Скоромное общение:

[inna d 3182]

Терапия от НАТО

Сербские заметки

Петр Давыдов

Бомба с надписью «Happy Easter» на самолете НАТО

Иногда меня спрашивают, часто удивленно, особенно молодые, с какой такой стати вдруг появилось у меня особое отношение «к этой самой Сербии». Даже не особое отношение, а самая что ни на есть любовь. Те, кто постарше, не очень спрашивают, а, скорее, догадываются: «А-а, так тебя тоже тогда торкнуло, в 1999-м? Понимаем». Тем, кто младше 20, приходится, конечно, объяснять, вспоминать. Смотрят на тебя как на динозавра какого, а потом, и тут я очень рад, и сами не прочь побывать у братушек. Одного раза чаще всего хватает, чтобы потом не забывали дорогу.

Вспоминать…

Скрытый текст

 

В те годы не плевал в Россию разве что эскимос: слюни на морозе мерзли. Брезгливо-ненавистное отношение к русским у бывших братьев по периметру границ, высокомерно-чопорное у казавшихся небожителями партнеров и просветителей со «сникерсами» в блестящих на фоне серой убийственной действительности чемоданах. Мерзость привокзальных площадей. Шелуха с окурками на тротуарах. Шаверма эта несчастная, с капающим жиром. Инвалиды в метро, просящие милостыню. Радостные сообщения о привезенных из-за океана окорочках и очередном выделенном транше – не, правда, они зачитывались дикторами чуть ли не голосом Левитана.

Высокомерие и брезгливость со стороны сочетались с откровенной, какой-то патологической ненавистью изнутри. Россию ненавидели сами русские. И как! По-русски, с размахом, чтоб до конца, – в общем, все по Достоевскому. Не съязвить в приличной компании по поводу бедняги президента или очередной войны на Кавказе считалось навсегда лишить себя достойного общества.

Я предпочитал отсиживаться «в Европах». Оно и чище, и спокойнее как-то, да и языки подучить можно. Лениво и отчужденно смеялся вместе с друзьями-товарищами-геноссен над очередной курьезной телефишкой «про Россию»: то этот самый пьяный оркестром дирижирует, то рубль опять ниже плинтуса рухнул, то еще что-нибудь веселое. Заняться было чем, поэтому особого внимания на унизительные сообщения, комментарии, просто колкие фразочки не обращал. Старался не обращать, точнее. Ведь, признаться, понимал, что, несмотря на все заверения в моей личной цивилизованности, а то и гениальности, слова эти лично меня очень даже касаются. И не сказать, чтобы я сильно этому радовался, сильно перефразируя таможенника Верещагина.

Поэтому, когда вдруг выяснилось, что у варваров за Бугом появились конкуренты, обгадить которых нужно во что бы то ни стало, заинтересованному счастью не было предела: что за варвары-кровопийцы? А-а, сербы, значит. Нехорошие великодержавные шовинисты, которые притесняют борцов за свободу в каком-то там Косово.

Таким образом, о сербах и Сербии я не знал ровным счетом ничего и начал получать хоть какие-то о них знания из тех самых источников, откуда лилась известная субстанция на Россию. Если о странах цивилизованного мира говорилось с уважением и достоинством, то только о наших – именно с чувством превосходства и цивилизованной озабоченности. «Нашими» я сербов почувствовал инстинктивно.

Это как в драке или в дурном классе: если бьют или травят помимо тебя еще кого-то, то ты не можешь не испытывать сочувствия к собрату по несчастью.

Вот так, сидя с пивом на диване в каком-то Дюссельдорфе, смотря на победные реляции самых честных и объективных журналистов в мире, сообщающих с восторгом о большой тревоге миролюбивой организации НАТО за безопасность на Балканах, я вдруг увидел, что мы, оказывается, не одни.

Петр Давыдов с сербами

Оставил пиво, начал читать. Днями читал. Ого! Оказывается, где-то на Балканах есть страна, чей народ открыто говорит, что он – наш брат. Попробуй услышь такое от англичанина или кого другого. А сербы – те да, те верят в Россию, любят ее и страшно, уже по-настоящему переживают за то, что она впала в спячку. Даже не в спячку – в жуткий похмельный сон. Сопровождаемый хмурыми взглядами друзей, пошел на службу в сербскую церковь. С изумлением обнаружил, что практически все понимаю – и не только на Литургии, но и в разговорах с прихожанами, беженцами из Хорватии и Боснии. Первоначальные и неточные сведения о братском отношении к русским подтвердились.

Немецкие солдаты на Косовом поле Нет, не то чтобы я стал постоянным прихожанином сербских храмов или завсегдатаем встреч в эмигрантских клубах – чего-чего, а этого не было. Просто начал запоминать, записывать рассказы, истории из страны, чья судьба так похожа на нашу собственную. А сербы так и говорили: «Мы – это небольшая Россия. И будь уверен, что вас ожидает ровно то же самое, а то и хуже, чем Сербию. На нас обкатывают ваше будущее. Погоди, скоро бомбить будут». Вот этому-то уж я никак не мог поверить: чтобы мирная Европа да бомбить? – не, ребята, это уж точно перебор.

Это был какой-то дикий восторг, с которым показывали репортажи о «Милосердном ангеле»[1]; с какими глазами таращились в телевизор знакомые, узнавшие, что и объединенная Германия может принимать участие в операциях НАТО в Сербии. Куда делся весь этот вчерашний пацифизм, грозно осуждавший «Милошевича и его банду»! Какой хохот стоял, когда показали ракеты с надписью «Happy Easter». Ты сидишь внутри этого восторга и понимаешь, что смеются-то не только над сербами, которым «в очередной раз прилетело», но и над русскими, которые в постыдной спячке. И над Христом, Который – «Ну, и где Ты? Спас Ты своих сербов? Хе-хе». Вот эти слова на ракете сделали совсем не то, на что рассчитывали их авторы: на другом, правда, языке и в другой стране они когда-то звучали от проходящих мимо Голгофы тогдашних радостных зрителей.

Они смеялись, когда показали ракеты с надписью «Happy Easter» («Счастливой Пасхи»), – смеялись не только над сербами, но и над Христом

И вот тут – край. Перекресток. Крест. Или ты продолжаешь мямлить что-то о цивилизации, когда своими глазами видишь, как эта самая цивилизация с восторгом крушит средневековые монастыри, а также больницы, дома и кости людей, называющих себя твоими братьями; или ты признаешься себе, что в этом милом обществе что-то не так. Совмещать не получится – шизофреником станешь. А мне нельзя, у меня дел много.

В тот год, несмотря на все усилия, попасть в Сербию мне не удалось – сказались и зашкаливающая молодость, и необходимость доучиваться, и многое другое. Лишь лет через пятнадцать я стал приезжать в Косово. Видел, как быстро и самозабвенно там шло «окончательное решение» сербского вопроса. Познакомился с будущим крестным отцом своих детей. Своими глазами посмотрел на результаты «миротворческих операций» просвещенного Запада. Побеседовал с людьми, которые, забыв о всех своих бедах, встречают тебя как родного. Посидел немного за решеткой и получил статус персоны нон-грата.

Снова и снова возвращаюсь в Сербию – один, с семьей или друзьями. В общем, весело провожу время. Но именно тот, 1999-й, подвел к черте: или – или. Пора просыпаться, братушка. Наших бьют. Как я увидел позже, этот год стал крестным для всей России. Худо-бедно, но проснулись.

Именно тот, 1999-й, подвел к черте: или – или. Пора просыпаться, русский братушка!

А сербы, особенно оставшиеся в Косово, смеялись: «Понял? Нет худа без добра! Нас бомбили – вы просыпались. Дай Бог, окрепнете. Не, нам не страшно – потерпим. Лишь бы вы очнулись». Потом плакать начинали, правда. Особенно когда мы к кладбищу подходили. Детские могилы там есть. Такая вот терапия от НАТО. Не то чтобы благодарен, но воспользовался.

Петр Давыдов

28 июня 2019 г.

 

P.S. Мы продолжаем инициативу по организации поездок в Россию косовских сербов. В этот раз мы бы хотели пригласить учащихся старших классов гимназии села Шилово, что в Косовском Поморавье, съездить в Санкт-Петербург, посетить святыни Северо-Запада России. В этой гимназии изучению русского языка и литературы уделяют самое пристальное внимание, что в косовских условиях достойно и уважения, и почтения.

Если вы хотите и можете оказать помощь в организации таких поездок, вот номер карты Сбербанка, на которую можно перечислить пожертвование: 5469 0177 0923 5086, Петр Михайлович Давыдов Обязательна пометка: «Помощь Косово».

[1] Так назывались ракетно-бомбовые удары НАТО по Югославии.

 

https://pravoslavie.ru/122090.html

 

Не знаю, проснулись ли мы?

[inna d 3182]

Золотопромышленник в схиме

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству Русской Православной Церкви

    

Богатый купец, золотоискатель, один из самых уважаемых людей своего времени принимает постриг в великую схиму… Не напоминает ли это нам житие одного из древних святых? Однако это было не в далекой древности, а в начале XX века. В феврале 2021 года исполнилось 115 лет со дня праведной кончины Михаила Ивановича Иванова, уральского золотопромышленника и благодетеля Екатеринбургской Ново-Тихвинской обители, незадолго до смерти принявшего схимнический постриг. Что же привело этого человека к монашеству?

Миллионер из крестьян

Родиной Михаила Ивановича была Симбирская губерния с ее величественными волжскими просторами. Родился он в 1837 году в простой крестьянской семье, и образование получил, конечно, самое скромное; с детства должен был много и тяжело трудиться. В середине 60-х годов он перебрался на Урал, где начал заниматься торговлей. Стоит дать должную цену трудолюбию, целеустремленности и остроте ума этого человека: нужно было иметь поистине железную волю и отвагу, чтобы из крестьянского сына к сорока годам стать именитым купцом!

В 1869 году на Главном проспекте Екатеринбурга появился первый магазин Михаила Ивановича – кондитерское и булочное заведение. Буквально через год Иванов стал владельцем не только кондитерского, но и бакалейного магазина, где продавались колониальные товары, привезенные из Индии и Китая. Чай, кофе, какао, мускат, гвоздика, перец и другие тропические продукты и даже редкие на Урале японские товары – все это было представлено в магазинах Михаила Ивановича.

Торговля была не единственным его занятием – со временем он стал владельцем около двадцати золотых приисков. Иногда сам участвовал в поисках золота. В феврале 1884 года Михаил Иванов лично во главе партии из трех человек искал золото на Серебрянском и Каменском приисках.

    

Скрытый текст

 

Приют трудолюбцев

Михаил Иванович был глубоко верующим человеком. Богатство и видное положение в обществе не изменили его доброго христианского нрава. Труды, тяготы и лишения, которые он, несомненно, должен был испытать в детские годы, укрепили в нем веру и нравственные силы, развили сострадание, любовь к ближним, сердечную доброту. Много времени Михаил Иванович посвящал делам милосердия. Он не только основал первый на Урале Дом трудолюбия, но и лично вникал во все дела этого учреждения и помогал ему до самой своей кончины. Также на его средства содержалась столовая при приюте трудолюбцев, в которой бесплатно питались нищие. Михаил Иванович ежегодно жертвовал на нее тысячу рублей.

Дом трудолюбия давал работу и средства к существованию обездоленным людям, в основном детям и женщинам. Они занимались шитьем, щипали перо, клеили коробки; потом появились столярная и картонажная мастерские, началось производство сумок, чемоданов и тому подобного. Детей в Доме трудолюбия обучали начальной грамоте.

Михаил Иванов был прост в общении и доступен всем, кто нуждался в его помощи. Люди часто обращались к нему в тяжелых ситуациях, и не было ни одного случая, чтобы он кому-либо отказал.

    

Храмоздатель Оптиной пустыни

Не только на Уральской земле Михаил Иванович был известен как щедрый благотворитель. В летописи скита Оптиной пустыни сохранились о нем многие благодарные свидетельства. А в 1899 году Михаил Иванович, серьезно размышлявший об избрании монашеского пути, приехал пожить в скиту. Его сердце жаждало духовного совершенства, он желал послужить Богу не только милостыней, но и самого себя сделать нищим ради Христа и, став смиренным послушником, создать в своей душе прекрасный храм Живому Богу [1]. Когда в 1900 году в скиту по благословению отца Иоанна Кронштадтского началась постройка нового храма, посвященного преподобным Льву Катанскому и Иоанну Рыльскому, Михаил Иванович с радостью пожертвовал средства на его возведение. Храм построили всего за два года. В подвальном этаже новой церкви был устроен нижний храм – в честь святого Архангела Михаила (небесного покровителя Михаила Ивановича) и братская усыпальница. Михаил Иванович построил для Оптинского скита и двухэтажный корпус. В верхнем этаже располагалась ризница, библиотека скита и две братские кельи. Внизу – две кельи для братии и келья для самого храмоздателя. Очевидно, он готовил себе здесь тихий и уединенный приют.

Однако, Господу было угодно, чтобы Михаил Иванович пока еще потрудился в миру и послужил ближним делами милосердия. Пожив некоторое время в Оптиной, он вернулся в Екатеринбург.

    

Ктитор монастыря

С годами Михаил Иванович все меньше занимался предпринимательством, а затем и вовсе передал дела сыну. Его душа искала Бога, и самой жизнью он исполнил слова Спасителя: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его». Благотворительность стала единственным делом Михаила Ивановича. Он помогал бедным воспитанницам епархиального училища, нуждающимся ученикам и учителям в школах грамоты и многим другим. Михаил Иванович был попечителем церковно-приходской школы, на его средства в школе, например, устраивались детские елки. Одновременно он помогал храму при женской гимназии и лично вникал во все нужды гимназического храма: от капитального ремонта здания до снабжения его свечами. За свои многочисленные труды он получил орден Святой Анны II степени [2].

Для Ново-Тихвинского женского монастыря Михаил Иванович был особенно близким человеком. Он любил бывать в обители, и сестры также глубоко почитали его.

    

На средства Михаила Ивановича в монастыре был построен новый корпус, где позднее разместилась иконописная мастерская. Михаил Иванович пожертвовал средства и на строительство новой церкви Всех Святых – небольшой, но очень уютной. Сестры давно хотели, чтобы у болящих и престарелых монахинь была возможность молиться за богослужениями. С появлением нового храма эта мечта исполнилась: к церкви Всех Святых, также на щедрые пожертвования Михаила Ивановича, был пристроен корпус с кельями для болящих сестер. Во время каждого богослужения двери этих келий открывались, и сестры, не вставая с постели, могли слышать всю службу.

Осенью 1900 года газета «Уральская жизнь» писала: «22 октября в Ново-Тихвинском монастыре состоялось скромное, и, вместе с тем, редкое в монастырской жизни торжество освящения каменного двухэтажного здания, построенного для богадельни и больницы благотворителем екатеринбургским купцом М.И. Ивановым на собственные средства. Создателю богоугодного заведения М.И. Иванову была поднесена от сестер монастыря святая икона Тихвинской Божией Матери, покровительницы святой обители, изготовленная сестрами в шитой золотом ризе с украшением уральскими цветными камнями. От М.И. Иванова всем престарелым и убогим сестрам, переведенным из старых келий в нижний этаж, прекрасно устроенного во всех отношениях здания, был предложен чай и обед» [3].

Дар сестер – украшенный их старанием образ Божией Матери – был особенно дорог Михаилу Ивановичу.

    

Визит чудотворца

Одним из выдающихся дел Михаила Иванова было приглашение в Екатеринбург отца Иоанна Кронштадтского. Отец Иоанн был известнейшим в России священником, при жизни прославившемся чудотворениями. Когда 22 июня 1905 года отец Иоанн прибыл на Урал, именно Михаил Иванович встречал его в Перми и уже оттуда привез в Екатеринбург. Остановился высокий гость в его доме.

Отец Иоанн пробыл в Екатеринбурге всего три дня, и Михаил Иванович всюду сопровождал его. Для пожилого купца это было делом нелегким, так как отец Иоанн проводил время очень деятельно. Он каждый день совершал утреню и Литургию в одном из городских храмов, а потом служил молебны по домам.

В любую погоду за отцом Иоанном Кронштадтским следовали толпы народа. Храмы, в которых он совершал богослужения, всегда были переполнены богомольцами, которые стояли даже на подоконниках. Тысячи людей окружали церкви в эти дни. При появлении отца Иоанна приходилось сдерживать людей, рвавшихся к чудотворцу и просивших помолиться о них, благословить, «приложить руку». Многие горожане приводили и приносили к отцу Иоанну больных в надежде на их исцеление. Для каждого несчастного священник находил два-три слова утешения и ободрения. Неизменно его верным спутником был Михаил Иванов.

После отъезда отца Иоанна Кронштадтского имя Михаила Иванова уже не появлялось в Екатеринбургской прессе. И без того слабое здоровье Михаила Ивановича резко стало ухудшаться. Видимо, предчувствуя приближение смерти, незадолго до своей кончины купец и крупный общественный деятель Михаил Иванов принял постриг в великую схиму; имя в постриге у него осталось прежним. 26 января (8 февраля по н. ст.) 1906 года известный уральский благотворитель скончался. Перед смертью он просил, чтобы гроб был сделан самый простой, без украшений, и чтобы на похоронах не было пышных венков. Его желание было исполнено, а любовь людей выразилась по-другому: по городу до места погребения гроб с его телом благодарные горожане пронесли на руках. Отпевание схимонаха Михаила совершалось по монашескому чину в монастырском храме в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», а совершал его правящий архиерей – епископ Владимир (Соколовский).

    

Погребен схимонах Михаил был на кладбище Ново-Тихвинского монастыря, которому он столько благотворил при жизни и в котором его глубоко почитали не только как мецената и общественного деятеля, но и как глубоко верующего, благочестивого человека, исполнившего Евангелие своей жизнью. В советские годы монастырский некрополь был стерт с лица земли, и могила Михаила Иванова была утрачена. Но в возрожденной обители живет о нем благодарная память как о ктиторе и благоукрасителе, и каждый день возносится молитва о том, чтобы Господь вселил его душу в селениих праведных.

Источник: Синодальный отдел по монастырям и монашеству Русской Православной Церкви

20 февраля 2021

 

https://pravoslavie.ru/137526.html

 

Один из храмоздателей скита в Оптиной Пустыни.

[inna d 3182]