Апрель

Да, я спрашивал по этому поводу.Мне сказали, что все будет правильно.

Хотелось бы, чтобы на форуме была создана возможность некоего объединения , для постоянных участников, которое позволило бы, не только более тесно контактировать, но и молиться друг за друга.

Юрий Белановский: Почему в обществе нарастают антицерковные настроения? [ Когда речь заходит об антицерковных настроениях в обществе, - а в последнее время эта тема поднимается очень часто, - мне всегда недостает ясного различения причин и мотивов возрастающего или, во всяком случае, все более ярко проявляющегося негативного отношения к Русской Православной ЦерквиЯ со своей стороны различаю причины «внешние» по отношению к русскому Православию и «внутренние» причины, обусловленные современными особенностями церковной жизни. Думаю, такое различение важно и полезно для начавшейся дискуссии.

В идеале-нет, но надо учитывать и иные состояния, в которых пребывают большинство людей. А о язычестве было сказано, в контексте истоков, ведь ни секрет, что до крещения, Русь была языческой.

Давайте в теме по теме, а о личном в личку.Хорошо?

Мы с Вами говорим о разных вещах, которые не исключают друг друга.

Что такое христианские святыни? Фото: kostroma.rfn.ru Автор: Юрий БелановскийВ наши дни почитание разного рода святынь, в том числе и христианских, приняло поистине удивительные размеры. Фактически в каждом доме есть частичка «священного». В сознании людей все перемешалось: храмы, могилы известных людей, дольмены, иконы, мощи, предметы религиозной утвари, вещи привезенные с мест паломничеств (амулеты, камни, землица, баночки с всевозможным наполнением) и т.д. Главное, чего хотят люди, получить какую-то выгоду, к примеру, защиту от зла, исцеление от алкоголизма, здоровье или благополучие. Но как такое отношение, да и само наличие святынь, соотносится с христианством? Почему православные не менее других почитают святыни, причем это почитание порой невозможно отличить от оккультного или языческого отношения?

Да о.Илий, действительно, очень добрый.Хотелось бы, чтобы и мы брали с него пример.

Матерь Божия не в поясе, а люди идут к поясу, а не к матери Божией и конечно же не справедливо думать, что приложившись к поясу мы можем , через это,стяжать особое расположение Пречистой. Вы говорите люди возвращаются к истокам, правильно-к язычеству. Ни кто не имеет права решать за Господа, что Он простит, а чего нет, тем более диктовать условия при которых это прощение должно состояться.

Саентологи подали в суд на Архангельскую епрахию Архангельск, 7 ноября 2011 г. По всему миру и с недавнего в Москве саентологи завлекают в свои ряды бесплатными уличными тестами. Образовательный центр «Праксис-Карьера» подал иск в Арбитражный суд на Архангельскую епархию с целью защиты деловой репутации и взыскания ущерба в размере 500 тысяч рублей. Напомним, что в сентябре директор «Праксис-Карьеры», член Международной ассоциации сайентологов и Всемирного института сайентологических предприятий (WISE) Райля Фофанова направила на имя епископа Архангельского и Холмогорского Даниила претензию с требованием в десятидневный срок удалить с епархиального сайта все критические материалы о деятельности сайентологов в Архангельске. Причиной выдвинутого ультиматума стала републикация на сайте епархии статьи корреспондента информационного агентства «Православие на Северной земле» Александра Иванова «Праксис-Карьера» на службе саентологии». В связи с отказом Архангельской епархии удалить статью, сайентологи решили добиться этого через суд. По словам епископа Архангельского и Холмогорского Даниила, поданный иск является очередной попыткой сайентологов запугать и заставить молчать своих критиков.

Схиархимандрит Авраам Благая часть Том 3. Рабство Богу — это истинная свобода Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! Господь наш Иисус Христос, Которого святые отцы справедливо называют Самоистиной и Который Сам о Себе говорит: Аз есмь путь и истина и живот (Ин. 14, 6), сказал уверовавшим Ему иудеям: Аще вы пребудете во словеси Моем, воистинну ученицы Мои будете и уразумеете истину, и истина свободит вы (Ин. 8, 31–32). Он обращается этими словами к тем иудеям, которые признали в Нем пришедшего в мир Мессию. Поскольку мы также являемся людьми, верующими в Господа Иисуса Христа, то со всей справедливостью можем отнести Его слова и к себе. Не останавливаясь подробно на словах Господа: Аще вы пребудете во словеси Моем, воистинну ученицы Мои будете и уразумеете истину, и истина свободит вы, поясню их кратко. Для того чтобы действительно быть учениками Спасителя, мы должны не только слышать Его учение и признавать его умом, но и пребывать в Его слове: применять его к своей жизни, исполнять его. В этом случае, как говорит Евангелие, мы уразумеем истину — постигнем ее не столько от теоретического изучения, сколько от понуждения себя к евангельской жизни. Тогда с нами произойдет нечто необыкновенное: истина освободит нас. Те люди, которые, казалось бы, считали себя верующими во Христа, пришли в недоумение: Отвещаша и реша Ему: семя Авраамле есмы и ни комуже работахом николиже (то есть не были рабами никому и никогда. — Схиигум. А.): како Ты глаголеши, яко свободни будете? (Ин. 8, 33). Их понимание свободы и рабства было чрезвычайно поверхностным, сугубо внешним: под рабством они имели в виду порабощение одного человека другим, а под свободой соответственно подразумевали возможность жить по своей воле. Но в действительности это не так. Всякий человек, даже если он никогда ни от кого не зависел, является рабом обстоятельств, рабом своей собственной плоти и всего того, чего она требует (например, мы вынуждены трудиться для того, чтобы питать себя). Человек является рабом тех людей, с которыми он связан (например, своих близких и родственников); рабом своего воспитания, образа мыслей, привычек и взглядов. Ему кажется, что он исполняет свою волю, а в действительности он непроизвольно совершает те или иные поступки под действием неосознаваемых им многообразных сил. Сюда можно включить даже так называемые законы природы, от которых мы не свободны. Нас порабощает все. Удивительно, кстати, что иудеи в тот момент не понимали или не хотели понимать, что они не являются полностью свободными даже в политическом отношении, поскольку находились под властью римлян. Ни комуже работахом николиже: како Ты глаголеши, яко свободни будете? Мы также задаемся вопросом: от чего нас освобождает монашество — истинно христианский, сугубо евангельский образ жизни? Ведь мы, как нам казалось, были свободными, а теперь, наоборот, порабощаемся. Но под порабощением следует понимать порабощение слову Божию: Аще вы пребудете во словеси Моем, воистинну ученицы Мои будете. В ином месте Спаситель сказал: Возмите иго Мое на себе (Мф. 11, 29). Поработив себя Христу, мы сможем научиться от Него кротости и сердечному смирению и тогда обрящем покой душам нашим (Мф. 11, 29), то есть обретем свободу. Свободу от всего того, что заставляет человека служить не Богу, не тому, чего на самом деле хочет душа, а своей плоти, другим людям, необходимости и, самое страшное, греху и страстям. Эта внутренняя свобода настолько значительна, важна и могущественна, что Господь пренебрегает всем внешним как чем-то ничтожным, оставляя нам только необходимость служить немощам плоти, трудиться ради своего пропитания. Хотя, как мы знаем, некоторые преподобные отцы и матери достигали такой свободы во Христе, что почти не нуждались в удовлетворении телесных потребностей. Если мы действительно хотим быть истинными учениками Христовыми, то понудим себя пребывать в Его слове (особенно удобно и уместно делать это при помощи молитвы Иисусовой, потому что, молясь, мы пребываем умом в Господе), и тогда свобода будет становиться для нас все более и более ощутимой. Когда же мы, наконец, почувствуем некое веяние свободы в своей душе, тогда она станет для нас желанной и мы поймем, что свобода во Христе дороже любых земных благ, даже власти. Когда Господа Иисуса Христа искушал диавол в пустыне, говоря Ему: «Поклонись мне, и я покорю Тебе все царства земные», Спаситель отвечал ему: Написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему единому служи (см. Мф. 4, 10). Мы рабы Бога, и в этом смысле мы не можем быть совершенно свободными. Зато мы свободны от всего того, что препятствует служению Богу. Сам апостол Павел говорит: «По немощи естества вашего говорю, что раньше вы были рабами греха, а теперь вы стали рабами Божиими» (см. Рим. 6, 17–20). Мы, по немощи своей, не можем понять того, что есть истинная, полная свобода, поэтому нам надо представить себе эту свободу как рабство Богу. На самом деле это рабство настолько соответствует внутренней природе человека и всем его стремлениям, что чем более человек порабощается Христу, тем более он освобождается. Он уже не заставляет себя служить Богу, но воля Божия действует в его сердце, как его собственная. Аминь. [*] Слово на постриг в рясофор. Ново-Тихвинский женский монастырь, 10 мая 2003 года.

Власть мира-порабощает и присутствует там, где нет Бога. В послушание по обету и в рабство Богу можно вступить только добровольно, избирая это послушание и рабство, вырвавшейся на свободу от страстей, волей. В послушании по обету и в рабстве Богу состоит истинная свобода. И человек избрав послушание добровольно, послушается не по долгу, а потому, что не может не послушаться-по любви. ЧТО ЕСТЬ ИСТИННАЯ СВОБОДА? О свободе «Истинная свобода есть деятельная способность человека, не порабощенного грехом, избирать лучшее при свете истины Божией и приводить оное в действие при помощи благодатной силы Божией», – определяет святитель Филарет Московский. «Некоторые под именем свободы хотят понимать способность и невозбранность делать все, что хочешь. Это мечта, и мечта не просто несбыточная и нелепая, но беззаконная и пагубная... Они не умеют создавать ничего твердого. Внезапно по их чертежам строятся новые правительства и так же внезапно рушатся, – пишет святитель Филарет. – Они вводят слепую и жестокую власть народной толпы и безконечные распри искателей власти; они прельщают людей, уверяя, что ведут их к свободе, а на самом деле ведут их от законной свободы к своеволию, чтобы потом низвергнуть их в угнетение... Поймите, мечтатели безграничной свободы, гибельное безумие ваших мечтаний, поймите, наконец, хотя после жестоких опытов, когда сокрушавшая свои пределы свобода, не раз обагряла лицо земли невинной кровью и, проливая потоки крови человеческой, утепляла в них и сама себя». «Что сказать о свободе людей, которые хотя не в рабстве ни у кого, но, обладаемы страстью, покорены чувственностью, одержимы злой привычкой... Люди, более попустившие себя в это внутреннее рабство – в рабство грехам, страстями, порокам, – чаще других являются ревнителями внешней свободы...» «Но расширение внешней свободы, – продолжает святитель Филарет, – не удержит их от прежнего; они предадутся удовлетворению страстей и внешней свободой воспользуются только для того, чтобы глубже погрузиться во внутреннее рабство... Возлюби свободу христианскую – свободу от греха, от страсти, от порока, свободу охотно повиноваться закону и делать добро Господа ради, по вере и любви к Нему».

«Если мы не растем духовно, то погибаем!» Беседа с архимандритом Иустином (Пырву) Архимандрит Иустин (Пырву) – известный румынский духовник, по милости Божией уже перешагнувший 90-летний рубеж. Родился он 10 февраля 1919 года в Нямецком уезде. В 17 лет поступил в монастырь Дурэу. Учился в трех богословских семинариях: монастыря Черника и городов Рымнику-Вылча и Роман. В 1940 году принял монашеский постриг и спустя год был рукоположен в иеромонаха. После Второй мировой войны продолжил обучение в Романской семинарии, которую закончил в 1948 году. Тогда же он был арестован коммунистическими властями и приговорен к 12 годам заключения «за политические взгляды». Свой срок отец Иустин отбывал в тюрьмах, отличавшихся крайне суровыми условиями содержания заключенных (Сучава, Вэкэрешть, Жилава, Герла, Периправа и Аюд). Когда в 1960 году срок заключения закончился, отца Иустина приговорили еще к четырем годам тюрьмы – за то, что он не отрекся от веры. Выйдя на свободу в 1964 году, батюшка вынужден был трудиться рабочим в лесничестве. В 1966 году иеромонах Иустин был принят в братство монастыря Секу и в течение восьми лет нес здесь послушание духовника. Затем он был переведен в монастырь Бистрица – с запретом покидать стены монастыря; здесь под бдительным надзором он провел 15 лет: с 1974 года и до свержения коммунистического режима в 1989 году. В 1976 году по милости Божией отцу Иустину разрешено было посетить Святой Афон. С падением коммунистического режима 70-летний иеромонах Иустин возвратился в монастырь Секу с желанием посвятить остаток своей жизни молитве в отшельничестве. Однако он был направлен в село Петру Водэ Нямецкого уезда, где основал монастырь во имя архангелов Михаила и Гавриила, посвященный румынским мученикам, пострадавшим в коммунистических тюрьмах.

Госдума разрешила суррогатное материнство Москва, 7 ноября 2011 г. Госдума РФ приняла закон «Об основах охраны здоровья граждан в РФ», разрешающий суррогатное материнство. Решившимся на аборт женщинам предлагается "неделя тишины". Документ пока не подписан Президентом РФ и должен вступить в действие 1 января 2012 года. В частности закон запрещает клонирование человека и эвтаназию, определяет, какая медицинская помощь будет бесплатной, а за что придется заплатить. Он так же содержит два пункта, вызвавшие оживленную дискуссию: это запрещение абортов и суррогатное материнство. По мнению демографа Игоря Белобородова теперь самое главное сделать так, чтобы «неделя тишины» соблюдалась на практике. По его словам депутаты не учли еще две важные поправки: аборты не должны оплачиваться государством. Иначе здравоохранение все больше напоминает детоистребление. Кроме того, необходимо разделить абортивную деятельность и родовспоможение. «Качественное сопровождение беременности не может осуществлять врач, который делает аборты, т.к. у него происходит профессиональная деформация. Это совершенно противоположные сферы деятельности - отметил демограф. «Во всем мире существует практика отговаривать беременных женщин от абортов и ее эффективность достигает 10%, хорошо что это поняли и в нашей стране», - добавляет председатель правления общероссийской общественной организации «За жизнь и защиту семейных ценностей» протоиерей Максим Обухов. Может возникнуть ситуация, что у ребенка будет три матери: суррогатная (выносившая ребенка), биологическая (кому принадлежит яйцеклетка) и юридическая (заказчик ребенка). У каждого здравомыслящего человека возникает противоречивое чувство: чей это ребенок на самом деле? Потому что матерью считает та женщина, которая его родила. И это не должно ставиться в зависимость от какого-то договора. А получается, что договор отменяет материнство. «Против суррогатного материнства единогласно выступали специалисты по биоэтике, медики, демографы и юристы. Если сегодня провести опрос населения на эту тему, то подавляющее большинство будет категорически против», - сказал «Церковному Вестнику» Игорь Белобородов. Очевидно, что заказчиками этой нездоровой идеи является гомосексуальное сообщество. Суррогатного материнство позволит им иметь детей, а значит они будут считаться такими же родителями как и нормальные семьи. «Все это отрицательно скажется на общем нравственном климате общества, поскольку дети становятся предметом торговли, а организм женщины - предметом аренды. По сути, это узаконенная проституция, но более завуалированная и более циничная», - считает эксперт.

Два подхода к собственности в древней монашеской традиции Автор: игум. Кирилл (Говорун) Тайны монашеские Древняя монашеская традиция развила два основных подхода к образу жизни - анахоретский и киновитский. Каждый из них в качестве своего основного идеала проповедовал нищету. Не является случайным совпадением также и то, что тот, кто явился примером для всех монахов, преп. Антоний Египетский, воспринял свое монашеское призвание через призвание к нищете. Св. Афанасий Александрийский в своей книге "Жизнь Антония" пишет: "Идя по обычаю в дом Господень, он (т.е. Антоний) разговаривал сам с собой и размышлял о том, как апостолы оставили все и последовали за Спасителем; и как они в деяниях продавали свое имущество и полагали к ногам апостолов", для распределения нуждающимся, и о том, какая большая надежда была для них на небесах. Размышляя об этом, он вошел в церковь, и случилось так, что в это время читалось Евангелие, и он услышал Господа, говорящего богатому человеку "если хочешь быть совершенным, иди и продай твое имение и раздай бедным; и следуй за Мной, и приобретешь сокровище на небесах" (Мф. 19.21). (Жизнь Антония, 2). Таким образом, история монашества начинается с бедности как его первого повеления. Предполагалось, что бедности должны бескомпромиссно следовать все монахи, независимо от того, какой вид монашеской жизни они избрали. В идеале, монашеская бедность рассматривалась как абсолютная. Быть монахом означает избегать какого-либо владения. На практике, однако, идеал бедности должен был быть соединен с неизбежной необходимостью обладать некоторой собственностью для того, чтобы выжить, например, пища, одежда, книги, инструменты и т.д. Это в отношении и к отдельным монахам и к монашеским сообществам приводило к дилемме: как сохранить верность повелению о бедности и одновременно обладать собственностью, чтобы обеспечить свои необходимые потребности? Я считаю эту дилемму одним из ключевых вопросов в теории и практике монашества. Она самым драматичным образом влияла на развитие монашества на протяжении столетий и всегда находилась в основании его кризисов и возрождений. Каждый из монашеских образов жизни, анахоретство и киновитство, дали этой дилемме свое собственное решение. Вопрос заключается в том, были ли эти решения успешными? Анахоретство, которое являлось первоначальной формой монашества, допускало наличие некоторой частной собственности у каждого отдельного монаха. Имущество должно было зарабатываться ручным трудом и тратиться только на необходимые нужды. То, что превышало эти нужды, должно было распределяться среди бедных. Этот образец монашеского поведения был установлен самим Антонием. По описанию Афанасия, "Он работал своими руками, услышав, что "кто не работает, тот да и не ест", и часть тратил на хлеб, а часть давал нуждающимся" (Жизнь Антония, 4). Таким образом, анахоретство предлагало решение дилеммы между идеальной бедностью и действительной необходимостью обладать собственностью, на том же самом уровне, на уровне индивида. Один и тот же монах должен был понуждать себя к бедности и в то же самое время обладать собственностью. Даже когда в некоторых случаях анахоретское монашество организовывалось в сообщество, тем не менее, сообщество не занималось приобретением общей собственности. Главным создателем собственности продолжал оставаться каждый член такого сообщества, но не само сообщество. Хотя частное имущество отдельных монахов не должно было превышать их необходимые нужды, решение, что является существенно необходимым, принималось всегда самим монахом. Возможность обладать неконтролируемой частной собственностью в конечном счете привела к оскорблениям. В Апофтегмах, авва Илия жаловался: " в дни наших предшественников, они были весьма прилежны в трех добродетелях: бедности, послушании и посте. Но среди сегодняшних монахов процветают алчность, самопревозношение и большая скупость". Таким образом, решение нашей дилеммы, предложенное анахоретским монашеством, не достигло успеха. Среди причин того, почему было введено киновитское монашество, была необходимость преодолеть слабые стороны анахоретства, включая обвинения в частной собственности. В идеале, киновистское монашество запрещало какую-либо частную собственность для каждого отдельного монаха. Таким образом, киновитство переместило обладание собственностью с отдельного монаха на общину. Это произошло во времена Пахомия. В общинах пахомиан все, включая одежду, пищу, и инструменты, принадлежало "домам" монахов, и контролировалось их старейшинами (Praecepta 38, 41, 81). Например, ведующий сирийский идеолог монашества, Раввула, епископ Ура, наставлял монахов: "пусть никто из братьев, которые находятся в монастырях, не приобретает ничего в свое частное владение, кроме того, что является общим для братства и находится под контролем старейшины". (Admonitions concerning monks, 12). Таким образом, ответственность за заботу о личных нуждах членов общины была перенесена на саму общину. Однако, этот трюк имел свои негативные стороны. Монашеские общины начали собирать большие имущества, извиняя себя тем, что оно было корпоративным, а не индивидуальным. Иногда эти имущества превышали существенные нужды монастырей и в конечном счете превращались в огромные хозяйства, включавшие в себя земли, инструменты для их обработки, и даже деревни вместе с их жителями. Таким образом, ни один стиль монашеской жизни не дал идеального решения проблемы собственности. Каждый из них имел свои слабые стороны, что приводило отдельных монахов и целые общины к уходу от идеала бедности. Более того, эти два подхода иногда сталкивались друг с другом. Вероятно, наиболее иллюстративным примером такого вида столкновения был спор, который происходил в средневековой России, когда в конце XV - начале XVI веков столкнулись две идеологии, так называемых "стяжателей" и "нестяжателей". Ведущими представителями этих двух идеологий были св. Нил Сорский и св. Иосиф Волоцкий. Нил, который некоторое время был на горе Афон, вдохновлялся анахоретским и исихастским идеалами афонского монашества. Он хотел, чтобы подобных идеалов держались и его последователи в России. Для того, чтобы обеспечить свое проживание, монахам, по мысли Нила, было разрешено иметь индивидуальное имущество, ограниченное их необходимыми потребностями. Монахам также разрешалось принимать пожертвования, достаточные для проживания, но не более этого. Оно принадлежало отдельному монаху, а не общине, и предназначено для поддержания самого себя. Как видим, это была классическая анахоретская парадигма в отношении вопроса о собственности. Иосиф, напротив, перенес всю заботу об отдельном монахе на общину. Для монастырей, в свою очередь, согласно Иосифу, разрешалось и поощрялось накопление собственности настолько, насколько возможно, включая поля, деревни, крестьян и т.д. Иосиф объяснял эту необходимость на Московском соборе 1503 г.: "Если монастыри не будут иметь деревень, как тогда честный и благородный человек может стать монахом? Следовательно, если не будет честных старцев, где тогда найти епископов для митрополий или архиепископий? Если нет ни одного честного и благородного старца, вера будет нетвердой". Так, согласно Иосифу, монастырские богатства были благом для Церкви и ее действия в обществе. Они также давали относительную независимость Церкви от какого-либо внешнего влияния, включая и само это государство. Эти два подхода, Нила и Иосифа, вступили в конфликт. Сами два лидера не полемизировали между собой по этому вопросу. Это делали, главным образом, их последователи, которые пришли в столкновение, когда эти два подхода приняли форму группировок, каждая со своей собственной идеологией и политическим обоснованием. Партия так называемых "нестяжателей" возглавлялась монахом Вассианом Патрикеевым. В определенный период он и его последователи получили поддержку государства, поскольку их позиция помогала государственным чиновникам изъять ценные земли из монастырского владения. Они также имели на своей стороне митрополита Московского Варлаама, который разделял их идеологию. Партия "нестяжателей" использовала поддержку официальной Церкви и государства для того, чтобы подавить противоположную партию, "стяжателей". Однако, когда они потеряли поддержку государства, ситуация изменилась для них драматичным образом. Новый митрополит Московский Даниил, сменил Варлаама. Причина замены была в том, что Даниил, в отличие от своего предшественника, дал согласие на развод Великого князя Московского Василия III. Даниил представлял партию "стяжателей", которые использовали его избрание на Московскую кафедру для того, чтобы опрокинуть противоположную партию. Даниил добился изгнания Вассиана в дальний монастырь. Политический наблюдатель этого времени, князь Андрей Курбский писал: "множества зол иосифлян в короткое время довели его (т.е. Вассиана) до смерти". Другой приверженец партии "нестяжателей", преп. Максим Грек, был также изгнан и в конечном счете умер в монастырском заключении. Таким образом, различия в подходах к вопросу о монашеской собственности, в конечном итоге привели к безжалостным преследованиям, которые привели к изгнаниям и смертям. Я полагаю, исторический эпизод со спором партий "стяжателей" и "нестяжателей" в средневековой России был кульминацией споров относительно вопроса о монашеской собственности. В заключение, можно сказать, что вопрос о собственности всегда был решающим для монашеской традиции. Это было начало монашества и его конец в смысле, что этот вопрос часто искажал и жизнь отдельных монахов, и целых монашеских общин. Существовало множество различных путей, которыми монашество пыталось ответить на вызов собственности, как существовало и множество путей, посредством которых искушенные богатством монахи и монастыри уклонялись от пути бедности. История с очевидностью показывает, что не существует идеальной формы монашества, которая может защитить от искушений богатством. Каждая форма имеет свои сильные и слабые стороны. Следовательно, всегда остается возможность для личной ответственности отдельного монаха или монашеской общины следовать пути Христа - призыву к бедности.

ПРАВОСЛАВНАЯ МОЛОДЁЖЬ сайт активной православной молодёжи города Москвы http://www.nsr-pravoslavie.ru/

Беседа архимандрита Ефрема, игумена Афонского Ватопедского монастыря, с сестрами Ново-Тихвинского монастыря Екатеринбурга Архимандрит ЕФРЕМ: – Я приехал по благословению Владыки в Екатеринбургскую епархию и рад посетить ваш монастырь, приветствовать отца Авраама, матушку Домнику. Я всегда с радостью бываю в монастырях, потому что монашество – это нервы Церкви, монашество – это сила Церкви, монашество – это слава Церкви… И поэтому, как говорил преподобный Иустин (Попович), если хочешь понять, любит ли человек Православие, – узнай, любит ли он монашество. Великое благословение, сестры, что Бог нас призвал в монашеское житие. И наш блаженный старец Иосиф Ватопедский говорил даже, что нас повлекла за собой, притянула благодать, то есть мы привлечены благодатью в благословенное ангельское монашеское житие, и ссылался на цитату из Евангелия, на слова Христа: «Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня». И если человек почувствовал эту тягу к ангельскому житию, то самое лучшее, что он может сделать, – это покориться во всем Божественной благодати. Жизнь наша – святая, но очень многие претыкались на этом пути, потому что дьявол очень сильно борет монахов. Мы здесь должны стать из грешников праведниками. И это путь не короткий и не легкий, потому что монах – это человек, который пришел из мира, и у него есть остатки нерадения и греха. По этой причине послушание – то, без чего нельзя обойтись в монашестве. Старец Иосиф Исихаст, который для нас сокровище и наша хвала, хотя и был совершенным безмолвником, но делал большой акцент на послушании. Потому что послушание – тот фундамент, на котором монах строит свое обожение. Поэтому молюсь, чтобы вы следовали истинному святоотеческому Преданию, и в таком случае ваш монастырь может стать маяком для всей Церкви, чтобы те, которые посещают вашу обитель, уходили отсюда изменившимися к лучшему. У вас немало сестер, и это – благословение Божие. Как было бы прекрасно, если бы монахини преуспевали в смирении и послушании. Монах – это настоящий человек, который живет истинной жизнью. И я от нашей Ватопедской обители хочу преподнести вашему монастырю дискос как символ того, что нас объединяет жизнь во Христе. Если у вас есть вопросы, я с радостью постараюсь на них ответить. Как научиться молиться Вопрос: Я читала Ваши беседы, и Вы говорили о том, что Святая Гора – это не просто место, но образ мысли, и я хотела бы попросить Вас объяснить, что это значит, чем отличается именно святогорский образ мышления, образ жизни? Ответ: Конечно, и место имеет значение для монахов, поэтому отцы отдалялись от мира и находили безмолвные, тихие места, чтобы всецело посвятить себя Богу. Но все-таки место остается второстепенным фактором. Первое, на что мы, монахи, должны обращать внимание – это образ жизни. Мы должны всегда жить по Преданию святых отцов и не придумывать сами чего-то нового. Хочу сказать, что главное – найти человека, который передал бы вам из первых рук святоотеческую традицию и научил бы вас духовной жизни. И поэтому много игуменов и игумений из России связались с греческими монахами, и это приносит им духовную пользу. Одному игумену, греку, который только читал святых отцов, я сказал, что, читая святых отцов, очень хорошо делаешь, но ты поступаешь как больной, который хочет вылечиться, только читая медицинские книги. Очень большое значение имеет живое общение духовных людей. У Святой Горы есть одно большое преимущество как у единственного действующего монашеского государства: Святая Гора ни на минуту не прекращала своего существования. Это очень важно. В.: Геронда, старец Иосиф Исихаст сразу обучал Иисусовой молитве или сначала другим каким-то добродетелям? О.: В первую очередь он учил монахов послушанию и потом молитве. Сестры должны хорошо понять, что православное монашество не йога, сперва человек должен умертвить греховные свои желания, и затем молитва рождается сама – молитва как дар Божий, как говорится в Священном Писании: «Господь дает молитву молящемуся». То есть мы-то трудимся, сколько можем, но Бог дает молитву как дар, это не результат только наших трудов. В.: Сколько времени отводится в Вашем монастыре на послушания? О.: Приблизительно четыре часа в день. В четыре ночи мы начинаем службу, к восьми заканчиваем, сразу идем в трапезную, где-то с полдевятого до часа мы на послушаниях, с часа до пяти отдыхаем, в пять служим вечерню, затем ужин и потом сразу повечерие. Часто, особенно летом, после трапезы бывают общие работы. Например, вся братия идет на кухню рыбу чистить – у нас есть рыбаки, которые ловят для нас рыбу. И уже после общих работ повечерие. После повечерия по послушанию делают только самое обязательное – например, садовники идут поливать огород и цветы. В 12 часов по византийскому времени, то есть где-то в девять часов вечера, бьет «колокол молчания». С этого времени и до полуночи – у монахов духовные занятия в келье, потом три с половиной часа спим и в четыре – служба. Конечно, монахи могут отдыхать и днем. Дверь не открывается? Не взламывайте ее В.: Сестры нашего монастыря довольно хорошо знают биографию старца Иосифа Исихаста, но гораздо меньше нам известно о старце Иосифе Младшем. Не могли бы Вы рассказать о нем кратко. О.: Старец с шестнадцати лет был в монашестве. Такую деталь рассказывал, кстати: когда ему было 16 лет, посмотрел он один фильм и увидел, как там убивают людей. Тогда он подумал: как же легко человека убить и уйти из жизни. И так без наставника пришло к нему желание позаботиться о своей душе больше, чем о своем теле. Он ушел в монастырь на Кипре, и там постригли его в рясофор, назвали Софронием. Но, к сожалению, тогда был период, когда Кипрская Церковь переменила календарь на новый стиль. Монастырь разделился, так что даже служили две службы: по новому стилю и по старому, разделились братия, и старостильники с новостильниками не здоровались – понимаете, какая в нем была атмосфера... В то время жил там один старец – человек Божий, иеромонах Киприан. Этот старец однажды сказал ему: «Подойди ко мне. У тебя есть будущее в духовной жизни, есть тебе мое благословение поехать на Святую Гору». И так он пришел на Святую Гору. Кстати, когда он ехал на Святую Гору, то приехал в Афины. И когда он с несколькими монахами был на пристани, им сказали, что скоро отправляется корабль в Салоники. А там, где они должны были проходить контроль, главный проверяющий был коммунист, он монахов обругал, всячески обозвал их, что-то еще из своей идеологии высказал и не пустил на корабль. Его стали просить, но он их не пустил и выругал еще больше. Других людей, мирян, он пропускал спокойно, даже без паспорта. Братия, которые были со старцем, стали негодовать и хотели пожаловаться начальнику пристани, но старец говорил им: «Нет, никуда не пойдем, мы дважды пытались и ничего не вышло, каждое препятствие нам во благо». Они настаивали, но старец им не уступил. Если бы они пожаловались, то их, конечно, посадили бы на борт, потому что они были правы. Так корабль отплыл, но по дороге он потонул, никто не выжил. Это нам часто напоминал старец и говорил: «Когда стараетесь открыть какую-то дверь, если она не открывается, не взламывайте ее, а то пожалеете». И еще говорил, что часто даже за страстями людей для нас непонятным образом скрывается Промысл Божий. На Святой Горе старец не мог сначала найти единодушных братьев и духовного наставника и очень молился, чтобы Господь послал ему старца. И когда наш старец встретился с великим старцем Иосифом Исихастом, то сразу понял: «Вот кого я искал». И просил оставить его в скиту Малой Анны. Старец Иосиф Исихаст ответил, что он никого без молитвы, без извещения свыше не оставляет. Помолимся, говорит, если Бог пожелает, то мы тебя оставим. «Когда мне подойти, чтобы узнать?» – «Давай через неделю». И, в конце концов, его приняли. Наш старец говорил, что самое великое благословение в его жизни, что он нашел этого великого старца и жил с ним. Старец Иосиф Исихаст учил их сперва послушанию, потом Иисусовой молитве и особенно обращал внимание на самоукорение и плач как духовное состояние. В.: Святые отцы говорят, что в монастыре между насельниками должно быть такое единство, как между членами одного тела. Но в то же время монахам заповедуется быть странниками, ни к чему на земле сердцем не прилепляться. Как возможно это сочетать? О.: И странничество, и воздержание, и молчание – все это очень хорошо, но монах должен сам понять и своим сердцем искать эти добродетели. Видите ли, послушание и в армии есть (дисциплина, лучше сказать), и все слушаются. Внешне-то слушаются, но внутри могут и грубыми словами ругать лейтенанта, который приказывает. Но в монастыре не дисциплина, а послушание – это очень отличается. К нам пришел один келиот, монах. И сказал, что начальник их келии хочет, чтобы братья не говорили между собой, а молились. Монах говорил: «Я просто не умею много молчать». И он был прав, потому что мера в этом зависит от того, какие силы, вера, добродетели есть у каждого человека. Духовнику на Исповеди никогда не предписывается накладывать епитимью из-за того, что кто-то не видит нетварного света, не обожился, и так далее. Он наложит епитимью, если ему исповедуют какой-то серьезный грех. У каждого своя мера. Мы должны просто стараться постоянно стяжевать благодать Божию. Странничество означает, что чем больше мы отстраняемся, отдаляемся от мира, тем большую дружбу завязываем с Богом. И чем ближе мы становимся к Богу, тем больше приобретаем дух единства и между собой. Монах должен очень внимательно относиться к сентиментальности и к душевным отношениям. Вы здесь не подруги, вы здесь сестры. Одно дело – подруга, другое – сестра. И игумению мы слушаемся не потому, что любим ее по-человечески, а потому что игумения – «законодательный орган» благодати, и, угождая ей, мы угождаем Богу. Наша жизнь должна быть абсолютно Христоцентричной, не антропоцентричной. Как узнать свою меру подвига? В.: В наше время много говорят о немощи современного человека, о том, что он не может подвизаться так, как древние отцы. И вот, с одной стороны, человек старается себя беречь, то есть подвизаться по силам, но, с другой стороны, есть опасность впасть в другую крайность – саможаление. Как узнать свою меру подвига? О.: Как святые отцы сказали, и недостаток, и избыток – от дьявола. Во-первых, каждый должен понять, какие у него физические, душевные силы, какие у него умственные способности. Сегодня встретил одного мальчика, у которого больная нервная система. Почему так случилось? Он хотел стать круглым отличником, понуждал себя учиться только на пятерки, и, в конце концов, произошло нарушение в его нервной системе. Поэтому правильно осведомляйте своих духовных руководителей о своем состоянии, чтобы они давали вам правильные указания в духовной жизни. Ко всему надо подходить с рассуждением. Одного брата послал привратник монастыря, чтобы он принес мешок муки братьям в пекарню. Но мешок был очень тяжелый. Брат говорит: «Чтобы не преслушаться, отнесу». Другой брат ему говорит: «Если не можешь, скажи отцу игумену, что не можешь». – «Это же преслушание, как не взять». – «Нет, это не преслушание». И, к счастью, тот, другой брат позвонил мне и сказал: «Если он этот мешок сейчас поднимет, у него сразу будет грыжа». И, к счастью, не позволил ему это сделать, а то потом нужно было бы оказывать медицинскую помощь. У этого монаха была ревность не по разуму, как мы говорим, благоговение с неполадкой. В.: Посоветуйте, пожалуйста, как бороться с рассеянностью при молитве. О.: Все рассеиваемся. Ум – это бродяга. Будьте особенно осторожны, иногда неопытные новоначальные пытаются сверх сил понуждать себя к чистой нерассеянной молитве. Понуждают, понуждают, и потом уже не могут больше вынести и совсем оставляют молитву. Молитесь спокойно, мирно, старайтесь, чтобы ум был в словах молитвы. Вот и все. Я и по своим монахам вижу, что у современного человека нет таких духовных сил, какие были у древних отцов. Ослабели силы человека. Очень быстро братья устают, даже и очень ревностные – «дух бодр, плоть же немощна». Поэтому сейчас время икономии, снисхождения. В.: Расскажите, пожалуйста, о современных старцах Афона. К сожалению, мы знакомимся со старцами Святой Горы только после их смерти, через книги. Хотелось бы услышать что-либо о тех, кто еще жив. О.: (отец Ефрем смеется) У монахов есть такое правило: не говорят о преуспеянии монаха, пока он жив. Старец Паисий говорил: «У меня один большой враг. Это мое имя». Не нравилось ему, что он был таким известным. И старец Ефрем Катунакский тоже говорил: «Молитвой дьявола и проклятием Бога у меня хорошее имя». Добродетельные люди всегда есть на свете. Церковь – это фабрика по производству святых; как один святогорец говорил, фабрика по производству святых мощей. И монашество очень важно для мира не потому, что мы хотим омонашить весь мир, но потому что современный человек так загружен, столько слышит и видит, что привести в храм его можно только через опытное духовное слово. А это достояние прежде всего монахов. В.: Есть ли у Ватопеда подворья в виде женских монастырей, как у монастыря Симона Петра? О.: К счастью, нет (смеется). Вы, женщины, очень ревнивые. Есть один монастырь, в котором я исповедую и вижу, что женщины легче каются, но у них есть вот эта женская ревность. Десять монахинь – как один монах. Но если монахиня внимательно живет, то она очень утешительно действует на мир. У женщины есть врожденное материнство, оно остается и в монахине, только освящается, и благодаря этому она может принести много пользы. В.: Как братья борются со сном во время богослужений и своего правила? Какие советы об этом давал Ваш старец, Иосиф Младший? О.: Один монах печалился из-за того, что спал в храме, пошел к своему старцу и говорит: «Я в отчаянии, все время сплю». «Чадо, – сказал ему старец, – когда Христос плыл на корабле, была буря, мир рушился, а Он спал. А в храме печка есть, тепло, поют… Как же тут не заснуть?». Иногда сонливость бывает от усталости, но бывает и от демонов. Если есть такая брань, выходите из храма, умойтесь, прогуляйтесь немножко во дворе – и назад. Миряне бывают послушнее монахов В.: Много ли паломников принимает Ваш монастырь? Общаются ли братья с паломниками? О.: Паломников много, потому что монастырь большой. У нас и сто человек, и сто пятьдесят, и двести ежедневно остаются на ночь. И старец Иосиф хотел, чтобы мы заботились о паломниках. Знаете, когда паломник приходит в монастырь, он должен ободряться. Как понять, правильная ли атмосфера в монастыре? Если мирянин, посещая монастырь, уходит не с угрызением совести, что он не стал монахом, а с большей верой в свой брак. Если к вам в монастырь приходят гости, с ними должны общаться сестры, которые назначены на это послушание. Мне иногда жалуются паломники, что они в какую-то каливу пошли, а их не принимают. Но они же члены Церкви. И я из своего маленького опыта скажу: хотя совершенство в добродетелях заповедуется монашеству, я видел много мирян, которые имели большее духовное преуспеяние, чем монахи. Поэтому нужно уважать и правильно общаться с мирянами, тогда они очень большую пользу получат.

Болейте на здоровье! Болейте на спасение! Все люди болеют. С самого детства до преклонных лет мы сталкиваемся со своими недугами и немощами наших ближних. Христиане знают, что все в их жизни – и радость, и горе – посылается Богом. Как научиться правильно относится к болезни, с благодарностью принимать от Бога не только радости, но и тяжелые испытания? Как болеть или соболезновать нашим ближним, чтобы неизбежные немощи стали для нас спасительными? На эти и другие вопросы отвечает протоиерей Евгений Попиченко. – Отец Евгений, мы все хотим быть здоровыми, но все равно болеем. Болеют даже грудные дети. И в связи с этим появляются сразу три вопроса: за что, для чего и почему? – Иной раз, когда мы видим болезнь человека, легко и поспешно говорим: «Вот, это ему за то-то! Вот как его Бог наказал». Но причин для болезни может быть много. Давайте для начала вспомним эпизод из Евангелия, когда ученики указали Христу на слепорожденного и спросили: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» Ученики проговаривают самое распространенное у обывателей мнение о болезни: если человек болеет, то причина в нем самом. Но «Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии» (Ин. 9, 2–3) – то есть, человек может болеть для того, чтобы через него явилась слава Божия. В этом случае он обязательно получит исцеление посредством Божией помощи через врачей, святыни, чудотворные иконы, и, самое главное, через Таинства. Бывает, что человек болеет для посрамления дел дьявола. И здесь в пример можно привести праведного Иова многострадального. Хотя сначала он был вполне благополучным, за праведность Господь его благословлял, что и вызвало зависть дьявола. Он был уверен, что если Господь отнимет у Иова все дары (семью, стада, дома), тот не будет уже благословлять Бога. Господь разрешает дьяволу прикоснуться к Иову, и за очень короткое время Иов теряет все: кочевники уводят его стада и убивают некоторых детей, огонь уничтожает овец, ураган разрушает его дом, под обломками которого гибнут другие дети, сам Иов заболевает проказой. С одной стороны, Иов прообразует собой Спасителя, Который, будучи Сам безгрешен, взял на Себя грехи всего мира и был «изъязвлен за немощи наши». С другой стороны, Иов – это утешительный пример для нас. Когда мы переживаем какое-то страдание, мы должны вспомнить, что оно не превышает страданий Иова, а затем обратиться к нему с молитвой о помощи и укреплении. И самый главный урок, который мы должны вынести, читая книгу Иова, есть урок благодарности. Когда жена подходит к Иову и предлагает ему похулить Бога и умереть, чтобы уже не мучиться, Иов отвечает ей: «Ты говоришь как одна из безумных: неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?», «Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Иов. 2, 10; 1, 21). Вот состояние праведника: когда он готов со смирением, терпением и благодарностью принимать от Бога «злое». Иов любил Бога не за деньги, добрых детей или благосостояние, но любил Его безусловно. Вот этой праведностью и посрамляется дьявол. Бывают болезни вполне законные – то есть болезнь как наказание или следствие греха, ведь «плата за грех есть смерть» (Рим. 6, 23). Человек в его сегодняшнем греховном состоянии естественно стареет, тлеет, болеет. И в этом случае мы должны искать причину заболевания в нашей жизни, исправлять ее, лечиться покаянием. Бывает болезнь как благословение. Господь попускает человеку болеть, чтобы тот приобрел добродетели терпения, смирения, искренней веры и безусловной надежды на Бога, доверия к Нему и Его Промыслу. Часто духовно настроенные люди, встречая друг друга и спрашивая: «Ну, как дела?» – слышат в ответ: «Слава Богу! Болеем!». И напротив, если в течение какого-то длительного времени болезнь не посещала человека, то он начинает беспокоиться: «Бог меня забыл, отвернулся от меня, что-то я не так делаю, не так живу!». На самом деле есть одна причина, по которой Господь не посылает скорбей и болезней человеку, пытающемуся искренне жить духовной жизнью. В книге аввы Дорофея «Душеполезные поучения» мы находим описание этой причины. Авва Дорофей обращается к своему наставнику авве Варсонофию с обеспокоенностью: «Есть духовный закон: «многими скорбями надлежит войти в Царствие Божие», а я чувствую, что живу без скорбей». На это авва отвечает, что всякий, предающий себя послушанию, преодолевающий свою гордость, самость, идет в Царствие Божие без скорбей. Человеку, живущему в послушании, не требуется дополнительного «стимула» от Бога для приобретения терпения и смирения. – Есть такая пословица: «В здоровом теле – здоровый дух». Можно продолжить, что духовно здоровый человек обязательно будет здоров и телесно. Существует ли такой закон? – Как это ни странно, но на самом деле все ровным счетом наоборот. Чем более телесно здоров человек, тем больше… его тело предъявляет претензий душе. В современной жизни примеров предостаточно: телесно привлекательный человек начинает чрезмерно заботиться о том, чтобы свою красоту поддержать, подчеркнуть, приумножить и сохранить. Сегодня на таких людей работает целая индустрия красоты, выпускающая различные товары и услуги. Услаждающей музыкой для жертвы своего тела звучат такие слова, как «солярий», «фитнес», «спа» и тому подобные. Человек изо всех сил следит за состоянием своего тела, но на это не хватает ни времени, ни сил. А когда старость и немощи, все же, берут свое, и человек не может этого пережить, он глубоко страдает и даже слегка сходит с ума. Вспомним хотя бы наших «звезд», которые и лица подтягивают, и фигуру изменяют, а в результате уродуют себя. Апостол Павел сформулировал совершенно противоположный, но истинный закон: «если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется» (2 Кор. 4, 16). То есть, тело – своего рода инструмент, через который Господь воздействует на душу. Почему, например, в монастырях вновь пришедшему послушнику в первые годы, когда испытывается его намерение постричься в монахи, дают тяжелые трудовые послушания (колку дров, работу в трапезной, на воротах, в котельной, в хлеву)? Да потому, что люди давно заметили простую закономерность: смиряется тело – смиряется и душа. Или, как сказал пророк Давид, «смирях постом душу мою, и молитва в недра моя возвратилась» (Пс. 34, 13). Через уменьшение потребностей тела человек становится способным воспринимать благодать от Бога. Иного пути нет. – Тогда почему, когда мы болеем, то печалимся или даже впадаем в отчаяние? – Болезнь – не простое испытание. Душа должна быть правильно настроена, чтобы человек сумел правильно воспользоваться болезнью. Если человек знает и верит, что волос с его головы не упадет без воли Божией, то он может более-менее спокойно переживать болезнь. И даже осознав, что здоровье ушло безвозвратно, он вместе с Иовом сможет воскликнуть: «Бог дал, Бог и взял». А если у нас в сердце нет доверия Богу, то это место занимает отчаяние. – В таком случае, нужно ли вообще лечить тело или стоит сосредоточить все внимание только на духовной жизни, покаянии и молитве? – Все-таки здоровье – это дар Божий. И, как ко всякому дару Божию, к здоровью нужно относиться с благоговением, вниманием и благодарностью. Тело должно способствовать душе в ее движении к Богу, а не мешать. Поэтому в трудах подвижников мы читаем о том, что нужно давать телу отдых и еду, следить за здоровьем, чтобы телесная жизнь не расстроилась. Ведь расстроенное тело мешает душе выполнять ее упражнения: пост, молитва, участие в богослужениях и Таинствах. Нельзя христианину относиться к здоровью попустительски, утешая себя мыслью: «Господь Сам управит, сохранит или вылечит, если нужно, а я делать ничего не буду», – это ложная мысль. Вот, например, подростки живут по принципу «авось пронесет» или «мое здоровье, хочу и трачу!». И, несмотря на предупреждения мамы, девочка ходит в тоненьких колготках при минусовой температуре, а через несколько лет не может родить ребенка. Она не может выполнить свое предназначение, и все от того, что она не понимала, что здоровье на самом деле ей не принадлежит. Если есть возможность, нужно лечиться, но лечиться обязательно с Богом. Человек, отправляющийся к врачу, должен молиться о том, чтобы на нем исполнилась воля Божия. Если будет воля Господня, чтобы ты получил исцеление от врачей, то она и исполнится, а если не будет, то все усилия будут тщетны, и за это также нужно поблагодарить Господа, прекратив лечение. – Как определить, когда человек должен решить прекратить лечение? Через год, через десять лет безуспешного лечения? А может ли оказаться так, что Господь испытывал наше терпение, и нужно было десять лет безуспешно лечиться, молиться, каяться и просить о помощи, чтобы на одиннадцатом году получить исцеление? – В «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви» сказано, что смертельно больной человек имеет право отказаться от усилий по продлению своей жизни. Например, на последних стадиях рака человек отказывается от химиотерапии. Он принимает это решение не в отчаянии, а в добром уме и твердой памяти, чтобы не отвлекаться от молитвы, от общения с Богом и ближними, чтобы сосредоточиться на главном и спокойно отойти в мир иной. Но у человека нет права предпринимать что-то специально для того, чтобы ускорить смерть. – Среди православных есть такое мнение, что «если ты легко заболел (например, подхватил насморк), то лечиться не нужно, а нужно потерпеть. Потому лечись – не лечись, но все равно неделю проболеешь. А тут потерпишь болезнь как бы в качестве малой епитимьи за грехи». Правильно ли это мнение? – Доля здравого смысла в таком рассуждении есть. Современный человек вообще нетерпелив, он слишком любит себя и не хочет терпеть малейшего дискомфорта. Он боится боли и не терпит ее. Как только у него заложило нос или слегка заболело горло, он бежит в аптеку и начинает пичкать себя всеми доступными достижениями современной фармацевтики. Лекарства постоянно совершенствуются, и по мере того, как потребитель подсаживается на «быстрое лечение», возрастает уровень прибыли производителей всех этих чудо-лекарств. Мы сами ослабляем свой иммунитет, заботясь только о быстром и эффективном исцелении. Господь задумал наше тело и создал его совершенным. Теперь нам в случае легкого недомогания нужно лишь слегка помочь нашему телу восстановиться: режимом дня, сбалансированным питанием, душевным спокойствием, травами, медом и так далее. Но и здесь каждый случай индивидуален. Ведь кто-то вполне сможет перетерпеть опухшее горло или заложенный нос, а другому эти малые недуги помешают выполнить свои профессиональные обязанности, он подведет коллег, пострадает его дело. А сердечнику или маленькому ребенку может серьезно повредить даже легкая простуда. И здесь человек должен сам решать, как ему поступить в случае «легкого» заболевания. – Отец Евгений, сегодня очень распространены душевно-телесные болезни, вызванные неправильным образом жизни, которые приводят к раздражительности, агрессии, депрессии. И если священники «назначают» покаяние и земные поклоны, то врачи легко и охотно назначают антидепрессанты, чтобы вывести человека из этих критических состояний. Можно ли верующему человеку прибегать к помощи антидепрессантов? – Есть такая шутка, что состояние счастья – это просто правильно подобранный курс терапии. Впадая в уныние, печаль или гнев, человек может не бороться, а возложить все упование на волшебную таблеточку и искусственно пытаться вернуть себе состояние покоя, радости и счастья. Но это ложный путь, временная нормализация душевного состояния, за которой обязательно последует усугубление болезни, усиление действия страстей. В любой болезни лекарство должно быть лишь малым вспомогательным средством. И если уж человек довел себя до критического состояния, но потом опомнился, осознал действие в своей душе страстей, раскаялся, а психофизических сил для изменения жизни у него не осталось, то антидепрессанты могут быть некоторым первоначальным подспорьем. В качестве аналогичного примера можно привести такой: один из способов завести машину – «завод с толкача». Примерно в этом смысле антидепрессанты или простая валерианочка допустимы. – В Церкви есть Таинство, которое связано с телесным здоровьем – это соборование. Но почему-то не всем больным людям священники благословляют собороваться. Кому можно и нужно прибегать к соборованию? – Основание Таинства соборования мы находим в соборном послании апостола Иакова: «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему. Признавайтесь друг пред другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться: много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5, 14–16). Как и всякое Таинство, в котором благодатно действует Сам Господь, соборование требует серьезного отношения. Нельзя креститься по моде, нельзя венчаться в качестве дополнения к ЗАГСу, нельзя причащаться по совету бабушки-знахарки, нельзя собороваться только потому, что все так делают. Вот именно к серьезности и призывают священники, когда на просьбу человека: «Батюшка, благословите мне пособороваться», – отвечают вопросом: «А зачем?». Человек должен обосновать, объяснить свои мотивы. А мотивы могут быть совершенно дикие и нелепые. Среди нецерковных людей очень распространено мнение о том, что соборуются только перед смертью. Среди же православных бытует «супер-православное» или «мега-благочестивое» мнение о том, что собороваться обязательно нужно каждый год Великим постом, независимо от состояния здоровья. Ни в коем случае нельзя относиться к Таинству вот так – магически и потребительски. При каких же условиях нужно обращаться к Таинству? Давайте вчитаемся в слова апостола. Там говорится о человеке, который сам прийти в храм не может, поэтому и призывает священника. Понятно, что в случаях тяжелого недуга, острого болезненного состояния, если больной нуждается в особой благодатной помощи, священники выезжают домой к больному в любое время, а не только Великим постом. Также когда человека долго мучит какая-то страсть, он борется с ней, но нуждается в укреплении – это еще один вполне законный мотив, по которому телесно здоровый человек может прибегать к соборованию. Ведь это Таинство врачует и тело, и душу; из слов апостола мы видим, что соборование теснейшим образом связано с покаянием. Очень важно, чтобы человек отвечал за свои действия, и в первую очередь – за участие в Таинствах. – Были ли в Вашей практике случаи, когда после соборования человек получал исцеление? – Расскажу один случай, который, скорее, является негативным примером. К одному священнику обратилась женщина, которая хотела соборовать свою больную маму. Мама болела тяжело и долго, а все близкие родственники страдали не только из-за ее болезни, но и из-за квартирного вопроса, который никак не решался. Вот и решили они позвать священника, маму пособоровать, чтобы… поскорее и полегче она отошла в мир иной. Священник совершил Таинство, и больной стало лучше, прожила она еще больше полугода. Родственники же приходили, и в их высказываниях сквозила обида: «Ну, как же так? Мы-то думали, что все скорее устроится, а тут еще ждать пришлось». – А зачем собороваться, если есть Причастие? Ведь соединение со Христом – это гораздо более важное событие в жизни христианина, более действенное врачевание душевных и телесных недугов. – Есть в Церкви такая традиция понимания соборования, согласно которой в этом Таинстве прощаются человеку все мелкие грехи, которые он когда-то незаметно для себя совершил. Человек должен осознавать, что на исповедь он приносит только малую долю грехов, о которых он помнит и в которых, соответственно, может раскаяться. Но остальные-то грехи продолжают «висеть на нем тяжким грузом», вот от них-то и хочет избавиться человек, соборуясь. В молитве, читающейся во время соборования, человек просит искоренить из его души всякую страсть: «Владыко, освяти елей сей, якоже быти помазующимся от него во исцеление, и в пременение всякия страсти, скверны плоти и духа, и всякаго зла» (Молитва над елеем). А далее звучат такие утешительные слова: «Молимся Тебе, Боже наш, яко да наведеши милость Твою на елей сей, и на помазующияся от него во Имя Твое: да будет им во исцеление души же и тела, и во очищение и изменение всякия страсти, и всякаго недуга, и язи, и всякия скверны плоти и духа. Ей, Господи, врачебную Твою силу с небесе низпосли, прикоснися телеси, угаси огневицу, укроти страсть, и всякую немощь таящуюся. Буди врач раба Твоего (или рабы Твоея) (имярек), воздвигни его от одра болезненнаго и от ложа озлобления цела и всесовершенна, даруй его Церкви Твоей благоугождающа и творяща волю Твою». Под словами «немощь таящаяся», возможно, и понимается укрепившаяся в душе человека страсть или огромное количество мелких забытых грехов. Отец Даниил Сысоев в книге «Инструкция для бессмертных» трактует эти слова несколько иначе: в соборовании не прощаются человеку все его забытые грехи, но как бы просветляется память, исцеляется «духовный склероз», после чего человек вспоминает что-то давно сотворенное и забытое. Но, повторимся: человек, приходя на соборование, должен осознавать свой «духовный склероз» и «багаж» забытых, но имеющихся у него грехов, каяться в этом и просить у Господа отрезвления и исцеления. Тогда и Таинство, и сама болезнь пойдет человеку на пользу. – Болезнь может и разрушить отношения. Например, один из членов семьи не хочет нести бремя болезни своего родственника и убегает, разводится с супругом, сдает стареньких родителей в дом престарелых, отказывается от больного ребенка и так далее. – Да, это происходит, к сожалению, часто из-за того, что люди не хотят нести ответственность за себя и за своих ближних, не хотят нести свой крест. Вот они и пытаются болезнь использовать как оправдание своего эгоизма и безответственности. Болезни – и наши, и наших ближних – врачуются смирением. Если человек смиряется, тяжелые болезни проходят стороной, а если начинает лукавить, вилять и убегать от жизни, то, в конце концов, и его настигнет серьезная болезнь. А он к ней и не готов! – Но можно услышать и рассказы о том, как болезнь одного из членов семьи вызвала приумножение любви. Больной чувствует заботу, внимание, любовь, сострадание, и болезнь для него получается в радость. Правильное отношение к болезни укрепляет отношения? – Есть замечательная книга митрополита Антония Сурожского «Жизнь. Болезнь. Смерть», в которой владыка описывает болезнь своей мамы. Мама умирала в течение трех лет, и эта болезнь сблизила мать и сына через взаимную поддержку и честное открытое общение, через заботу и молитву друг о друге. В этом совместном переживании болезни было столько христианской любви, что такой ситуации можно только радоваться и благодарить Бога. К сожалению, из-за невнимательности мы проходим мимо множества поводов приумножить такую любовь в своей душе. Сколько раз мы упускали возможность поддержать больного человека, посетив его или даже просто выслушав. Сколько раз мы слишком погружались в свою печаль и саможаление вместо того, чтобы сказать слова утешения близкому человеку. И как часто от священников можно слышать слова раскаяния в том, что они замедлили откликнуться на чью-то просьбу об исповеди или причастии, а потом оказалось уже поздно, человек отошел ко Господу… Господь подсказывает нам то, что мы должны сделать, а мы этих подсказок не слышим из-за своей занятости, гордости, самости: «Сегодня я не могу пойти к нему, у меня дела, да и сил уже нет, слишком устал» и так далее. Хотя все дела можно отложить, а свою самость «задвинуть подальше»… – То есть, болезнь наших близких – это для нас «звоночек», напоминание о том, что мы им любви не додаем? – Да, это напоминание о том, что мы должны быть очень внимательны друг к другу. А особенно чуткими мы должны быть к тем, кто болеет тяжело, ведь любой день, любой час их жизни может быть последним. Поэтому мы должны откладывать все свои дела и просто быть рядом, чтобы потом никогда не пожалеть об упущенных днях, часах или минутах нашей жизни и жизни нашего близкого человека. Да поможет нам Господь, вразумит и укрепит нас! Беседовала Ксения Кабанова

Когда наука бессильна, Бог творит свою волю Митрополит Месогийский Николай рассказывает чудесную историю, произошедшую с его знакомой семьей и старцем Порфирием Кавсокаливитом… Митрополит Николай. Фото Алексея Козориза Молодая воцерковленная пара была по-настоящему счастлива и всегда уповала на милость Бога в своей жизни, за что Он благословлял их во всех начинаниях. Они были знакомы с отцом Порфирием (старец Порфирий Кавсокаливит – прим. ред.), известным святым наших дней. Родители – это защита для детей от любой опасности, их молитва позволяет преодолевать многие жизненные трудности. Итак, Бог дал этой семье пять детей (две девочки и три мальчика), которые стали полнотой благодати и радости. Старшая – девочка по имени Ева. Она была весьма талантлива и мудра, будто зрелый человек. Ее поведение радовало родителей, Еву любили все. Когда она достигла двенадцати лет, то многие сравнивали ее с ангелом. «Бог споспешествует всем праведным». Я прославлял Бога: «Господи, какое счастье!». Вдруг в один прекрасный день Ева пересекает улицу без разрешения отца, и водитель автомобиля через несколько минут сообщает отцу, что Ева попала в аварию и сейчас отправлена в больницу. Оттуда она перешла в иной мир, где нет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но только жизнь бесконечная». За несколько минут Бог забрал на небеса Еву, однако это привело родителей к невыносимым страданиям и потрясению… Отец Порфирий с большой любовью помогал им справиться с этим несчастьем, прося у Бога великих милостей и любви. Сам же отец жил в великой доброте, вере и любви и считал, что какое-либо сомнение в Боге является ошибкой. Время шло. Другие дети подросли, и их жизнь помогла матери отвлечься от скорби и вернуться к счастливой жизни вместе с отцом. Семья со смирением приняла волю Божию. Их поддержкой стала вторая дочь, Деспина. Она очень отличалась от Евы: находилась в постоянном движении, была живой, всегда с улыбкой. Деспина стала олицетворением радости, надежды, счастья, беззаботности и невинности. Глядя на таких существ, понимаешь, что они ничего общего не могут иметь с грехом, болезнью и смертью. Когда вы начинаетесь общаться с ними, то забываете все отрицательное, все опасности, все темное. В один весенний день вся семья находилась в монастыре в Эпире, недалеко от границы. Друг семьи стал монахом. Он был немного игривым и забавным, хорошим другом детей, простым человеком с добрым сердцем. Он дополнял атмосферу радости, которой пользовалась Деспина. Все было настолько изящно, красиво и божественно, что, казалось, ничто не сможет омрачить эту радость. Однако не бывает ничего невозможного. Через четыре дня после монашеского пострига я был в Афинах, и мне поступил звонок от друга-стоматолога. - Готовьтесь, отец, вы не поверите, услышав кое-что от меня! - Что случилось, скажите мне? - У Деспины появились боли, и они длились в течение нескольких дней. Не было ничего экстренного, и я попросил, чтобы они сообщали новости после возвращения из Эпира. Но после того как снимки были сделаны, я понял, что у нее форма рака кости челюсти! Я не мог в это поверить! orthphoto.net Фото: Tudor Codre Isac Я знал, что это означает: челюсть будет устраняться. Это очень болезненный метод лечения, который отразится на всей последующей жизни, но самое главное – возможность выжить при такой операции составляет всего 10%! Я не мог смириться с таким ходом вещей, я полагал, что Бог не должен допустить этого. Поэтому я спросил своего друга-стоматолога: - Не может ли здесь быть какая-то ошибка? Не следует ли снова провести анализ? - К сожалению, рак нижней челюсти очень легко диагностируется, поэтому нынешние прогнозы весьма отрицательны. Вы должны помочь поехать семье сразу в Америку. Мы не можем терять ни минуты! Когда-то давно я был в Америке в подобной ситуации, был переводчиком для врачей. Каждый раз вспоминаю о мальчике-блондине семи лет, его образ возникал передо мной и тогда. Это был мальчик, который не смог пройти всю процедуру лечения. Ему проводилось боронование в течение нескольких месяцев, но наука и мир не смогли ему помочь. Я думал: мне придется воспроизвести этот сценарий еще раз. Родители поедут в Америку с надеждой, потому что в этой стране работают самые блестящие врачи мира, которые позволят вернуться в Грецию с верой. Они останутся с больным ребенком, однако необходимо будет жить дальше. Отец Деспины, настоящий герой, услышав всю правду, не слишком вдавался в подробности, но сразу же вместе с семьей отправился к своему духовнику, отцу Порфирию, чтобы взять благословение. Все они были в глубокой скорби и боли, им нужна была поддержка. И духовная помощь была единственным окошком, через которое к ним поступало немного света. Поэтому отец сохранял в сердце невыразимую муку вместе с любовью и надеждой на то, что все пройдет хорошо. Через неделю родители взяли своего ребенка и уехали в Америку, куда-то в штат Огайо. Это было необычное путешествие. В них было смешано ожидание чего-то ужасного, отчаяние и надежда. В этой поездке их спутником был Отец Порфирий – оплот надежды и утешения. Он помогал им своими молитвами и своей надеждой, которая не может быть бессильной. Дела пошли очень быстро. В течение трех дней после их прибытия они уже определились с днем и временем операции. Все анализы и снимки были сделаны повторно, и болезнь – подтверждена. День операции. Время в Греции – 16:10. Мой телефон звонит. На другом конце звучит голос матери: - Отец, скажите что-нибудь! Я уже не могу терпеть. Деспину положили на операционный стол. Мне сказали, что все произойдет в течение семи часов. Я скоро сойду с ума! Вчера я узнала, как правильно питаться после операции. Они мне дали необходимые инструменты, потому что рот дочери будет открываться механически! Мне показали другого ребенка, которого прооперировали на прошлой неделе. Я никак не могу к этому привыкнуть, я чуть не упала в обморок. Я больше не могу вытерпеть этого, отец, не могу! Давайте будем молиться. Попросите об этом отца Порфирия, он почему-то не отвечает на телефонные звонки. Если бы только он молился за нас! Я не знал, что сказать. Я повесил трубку. Время в Америке в штате Огайо – примерно 8:15 утра. Она попросила меня молиться! Но мои молитвы очень слабы, я думал, что действительно помочь здесь может только отец Порфирий… Мне стало стыдно… Наконец я начал произносить слова, которые были похожими на молитву. Я начал просить Бога спасти наши души. Я подумал, что Бог, увидев этих бедных родителей, которые духовно мучаются, должен смилостивиться над ними ради Своей Церкви. А время шло. В 16:20 телефон позвонил снова. На другом конце мать Деспины из Америки: - Отец, происходит что-то невероятное. Похоже, проблема решается при помощи простого удаления зубов! Врачи сказали, что там просто большой корень, который растет, как шипы. Что это, отец? Я думаю, что они говорят правду. Если бы вы попытались связаться с отцом Порфирием, потому что мы не можем дозвониться. Он должен знать правду… Я слегка улыбнулся, но внутренне я оставался в сомнении и поэтому повесил трубку. Я подумал, что это совершенно невозможно. Нельзя даже было о таком подумать! После этого я позвонил своему греческому другу-стоматологу и рассказал ему все новости. Мы поговорили несколько минут, проанализировали все наши мысли и подозрения, и он сказал мне как специалист: диагноз рака костей в нижней челюсти был явным, после он был подтвержден американскими специалистами. Разница же с шипами в корневой системе зубов очень большая и очевидная. Скорее всего, во время операции врачи обнаружили, что ситуация весьма плоха, и поэтому они решили радикально не вмешиваться в ситуацию. Возможно, они не сказали этого матери, поскольку она была бы не в состоянии принять истину. Я подумал, что к этому времени отец Порфирий уже смог пообщаться с отцом Деспины и имеет более объективную картину ситуацию. Я позвонил ему, отец Порфирий поднял телефонную трубку и сказал: - «Мы вошли в огонь и в воду, и Ты вывел нас на свободу» (Пс. 65:12). На самом деле не было ничего серьезного. Вытащили лишь маленький зуб и все. Теперь мы должны возблагодарить Бога и больше ничего! - Отец, вы говорили о случившемся с отцом Деспины? - Нет, я еще никому этого не говорил. Я молился. Деспине сейчас хорошо. Вы можете поговорить с ее родителями и сказать, чтобы они не торопились возвращаться. Они полагают, что осталось около недели пребывать в Америке. Врачи обнаружили ткани не от рака, а небольшой кисты. Вместо устранения нижнечелюстной кости был удален только зуб. Вместо того чтобы встретиться с лицом смерти, мы все вмести прожили настоящее чудо, чудо обетования Божия. Кто знает, что было бы, если бы не было отца Порфирия. Деспина окончила среднюю школу и вышла замуж. У нее есть дети, ее доброе сердце открыто для всех. Она полна жизни и веры, потому что ее жизнь – это чудо. Единственное, что ей не хватает, это просто… зуб. Зуб, который даже не виден. И если бы кто и увидел, что его нет, то это означало бы только одно: благодать проявляется там, где Бог захочет. Перевод с румынского из журнала «Familia Orthodoxa» Дмитрия Шабанова специально для «Православие и мир».

Разве горюем мы о том, что одиноки? Митрополит Антоний Сурожский, один из самых известных проповедников двадцатого века, много писал об одиночестве, которого так много в сегодняшней нашей жизни, которого в любой жизни всегда было немало. Мы выбрали из творений и проповедей владыки Антония те фрагменты, где он пишет об одиночестве: одиночестве как утешении, и как горе, как пути к Богу, и как страшном бремени… Одиночество страшное, жгучее… «В эту первую ночь, когда Бог стал человеком, когда Самый Живой Бог обитал плотью среди нас на земле, Он приобщился к самой тяжелой человеческой обездоленности. Никто не принял Его Мать под кров свой; все сочли Его чужим, все отослали Его на далекий, бесконечный путь, который простирался перед странниками без крова и без привета. И они пошли – и в эту первую ночь Христос приобщился всем тем, которые из века в век проходят через жизнь и телесно, и духовно отброшенными, презренными, нежеланными, исключенными из человеческого общества. А таких людей в истории человечества – несметное количество. И по сей день – увы! – в больших городах и на просторах земных сколько таких людей, которым некуда пойти, которых никто не ждет, о которых никто не воздыхает, которым никто не готов открыть свой дом, потому что они чужие или потому что страшно приобщиться судьбе людей, обездоленных не только несчастьем, но человеческой злобой: ставших чужими, потому что люди, другие люди из своего сердца и из своей судьбы их исключили. Одиночество – страшное, жгучее, убийственное одиночество, которое снедает сердца стольких людей, было долей Пречистой Девы Богородицы, Иосифа Обручника и только что родившегося Христа. Он был чужой, никем не желанный, исключенный и выброшенный. Это – начало пути Его; и на этом пути Он приобщился, как я сказал, всем, кто так живет и в наше время, чужим среди людей, которые должны быть для них братьями; презренны они, побеждены – подлостью, трусостью и злобой человеческой. Уязвимы они по хрупкости своей, по беззащитности своей. Наше дело, христиан, увидеть в них образ Того Бога, Которого мы благоговейно сегодня чтим, и таких принять, как мы приняли бы теперь Христа, если бы Он явился перед нами обездоленным, уязвимым, беспомощным, презренным, ненавидимым, гонимым…» Одиночество как отчужденность «Но теперь нам надо из этого храма выйти и куда-то идти. Куда пойдем мы? Куда пошли апостолы Христовы после Тайной вечери? За исключением одного, все пошли со Христом в Гефсиманский сад. Иуда вышел раньше, и было темно там, куда он пошел. Две дороги перед каждым из нас: за Христом, в страшную тьму Гефсиманского сада, где Христос принял в Свое сердце, взял на Свои плечи всю отверженность мира, все отчуждение мира от Бога, всю скорбь, рождающуюся от этого, вырастающую из вражды, из ненависти, из отчужденности людей друг от друга. Апостолы пошли в место темное, потому что там было борение против зла, был кровавый пот, были слезы Христовы, был ужас перед надвигающейся смертью. Но Иуда ушел в другую тьму. Там никакой заботы ни о ком не было, никто его не трогал, он был свой в этой тьме, но остался в ней один, потому что те люди, которые ходят в этой тьме, друг другу не братья,— каждый закован в свое одиночество». «Иуда предал Христа, и когда он увидел результат своего действия, то потерял всякую надежду; ему показалось, что Бог его уже простить не может, что Христос от него отвернется так, как он сам отвернулся от своего Спасителя; и он ушел… Часто нам думается, что он ушел в вечную погибель; и от этого у нас – может быть, недостаточно – содрогается сердце и ужасается: неужели он мог погибнуть? К Петру пришли другие ученики, они его взяли с собой, несмотря на его измену; Иуда среди них был какой-то чужой, нелюбимый, непонятный; к нему, после его измены, никто не пошел. Если измена Иудина случилась бы после Воскресения Христова, после того, как ученики получили дар Святого Духа, думается, что они не оставили бы его погибнуть в этом страшном одиночестве, не только без Бога, но и без людей. Христос не оставляет никого… И как бы ни страшно было думать об Иуде, о том, что его слово погубило Бога, пришедшего на землю, однако где-то должна в нас теплиться надежда, что бездонная премудрость Божия и безграничная, крестная, кровная Его любовь и его не оставит… Не будем произносить и над ним последнего, страшного суда – ни над кем». Пустыня в сердце человека «Есть другой, детский рассказ из творчества англичанина Свифта, “Путешествие Гулливера”. Попал он в страну лилипутов, заснул на траве; проснулся – встать не может. Почему? Потому что лилипуты каждый его волос привязали к одной травинке. Каждую травинку он бы сорвал и каждый волос он бы вырвал, а когда привязали все волосы ко всем травинкам – с места не мог сдвинуться. А разве мы не похожи на это, разве мы не приделаны к бесконечному количеству травинок, так, что не можем двинуться? Это очень важно. Ну, предположим, что мы остриглись, оторвались. Как говорит один из Отцов пятого века, вошли под собственную кожу. И вот я весь живу под моей кожей, то есть я изнутри вижу, изнутри действую, а не нахожусь где-то рядом с собой или вокруг. Это еще не значит, что все достигнуто. Надо найти способ дойти до глубины, а не только под своей кожей сидеть. Первая задача: найти время, чтобы побыть одному. Времени для этого сколько угодно, но мы его не находим. Можно быть в полном одиночестве, когда мы сидим в поезде, мы бываем в полном одиночестве в большом количестве разных моментов нашего дня. Но мы их не используем. И вот – побудь в одиночестве. Что тогда? Опыт показывает: уйдешь, и сначала так тихо и так хорошо. Никто тебе не мешает быть одному. Внешнего шума нет, внешних побуждений нет. Могу быть самим собой. Но проходит очень непродолжительное время, и делается скучно. Что это значит? Это выявляет то, что все, кроме нас, о нас знают: что если с нами остаться вдвоем наедине, то через короткое время делается скучно. А почему? – Потому что во мне ничего нет, чем бы питаться. И тут обнаруживается, что человек большей частью не живет, а реагирует на то, что случается. То есть живет отраженной жизнью, как можно отражать свет. Не то что человек сам в себе имеет жизнь и из внутреннего побуждения, из внутреннего чувства или мысли что-то творит. А: что-то случилось – и я на это отвечаю, еще случилось – и снова отповедь даю; и так мы думаем, что живем. Но так мы не живем, так мы только отповедь даем, реагируем. Акции нет, есть только реакция, ответ на что-то, на вопрос, на оклик: но никогда мы не звучим из себя самих. А когда остаемся одни, оказывается, что действительно мы не умеем изнутри себя как-то действовать, жить. Если принудить себя к одиночеству, то через некоторое время делается просто страшновато, потому что делается темно, и тесно, и страшно в этой пустыне. Пустыня это не только место незаселенное, это всякое место, где пусто. Такая пустыня бывает у человека в сердце. Такая пустыня бывает в толпе. И вот, делается страшно в пустыне. И надо идти дальше. И тут нужно проявить очень много терпения и мужества. Когда дошел до этого момента страха, до этого момента, где делается темно и тесно, надо сказать: Господи, аще и в сени смертней пройду, не убоюся зла, яко Ты со мною еси (Пс. 22:4) – и идти дальше, во тьму, во мрак, в это узкое ущелье, идти дальше, не ожидая себе света, не ожидая ничего, зная, что когда придет время – свет воссияет, когда придет время – встреча совершится; а пока – пусть будет темно, пусть будет ночь. И вот так идешь, и если претерпеть до конца, тогда приходишь в место, где снова поднимается заря. И это – единственное, что мы можем сделать для того, чтобы встретить Бога в молитве». «Вспомним несколько из тех выражений, которые употреблены Христом или Евангелием по отношению к Крестителю Иоанну. Первое, что мы о нем слышим, это что он – глас вопиющего в пустыне. Пустыня это не только место ненаселенное, это место, где пусто; и так часто в человеческом сердце пусто, в человеческой жизни пусто. Не только нет содержания вечного, но нет вообще такого содержания, которым можно было бы жить. И в этом отношении мы окружены, все, людской пустыней. И вот в этой пустыне и мы призваны, подобно Крестителю, свидетельствовать. Свидетельство Иоанна Крестителя началось не словами: прежде чем вернуться к людям и говорить, прежде чем властно требовать от них, чтобы они стали достойны своего звания человека, он сам удалился в голую, жаркую пустыню и остался наедине с самим собой, лицом к лицу с самим собой перед очами Божиими. Иногда и нам приходится остаться в таком одиночестве. Бывает это, когда нас оставят ближние, когда сделается вокруг нас пусто. Бывает это, когда нас тронет болезнь, и тогда, как бы мы ни были окружены заботой, мы чувствуем, что мы одиноки, потому что мы стоим перед лицом жизни и смерти там, где каждый человек один за себя будет решать вопрос жизни и смерти – не только временной, но и вечной. Бывает, что мы удалимся сами для того, чтобы прийти в себя, и тогда мы знаем, как трудно бывает остаться наедине с самим собой, когда к этому не привык: делается боязно – тогда открывается перед нашим собственным взором внутренняя наша пустота, и в эту пустоту, в эту пустыню нам надлежит войти. Там будет одиноко, там будет пусто, там будет трудно жить, но только если мы сумеем жить в этой пустыне, с Богом одним, сможем мы вернуться к людям, никогда не теряя Бога и способными, победив себя, победить всё». «Ведь подвижники, пустынники учились молчать в особых для того условиях. Вся жизнь строилась, направлялась на созерцание… Они учились молчать в какой-то смысле в идеальных условиях, но далеко не все ими пользовались. Пустыня, одиночество, вообще все эти состояния, положения нелегко даются; нам только кажется: вот уйти бы в пустыню – и так бы я молчал!.. Большей частью уйдешь в пустыню – и все мысли, чувства начинают роиться так, как они не роятся в обычной жизни, потому что сама жизнь не дает им простора. Но, конечно, условия играют большую роль. Только, например, Григорий Сковорода говорил: замечательно в жизни устроено, что все сложное ненужно и все нужное несложно. В этом отношении, если Бог ожидает от нас внутренней стройности, значит, можно ее достичь где угодно и как угодно, а не только при исключительных условиях, иначе только очень немногие могли бы себе это позволить. Но можно “быть в пустыне” и среди людей; иногда среди людей одиночества гораздо больше, чем когда никого нет; не только потому, что люди – чужие, а потому, что очень легко совершенно обособиться в толпе и так нелегко обособиться, когда три человека вместе сидят». Одиночество подвига «И вот жизнь святой (равноапостольной – ред.) Ольги, память которой мы чтим сегодня, должна быть для нас и судом, и вдохновением. Ольга была христианкой за два поколения до Крещения Руси; она была христианкой в одиночку, среди царедворцев своего мужа, который презирал христианство как религию слабых, потешался над ним и вместе со своими соратниками высмеивал и княгиню Ольгу и ее веру. И она стояла, в одиночку, и никогда не поколебалась; она не робела заявить о том, кто она есть, она провозглашала свою веру в одного, Единого Бога, Господа господствующих и Царя царствующих, но также и Спасителя мира». «Задумаемся над этим, потому что, вот, стоит и высится перед нами во весь рост образ святой Ольги, одинокой в море язычников – не в таком обществе, которое, как наше, уже несет в себе евангельскую закваску и где у нас столько общего с нынешними язычниками. Она стояла в одиночку и не поколебалась; и потому что она так выстояла, она смогла передать своему внуку Владимиру такое видение мира, которое никогда не поблекло и не дало ему покоя, пока он не нашел ответа. Она раскрыла перед ним новое измерение человечества и пробудила в нем голод по вещам более великим, более правдивым и более святым, чем ложные боги, которых почитал его отец со своим окружением. И потому что она была способна выстоять среди насмешек царедворцев своего мужа, ее внук открылся Богу во Христе и своим обращением распахнул сердца миллионов людей и просторы земли Российской господству и воцарению в ней Христа Спасителя. Научимся же от этой женщины, хрупкой и более сильной, чем все мужчины, – как Матерь Божия, бывшая сильнее всякой боязни и всякого колебания; научимся стоять в одиночку и провозглашать нашу веру – не на словах, слова больше никого не убеждают, люди наслышались слишком много обманчивых, красивых слов, – но живя по-Божьему, как собственный народ Христов. Аминь!» Предельное одиночество – когда у человека больше нет Бога «По-настоящему гордый человек – это человек, который не признает над собой ни Божьего, ни человеческого суда, который сам себе закон. В жизни аввы Дорофея есть рассказ, как он посетил один монастырь и ему сказали об очень молодом монахе как об образце смирения: он никогда не гневался, никогда не возмущался, никогда не возражал, когда его порочили или унижали. И Дорофей, который был опытен в духовной жизни, не поверил; он вызвал этого монаха и спросил: «Каким это образом, при всей твоей молодости, ты достиг такого совершенства, что когда тебя порочат, унижают, оскорбляют, ты никогда не возмущаешься?». И этот молодой монах ответил: «Что мне возмущаться, когда какие-то псы на меня лают?». Его духовное состояние было не смирением и не примиренностью, а совершенной свободой от человеческого не только осуждения, но и просто суждения, мнения; что о нем говорили люди – его не касалось, он сам себе был судьей, он был мерилом всего для себя. И если исходить из этого, то, разумеется, Божий суд также отстраняется, остается только собственный суд. Это состояние предельного, замкнутого одиночества; это состояние, когда у человека больше нет Бога и нет суда вне его самого». «Чувство отсутствия Божия мы можем испытать по Его воле; Он может пожелать, чтобы мы тосковали по Нему и узнали, как дорого Его присутствие, давая нам познать на опыте, что такое предельное одиночество. Но часто наш опыт отсутствия Божия является результатом того, что мы сами не даем себе возможности ощутить Его присутствие. Одна женщина, четырнадцать лет занимавшаяся Иисусовой молитвой, жаловалась, что у нее никогда не было чувства, что Бог здесь. Но когда ей указали на то, что в своей молитве она сама говорит, не умолкая, она согласилась несколько дней стоять перед Богом молча. И когда она так сделала, то почувствовала, что Бог здесь, что тишина, ее окружавшая, была не пустотой, не отсутствием шума или движения, но что это безмолвие было насыщенным; это было нечто не отрицательное, а положительное; это было присутствие, – присутствие Бога, Который ей дал Себя узнать, сотворив такую же тишину и в ней. И тогда она обнаружила, что молитва возобновилась в ней сама собой, но это уже не был тот словесный шум, который препятствовал Богу открыть Себя». Одиночество перед лицом собственной жизни «Выйдем же отсюда, вспоминая эту притчу (о милосердном самарянине – ред.) не как одну из самых прекрасных сказанных Христом вещей, но как прямой путь, на который Он призывает нас встать. Она учит нас относиться друг ко другу, оглядеться вокруг внимательным взором, помня, что порой малейшая ласка, одно теплое слово, одно внимательное движение может перевернуть жизнь человека, который в одиночестве стоит перед лицом собственной жизни. Пусть поможет нам Бог быть подобными милосердному самарянину на всех уровнях и по отношению ко всем людям. Аминь!» Исцелить одиночество в другом «Взглянем друг на друга в наших семьях, среди наших друзей и в нашем приходе, и везде вокруг на улице, где бы то ни было, взглянем, посмотрим. Взглянул на лицо человека, заглянул в его душу через его глаза, порой такие испуганные, такие отчаянные, такие полные боли или такие мертвые, потому что человек потерял всякую надежду, и тогда посмотрим на нашего ближнего, на любого ближнего, на любого человека, который нам встречный-поперечный, и поставим себе вопрос, какова его нужда, что я могу сделать? Я могу вступить в его жизнь, я могу ему доказать, что он не один, что он не презрен, что он не лишний, что кто-то его увидел глазами и отозвался сердцем? Посмотрим друг на друга такими глазами, и тогда придет исцеление многим. Это придет через Христа, да, потому что, как сказал отец Сергий Булгаков много лет тому назад, мы все являемся как бы воплощенным присутствием Самого Христа. Крещаясь, мы делаемся с Ним едиными, получая миропомазание, мы исполняемся Святым Духом, причащаясь Святых Тайн, мы делаемся единым с Ним. Подумайте: каждый из нас в каком-то смысле является живой, хотя часто такой не творческой, но живой иконой Христа! Наша ответственность велика друг за друга – и не только за тех, кого мы любим, кто нам нравятся, кто нам близок, но за всякого, кто парализован страхом, болью, ужасом, своим прошлым или своим отчаянным одиночеством. Посмотрим друг на друга новыми глазами и начнем учиться, как можно видеть отчаяние в другом человеке, бессилие его. И поставим перед собой вопрос: что я могу сделать для этого человека и для всех друзей вокруг меня? не обязательно словами, но часто бывает: когда человек в отчаянии, когда он одинок, когда никого у него нет, – и вдруг кто-то на него посмотрит такими видящими глазами, что он поймет, что он увиден, и что он не один, и что он может улыбнуться другому человеку, и что тот отзовется. И тут начнется исцеление и новая жизнь. Начнем эту новую жизнь сейчас, сегодня, здесь и пусть будет благословение Господне на вас, Того благодатию и человеколюбием всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь». Миллионы людей одиноки, потому что мы холодны «Хочу обратить ваше внимание на три черты сегодняшнего Евангельского чтения. Первое – как страшно слышать, что человек тридцать восемь лет был в крайней нужде, разбитый телесной болезнью, сломанный, и что никого не нашлось, кто бы его пожалел, кто бы ему помог… И то, что случилось с этим человеком, в наше время случается с миллионами других людей: потому что мы холодны сердцем, потому что нам нет дела до того, что другие голодают, страдают болезнью, находятся в отчаянии душевном, ищут и не могут найти своего пути в жизни, в конечном итоге – Живого Бога, потому что мы так холодны, миллионы людей остаются во тьме и в холоде, в одиночестве и в ужасе». Не можем пережить нашу осиротелость, как переживают ее святые «У преддверия светлого, животворящего Поста мы вспоминаем изгнание адамово из рая, трагический момент, когда человек разобщился с Богом, потерял животворящее единство с Ним и остался один на земле. Не можем мы так же пережить эту осиротелость, как переживают ее святые, которые хоть краем души или глубинами своего существа прикоснулись Божественной жизни, приобщились Богу и, однако, находятся в этом мире одиночества, в этом мире, где качествует смерть, потому что человек отпал от Бога. И хочется мне сегодня прочесть вам несколько строк, написанных старцем Силуаном, который так глубоко переживал и свою живую, животворящую встречу с Богом, и трагедию человеческого сиротства: «Скучает душа моя о Господе, и слезно ищу Его. Как мне Тебя не искать? Ты прежде взыскал меня и дал мне насладиться Духом Твоим Святым, и душа моя возлюбила Тебя. Ты видишь, Господи, печаль мою и слезы: если бы Ты не привлек меня Своей любовью, то не искал бы я Тебя так, как ищу. Но Дух Твой дал мне познать Тебя, и радуется душа моя, что Ты — мой Бог и Господь, и до слез скучаю я по Тебе…» В жизни каждого из нас бывает дивное мгновение — иногда единственное, иногда повторяющееся, — когда вдруг Бог станет так близок, когда оживет душа, когда встрепенется сердце, когда ум станет глубок и тих, как глубокое, невозмущенное озеро, когда всем существом своим мы чувствуем, что мы ожили, и что мы можем жить в Боге, жить вовек. Каждому из нас надо войти в себя, погрузиться в самую свою глубь в поисках этого или этих мгновений, и вновь их пережить со всей силой, на которую мы способны, и тогда взглянуть на то, что значит наше отпадение от Бога, от жизни. И только тогда сможем мы дрогнуть сердцем, дрогнуть всем существом своим от ужаса и боли нашего сиротства и нашей измены. Бог верен, — неверны только мы». Остаться наедине с собой – одна из самых страшных вещей «Остаться с самим собой – одна из самых страшных вещей, которые могут случиться с человеком, если он этого не делает по собственному почину, а только по необходимости. Быть перед лицом себя самого: без прикрас, без защиты, без всего того, что мы ставим между этим порой страшным или просто пугающим, или прямо вызывающим отвращение видением – и нашим взором. Больше всего нам мешает стать перед самими собой именно этот страх: что я увижу, если откроются мои глаза? Что я увижу, если снимется завеса? Когда мы этому себя подвергаем, мы часто испытываем сначала просто скуку: мы привыкли развлекаться; мы привыкли отвлекать собственное внимание от себя тысячью вещей, из которых многие сами по себе и хороши, и достойны внимания, но которые мы употребляем, чтобы закрыться от пугающего нас одиночества. А когда мы начинаем заглядывать глубже, нам порой делается страшно. Не от того, что мы видим, а от того, что мы вступаем в совершенно нам не известную область: кто знает, какие чудовища поднимутся из этих глубин? Сколько злобы, сколько горечи, сколько лжи, сколько неправды, сколько страха? Сколько жадности – и душевной, и духовной, и телесной? Сколько вражды, сколько холодного безразличия, сколько жестокости я увижу, если загляну в себя? И нам действительно страшно заглянуть». Разве горюем о том, что мы одиноки? «Мы слышим или читаем евангельские слова, собственные слова Христа Спасителя, – и они до нас не доходят. Минутами мы восхищаемся ими, минутами умиляемся, а минутами говорим: ах да, это я уже слышал, это я уже читал; да, это длинный отрывок, который мне уже так известен… Да, известен: памятен – но до души не дошел! Разве мы живем тем, что слышим в Евангелии? Разве слово Христово доходит до нас так, что оно меняет внутренний наш строй, внешнюю нашу жизнь, раскрывает наш ум так, что у нас уже не свой ум, а ум Христов, как говорит апостол Павел (1 Кор. 2,16)? Разве душа наша раскрывается так, что в ней дышит, веет Святой Дух? Нет! Даже в этом мы так далеки от Духа, а что же говорить о том, что апостол Павел описывает как неизреченные глаголы, которые Святой Дух произносит в глубинах нашей души (Рим. 8,26)? Разве мы их слышим? Разве горюем о том, что мы одиноки? Да, горюем, и ищем себе и утешения, и поддержки, и помощи, и отвлечения от своего одиночества в общении с людьми, другими людьми; остаться вдвоем с Богом, со Христом нам просто невыносимо! Когда мы должны провести несколько часов только с Ним – в молчании ли, в молитве ли, в церковном ли богослужении, или просто в болезни, в одиночестве – разве эти часы нам не кажутся непомерно долгими и, порой, просто невыносимыми? Быть со Христом нам в тягость. Какой это ужас! Какое же утешение нам нужно от Святого Духа, когда самое содержание нашей жизни отрицает это утешение, самую нужду в этом утешении?»

Одиночество Одиночество… Размышляя о нем, раскрыл книгу стихов Рильке: О святое мое одиночество – ты! И дни просторны, светлы и чисты, как проснувшийся утренний сад. Одиночество! Зовам далеким не верь и крепко держи золотую дверь, там, за нею, желаний ад. (Перевод А.Ахматовой) Романтизация одиночества – распространенная вещь и в поэзии, и во всей мировой культуре, и в жизни социума. Одинок тот, кто стоит ВЫШЕ житейской грязи, как одинок орёл, живущий высоко в горах… Да, на равнине, в её грязи, в тесном кругу тех, кто копошится среди себе подобных, живя суетными заботами обыденного, бывает и уютно и тепло – но там же бывает и душно, и сумрачно от земных испарений, в то время как в запредельной выси – холодно и пусто, зато – свободно… В образах одиноких поэтов, мечтателей, странников, анахоретов в немалой степени реализуется именно эта врожденная тяга человека – к свободе. Свобода, независимость от мнения и ценностей толпы – «подите прочь, какое дело поэту мирному до вас!» – хорошо понятна нам в России, пережившей времена тоталитаризма и с тревогой всматривающейся в черты новой тирании мэйнстрима, которой чреват глобализм…Однако тяга к свободе и одиночеству, перешедшая некий предел независимости от ближних, может явить и страшную свою крайность: гибель любви (недаром состояние «зависания» в горечи одиночества, услаждение им, в традиции православной аскетики рассматривается как греховное). «Нехорошо человеку быть одному» – эта Божья заповедь остается неизменной со времен творения мира. Без любви, как и без свободы, человек жить не может. Тотальное одиночество опасно для него так же, как и тотальная растворенность в толпе; современные мегаполисы, переполненные людьми, являют нам вид пустыни одиночества среди других одиночеств… Вот – снова Рильке: Одиночество как дождь. Оно идет от моря вечерами, оно до черных тянется подошв и медленно всплывает над горами до неба, им чреватого всегда, и с неба падает на города. Оно приходит затемно, когда навстречу свету переулки льются, когда друг другу чуждые тела устало друг от друга отвернутся и замолчат – одна постель свела… и водостоки темные проснутся.(Перевод В.Полетаева) Только христианство, принятое не как идеология на потребу решения каких-то социальных, экономических, материальных, культурных проблем, и не как эгоистический способ бегства, «спасения» от мира сего, но как возможность собственного преображения из твари дрожащей – в любимое дитя Божье, дает человеку не просто знание главной заповеди : « Возлюбить Бога и ближнего», но и реальные средства для воплощения ее в собственной жизни. Удивительное дело, – казалось бы, безоглядно следуя за Христом, теряя себя во Христе, мы – обретаем себя по-настоящему. Нашей личности больше не грозит быть плененной толпой, потому что толпы больше нет – есть такие же неповторимые личности, соединенные друг с другом любовью – в целое, при этом не утратившие своей Богоданной свободы, напротив, имеющие возможность узнать, какова она, НАСТОЯЩАЯ свобода, полученная из рук Божиих. Священник Сергий КРУГЛОВ

Внешнее и внутреннее Протоиерей Андрей Ткачев Внешнее и внутреннее неразделимы, однако они частично самостоятельны. Оттого они и воюют всегда. Воюют скрыто, как муж и жена в самом, казалось бы даже, благополучном семействе. Внешняя благообразность и одновременная внутренняя гниль – это заклейменное Евангелием фарисейство. «Фарисейство» не как явление историческое, а как имя нарицательное. Внешняя грязь, или эпатажное неряшество, или Авелева беззаботность есть юродство, или – намек на него. Конечно, не иначе, как при внутренней святости. Иначе – баловство. Вот вам и полюса. А что посредине? Посредине норма, она же – Истина. Христос Господь эпатажен или нет? Скорее нет, чем да. Он прост. Божественно прост. Но на то Он и Господь, чтоб быть Божественно простым. А вот люди сложные. И очень сложные типы святости и лицемерия окружают Воплощенную Истину. По-своему сложен, совсем не прост Иоанн. Он одет в верблюжий волос. Ест непонятно что. Внутри свят. Снаружи – странен. Фарисеи другие. Они снаружи хороши, а внутри – истинные гробы, полные костей мертвых и нечистоты. Посреди этих противоположностей – Христос, Который одет без вызова, но и без помпы. Он ест все, а не только чистое по закону или странное, как Иоанн. В Нем нет ни странностей, наблюдаемых в подвижниках, ни чванства, наблюдаемого в ревнителях законной правды. Он – Истина. Ему нечего изображать, а достаточно быть. *** Ну и как нам теперь, смертным и фальшивым, найти способ жительства? Во-первых, нужно понять, что исторически сложившиеся образы благочестия подвержены изменениям. Священник первых веков не был внешне похож на священника средневекового. Средневековый же не был внешне подобен собрату поздних времен, равно и нашему современнику. Суть оставалась, форма менялась, а любитель формы всегда готов анафематствовать тех, кто стилистически выпал из нормы. Хор, состоящий сплошь из женщин, есть нонсенс в условиях допетровской Руси. Однако прижилось оно, и работает. Таких примеров можно воз накопать, а вывод один – многое незыблемое есть лишь временное. Но здесь уже важно не запутаться в терминах. Довольно ведь и тех, кто святое на рынок свезет, мотивируя тем. Что времена изменились. *** photosight.ru Фото: Морозов Семен Главное – это вера и образ жизни. Внешний образ изменится по мере прихода к истокам, а не наоборот. Истоки как раз от внешнего подражания не обретаются. Юбка до земли и борода до пупа ничего не прибавят к невежеству, и ничего не отнимут от хамства и самолюбия. Скорее – прибавят. Не знаю, как было в прежние времена и лета, вижу, что есть сейчас. А сейчас самое важное – проповедовать веру, и в вере назидаться, и в ней укрепляться. Все же остальное, как то: бороды, юбки, платочки, четочки – добавится и приложится. *** Перемена внешнего вида без перемены внутреннего мира есть беда гораздо худшая, нежели духовная жизнь в двусмысленном наряде. Наступило время, когда в храмы наши пришли многие и премногие, с кашей в голове и с опытом жизни различным и сложным. Но это люди, желающие Богу служить и прочее житие «скончать в мире и покаянии». Мы не должны им навязывать некие внешние нормы, якобы незыблемые и вечные – но должны обратить внимание на их души. Мы должны спросить их о том, что читали они и о чем думают; что пугает их, а что радует. Потом, со временем, они сами, без наших подсказок умоют лица и оденутся приличнее. Но тогда это будет знаком внутренней перемены, а не навязанным извне приказным облагораживанием. Если же не хватит у нас любви, и мудрости, и духовного опыта, то обличат нас те, кто по статусу плевать хотел на наши мудрые вразумления. Ну вот, хотя бы и некая матушка, не закутанная в платок и не изображающая из себя Нестеровско-Васнецовских идиллий. *** Я не шибко люблю выпендреж. Очень легкий путь – привлечь к себе внимание не умом и жизнью, а перьями с необычной раскраской. Но там, где это не выпендреж, а «жизнь такая», я смотрю внимательно и думаю. Откуда у нас вообще юродство? Не только ведь от стремления к высшим подвигам, но и от повального лицемерия. «Всяк крестится, да не всяк молится» «По бороде Авраам, а по делам – Хам» Не так ли вразумляли наших предков юродивые? Так. Кратко и жестко, поскольку все увязли в обряде и вещах внешних, а «внутренняя благообразная скиния» у всех загажена, при том, что никому до этого и дела особого нет. И вот получается так, что если множество полюбило обряд и наружность, полюбило внешность без внутренности, то необходимо появиться кому-то, кто пренебрегает внешними привычками, но зато фору даст по теме вещей внутренних. Это – диалектика. Это – необходимость. Эпатажные праведники, юродивые, блаженненькие вызываются к жизни самим фактом повального лицемерия, повального увлечения второстепенными и временными формами религиозной жизни. *** Для нас это вопрос номер один, поскольку нам ведь возрождаться предназначено. Что и как возрождать будем? Если только форму будем копировать, то это путь к новой революции. А если будем стремиться дух стяжать, то придется потерпеть тех, кто не сразу вписывается в привычный образ благочестия. photosight.ru Фото: aivolie У меня один молодой человек просил Исповеди и Причастия, поскольку согласился быть крестным отцом. Видно было, что он исколот весь аж до шеи (из-под ворота рубахи наколки выглядывали), но когда он рот открыл перед Чашей, я ахнул. У него язык оказался разрезанным до середины, то есть раздвоенным, как у змеи! Ну и что его, выгнать? Не знаю. Я причастил, поскольку каялся он искренне. А ведь сколько таких еще, которые ни в какие привычные представления не вписываются?! Штаны можно на юбку быстро сменить, и голову можно покрыть, и изобразить можно из себя Васнецовскую Алёнушку, но только дело ведь не во внешности. Нутро свое куда денешь? Оно, как однажды разрезанный язык, не хочет заживать в один день. А лицемерить не хочется. Русскому, может быть, и особенно. Вот поэтому и будут еще долго в наших храмах появляться люди разных возрастов, изжеванные и потрепанные внутри, однако верующие. Они не пожелают «ничего такого» из себя изображать и будут некоторое время оскорблять взор верующих непривычным видом. Но все это – явления временные. Это – болезни роста и обновления. Потом все станет на свои места. Надо потерпеть. Надо подождать того времени, когда внутренние перемены победят внешнюю жизнь и подчинят ее себе, не ради внешнего благообразия, а ради целостности. При этом останется всегда ничтожно малый процент подлинных юродивых, которые будут внутри святы, а снаружи – странны и неблагообразны. Но это уже отдельная тема. Что же до большинства, то я решительно выступаю за примат внутреннего над внешним, и за то, чтобы в строительстве дома начинать с фундамента, а не с фикуса на подоконнике.

Не осуждайте, и не будете осуждены, или как бороться с осуждением. Грех осуждения по справедливости считается одним из самых душегубительных и опасных для христианина. О недопустимости его писали все святые отцы Церкви, ее подвижники и учителя с самого начала христианской истории, поскольку Евангелие ясно и многократно предупреждает нас об этом. Само осуждение начинается с празднословия: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда. Ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 36-37). В самом деле, вовремя и по делу сказанное слово, приправленное милостью и любовью, может творить чудеса, вдохновить человека, утешить его в скорби, придать ему силы, возродить его к новой жизни. Но слово может быть и разрушительным, калечащим, убивающим… «В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо Свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города» (Н. Гумилев).

Евангелие о Лазаре и богаче Из собрания творений святителя Николая Сербского (Велимировича), *** Лазарь у дверей богача О собственности спорят люди на земле, и конца нет этому утомительному и бесплодному спору. О люди, а чьею собственностью являетесь вы сами? Стадо борется за место на пастбище, а хозяин пастбища и стада стоит и смотрит, удивляясь: почему его стадо так борется за его пастбище, раз он заботится и о стаде, и о пастбище? Многие вещи человек помнит, а одну никак запомнить не может, сколько ему не повторяй: что он без собственности приходит в этот мир и без собственности уходит из него. Люди делят эту сырую землю, и всё не поделят! Жизнью они оплачивают границы своей собственности, а границы все же остаются подвижными. Несравнимо более дорогим люди платят за несравнимо более дешевое; и это не слишком их возмущает, а такую страшную цену они называют правом, патриотизмом или каким-нибудь другим утешительным словом. Не говорят только, что безумие - когда овца отдает свою жизнь за пучок травы, раз трава нужна для жизни, а не сама для себя. Вопрос о собственности в конце концов есть вопрос о траве, ибо все, что люди едят и во что одеваются, является травой - или чем-то еще более мертвым, чем трава. В самом начале Священного Писания говорится, что Бог дал в пищу людям и зверям зелень и траву (Быт. 1:29-30; 9:3). Если вы поставите людям вопрос: «Что важнее - трава или человек?», - то получите единогласный ответ, что человек важнее. Но на деле люди признают, что важнее трава, так как жертвуют и своей, и чужой жизнью ради травы. Хотя вопрос собственности и есть вопрос травы, всё же он является главным камнем преткновения в жизни людей на земле. Лишь тот, кто своим духом наиболее уподобляется Богу, обходит его, с пренебрежением оставляя позади. Для прочих этот камень соблазна делается предметом спора, предметом разговоров, предметом неимоверного труда и пота, предметом и содержанием всей жизни и, наконец, - их надгробным памятником. Где богатство Креза? Где пиры Лукулла? Где держава Цезаря? Где могущество Наполеона? Следы всего этого, в том или ином виде, еще можно обнаружить, но подобные вопросы не так важны, как: где теперь богатый Крез? Где ненасытный Лукулл? Где властолюбивый Цезарь? И где могущественный Наполеон? Самое важное - знать, где люди, а не где их собственность. Но мы не можем узнать этого, прежде чем не узнаем: чьей собственностью являются сами люди? Итак, чья же собственность суть сами люди? Тому, кто решит этот вопрос, легко будет решить и вопрос о человеческой собственности - как путникам, когда они уберут с дороги самый большой камень, легко потом разгрести щебень и листья. Когда люди решают этот вопрос сами, без Господа Иисуса Христа, как они и решали его на протяжении тысячелетий, то приходят к двум ответам. Первый - человек есть собственность злых духовных сил, которые прячутся за природой и под маской природы; второй - человек является собственностью самой природы, которая его и создала, держит какое-то время в качестве мебели среди другой своей мебели и в конце концов ломает и убивает. С сотворения мира все мудрствования человеческие, не позаимствовавшие ни капли разума Христова, имеют только два решения вопроса, чьей собственностью является человек. А ответ Христа на этот вопрос гласит: человек есть собственность всеблагого Бога. И он является собственностью не так, как являются чьей-либо собственностью вещи, но как свободное и разумное существо, как сын Божий. Это не решение какого-либо философа, ибо в таком случае мы бы ему не поверили; но это ответ Очевидца, пришедшего к людям из самой триединой сердцевины бытия и жизни, распространяющей жизнь по всем мирам. Потому мы и верим этому ответу, и только его полагаем истинным и спасительным. Точнее, его надо назвать не ответом, а свидетельством Очевидца. Этим свидетельством решены и все вопросы о собственности человека, все хозяйственные, экономические и политические вопросы на земле. Люди - Божия собственность, а значит, природа - тем более Божия собственность. А это, в свою очередь, означает: всё, что человек называет своею собственностью, на самом деле является собственностью Бога, Божией ссудой людям. Ссуду эту Господь распределил между людьми неравномерно. Почему неравномерно? Потому что люди суть свободные и разумные существа. Мёртвым предметам Бог все распределил поровну. И полуживым, то есть несвободным и неразумным, творениям Бог все распределил поровну. А Своим свободным и разумным творениям Бог всё распределил неравно, чтобы проявились их разум и их свобода; чтобы люди увидели свою братскую зависимость друг от друга; и чтобы они, мудро распорядясь Божией ссудой, обеспечили спасение как своё, так и своих братьев. Таким образом, Божия ссуда - или то, что люди ошибочно называют своей собственностью, - есть лишь средство спасения человека. В сегодняшнем Евангелии говорится о богаче, который осознал собственность иначе - в абсолютном смысле этого слова, и тем обрек себя на такие муки, что сердце холодеет и волосы поднимаются дыбом от одного их описания. Сказал Господь: некоторый человек был богат, одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях и желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его. Перед нами страшная картина земного неравенства. Но, подождите, позднее мы увидим ещё более страшную картину неравенства небесного. Какая противоположность: с одной стороны - богач, одетый в порфиру и виссон, с другой - нищий, одетый в струпья и гной! С одной стороны - человек, окруженный подобными ему людьми: богатыми, сытыми, разряженными, веселыми; с другой - человек, которого окружают лишь псы! С одной стороны - богатство, здоровье и сытость до пресыщения; с другой - горькая нищета, болезнь и голод! С одной стороны - оглушительные песни, пляски и смех; с другой - молчаливое ожидание крошек хлеба, и молчаливый взгляд на гной, текущий из собственного тела, и молчаливое ожидание смерти! Молчаливое и терпеливое - потому что не говорится, что Лазарь просил о помощи или кричал, как другие нищие. Испытывая голод, он лишь желал напитаться крошками со стола богача и молчал. Сердцем он беседовал с Неким, но языком - ни с кем. Но к чему было и говорить ему о своей беде языком, когда тело его, окруженное псами, говорило о ней яснее всех языков мира? Обратите, однако, внимание на очень важную вещь: Господь не упоминает имя богача, но упоминает имя убогого. И на протяжении всей притчи имя богача остается неназванным, в то время как имя Лазаря упоминается и на земле, и на небесах. Что это значит? Разве это не совершенно противно человеческому обычаю помнить и упоминать имена богачей, а имена бедняков или не помнить, или, если они и известны, не упоминать их? Как безымянные тени нищие идут или ползут по земле между людьми, все под одним общим именем - нищий, в то время как имена богачей звучат во дворцах, воспеваются в стихах, пишутся в учебниках истории и в газетах, вырезаются на памятниках. Именно поэтому Господь не упоминает имени богача, чтобы не оказывать лишней чести тому, кого люди и так чрезмерно чествовали, и чтобы показать, что суды Божии - иные, чем суды человеческие, и часто совершенно им противоположны. Он пришел на землю не для того, чтобы поступать с людьми так, как они поступают друг с другом, но чтобы показать, как Небо поступит с людьми. И уже самим этим пропуском имени богача Он открывает одну из небесных тайн. Имена подобных богачей на небесах как бы и вовсе не будут известны; их не вспомнят ни среди ангелов, ни среди святых. Они будут стёрты из Книги Жизни. Безусловно, Господь знал имя богача, как знал Он и имя бедняка. Но Он намеренно не хотел произносить его Своими животворными устами, чтобы не обновлять и не оживлять его - ибо оно уже было стёрто из Книги Жизни. Обратите внимание, что Господь как бы нарочно избегает произносить Своими устами имена Ирода, Пилата, Каиафы. Пойдите, скажите этой лисице (Лк.13:32)! - говорит Он об Ироде, не называя его по имени. Ещё раньше Бог сказал: ни помяну же имен их устнама Моима (Пс.15:4). Праведникам же Господь наш Иисус Христос сказал: радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах (Лк.10:20); и это радование Он им заповедует прежде всякого другого, даже прежде радования о том, что бесы им повинуются. Но какое зло совершил этот богач, что Господь не хочет даже произносить его имя? Посмотрите: Господь не обвиняет его ни в краже, ни во лжи, ни в блуде, ни в убийстве, ни в неверии в Бога, ни даже в нечестным путем добытом богатстве. Ведь похоже, что сам он не добывал этого богатства ни честным, ни нечестным путем, а унаследовал его, поскольку говорится: был богат, а не «стал богатым» или «разбогател». Но к чему было Господу обвинять его, когда у ворот его лежало живое обвинение, написанное против него не чернилами на бумаге, но струпьями и гноем на коже живого человека? Несомненно, богач имел все те пороки, которые богатство неизбежно приносит с собой всякому легкомысленному человеку. Ибо тот, кто каждый день роскошно одевался, роскошно ел и пил и весело проводил время, не мог иметь в себе страха Божия, не мог удержать язык свой от многоглаголания, чрево - от объедения, сердце - от гордости и тщеславия, от презрения к другим людям, от насмешек над святыней Божией. Всё же это неизбежно и неудержимо толкает человека и на блуд, и на обман, и на месть, на убийство, на богоотступничество. Но все эти грехи и пороки богача Господь не перечисляет. Из Его притчи становится очевидной лишь одна вина богача, а именно: крайнее презрение к человеку Лазарю, и не из-за чего иного, как только из-за его бедности и болезни. Если бы Лазарь появился у ворот здоровый и одетый в виссон, богач, несомненно, обратился бы к нему с приглашением на свою трапезу - обратился бы как к человеку и признал бы в нем человека. Однако в бедном и покрытом струпьями Лазаре он человека не видел и не признавал. Он презрел создание Божие, как будто его и не существовало. Он отворачивался от него, чтобы не замарать свой взгляд. Он полагал, что принадлежит сам себе, а свое богатство считал не ссудой Божией, а исключительно своей собственностью. Талант, данный от Бога, он закопал в землю своего тела и не дал пользоваться им тем, кто в этом нуждался. Сердце его отягчилось объядением и пьянством (Лк.21:34) и стало совершенно слепым к духовному миру и духовным ценностям. Он смотрел только плотскими глазами, слушал плотскими ушами, жил плотской жизнью. Его душа была в таких же струпьях, как тело Лазаря. Его душа была настоящим отражением тела Лазаря, и тело Лазаря было настоящим отражением его души. Таким образом, Бог поместил на земле двух человек, чтобы они были зеркалами друг другу: одного за воротами, другого у ворот. Внешний блеск богача был зеркалом души Лазаря, а внешние струпья Лазаря - зеркалом внутреннего мира богача. К чему было Господу перечислять все грехи богача? Все они раскрыты одним штрихом, все до единого. Жестокосердие к Лазарю сорвало завесу с гноища души богача, и мгновенно стала явной вся мерзость этого гноища - и для очей, и для ушей, и для носа, и для языка. Вот изображение двух неравных на земле людей: одного, имя которого было очень хорошо известно людям и охотно произносилось ими, и другого, имя которого люди знать не хотели. А теперь посмотрим, как изображается пребывание этих двух неравных людей в мире ином. Умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял глаза свои, увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его. Умирают богатые, так же, как умирают бедные. Никто не рождается на этот свет, чтобы жить в нем вечно, ибо этот свет и сам смертен и ждет своего конца. Богачи умирают, вздыхая об этом свете, а бедняки - вздыхая о том. Оставив этот мир, богач оставил блеск, роскошь и наслаждения; а Лазарь, оставив этот мир, оставил голод, струпья и псов. Но взгляните теперь на жатву Божию! Когда умер бедняк, ангелы взяли душу его и отнесли в рай; а когда умер богач, ангелы вернулись от его смертного одра с пустыми руками. На одном, снаружи гнилом, дереве ангелы нашли и собрали дивные и спелые плоды; а на другом, снаружи густолиственном и зеленом, не нашли никаких плодов. А всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь (Лк.3:9). Эти пророческие слова буквально сбылись на немилосердном богаче. И тело его, и душа были срублены; тело брошено в могилу - гореть в земле, а душа в ад - гореть в пекле. Ангелы даже не приближались к его смертному одру, ибо знали, что для них там ничего нет; к нему приблизились бесы и люди. И те, и другие желали его похоронить: и бесы похоронили его душу в аду, а люди - тело в земле. Конечно, люди и к мертвым телам богача и Лазаря относились различно, как различно относились к ним живым. Весть о смерти богача разнеслась во все концы, и весь город взволновался и пришел на его похороны. Холодное тело (которое, должно быть, после смерти впервые, с тех пор как родилось, выглядело серьезно) было снова одето в новую порфиру и новый виссон, помещено в гроб, сделанный из редкого дерева и редкого металла, и провезено по городу в позлащенной колеснице конями, покрытыми черными попонами, - такими утомленными, словно и они облеклись в траур по тому, кто своей жизнью проиграл милость Неба. За колесницей шли толпы друзей, родственников и слуг в траурных одеяниях. По кому же был этот траур? По тому, кто не хотел даже объедков со своего стола дать голодному нищему. Весь город собрался у его могилы, чтобы послушать речи о его достоинствах и заслугах перед городом, народом и человечеством - красивые, как порфира, и гладкие, как виссон на теле мертвеца, которому уже не были нужны даже крошки с трапезы этой жизни; речи лживые, как и вся жизнь этого человека; речи пустые, как и душа его была пуста от добрых дел. Наконец тело с порфирой и виссоном положено в землю - чтобы его не лизали псы, но ели черви. На могилу водрузили венки из зелени и цветов - тому, кто потерял венец небесной славы. И воздвигли ему выше человеческого роста дорогой памятник с золотом написанным именем, которое не оказалось в Книге Жизни. Но ни одному из тысяч, собравшихся на этот бесполезный парад, не приходило в голову, что в это самое время душа богача была в аду. А как похоронили бедняка Лазаря? Как найденную на улице дохлую собаку. Кто-нибудь, вероятно, сообщил городским властям, что на улице лежит труп какого-то нищего. Так что властям пришлось потрудиться похоронить его, по многим причинам, но прежде всего по двум: первая - чтобы его псы не разорвали и не растащили по городу; а вторая - чтобы он, разлагаясь, не распространял в городе заразу. Кроме того, нужно его как можно скорее вытащить из города и закопать еще и потому, что мертвое тело, скорченное, покрытое струпьями и одетое в лохмотья, оскорбляет взоры прохожих. Итак, ни одна из причин не была ради Лазаря, а все ради самих горожан. Он, бедняк, досаждал людям своей жизнью, досадил и смертью. Власти, должно быть, морщились, услышав эту неприятную новость, и искали людей, которые бы выполнили эту неприятную работу, и беспокоились, как оплатить этим людям их работу! И из уст в уста передавали: какой-то нищий умер! Кто будет хоронить нищего? Где, и за чей счет? «Кто этот нищий?» - может быть, спрашивали любознательные дети. Смешной вопрос. Кто же станет узнавать и помнить имена нищих! Вот какая огромная разница была между этими двумя людьми в оценивающих глазах человеческих! Но на небесах не слишком полагаются на человеческие оценки: ни на их похвалы, ни на плевки, ни на ордена, ни на осуждения. Человеческие оценки простираются лишь до могилы, а затем Небо принимает души умерших и даёт оценки Само. И по небесной оценке облаченный в виссон богач сошел в ад, а покрытый струпьями Лазарь поднялся в рай. И в аду, в муках великих, поднял богач глаза свои и увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его. Вероятно, первый раз за все время своего существования богач теперь поднимает глаза горе. На земле он смотрел только на себя и на мир вокруг себя, и его взгляд, не омраченный никаким страданием, никогда не устремлялся вверх. Так и сегодня происходит со многими из нас, отчего и возникла пословица: «Как тревога, так до Бога»! Да будут же тысячу раз благословенны страдания, которые встречаются нам в этой жизни и принуждают нас возводить очи свои и сердце своё ко Господу! Если бы этот несчастный богач не проклинал земных мучений, не бежал от них, ища только смеха и веселья, он бы ещё на земле поднял свои глаза к небесам и, вероятно, избежал бы мук ада, откуда бесполезно поднимать глаза ввысь. Еще премудрый царь сказал: Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше (Еккл.7:3). Этот богач смеялся и веселился всю жизнь, и смех и веселье полностью изгнали из его сердца страх Божий. Итак, когда он посмотрел из ада горе, то увидел вдали Авраама и Лазаря на лоне его. Сказано вдали, чтобы этим показать, как ад удален от райских обителей праведников. Авраам является праотцем народа еврейского по плоти, но по своему благочестию он праотец всех праведников, кои верой, послушанием и смирением угодили Богу, исполнив Его волю. И Лазарь был на лоне Авраамовом. Что есть лоно Авраамово? Оно есть тихое пристанище всех праведных, упокоенных Богом после бурь житейских на земле. До пришествия Спасителя евреи считали Авраама первым между праведниками, а Господь говорил эту притчу евреям. Конечно, с приходом Христа в мир многие стали и больше Авраама в Царствии Божием. Не Аврааму, но апостолам Своим Господь обещал, что они сядут на двенадцати престолах судить двенадцать колен израилевых. Но из племени Симова Авраам первый сподобился Царствия Божия (Лк.13:28), в котором, кроме него, суть и все остальные праведники, измученные и избитые пророки, благочестивые цари и другие угодники Божии. В эти обители величайших праведников, в обители Авраама, Исаака, Иакова, Иосифа, пророков Илии и Елисея, праведного Иова и славного Давида, вошел и Лазарь, этот жалкий бедняк, который в земной жизни терпеливо переносил и голод, и наготу, и презрение, и болезнь, и струпья. Никто из них не удостоился прийти в это место света, мира и неизреченной радости за свое земное богатство и веселье, за свою ученость и власть, за свою Царскую корону и могущество; но за свою твердую веру и упование на Господа, за свою покорность воле Божией или за свое терпение и благовременное покаяние. Ибо не смотрит Бог на место человека на земле, но смотрит на его сердце. В Царствие Его войдут обладатели не царской короны, но царской души; и войдут богатые милосердием и верой, а не деньгами и землями; и войдут учёные, коих научили не мир и плоть, но премудрость Божия; и войдут радующиеся и веселящиеся, но не те, чьё сердце веселили лишь музыканты и плясуны, а те, кто наполнил его радостью и весельем о Господе, как говорит псалмопевец: сердце мое и плоть моя возрадовастася о Бозе живе (Пс.83:3)! Что же говорит грешный богач, смотря на этот сияющий чертог над собою и видя рядом с Авраамом и Лазаря, того самого Лазаря, чьим именем он не хотел на земле пачкать уст своих? И, возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, ибо я мучаюсь в пламени сем. Воистину, нет слов, которые могли бы лучше выразить весь ужас мук грешников в аду! Если кто-то слегка проголодался, он просит мяса и рыбы, чтобы ублажить свое чрево; если кто-то сильно голоден, он просит и о корке черствого хлеба, чтобы насытиться; но если человек умирает от голода, он радуется, получив и горсть желудей для спасения своей жизни. Как неописуемо страшно адское пламя, в котором горел этот богач, ясно видно из того, что он не просит ни о куске льда, ни о ведре воды, ни даже о чаше воды, но лишь о влажном конце одного перста! О том, чтоб лишь одна капля воды на конце перста опустилась на его пылающий язык! О, братия мои, если бы люди веровали, что Господь наш Иисус Христос пришел на землю не для того, чтобы увеличивать царство неправды еще одной неправдой; и что Он вообще не мог изречь неправду или же что-либо преувеличить; тогда, воистину, одной только этой Евангельской притчи хватило бы, чтобы спасти всех живущих на земле людей. Взгляните, как этот человек, не знавший в земной жизни о милости, вопиет о милости из пламени адского! А затем взгляните на себя, вы, не только не оказывающие милости, но и творящие немилость более несчастным и более бедным, чем вы сами! В скором времени можете и вы, как этот бывший богач, возопить о милости из того места, в которое в вечности лучи милости не проникают. Но Авраам сказал: чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь - злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь; и сверх всего того между нами и вами утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят. Авраам обращается к горящему в аду грешнику с ласковым словом: чадо, - что показывает полное отсутствие всякой злобы у праведников в Царстве блаженства. Кроме того, таким обращением праотец Авраам хочет напомнить своему потомку, что тот из его племени, что он имел перед собой такие высокие образцы, как Авраам и другие праведники, и вовремя мог избавить себя от адских мук. Но он не может выполнить мольбу грешника по двум причинам. Во-первых, потому что данным положением вещей удовлетворена небесная справедливость; и, во-вторых, потому что между обителями праведников и местом мучения грешников на том свете нет ни моста, ни дороги для людей. Сможет ли всё же кто-нибудь из грешников по молитвам земной Церкви быть переведён Богом из ада в рай прежде Страшного Суда - это тайна Божия, в которую Авраам не входит. Он только напоминает бывшему богачу, который теперь беднее всех нищих на свете, что тот получил во временной жизни всё, им желаемое. А так как он на земле никогда не желал небесных благ, не пожертвовал ради них ни одной крошкой хлеба и не пролил ни единой слезы, то он уже принял всю свою плату сполна в жизни земной. Лазарь же в этой временной жизни принял лишь муку, боль, презрение и слезы, желая благ небесных, и вот, он и достиг этих благ. Как и сказал Господь: Блаженны плачущие, ибо они утешатся (Мф.5:4); и еще: вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет (Ин.16:20); и еще: Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете (Лк.6:25)! Видя, что Авраам справедливо ответил ему на его первую просьбу, грешник теперь вопиет, умоляя о другом: Тогда сказал он: так прошу тебя, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения. Откуда у него внезапно взялось такое милосердие к другим людям и такая забота о спасении других? Нет, это не милосердие, но еще один влажный перст, о котором он просит, чтобы его прикосновением облегчить свои муки. Этим он открывает особый свой грех: соблазнение других. Итак, он попал в пекло не потому только, что был жестокосерд к Лазарю, но и потому, что легкомысленной жизнью подал пример своим братьям, и тем и их погубил, проложив им дорогу в ад. А соблазн есть страшный грех: поскользнуться самому и увлечь за собой других значит заслужить несравненно более тяжкое осуждение, чем человек, который лишь сам поскользнулся. Послушайте, какие страшные слова сказал Сам Господь о том, через кого приходят соблазны. Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих (Лк.17:1-2). А, судя по всему, братья этого богача были младше его. Поэтому он прежде всего хотел бы, чтобы Лазарь пришел к нему и простил его; а затем - искупить свой грех перед своими братьями. Тогда бы пламя его утихло и муки уменьшились. Таким образом, он обращается с этой просьбой к Аврааму не столько ради своих братьев, сколько ради себя самого. Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются. Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят. Итак, и другую просьбу богача Авраам также не может исполнить. Он приводит веские и убедительные доводы, почему. Зачем посылать Лазаря на землю с напоминанием людям, что их ждет после смерти, когда через Моисея и пророков им ясно сказано, что нужно делать для спасения? Многие тысячи других людей спаслись не свидетельством мертвых, но свидетельством живых. И раз столькие тысячи смогли спастись, слушая Моисея и пророков, смогут и твои братья. Напрасно грешный богач настаивает, подкрепляя свою просьбу тем, что если кто из мертвых придет к ним, покаются. Авраам снова, приводя веский довод, окончательно отказывается выполнить его просьбу. Чем поможет им свидетельство Лазаря, если они не слушают Моисея и пророков? Разве Моисей, Исаия и Илия не видели Бога, и разве они не от имени Божия говорили то, что говорили? И если им не верят, то как поверят Лазарю, если он явится к ним, воскреснув из мертвых? Прежде всего, кто такой Лазарь? Разве они когда-нибудь заглядывали в его покрытое струпьями лицо, чтобы узнать его, если теперь он явится к ним во славе, светлый, как ангел? Разве они когда-нибудь слушали его голос, чтобы узнать его по голосу? Разве они когда-нибудь спрашивали о его горькой жизни, чтобы узнать его по его истории? Не скажут ли они: это привидение? Или какой-то призрак? Или самообман? Какую пользу принесло Саулу явление Самуила из мертвых (1Цар.28)? Ответ Авраама ничем не помог горящему в аду грешнику, но зато он может помочь многим, которые сегодня вызывают духов умерших, чтобы узнать небесные тайны и якобы укрепиться в вере. Воистину, нет более легкого пути сойти с ума и пасть в бездну! Спиритизм есть побег из света во тьму и поиск света во тьме. Вызывающие духов для познания истины доказывают этим, что не веруют Господу Иисусу Христу. Но как могут разумные люди верить духам своих теток и соседей, когда есть еще вопрос, действительно ли это духи тех, под чьими именами они являются, но при этом не верить Вседержителю истины? Чем могут тетки и соседи, и медиумы, и предсказатели засвидетельствовать свои слова? А Христос засвидетельствовал Свои слова Своей кровью и кровью тысяч и тысяч верующих в Него, живот свой положивших за эти слова. Впрочем, евреи видели не только дух, но и дух, и тело воскрешенного Лазаря, а все же не только не поверили, но и хотели убить Лазаря (Ин.12:10-11), чтобы он не свидетельствовал об истине. А еще евреи видели возвращенную из мертвых дочь Иаира, и сына Наинской вдовы - почему же не верили? И они видели многих мертвых, восставших из гробов, когда Иисус испустил дух, - почему же не верили? И, наконец, они достоверно узнали о Воскресшем Господе Иисусе - но, вместо того, чтобы уверовать, они подкупили стражников отрицать истину и провозглашать ложь. Если же и всего этого нам не достаточно, чтобы поверить, но требуются еще свидетельства мертвых, вот они нам: вот Авраам, вот Лазарь, вот грешный богач! Вот свидетели и рая, и ада, и это свидетели, проверенные никем иным, как Самим Господом Иисусом Христом. Хотя бы кто из нас своими глазами ясно увидел Рай и ад и услышал бы этот разговор между Авраамом и грешником, он не мог бы и в самой малой степени верить себе, своему зрению, своему слуху настолько, насколько он может веровать свидетельству Тайновидца Иисуса Христа. Господь видел и слышал все то, о чем сообщил нам в этой притче, и теперь мы знаем истину. Если бы мы видели это сами, мы бы сомневались, говоря: может быть, это какое-то привидение, или сон, или галлюцинация. Но Он видел и слышал, Он, который не мог обмануться и, тем более, кого бы то ни было обмануть. О, братия, если бы мы веровали Ему больше, чем себе! Он этого и требует от нас; и это есть главное требование Его Евангелия - да веруем Ему больше, чем себе, и больше, чем всем живым и всем мертвым. Не так ли, впрочем, в случае со всяким истинным путеводителем и путниками, которых он ведет? Не требует ли он, чтобы путники следовали за ним, и не искали пути своими неопытными глазами, и не шли за ложными путеводителями, которые из неких своих расчетов говорят, что знают более короткий и легкий путь? Господь наш Иисус Христос есть наш Путеводитель в Его Царствие, которое никто не может знать лучше Его Самого. Мы обязаны верить Христу больше, чем своим легко поддающимся лжи ушам и глазам и своим ничтожным умствованиям. Чтобы мы не были обмануты разными сомнительными духами и приведениями, Он в Своем присутствии отверз нам рай и ад и позволил мертвым возвестить нам необходимое для нашего спасения. В Своем присутствии - чтобы мы узнали истинную правду о загробном мире - и ровно столько этой правды, сколько нам нужно знать, чтобы не иметь жестокосердия богача и иметь терпение Лазаря, его веру и его надежду. И чтобы мы ничего в этом мире не считали своей собственностью, но все, что мы имеем, - Божией ссудой, данной нам для спасения нашего и наших ближних. Господу же Иисусу Христу о сем подобает честь и слава, со Отцем и Святым Духом - Троице Единосущной и Нераздельной, ныне и присно, во все времена и во веки веков. Аминь. Святитель Николай (Велимирович) 7 ноября 2010 года

О Лазаре-бомже и о бесчувственном богаче (Лк. 16: 19-31) Данная евангельская притча, как и некоторые другие, содержит в себе элементы реализма, смешанные с нарочитым гротеском и гиперболами в повествовании. Лучше всего ее рассматривать в контексте всей 16-й главы Евангелия от Луки. В частности, непосредственно перед этим рассказом Лука приводит следующие слова Иисуса: «Никакой слуга не может служить двум господам… Не можете служить Богу и маммоне. Слышали всё это фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним. Он сказал им: вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (16: 13-15).