Таблица лидеров

Притчи о любви и дружбе Всю жизнь я стыдился своей матери. У нее не было одного глаза, и она казалась мне безобразной. Жили мы бедно. Отца я не помнил, а мать… Кто даст хорошую работу, такой как она, – одноглазой. И если меня мать старалась приодеть получше и в школе я не отличался от одноклассников, то она по сравнению с мамами других детей, такими красивыми и нарядными, казалась уродливой нищенкой. Я, как мог, скрывал ее от друзей. Но однажды она взяла, да и пришла в школу – соскучилась, видите ли. И подошла ко мне при всех! Как только я сквозь землю не провалился. В бешенстве убежал, куда глаза глядят. А на следующий день, конечно же, вся школа только и говорила о том, какая у меня мать уродина. Ну, или мне так казалось. И я возненавидел ее. «Уж лучше бы у меня вообще не было матери, чем такая, как ты, лучше бы ты умерла!» - кричал я тогда. Она молчала. Больше всего я хотел поскорее уйти из дома, уйти от матери. Да и что она могла мне дать? Я усердно учился в школе, потом, чтобы продолжить образование, переехал в столицу. Начал работать, женился, обзавелся своим домом. Вскоре появились дети. Жизнь улыбалась мне. И я гордился тем, что всего достиг сам. О матери я не вспоминал. Но однажды она приехала в столицу и пришла в мой дом. Дети не знали, что это их бабушка, они вообще не знали, что у них есть бабушка, и начали смеяться над ней. Ведь моя мать была так безобразна. Давняя обида захлестнула меня. Опять она! Теперь хочет опозорить меня перед детьми и женой?! «Что тебе здесь надо? Решила напугать моих детей?» - шипел я, выталкивая ее за дверь. Она промолчала. Прошло несколько лет. Я добился еще больших успехов. И когда из школы пришло приглашение на собрание выпускников, решил поехать. Теперь мне нечего было стыдиться. Встреча прошла весело. Перед отъездом решил побродить по городу и сам не знаю как вышел к своему старому дому. Соседи узнали меня, сказали, что моя мать умерла, и передали ее письмо. Я не особенно огорчился, да и письмо сначала хотел выбросить не читая. Но все-таки вскрыл. «Здравствуй, сынок. Прости меня за все. За то, что не смогла обеспечить тебе счастливое детство. За то, что тебе приходилось стыдиться меня. За то, что без разрешения приехала в твой дом. У тебя красивые дети и я вовсе не хотела их пугать. Они так похожи на тебя. Береги их. Ты, конечно, не помнишь этого, но когда ты был совсем маленьким, с тобой случилось несчастье, и ты потерял глаз. Я отдала тебе свой. Больше я ничем не могла тебе помочь. Ты всего добился сам. А я просто любила тебя, радовалась твоим успехам и гордилась тобой. И была счастлива. Твоя мама». http://www.smisl-zhizni.ru/pritchi/94-o-lubvi/1166-mama

Уж когда в монастырь, то на одиночество. Плохо жить в монастыре тому, кто в общении со многими хочет жить там, как бы в обществе. И там одного только знать надобно, - настоятеля или духовного отца и старца; а относительно прочих должно быть так расположенным, как будто их нет. Тогда все пойдет хорошо, а без сего сумятица такая, что хуже петербургских балов. Скажу вам одно: начните теперь, в настоящем положении, уединяться дома, и часы уединения преимущественно посвящайте молитве все об одном: "скажи мне, Господи, путь в оньже пойду"... Не словом только и не мыслью только, но с сердечным болезнованием взывайте таким образом. На уединение такое назначьте или часы какие каждого дня, что лучше, - или какие-либо дни недели. И уж держите уединение, как следует, - ища паче вразумления и Божия указания... Присоедините к сему и пост... чувствительный для плоти. Это будет хорошим подспорьем для молитвы. И в то время делайте опыты внутреннего отрешения то от одного, то от другого, - чтобы ко всему стать равнодушною, и удалиться так, чтобы ничто не тянуло назад.Цель: довести себя до того, чтобы душа рвалась из настоящего вашего порядка жизни, как из оков и темницы... Как человек человека видит лицом к лицу, так постарайтесь поставить душу пред Господом, чтобы были с глазу на глаз. Быть сему так естественно, что и поминать бы о том не следовало. Ибо душа по природе к Господу должна стремиться. А Господь всегда близ есть. И рекомендовать их друг другу нечего, ибо они старые знакомые. Пребывание души с Господом, в чем все существо внутреннего делания, не от нас зависит. Господь посещает душу, она и бывает с Ним, и играет пред Ним, и согревается Им. Как отойдет Господь, душа пустеет, и совсем не в ее власти воротить себе Благого Посетителя душ. Но отходит Господь, пытая душу; а бывает, что отходит, наказывая не за внешние дела, а за что-нибудь душой внутри принятое. Когда отходит Господь, пытая душу, то когда она закричит, Он скоро ворочается. А когда отходит наказывая, то - не скоро, пока не сознает душа греха, и не раскается, и не оплачет, и епитимии не понесет. Сколько уже раз сознаете вы обязанность, внушаемую вам совестью: быть с Господом, ничего Ему не предпочитая. Память об этом верно не отходит у вас. Да будет дело сие в силе у вас. В этом ведь и цель наша. Когда мы с Господом, то и Господь с нами. И светло все. В комнате, когда все окна открыты и солнце светит, светло-светло бывает. Но закройте одно окно, потемнеет, а когда все закроются, совсем темно станет. Так и с душой. Когда она всеми силами и чувствами обращена к Господу, в ней все светло, радостно и покойно. Когда же обратит на что либо другое, кроме Господа, свое внимание и чувство, светлость ее умаляется. Больше вещей занимают душу - большая тьма входит... А там, и совсем темно. Мысли не столько омрачают, сколько чувства; однократное увлечение чувств, не столько, сколько пристрастие к чему-либо. Больше всего омрачает грех делом. Умное делание. О молитве Иисусовой Сборник поучений святых отцов и опытных ее делателей

Веками утвержденный опыт показывает, что крестное знамение имеет великую силу на все действия человека, во все продолжение его жизни. Поэтому необходимо позаботиться вкоренить в детях обычай почаще ограждать себя крестным знамением, и особенно перед приятием пищи и пития, ложась спать и вставая, перед выездом, перед выходом и перед входом куда-либо, чтобы дети полагали крестное знамение не небрежно, а с точностию, начиная с чела до персей, и на оба плеча, чтобы крест выходил правильный… Ограждение себя крестным знамением многих спасало от великих бед и опасностей. Любил один лишнее выпить. В таком виде он где-то заблудился, и ему представилось, что кто-то подходит к нему, наливает из графина в стакан водки и предлагает выпить. Но тот заблудившийся предварительно, по своей привычке, осенил себя крестным знамением, и вдруг все исчезло, а вдали послышался лай собаки. Пришедши в себя, он увидел, что забрел в какое-то болото и находится в весьма опасном месте, и если бы не лай собаки, не выбраться бы ему оттуда. … Крестное знамение должно на себе полагать или с именем Святой Троицы, произнося: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», или с именем Единого от Троицы, нас ради вочеловечшагося и волею распеншагося, говоря: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Из писем прп. Амвросия Оптинского

Матушку Никону я видела только один раз - 7 января этого года, на праздничной трапезе, после которой она своими ручками дарила подарки всем, кто принимал участие в трапезе. Щедрый подарок, состоящий из разных конфет. Такой, как получают дети на "Елках". Зал трапезной был красиво, с любовью, со вкусом по-рождественскому украшен. Огромная раскидистая ель, игрушки и огоньки на ней, хор сестер... И было такое ощущение, что в зале не разновозрастные братья и сестры, а дети, настоящие дети. И, как настоящим детям, подарки. Пакетище! Подумалось - может, отдать кому-нибудь из сестер, я же могу купить себе каких угодно конфет, а вот они... Но дети, так дети. Это промелькнувшее желание преобразовалось в крик просто - ни за что! это мой подарок, подарок из давно забытого детства. Эта елка - для меня, эта любовь - для меня, эта радость - для меня! Так и не подарила...Вернее, часть подарила потом, много позже, а оставшиеся лежат до сих пор. Это неприкосновенное. А в подарочке лежал красивый листок с пожеланием на весь следующий год, до следующего Рождества (так пояснили сестры). И так чувствовалось во всем забота и любовь матушки игумении. Только лишь бросалась в глаза ее сильная-сильная усталость, немощь по-серьезному... Вот матушкины конфетки... Да, всего лишь четыре с небольшим месяца прошло. Матушки нет. В монастыре, по-вчерашним ощущениям, сиротство, настоящее. Заплаканные лица сестричек, опоясанный черной лентой матушкин посох и в черной накидке ее место в храме. Скорбь... Сестра Ирина, которая проводила для нас экскурсию, не смогла сдержать слез, рассказывая о матушке Никоне. Сколько трудов! за 22 года из полных руин восстановлена такая красота! 150 сестер, 40 из которых - сестры почтенного возраста, находящиеся в богодельне. Все иконы в Казанском храме - дело рук сестер. Огромное подсобное хозяйство - дело рук сестер. Скотный двор, больница, трапезная, и прочая, прочая... Монахиня ушла уже, через несколько шагов обернулась и сказала: "Просим ваших святых молитв нам в помощь...." И я прошу ваших святых молитв о сестрах Шамординской обители. Место упокоения...

http://www.pravoslavie.ru/put/54007.htm?utm_source=twitterfeed&utm_medium=twitter Отец Сергий – монах почаевский Схииеромонах Сергий (Соломка) был одним из старейших насельников Почаевской лавры. Накануне Троицы из Почаева пришла печальная весть: 1 июня отец Сергий отошел ко Господу. В Киеве Почаевская братия. 1970-е годы Мы познакомились с отцом Сергием, когда он, постриженик Почаевской лавры, проживал в Киеве при храмовом комплексе архистратига Михаила в память о жертвах Чернобыля, куда он переехал из Почаева «по болезни» и где вскоре снискал всеобщую любовь прихожан. Эта разлука с любимой обителью длилась 10 лет. Мы не видели отца Сергия праздно сидящим. Он или книгу старую облекал в новую обложку, или сапоги чинил, или окно конопатил, «зиму упреждая». Но больше молился или читал. Кроме Евангелия, он не разлучался с еще одной книгой – «Лествицей» Иоанна Лествичника. Тогда же он подружился и с книгой архимандрита Софрония (Сахарова; † 1993) «Старец Силуан», которую он изучал с карандашом в руке, подчеркивая непонятные слова ученого автора, вроде «экклесиология», «онтология», «трансформация» и др. В храме, кроме чтения синодиков и поминальных записок, он еще подпевал тенорком на нижнем, «бабушкином», клиросе. В летнее время уединялся за строительным забором, за кучей щебенки. Сидя под смолянистой сосной, он, как сам выражался, «выгревал косточки на зиму», тянул четки, склонившись над Псалтирью и своей «амбарной книгой», где у него хранились имена сотен рабов Божиих, о которых он непрестанно молился и в келье, и на службах. Мы пробовали было вывезти его на природу, на дачу или предлагали даже на море съездить, но он возражал: «Море и всякие там курорты – не для православных. У православных не бывает отпусков. А мне без храма никак нельзя. Мы хоть и никудышные монахи, но поле брани покидать нельзя. А вдруг Командир придет в полунощи, а мы – на море?» «Батюшка, а вот бы в Иерусалим съездить! Помолитесь…» – говорили его прихожанки. «В Иерусалим? Денег много? Вон у вас лавра под боком Печерская. 150 угодников Божиих почивает. В мире такого не сыщешь! Вот вам и Иерусалим, и Афон! В Киеве уже 4 миллиона населения, а многие и в лавре-то никогда не бывали. Когда-то паломники там ходили, как волны морские; пешком шли за сотни верст и Бога благодарили… А вам, родненьким, Иерусалим подавай…» Сам отец Сергий раз в неделю отправлялся с левого берега Днепра, где молился, на правый – на автобусе, через Днепр, – к подножию лавры и шел пешком наверх к пещерам, чтоб поклониться угодникам Божиим. Рассказывать о себе отец Сергий не любил. Но, как все пожилые люди, иногда «скатывался» в прошлое, и тогда из глубины десятилетий всплывала история Церкви второй половины ХХ века. Послевоенный Почаев Он родился в западно-украинском селе Надворнянского уезда под Станиславом (ныне Ивано-Франковск) в семье глубоко верующих крестьян. Когда началась война и советские войска со временем стали оттеснять гитлеровцев к западной границе, Василий Соломка (мирское имя батюшки) был призван в пехоту Красной Армии. Он вспоминал, что их, «желторотых», выдав им по винтовке, кинули сразу в атаку. «А стрелял враг так, что пули сыпались как град, – вспоминал отец Сергий. – Срезанные выстрелами листья осыпались, будто кто-то деревья трусил, и мои друзья падали один за одним. А я молитву творил Божией Матери вслух и вопиял к Ней, приговаривая: “Пощади, Владычица, пощади! А я Тебе обет даю: уйду в Почаев!” И так я прошел не одну атаку, и даже пуля меня ни разу не царапнула. Так хранила Пресвятая Богородица меня, грешного…» Вернувшись с фронта в родную деревню, Василий Соломка принялся просить родителей отпустить его в лавру послушником. Но они противились: кто им, уже постаревшим, помогать будет? Василий все же настоял на своем, рассказал, как хранила его на фронтах Богородица и как он Ей молился. Поняли старики, что сын призывается к монашеству, и со слезами благословили его. У него не было ничего, кроме самого необходимого для монаха – нескольких одежд, книг да икон. В семинарии не учился, академией для него стали многолетние богослужения и усердное чтение святых отцов. Да еще советы старшей братии, среди которых были и современники Иоанна Кронштадтского, и будущие преподобные – Кукша Одесский и Амфилохий Почаевский, ныне прославленные, и другие духоносные старцы. С ревностью и любовью принялся молодой послушник за исполнение монастырских послушаний. Был и скотный двор, и полевые работы, и ремонт разрушенных монастырских зданий. Вскоре состоялся иноческий постриг. Инок-фронтовик после трудов и богослужений еще подвизался в келье, спал урывками, не раздеваясь. Матрацем многие десятилетия служил ему овчинный полушубок, брошенный на койку, и лишь на старости, уже в Киеве, он позволил себе «оборудовать» постель. Затухали пожарища войны, залечивала раны и пострадавшая Почаевская лавра. Казалось, монашеская жизнь налаживается и обитель заживет ритмичной монастырской жизнью. Но после смерти Сталина и развенчания его культа новый советский лидер Н.С. Хрущев, помня о «либерализме» Сталина по отношению к Церкви в военные годы и его «семинарское прошлое», решил исправить эти «религиозные изъяны». Церковь и светлый путь к коммунизму с космическими спутниками и первым полетом в космос человека были несовместимы. Ее, Церковь, следовало уничтожить. Хрущевские гонения Эту полосу воинствующего атеизма в светских средствах массовой информации обходят стороной. Говорят о сталинских репрессиях, ГУЛАГе, Соловках, голодоморе. А о том, что в не очень далеких 1960-х Церковь подвергалась жесточайшим гонениям, современное поколение вообще ничего не знает. История Почаевской лавры – красноречивая иллюстрация этого безбожного периода. В 1958 году, в день Святой Троицы, во время богослужения Троицкий собор снаружи внезапно трижды озарился дивным, подобно блеску молнии, светом, озарившим мозаичные изображения на стенах храма, которые тут же обновились. Четко проступили лики святых, ранее почти неразличимые, нимбы над главами Царицы Небесной и Младенца засияли золотом. Милиция стала разгонять толпы людей, собравшихся увидеть чудо и прославить Господа. Ровно через год, в 1959 году, в этот же день у иконы Богородицы прозрел слепорожденный мужчина. Почувствовав резкую боль в глазах, он вскрикнул и от неожиданности взмахнул руками, разбив сразу три лампады, висевшие пред иконой. Он видел и стал со слезами рассказывать об этом окружающим. И снова милиция ликвидировала «театр, устроенный монахами»: исцеленный раб Божий был выдворен за пределы Почаева. Но чудеса, во множестве происходившие в этот период, не останавливали безбожников. В том же 1959 году властями был принят «План мероприятий по прекращению паломничества к так называемым “святым местам”». Закрыта гостиница для паломников у подножия лавры: там разместили музей атеизма, куда до 1988 года привозили группы туристов прежде посещения ими Почаевской лавры. В Почаевской лавре было отключено отопление и подача воды, закрыты мастерские и свечной цех, отобраны хозяйственные помещения. Одновременно монахов лишали прописки, так что к 1962 году из проживавших в лавре 180 человек прописку имели лишь 23. По ночам к обители приезжали крытые грузовики. Монахов насильно сажали в них, вывозили за много километров и отпускали, пригрозив расправой и тюрьмой. Доходило до того, что милиция использовала пожарные шланги, заливая кельи и закрывшихся там иноков. В письме Н.С. Хрущеву и генеральному прокурору СССР Р.А. Руденко от братии лавры есть следующие строки: «За истекшие годы гонений в лавре не было ни одного агитатора, который сумел бы научно и обоснованно доказать, что Бога нет. “Доказывают” угрозами, насилием, высылкой, расправой и тюрьмами». За «нарушение паспортного режима» были привлечены к уголовной ответственности многие почаевские монахи: проживавший в лавре более полувека игумен Вячеслав (Пассаман), иеромонахи Амвросий (Довгань), Валериан (Попович), Дионисий (Комонюк), иеродиаконы Апеллий (Станкевич), Антоний (Коростелов), Андрей (Щур) и другие. Среди прочих и иеромонах Сергий (Соломка) был приговорен к двум годам лишения свободы. Из заключения иноки возвращались в лавру: не желали расставаться с родной обителью. Отец Сергий вспоминал, как прятались они на лаврских чердаках, спали в ящиках зимой, тайно посещали богослужения. Почаевские иноки ездили в Москву в Совет по делам религий и через знакомых хлопотали там о возращении прописки для изгнанной братии, писали обращения к мировой общественности, которые передавали в Москве корреспондентам зарубежных радиостанций. Риск был неописуемый: за такую «деятельность» иноков могли упрятать в застенки на многие годы. Однако «сберегла Богородица», говорил отец Сергий. В ноябре 1963 года председатель КГБ В. Семичастный вынужден был доложить в ЦК КПСС о том, что жалобами почаевской братии занимаются такие международные организации, как Всемирный Совет Церквей и ООН. Иноки обращались, между прочим, и к английской королеве, на радиостанции Би-Би-Си и «Голос Америки». Знаменитое письмо почаевских монахов всколыхнуло Запад. В марте 1964 года на митинге в Париже французский писатель, Нобелевский лауреат Франсуа Мориак заявил: «Когда в Москве распинают Христа, мы слышим Его стон в Париже». Был направлен протест Хрущеву, создан Международный комитет информации об антирелигиозных гонениях в СССР. Репутации Советского Союза был нанесен значительный ущерб. Гонения были прекращены, а главный их идеолог Н.С. Хрущев, обещавший к 1980 году «показать последнего попа», 14 октября 1964 года, в праздник Покрова Божией Матери, был бесславно смещен с поста генсека. И в который раз подтвердились слова Христа: «Созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 18). На послушании эконома Когда годы испытаний остались позади и отцу Сергию были возвращены его права как насельника Почаевской лавры, он уже был опытным и закаленным иеромонахом. Братия уважительно относилась к нему, и на лаврском соборе отец Сергий был избран на ответственную должность эконома. Почаевская лавра Почаевская лавра – это ансамбль уникальных церквей, великая мировая святыня. Здесь в 1240 году, когда на Киевскую Русь двинулось нашествие Батыя, на горе в огненном столпе явилась Пречистая Богородица, свидетельствуя, что Сама будет покровительствовать верным чадам Русских земель. С той поры Почаевская обитель стала вторым Афоном, оплотом Православия на границе с агрессивным католическим Западом, великой православной святыней. Величественный и уникальный Успенский собор с пещерным храмом преподобного Иова, с хранящимися в нем чудотворным Почаевским образом Божией Матери, источником из цельбоносной стопы Богородицы с драгоценным киотом, чудотворными нетленными мощами преподобного Иова, другими святынями, Троицкий собор, монашеские корпуса, святой источник, лаврская колокольня… Все это требовало ухода, ремонтных и реставрационных работ, которые многие годы если и проводились, то под строжайшим контролем атеистической власти. Новый эконом лавры иеромонах Сергий с наместником «дерзают» ремонтировать купола и крыши, меняют полы, обновляют братские кельи, лаврскую трапезную, возрождают закрытые мастерские. Особой инициативой эконома отца Сергия стала его идея высадить вокруг лавры вечнозеленое кольцо из редких хвойных пород, «дабы уставшая братия и многочисленные паломники дышали целебным воздухом и могли отдохнуть в тени аллей от подвижницких трудов». Недавно в разговоре с одним из старых насельников лавры я поинтересовался этим фактом и услышал рассказ о том, как «маленький Сергий» (отец Сергий был небольшого роста) по ночам «таскал шланги с водой», поливая молодые хвойные саженцы. Он ездил за ними по всей Украине, добывал в питомниках, где-то в Закарпатье, в ботанических садах. Сам лично нарисовал план зеленых лаврских насаждений и составил карту, скрепленную архиерейской подписью и печатью. Сейчас, если вы посетите святую обитель, увидите у подножия лавры и на ее склонах высокие яхонтовые хвойные аллеи, огромным кольцом опоясывающие древнюю обитель Пресвятой Богородицы. Была еще одна «немощь» у почаевского эконома – любовь к лошадям. Он так же ездил «по всему свету» в поисках хороших породистых гужевых помощников. «Лошадь, – говорил отец Сергий, – преданное и умное животное, умнее собаки. Бог дал ее в помощь людям как кормильца, труженика и защитника». Братия, зная о лошадиной «слабости» эконома, шутя называла его «конокрадом». Во времена перестройки отец Сергий был в числе инициаторов возрождения типографского дела в обители. Ездил в Москву за первым печатным оборудованием. Он, по воспоминаниям братии, отличался любвеобильностью, ласковостью, никогда не раздражался и не повышал голоса. Монашеские обеты ставил превыше всего. В келье его, кроме немногих книг и старых подрясников и рясы для богослужений, ничего не было. Однако враг не дремал: бывшему экзарху РПЦ в Украине митрополиту Филарету была прислана докладная от «компетентных лиц» с просьбой убрать слишком инициативного и неудобного почаевского эконома. Отцу Сергию «велено было» переехать в Одесский мужской монастырь. Иеромонах… выказал непослушание будущему раскольнику, за что на несколько лет был запрещен в служении. Последняя встреча 65 лет (!) монашества – это целая эпоха. И один Господь знает, сколько молитв, воздыханий, трудов и пота было пролито иноком ради Господа! В последний раз мы встретились с отцом Сергием уже в Почаеве в июле 2010 года. Он жил в Свято-Духовом скиту, расположенном на горе в нескольких километрах от обители. Здесь было тихо и благодатно. Древняя надвратная церковь пропустила нас на территорию. У привратника мы узнали, что отец Сергий жив, «но уже слаб ногами», и, «если будет благословение», нас пустят к нему в келью. Мы вошли в маленькую келью монашеского корпуса, разделенную ситцевой занавеской, за которой жил отец Георгий, ухаживающий за батюшкой. Батюшка полулежал на высоких подушках в ряске. Он улыбнулся и благословил. – Узнаете нас, батюшка? – спросили мы. – Узнаю, узнаю, – тихо проговорил он. – Помню, помню и молюсь о вас. И стал перечислять всех, кого знал в Киеве. Позвал келейника и попросил напоить нас чаем. Мы спросили батюшку о его самочувствии. Он помолчал, а потом с неизменной улыбкой «пошутил»: – Я уже мертвый наполовину… Мы еще о чем-то говорили, снова брали благословение. Было грустно и радостно: сподобил Господь увидеть старца. – Мы еще приедем и увидимся, отец Сергий! – Бог знает, Бог знает, – тихо ответил он на прощанье. Сергей Герук 4 июня 2012 года

http://dl.dropbox.com/u/14810178/605660a16376.mp3 о. Василий... Очень много всего хотелось бы написать и рассказать про Батюшку в этот день. День его рождения. Но после многочисленных неудачных попыток изложить хотя бы один из тех случаев, когда он меня поднимал во времена, когда, как мне казалось, уже встать невозможно, мне на ум пришел отрывок из интервью, которое он дал перед смертью: "- И все это несказанно? - Несказанно, потому что как рассказать о том, как действует Бог? Это невозможно." Наверно, это и есть объяснение тому, что все попытки оказались неудачными)))

Я вот все думаю, а правда есть ли дружба и если она есть, то куда она девается потом? Вот оказавшись в очередной жизненной проблеме, я начинаю понимать что у меня никогда не было друзей... Нет, вы не подумайте, я не жалуюсь... Просто хочу разобраться в себе и понять что и где я делаю не так... Всю свою грешную жизнь у меня всегда было очень много народа вокруг. Все они кричали что они друзья. Хотя я никогда не ставила кого-то во главу угла. Хотя нет, вру (в чем прошу у Господа прощения), ставила, девять лет ставила во главу свою на тот момент как мне казалось ДРУГА! Девять лет я жила ее проблемами, решала их, всегда защищала ее мужа чтобы они не ругались. Стала крестной матерью их младшего сына. Да не просто так стала, а очень тяжело мне дался этот крестник. Сначала узнав о беременности мне сказали что будут делать аборт. Там уже было четверо детей. Но я плакала и просила подумать. Я пыталась доказать что где есть кусок хлеба для четверых, там и пятому найдется... Потом мне сказали что аборт дело решенное. Как я горевала, как я плакала... Но Господь решил эту ситуацию и мой Максимка появился на свет. И знаете, я все время думала что люди придумывают что муж может испытывать токсикоз вместе с женой... Я конечно не муж, но всю беременность своей подруги проходила как будто сама была беременной. А уж рожать заставила ехать через храм, чтобы у батюшки благословение на роды взять. Сама, трижды рожавшая, не брала ни разу, не было рядом людей ктобы научил. А вот с Максимом как будто мне сказал кто что надо брать. И вот представьте, Вербное воскресенье, народу в храме тьмя-тьмущая... Я к матушке, говорю :"Матушка, так и так, батюшка срочно нужен!" Она мне сказала куда идти. Подхожу к батюшке, говорю... Он говорит:"Я после службы могу придти!". А я ему в ответ:" Батюшка она здесь в машине, можно я её приведу?" У батюшки "глаза на лоб полезли". "Она что здесь? Вы ее мне на скорой привезли?" Я в ответ нет мол, муж на машине ее везет в роддом и я попросила завести в храм. А у кумы схватки вовсю... Батюшка говорит "Видите ее быстрей!" Потом сам вышел и молитву читал на улице чтоб в храм не заводить, народу то много. А ещё через три часа у меня родился крестник. Огромный крепыш. И всегда я была рядом какая бы беда не стряслась... Мужа могло не быть рядом, а я была... А когда у меня случались беды, она молча отходила. Всегда была "уверена" в моих способностях. И так было ровно до того года, пока ее муж не поднял на меня руку... Ни за что, я не была виновата, просто они ругались а я не хотела чтобы они детей напугали. Он хотел ее ударить, но этот удар и не один я приняла как обычно на себя... Но что Бог не делает все к лучшему. Дальше у них были еще хуже проблемы в семье и тогда мы с ее бы мужем точно уже поубивали друг друга. мы с ним не очень тепло друг к другу относились... И так всегда. Мои друзья могли позвонить мне в два-три часа ночи и криком кричать что я им срочно нужна, у них беда-несчастье... И я шла, бежала. ехала... Если кому-то надо было ехать ко врачу, меня брали с собой, потому что кроме меня никто не мог. Если надо было решить вопрос об устройстве ребенка в школу-сад, опять я... А если вдруг не дай Бог я говорила что у меня проблемы. мне отвечали :"Ты сильная, справишься!" И вот оно. то горе-беда, в котором виновата только я и никто другой. А рядом пустота... Полный вакуум!!! Опять неправда... Рядом три человека которые поддерживают меня, своими молитвами и просто стоят рядом... Но это все! На мою дочь "орут", на сына "плюют"... А когда одна из моих стоявших рядом позвонила одной моей ПОДРУГЕ. та ответила:"Куда делась наша дружба? Почему она мне даже не позвонит?" Прошел месяц, она даже не сделала попытки со мной как то соеденится. зато сходила в милицию и написала на меня заявление даже не дав мне объясниться... Куда делась наша дружба?

Преподобный Псой Милостивый встречал всех путников, заходивших в монастырь и сам омывал им ноги. Однажды на ногах одного из пришельцев он увидел зажившие раны от гвоздей. «Кажется, я Тебя знаю», - трепетно произнес Псой. Путник исчез. Ученики настойчиво просили преподобного сделать так, чтоб и им лицезреть Христа. Господь откликнулся на молитву Псоя и пообещал встретить их на горе. Псой, помолившись, позвал учеников вместе взойти на гору. На пути они встретили старого калеку, который, узнав куда они идут, попросился с ними. Ученики отказали старику, ведь дело очень серъезное, вдруг он недостоин. Позади шел Псой. Старик обратился и к нему с той же просьбой. Преподобный сжалился над калекой и посадил его к себе на плечи. Скоро Псой изнемог: «Знаешь, - сказал он калеке, - что-то ты становишься все тяжелее, не понимаю, почему это происходит». И вдруг он обратил внимание на ноги старика: «По-моему, я уже омывал когда-то Твои ноги». Калека исчез, а Псой, добравшись наконец до вершины, нашел там своих нерадивцев. «Где же ты был? Где же Христос?» - спрашивали они. А он отвечал: «НЕ НА ГОРЕ НАДО ЕГО ИСКАТЬ, А В БЛИЖНЕМ СВОЕМ».

. Венчание на Царство (Священное Коронование). Венчание на Царство (Священное Коронование) русских Государей по определенному церковному обряду было совершено впервые при Великом Князе Московском Иоанне III над внуком его Димитрием, 4 февраля 1498 года. Известно указание летописи на присылку Владимиру Мономаху подарков от византийского Императора, и на этой основе была создана повесть о мономаховом венце и бармах, в которой говорится, что Мономах «венчан бысть тогда в Киеве тем царским венцем и оттоле Боговенчанный Царь нарицашеся в Российском Царствии». Царь Иоанн Васильевич IV Грозный в своей духовной благословлял сына Иоанна Иоанновича «Царством Русским, шапкою Мономаха и всем чином царским, что прислал прародителю нашему Царю и Великому Князю Владимиру Мономаху Царь Константин Мономах из Царьграда». Над преемником Иоанна III Василием III обряд венчания не был совершен; точно так же оставшийся после Василия трехлетний сын Иоанн Васильевич IV не был венчан на Царство, а только благословлен митрополитом. Но когда Иоанн Васильевич IV Грозный достиг 16-летнего возраста, он объявил митрополиту Макарию и боярам о своем решении венчаться «Царским Венцом» на Государство. В чин венчания Ивана IV впервые вошло Миропомазание, очевидно также взятое из чина венчания византийских Императоров. При венчании Царю подали кроме шапки Мономаха, Животворящего Креста и золотой цепи также «скипетр, чтобы править хоругви Великого Русского царства» (16 января 1547). При венчании Бориса Годунова 1 сентября 1599 в числе знаков царского достоинства впервые появляется яблоко, или держава: «Как это яблоко, приняв в свои руки, держишь, — говорил Патриарх, — так держи и все царства, данные тебе от Бога, соблюдая их от врагов непоколебимо». При Алексии Михайловиче начали играть большую роль бармы при венчании, а Феодор Алексиевич надел во время венчания порфиру. Он был последний Царь, короновавшийся мономаховыми регалиями: т. к. за ним последовало коронование сразу двух Царей, то для них сделаны были новые регалии. Императорской короной коронуется впервые супруга Петра I Екатерина I (7 мая 1724). Петр I сам составил чин коронования и придал этой церемонии преимущественно государственный характер. О коронации объявлялось на всех площадях «во всенародное множество» через герольдов с трубачами и литаврами. Древние бармы Петр заменил западной епанчой или мантией из золотого штофа, подбитой белыми горностаями и расшитой орлами; отменено было надевание Мономахова Креста. Вместо шапки Мономаха для Императрицы сделали новую корону по образцу византийских. Все прочие регалии (скипетр, державу) Петр оставил прежние. Сохранено было также Миропомазание. Из Государей императорской короной первым венчался Петр II 25 февраля 1728 года в Москве. Император Иоанн VI и Петр III коронованы не были. Коронование Павла I происходило одновременно с супругой, причем Павел, подобно Петру I, возложил на Императрицу только венец и епанчу, а скипетр продолжал держать в своей руке. Принимая из рук Императора венец, Императрица преклонила пред ним колена. Особенность коронации Павла (5 апреля 1797 года) состояла еще и в том, что он по окончании обряда прочитал и затем положил на престол в Успенском соборе составленный им и в тот же день обнародованный Закон о Престолонаследии, или «Учреждение об Императорской фамилии». В XIX веке русские Государи, чтобы венчаться на Царство, приезжали из Санкт-Петербурга в Москву и останавливались в Петровском дворце. В навечерие торжественного дня коронования как в главном Успенском, так и в прочих соборах и церквах по всей Москве отправляли пополудни в четыре часа молебен со звоном, а к вечеру — всенощное бдение. Цари и члены Императорской фамилии слушали всенощное бдение в храме Спаса за Золотой Решеткой, где читалось и правило к Причащению. В самый день коронования, когда начало торжества возвещалось двадцатью одним выстрелом из пушек, от Успенского собора начинался благовест в большой колокол, потом — в другие перебором, как обычно бывает для крестного хода. Синодальные члены и преосвященные архиереи с прочим духовенством собирались в соборе и совершали молебствие о многолетнем здравии Его Императорского Величества. По окончании молебна и литургийных часов ожидали в священническом одеянии пришествия Императорской четы. Когда начиналось шествие, звонили во все колокола. При приближении царских регалий к южным дверям соборной церкви все архиереи и прочее духовенство в священническом одеянии выходили из церкви на паперть и воздавали регалиям честь каждением фимиама и кроплением Святой водой. По внесении регалий в церковь архиереи с прочим духовенством ожидали на прежнем вне церкви месте прибытия Их Величеств, когда же те приближались к паперти, первенствующий архиерей произносил речь и подносил благословящий Крест, а другой кропил Царскую чету Святой водой. Потом, в предшествии тех же архиереев и духовенства и при пении певчими псалма «Милость и суд воспою тебе, Господи», Их Императорские Величества вступали в церковь и по троекратном поклонении перед Царскими вратами прикладывались к Святым местным иконам, а потом следовали на приуготовленный посреди церкви под балдахином трон и восседали на Императорских Престолах. Архиереи же и прочие духовные становились от ступеней трона до Царских врат по обе стороны. В то время звон прекращался. По окончании пения псалма и по прекращении звона первенствующий архиерей, взойдя на амвон трона, обращался к Его Величеству со следующей речью: «Благочестивейший Великий Государь наш Император и Самодержец Всероссийский! Понеже благоволением Божиим, и действием Святаго и Всеосвящающаго Духа, и Вашим изволением имеет ныне в сем первопрестольном храме совершиться Императорского Вашего Величества коронование и от Святаго мира помазание; того ради по обычаю древних христианских Монархов и Боговенчанных Ваших Предков, да соблаговолит Величество Ваше в слухе верных подданных Ваших исповедать Православно-кафолическую Веру, како веруеши?» И подносил Величеству раскрытую книгу, держа ее на руках. Его Величество по поднесенной архиереем книге гласно прочитывал святой Символ Православной веры. По прочтении Символа тот же архиерей к Его Величеству возглашал: «Благодать Пресвятаго Духа да будет с Тобою, аминь», прочие архиереи тайно говорили то же. Начиналась ектенья, на которой вместе с обычными молитвенными прошениями возносилось моление о Венчаемом Монархе: «О еже благословитися Царскому Его венчанию благословением Царя царствующих и Господа господствующих; о еже укреплену быти скипетру Его десницею Вышняго; о еже помазанием Всесвятаго Мира прияти Ему с небес к правлению и правосудию силу и премудрость; о еже получити Ему благопоспешное во всем и долгоденственное Царствование; яко да услышит Его Господь в день печали, и защитит Его имя Бога Иаковля; яко да пошлет Ему помощь от Святаго, и от Сиона заступит Его; яко да подаст Ему Господь по сердцу Его, и весь совет Его исполнит; яко да подчиненные суды Его немздоимны и нелицеприятны сохранит; яко да Господь Сил всегда укрепляет оружие Его; о покорити под нозе Его всякаго врага и супостата; о еже благословитися Царскому венчанию и Супруги Его Благочестивейшей Государыни Императрицы благословением Его же Царя царствующих и Господа господствующих». По окончании ектеньи протодиакон возглашал: «Бог Господь и явися нам», и клир пел: «Бог Господь и явися нам, благословен Грядый во имя Господне». Стих: «Исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его». Стих: «Обышедше обыдоша мя, и именем Господним противляхся им». Стих: «Не умру, но жив буду, и повем дела Господня». Стих: «Камень, Егоже небрегоша зиждущии, Сей бысть во главу угла; от Господа бысть Сей, и есть дивен во очесех наших». После пения тропаря «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы Благоверным Царем на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство», – происходило чтение пророчества Исаиина: «Тако глаголет Господь: радуйтеся, небеса, и веселися, земле, да отрыгнут горы веселие и холми правду, яко помилова Бог люди Своя и смиренныя людий Своих утеши. Рече же Сион: остави мя Господь, и Бог забы мя. Еда забудет жена отроча свое, еже не помиловати изчадия чрева своего; аще же и забудет сих жена, но Аз не забуду тебе, глаголет Господь. Се, на руках Моих написах стены твоя, и предо Мною еси присно, и вскоре возградишися, от нихже разорился еси, и опустошившии тя изыдут из тебе. Возведи окрест очи твои и виждь вся, се, собрашася и приидоша к тебе, живу Аз, глаголет Господь: всеми ими аки в красоту облечешися и обложиши себе ими яко утварию невеста. Понеже пустая твоя и разсыпаная и падшая ныне утеснеют от обитающих, и удалятся от тебе поглощающии тя». По прочтении пророчества прокимен: «Господи, силою Твоею возвеселится Царь, и о спасении Твоем возрадуется зело». Стих: «Желание сердца его дал еси ему, и хотения устну его не лишил еси его». Стих: «Яко предварил еси его благословением благостынным, положил еси на главе его венец от камене честна». Затем следовало чтение Послания Святого Апостола Павла к Римлянам: «Братие, всяка душа властем предержащим да повинуется. Несть бо власть, аще не от Бога: сущия же власти от Бога учинены суть. Темже противляяйся власти Божию повелению противляется: противляющиися же себе грех приемлют. Князи бо не суть боязнь добрым делом, но злым. Хощеши же ли не боятися власти; благое твори, и имети будеши похвалу от него. Божий бо слуга есть, тебе во благое. Аще ли злое твориши, бойся: не бо без ума меч носит: Божий бо слуга есть, отмститель в гнев злое творящему. Темже потреба повиноватися не токмо за гнев, но и за совесть. Сего бо ради и дани даете: служители бо Божии суть во истое сие пребывающе. Воздадите убо всем должная: емуже убо урок, урок; а емуже дань, дань; а емуже страх, страх; и емуже честь, честь». По прочтении Апостола «аллилуиа» трижды и затем чтение Святого Евангелия от Матфея: «Во время оно, совет приемше вси фарисее на Иисуса, яко да обольстят Его словом. И посылают к Нему ученики своя, со Иродианы, глаголюще: учителю, вемы, яко истинен еси, и пути Божию воистинну учиши, и нерадиши ни о комже: не зриши бо на лице человеком. Рцы убо нам, что Ти ся мнит; достойно ли есть дати кинсон кесареви, или ни. Разумев же Иисус лукавство их, рече: что Мя искушаете, лицемери. Покажите Ми златицу кинсонную. Они же принесоша Ему пенязь. И глагола им: чий образ сей и написание; и глаголаша Ему: кесарев. Тогда глагола им: воздадите убо кесарева кесареви, и Божия Богови. И слышавше дивишася: и оставльше Его отыдоша». По окончании чтения Евангелия Его Императорское Величество повелевал со стоящего на троне с императорскими регалиями стола возложить на себя порфиру, которую архиереи и подносили Его Величеству на подушках. При ее возложении первенствующий архиерей произносил: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь». Его Императорское Величество преклонял главу, и первенствующий архиерей, осенив верх главы крестным знамением, возлагал крестообразно руки на нее и читал во всеуслышание следующую молитву: «Господи Боже наш, Царю царствующих и Господь господствующих, иже чрез Самуила пророка избравый раба Твоего Давида, и помазавый его во царя над людом Твоим Израилем: Сам и ныне услыши моление нас недостойных, и призри от святаго жилища Твоего, и вернаго раба Твоего Великаго Государя, Его же благоволил еси поставити Императора над языком Твоим, притяжанным честною Кровию Единороднаго Твоего Сына, помазати удостой елеем радования, одей Его силою с высоты, наложи на главу Его венец от камене честнаго, и даруй Ему долготу дней, даждь в десницу Его скипетр спасения, посади Его на престоле правды, огради Его всеоружием Святаго Твоего Духа, укрепи Его мышцу, смири пред Ним вся варварские языки, хотящие брани, всей в сердце Его страх Твой, и к послушным сострадание, соблюди Его в непорочней вере, покажи Его известнаго хранителя святыя Твоея кафолическия Церкви догматов, да судит люди Твоя в правде, и нищия Твои в суде, спасет сыны убогих, и наследник будет небеснаго Твоего Царствия. Яко Твоя держава, и Твое есть Царство и сила во веки веков». «Аминь!» — пел лик. «Мир всем», — произносил архиерей. «И духови Твоему», — ответствовал лик. Протодиакон возглашал: «Главы ваша Господеви приклоните». — «Тебе, Господи», — пел лик. Архиерей читал вторую молитву: «Тебе единому Царю человеков, подклони выю с нами, Благочестивейший Государь, Ему же земное Царство от Тебе вверено: и молимся Тебе, Владыко всех, сохрани Его под кровом Твоим, укрепи Его Царство, благоугодная Тебе деяти всегда Его удостой, возсияй во днех Его правду, и множество мира, да в тихости Его кроткое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и честности. Ты бо еси Царь мира, и Спас душ и телес наших, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков». По прочтении второй молитвы Его Императорское Величество повелевало с того же поставленного с императорскими регалиями стола подать Императорскую корону, которую подносил на подушке первенствующему архиерею назначенный к тому сановник, а архиерей представлял ее Его Императорскому Величеству. Его Величество, приняв корону от архиерея с подушки, возлагал ее на главу Свою, причем архиерей говорил молитву: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь» и далее следующую речь: «Благочестивейший Самодержавнейший Великий Государь Император Всероссийский! Видимое сие и вещественное Главы Твоея украшение явный образ есть, яко Тебе Главу Всероссийского народа венчает невидимо Царь славы Христос, благословением Своим благостынным, утверждая Тебе владычественную и верховную власть над людьми Своими». Затем Его Императорское Величество повелевал подать Себе скипетр и державу. Первенствующий архиерей, подав Его Величеству в десную руку скипетр, а в левую — державу, с молитвой: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», произносил по книге следующую речь: «О Богом Венчанный, и Богом Дарованный, и Богом Преукрашенный, Благочестивейший, Самодержавнейший, Великий Государь Император Всероссийский! Приими скипетр и державу, еже есть видимый образ даннаго Тебе от Вышняго над людьми Своими Самодержавия к управлению их и к устроению всякаго желаемаго им благополучия». После этого Его Императорское Величество на Императорском Своем престоле соизволял сесть. Далее, положив регалии на подушки, призывал Ее Величество Императрицу и, сняв с Себя корону, прикасался ею к главе Ее Величества и опять на Себя возлагал. Затем подносилась меньшая корона, которую Его Величество возлагал на главу Государыне Императрице. Четыре статс-дамы оправляли ее. Потом подносили Его Величеству для возложения на Ее Величество порфиру и цепь ордена Святого Апостола Андрея Первозванного. По возложении каждой из этих регалий те же статс-дамы оправляли их. Государыня Императрица возвращалась на Свой престол. Государь Император вновь воспринимал скипетр и державу. Потом протодиакон возглашал полный Его Императорского Величества титул с многолетствием: «Благоверному, и Благочестивому, и Христолюбивому, Самодержавнейшему Великому Государю нашему, Богом Венчанному, Превознесенному и Самодержцу Всероссийскому: Московскому, Киевскому, Владимирскому, Новгородскому, Царю Казанскому, Царю Астраханскому, Царю Польскому, Царю Сибирскому, Царю Херсониса Таврического, Царю Грузинскому, Государю Псковскому и Великому Князю Смоленскому, Литовскому, Волынскому, Польскому и Финляндскому, Князю Эстляндскому, Лифляндскому, Курляндскому и Семигальскому, Самогитскому, Корельскому, Тверскому, Югорскому, Пермскому, Вятскому, Болгарскому и иных; Государю и Великому Князю Новгорода Низовские земли, Черниговскому, Рязанскому, Полоцкому, Ростовскому, Ярославскому, Белоезерскому, Угорскому, Обдорскому, Кондийскому, Витебскому, Мстиславскому и всея Северныя страны Повелителю, и Государю Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския, Черкасских и Горских Князей, и иных Наследному Государю и Обладателю, Государю Туркестанскому; Наследнику Норвежскому, Герцогу Шлезвиг-Гольстинскому, Стормарнскому, Дитмарсенскому и Ольденбургскому, подаждь, Господи, благоденственное и мирное житие, здравие же и спасение, и во всем благое поспешение, на враги же победу и одоление, и сохрани Его на многая лета». И певчие пели на оба лика трижды: «Многая лета». Так же и Ее Императорскому Величеству. И в то время начинали звонить во все колокола и из поставленных в Кремле Московском пушек звучал 101 выстрел. Между пением многолетия как духовные, так и мирские особы от своих мест троекратным поклонением Их Императорские Величества поздравляли. После пения многолетия и прекращения звона и пальбы Государь Император, восстав с престола и отдав скипетр и державу предстоящим, преклонял колена и произносил по книге следующую к Богу молитву: «Господи Боже отцев и Царю царствующих, сотворивый вся словом Твоим, и премудростию Твоею устроивый человека, да управляет мир в преподобии и правде! Ты избрал Мя еси Царя и Судию людем Твоим. Исповедую неизследимое Твое о Мне смотрение, и благодаря Величеству Твоему покланяюся. Ты же, Владыко и Господи Мой, настави Мя в деле, на неже послал Мя еси, вразуми и управи Мя в великом служении сем. Да будет со Мною приседящая Престолу Твоему премудрость. Посли ю с небес Святых Твоих, да разумею что есть угодно пред очима Твоима и что есть право в заповедех Твоих. Буди сердце Мое в руку Твоею еже вся устроити к пользе врученных Мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово: милостию и щедротами Единороднаго Сына Твоего, с ним же Благословен еси, с Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом во веки веков, аминь». «Паки и паки, преклонше колена, Господу помолимся», — возглашал протодиакон по прочтении Его Величеством молитвы. И все предстоящие, кроме Его Величества, преклоняли колена, а архиерей, стоя также на коленах, читал от лица всего народа следующую молитву: «Боже Великий и Дивный, неисповедимою благостию и богатым Промыслом управляя всяческая. Егоже премудрыми, но неиспытанными судьбами разнообразные пределы жизнь и сожительство человеческое приемлет, благодарне исповедуем: яко не по беззаконием нашим сотворил еси нам, ниже по грехам нашим воздал еси нам. Согрешихом, Господи, и беззаконовахом, и крайняго Твоего отвращения достойны сотворихомся. Ты же, о Неисчетная благостыня, Милостивый, Долготерпеливый, и каяйся о злобах человеческих Владыко, наказав нас кратким бывшия печали посещением, се изобильно исполняеши веселия и радости сердца наша, оправдав над нами царствовати Возлюбленнаго Тобою Раба Твоего, Благочестивейшаго Самодержавнейшаго Великаго Государя Нашего Императора всея России: умудри убо и настави Его непоползновенно проходити великое сие к Тебе служение, даруй Ему разум и премудрость, во еже судити людем Твоим в правду, и Твое сие достояние в тишине и без печали сохранити. Покажи Его врагом победительна, злодеем страшна, добрым милостива и благонадежна; согрей сердце Его к призрению нищих, ко приятию странных, к заступлению нападствуемых. Подчиненные же Ему правительства управляя на путь истины и правды, и от лицеприятия и мздоимства отражая, и вся от Тебе державе Его врученные люди в нелицемерной содержа верности, сотвори Его Отца о чадех веселящагося, и да удивиши милости Твоя на нас. Умножи дни живота Его в нерушимом здравии и непременяемом благополучии. Даруй же во дни Его и всем нам мир, безмолвие и благоспешество, благорастворение воздуха, земли плодоносия, и вся к временней и вечней жизни потребная. О премилосердый Господи наш, Боже щедрот и Отче всякия утехи, не отврати лица Твоего от нас, и не посрами нас от чаяния на него, уповающе на Тя, молимся Тебе и молящеся на щедроты Твоя уповаем: Ты бо един веси еже требуем, и прежде прошения подаеши, и дарования утверждаеши, и всякое даяние благо, и всяк дар совершен свыше есть сходяй от Тебе, Отца светов. Тебе слава и держава со Единородным Твоим Сыном и Всесвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков». После молитвы архиерей говорил Его Величеству приветственную речь. По окончании ее возглашал: «Слава Тебе, Благодетелю нашему, во веки веков». Певчие пели: «Тебе Бога хвалим». Происходил колокольный звон, и начиналась Божественная Литургия. При начале литургии Его Императорское Величество корону снимал с главы, а по окончании литургии опять возлагал на себя. По прочтении на литургии Евангелия оно подносилось к Их Величествам для целования. Когда начинали петь из каноника, то от трона до Царских врат для шествия Его Императорского Величества к Святому Миропомазанию и Причащению Святых Таин постилался бархат, а возле самых Царских врат до Престола церковного поверх бархата — золотая парча. После пения каноника и по Причащении внутри алтаря священнослужащих Царские врата отворялись, и из алтаря посылались два архиерея с последующими им по обе стороны протодиаконами возвестить Его Императорскому Величеству время Царского Миропомазания следующим образом: «Благочестивейший Великий Государь Наш Император и Самодержец Всероссийский, Вашего Императорского Величества Миропомазания и Святых Божественных Таин приобщения приближися время: того ради да благоволит Ваше Императорское Величество шествовать сея Великия Соборныя Церкве к Царским вратам». Его Императорское Величество, передав сановнику шпагу свою и сойдя с трона, шествовал в порфире прямо к Царским вратам. Вслед за ним шествовала Императрица. Император, став у тех врат на златой постланной парче, изволял отдать регалии несшим их. А первенствующий архиерей, взяв драгоценный сосуд, для такого великого дела нарочно устроенный, и омочив уготованный к тому драгоценнейший же сучец во Святое миро, помазывал Его Величество на челе, на очах, на ноздрях, на устах, на ушесах, на персях и по обе стороны на руках со словами: «Печать дара Духа Святаго». Другой же архиерей помазанные места отирал. По совершении Миропомазания раздавался колокольный звон и 101 выстрел из пушек. Затем на ту же златую парчу становилась Императрица, а первенствующий архиерей, омочив тот же драгоценный сучец во Святое миро, помазовал Ее Величество только на челе, произнося те же слова: «Печать дара Духа Святаго». Другой архиерей отирал место помазания. Потом Его Величество архиерейской рукой вводился внутрь Алтаря и, стоя пред Святою трапезою на златой парче и сделав поклонение, принимал от первого архиерея Святых Таин Тела и Крови Господни, Причастие по чину Царскому, т. е. как причащаются священнослужители: особо Тела и особо Крови Христовых. Другой архиерей подносил Его Величеству антидор и теплоту, а третий служил в омовении уст и рук. По Причастии же Святых Таин Его Императорское Величество, выйдя из Алтаря, отходил к иконе Спасителя. Тогда Ее Величество приступала к Царским вратам и принимала Святое Причастие обычным порядком, причем архиереи в поднесении антидора, теплоты и умовении уст и рук Ее Величеству служили. Затем Их Величества шествовали к Трону и восседали на Престолах. При отпусте Литургии от архиерея со Крестом протодиакон возглашал многолетие. Певчие пели «Многая лета». По окончании этого приносили Их Императорским Величествам всеподданнейшее поздравление с благополучным совершением коронации как духовные, так и светские особы. Далее Их Величества шествовали по устроенным помостам прежним порядком в Архангельский собор. Во время шествия производился 101 выстрел из пушек и происходил большой звон во все колокола в соборах и во всех монастырских и приходских церквах. В Архангельском соборе Их Величества изволяли прикладываться к святым иконам и мощам, потом поклонялись гробам предков своих. В это время протодиакон провозглашал многолетие. Певчие пели «Многая лета» трижды. Из Архангельского собора Их Величества шествовали тем же порядком в Благовещенский собор. В продолжение шествия Государь Император был в короне и порфире, со скипетром и державой в руках. Прикладываясь к Святым иконам, отдавал регалии особам, несшим их. Из Благовещенского собора Их Императорские Величества шествовали к Красному крыльцу, а оттуда — во внутренние покои. Духовные ожидали восшествия Их Величеств в Грановитой палате. Литература: • Барсов Е.В. Древнерусские памятники Священного венчания Царей. • Покровский Н.В. Чин Коронования Государей в его истории. СПб., 1883 год. • Дьяконов. Власть Московских Государей, 1889 год. • Печатные описания Коронований отдельных Государей. • Полное собрание законов и Коронационный сборник, изданный Министерством двора под редакцией В.С. Кривенка. В 2-х томах, СПб., 1899 год.

Беседа с историком, научным сотрудником Российского института стратегических исследований Петром Валентиновичем Мультатули в прямом эфире 23 июля 2010 года. [media] http://www.youtube.com/watch?v=grd284

http://www.youtube.com/watch?v=hYYkSePNtnE&feature=player_detailpage#t=3s

Ученик однажды спросил Старца: «Как мне научиться разбираться в людях, — кому мне доверять и кого опасаться?» — «Скажу тебе вначале, кого нужно опасаться, — сказал Старец. — Опасайся самого смиренного с виду! Когда увидишь, что кто-то кладет перед тобой поклоны, обнимает тебя и выказывает тебе свое необыкновенное расположение, того ты опасайся больше всего!» — «Как же так, Старче? — удивился ученик. — Объясни мне!» — «Потому что он первый и предаст тебя!» — ответил Старец со вздохом. «А кому же мне доверять?» — спросил ученик. «Доверяй тем, кто прост с тобой и говорит тебе правду, какая бы она ни была, эти люди первыми придут к тебе на помощь!» *** Сказал старый монах: «Истинное смирение всегда незаметно, поэтому его трудно найти; но когда найдешь его, оно тебя никогда не предаст» Автор притчи: Монах Симеон Афонский. Из книги: О самом простом.

О, да! Уж эти милующие и ласкающие ! Ко всем-то они добры и приветливы, всем готовы кланятся! И предают первыми и с улыбкой...б-р-р-р.

Поскольку уже завтра я уезжаю в Оптину и меня не будет до 10 января, спешу поздравить всех форумчан заранее со Светлым Праздником Рождества Христова! В качестве подарка - вот этот очень добрый и трогательный рассказ. Всем желаю спасения души и крепкого здравия, храни Вас всех Господь! — Подайте, Христа — ради, милостыньку! Милостыньку, Христа — ради!.. Никто не слышал этих жалобных слов, никто не обращал внимания на слезы, звучавшие в словах бедно-одетой женщины, одиноко стоявшей на углу большой и оживленной городской улицы. — Подайте милостыньку!.. Прохожие торопливо шагали мимо ее, с шумом неслись экипажи по снежной дороге. Кругом слышался смех, оживленный говор... На землю спускалась святая, великая ночь под Рождество Христово. Она сияла звездами, окутывала город таинственной мглой. Милостыньку... не себе, деткам моим прошу... Голос женщины вдруг оборвался, и она тихо заплакала, Дрожа под своими лохмотьями, она вытирала слезы окоченевшими пальцами, но они снова лились по ее исхудалым щекам. Никому не было до нее дела... Да она и сама не думала о себе, о том, что совсем замерзла, что с утра не ела ни крошки... Вся мысль ее принадлежала детям, сердце болело за них... Сидят они, бедные, там, в холодной темной конуре, голодные, иззябшие... и ждут ее... Что она принесет или что скажет? Завтра великий праздник, всем детям веселье, только ее бедные детки голодны и несчастны.Что делать ей? Что делать? Все последнее время она работала, как могла, надрывала последние силы... Потом слегла и потеряла последнюю работу... Подошел праздник, ей негде взять куска хлеба... О, детки, бедные детки! Ради них, она решилась, в первый раз в жизни, просить милостыню... Рука не поднималась, язык не поворачивался... Но мысль, что дети ее есть хотят, что они встретят праздник — голодные, несчастные, эта мысль мучила ее, как пытка. Она готова была на все. И за несколько часов ей удалось набрать несколько копеек... Несчастные дети! У других детей - елка, они - веселы, довольны в этот великий праздник, только ее -дети... "Милостыньку, добрые люди, подайте! Подайте, — Христа—ради!”. И словно в ответ на ее отчаяние, неподалеку раздался благовест... ко всенощной. Да, надо пойти, помолиться... Быть может, молитва облегчит ее душу... Она помолится усердно о них, о детях... Неверными шагами доплелась она до церкви... Храм освещен, залит огнями... Всюду масса людей... веселые довольные лица. Притаившись в уголке, она упала на колени и замерла... Вся безграничная, материнская любовь, вся ее скорбь о детях вылилась в горячей молитве, в глухих скорбных рыданиях. "Господи, помоги! Помоги!” плачет она. И кому, как не Господу Покровителю и Защитнику слабых и несчастных, вылить ей все свое горе, всю душевную боль свою? Тихо молилась она в уголке, и слезы градом лились по бедному лицу. Она не заметила, как кончилась всенощная, не видела, как к ней подошел кто-то... — О чем вы плачете? — раздался за ней нежный голос, показавшийся ей небесной музыкой. Она очнулась, подняла глаза и увидала перед собой маленькую, богато одетую девочку. На нее глядели с милым участием ясные детские глазки. Сзади девочки стояла старушка-няня. — У вас есть горе? Да? Бедная вы, бедная! Эти слова, сказанные нежным, детским голосом, глубоко тронули ее. Горе! Детки у меня голодны, с утра не ели... Завтра праздник такой... великий... — Не ели? Голодны? — На лице девочки выразился ужас. — Няня, что же это! Дети не ели ничего! И завтра будут голодны! Нянечка! Как же это? Маленькая детская ручка скользнула в муфту. — Вот, возьмите, тут есть деньги... сколько, я не знаю... покормите детей... ради Бога... Ах, няня, это ужасно! Они ничего не ели! Разве это можно, няня! На глазах девочки навернулись крупные слезы. — Чтож, Маничка, делать! Бедность у них! И сидят, бедные, в голоде да в холоде. Ждут, не поможет-ли им Господь! — Ах, няничка, мне жаль их! Где вы живете, сколько у вас детей? — Муж умер - с полгода будет... Трое ребят на руках осталось. Работать не могла, хворала все время... Вот и пришлось с рукой по миру идти... Живем мы, недалеко... вот тут... в подвале, на углу, в большом каменном доме купца Осипова... — Няня, почти рядом с нами, а я и не знала! .. Пойдем скорее, теперь я знаю, что надо делать! Девочка быстро вышла из церкви, в сопровождении старухи. Бедная женщина машинально пошла за ними. В кошельке, который был у нее в руках, лежала пятирублевая бумажка. Забыв все, кроме того, что она может теперь согреть и накормить дорогих ребяток, она зашла в лавку, купила провизии, хлеба, чаю, сахару и побежала домой. Щеп осталось еще довольно, печку истопить ими хватит. Она бежала домой из всех сил. Вот и темная конурка. Три детских фигурки бросились к ней на встречу. — Маминька! Есть хочется! Принесла ли ты! Родная! — Она обняла их всех троих и облила слезами. — Послал Господь! Надя, затопи печку, Петюша, ставь самовар! Погреемся, поедим, ради великого праздника! В конурке, сырой и мрачной, наступил праздник. Дети были веселы, согрелись и болтали. Мать радовалась их оживлению, их болтовне. Только изредка приходила в голову печальная мысль... что же дальше? Что дальше будет?— Ну, Господь не оставит! — Говорила она себе, возлагая всю надежду на Бога. Маленькая Надя тихо подошла к матери, прижалась к ней и заговорила. — Скажи мама, правда, что в рождественскую ночь с неба слетает рождественский ангел и приносит подарки бедным детям! Скажи, мама! Мальчики тоже подошли к матери. И желая утешить детей, она начала им рассказывать, что Господь заботится о бедных детях и посылает им Своего ангела в великую, рождественскую ночь, и этот ангел приносит им подарки и гостинцы! — И елку, мама? — И елку, детки, хорошую, блестящую елку! В дверь подвала кто-то стукнул. Дети бросились отворить. Показался мужик, с маленькой зеленой елкой в руках. За ним хорошенькая, белокурая девочка с корзиной, в сопровождении няни, несшей за ней разные свертки и пакеты. Дети робко прижались к матери. — Это ангел, мама, это ангел? — тихо шептали они, благоговейно смотря на хорошенькую нарядную девочку. Елка давно стояла уже на полу. Старуха няня развязала пакеты, вытащила из них вкусные булочки, кренделя, сыр, масло, яйца, убирала елку свечами и гостинцами. Дети все еще не могли прийти в себя. Они любовались на "ангела”. И молчали, не двигаясь с места. — Вот вам, встречайте весело Рождество! — прозвучал детский голосок. С праздником! Девочка поставила на стол корзину и исчезла, прежде чем дети и мать опомнились и пришли в себя. "Рождественский ангел” прилетел, принес детям елку, гостинцы, радость и исчез, как лучезарное виденье... Дома Маню ждала мама, горячо обняла ее и прижала к себе. — Добрая моя девочка! - говорила она, целуя счастливое личико дочери. Ты отказалась сама от елки, от гостинцев и все отдала бедным детям! Золотое у тебя сердечко! Бог наградит тебя... "Маня осталась без елки и подарков, но вся сияла счастьем. С своим милым личиком, золотистыми волосами она в самом деле походила на "рождественского ангела”.

Спаси тебя Господь, Оленька! Помощи тебе Божией и сил душевных и телесных! Ну и пмж в Оптиной)))

3 сентября 1909 г. ...Недавно, когда я провожал Батюшку в монастырь, мы, по обыкновению, зашли на могилы старцев. Поклонившись старцам, Батюшка указал рукой на памятник, стоящий прямо за главным алтарем Введенского храма. Потом спросил меня: — Я вам рассказывал об этом памятнике? —Нет, — ответил я. — Ну, так вы напомните мне как-нибудь, я вам расскажу. Недавно я и напомнил Батюшке, а Батюшка мне рассказал следующее: "Давно это было, кажется, еще при старцах о. Льве и о. Макарии. Однажды в Оптину приехала молоденькая девушка именем Варвара, красавица собой. Ей очень понравилась Оптина. Но все же нужно уезжать, и она поехала со своей матерью из Оптиной. Едут, а по дороге из Козельска несут на кладбище гроб. В гробу лежит молодая девушка. Тогда был обычай (едва ли он теперь сохранился), что девушку на кладбище всегда должны нести тоже девушки. С этой целью, когда одна такая умирала, собирали отовсюду девушек, одевали их в белые одежды, украшали цветами, тоже белыми. Они все вместе брали на руки гроб, тоже белый и украшенный белыми цветами, и несли его сами на кладбище. Вот такая похоронная процессия и встретилась на дороге этой девице Варваре. Она, полная восхищения от этой картины, воскликнула:—Вот счастливая, вот счастливая. — Мать удивилась этим восклицаниям и говорит: —Что ты, глупая. Я тебя повезу в Москву и Петербург. Там ты будешь у меня первой красавицей на балах. — Но дочь не слушала ее, пораженная этой белой похоронной процессией. Приехали они домой, но чистая девушка почувствовала себя чужой среди блеска и роскоши и захотела опять в Оптину. Наконец отпросилась и поехала. В Оптиной она поговела, приобщилась и собралась уже ехать домой. Села в тележку и поехала, но когда стала спускаться к реке Жиздре, лошадь вдруг понеслась и прямо в Жиздру. И когда выловили девушку, она была уже мертва. Собрались на совет старцы: что делать и где хоронить эту девушку. И решили похоронить ее за главным алтарем, дав ей первое место в своей пустыни за великую ее любовь к Оптиной. Вот какая девица Варвара. Видите, как Бог слышит молитву и видит восторг чистой невинной души, не огрубевшей в земных удовольствиях. Она сочла только счастием, а Господь исполнил ее желание..." Из Дневника иером. Никона (Беляева)

Любите друг друга, отцы. Любите народ Божий. Не святее же мы мирских за то, что сюда пришли и в сих стенах затворились, а, напротив, всякий сюда пришедший, уже тем самым, что пришел сюда, познал про себя, что он хуже всех мирских и всех и вся на земле... И чем долее потом будет жить инок в стенах своих, тем чувствительнее должен и сознавать сие. Ибо в противном случае незачем ему было и приходить сюда. Когда же познает, что не только он хуже всех мирских, но и пред всеми людьми за всех и за вся виноват, за все грехи людские, мировые и единоличные, то тогда лишь цель нашего единения достигнется. Ибо знайте, милые, что каждый единый из нас виновен за всех и за вся на земле несомненно, не только по общей мировой вине, а единолично каждый за всех людей и за всякого человека на сей земле. Сие сознание есть венец пути иноческого, да и всякого на земле человека. Ибо иноки не иные суть человеки, а лишь только такие, какими и всем на земле людям быть надлежало бы. Тогда лишь и умилилось бы сердце наше в любовь бесконечную, вселенскую, не знающую насыщения. Тогда каждый из вас будет в силах весь мир любовию приобрести и слезами своими мировые грехи омыть... Всяк ходи около сердца своего, всяк себе исповедайся неустанно. Греха своего не бойтесь, даже и сознав его, лишь бы покаяние было, но условий с Богом не делайте. Паки говорю — не гордитесь. Не гордитесь пред малыми, не гордитесь и пред великими. Не ненавидьте и отвергающих вас, позорящих вас, поносящих вас и на вас клевещущих. Не ненавидьте атеистов, злоучителей, материалистов, даже злых из них, не токмо добрых, ибо и из них много добрых, наипаче в наше время. Поминайте их на молитве тако: спаси всех, Господи, за кого некому помолиться, спаси и тех, кто не хочет Тебе молиться. И прибавьте тут же: не по гордости моей молю о сем, Господи, ибо и сам мерзок есмь паче всех и вся... Народ Божий любите, не отдавайте стада отбивать пришельцам, ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше. Толкуйте народу Евангелие неустанно... Не лихоимствуйте... Сребра и золота не любите, не держите... Веруйте и знамя держите. Высоко возносите его... Ф.М. Достоевский "Братья Карамазовы"

В русском человеке из простонародья нужно уметь отвлекать красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что еще удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ, а не то что сохранив красоту его. Но он сохранил и красоту своего образа. Кто истинный друг человечества, у кого хоть раз билось сердце по страданиям народа, тот поймет и извинит всю непроходимую наносную грязь, в которую погружен народ наш, и сумеет отыскать в этой грязи бриллианты. Повторяю: судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает. А ведь не все же и в народе - мерзавцы, есть прямо святые, да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают! Я как-то слепо убежден, что нет такого подлеца и мерзавца в русском народе, который бы не знал, что он подл и мерзок, тогда как у других бывает так, что делает мерзость, да еще сам себя за нее похваливает, в принцип свою мерзость возводит, утверждает, что в ней-то и заключается l'Ordre и свет цивилизации, и несчастный кончает тем, что верит тому искренно, слепо и даже честно. Нет, судите наш народ не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений; они срослись с душой его искони и наградили ее навеки простодушием и честностью, искренностию и широким всеоткрытым умом, и всё это в самом привлекательном гармоническом соединении. А если притом и так много грязи, то русский человек и тоскует от нее всего более сам, и верит, что всё это - лишь наносное и временное, наваждение диавольское, что кончится тьма и что непременно воссияет когда-нибудь вечный свет. Я не буду вспоминать про его исторические идеалы, про его Сергиев, Феодосиев Печерских и даже про Тихона Задонского. А кстати: многие ли знают про Тихона Задонского? Зачем это так совсем не знать и совсем дать себе слово не читать? Некогда, что ли? Поверьте, господа, что вы, к удивлению вашему, узнали бы прекрасные вещи ....Мне припомнился август месяц в нашей деревне: Я прошел за гумна и, спустившись в овраг, поднялся в Лоск. И вот я забился гуще в кусты и слышу, как недалеко, шагах в тридцати, на поляне, одиноко пашет мужик. Я знаю, что он пашет круто в гору и лошадь идет трудно, а до меня изредка долетает его окрик: "Ну-ну!" Я почти всех наших мужиков знаю, но не знаю, который это теперь пашет, да мне и всё равно, я весь погружен в мое дело, я тоже занят: я выламываю себе ореховый хлыст, чтоб стегать им лягушек. И теперь даже, когда я пишу это, мне так и послышался запах нашего деревенского березняка: впечатления эти остаются на всю жизнь. Вдруг, среди глубокой тишины, я ясно и отчетливо услышал крик: "Волк бежит!" Я вскрикнул и вне себя от испуга, крича в голос, выбежал на поляну, прямо на пашущего мужика. Это был наш мужик Марей. Не знаю, есть ли такое имя, но его все звали Мареем. Я знал его, но до того никогда почти не случалось мне заговорить с ним. Он даже остановил кобыленку, заслышав крик мой, и когда я, разбежавшись, уцепился одной рукой за его соху, а другою за его рукав, то он разглядел мой испуг. - Волк бежит! - прокричал я, задыхаясь. Он вскинул голову и невольно огляделся кругом, на мгновенье почти мне поверив. - Где волк? - Закричал... Кто-то закричал сейчас: "Волк бежит"... - пролепетал я. - Что ты, что ты, какой волк, померещилось; вишь! Какому тут волку быть! - бормотал он, ободряя меня. Но я весь трясся и еще крепче уцепился за его зипун и, должно быть, был очень бледен. Он смотрел на меня с беспокойною улыбкою, видимо боясь и тревожась за меня. - Ишь ведь испужался, ай-ай! - качал он головой. - Полно, родный. Ишь малец, ай! Он протянул руку и вдруг погладил меня по щеке. - Ну, полно же, ну, Христос с тобой, окстись. - Но я не крестился; углы губ моих вздрагивали, и, кажется, это особенно его поразило. Он протянул тихонько свой толстый, с черным ногтем, запачканный в земле палец и тихонько дотронулся до вспрыгивавших моих губ. - Ишь ведь, ай, - улыбнулся он мне какою-то материнскою и длинною улыбкой, - Господи, да что это, ишь ведь, ай, ай! Я понял наконец, что волка нет и что мне крик: "Волк бежит" - померещился. - Ну, я пойду, - сказал я, вопросительно и робко смотря на него. - Ну и ступай, а я те вослед посмотрю. Уж я тебя волку не дам! - прибавил он, всё так же матерински мне улыбаясь, - ну, Христос с тобой, ну ступай, - и он перекрестил меня рукой и сам перекрестился. Я пошел, оглядываясь назад почти каждые десять шагов. Марей, пока я шел, всё стоял с своей кобыленкой и смотрел мне вслед, каждый раз кивая мне головой, когда я оглядывался. Мне, признаться, было немножко перед ним стыдно, что я так испугался, но шел я, всё еще очень побаиваясь волка, пока не поднялся на косогор оврага, до первой риги; тут испуг соскочил совсем, и вдруг откуда ни возьмись бросилась ко мне наша дворовая собака Волчок. С Волчком-то я уж вполне ободрился и обернулся в последний раз к Марею; лица его я уже не мог разглядеть ясно, но чувствовал, что он все точно так же мне ласково улыбается и кивает головой. Я махнул ему рукой, он махнул мне тоже и тронул кобыленку. - Ну-ну! - послышался опять отдаленный окрик его, и кобыленка потянула опять свою соху. Я тогда, придя домой от Марея, никому не рассказал о моем "приключении". Да и какое это было приключение? Да и об Марее я тогда очень скоро забыл. Встречаясь с ним потом изредка, я никогда даже с ним не заговаривал, не только про волка, да и ни об чем, и вдруг теперь, двадцать лет спустя, в Сибири, припомнил всю эту встречу с такою ясностью, до самой последней черты. Значит, залегла же она в душе моей неприметно, сама собой и без воли моей, и вдруг припомнилась тогда, когда было надо; припомнилась эта нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачиванье головой: "Ишь ведь, испужался, малец!" И особенно этот толстый его, запачканный в земле палец, которым он тихо и с робкою нежностью прикоснулся к вздрагивавшим губам моим. Конечно, всякий бы ободрил ребенка, но тут в этой уединенной встрече случилось как бы что-то совсем другое, и если б я был собственным его сыном, он не мог бы посмотреть на меня сияющим более светлою любовью взглядом, а кто его заставлял? Был он собственный крепостной наш мужик, а я все же его барчонок; никто бы не узнал, как он ласкал меня, и не наградил за то. Любил он, что ли, так уж очень маленьких детей? Такие бывают. Встреча была уединенная, в пустом поле, и только Бог, может, видел сверху, каким глубоким и просвещенным человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, еще и не ждавшего, не гадавшего тогда о своей свободе. И вот, когда я сошел с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моем. Я пошел, вглядываясь в встречавшиеся лица. Этот обритый и шельмованный мужик, с клеймами на лице и хмельной, орущий свою пьяную сиплую песню, ведь это тоже, может быть, тот же самый Марей: ведь я же не могу заглянуть в его сердце. Дневник писателя, 1876 г.

Благодарю!

..."И вот, - говорил один из таких старцев однажды в дружеской беседе наедине с одним слушателем, - выслушиваю я людей двадцать лет, и верите ли, уж сколько, казалось бы, в двадцать лет знакомства моего с самыми потаенными и сложными болезнями души человеческой; но и через двадцать лет приходишь иногда в содрогание и в негодование, слушая иные тайны. Теряешь необходимое спокойствие духа для подания утешения и сам вынужден себя же укреплять в смирении и безмятежности..." И тут-то он и рассказал ту удивительную повесть из народного быта, о которой я выше упомянул. "Вижу, вползает ко мне раз мужик на коленях. Я еще из окна видел, как он полз по земле. Первым словом ко мне: - Нет мне спасения; проклят! И что бы ты ни сказал - всё одно проклят! Я его кое-как успокоил; вижу, за страданием приполз человек; издалека. - Собрались мы в деревне несколько парней, - начал он говорить, - и стали промежду себя спорить: "Кто кого дерзостнее сделает?" Я по гордости вызвался перед всеми. Другой парень отвел меня и говорит мне с глазу на глаз: - Это никак невозможно тебе, чтобы ты сделал, как говоришь. Хвастаешь. Я ему стал клятву давать. - Нет, стой, поклянись, говорит, своим спасением на том свете, что всё сделаешь, как я тебе укажу. Поклялся. - Теперь скоро пост, говорит, стань говеть. Когда пойдешь к причастью - причастье прими, но не проглоти. Отойдешь - вынь рукой и сохрани. А там я тебе укажу. Так я и сделал. Прямо из церкви повел меня в огород. Взял жердь, воткнул в землю и говорит: положи! Я положил на жердь. - Теперь, говорит, принеси ружье. Я принес. - Заряди. Зарядил. - Подыми и выстрели. Я поднял руку и наметился. И вот только бы выстрелить, вдруг предо мною как есть крест, а на нем Распятый. Тут я и упал с ружьем в бесчувствии". Другое дело психологическая часть факта. Тут являются перед нами два народные типа, в высшей степени изображающие нам весь русский народ в его целом. Это прежде всего забвение всякой мерки во всем (и, заметьте, всегда почти временное и проходящее, являющееся как бы каким-то наваждением). Это потребность хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в нее наполовину, заглянуть в самую бездну и - в частных случаях, но весьма нередких - броситься в нее как ошалелому вниз головой. Это потребность отрицания в человеке, иногда самом неотрицающем и благоговеющем, отрицания всего, самой главной святыни сердца своего, самого полного идеала своего, всей народной святыни во всей ее полноте, перед которой сейчас лишь благоговел и которая вдруг как будто стала ему невыносимым каким-то бременем. Особенно поражает та торопливость, стремительность, с которою русский человек спешит иногда заявить себя, в иные характерные минуты своей или народной жизни, заявить себя в хорошем или в поганом. Иногда тут просто нет удержу. Любовь ли, вино ли, разгул, самолюбие, зависть - тут иной русский человек отдается почти беззаветно, готов порвать все, отречься от всего, от семьи, обычая, Бога. Иной добрейший человек как-то вдруг может сделаться омерзительным безобразником и преступником, - стоит только попасть ему в этот вихрь, роковой для нас круговорот судорожного и моментального самоотрицания и саморазрушения, так свойственный русскому народному характеру в иные роковые минуты его жизни. Но зато с такого же силою, с такого же стремительностью, с такою же жаждою самосохранения и покаяния русский человек, равно как и весь народ, и спасает себя сам, и обыкновенно, когда дойдет до последней черты, то есть когда уже идти больше некуда. Но особенно характерно то, что обратный толчок, толчок восстановления и самоспасения, всегда бывает серьезнее прежнего порыва - порыва отрицания и саморазрушения. То есть то бывает всегда на счету как бы мелкого малодушия; тогда как в восстановление свое русский человек уходит с самым огромным и серьезным усилием, а на отрицательное прежнее движение свое смотрит с презрением к самому себе.Я думаю, самая главная, самая коренная духовная потребность русского народа есть потребность страдания, всегдашнего и неутолимого, везде и во всем. Этою жаждою страдания он, кажется, заражен искони веков. Страдальческая струя проходит через всю его историю, не от внешних только несчастий и бедствий, а бьет ключом из самого сердца народного. У русского народа даже в счастье непременно есть часть страдания, иначе счастье его для него неполно. Никогда, даже в самые торжественные минуты его истории, не имеет он гордого и торжествующего вида, а лишь умиленный до страдания вид; он воздыхает и относит славу свою к милости Господа. Страданием своим русский народ как бы наслаждается. Что в целом народе, то и в отдельных типах, говоря, впрочем, лишь вообще. Вглядитесь, например, в многочисленные типы русского безобразника. Тут не один лишь разгул через край, иногда удивляющий дерзостью своих пределов и мерзостью падения души человеческой. Безобразник этот прежде всего сам страдалец. Наивно-торжественного довольства собою в русском человеке совсем даже нет, даже в глупом. Возьмите русского пьяницу и, например, хоть немецкого пьяницу: русский пакостнее немецкого, но пьяный немец несомненно глупее и смешнее русского. Немцы - народ по преимуществу самодовольный и гордый собою. В пьяном же немце эти основные черты народные вырастают в размерах выпитого пива. Пьяный немец несомненно счастливый человек и никогда не плачет; он поет самохвальные песни и гордится собою. Приходит домой пьяный как стелька, но гордый собою. Русский пьяница любит пить с горя и плакать. Если же куражится, то не торжествует, а лишь буянит. Всегда вспомнит какую-нибудь обиду и упрекает обидчика, тут ли он, нет ли. Он дерзостно, пожалуй, доказывает, что он чуть ли не генерал, горько ругается, если ему не верят, и, чтобы уверить, в конце концов всегда зовет "караул". Но ведь потому он так и безобразен, потому и зовет "караул", что в тайниках пьяной души своей наверно сам убежден, что он вовсе не "генерал", а только гадкий пьяница и опакостился ниже всякой скотины. Что в микроскопическом примере, то и в крупном. Самый крупный безобразник, самый даже красивый своею дерзостью и изящными пороками, так что ему даже подражают глупцы, все-таки слышит каким-то чутьем, в тайниках безобразной души своей, что в конце концов он лишь негодяй и только. Он недоволен собою; в сердце его нарастает попрек, и он мстит за него окружающим; беснуется и мечется на всех, и тут-то вот и доходит до краю, борясь с накопляющимся ежеминутно в сердце страданием своим, а вместе с тем и как бы упиваясь им с наслаждением. Если он способен восстать из своего унижения, то мстит себе за прошлое падение ужасно, даже больнее, чем вымещал на других в чаду безобразия свои тайные муки от собственного недовольства собою. ...А между тем одно уже то, что он именно остановился на ней, показывает, что он уже, может быть, и мыслил о ней. Может быть, давно уже, с детства, эта мечта заползала в душу его, потрясала ее ужасом, а вместе с тем и мучительным наслаждением. Что придумал он всё давно уже, и ружье и огород, и держал только в страшной тайне - в этом почти нет сомнения. Придумал, разумеется, не для того, чтобы исполнить, да и не посмел бы, может быть, один никогда. Просто нравилось ему это видение, проницало его душу изредка, манило его, а он робко подавался и отступал, холодея от ужаса. Один момент такой неслыханной дерзости, а там хоть всё пропадай! И, уж конечно, он веровал, что за это ему вечная гибель; но - "был же и я на таком верху!.." Можно многое не сознавать, а лишь чувствовать. Можно очень много знать бессознательно. Но, не правда ли, любопытная душа, и, главное, из этого быта. В этом всё ведь и дело. Хорошо бы тоже узнать, как он считал себя: виновнее или нет своей жертвы? Судя по кажущемуся его развитию, надо полагать, что считал виновнее или по крайней мере равным по вине; так что, вызывая жертву на "дерзость", вызывал и себя. Говорят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно так, но Христа он знает и носит его в своем сердце искони. В этом нет никакого сомнения. Как возможно истинное представление Христа без учения о вере? Это другой вопрос. Но сердечное знание Христа и истинное представление о нем существует вполне. Оно передается из поколения в поколение и слилось с сердцами людей. Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ Его по-своему, то есть до страдания. Названием же православного, то есть истиннее всех исповедующего Христа, он гордится более всего. Повторю: можно очень много знать бессознательно. Дневник писателя, 1873 г.

"Духовность России - это Христос," - говорил о. Василий