Таблица лидеров

Как был установлен Рождественский пост? Установление Рождественского поста, как и других многодневных постов, относится к древним временам христианства. Уже с четвертого века св. Амвросий Медиодаланский, Филастрий, блаженный Августин упоминают в своих творениях Рождественский пост. В пятом веке о древности Рождественского поста писал Лев Великий. Первоначально Рождественский пост длился у одних христиан семь дней, у других – несколько больше. На соборе 1166 года бывшем при константинопольском патриархе Луке и византийском императоре Мануиле всем христианам было положено хранить пост пред великим праздником Рождества Христова сорок дней. Антиохийский патриарх Вальсамон писал, что “сам святейший патриарх сказал, что, хотя дни этих постов (Успенского и Рождественского. – Ред.) не определены правилом, понуждаемся, однако, последовать неписаному церковному преданию и долженствуем поститься… от 15 дня ноября”. Рождественский пост – последний многодневный пост в году. Он начинается 15 (28 – по новому стилю) ноября и продолжается до 25 декабря (7 января), длится сорок дней и потому именуется в Церковном уставе Четыредесятницей, так же, как и Великий пост. Так как заговенье на пост приходится в день памяти св. апостола Филиппа (14 ноября старого стиля), то этот пост называют Филипповым. Зачем установлен Рождественский пост? Рождественский пост – зимний пост, он служит для нас к освящению последней части года таинственным обновлением духовного единения с Богом и приготовлением к празднованию Рождества Христова. Лев Великий пишет: “Само хранение воздержания запечатлено четырьмя временами, чтобы в течение года мы познали, что непрестанно нуждаемся в очищении и что при рассеянии жизни всегда надо стараться нам постом и милостынею истреблять грех, который приумножается бренностью плоти и нечистотою пожеланий”. По словам Льва Великого, Рождественский пост есть жертва Богу за собранные плоды. “Как Господь ущедрил нас плодами земли, – пишет святитель, – так и мы во время этого поста должны быть щедры к бедным”. По словам Симеона Фессалоникийского, “пост Рождественской Четыредесятницы изображает пост Моисея, который, постившись сорок дней и сорок ночей, получил на каменных скрижалях начертание словес Божиих. А мы, постясь сорок дней, созерцаем и приемлем живое слово от Девы, начертанное не на камнях, но воплотившееся и родившееся, и приобщаемся Его Божественной плоти”. Рождественский пост установлен для того, чтобы мы ко дню Рождества Христова очистили себя покаянием, молитвою и постом, чтобы с чистым сердцем, душой и телом могли благоговейно встретить явившегося в мир Сына Божия и чтобы, кроме обычных даров и жертв, принести Ему наше чистое сердце и желание следовать Его учению. Когда начали праздновать Рождество Христово? Начало этого праздника относится к временам Апостолов. В Апостольских постановлениях говорится: “Храните, братия, дни праздничные, и, во-первых, день Рождества Христова, которое да празднуется вами в 25-й день десятого месяца” (desembri). Там же сказано: “День Рождества Христова да празднуют, в он же нечаемая благодать дана человекам рождением Божия Слова из Марии Девы на спасение миру”. Во втором столетии на день Рождества Христова, 25 декабря (юлианского календаря), указывает Климент Александрийский. В третьем веке о празднике Рождества Христова упоминает св. Ипполит. Во время гонений христиан Диоклетианом, в начале четвертого века, в 303 году, 20 000 никодимийских христиан было сожжено в храме в самый праздник Рождества Христова. С того времени, когда Церковь получает свободу и делается господствующей в Римской империи, праздник Рождества Христова мы находим во всей Вселенской Церкви, как это можно увидеть из поучений св. Ефрема Сирина, св. Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, св. Амвросия, Иоанна Златоустого и других отцов Церкви четвертого века на праздник Рождества Христова. Никифор Каллист, писатель семнадцатого века, в своей церковной истории пишет, что император Юстиниан в шестом веке установил праздновать Рождество Христово по всей земле. В пятом веке Патриарх Константинопольский Анатолий, в седьмом Софроний и Андрей Иерусалимские, в восьмом св. Иоанн Дамаскин.Козьма Маиумский и Герман, Патриарх Цареградский, в девятом преподобная Кассия и другие, имена которых нам неизвестны, написали для праздника Рождества Христова многие священные песнопения, которые и ныне звучат в храмах для прославления светло празднуемого события. Как питаться в Рождественский пост? Устав Церкви учит, от чего следует воздерживаться во время постов – “все благочестиво постящиеся строго должны соблюдать уставы о качестве пищи, то есть воздерживаться в посте от некоторых брашен [то есть еды, пищи. – Ред.], не как от скверных (да не будет сего), а как от неприличных посту и запрещенных Церковью. Брашна, от которых должно воздерживаться в посты, суть: мясо, сыр, коровье масло, молоко, яйца, а иногда и рыба, смотря по различию святых постов”. Правила воздержания, предписанные Церковью в Рождественский пост, столь же строги, как и Петров пост. Кроме того, в понедельник, среду и пятницу Рождественского поста уставом запрещаются рыба, вино и елей и дозволяется принимать пищу без масла (сухоядение) только после вечерни. В остальные же дни – вторник, четверг, суббота и воскресенье – разрешено принимать пищу с растительным маслом. Рыба во время Рождественского поста разрешается в субботние и воскресные дни и великие праздники, например, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, в храмовые праздники и во дни великих святых, если эти дни приходятся на вторник или четверг. Если же праздники приходятся на среду или пятницу, то разрешение поста положено только на вино и елей. От 20 декабря до 25 декабря (старого стиля) пост усиливается, и в эти дни даже в субботу и воскресенье рыба не благословляется. Между тем именно на эти дни приходится празднование гражданского Нового года, и нам, православным христианам, надо быть особенно собранными, чтобы весельем, винопитием и вкушением пищи не нарушить строгость поста. Постясь телесно, в то же время необходимо нам поститься и духовно. “Постящеся, братие, телесне, постимся и духовне, разрешим всяк союз неправды”, – заповедует Святая Церковь. Пост телесный, без поста духовного, ничего не приносит для спасения души, даже наоборот, может быть и духовно вредным, если человек, воздерживаясь от пищи, проникается сознанием собственного превосходства от сознания того, что он постится. Истинный пост связан с молитвой, покаянием, с воздержанием от страстей и пороков, искоренением злых дел, прощением обид, с воздержанием от супружеской жизни, с исключением увеселительных и зрелищных мероприятий, просмотра телевизора. Пост не цель, а средство – средство смирить свою плоть и очиститься от грехов. Без молитвы и покаяния пост становится всего лишь диетой. Сущность поста выражена в следующей церковной песне: “Постясь от брашен, душа моя, а от страстей не очищаясь, – напрасно утешаемся неядением: ибо – если пост не принесет тебе исправления, то возненавидена будет от Бога, как фальшивая, и уподобится злым демонам, никогда не ядушим”. Некоторые считают, что при современном бедственном положении в России, когда не выплачивают зарплату, когда у многих нет денег, пост не тема для разговора. Напомним слово Оптинских старцев: “Не хотят поститься добровольно – будут поститься недобровольно…” Редакция портала "Православие и мир" | 27 октября 2016 г. Источник е:http://www.pravmir.ru/rozhdestvenskij-post/

Лес подходил к самым стенам. Сзади, и справа, и слева скита стоял и точно охранял его тоже все лес. Некоторые сосны даже пытливо перевесили свои длинные ветви через скитские стены и как бы наблюдали, что там делается. – Вот это пустыня, древняя палестинская пустыня! – невольно произнес путешественник, изумленный, очарованный внешним видом скита и его безмолвием. И сколько глубокого смысла в этой тропинке с ее изгибами! Да, путь к внутреннему покою – не прямой, не открытый и не просторный путь. Не вдруг он дается подвижнику. Много житейских изгибов нужно пройти, нужно миновать темный лес колебаний, сомнений, пережить сложную, трудную жизнь различных страстей, переболеть все эти болезни души, чтобы найти, наконец, желанный путь к покою сердечному, к этому сладкому, святому покою в обители Отца нашего Небесного. И если уж здесь, в этом раю, не живут Ангелы, нет истинного монашества, после этого уж я и не знаю, где они могут и быть... Все в этом безмолвном приюте отшельников, как бы убежавшем от целого мира, затаившемся в глубине бесконечного леса, начиная с самого входа, поражало постороннего посетителя таинственностью и подготовляло увидеть нечто необычайное. Посетитель, кто бы он ни был, подъехав боковой лесной дорогой к скиту, не въезжает за ограду его, а оставляет экипаж свой у входа. Вход этот есть именно вход, а не въезд. За ворота скита переступает лишь человек. Поэтому все так обставлено, так приспособлено все, чтобы вступающий сознавал, что он вступает в святилище высшей духовной деятельности, имеющей своей задачей - жить во Христе, и проникался благоговением к святому месту… Здесь же, в этом маленьком мире, общая жизнь как бы остановилась, или точно ушли все куда-то, умерли, никого нет здесь, а остались только эти молчаливые стены, этот храм, эти немые цветы, эти белые кельи. Даже все окна в кельях завешаны темными шторами. Точно это было кладбище, но хорошее, изящное кладбище. Только первобытный, естественный, ничем еще не извращенный вкус мог создать такой изящный могильный покой. Хотя бы чей-нибудь вздох или человеческий вопль вырвался из чьей-нибудь человеческой груди в этой стране безмолвия и изобличил, что живет же, наконец, здесь живой человек. Но только и звуков здесь слышалось, что за скитской стеной, по гулкому лесу, простонет тоскливое кукованье весенней кукушки или прорежет замерший воздух скрипучая дробь одинокого дятла, да из отворенных окон церкви медленно, звучно прольются и словно замрут, растают чистые, полные, сосредоточенные звуки церковных стенных часов. И что это за своеобразные звуки! Нигде не слыхал таких путешественник. Точно скрылся в них, в эти часы, отживающий жизнь старец-аскет и возвещает оттуда таинственным гробовым голосом скитскому миру, что все суета, что утренним сновидением отлетит наша жизнь, что с каждым мгновением, с каждым движением маятника невозвратно мы отплываем от берега жизни и подступаем к безбрежному океану смерти и таинственной вечности, без берегов, без конца, без пределов... Кругом обошел путешественник этот зачарованный мир, и хотя бы одна живая душа напомнила ему, что не страна же это, наконец, смерти, что живут же здесь люди. Только звон скитского колокола, тихий, медленный, точно похоронный, несся над этим безмолвным миром и напоминал, что люди действительно здесь живут. Когда путешественник подходил уже к храму, появилась, наконец, и живая душа. Со ступенек одной из келий спустился и, до половины закрытый зеленью и цветами, направился к храму неспешной, степенной походкой, не отрывая глаз от земли, мантийный монах. С противоположной ему стороны, от скитских прудов, из-за деревьев кедровой рощи по направлению к храму едва передвигал ноги, опираясь на черный посох, другой отшельник, обремененный годами, в расшитой белыми крестами по черной мантии схиме. От скитской насеки, из-за скитских могил появились еще отшельники и тихо, благоговейно направлялись к храму. Точно встали все они из могил, пробужденные звуком колокола, как последним трубным призывом Архангела, и, не поднимая от земли глаз, смеженных могильным сном, как замогильные тени, устремлялись к храму с разных концов скита, как бы с разных концов вселенной, готовясь предстать пред Престолом Судии и Владыки живых и умерших. У крыльца, в преддверии храма, некоторые сходились друг с другом, молча кланялись, молча младшие от старших принимали благословение, молча всходили по ступеням церковным, отворяли беззвучную дверь и молча скрывались за нею. «Вот где, в этом рукотворном храме, олицетворяющем нерукотворное небо, за этой беззвучной дверью начинается царство иного строения, иного порядка, иных идей, иной жизни, несокрушимое, вечное царство великих таинств великого Бога, Его судеб, Его жизни. Падают царства, смываются с лица земли потоком всесильной смерти племена и народы, в прах, без следа, рассыпаются их дела. А это царство стоит и живет – вечно незыблемое, вечно живое, вечно льющее потоки жизни, любви и правды. Отложим же ныне всякое житейское попечение, войдем в дом Божий и повергнемся духом, с упованием и доверием, пред Престолом нашего Отца Небесного и Царя царей», – сказал себе путешественник, отворяя дверь в храм и смиренно становясь у порога. Фрагмент воспоминаний Н. В. Сахарова. Из книги «Оптина Пустынь в воспоминаниях очевидцев»