Olqa

Дома вообще родные стены, бывает - никого рядом. Что уж говорить про монастырь. Однако... Светлана, Ваша версия - почему среди грохота и набитого вагона даже с громкими выкриками: "Твоя сумка мне мешает и ваще...не смотри на меня так..." легче бывает сосредоточиться, чем например, после Всенощной в пустой келии, выражаясь по-монастырски.

Так в Москве соотношение молящегося к немолящимся какой? И какой, например, в Оптине. Рядом с молитвой враг. И вот представьте себе, где и как молитва будет? Просто иногда думаю, почему, в метро, например, с Божией помощью можно с полным внимание прочитать вечерние молитвы? Посмотришь на людей - все носиками в планшетники, в читалки, в телефоны...

Павел Груздев, Пожар и литургия (взято здесь: http://www.afonnews....ll/section_108/ (из преданий Северо-Западного края) Праздник престольный настал на селе, Богоявленье честное. В церковке малой еще в полумгле слышится пенье святое. Храм деревянный и рядом костел полны нарядного люда - с хутора, с ближних деревен и сел, праздник-то чтится повсюду. Вот загорелся огнем небосклон, льются лучи золотые, в воздухе гулко разнесся трезвон, и началась Литургия. Вместе со старым духовным отцом служит священник соседний, стройно поет за искусным дьячком хор прихожан за обедней. Час наступил возношений святых... Трепетом сам исполняясь, старец священник: «Твоя от Твоих» молвил, над чашей склоняясь. В это мгновенье нестройный набат вдруг с колокольни раздался, слышно: «Ратуйте, ратуйте!» кричат, ой, и костел уж занялся! Словно пчелиный встревоженный рой, ринулись вон клирошане, в ризе приезжий священник чужой, староста, дьяк и миряне. Храм опустел, лишь остались в углах три позабытых старухи, их не объяли смятенье и страх — слепы уж были и глухи. Но настоятель и дьякон вдвоем, помня отцов наставленье, жарко молились, забыв обо всем, и продолжали служенье. Звуки несутся: «Тебе мы поем», дьякон сначала дивился, впрочем, подумал: «Должно быть, совсем попусту люд всполошился. Певчие снова вернулись». И он, к жизни тревогам привыкший, начал мольбы возносить к небесам, чин исполняя обычный. Жертва свершилась. Завесу отъяв, с чашею старец выходит. Праведный Боже! То сон или явь, что перед ним происходит? Храм его взорам, как прежде, предстал, полн богомольцев толпою, только на лица их будто упал легкий туман пеленою. Глянул на клирос при южных дверях, дымкой прозрачной повиты, юноши видны в златых стихарях, лица ж сияньем сокрыты. Вот пред Дарами повергся старик, имя свое называет — в душу священника ужас проник, скрылася мгла неземная. И перед ним прихожанин стоит, сорок уж лет погребенный, что за алтарной стеною лежит, ветхим крестом осененный. Следом к причастью Святейших Даров двинулась вся вереница, вмиг испарился туманный покров, и показалися лица. Прежде знавал их священник, когда этот же храм посещали, всех приводил он молитвой туда, где не бывает печали. Ныне живые из страха огня праздник забыли престольный, спавшие в гробе до Судного дня встали на зов колокольный. После слыхали, что старый отец чуть не утратил сознанье. Он позабыл, как служил до конца, помнил одно окончанье. Отпуст замолк, и один за другим жители сени могильной, Крест лобызая, исчезли, как дым в куполе тает кадильный. Также певцы ко кресту подошли, Троицу славя Святую, стали незримы, и только вдали хор прозвучал: «Аллилуйя!» Еле от страха оправившись тут, бледны, как выходцы гроба, ризы сложивши, на паперть идут, церкви служители оба. Господи Боже! На улице всей не уцелело ни вешки! Рухнул костел, и среди кирпичей курятся лишь головешки. Там пожирает хибарку огонь, слышатся вопли и стоны, здесь промелькнул перепуганный конь, с криком кружатся вороны. Древняя церковь однако цела, нет и досок обгорелых, тут же поодаль, в начале села видны два домика белых. Сколько вокруг ни стояло дворов, грозным пожаром спалило. Пламя же веры духовных отцов домики их защитило. Чуду дивяся, проходят они, силы исполнены новой. «Отче,— промолвил диакон, — взгляни: краешек ризы парчовой». Старец нагнулся, и что же? Пред ним подле развалин заезжей хаты обуглен лежит, недвижим в ризе священник приезжий. Видно, когда прибежал за конем, уж подгорели стропила, пали, и был он охвачен огнем... С нами Господняя сила!

Беседа о молитве. Монах Константин http://пустынник.рф/knigi/beseda-o-molitve/

Случается, что за один день узнаешь печальные новости о людях, которые знакомы. Хотела бы поделиться печальными известиями. Попросить молитв о здравии тяжко болящей послушницы Марии, нашей форумчанки с ником Мотя. Предстоит тяжелая операция на легких. Возможно, операция будет уже завтра. А вторая просьба - молитв о упокоении иерм. Нила, трагически погибшего недавно. Знаю, что многие люди, бывающие в Оптине, помогали монастырю, в котором служил отец Нил. Господь управляет, и старенькая монахиня рассказывает, как поделилась нуждами Карельского Муромского монастыря со знакомыми, и в Оптину потек ручеек помощи. Средства на приобретение икон однажды привезли от целого офиса. При Подворье в Пудоже организована Воскресная школа, которой также требуется помощь. Отец Нил два года своими руками строил храм. Рассказывал, что расстрелянных в годы репрессий на территории монастыря огромное количество. Святая земля. Здесь можно почитать о случившемся http://eparhia.karelia.ru/nil13.htm

Батюшка дорогой, отец Павел! Завтра - день памяти...

Еще у отца Павла есть большое стихотворение, очень и очень просто написанное, как и все его стихотворения, о Литургии в сельском храме, во время которой в деревне случился пожар. Пока искала его в Интернете, нашла о самом отце Павле вот такое воспоминание. Не совсем в тему, простите! Но... "...В самый канун Рождества, - вспоминал батюшка, - обращаюсь к начальнику и говорю: "Гражданин начальник, благословите в самый день Рождества Христова мне не работать, за то я в другой день три нормы дам. Ведь человек я верующий, христианин". - Ладно, - отвечает, - благословлю. Позвал еще одного охранника, такого, как сам, а может, и больше себя. Уж били они меня, родные мои, так, не знаю сколько и за бараком на земле лежал. Пришел в себя, как-то, как-то ползком добрался до двери, а там уж мне свои помогли и уложили на нары. После того неделю или две лежал в бараке и кровью кашлял. Приходит начальник на следующий день в барак: "Не подох еще?" С трудом рот-то открыл: "Нет, - говорю, - еще живой, гражданин начальник". "Погоди, - отвечает. - Подохнешь". Было это как раз в день Рождества Христова". В вышине небесной много звезд горит. Но одна из них ярче всех блестит. То звезда Младенца и Царя царей, Он положен в ясли Матерью своей..."

А к чаю, наверное, "птички" толгские....)))

Автор "Хлеба Небесного" - священномученик Серафим. http://days.pravoslavie.ru/Life/life4898.htm "...Разные людские потоки в разные годы лились в лагеря - то раскулаченные, то космополиты, то срубленная очередным ударом топора партийная верхушка, то научно-творческая интеллигенция, идейно не угодившая Хозяину - но всегда и в любые годы был единый общий поток верующих - "какой-то молчаливый крестный ход с невидимыми свечами. Как от пулемета падают среди них - и следующие заступают, и опять идут. Твердость, не виданная в XX веке!" Это строки из "Архипелага Гулаг". Словно в первые христианские века, когда богослужение совершалось зачастую под открытым небом, православные молились ныне в лесу, в горах, в пустыне и у моря. В уральской тайге служили Литургию и заключенные Вятских исправительно-трудовых лагерей. Были там два епископа, несколько архимандритов, игумены, иеромонахи и просто монахи. А сколько было в лагере верующих женщин, которых всех окрестили "монашками", смешав в одну кучу и безграмотных крестьянок, и игумений различных монастырей. По словам отца Павла, "была там целая епархия!" Когда удавалось договориться с начальником второй части, ведавшей пропусками, "лагерная епархия" выходила в лес и начинала богослужение на лесной поляне. Для причастной чаши готовили сок из различных ягод, черники, земляники, ежевики, брусники - что Бог пошлет, престолом был пень, полотенце служило как сакос, из консервной банки делали кадило. И архиерей, облаченный в арестантское тряпье, - "разделиша ризы Моя себе и об одежде Моей меташа жребий... "-предстоял лесному престолу как Господню, ему помогали все молящиеся. "Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите", - пел хор заключенных на лесной поляне... Как молились все, как плакали - не от горя, а от радости молитвенной... При последнем богослужении (что-то случилось в лагпункте, кого-то куда-то переводили) молния ударила в пень, служивший престолом - чтобы не сквернили его потом. Он исчез, а на его месте появилась воронка, полная чистой прозрачной воды. Охранник, видевший все своими глазами, побелел от страха, говорит: "Ну, вы все здесь святые!" Были случаи, когда вместе с заключенными причащались в лесу и некоторые из охранников-стрелков. Шла Великая Отечественная война, начавшаяся в воскресенье 22 июня 1941 года - в День Всех Святых, в земле Российской просиявших, и помешавшая осуществиться государственному плану "безбожной пятилетки", по которому в России не должно было остаться ни одной церкви. Что помогло России выстоять и сохранить православную веру - разве не молитвы и праведная кровь миллионов заключенных - лучших христиан России? Высокие сосны, трава на поляне, престол херувимский, небо... Причастная зековская чаша с соком из лесных ягод: "...Верую, Господи, что сие есть самое пречистое Тело Твое и сия есть честная кровь Твоя... иже за ны и за многих проливаемая во оставление грехов..." (Рассказы арх.Павла Груздева. "Самый счастливый день")

Что за таблички держат снеговички? ))) Еще подумалось - и Оптина, без всякого сомнения, воспитывает будущих насельниц, Толгского монастыря в том числе. Оптина - в собирательном смысле - и Старцы, и сегодняшние отцы. Еще из воспоминаний о Толге. Когда стояли в очереди приложиться к на малое совсем время прибывшей Святыне - рядом стояли насельницы, и, может быть, в первой раз в жизни, не было чувства, что ты - чужая в чужом монастыре (не так одета, не так стоишь, не то делаешь... - без ропота и укора пишу). Рядом стояли матери и сестры - в прямом смысле слова - ТВОИ матери и сестры во Христе. Они жалели, заботились, переживали, они покрывали Любовию....