убитых - и наших, и немцев. Бой стих только к вечеру. Мы занялись, кто, чем в ожидании, когда нам ужин привезут. Я достал кисет, закурил, а земляк мой, Иван Божков, отошел в сторону. Вдруг вижу: Божков высунул голову над бруствером. - Иван, - кричу, - ты что делаешь? Снайпера дожидаешься? Божков опустился в окоп - сам не свой. И говорит мне тихо: - Петя, там женщина плачет... - Тебе показалось, откуда тут женщине взяться? Но когда со стороны немцев стихла «музыка», мы услышали, что где-то и вправду плачет женщина. Божков надел на голову каску и вылез на бруствер. - Там туман клубится, — говорит он нам. - А в тумане по ничейной полосе в нашу сторону идет женщина... Наклоняется над убитыми и плачет. Господи! Она похожа на Богородицу... Братцы! Ведь нас Господь избрал для этой памятной минуты, на наших глазах чудо совершается! Перед нами святое видение!.. Мы осторожно выглянули из окопа. По ничейной полосе в клубах тумана шла женщина в темной и длинной одежде. Она склонялась к земле и громко плакала. Тут кто-то говорит: - А немцы тоже на видение смотрят. Вон их каски над окопами торчат... Да, тут что-то не так. Смотри, какая Она высокая, раза в два выше обычной женщины... Господи, как же Она плакала, прямо в душе все переворачивалось! Пока мы смотрели на видение, странный туман покрыл большую часть ничейной полосы. Мне подумалось: «Надо же, будто саваном погибших укрывает...» А Женщина, так похожая на Богородицу, вдруг перестала плакать, повернулась в сторону наших окопов и поклонилась. - Богородица в нашу сторону поклонилась! Победа за нами! - громко сказал Божков.

Белые от снежных хлопьев идут вечерними просторными полями Никола Угодник, Сергий Радонежский и Серафим Саровский. Стелется поземка, звенит от мороза сугробное поле. Завевает въюжина. Мороз леденит одинокую снежную землю. Николай Угодник в старом овчинном тулупе, в больших дырявых валенках. За плечами котомка, в руках посох. Сергий Радонежский в монашеской рясе. На голове скуфейка, белая от снега, на ногах лапти. Серафим Саровский в белой ватной свитке, идет сгорбившись, в русских сапогах, опираясь на палочку... Развеваются от ветра седые бороды. Снег глаза слепит. Холодно святым старцам в одинокой морозной тьме. -Ай да мороз, греховодник, ай да шутник старый!- весело приговаривает Никола Угодник и, чтобы согреться, бьет мужицкими рукавицами по захолодевшему от мороза полушубку, а сам поспешает резвой стариковской походкой, только знай, шуршат валенки. -Угодил нам, старикам морозец, нечего сказать... Такой неугомонный, утиши его, Господи, такой неугомонный!- смеется Серафим и тоже бежит вприпрыжку, не отставая от резвого Николы, гулко только стучат сапоги его по звонкой морозной дорожке. -Это что еще!- тихо улыбается Сергий.- А вот в лето 1347,вот морозно было. Ужасти... -Вьюжит. Не заблудиться бы в поле,- говорит Серафим. -Не заблудимся, отцы!- добро отвечает Никола. - Я все дороги русские знаю. Скоро дойдем до леса Китежского, а там, в церковке Господь сподобит и заутреню отслужить. Подбавьте шагу, отцы!... -Резвый угодник!- тихо улыбаясь, говорит Сергий, придерживая его за рукав. -Старательный! Сам из других краев, а возлюбил землю русскую превыше всех. За что, Никола полюбил народ наш, грехами затемненный, ходишь по дорогам его скорбным и молишься за него усердно? -За что полюбил?-отвечает Никола, глядя в очи Сергия.- Дитя она- Русь!.. Цвет тихий, благоуханный...Кроткая дума Господня...дитя Его любимое...Неразумное, но любое. А кто не возлюбит дитя, кто не умилится цветикам? Русь- это кроткая дума Господня. -Хорошо ты сказал, Никола, про Русь,- тихо прошептал Серафим.- На колени, радости мои, стать хочется перед нею и молиться, ка честному образу! -А как же, отцы святые,- робко спросил Сергий,- годы крови 1917,1918 и 1919? Почто русский народ кровью себя обагрил? -Покается!- убежденно ответил Николай Угодник. -Спасется!- твердо сказал Серафим. -Будем молиться!- прошептал Сергий. Дошли до маленькой, покрытой снегом лесной церковки. Затеплили перед темными образами свечи и стали слушать заутреню. За стенами церкви гудел снежный Китежский лес. Пела вьюга. Молились святители русской земли в заброшенной лесной церковке о Руси- любови Спасовой, кроткой думе Господней. А после заутрени вышли из церковки три заступника на паперть и благословили на все четыре конца снежную землю, вьюгу и ночь. Василий Никифоров-Волгин, 1926 год