Таблица лидеров

Случилось мне однажды работать на социальной доставке. А что, работка не пыльная, веса мизерные, деньги не плохие. Ко всем прелестям еще и солярку оплачивают. Красота, а не работа. В мои обязанности входило развозить инвалидам всякие необходимые им вещи, которыми их обеспечивает наше самое гуманное в мире государство. Коляски, стулья, всякие катетеры и прочие «памперсы» грузили мне на складе, а я – вези их, куда Макар телят не гонял, - по городам и деревням нашей необъятной области. И в жару, и в снегопад, и в мороз, и даже в град. Во как. Кстати, о снегопаде. Досталась мне деревенька километрах в пяти от трассы – пешком, определенно, далековато. Если учесть, что в руках у меня огромная коробка, то совсем не близко получается. Короче, поехала. Ползу, значит, по заснеженной целине, и понимаю – колея несколько уже моей машины, того гляди стащит и привет горячий. Каким-то чудом все же пробираюсь к дому, стучу. Открывает старенькая бабушка. - Ой, доченька! Ты от соцобеспечения? - Да, - говорю. - А чего ты нам привезла? – выглядывает в окошко. – Это твоя машина?.. Да как же ты сюды проехала!!! - Не быстро, - улыбаюсь. Смотрю по документам – бабушка эта - опекун, у нее муж лежит после инсульта со всеми вытекающими удовольствиями. Но в доме ни малейшего запаха! Чистота удивительная! Чудо, да и только. Люди, конечно, разные бывают. Но я с самого начала для себя решила – их и так уже жизнь обидела, не хватало еще, чтоб я своей кислой миной по поводу плохих дорог и прочих нескладностей их жизнь усложнила. Короче, сдохни, но улыбнись. Выезжая с этой деревни я все-таки застряла. Дорогу уже видать, а я сижу на пузе ровно и без вариантов. На мое счастье завернул на эту дорожку, которой нет, почтовый «уазик». - Чего? Сидишь? - Сижу. - Лямка есть? Ну куда ж мы без веревки! У меня с собой полный комплект – огнетушитель-фал-лопата-аптечка и пара чекушат на случай, если по доброте душевной дергать не захотят. Но на этот раз дядька совестливый попался – из старых водил, с понятиями. Пихнули мне раз на доставку телевизор. Нормальную такую «плазму», правда, размера не большого. Я всю дорогу тряслась – не разбить бы дорогую вещь. В этот раз я умная – машину на твердой дороге оставила и пешком пошла. Иду по деревне, телевизором помахиваю – местные собаки аж заикаются от удивления. Стучу в дверь. А оттуда: - Кто там? Ну так и подмывает сказать: «Это я, почтальон Печкин!», но я свою работу знаю: - Здравствуйте. Агент социальной доставки. Для Вас передан телевизор! На пороге появляется дедулька в валенках. - Господин Иванов? - Я… - Тогда это для Вас, - и показываю заветную коробку. - Дочка, да это что ж, телевизер что ль? - Ну да. – я, если честно, испугалась, что дедульку может прям тут удар хватить от счастья, но обошлось. Как дорогую гостью меня провожают в низенький завалившийся домик. Нищета невозможная! На кое-как сколоченной тумбочке стоит телевизор. Черно-белый. Ей-богу, старше меня! Перед ним бабушка в платочке сидит и носок вяжет. - Мать! – кричит дедулька. – Нам телевизер привезли! - Ой, батюшки святы! А я сижу. Надо ж чайник ставить! – и проворно кидается за печку. Еле поймала ее и уговорила затею с чаем оставить. Вы ж, говорю, у меня не последние – еще много телевизоров развести надо таким же старикам-ветеранам. Только тогда отпустили – говорила я вежливо и убедительно, а сочувствие у таких людей в крови. У меня ж в бумагах написано – ветеран ВОВ. Дедульке тому по паспорту оказалось почти 90 лет, а шустрый, что и не скажешь. Вот ведь поколение! Войну прошли, страну подняли и телевизор дождались… Больно за них. Однажды меня спросили: «Кем теперь работаешь?» Я без капли иронии ответила: «Я работаю волшебником». А ведь действительно, сколько людей стали, благодаря моему появлению, немножко счастливее от того, что о них кто-то помнит, кто-то им улыбается, кто-то к ним не безразличен. Пусть это крохи и копейки, но для многих они жизненно важны, без них было бы совсем невмоготу. Про ту мою работу я могу рассказывать бесконечно – много чего было. Но один случай запомнился особо. Приезжаю я в маленький городок – районный центр. Нахожу улицу, дом. Как сейчас помню – последняя доставка была. Набираю квартиру на домофоне, говорю свое обычное приветствие и поднимаюсь на этаж. Ползу еле-еле – устала как собака, - три города, а деревень вообще никто не считал. Открывается дверь. Встречает меня аккуратный такой не старый дядечка лет семидесяти. Обычная квартира, обычная обстановка. Пока он у меня в доставочных накладных расписывается, из кухни выходит приятная пожилая дама: - Добрый вечер. А теперь пойдемте пить чай. - Спасибо! Но, ради Бога, не стоит беспокоиться. Мне уже ехать надо. - Нет-нет. Я же вижу, как Вы устали. Ванечка, приглашай гостью. Теперь уже мне от двоих пришлось отбиваться. И снова сработала фраза о том, что у меня еще несколько доставок – люди ждут. Да еще мне в областной центр пилить, а это, без малого, двести верст. Старушка снова исчезает на кухне: «Постойте минутку!» - и выносит мне в маленьком пакетике несколько печеньиц, пряник и мандарин… Я чуть не прослезилась: - Прекратите, пожалуйста! Зачем! - Берите-берите, в дороге покушаете. Вам надо хорошо питаться, Вы такая худенькая. Ну что тут скажешь! Прижимая к груди пакетик, желаю хозяевам всех благ, они благословляют мне «с Богом», исчезаю за дверью. Пока иду к машине, понимаю, что у меня выросли крылья – какое счастье встретить таких добрых и искренних людей. А ведь они оба инвалиды! Но чужая усталость трогает их сильнее собственной беды. Храни их Бог! Пока дедечка подписывал мои бумаги, я разглядела на столике в прихожей маленький клочок бумаги. На нем крупным, чуть дрожащим, старческим почерком было выведено: «Дорогой Ванечка! Я ушла в магазин. Если встанешь раньше, пожалуйста, покушай. Котлеты на плите, рядом картошка. Приятного аппетита. Твоя Валюша.»

Это великое дело – принять в себя Самого Господа. Таинства Церкви Православной имеют такую великую силу, что человек крещеный, будь он даже злодей, если покается, может начать новую жизнь, исполняя Евангельский закон во всей полноте. Во время совершения литургии, когда диакон возглашает: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы...» – издавна сохранился такой обычай: если служба совершается соборне, то священники со словами: «Возлюблю Тя, Господи, крепосте моя, Господь утверждение мое и прибежище мое» (Пс. 17, 2 –3), целуют покровы на св. дискосе и Св. потира и край Св. трапезы, а затем друг друга в рамена, причем старший, а в монастыре Настоятель, говорит: «Христос посреде нас!» – и ему отвечают: «И есть, и будет». Действительно, во время совершения величайшего Таинства Христос будет среди нас, верующих. Только мы-то, грешные, не можем его видеть чувственными очами. Угодники Божии видели Господа и чувственно, например, преподобный Серафим Саровский считал за обыкновение видеть пресуществление Святых Даров. Однажды, когда преп. Серафим был еще диаконом, он во время литургии, когда, поднявши орарь, хотел сказать: «и во веки веков», – увидел Господа Иисуса Христа, Который шел на облаках, а затем вошел в местную икону Спасителя. Подобный же случай был и с одним скитским схимником. Отец Вассиан, так звали схимника, вел высокую подвижническую жизнь. Не довольствуясь монастырским послушанием, он избрал себе особенный путь. С благословения Игумена, он, как только наступила весна, поднимался на высокую сосну, где у него была устроена небольшая площадочка, и жил там до глубокой осени. Часто видели его ночью молящимся с воздетыми руками. И в наше время, скудное верою, Христос совершает великие чудеса. Когда я был еще в миру, то посещал иногда в предместье Оренбурга священника о. Симеона Циклинского. Однажды я спросил его: «Нет ли у вас из духовных детей ваших кого-нибудь, ведущего особенную подвижническую жизнь?» – «Все живут по-Божьему, – ответил Батюшка, – по силе стараются исполнять заповеди Христовы – и довольно». – «Нет, я не про таких спрашиваю, а про особенных избранников Божиих». Тогда о. Симеон сказал: «Да, есть у меня в приходе один казак уже преклонных лет. Женат он и детей имеет. Дети теперь все пристроены, он живет вдвоем со старушкой-женой, конечно, чистою жизнию. Он прислуживает мне в алтаре и всегда видит пресуществление Даров». – «А вы-то, Батюшка, видите?» – «Уверяю вас, что никогда не видел. Значит – это мне неполезно». Наши почившие старцы: батюшка о. Амвросий и батюшка о. Анатолий видели также пресуществление Святых Даров, а мы, грешные, хотя и не видели этого чувственными очами, но сердцем чувствуем благодать в Церкви. Мы не видим пресуществления Святых Даров чувственно, но твердо веруем, что оно происходит. Чувственного видения Господь сподобляет немногих Своих избранников, но сердечными очами мы все должны созерцать это таинство. «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21), – говорит Св. Писание. Необходимо в душе носить Господа, чувствовать Его Святейшее присутствие сердцем своим, – видеть же чудеса для многих из нас неполезно. Будем же всецело предавать себя Святой Его воле. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Под колесо летит новенькая яркая разметка. «Ну, наконец-то, дорогу починили, – думаю я, - даже подъемные полосы построили. А то, как встанешь за «арбуз-трансом», так и будешь плестись до морковкиных заговений». Мы снова едем в Медведевку. Два чувства борются в моем сердце – радость и тоска. Радость потому, что я люблю эти места – балки, пруды, сорокаградусную жару и выцветшие, сколько хватит глаз, степи. Тоска… Тоска из-за памяти о тебе. Память – это все, что у меня осталось. Наворачиваются слезы. Но их никто не увидит под темными стеклами очков. Никому не нужно о них знать. Это моё. И память моя. Моя собственная… …Помнишь, когда я была совсем малышкой, то пряталась от тебя в шкаф. Я не слушалась бабушку, а ты шутливо отругал меня – с тех пор я тебя боялась. Когда я тихонько выглядывала из своего убежища, ты подкрадывался и грозил пальцем. Я снова ныряла в темноту под ворох одежды, но знала – ты стоишь совсем близко и улыбаешься в усы… Боже! Больше тридцати лет прошло, а я помню. Так забавно… …Однажды, на семейный праздник ты пришел со своей новой женой. Мне было лет шесть. Мы сидели за столом, и эта незнакомая тетя все время что-то говорила. Все ее слушали. У нее было красное, очень красивое, бархатное платье и высокая прическа. Мне было очень тебя жалко – я почему-то знала, что тетя плохая. Я хотела подойти к тебе, забраться на колени и обнять, но стеснялась это злой тети… Вы прожили вместе совсем немного, и вся семья искренне радовалась вашему разводу. Ты и сам радовался… …С отцом вы всегда спорили, доказывали друг другу свое мнение по любому маломальскому поводу. Мне казалось, что у вас такая игра - всегда спорить, но никогда не ругаться. Особенно жаркие дебаты рождала тема о машинах и рыбалке. Ты «поздний» водитель, и отец, получивший права в восемнадцать лет, долго не воспринимал тебя всерьез. Однако, помог тебе купить первую машину – сам проверял ее на ходу и страстно торговался с продавцом, сбивая цену. Потом мы поехали в папкин гараж, где вы весело «обмывали» покупку. И снова спорили. Я, улучив момент, забралась за руль. «Заводи!» - весело крикнул ты. «Я не умею…» - «Ничего, научишься». И папке: «Хорошая девчонка. Крученая, как поросячий хвост, но хорошая». …Когда умер отец, ты был в Медведевке. Я позвонила тебе, и ты сразу же выехал. Глубокой ночью мы уже сидели на кухне, ты подливал мне коньяк. Вы с мужем уговаривали меня выпить хоть немного, но я отказывалась. Я почти все время плакала. Слезы текли не переставая. Я удивлялась – откуда в моих глазах столько воды? Слез хватило на девять дней… И еще немножко осталось. На похоронах я стояла как столб. Муж придерживал меня и направлял, когда нужно было сделать шаг в сторону. Я только помню, что чувствовала все время твое присутствие – если мне вдруг приспичит упасть в обморок, не выдержав напряжения, и супруг, и ты – вы поймаете меня, не дадите упасть. Ты превратил поминки в веселый вечер воспоминаний – не замолкал ни на минуту, рассказывая бесконечные истории про папку – все смеялись. Это было так необычно, но всем нравилось. Твое феерическое чувство юмора – доброго и удивительно уместного, - спасло меня от сумасшествия. Я даже немного поела после трехдневной голодовки. На девять дней мы сидели на кухне, и я говорила, говорила, говорила – меня как прорвало. Столько нужно было сказать! Ты молча слушал. Ни разу не перебил, не вставил слова. Весь дом давно спал, а ты все слушал мою нескончаемую исповедь, внимательно глядя на меня своими светлыми глазами. Мы выпили три бутылки коньяка и ты заботливо уложил меня, в дрызг пьяную, на диванчике в гостиной. А утром просил мужа не будить меня и не ругать. Да он и не собирался – все понял… …Накануне суда я позвонила тебе. Выслушав суть, ты велел мне не горячиться и дождаться следующего дня. «Если приговор будет не в нашу пользу, немедленно позвони мне! Слышишь? Прямо из зала суда! Что-нибудь придумаем. Поняла?» - «Поняла». Сам ты приехать не мог – незадолго до того сломал на охоте руку, и проехать с одной левой тысячу километров было сложно. Поезда ты терпеть не мог. Я очень боялась, что мужа могут отправить далеко на север, он же специалист высокой квалификации. На следующий день мы снова говорили по телефону. «Два.» - «Через год выйдет. Я что-нибудь придумаю». Я не сомневалась – ты же всю жизнь отработал в ФСИН и знал все ходы-выходы. Так и вышло… Хорошая дорога заканчивается, и машину начинает подкидывать на новых заплатках и старых колдобинах. Закатное солнце отражается в зеркале заднего вида розовым бликом. Реденькая лесополоса не защищает от тугого степного ветра – он резко свистит в стыках дверей. Поля… Поля… Летом тут будут расти нарядные золотые подсолнухи – настоящее желтое море. В детстве мы с сестренкой фотографировали друг дружку в этих подсолнухах, а вы с папой курили около машины, посмеиваясь над нами. …И что бы я без тебя делала! И не упомнить, сколько раз ты спасал меня, выручал, поддерживал. Ты как добрый ангел-хранитель, постоянно был рядом, не смотря на сотни разделяющих километров. Тебя всегда можно было позвонить и сказать: «Привет. Что делаешь?» - «На рыбалку собираюсь». - «Без нас не уезжай. Завтра приедем». – «Жду». Так просто и естественно. В дороге ты несколько раз обязательно звонил нам, безошибочно определяя, где мы находимся – легко прикидывал время на скорость. Любой Джи-пи-эс-навигатор позавидует. Мы знали, что ты встретишь нас котлетами из лосятины, копчеными щуками и порционными судачками, которых сам вкуснецки готовил в скороварке – заранее начинали облизываться. И будут длинные вечера в беседке с чифирем и коньяком, и смешными байками – хоть отправляй тебя ведущим на канал «Охота и рыбалка»!.. Здорово было. …Год назад я приехала к тебе на Пасху. Был хороший рейс в твой район, и я заехала мимоходом. Мы сидели на лавочке, и ты рассказывал, как ремонтировал свой старенький «патрол» и один поднял движок в сборе. Потом плохо себя чувствовал, но теперь уже все прошло. Я ругала тебя: «Ты с ума сошел! Он ужас, сколько весит. Вот помрешь, что я делать буду?!» Ты как-то серьезно посмотрел на меня: «Как что – хоронить. Не боись, я помирать домой приеду». Потом хитро улыбнулся и добавил: «А я пока домой не собираюсь!»… Так случилось, что этой зимой ты приехал в свой родной город. …Отъезд из Медведевки неожиданно отодвинулся на пару дней и мы поехали на Дон. Удивительно, за столько лет ты ни разу не возил нас туда – все время что-то не складывалось. Узнав о задержке, ты резко ударил ладонью по столу: «Значит, поедем на Дон!» Отмотав добрые полторы сотни километров и перепачкав машину в вязкой степной грязи, мы вышли на высокий берег. «Вот он, батька-Дон!» - сказал ты, глубоко вдохнув холодный предзимний воздух. Судак хорошо шел на спиннинг. Наловившись, мы проголодались. Ты разложил на капоте колбасу и пирожки, достал термос с чаем. Сам почти не ел, все любовался, как мы с мужем уписываем харчи. Ты всегда любил нас кормить, говорил, что мы очень вкусно едим – загляденье просто. Уезжая, ты еще раз оглядел реку, будто пытаясь запомнить каждый блик, глубоко вздохнул и сел в машину… … Закрыв калитку, ты долго курил у забора, вглядываясь в вечерние сумерки. Я стояла рядом, ежась на холодном ветру – не решалась ни уйти в машину, ни отвлечь тебя. Твоя тоска накрыла меня с головой, лишив возможности двинуться с места. «Неужели я этого больше никогда не увижу», - тихо сказал ты. Я вздрогнула. «Дядь, ты что! Всего какие-то пара-тройка месяцев. Чего тут станется?» - «Ну да… Чего это я? - ты встряхнул головой, будто отгоняя тяжелый сон, - Деньжат подкоплю… Навес переделывать надо…» Сев за руль, ты долго молчал и курил одну за другой, глядя в темноту… Мы уже почти подъезжаем. Муж, устав, недавно пересадил меня за баранку и теперь дремлет на правом сиденье. В салоне, прижав к себе кота, спит тетя Мила. Темно. Давно за полночь. Самый сон. Мы первый раз едем сюда без тебя. Опять предательские слезы лезут наружу. Хорошо, что их никто не увидит – все спят. А ведь мне нельзя плакать! Я как ты, должна быть сильной, поддерживать тех, кто слабее, стать ангелом-хранителем. За тебя. Вдруг в луче фар я увидела темный джип с серебристой запаской на «хлопушке». Глянула на спидометр – сотня. В эту секунду мелькнула мысль: «Ну дядька, ну гонщик!» В следующий миг я опять смотрела вперед, но джипа не было. За несколько дней до отъезда мне снилось, будто мы с мужем с Медведевке строим навес, но у нас нет лопаты. Я поднимаю голову и вижу, что к нам идешь ты. И лопата в руках. «Дядька, - говорю, - ты же умер!» «Ну и что, - спокойно отвечаешь ты, - я пришел вам помочь. Вы без меня не справитесь». В Медведевке я вместо своей модной кожанки надела старенькую дядькину куртку. Два дня под подкладкой что-то мешалось. Однажды, загрустив, я ушла в сад. Закурила, глотая слезы. Стоя под нераспустившимися яблонями, я плакала: «Как ты мог меня бросить! Даже во сне не приходишь. А я скучаю!!!» Подул холодный степной ветер, я запахнула куртку и сунула руки в карманы. В правом была огромная дыра. Вдруг, под подкладкой, моя рука ткнулась во что-то острое. Я вытащила руку – на ладони лежал складной нож. Я задрала голову к небу: «Спасибо тебе! Я буду его беречь. Я всегда знала, что ты меня не бросишь. Теперь мне никакие враги не страшны». Все русские немножко язычники. На кладбище муж как всегда прикурил сигарету и положил ее на песчаный холмик: «Давай закурим вкусненькую» - это дядькино выражение. В четыре пары глаз мы смотрим на тлеющую сигарету. Вдруг она гаснет. «Надо же, - удивляется муж, - на морозе и на дожде не гасла, а тут…» «В раю не курят» - беру окурок и сминаю его в пальцах… … «Знаешь, а я в Бога верю, - сказал ты однажды. – Там точно что-то есть». «Не знаю» - пожала плечами я. «Ты будешь в раю» - твердая уверенность в твоем голосе поразила меня. «Откуда ты знаешь» - «Я знаю! Ты крученная, как поросячий хвост, но очень хорошая»… И откуда ты знал?.. Наверное, где-нибудь есть небесная Медведевка. Там в реках плещутся огромные осетры, а в лесах бродят добрые мишки. И волки, завидев человека, машут хвостами, как собаки. Там всегда тепло, но не жарко. Там дедушка ловит уклейку, а папа гоняет на своем зеленом «Мерседесе» по шикарным автобанам. Там у каждого есть то, что он больше всего любит. Там только нет нас. Пока нет. Это здесь, у нас, пройдет много лет, прежде чем мы, проснувшись, увидим вдалеке родные лица. А там – всего секунда. Там ведь вечность! И мы снова будем вместе, только теперь уже навсегда. Ведь «никогда» не вечно! Оно закончится. Обязательно закончится. И снова будет все, как раньше. Ведь никто и ничто не исчезает, кроме, пожалуй, вкуснецких порционных судачков.