Таблица лидеров

Видел ваше друг против друга возмущение и не удивляюсь оному: враг завидует вашему мирному жительству, старается различными кознями возмутить мир ваш и разрушить ваше согласие; но благодарение Господу, что не порадовался враг, но посрамился вашим объяснением и смирением друг перед другом. Так и впредь поступайте; я вас предварял, что любовь, дружба и согласие противным искушаются; не тогда только они тверды, когда мы любим ласкающих нас и уважающих и не замечаем, какие в сердце нашем кроются страсти гордости, самолюбия, злобы, гнева, зависти и прочее. Как бы ни случилось, по нечаянности ли, неумышленно, или по вражиему прилогу, друг друга оскорбить или оскорбиться и возмущаться, не закосневайте в оном, не давайте пищи страстям, не утешайте врага: вы уже испытали, знаете, как одержать над ним победу, при Божией помощи: самоукорение, смирение, "прости!"; а ежели будете раздувать искру вражды и плести помыслы, то недолго пламени возгореться, и запутаетесь в пленицы помыслов, самосмышления и самооправдания, потеряете мир, — то что сего бедственнее и плачевнее? Тебя не любят, — ты люби их; то, что тебя не любят, не от тебя зависит, а их любить состоит в твоей воле и есть твоя обязанность, ибо Господь заповедал: любить не любящих нас, но врагов (Мф. 5, 44), а когда в нас этого нет, то и кольми паче должны мы смиряться и прогонять гордость и молиться о сем Господу. Не ищи любви в других к себе, а ищи ее в себе, не только к ближним, но и к врагам. Заповедь непременная также о любви врагов; но как мы далеки от исполнения оной! И только, только можем, хотя отчасти, приблизиться к сему, когда будем себя укорять, поминая грехи свои. Из писем прп. Макария Оптинского

Ой, какая замечательная история! Вот чует мое сердце, что многим тут надо крестики целовать.

Да... "Напоследок приведу еще один отзыв о том, что дает людям знакомство со святым Силуаном. Один глубоко церковный человек сказал: «Я читаю преподобного Симеона Нового Богослова, и душа моя скорбит, как далеко я от настоящей христианской жизни. Когда читаю старца Силуана, то душа моя утешается о Господе, радуется о Том, Который любит и меня, грешного». Это не значит, конечно, что преподобный Симеон чем-то хуже преподобного Силуана. Это значит, что писания преподобного Силуана оказывают на душу явное утешительное действие, даже когда он много пишет о покаянном сокрушении сердца, о печали по Богу. Писания старца Силуана – это живые слова духовных утешений. Как они нужны нам! "

Отец Виталий отчаянно сигналил вот уже минут 10. Ему нужно было срочно уезжать на собрание благочиния, а какой-то громадный черный джип надежно «запер» его машину на парковке около дома. «Ну что за люди?! – мысленно возмущался отец Виталий – Придут, машину бросят, где попало, о людях совсем не думают! Ну что за безчинство?!» В мыслях он рисовал себе сугубо мужской разговор с владельцем джипа, которого представлял себе как такого же огромного обритого дядьку в черной кожаной куртке. «Ну, выйдет сейчас! Ну, я ему скажу!..» – кипел отец Виталий, безнадежно оглядывая двери подъездов – ни в одном из них не было ни намека на хоть какие-то признаки жизни. Тут наконец-то одна дверь звякнула пружиной и начала открываться. Отец Виталий вышел из машины, намереваясь высказать оппоненту все, что о нем думает. Дверь открылась и на крыльцо вышла … блондинка. Типичная представительница гламурного племени в обтягивающих черных джинсиках, в красной укороченной курточке с меховым воротником и меховыми же манжетами, деловито цокающая сапожками на шпильке. – Ну чё ты орешь, мужик? – с интонацией Верки Сердючки спросила она, покручивая на пальчике увесистый брелок. Накрашенные и явно наращенные ресничищи взметнулись вверх, как два павлиньих хвоста над какими-то неестественно зелеными кошачье-хищными глазками. Шиньон в виде длинного конского хвоста дерзко качнулся от плеча до плеча. – Ну, ты чё, подождать не можешь? Видишь, люди заняты! – Знаете ли, я тоже занят и тороплюсь по очень важным делам! – изо всех сил стараясь сдерживать эмоции, ответил отец Виталий блондинке, прошествовавшей мимо него. Блондинка открыла машину («Интересно, как она только управляется с такой громадиной?» – подумал отец Виталий) и стала рыться в салоне, выставив к собеседнику обтянутый джинсами тыл. – Торопится он... – продолжила монолог девушка – Чё те делать, мужик? – тут она, наконец, повернулась к отцу Виталию лицом. Несколько мгновений она смотрела на него, приоткрыв пухлые губки и хлопая своими гигантскими ресницами. – О, – наконец изрекла она – Поп, что ли? Ну все, день насмарку! – как-то достаточно равнодушно, больше для отца Виталия, чем для себя, сказала она и взобралась в свой автомобиль, на фоне которого смотрелась еще более хрупкой. Ручка с длинными малиновыми коготками захлопнула тяжелую дверь, через пару секунд заурчал мотор. Стекло водительской двери опустилось вниз и девушка весело крикнула: – Поп, ты отошел бы, что ли, а то ведь перееду и не замечу! Отец Виталий, кипя духом, сел в свою машину. Джип тяжело развернулся и медленно, но уверенно покатил к дороге. Отцу Виталию надо было ехать в ту же сторону. Но чтобы не плестись униженно за обидчицей, он дал небольшой крюк и выехал на дорогу с другой стороны. Отец Виталий за четыре года своего служения повидал уже много всяких-разных людей: верующих и не верующих, культурных и невоспитанных, интеллигентных и хамов. Но, пожалуй, никто из них не вводил его в состояние такой внутренней беспомощности и такого неудовлетворенного кипения, как эта блондинка. Не то, что весь день – вся неделя пошла наперекосяк. Чем бы батюшка не занимался, у него из головы не выходила эта меховая блондинка на шпильках. Ее танково-спокойное хамство напрочь выбило его из того благодушно-благочестивого состояния, в котором он пребывал уже достаточно долгое время. И, если сказать откровенно, отец Виталий уже давно думал, что никто и ничто не выведет его из этого блаженного состояния душевного равновесия. А тут – на тебе! Унизила какая-то крашеная пустышка, да так, что батюшка никак не мог найти себе место. Был бы мужик – было бы проще. В конце-концов, с мужиком можно выяснив суть да дело, похлопать друг друга по плечу и на этом конфликт был бы исчерпан. А тут – девчонка. По-мужски с ней никак не разобраться, а у той, получается, все руки развязаны. И не ответишь, как хотелось бы, – сразу крик пойдет, что поп, а беззащитных девушек оскорбляет. Матушка заметила нелады с душевным спокойствием мужа. Батюшка от всей души нажаловался ей на блондинку. – Да ладно тебе на таких-то внимание обращать, – ответила матушка – Неверующая, что с неё взять? И, судя по всему, не очень умная. – Это точно, – согласился отец Виталий – взятки-гладки, была бы умная, так себя бы не вела. Отец Виталий начал было успокаиваться, как жизнь преподнесла ему еще один сюрприз. Как нарочно, он стал теперь постоянно сталкиваться с блондинкой во дворе. Та как будто специально поджидала его. И, как нарочно, старалась досадить батюшке. Если они встречались в дверях подъезда, то блондинка первая делала шаг навстречу, и отцу Виталию приходилось сторониться, чтобы пропустить ее, да еще и дверь придерживать, пока эта красавица не продефилирует мимо. Если отец Виталий ставил под окном маши-ну, то непременно тут же, словно ниоткуда, появлялся большой черный джип и так притирался к его «шкоде», что батюшке приходилось проявлять чудеса маневрирования, чтобы не задеть дорогого «соседа» и не попасть на деньги за царапины на бампере или капоте. Жизнь отца Виталия превратилась в одну сплошную мысленную войну с блондинкой. Даже тематика его проповедей изменилась. Если раньше батюшка больше говорил о терпении и смирении, то теперь на проповедях он клеймил позором бесстыдных женщин, покрывающих лицо слоями штукатурки и носящих искусственные волосы, чтобы уловлять в свои сети богатых мужчин и обеспечивать себе безбедную жизнь своим бесстыдным поведением. Он и сам понимал, что так просто изливает свою бессильную злобу на блондинку. Но ничего не мог с собой поделать. Даже поехав на исповедь к духовнику, он пожаловался на такие смутительные обстоятельства жизни, чего прежде никогда не делал. – А что бы ты сказал, если бы к тебе на исповедь пришел бы твой прихожанин и ожаловался на такую ситуацию? – спросил духовник. Отец Виталий вздохнул. Что бы он сказал? Понятно, что – терпи, смиряйся, молись… Впервые в жизни он понял, как порой нелегко, да что там – откровенно тяжело исполнять заповеди и не то что любить – хотя бы не ненавидеть ближнего. – Я бы сказал, что надо терпеть, – ответил отец Виталий. Духовник развел руками. – Я такой же священник, как и ты. Заповеди у нас у всех одни и те же. Что я могу тебе сказать? Ты сам все знаешь. «Знать-то знаю, – думал отец Виталий по дороге домой – Да что мне делать с этим знанием? Как исповедовать, так совесть мучает. Людей учу, а сам врага своего простить не могу. И ненавижу его. В отпуск, что ли, попроситься? Уехать на недельку в деревню к отцу Сергию. Отвлечься. Рыбку половить, помолиться в тишине…» Но уехать в деревню ему не довелось. Отец Сергий, его однокашник по семинарии, позвонил буквально на следующий день и сообщил, что приедет с матушкой на пару деньков повидаться. Отец Виталий был несказанно рад. Он взбодрился и даже почувствовал какое-то превосходство над блондинкой, по-прежнему занимавшей его ум, и по-прежнему отравлявшей ему жизнь. В первый же вечер матушки оставили мужей одних на кухне, чтобы те могли расслабиться и поговорить «о своем, о мужском», а сами уединились в комнате, где принялись обсуждать сугубо свои, женские, проблемы. За чаем беседа текла сама собою, дошло дело и до жалоб отца Виталия на блондинку. – С женщинами не связывайся! – нравоучительно сказал отец Сергий – Она тебя потом со свету сживет. Ты ей слово – она тебе двадцать пять. И каждое из этих двадцати пяти будет пропитано таким ядом, что мухи на лету будут дохнуть. – Да вот, стараюсь не обращать внимания, а не получается, – сетовал отец Виталий. – Забудь ты про нее! Еще мозги свои на нее тратить. Таких, знаешь, сколько на белом свете? Из-за каждой переживать – себя не хватит. Забудь и расслабься! Ты мне лучше расскажи, как там отец диакон перед Владыкой опарафинился. А то слухи какие-то ходят, я толком ничего и не знаю. И отец Виталий стал рассказывать другу смешной до неприличия случай, произошедший на архиерейской службе пару недель назад, из-за которого теперь бедный отец диакон боится даже в храм заходить. Утром отец Виталий проснулся бодрым и отдохнувшим. Все было хорошо и жизнь была прекрасной. Горизонт был светел и чист, и никакие блондинки не портили его своим присутствием. Отец Сергий потащил его вместе с матушками погулять в городской парк, а потом был замечательный обед и опять милые, ни к чему не обязывающие разговоры. Ближе к вечеру гости собрались в обратный путь. Отец Виталий с матушкой и двухлетним сынком Феденькой вышли их проводить. – Отца Георгия давно видел? – спросил отец Виталий. – Давно, месяца три, наверное. Как на Пасху повидались, так и все. Звонил он тут как-то, приглашал. – Поедешь? – спросил отец Виталий. – Да вот на Всенощную, наверное, поеду, – ответил отец Сергий. И собеседники разом замолчали, потому что в разговор вклинился странный, угрожающий рев, которого здесь никак не должно было быть. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно надеялись, что тот, второй, объяснит, в чем дело. За их спинами медленно проехал большой черный джип, но звук этот исходил не от него. И тут в тихий двор ворвалась смерть. Она неслась на людей в образе огромного многотонного грузовика, неизвестно откуда взявшегося здесь, в тихом провинциальном дворе. Священники молча смотрели на стремительно приближающийся КАМАЗ. Отлетела в сторону урна, выдранная из земли скамейка подлетела вверх метра на два. «Зацепит или нет?» – успел подумать отец Виталий, мысленно прикидывая возможную траекторию движения машины. И тут что-то светленькое мелькнуло на дорожке. Феденька выбежал на асфальт за укатившимся мячиком. Ни отец Сергий, ни отец Виталий, ни обе матушки не успели даже понять и сообразить, что надо сделать, чтобы спасти ребенка, да, наверное, и не успели бы ничего сделать. Их опередил тот самый джип, который секунду назад проехал мимо. Они увидели, что машина, взревев мотором, резко рванула вперед прямо в лоб КАМАЗу. Оглушительный грохот, страшный, рвущий нервы скрежет металла, звук лопающихся стекол – все это свершилось мгновенно. Обломки попадали на землю. Асфальт был покрыт слоем осколков от фар. Куски бампера, решетки, еще чего-то усеяли все вокруг. А затем наступила звенящая тишина, которую не смогла нарушить даже стая голубей, испуганно вспорхнувшая с крыши и тут же усевшаяся на другую крышу. И посреди всего этого хаоса стоял Феденька и ковырял пальцем в носу. С недоумением смотрел она груду металла, в которую превратился джип, а потом оглянулся на родителей, словно спрашивая, что же такое тут произошло? Первой очнулась матушка отца Сергия. Она бросилась к мальчику и на руках вынесла его из кучи осколков. Матушка отца Виталия лежала в обмороке. К машинам бежали картежники – выручать людей. КАМАЗ открыли сразу и вытащили на асфальт мертвое тело водителя. Судя по вмятине на лобовом стекле, он погиб от удара головой об него. А двери джипа, смятые и вдавленные, открыть не удавалось. За темными стеклами не было возможно ничего разглядеть. Джип «ушел» в грузовик по самое лобовое стекло. Кто-то из местных автомобилистов поливал джип из огнетушителя – на всякий случай. Спасатели и две «скорых» подъехали через 20 минут. Джип пришлось резать, чтобы извлечь из него водителя. Подъехали гаишники, стали опрашивать свидетелей. Мало кто чего мог сказать, все сходились в одном – во двор влетел неуправляемый КАМАЗ и врезался в джип. – Да, ему тут и деваться-то некуда, – согласился один из гаишников, оглядев двор. – Не так все было, – вдруг раздался голос старика Михалыча. Он подошел к гаишникам, дымя своей вечной цигаркой. – Я все видел, я вон тама сидел, – показал он рукой на свою голубятню. – Что Вы видели? – спросил гаишник, покосившись на смрадный окурок. – Да джип-то энтот, он ехал просто так, когда КАМАЗ-то выскочил. Он, может, и свернул бы куда, а вон сюда, хотя бы, – дед Михалыч кивнул на проулочек – Ведь когда КАМАЗ-то выехал, джип-то вот здесь как раз и был. Да тут вон какое дело-то… Ребятенок ихний на дорогу выскочил. И джип-то, он вперед-то и рванул, чтобы, значит, ребятенка-то спасти. А иначе – как его остановишь-то, махину такую? – То есть, водитель джипа пошел на лобовое столкновение, чтобы спасти ребенка? – чуть помолчав, спросил гаишник. – Так и есть, – кивнул дед – С чего бы ему иначе голову-то свою подставлять? Время у него было, мог он отъехать, да вот, дите пожалел. А себя, значицца, парень подставил. Люди молчали. Дед Михей открыл всем такую простую и страшную правду о том, кого сейчас болгарками вырезали из смятого автомобиля. – Открывай, открывай! – раздались команды со стороны спасателей – Держи, держи! Толя, прими сюда! Руку, руку осторожней! Из прорезанной дыры в боку джипа трое мужчин вытаскивали тело водителя. Отец Виталий подбежал к спасателям: – Как он? – Не он – она! – ответил спасатель. Отец Виталий никак не мог увидеть лица водительницы – на носилках все было красным и имело вид чего угодно, только не человеческого тела. «Кто же это сделал такое? – лихорадочно думал отец Виталий – Она же Федьку моего спасла… Надо хоть имя узнать, за кого молиться…» Вдруг под ноги ему упало что-то странное. Он посмотрел вниз. На асфальте лежал хорошо знакомый ему блондинистый конский хвост. Только теперь он не сверкал на солнце своим синтетическим блеском, а валялся грязный, в кровавых пятнах, похожий на мертвое лохматое животное. Оставив на попечение тещи спящую после инъекции успокоительного матушку и так ничего и не понявшего Федю, отец Виталий вечером поехал в больницу. – К вам сегодня привозили девушку после ДТП? – спросил он у медсестры. – Карпова, что ли? – Да я и не знаю, – ответил отец Виталий. Медсестра подозрительно посмотрела на него: – А Вы ей кто? Отец Виталий смутился. Кто он ей? Никто. Еще меньше, чем никто. Он ей враг. – Мы посторонним информацию не даем! – металлическим голосом отрезала медсестра и уткнулась в какую-то книгу. Отец Виталий пошел по коридору к выходу, обдумывая, как бы разведать о состоянии этой Карповой, в один миг ставшей для него такой близкой и родной. Вдруг прямо на него из какой-то двери выскочил молодой мужчина в медицинском халате. «Хирург-травматолог» – успел прочитать на бейдже отец Виталий. – Извините, Вы не могли бы сказать, как состояние девушки, которая после ДТП? Карпова. – Карпова? Она прооперирована, сейчас без сознания в реанимации. Звоните по телефону, Вам скажут, если она очнется, – оттараторил хирург и умчался куда-то вниз. Всю следующую неделю отец Виталий ходил в больницу. Карпова так и не приходила в себя. По нескольку раз на дню батюшка молился о здравии рабы Божией, имя же которой Господь знает. Он упрямо вынимал частицы за неё, возносил сугубую молитву и продолжал звонить в больницу, каждый раз надеясь, что Карпова пришла в себя. Отец Виталий хотел сказать ей что-то очень-очень важное, что рвалось у него из сердца. Наконец, в среду вечером, ему сказали, что Карпова пришла в себя. Бросив все дела, отец Виталий помчался в больницу. Едва поднявшись на второй этаж, он столкнулся с тем же хирургом, которого видел здесь в первый день. – Извините, Вы могли бы мне сказать, как состояние Карповой? – спросил батюшка. –Понимаете, мы даем информацию только родственникам, – ответил хирург. – Мне очень нужно, – попросил отец Виталий – Понимаете, она моего ребенка спасла. –А, слышал что-то… Пошла в лобовое, чтобы грузовик остановить… Понятно теперь… К сожалению, ничего утешительного сказать Вам не могу. Мы ведь ее буквально по кускам собрали. Одних переломов семь, и все тяжелые. С такими травмами обычно не живут. А если и выживают – до конца жизни прикованы к постели. Молодая, может, выкарабкается. – А можно мне увидеть её? Врач окинул священника взглядом. – Ну, вон халат висит – возьмите, – со вздохом сказал он – Я Вас провожу. И никому ни слова. Отец Виталий вошел в палату. На кровати лежало нечто, все в бинтах и на растяжках. Краем глаза он заметил на спинке кровати картонку: Карпова Анна Алексеевна, 1985 г.р. Батюшка подставил стул к кровати, сел на него и наклонился над девушкой. Лицо её было страшное, багрово-синее, распухшее. Девушка приоткрыла глаза. Глаза у неё были обычные, серые. Не было в них ни наглости, ни хищности. Обычные девчачьи глаза. – Это Вы? – тихо спросила она. – Да. Я хочу поблагодарить Вас. Если я могу как-то помочь Вам, скажите. – Как Ваш малыш? – спросила Аня. – С ним все в порядке. Он ничего не понял. Если бы не Вы… – Ничего, – ответила Аня. Наступила тишина, в которой попискивал какой-то прибор. – Вы, правда, священник? – спросила Аня. – Да, я священник. – Вы можете отпустить мне грехи? А то мне страшно. – Не бойтесь. Вы хотите исповедоваться? – Да, наверное. Я не знаю, как это называется. – Это называется исповедь, – отец Виталий спешно набросил епитрахиль – Говорите мне все, что хотите сказать. Я Вас слушаю очень внимательно. – Я меняла очень много мужчин, – сказала Аня после секундной паузы, – Я знаю, что это плохо, – она чуть помолчала. – Еще я курила. Отец Виталий внимательно слушал исповедь Ани. Она называла свои грехи спокойно, без слезливых истерик, без оправданий, без желания хоть как-то выгородить себя. Если бы батюшка не знал, кто она, то мог бы подумать, что перед ним глубоко верующий, церковный, опытный в исповеди человек. Такие исповеди нечасто приходилось принимать ему на приходе – его бабушки и тетушки обычно начинали покаяние с жалоб на ближних, на здоровье, с рассуждений, кто «правее»… Либо это было непробиваемое «живу, как все». Аня замолчала. Отец Виталий посмотрел на нее – она лежала с закрытыми глазами. Батюшка хотел уже было позвать сестру, но девушка опять открыла глаза. Было видно, что она очень утомлена. – Все? – спросил отец Виталий. – Я не знаю, что еще сказать, – ответила Аня. Священник набросил ей на голову епитрахиль и прочитал разрешительную. Некоторое время они оба молчали. Потом Аня с беспокойством спросила: – Как Вы думаете – Бог простит меня? – Конечно, простит, – ответил батюшка – Он не отвергает идущих к Нему. Тут Аня улыбнулась вымученной страдальческой улыбкой. – Мне стало лучше, – тихо сказала она и закрыла глаза. Тишина палаты разрушилась от резкого звонка. В палату вбежала медсестра, потом двое врачей, началась суматоха, отчаянные крики «Адреналин!». Отец Виталий вышел из палаты и сел в коридоре на стул. Он думал о Вечности, о смысле жизни, о людях. От мыслей его заставила очнуться вдруг наступившая тишина. Двери палаты широко раскрыли и на каталке в коридор вывезли что-то, закрытое простыней. Отец Виталий встал, провожая взглядом каталку. «Я же не попросил у нее прощения!» – с отчаянием вспомнил он. Через два года у отца Виталия родилась дочка. Девочку назвали Аней.

Схиигумен Савва (Остапенко) "О гордости" (из главы "Примеры искушений из жизни чад") Иногда приходится удивляться хитрости и тонкости вражиих искушений. Помнишь ли, друг мой, как ты вызвал однажды на соревнование по послушанию своего друга А.? Ух, с каким восторгом ты тогда приехал! Ведь ты же опередил его!.. Но я сразу почувствовал, что это не к добру ведет. Наводящий вопрос подтвердил мои опасения: ты радовался тогда не как сеятель добрых дел, а как победитель своего соперника. Помнишь, как ты обиделся на меня, когда я совсем отстранил тебя от послушания? Гром и молния! Давно это было... Теперь ты совсем другой, а тогда этот метод духовного воспитания для тебя был крайне необходим. Очень важно не упустить момента зарождения гордости. Вот я тогда подумал: если сейчас не схватить гордишку за голову, то потом уж не удастся – руку отгрызет! Теперь-то ты благодарен, разумеется, а тогда у-ух, как воевал... Ни на одну страсть так болезненно не реагируют чада, как на гордость и тщеславие. Обличение в этом грехе принимают за личное оскорбление и обижаются, поэтому приходится умудряться и опытом жизни проводить свою линию, то есть без объяснения причин приводить к смирению. Приходится отстранять от человека то, что питает страсть гордости. Со временем человек понимает, что к чему и отчего.... ...Для назидания расскажу тебе еще случай из жизни чад, как враг разжег двух девиц ненавистью друг к другу и как они победили врага тем, что стали целовать свой крестик. Вначале эти девицы, Е. и М., были большими друзьями и жили, как говорится, душа в душу. Но хитрый и лукавый враг позавидовал такой дружбе и стал в душе их производить смуту. Одна говорит другой: – Ты гордая! А другая в ответ говорит: – А ты вовсе превознесенная гордыня! Ну и, разумеется, вражда. Все пошло колесом. Краски поблекли, все стало представляться в ином свете. Слова друг друга стали пониматься в превратном смысле. Каждая из них думала: «Вот как можно ошибиться в человеке! Считала, что лучше ее нет никого на свете». Стали усиленно избегать друг друга, насколько это было возможно при совместном послушании. И, вот, пишут, одна и другая: «Батюшка, что делать? Погибаем! Разъедините нас». Спрашиваю у М.: – Ты крестик целуешь за Е.? – Нет. – А почему? Разве ты не знаешь, что надо целовать крестик свой за того, кто нам в тягость? – Простите, Батюшка, забываю. – Вот, – говорю, – злая сила и воспользовалась вашим нерадением, и крутит вами. Целуй крестик за Е. по пять раз утром и вечером, молись и искренно желай ей спасения. Е. тоже так будет делать. Тогда врага победите, и у вас опять будет мир и любовь. Стали они приневоливать себя крестик целовать и молиться друг за друга, а потом М. рассказывает: Вижу, как Е. плачет, и мне делается ее так жалко! Думаю: «Ведь это я ее мучаю. Я хуже зверя», – и сама заливаюсь слезами. Смотрю только на нее и плачу, а сказать не смею – стыжусь. Думаю, что не поверит, скажет: «Лицемерка!» Молчу. Проходит неделя, другая... Молчим, иногда плачем, особенно в храме, и украдкой посматриваем друг на друга. Однажды я уловила ее взгляд. В нем было столько сострадания, такая любовь, что я не удержалась и бросилась ей на шею с рыданием: – Сестричка, милая, прости меня ради Христа! Я люблю тебя искренно, глубоко... Что было со мной, я и сама не знаю. Верь мне, я говорю искренно! Она душит меня в своих объятиях, целует-целует без конца и потом с сияющим взглядом говорит: – Верю, верю, сестричка! Я потому и плакала, что видела, как ты мучаешься из-за меня... Какие же мы, взрослые, глупые – хуже детей! После этого случая они стали любить друг друга еще сильней. Приятно смотреть на них. Всегда спокойные, энергичные, заботливые. И труд у них стал спориться. Вот видишь, Д., что делает животворящий Крест Господень! Гордость, как говорится, только на свет народилась, а они тут же ее приглушили. Понудили себя, помучились, зато теперь обеим хорошо. А если бы разошлись, то грех в них так бы и продолжал скрытно жить и развиваться и время от времени мучил бы их. Они остались бы с плохим мнением друг о друге и новый грех приложили бы к своим прежним грехам. А теперь они на факте убедились, что если человек не борется со злой силой, то он сам становится злым. Избави, Господи! Вот как полезны искушения, как полезна борьба с ними! Через искушения человек себя познает, а когда крестик целует – тогда козни врага видит, поэтому от каждого искушения становится все опытнее и опытнее. Только не надо забывать крестик целовать и молиться за тех, кто нам в тягость, и тогда все будет хорошо, враг ничего не сможет сделать."

Святой русский богатырь В этом он похож на преподобного Серафима Саровского. Как известно, отец Серафим был наделен недюжинной физической силой и сиял удивительным дружелюбием, братолюбием и добротой в самом возвышенном смысле этого слова. Преподобный Силуан Афонский тоже был человеком богатырской силы и богатырской доброты. Не хочется двух святых сравнивать, вымерять одного другим. И еще: не будем их представлять героями мифов и былин, о которых с исторической точки зрения известно слишком мало достоверного. Они были реальными людьми, окружающие сохранили благодарную память о них, любовь к ним. Она передается и нам, мы тоже общаемся с этими подвижниками. Хотя один жил в девятнадцатом веке, другой – в двадцатом, а мы – в двадцать первом. Время не властно над истинной любовью к Богу и любовью к людям. Однажды меня спросили: «Остались ли о старце Силуане воспоминания помимо тех, которые написал архимандрит Софроний (Сахаров)?» От неожиданной постановки вопроса я на секунду замялся, потом смущенно произнес: «Есть воспоминания нескольких человек, например, святителя Николая Сербского1. Правда, все эти воспоминания, вместе взятые, поместятся на нескольких страницах». Что же мы имеем в итоге? Главным образом архив и воспоминания архимандрита Софрония – целую книгу, знаменитую «Старец Силуан Афонский». Воспоминания о преподобном Силуане и рассказанное самим Силуаном составили первую часть этой книги. Трудно переоценить сделанное архимандритом Софронием. Через пятьдесят лет после блаженной кончины старца Силуана он был причислен к лику святых, православная Церковь познакомилась с монашеским подвигом старца Силуана и признала его благодатным. В его подвиге любви Церковь увидела усердное молитвенное предстояние перед Богом о людях. Святой Силуан просит Христа о всех нас, и мы просим старца, чтобы он не переставал. Нам нужны его молитвы о всех народах земли, о всем Адаме. Поначалу у отца Софрония было намерение издать писания старца Силуана, и только. Он привез их с Афона во Францию и дал посмотреть замечательному нашему богослову-догматисту Владимиру Николаевичу Лосскому. К сожалению, Лосский не оценил по достоинству эти писания. Он дал такой ответ: «Знаете, отец Софроний, я не вижу в этих записках ничего особенного, никакого догматического особого видения, которое было бы достойно особого богословского внимания»2. Конечно, Лосского можно понять. Если сравнивать писания Силуана и, например, боговидение у Отцов-каппадокийцев, о котором великолепно рассуждал Лосский, – ощутима немалая интеллектуальная дистанция. Однако «дистанции духовной» – нет, ведь и то, и другое родилось из высокого опыта общения с Единым Богом. По реакции Лосского, очень значительного богослова, знатока святоотеческих творений отец Софроний понял, что писания Силуана необходимо предварить вводной частью. Нужно подготовить читателя к восприятию слов Силуана. Вот он вводную часть и составил, помимо этого дописал и заключительную часть книги – размышления о православном подвижничестве. Помимо рукописей Силуана, в книгу вошло изложение и достаточно подробное объяснение его духовного пути. Все вместе получилось основательно и жизненно. В результате вышла своего рода энциклопедия монашеской духовности на конкретном примере старца Силуана. Как нам увидеть путь преподобного Силуана во всем его величии? Святость Силуана смиренна, не рекламирует себя. Архимандрит Софроний признавал, что прожил на Афоне несколько лет, совершенно не замечая, что в одном с ним монастыре несет свой христианский самоотверженный подвиг старец Силуан. Преподобный Силуан не был духовником, священником, о его поразительной опытности мало догадывались окружающие его монахи. С советами к людям он не приставал, свои аскетические труды не демонстрировал. Епископ Афанасий (Евтич) поделился, как на Афоне он заговорил с пожилым монахом, который помнил Силуана. Владыка попросил рассказать о святом Силуане, монах опешил: «Силуан, какой он святой? Я с ним чай пил!» Вот тоже воспоминание о Силуане... Может быть, и Софроний прошел бы мимо Силуана, но получилось все иначе. Силуан сам вызвал его на разговор, повод был серьезный. Одному брату, который боролся с помыслами уныния и пришел к Софронию, тот ненавязчиво посоветовал, как можно «стоять на грани отчаяния». Брат обратился за разъяснениями совета к Силуану. Вот тогда старец и заметил Софронию, что совет его в принципе верный, только совет превышает меру этого монаха, и потому в данном случае неподходящий. Так духовная нужда вывела на откровенную беседу Софрония и Силуана. После беседы начал постигать Софроний, какое чудо Божие – Силуан. Семь лет он общался со старцем, стал его учеником и сотаинником. Ему старец Силуан поведал откровение, которое он получил от Самого Христа: «Держи свой ум во аде и не отчаивайся». Великое откровение в простых и неисчерпаемых по сути словах. Новое откровение о том, что было всегда известно православным подвижникам: спасение совершается между страхом и надеждой. Откровение о том, что такое надежда на Бога и отчаяние, о том, как вести невидимую брань. На Святой Горе Софроний встретил Силуана. Человек высокой культуры, интеллектуал, встретил простого крестьянина. И выяснил, что духовный опыт крестьянина так содержателен и высок, что всю свою жизнь интеллектуал вдумывался в него, жил им и ощущал превосходство этого опыта и неземную мудрость его. Преподобному Силуану и отцу Софронию промыслительно «повезло» друг с другом. Исключительно «повезло» Софронию, что он увидел великого Силуана, перенял у него многое. «Повезло» и Силуану, что у него был такой восприимчивый, целеустремленный и благодарный ученик. Бережно относился отец Софроний к памяти своего старца. Отец Софроний не заслонил собой фигуру старца Силуана, не вложил в его уста свои оригинальные идеи. Не выдумал остросюжетную биографию уже почившего афонского старца, восполняя скудные сведения о нем плодами буйного воображения. Он просто поделился с людьми той реальной радостью, которую переживал, общаясь с преподобным Силуаном. Поделился ощущением простоты и мудрости старца Силуана, – одновременно простоты и мудрости. Очень много значит свидетельство Софрония. Слава Богу, он издал книгу о Силуане Афонском. Напоследок приведу еще один отзыв о том, что дает людям знакомство со святым Силуаном. Один глубоко церковный человек сказал: «Я читаю преподобного Симеона Нового Богослова, и душа моя скорбит, как далеко я от настоящей христианской жизни. Когда читаю старца Силуана, то душа моя утешается о Господе, радуется о Том, Который любит и меня, грешного». Это не значит, конечно, что преподобный Симеон чем-то хуже преподобного Силуана. Это значит, что писания преподобного Силуана оказывают на душу явное утешительное действие, даже когда он много пишет о покаянном сокрушении сердца, о печали по Богу. Писания старца Силуана – это живые слова духовных утешений. Как они нужны нам! Диакон Павел Сержантов 24 сентября 2012 года Источник и продолжение :http://www.pravoslavie.ru/put/56270.htm Преподобный Силуан Афонский: 6 историй из… Валерия Посашко Кто-то из святых известен милосердием, кто-то даром слова... Преподобного Силуана помнят за то, что он любил… Подробнее: http://www.pravmir.ru/prepodobnyj-siluan-afonskijya-nikogda-ne-prixozhu-k-lyudyam-ne-pomolivshis-o-nix/#ixzz2rYIUb35P Преподобный Силуан Афонский - Православие и мир Имя в миру Семён Иванович Анто́нов Рождение 1866 Смерть 11 (24) сентября 1938 Почитается в Православной церкви Канонизирован 1988 В лике преподобных День памяти 11 сентября (по юлианскому календарю Содержание 1 Биография 2 Послушничество 3 Почитание и прославление 4 Цитаты 5 Примечания 6 Литература 7 Ссылки Источник и продолжение : http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B8%D0%BB%D1%83%D0%B0%D0%BD_%D0%90%D1%84%D0%BE%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9 Капли золотых мыслей, или что особенного в Силуане Афонском? Старец Силуан и его работники Состояние отчаяния и духовная практика Преподобный Силуан Афонский. Писания. Канал «Богопознание по трудам Святых» подписаться: http://www.youtube.com/subscription_c...

Всё верно, Ольга. Этот блог я опубликовывала еще в 2011году. Но сегодня, про него вспомнила. Очень нужно было это найти.