Таблица лидеров

Вся жизнь наша есть великая тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они малы и ничтожны, имеют громадное значение. Жизнь сложна; враг сильно нападает на тех, которые желают спастись, но таинства, молитва и крестное знамение разрушают все козни и делают «яко ничесоже». Жизнь – это книга. Листы ее – это события нашей жизни – всех от важных до ничтожных случаев. В нашей жизни нет ничего, что не имело бы значения, только мы-то часто этого и не понимаем, и лишь просветленные Божественной благодатью умы понимают смысл каждого случая. В книге бывают опечатки. В жизни бывают ошибки, часто трудно поправимые, и Господь может исправить их... Книги бывают тоненькие, объемистые и даже многотомные; так и жизнь человека. Часто является вопрос: отчего умирает младенец? Почему живет старец? Отчего, лишь явился на свет человек, заплакал, окрестили его, и Господь берет его жизнь, а другой живет до глубокой старости? Тонка книга младенца, всего несколько листочков, а книга старца многотомна. Все это тайна Божия, которую мы не можем постигнуть. Мы идем как бы по лезвию ножа, и с обеих сторон простирается пропасть. Страшно ввергнуться в нее! «Блюдите убо, – говорит Апостол, – како опасно ходите» (Ефес. 5, 15). После этой земной жизни нам предстоит экзамен, решающий нашу участь на всю вечность: переэкзаменовок не будет. Науки земные не помогут нам выдержать этот экзамен. Смысл настоящей жизни мы поймем вполне лишь в будущем веке! Как осмотрительно надо относиться к ней, а мы перелистываем нашу жизнь, как книгу – лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Нет случая в жизни, все творится по воле Создателя. Да сподобит нас Господь этою жизнью приобрести право на вход в жизнь вечную! Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Паче всего возлюби молчание, потому что приближает тебя к плоду; язык же немощен изобразить оное. Сперва будем принуждать себя к молчанию, и тогда от молчания родится для нас нечто, приводящее к самому молчанию. Если же начнешь сим житием, то не умею и сказать, сколько света воссияет тебе отсюда. От упражнения в сем делании со временем рождается какое-то удовольствие и насильно ведет тело к тому, чтобы пребывать в безмолвии. И множество слез рождается у нас в сем житии, и в чудном созерцании сердце раздельно ощущает в них что-то, в иное время с трудом, а в иное с удивлением; потому что сердце умаляется, делается подобно младенцу; и как скоро начнет молитву, льются слезы. Велик тот человек, который терпением членов своих приобрел внутренно в душе своей чудный сей навык. Когда на одну сторону положишь все дела жития сего, а на другую молчание, тогда найдешь, что оно перевешивает на весах. Когда приближаешься к постеле своей, скажи ей: "В эту ночь, может быть, ты будешь мне гробом, постеля, и не знаю, не придет ли на меня в эту ночь, вместо сна временного, вечный, будущий сон". Поэтому, пока есть у тебя ноги, иди вослед делания, прежде нежели связан ты узами, которых невозможно уже будет разрешить. Пока есть у тебя персты, распни себя в молитве, прежде нежели пришла смерть. Пока есть у тебя глаза, наполняй их слезами, прежде нежели покрыты они прахом. Кто любит собеседование со Христом, тот любит быть уединенным. А кто любит оставаться со многими, тот друг мира сего. Если любишь покаяние, возлюби и безмолвие. Ибо вне безмолвия покаяние не достигает совершенства. И если кто будет противоречить сему, не входи с ним в состязание. Если любишь безмолвие - матерь покаяния, то с удовольствием возлюби и малый телесный вред, и укоризны, и обиды, какие польются на тебя за безмолвие. Без этого предуготовления не возможешь жить в безмолвии свободно и невозмутимо. Если же будешь пренебрегать сказанным, то соделаешься причастником безмолвия, по воле Божией, и пребудешь на безмолвии, сколько благоугодно будет Богу. Приверженность к безмолвию есть непрестанное ожидание смерти. Кто без сего помышления вступает в безмолвие, тот не может понести того, что всеми мерами должны мы терпеть и сносить. Восчувствовавший грехи свои выше того, кто молитвою своею воскрешает мертвых, когда обитель его будет среди многолюдства. Кто один час провел воздыхая о душе своей, тот выше доставляющего пользу целому миру своим лицезрением. Кто сподобился увидеть самого себя, тот выше сподобившегося видеть Ангелов. Ибо последний входит в общение очами телесными, а первый очами душевными. Кто последует Христу в уединенном плаче, тот лучше похваляющегося собою в собраниях. Впрочем, будем мы, братия, любить безмолвие, пока мир не умерщвлен в сердцах наших. Будем всегда памятовать о смерти, и в сем помышлении приближаться к Богу сердцем своим, и пренебрегать суеты мира, и презренными соделаются в глазах наших мирские удовольствия, с приятностию в болезненном теле претерпим всегдашнюю праздность безмолвия, чтобы сподобиться наслаждения с теми, которые в вертепах и пропастях земных (Евр.11:38) чают славного откровения Господа нашего с Небеси. Преп. Исаак Сирин Слова подвижнические

Каждое слово Священного Писания, каждое слово Божественной Литургии, утрени и вечерни, каждое слово священ-но-таинственнных молитв и молитвословий имеет в себе соответствующую ему и в нем заключающуюся силу, подобно знамению Честного и Животворящего Креста. Такая благодать присуща каждому церковному слову, ради обитающего в Церкви Ипостасного, Вочеловечевшагося Божия Слова, Которое есть Глава Церкви. Да и всякое истинное доброе слово имеет соответствующую ему силу, ради всенаполняющего Божия Слова. С каким же вниманием и благоговением надо произносить каждое слово, с какою верою! Ибо Слово есть Сам Зиждитель Бог и Словом от небытия в бытие все приведено. Свт. Григорий Нисский

Да, Олечка, как надо бы...Вот так, как некоторым удается в густонаселенной Оптиной Пустыни:

Старец Леонид постепенно готовил отца Макария себе в преемники. Поскольку главной, но и самой трудной добродетелью является смирение, старец не уставал воспитывать ее в своем ученике, всячески подвергая испытаниям его терпение, подвергая нападкам, болезненным для человеческого самолюбия, но отец Макарий обычно выдерживал эти испытания, проявляя удивительную кротость. Автор одного из первых жизнеописаний старца Макария, наместник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Леонид (Кавелин) описывает характерную сцену: «...Строитель позвал к себе отца Макария и просил его принять некоторых к пострижению в мантию готовившихся братий. Вменяя просьбу начальника в приказание, отец Макарий ответил на оную соизволением и смиренным поклонением. Придя после того к старцу Леониду, он застал сего духовного вождя по обычаю окруженного множеством вопрошавших о своих духовных нуждах и недоумениях. Отец Макарий кратко поведал ему, зачем звал его настоятель. Пользуясь этим случаем доставить подвижнику-иноку венец терпения, а других воспользовать его смирением, духовно опытный старец с видом строгости спросил о. Макария: «Что ж, ты и согласился?» — «Да, почти согласился, или, лучше сказать, не смел отказываться»,— ответил о. Макарий. «Да, это свойственно твоей гордости!» — сказал старец, возвысив голос, и, притворяясь гневающимся, довольно долго укорял отца Макария. А тот стоял перед старцем с поникшей головой, смиренно ему кланяясь и повторяя по временам: «Виноват! Простите, Бога ради, батюшка!» Все присутствовавшие, привыкши уважать отца Макария наравне со старцем Леонидом, смотрели на это одни с недоумением, другие с благоговейным удивлением. Когда же старец умолк, отец Макарий, поклонившись ему в ноги, кротко спросил: «Простите, батюшка! Благословите отказаться?» — «Как отказаться? Сам напросился, да и отказаться? Нет, теперь уже нельзя отказываться, дело сделано!» — сказал отец Леонид, вовсе не имевший ввиду лишать духовной пользы тех, которые вверялись духовному руководству опытного наставника. Цель выговора была иная: искусить смирение преуспевшего в оном старца-ученика и, как выше замечено, воспользовать через то других». Но при этом было очевидно и то, как старец любил и ценил отца Макария. Однажды он так выразился о степени духовного совершенства оптинских подвижников: «Отец Моисей и отец Антоний — великие люди, а Макарий — свят». Из жития прп. Макария Оптинского

Молодая женщина сидела на скамейке в парке и почему-то горько плакала. В это время Ваня ехал на своем трехколесном велосипеде по аллейке. И так жалко стало ему тетю, что он спросил: – Тетя, ты почему плачешь? – Ой, малыш, ты не сможешь понять, – отмахнулась женщина. Ване показалось, что после этого тетя стала плакать еще сильнее. Он говорит: – Тетя, у тебя что-то болит, и ты плачешь? Хочешь, я подарю тебе свою игрушку? Еще больше разрыдалась женщина от этих участливых слов: – Ой, мальчик, – ответила она, – я не нужна никому, меня никто не любит… Ваня посмотрел серьезно и сказал: – А ты точно у всех спросила? http://www.smisl-zhi...hastlivii-sovet

Молчаливый страшен бесам, потому что они не видят сердечные тайны у совершенных, когда не говорят устами. Любящий же многословие не избежит греха. Если все дела греховной жизни положить на одну сторону весов, а молчание на другую, то найдем, что оно перетянет их. преподобный Паисий Величковский

Как-то к оптинскому иеросхимонаху Анатолию (Зерцалову) пришла женщина и попросила у него благословения жить одной, чтобы без помех поститься, молиться и спать на голых досках. Старец сказал ей: — Ты знаешь, лукавый не ест, не пьет и не спит, а все в бездне живет, потому что у него нет смирения. Покоряйся во всем воле Божией — вот тебе и подвиг; смиряйся перед всеми, укоряй себя во всем, неси с благодарением болезни и скорби — это выше всяких подвигов! Другой своей духовной дочери, попросившей у него благословение на приобретение Евангелия и Псалтири, преподобный Анатолий посоветовал: Купить купи, но, главное, неленостно исполняй послушание, смиряйся и все терпи. Это будет выше поста и молитвы.

преподобне отче Макарие,моли Бога о нас!смирение не видит себя смиренным.

«...В вас [монахах] должен сохраниться остаток благочестия, какой Господь, пришедши, найдет на земле»8. Так обращается преп. Феодор Студит к монахам. И нас, действительно уже последних монахов, эти его словá должны весьма и весьма тревожить, ибо мы не видим среди нас Великих Антониев, Пахомиев, Арсениев, Пименов и других великих учителей монашества, для нашего воспитания и ободрения. О, монастырь, монастырь, Божественное учреждение! Сколько ты доставлял отрады благоговейному человеку, находившему в тебе высшее образование души и убежище от мiра самое надежное. Жажда жизни духовной как прежде, так и теперь живет у любящих Господа и не умрет она никогда. Ее не заглушит окрик толпы, ее не затмит технический прогресс времени, ее не ослабит формальность и косность теплохладных верующих — никогда не будут похоронены искатели жизни твоей, что бы их ни постигло в этой юдоли земной. И эту жизнеспособность Сам Господь обещал Великому Пахомию — что семя его духовное не оскудеет до конца века. О, монастырь, Обитель на земле Небесная! Душа, жаждущая твоей духовности, и находясь среди непонимающих ее (душу), томится в себе, сиротливо взирая к Единому Вдохновителю своему — Богу, Им Одним утешаясь, в Нём Одном ища сил для своего ревностного существования, и это охранение себя и своей преданности Господу стóит ей великого подвига. Монахи, подвижники первых веков, предсказывали о последних монахах, что они не будут иметь наставников и никаких подвигов, не будут совершать чудес и знамений, подобно первым, но будут спасаться больше скорбями. Они не по заслугам, а действительно «в скудельных сосудах»9 будут носить благодать монашества по великой к ним милости Божией, не хотящей, чтобы сей Чин на земле прекратился в страшные дни богоотступничества, но что Сам Господь спасет их Своим милосердием10. Ведь монашество же не есть честь какая-то в мiрском смысле слóва, а есть образ более проникновенного покаяния (потому-то монахи и носят черные — траурные одежды). В эти скорбные дни их малые труды, их благое намерение благоугождать Богу в Чине монашеском Господь принимает как искреннюю любовь к Нему, какова она действительно и есть у них, чающая только запечатления свыше. К ним теперь вполне применимы слова Божии чрез пророка Иеремию изреченные: «Я буду милостив к неправдам их, и грехов их и беззаконий их не воспомяну более» (Евр. 8, 12) — [«...Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более»] (Иер. 31, 34). Итак, мы, монахи, несем большие труды молитвы, поста и заповеди Божии с любовью исполняем, чего, живя по-мiрски, не соблюдают. Этим образом жизни мы не делаем ничего сверхдолжного, а только стараемся исполнять скудными силами своими то, что заповедано всем нам Евангельским учением Спасителя нашего. Господь Спаситель наш во время Своего пребывания на земле, всю Свою деятельность направил к исправлению нравов людей. Всё Его Евангельское учение есть настойчивое требование нравственного совершенства, есть обличение пороков людских, и потому вся наша монашеская деятельность теперь есть крепкое как смерть послушание этому Его учению. Монах всегда дышит своими жизненными обетами любви и верности Богу и этим показывает то благочестие последних монахов, о котором писал свят. Василий Великий. Если и есть среди нас неуспевающие, то это так же, как в школе, где ревностию подтягиваются и выравниваются. О, вожделеннейшая жизнь иноческая! Несмотря на все трудности нашего времени, ты всё же многих Боголюбцев к себе привлекаешь, и нам отрадно видеть, что и в мiру живущие дерзают вести жизнь иноческую, и им тоже дано полюбить твою духовность, и без нее они даже не представляют для себя жизни. Монашество ведь не связано с монастырями, как душа с телом, другим способом стараются монашить11. И нам приятно сознавать, что духовная жизнь, какой обладает иночество и ею нас так пленяет, есть жизнь действительно самая настоящая, самая стóящая, есть воистину преддверие будущей вечной блаженной жизни. Но, вкушая сего благоухания иноческого, мы сами же замечаем, что мы его легко теряем, или оно снижается у нас, когда по рассеянности опускаем свои главные обязанности: 1) ежедневное молитвенное Правило, 2) чтение Слóва Божия — Св. Евангелие, Апостольские послания, Псалтирь, и еще — Жития Святых и другие душеполезные писания, ибо «...читать книги монаху, если он желает быть монахом не по одежде только, но духом и истиною, необходимо. А без книг не только не будет монахом, но и понятия об истинном монашестве не приобретет»12. Или если это чтение почему-либо невозможно, то безмолвно пребывать в объятиях Отчих или углубляться в свое Богомыслие; 3) деятельное пребывание в благодати Богообщения, т.е. совершение всех своих дел с мыслию о Боге, как бы совместно с Богом, во славу и благоугождение Богу, как движимые Духом Святым, ибо действительно всё Богоугодное совершается только совместно с Духом Святым. Ибо только имея сию трисоставную крепость души — молитву, духовное назидание и преискренние труды пред Богом, можно благоухать иночеством, вернее же сказать, благоухать духом Христовым, подобно Апостолам (2 Кор. 2, 15), и таким образом чувствовать себя всегда в общении с Богом. Мы опытом убеждаемся, что эти три духовные делания всегда обязательны не только практически начинающим духовную жизнь, но и давно уже ее провождающим. Мы замечаем, что если эти делания почему-либо прекращаются у нас, то сразу же заметно тускнеет и личная духовность наша: ибо тогда свет и теплота Божией благодати умаляются, и в душе появляется всё пустое и противное. Так стала слаба наша человеческая природа, так испорчена она грехом, так неотступно требуется питать ее духовной трапезой, дабы жизнь духа не угасала! О необходимости оживлять себя сими упражнениями преп. Исаак пишет: «...Как скоро душа делается безпечною к делам добродетелей, непременно увлекается в противное тому. Ибо переход с какой бы то ни было стороны есть уже начало стороны противной»13. Итак, нам необходимо с любовью нести целодневные духовные труды, указанные выше, тогда наша жизнь действительно станет иной. Она будет тогда не только мысленным желанием, но будет отображаться и в речах, и в делах, и даже в мелких наших поступках. И Богообщение, о котором мы так много доселе говорили, действительно станет непрерывающимся дыханием нашей души. Об этой вожделенной настроенности и жизни Ап. Павел писал: «...Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, ... которой никто из властей века сего не познал» (1 Кор. 2, 7-8), — а нас, монашествующих, Господь удостоил Ее по Своей великой к нам милости. Аминь! Уясни мой язык, Спасе мой, разширив моя уста, и исполнив я, умили сердце мое, да яже глаголю, последую, и яже убо учу, сотворю первее: всяк бо творя и учя, рече, сей велик есть. Аще бо глаголю, и не творю, яко медь звенящая вменюся: темже рещи ми подобная, и творити полезная даруй, Едине Сведый сердечная. (Икос по 6-й песни канона св. Апостолам Петру и Павлу) Объятия Отча отверсти ми потщися, блудно мое иждих житие, [но] на богатство неиждиваемое взираяй щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее не презри сердце, Тебе бо, Господи, умилением зову: согреших, Отче, на небо и пред Тобою. Бог Милосердый, яко Отец чадолюбивый, зря твое смирение и истинное покаяние, чадо, яко блуднаго сына приемлет тя, кающагося и к Нему от сердца припадающаго. Вопр.: Что пришел еси, брате, припадая к святому жертвеннику и ко святей дружине сей? Отв.: Желая жития постническаго, честный отче. Вопр.: Желаеши ли сподобитися ангельскому образу и вчинену быти лику инокующих? Отв.: Ей, Богу содействующу, честный отче. Воистину добро дело и блаженно избрал еси, но аще и совершиши е: добрая бо дела трудом стяжаваются, и болезнию исправляются. *** Познаим, братие, таинства силу, от греха бо ко Отеческому дому востекшаго блуднаго сына преблагий Отец предустрет лобзает, и паки Своея славы познание дарует, и таинственное вышним совершает веселие, закалая тельца упитаннаго: да мы достойно сожительствуем, заклавшему человеколюбному Отцу и славному заколению, Спасу душ наших. Ликуют Ангели вси на небеси о едином грешнике, кающемся на земли [«Радость бывает пред Ангелы Божиими о единем грешнице кающемся»] (Лк. 15, 10). Глава IV из книги «Тропинка к единому на потребу — к Богообщению» Схиигумен Парфений

Преп. Марк Подвижник пишет: «Пренебрегающего заповедь о молитве постигают самые тяжкие нарушения против заповедей, передавая его одно к другому, как узника». Но, конечно, молитва должна быть правильная. На правильность молитвы необходимо обратить особенное внимание. Неправильная молитва не имеет благих плодов, даже наоборот. Зависть диавола и всех демонов возбуждает их к исканию гибели человеков и борьбе с ними, особенно во время молитвы рабов Божиих, ибо молитвою правильною человек может получить и получает всякое благо. Порядок борьбы вражией: 1. Помыслы благовидные – вниманием к ним ум лишается свободы. 2. Явно греховные помыслы – ум, утратив свободу при первых помыслах, побеждается и вторыми. Отсюда общее правило: во время молитвы отвергать всякий помысел. Закон сродства грехов между собою – непрекращаемость брани врага, усиление ее во время нашей молитвы. Необходимо хранить плод молитвы. Он погубляется, теряется очень часто от празднословия сразу после молитвы и от мечтания, которое есть то же празднословие, но лишь с самим собой. Молчание после молитвы весьма полезно; оно удерживает молитву в уме, сердце и даже на устах вслух себе. Не всякий может часто становиться на молитву в течение дня. Но понуждать себя на молитву, хотя мысленную, если при людях, всякому возможно. Возможно начинать и оканчивать всякое дело и занятие возношением ума к Богу. Не полезно холодное отношение к делу молитвы. «Отмолился, вычитал, что положено, и свободен. Отбыл повинность свою». Такая молитва не дает благих плодов. А такая молитва и бывает у тех, кто ограничивает свое обращение к Богу только совершением правила или хождением в церковь, не стремясь к тому, чтобы молитва наполнила и осветила всю их жизнь, все их дела. Желаемое настроение молитвенное не сразу достигается, требуются целые годы на приобретение сего, но понуждать себя необходимо, необходимо считать себя постоянно должником пред Богом, как во всех добродетелях, так и в молитве. Надо стяжать сердечное сознание необходимости молитвы, и чтобы не отгонять от себя молитвенного настроения, надо охранять себя от всякого неблагоговейного слова и поступка, от всего, что нарушает мир душевный, что не по совести, не по закону Божию. Из завещания прп. Никона Оптинского духовным детям

Весь день думал об этом и удивлялся) ... Ведь так и наши дела которые мы делаем не по принуждению а по любви. Их называют работой по совести. Дух в сердце и наша воля в уме. ... Наверное и звери и птицы и вся тварь так поступает а мы дивимся от куда это в них...

Помню как дедушка мой уже перед смертью, когда дали ему четочки, чтобы он мог читать Иисусову молитву. Его дочь поинтересовалась у него: что он чувствует, когда читает эту молитву? На что он ответил:"Ты знаешь, ко мне приходили такие красивые "семинаристы", как наша N. Только когда я дохожу до слов "Сыне Божий", они почему-то мне твердили Сый не Божий." А потом спустя некоторое время ему снова задали вопрос: как молитва?. Он ответил: "Сама идет". Дедушка умер в покаянии. Царство ему Небесное.

"С самого поступления в монастырь ты жила уединенною жизнью, работала над своим внутренним человеком. Если и проходила ты послушания, то в них ты не вкладывала своего сердца, тебя там не было, до тебя, значит, ничего не касалось. А тебе нужна такая деятельность, в которой приняли бы участие все чувства твоего сердца, все способности твоей души. Ты увидишь, что в сердце твоем живут страсти, тебе самой неведомые. И самолюбие, и гордость, и тщеславие, и гнев - все обнаружатся. А для человека, стремящегося выйти из страстей, важно именно то, чтобы их познать в себе, чтобы они обнаружились, иначе он и бороться с ними не может. Настоящее твое бесстрастие есть только равнодушие ко всему, оттого оно не дает тебе теплоты и полноты внутренней жизни, тогда как истинное бесстрастие есть выход из страстей, дающий свободу духу. Чистота сердца не есть его нечувствие, уничтожающее в нем сочувствие к страстям. Твои отношения к ближним холодны оттого, что они не растворены ни любовью, ни смирением. Ты готова помочь их нужде, отдать все, что имеешь, но в этой помощи нет тебя самой.Когда настоятельская должность введет тебя в тесное общение с другими жизнями, с другими душами, и они раскроют перед тобою все скорби, все немощи, все страдания человечества, боримого страстями, человечества, находящегося в слепоте неведения, и ты не только внешней помощью, но внутренним чувством войдешь в сочувствие к ближнему, удовлетворяя его немощи, а иногда отстаивая чистоту души его как собственную, ты будешь вызвана не только научить, но обличить, огорчить, наказать. И когда скорби ближнего тебе станут больны как свои, тогда ты можешь уйти в затвор. Ты понесешь туда с собою любовь к ближнему, и эта любовь будет наполнять собственную твою жизнь, а молитва твоя будет молитвой за весь страждущий род человеческий. ...Ты не можешь свободно действовать в том мире, где ты видишь, что меня уж нет, потому что боишься отклониться от меня и моей жизни. Я же вижу, что хотя поддерживаю твой дух, но мешаю тебе жить. А что мешает нам на пути, от того надо отрекаться, хотя это будет единодушный друг, или даже наставник. Одно должна знать душа - что только в Боге ее покой и предел исканий. Поэтому она должна выйти в совершенную свободу не только от страстей, но и от своих чувств, в свободу от всего временного и войти в Бога. Такая свобода есть младенчество души, неведение зла. В такой свободе душа присуща всему человеческому, но ничему не подчинена, живет жизнию всего мира, ничем не гнушается, ничего не уничижает, ничего не исключает из общей жизни как зло, как дурное, но сама ничем не связана, ни в чем не заключена, она точно умерла для своей жизни. Она вышла в свободу из себя самой и заключилась в Боге Вечном. И то, что в ней живет, и то, что все объемлет, это - Христос, Который стал полнотою ее сердца, руководителем ее ума. К такому состоянию приводит свобода от всего человеческого". Из книги "Игумения Арсения"

"Вот, сестры, прошло уже 40 дней с тех пор, как вы произнесли обет посвятить Господу свою жизнь, нареклись невестами Христа, и в течение этих дней вы старались нести подвиги, какие кто мог: воздерживались от пищи, от сна, переносили с терпением оскорбления, одним словом, старались охранять себя от греха во всех его видах. Не думайте же, что теперь, по окончании сорокоуста, все кончено, можно покончить и с подвигами. Не кончить, а усугубить нужно теперь ваш подвиг. Все эти дни вы только, так сказать, приучали себя к подвигам, делали первые уроки, теперь нужно идти далее. Я сказала, и вы сами знаете это, что вы получили название невест Христовых. Как же мы должны вести себя, чтобы быть достойными этого названия?.. Возьмем в пример невесту, обрученную земному жениху. Какая ее главная забота? Она постоянно занята мыслью о своем женихе, постоянно заботится о своем туалете, чтобы все на ней было чистенькое, хорошенькое, идущее к ее лицу, чтобы когда он придет, то любовался бы на нее. Что же возбуждает в ней такую заботу? Конечно, любовь! Итак, если невеста, обрученная земному, равному ей человеку, так заботится о своей красоте, то какова же должна быть забота ваша, забота невест, обрученных Нетленному, Вечному, Прекраснейшему Жениху? Во-первых, нужно приучать свои мысли не носиться туда и сюда, не заниматься мелким, ничтожным, а постоянно иметь в уме Его - Жениха. Нужно постоянно, ежечасно, каждую минуту возносить к Нему свою мысль. Ему мы обещали всецело свое сердце. Он - наша жизнь, Он - цель нашей жизни, Он - наш свет. Что выше, что прекраснее Его? К чему будем стремиться? Что искать, кроме Его? Постараемся же украсить добродетелями нашу душу для Вечного Божественного Жениха... Если же нет такой горячности любви (что очень может быть вследствие прежней рассеянной жизни), то поставьте себя в положение должника. Когда вы должны кому-нибудь, то долг тяготит вас; вы заботитесь о скорейшей уплате, во многом откажете себе, говоря: "Нет, уж лучше я обойдусь как-нибудь без этой вещи, лучше употреблю эти деньги на уплату долга!" Иногда откажете себе в покое и сне, думая: "Что же? Я просплю, и время пропало; лучше посижу лишний час за работою, за которую получу плату, развяжусь с долгом". Так же и в пище, и во многом другом. Как же велик наш долг пред Господом! От Него мы получили жизнь; земля, на которой мы живем, - дело рук Его; воздух, которым дышим, все, чем питаемся и одеваемся, мы получили от Него. Мало этого, мы избраны Им из суетного мятежного мира и приведены в это тихое пристанище. Не подорожим же, ради Господа, нашим покоем. Отделим час или кто сколько может от времени, определенного на сон, и употребим его на молитву, чтобы, отрешившись от всех забот, всеми силами ума и души поблагодарить Пекущегося о нас постоянно. Откажем иногда себе в пище, чтобы что-нибудь потерпеть ради Господа, считая этот свой ничтожный труд платою за неисчислимые благодеяния Божии". "Игумения Арсения"

Я поехал к отцу Николаю именно с вопросом о молитве. Впервые тогда прочитал книгу С. Большакова "На высотах духа", где рассказывается о том, как православный мирянин учился молитве у подвижников, "собирал мед духовный", ездил к разным подвижникам именно для того, чтобы научиться правильно молиться. Потому что от этого все в жизни зависит. Нельзя ни убавить, ни прибавить. Нужно исполнять свою меру, это как на работе: хорошо работаешь, норму выполняешь - хорошо тебе платят; плохо работаешь - ничего не получаешь. Так и в молитве: если прибавляешь или убавляешь, молитва превращается в забаву. И за это расплачиваешься. Чем? Болезнями, жизненными неприятностями. У меня тогда были проблемы в личной жизни, я понимал, что что-то не так с молитвой, и поэтому поехал к отцу Николаю. Я спрашивал его о своих жизненных проблемах, но в основном мы говорили о молитве.Считаю, что к духовным людям с этим и нужно ездить: "Батюшка, научи молиться!" А не то что: "Вот фотография, скажите, батюшка, хороший это человек или плохой, нужно за него замуж выходить?" Так что же, старец - гадалка? Потому-то старец и отвечает некоторым однозначно, что не видит в человеке готовности на труд духовный. Не видит, что человек сам способен поразмышлять, молитвенно поискать воли Божией. Про себя скажу, что в мой первый приезд старец Николай не дал мне никаких житейских советов. Он также только сказал: "Молись". И наставил в молитвенном правиле, как и сколько я должен молиться. И потом это принесло плоды: я стал служить в церкви, сначала алтарником, потом псаломщиком, потом диаконом, а потом уже Господь меня сподобил священства. И с семейными делами у меня все, слава Богу, устроилось. Не сразу, не без искушений, постепенно, но устроилось. И потом я понял главное - учиться нужно всегда у Церкви. То есть жить церковной жизнью, ровно, последовательно, и все будет устраиваться, открываться постепенно, без рывков, без надрыва. Потом я ездил к старцу еще раз, чтобы утвердиться в том, что я иду правильно. То есть в миру оставаться или служить в Церкви? Я склонялся к последнему, но хотел узнать мнение старца. Он благословил меня готовиться к церковному служению. Но именно готовиться, а не искать, не вымогать. Так старец Николай дал мне направление духовной работы на всю жизнь, этим путем я и иду. Потом, когда уже к старцу поехали толпы, я на остров не ездил. Я ездил к матушке Любушке, Бог дал и причащать ее уже в Вышнем Волочке, часто ездил к старцу Павлу Груздеву на Ярославщину. Из общения с этими молитвенниками я понял, что нужно уметь правильно задавать вопросы. Вот сейчас слышишь: "Старец Николай благословил, а так не получилось. Благословил на брак, а он развалился. Благословил на священство, на монашество - и одно искушение вышло из этого. Как же так?" А дело вовсе не в том, что старец ошибся. А в том, что к старцу подходили как к оракулу, как к волшебнику. И это не только к старцу Николаю относится. К старцу идут с вопросом, заранее ожидая ответ. Он видит, что человек не слышит его, повторяет ему его же намерение - пусть шишки набивает и через это учится мудрости духовной. Духовные вещи необъяснимы, тут нельзя с грубой логикой лезть. Если ты идешь к старцу, то ты должен подготовиться к этому и ловить каждое его слово, а не думать о своем. И теперь ясно, что многое из того, что приписывают старцу, не он говорил, а от него говорили. Не искали воли Божией, а ехали уже с определенным решением: "Я знаю, что надо делать, чтобы было хорошо". Ну вот, старец благословлял, видя такую внутреннюю установку, а потом человек набивал шишки и начинал учиться серьезной духовной жизни, в которой нет ничего механического. Часто люди ехали с такой формулировкой: "Батюшка, помолитесь, чтобы…" А может, молиться нужно совсем о другом? "Батюшка, благословите на то-то и на то-то". А может, нужно сначала спросить: "А нужно ли мне это делать?" Но человек уже заранее убежден, что "его дело правое", нужно только благословение получить. Поэтому старец часто на все вопросы отвечал только: "Помоги вам, Господи, спаси, Господи", то есть как Бог Сам все устроит, так и будет. Опять приведу пример из жизни Любушки Сусанинской. Однажды мы приехали к ней с одним студентом Духовной Академии, у него был вопрос, где ему найти духовника. И я спросил: "А мне духовника?" К отцу Науму уже приходилось ездить - я был рукоположен и послан в деревенский приход, там было очень много забот, не выбраться было в Лавру. И Любушка мне ответила: "А ты у Бога спрашивай". Я был в недоумении: "Как это, у Бога спрашивать? Руки к небу воздымать, ангелы к тебе спустятся и будут тебя учить? Что-то не то". А потом со временем по жизни до меня дошло: "Читай Евангелие каждый день и смотри, как Он поступал, так и ты старайся. Так и учись постоянно. Ситуации ведь одни и те же. И прежде люди голодали, болели, были у них семейные неурядицы, с властями неприятности были". Так нужно постоянно учиться вере. Все мы еще по-настоящему неверующие люди, если бы я веровал, я бы уже по воде ходил… А старцы, подвижники - они верующие люди. Но их слова, их советы обычной логикой не познаются. Все в духовной жизни совершается постепенно, не вдруг. По молитве Бог все устраивает. А то мы святых превращаем в мифы, их слова, их жизнь истолковываем по-своему. И внимание обращаем, в основном, на внешнее: во что одевался, где был, каких людей привечал, а главное не это, главное - как молился святой. Как, например, отец Павел Груздев учил молиться. Так, как будто ты упал в колодец и слышишь, кто-то мимо идет. Ты ведь не будешь говорить: "Кидай веревку, где ты раньше был?" Нет, ты будешь упрашивать: "Спаси меня, помоги мне". Старцы, подвижники - это те, кто правильно молятся. И Бог дает им Свои дары. А мы все умничаем. Вопросы любим задавать, хотим, чтобы у нас в жизни все поскорее да получше разрешалось. А нужна верная основа жизни для каждого человека - правильная молитва, и учиться всю жизнь у Церкви нужно, остальное приложится. Протоиерей Николай Голубев Из книги "Старец протоиерей Николай Гурьянов. Жизнеописание, воспоминания, письма"