Olqa

Из Википедии: «Ле́то Госпо́дне» (1927—1948) — роман русского писателя И. С. Шмелёва. Является самым известным произведением автора. Был издан в полном варианте в Париже в 1948 г. (YMCA-PRESS). Состоит из трёх частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». «Праздники» были изданы отдельно в 1933 г. в Белграде. Обращаясь к годам детства, Шмелёв запечатлевает в романе мировосприятие ребёнка, принявшего в своё сердце Бога. Крестьянская и купеческая среда предстаёт в книге не диким «тёмным царством», а целостным и органичным миром, полным нравственного здоровья, внутренней культуры, любви и человечности. Шмелёв далёк от романтической стилизации или сентиментальности. Он рисует подлинный уклад русской жизни не столь давних лет, не затушёвывая грубых и жестоких сторон этой жизни, её «скорбей». Однако для чистой детской души бытие открывается, прежде всего, своей светлой, радостной стороной. В «Лете Господнем» чрезвычайно полно и глубоко воссоздан церковно-религиозный пласт народной жизни. Смысл и красота православных праздников, обрядов, обычаев, остающихся неизменными из века в век, раскрыт настолько ярко и талантливо, что роман стал подлинной энциклопедией жизни русского православного человека. Язык Шмелёва органически связан со всем богатством и разнообразием живой народной речи, в нём отразилась сама душа России. И. А. Ильин отмечал, что изображённое в романе Шмелёва — не то, что «было и прошло», а то, что «есть и пребудет… Это сама духовная ткань верующей России. Это — дух нашего народа». Шмелёв создал «художественное произведение национального и метафизического значения», запечатлевшее «источники нашей национальной духовной силы» (Ильин И. А. «О тьме и просветлении»). Основа романа «Лето Господне» — устный рассказ И. С. Шмелёва о русском Рождестве своему семилетнему крестнику в декабре 1927 года в Севре. Вдали от родины (в эмиграции) И. С. Шмелёв создал свою знаменитую автобиографическую трилогию: романы «Богомолье» (1931—1948), «Лето Господне» (1933—1948) и сборник «Родное» (1931). Роман «Лето Господне» занимает центральное место среди этих произведений. Работа над романом заняла у писателя около 14 лет. «В ней, — говорил Шмелёв о своей книге, — я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своём сердце». «Богомолье» и «Лето Господне» объединены общей темой, встречаются одни и те же герои; у них схожи внутренние сюжеты. В начале 1928 г. в парижской газете «Возрождение» был опубликован первый очерк — «Наше Рождество. Русским детям», однако лишь в 1948 г. роман вышел полностью в известном парижском издательстве YMCA-Press, специализировавшемся на русской литературе. В России избранные главы впервые опубликованы в журнале «Новый мир» за 1964 г., полностью книга вышла лишь в 1988 г. В романе «Лето Господне» писатель обращается к воспоминаниям своего раннего детства, которое для него закончилось в семь лет трагической гибелью отца. На страницах книги читатель знакомится с обыденной жизнью купеческого дома и работников, которые считают этот дом своим, уважают религиозные и семейные праздники, крестные ходы. Всё это автор запомнил из своего детства, которое провёл в купеческом доме в Замоскворечье, построенном ещё его прадедом Шмелёвым. Существуют различные трактовки как жанровой принадлежности «Лета Господня», так и художественной манеры писателя. Георгий Адамович скептически замечает: «…перечитывая Шмелева, хочется воскликнуть: „Не узнаю тебя, Россия!“». Иван Ильин, напротив, считает: «…эту книгу написала о себе сама Россия — пером Шмелёва». Так лирическая поэма, по определению И. Ильина, разрастается до поэмы эпической — о России и основах её духовного бытия. «Повествование воссоздаёт обобщающие картины жизни многих поколений русских людей, утверждая мысль о бесконечном жизнетворчестве народа, его силе и мудрости, преемственности его деяний. Жизнь должна строиться не на ломке, а на укреплении фундамента прошлого, на продолжении традиции. Это одна из любимых мыслей автора. В неразрывной связи поколений он видит основу духовного обогащения человека и нации.» Большинство критиков сходятся в том, что стилистика и герои «Лета Господня» ведут своё начало от автобиографических произведений Л. Н. Толстого («Детство»), С. Т. Аксакова («Детские годы Багрова-внука»), М. Горького, а также от прозы Достоевского и Лескова, «Детства Никиты» А. Н. Толстого и т. д. В романе обозначены 3 сюжетные линии: 1) движение церковного года через все главные праздники, 2) история смерти отца главного героя (Вани), 3) духовное взросление Вани под влиянием событий двух первых сюжетных линий. Повседневные дела персонажей тесно связаны с ходом православного календаря: во время Великого Поста запасают на лето лёд, на Спас-Преображение снимают яблоки, в канун «Ивана-Постного» солят огурцы, после Воздвижения рубят капусту. Все ритуалы и обычаи повторяются из года в год. «И всего у нас запасено будет, ухитримся потеплее, а над нами Владычица, Покровом Своим укроет … Работай — знай — и живи, не бойся, заступа у нас великая», — такой житейской мудростью делится Горкин. Таким образом, «заложенная в основу композиции данного произведения идея круга придаёт романному миру облик совершенства, гармонии.» Названия глав «Лета Господня» подчинены православному принципу: «Великий пост», «Ефимоны», «Благовещенье», «Пасха», «Троицын день». Названия основных частей «Лета Господня»: «Праздники», «Радости», «Скорби» — всё это в соответствии с жизнью человека. Через весь роман проходит основная мысль — формирование нравственных качеств. Этой задаче подчинена система образов повести. Ребёнок понимает суть праздника через эмоциональную оценку его названия и через знакомство с обыденной жизнью. Герой следует христианским традициям, участвует в церковных праздниках и в жизни семьи. Семья — это не только отец, сёстры: Сонечка («очень добрая, все говорят — сердечная; но только она горячая, вспыльчивая, в папашеньку, и такая же отходчивая»), Маня и годовалая Катюша, брат Коля. В жизни Вани семья — это и Горкин, Василий Васильевич, нянька Домнушка, кухарка Марьюшка, кормилка Настя, Антипушка-кучер. Ваня, услышав как отец ругает старшего приказчика Василь-Василича за то, что они, пьяные, «чуть не изувечили публику», очень за него переживает. Но всё заканчивается благополучно. Маленький герой из исповеди старого приказчика понимает, что в окружающем мире чтят не деньги, а честь, честность, правду. Ваня принимает всё, что делают взрослые в Чистый Понедельник, благоговейно вдыхая «незабвенный, священный запах „Великого Поста“. На первой своей исповеди у отца Виктора Ваня искренне кается во всех детских грехах. Покаяние не прошло даром: когда после Причастия на улице его попытался оскорбить местный хулиган — Гришка („матрос… в штаны натрес“), Ваня хотел ответить грубостью, „да удержался — вспомнил, что это мне искушение“. В третьей части мы можем проследить духовное взросление Вани: „Святая радость“, „Живая вода“, „Москва“, „Серебряный сундучок“, „Горькие дни“, „Благословение детей“, „Соборование“, „Кончина“, „Похороны“. Три первые главы посвящены прощанию Сергея Ивановича с радостью земного бытия, в остальных — повествование об его уходе в вечную жизнь. Тяжёлым испытанием в жизни Вани становится болезнь отца (после несчастного случая на лошади) и последовавшая за этим смерть. Ему трудно смириться: „Богу ведь тоже сирот жалко <…> пусть старые помирают <…> почему Бог нас не пожалеет, чуда не сотворит“. Кончина отца — вот ответ на эти страшные вопросы. Перед смертью отца Ваня видит сон: он идет с Горкиным по большому лугу, „а за лугом — Троица (отец перед смертью благословляет Ваню образом Святой Троицы.) И луг покрыт живыми цветами“ (христианский символ жизни).

Книги... О них я думаю часто. Войдешь в домик -- вон они, в темном углу лежат сиротливой стопкой. Мои «путевые» книги... Смотреть больно. И они уже «высланы» куда-то. И к ним протянулась кровавая лапа. Когда это было? Вот уже год скоро. День был тогда холодный. Лили дожди -- зимние дожди с дремуче-черного Бабугана. Покинутые кони по холмам стояли, качались. Белеют теперь их кости. Да, дожди... и в этих дождях приехали туда, в городок, эти, что убивать ходят... Везде: за горами, под горами, у моря -- много было работы. Уставали. Нужно было устроить бойни, заносить цифры для баланса, подводить итоги. Нужно было шикнуть, доказать ретивость пославшим, показать, как «железная метла» метет чисто, работает без отказу. Убить надо было очень много. Больше ста двадцати тысяч. И убить на бойнях. Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать -- с человечьих боен. И вот -- убивали, ночью. Днем... спали. Они спали, а другие, в подвалах, ждали... Целые армии в подвалах ждали. Юных, зрелых и старых -- с горячей кровью. Недавно бились они открыто. Родину защищали. Родину и Европу защищали на полях прусских и австрийских, в степях российских. Теперь, замученные, попали они в подвалы. Их засадили крепко, морили, чтобы отнять силы. Из подвалов их брали и убивали. Ну, вот. В зимнее дождливое утро, когда солнце завалили тучи, в подвалы Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листков лежали, на которых к ночи ставили красную букву... одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. «Расход» и «Расстрел» -- тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят. Теперь ясно.... Ковыляет по павлиньему пустырю, за балкой, хромая рыжая кляча -- остов. Пройдет шага два -- и станет. Понюхает жаркий камень, отсохшее, колкое перекати-поле. Еще ступит: опять камень, опять желтенькая колючка. Отведет голову на волю -- море: синее и пустое. Отвернется, ступит. На ее боках-ребрах грязной медью отсвечивает солнце. Это -- кобыла Лярва, с дачи под пустырем, где старый Кулеш стучит колотушкой по железу, выкраивает из старого железа новые печки -- в степь повезут обменивать на картошку. Давно не запрягает ее хозяин. Надорвалась весною, как возила тощенького старичка покойничка на кладбище, -- с тех пор хиреет. Ходит старуха хитро, упасть боится. Упадет -- не встанет. Приглядывается к ней Вербина собака, Белка: чует. Умирающие кони... Я хорошо их помню. Осенью много их было, брошенных ушедшей за море армией добровольцев. Они бродили. Серые, вороные, гнедые, пегие... Ломовые и выездные. Верховые и под запряжку. Молодые и старые. Рослые и «собачки». Лили дожди. А кони бродили по виноградникам и балкам, по пустырям и дорогам, ломились в сады, за колючую проволоку, резали себе брюхо. По холмам стояли-ожидали -- не возьмут ли. Никто их не брал: боялись. Да и кому на зиму нужна лошадь, когда нет корму? Они подходили к разбитым виллам, протягивали головы поверх заборов: эй, возьмите! Под ногами -- холодный камень да колючка. Над головой -- дождь и тучи. Зима наступает. Вот-вот снегом с Чатырдага кинет: эй, возьмите!! Я каждый день видел их на холмах -- там и там. Они стояли недвижно, мертвые и -- живые. Ветер трепал им хвосты и гривы. Как конские статуи на рыжих горах, на черной синеве моря -- из камня, из чугуна, из меди. Потом они стали падать. Мне видно было с горы, как они падали. Каждое утро я замечал, как их становилось меньше. Чаще кружились стервятники и орлы над ними, рвали живьем собаки. Дольше всех держался вороной конь, огромный,-- должно быть, артиллерийский. Он зашел на гладкий бугор, поднявшийся из глубоких балок, взошел по узкому перешейку и -- заблудился. Стоял у края. Дни и ночи стоял, лечь боялся. Крепился, расставив ноги. В тот день дул крепкий норд-ост. Конь не мог повернуться задом, встречал головой норд-ост. И на моих глазах рухнул на все четыре ноги -- сломался. Повел ногами и потянулся... Если пойти на горку -- глядеть на город, увидишь: белеют на солнце кости. Добрый был конь -- артиллерийский, рослый...." Фильм 2008 года http://video.yandex.ru/#search?filmId=QxF3YeWq8gE&where=all&text=%D1%81%D1%8B%D0%BD%20%D1%88%D0%BC%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D0%B0

Да проходит все, Тамара! Пройдут и эти наваждения... Потом, правда другие подтянутся...Я почему-то вспомнила сейчас схиигумению Варвару, Пюхтицы... Где-то же лежат ее письма. И еще другие лежат письма...Чтобы сказала Вам, Тамара, матушка Варвара? Какие слова? Самое первое слово - какое? Вы же много читали уже, если позволит время - перечитайте то, что уже помогло когда-то. И ведь уже столько трудов....Неужели отдадим врагу на радость? Нет, Вы покапризничайте, передохните немного, и обратно... Другого пути нет! Только, самое-пресамое главное - никакой надежды на себя, или на меня, или еще на кого бы то ни было! "Пишешь, что по временам ты очень ослабеваешь, до малодушия, а иногда и до отчаяния. Знай, что главных козней вражих две: бороть христианина или высокоумием и самомнением, или малодушием и отчаянием. Святой Лест­вичник пишет, что один искусный подвижник отражал коз­ни вражий их же оружием. Когда они приводили его в отчаяние, то он говорил себе и врагам: «как же вы не так давно хвалили меня и приводили в высокоумие», — и чрез это отражал злой умысел вражий. Если же враги опять переметывались на другую сторону и начинали хвалить и подавать поводы к высокоумию и самомнению, то старец тут отвечал: «как же вы не так давно приводили меня в отчаяние; ведь это одно другому противоречит». И таким образом сей подвижник с помощью Божиею отражал коз­ни вражий их же оружием, благовременно употребляя одно против другого. Также у тебя бывает иногда мысль воз­давать мужественно против врагов, и спрашиваешь, спра­ведливо ли это? Противоположное сему малодушие по­казывает, что несправедливо. Не нашей меры восставать против злохитрых врагов, а всего вернее со смирением прибегать всегда к помощи и заступлению божественному, призывая на помощь Самого Господа и Пречистую Его Матерь, как советует святой Лествичник: именем Иисусо­вым отражай ратники" (преп. Амвросий). Или вот еще: http://azbyka.ru/otechnik/?Nikodim_Svjatogorets/nevidimaja-bran=1_4 а) Познай свое ничтожество и постоянно содержи в мысли, что ты сам собою не можешь делать никакого добра, за которое оказался бы достойным Царствия Небесного. Слушай, что говорят богомудрые отцы: Петр Дамаскин уверяет, что «ничего нет лучше, как познать свою немощность и неведение, и ничего нет хуже, как не сознавать этого» (греч. «Добротолюбие», с. 611). Св. Максим Исповедник учит, что «основание всякой добродетели есть познание человеческой немощности» (греч. «Добротолюбие», с. 403). Св. Иоанн Златоуст утверждает, что «тот только и знает себя наилучшим образом, кто думает о себе, что он ничто». б) Ищи помощи в сем у Бога в теплых и смиренных молитвах, ибо это Его есть дар. И если ты желаешь получить его, то тебе надлежит прежде водворить в себе убеждение, что ты не только не имеешь такого о себе сознания, но что и стяжать его совсем не можешь сам собой; затем, дерзновенно предстоя пред величием Бога и твердо веруя, что по безмерному Своему благоутробию Он всеконечно дарует тебе такое себя познание, когда и как знает, не допускай уже отнюдь ни малейшего сомнения, что ты действительно получишь его. в) Привыкай всегда опасаться за себя и бояться бесчисленных врагов своих, которым не можешь ты противостоять и малое время, бойся долгого их навыка вести с нами брань, их вселукавства и засад, их преображения в ангелов света, их бесчисленных козней и сетей, которые тайно расставляют они на пути твоей добродетельной жизни. г) Если впадешь в какое-либо прегрешение, как можно живее обращайся к узрению немощности своей и сознанию ее. На тот случай Бог и попустил тебя пасть, чтобы ты лучше познал слабость свою и таким образом не только сам научился презирать самого себя, но возжелал быть презираемым и от других по причине толикой слабости своей. Ведай, что без такого желания невозможно возродиться в тебе и укорениться благодетельному неверию себе, в котором основание и начало истинного смирения и которое само имеет основу в сказанном опытном познании своего бессилия и своей ненадежности. Тамарочка, и есть же люди, которые помнят и любят. И просят молитв о всех вас.))

В родовой палате шелестели перья. Красоты и стати Бог тебе отмерил. И забот сторицей, и скорбей горнило, но отважной птицей ты птенца хранила. Ту, с улыбкой млечной, с синими глазами не узнает встречный в постаревшей маме. Но… Мамина молитва - мой несокрушимый щит, мамина молитва со дна моря вытащит. В Вятке и в Париже, в золоте и в рубище… Ну не уходи же, мама, погоди еще… Мама, погоди еще… Отступали страхи, вспять летели стрелы. Прилетали птахи, если мама пела. На окно садились в комнатушке тесной, слушали – дивились, мама, твоим песням. Выбоин да рытвин сколь тебе досталось, но твоей молитвой мне пелось и дышалось. Мамина молитва - и в победе, и в беде. Мамина молитва на свет Божий выведет. Выправит дорожки, скользкие да ломкие, под босые ножки подстелив соломки. Твоя молитва… Мамина молитва - мой несокрушимый щит, мамина молитва со дна моря вытащит. В Вятке и в Париже, в золоте и в рубище… Ну не уходи же, мама, погоди еще… Мама, погоди еще… (Матушка Людмила Кононова)

"...И я большею частью наблюдал именно подобное состояние у причастников: духовную тишину, умиренность, примиренность, удовлетворенность и самособранность. Получившему мир не хочется чем-либо расстроить его, лишиться его, и потому он уходит внутрь себя, в духовное молчание, в охранение Святыни своей. Я знал одного иеромонаха (окончившего жизнь молодым епископом), который после Причащения старался даже не иметь общения с людьми, даже не ходил на общую трапезу. После же литургии он, нагнувшись и точно собравшись в себя, шел к себе в келлию и молчал, храня полученный Дар Освободителя Бога Духа. И, наоборот, одна причастница, проведя вторую половину дня в мирском веселье, разговорах и шутках (даже, как говорится, "невинных"), к вечеру со слезами горькими плакалась, что она лишилась того духовного Дара, который получила и ощущала ясно после Причащения. Она, следовательно, опять почувствовала себя опутанной сетью греховной, вражьей, сделалась "рабой", потеряла детское, свободное, благодатное состояние. Но рассмотренное настроение еще не есть верх: более достойные или смиренно-покаявшиеся, или по милости Божией незаслуженно-одаренные, испытывают нередко и радость. Обычно ее и принято ждать себе от Причастия или видеть в других причастившихся. Об этом писалось раньше, когда разъяснялось сходство Причастия с Пасхою и говорилось о воскресных молитвах: "Воскресение Христово видевше", "Светися, светися", "О, Пасха велия и священнейшая".... ...Много раз приходилось переживать, как после Причащения обостряется до высшей степени зрение своей греховности, своего растления, своего несовершенства. Не буду даже объяснять, как и почему. Но это бывало не раз. Видишь себя таким, каков ты есть на самом деле. И тогда невозможно не плакать о своем убожестве. Да, ты сподоблен милости. Но именно милости, а милость дается заслуживающим наказания. И потому чем более милость, тем сильнее сознается твоя виновность. Свет сильнее подчеркивает тьму. И Святое Причащение как бы осветит бездну души твоей. Был такой случай. К Оптинскому старцу Амвросию не раз приходила одна женщина, его духовная дочь. И однажды она заявила ему, что чем дольше живет, тем все хуже становится: стала видеть в себе столько и таких грехов, сколько и каких она не замечала раньше. А он ей велел стать у окна и посмотреть на луч солнечный: "Видишь, сколько там носится пыли? Это ее осветило солнце. А не будь луча, казалось бы, что в комнате будто воздух совсем чистый. Так и в душе твоей: все это было и раньше, да только ты не видела, а теперь благодать Божия осветила ее, и ты узрела себя. Не смущайся, а Бога благодари за это. Начало спасения — увидеть свою нищету духовную, как и Господь сказал в первой заповеди блаженства: Блажени нищии духом, яко ваше есть Царствие Божие (Лк. 6:20)..." Митрополит Вениамин Федченков "Плоды Святого Причащения" http://azbyka.ru/knigi/fedchenkov_o_bogosluzhenii_tserkvi_19-all.shtml

Да, Юля, спаси Господи, исправила. Я, правда, не имела ввиду дословное выполнение молитвенных правил. Что неверно, конечно же. Если быть точным - цитирую из Оптинского молитвослова: "От Пасхи до Вознесения вместо молитвы "Царю Небесный..." читается тропарь "Христос воскресе из мертвых..." От Вознесения до Троицы начинаем молитвы со "Святый Боже...", опуская все предыдущие..." "От Пасхи до Вознесения вместо молитвы "Достойно есть..." читаем припев и ирмос 9-й песни Пасхального канона; "Ангел вопияши Благодатней..." Это правило для утренних и на сон грядущим молитв. Простите все, кого смутила неверным написанием.

Вот уже скоро праздник Вознесения! Не будем уже читать тропарь "Христос воскресе из мертвых..." До следующей Пасхи "Ангел вопияше Благодатней..." Ведь совсем-совсем недавно был Великий Четверг, Великая Пятница, службы Оптинские...КАК быстро летит время! Пока еще можем сказать друг другу "ХРИСТОС ВОСКРЕСЕ!" Вместе с вот таким Оптинским подарком в виде праздничной открытки нам всем.

Спаси Господи! В развитие темы http://pesni.voskres.ru/music/artam.htm об авторе музыки и слов "Архидиакону Роману (Тамбергу) (1961 - 1998 г.г.) принадлежит честь продолжения традиции духовного пения, издревле процветавшего и любимого на Руси, а ныне почти забытого. Он не только сочинял и пел современные духовные песни, но одним из первых стал исполнять старинные канты и былины ...."