Таблица лидеров

Как осудить осуждение Грех осуждения — один из самых коварных, вкрадчивых, незамечаемых и потому наиболее распространенных грехов. Он легко маскируется: осуждая, мы видим в этом проявление нашей собственной моральности, справедливости, а также ума, проницательности: «Я вижу, кто он есть, меня не проведешь». В отличие от грехов, совершаемых действием, грех словесного осуждения в большинстве случаев не несет непосредственно наблюдаемых практических последствий: сказал — и что? Можно считать, что не говорил. Что же до осуждения мысленного — это постоянная непроизвольная работа мозга, над которой мало кто из нас может рефлексировать, и хроническое воспаление нервов, которого тоже мало кто избегает. Многие из нас привыкли произносить на исповеди «грешу осуждением» как нечто дежурно-формальное — ясное дело, кто этим не грешит! Однако мы должны задуматься: почему такое внимание уделяли этому греху святые отцы, учители Церкви? Что именно мы делаем, осуждая других? И как нам если не избавиться, то хотя бы начать бороться с этим злом в наших душах? Об осуждении — очередная беседа с главным редактором нашего журнала игуменом Нектарием (Морозовым). — Отец Нектарий, мы уже попытались здесь определить причины распространенности этого греха — а есть ли иные? — Грех осуждения распространен, как и грех лжи, как и все грехи, которые мы совершаем исключительно словом. Эти грехи удобны, удобосовершаемы, потому что, в отличие от грехов, совершаемых делом, не требуют каких-то особых условий, обстоятельств — наш язык всегда при нас. Мне представляется, что есть две главные причины осуждения: во-первых, что бы мы сами о себе ни думали, ни говорили, мы на самом деле очень хорошо чувствуем свое несовершенство, понимаем, что не дотягиваем до того, чем хотели бы быть. Для неверующего это чувство собственного несовершенства лежит в одной плоскости, для верующего, воцерковленного человека — в другой: мы понимаем, что живем не так, как должны жить хрис-тиане, наша христианская совесть нас в этом обличает. И здесь есть два пути: или самоотверженно трудиться над собой, дабы достигнуть мира со своей совестью, либо осуждать других, чтобы на их фоне выглядеть хотя бы чуть-чуть получше; чтобы таким образом самоутвердиться за счет ближнего. Но тут вступает в действие тот духовный закон, о котором много писали святые отцы: глядя на грехи других, мы перестаем замечать собственные. А перестав замечать собственные грехи и недостатки, становимся особенно безжалостными к грехам и недостаткам других. Почему святые были так сострадательны к немощам ближних? Не только потому, что в их сердцах жила Божественная любовь, но и потому, что они сами, на собственном опыте познали, как трудно победить грех в себе. Пройдя через эту страшную внутреннюю борьбу, они уже не могли осудить кого-то, кто упал: они понимали, что сами могли бы упасть или падали, может быть, в прошлом точно так же. Авва Агафон, когда видел человека согрешившего, всегда говорил себе: «Смотри, как он пал: ты так же падешь завтра. Но он, скорее всего, покается, а вот будет ли время на покаяние у тебя?». Это одна причина осуждения, а другая — обилие совершенно реальных поводов для осуждения. Человек — существо падшее, поврежденное грехом, и примеров поведения, заслуживающего осуждения, всегда достаточно. Другой вопрос — заслуживающих чьего осуждения? Божественного осуждения — да. А мы — имеем ли мы право осуждать? — Но как не осудить, когда сталкиваешься с низостью, подлостью, хамством, изуверской жестокостью?.. В таких случаях осуждение — это естественная самозащита человеческого существа. — Вот именно — естественная. А чтобы быть христианином, нужно свое естество превозмочь. И жить неким сверхъестественным образом. У нас самих это не получится, но с Божией помощью все возможно. — И справиться с осуждением тоже, конечно; но что для этого должны делать мы сами? — Прежде всего — не давать себе права кого-то судить, помнить, что суд принадлежит Богу. Это очень трудно на самом деле, каждый из нас знает, насколько это сложно — не давать себе права судить. Помнить евангельскую заповедь: не судите, да не судимы будете (Мф. 7, 1). Известен такой пример из патерика: монах, который считался самым нерадивым в монастыре, умирал в такой тишине сердечной, в таком мире с Богом, в такой радости, что братия пришла в недоумение: как же так, ведь ты совсем не подвижнически жил, почему ты так умираешь? Он ответил: да, я не очень хорошо жил, но я никогда не осуждал никого. Страх быть осужденным — это та преграда, которую можно поставить себе для того, чтобы не грешить осуждением. Но лично мне близок тот способ борьбы с осуждением, о котором говорил преподобный Анатолий Оптинский. Он облекал его в такую краткую формулу: пожалей — и не осудишь. Как только начинаешь жалеть людей, желание их осуждать пропадает. Да, жалеть не всегда легко, но без этого нельзя жить по-христиански. Вы говорите о естественной самозащите человека от зла; да, мы страдаем от зла, от чужого греха, нам жалко самих себя, нам страшно, и мы хотим защититься. Но если мы христиане, мы должны понимать — в данном случае не столько мы, сколько тот, кто творит зло, несчастен. Ведь ему придется за это зло отвечать неким страшным, может быть, образом. Когда рождается эта подлинно христианская жалость к согрешающему человеку — пропадает желание осуждать. А для того, чтобы научиться жалеть, чтобы понудить свое сердце к этой жалости, надо молиться об этом человеке. Это давно известно: начинаешь молиться — и пропадает желание осуждать. Слова, которые, может быть, по-прежнему еще говоришь, не наполнены уже такой разрушительной силой, которой они были наполнены прежде, а потом ты вообще говорить их перестаешь. Но стоит забыть о молитве — и осуждение, погрузившееся уже вглубь, вновь вырывается на поверхность. — А что еще нужно, кроме молитвы за врагов — чтобы агрессию, злость переплавить в жалость к ним? Может быть, видение собственной греховности? — Другой оптинский старец, преподобный Амвросий, любивший облекать свои духовные уроки в полушутливую форму, говорил так: «Знай себя — и будет с тебя». В душе, в сердце каждого из нас — такой необъятный мир, мир, с которым нужно успеть разобраться за земную жизнь. Нам столько всего нужно успеть сделать с собою, и как часто мы не находим на это ни времени, ни сил. Но когда мы принимаемся за других людей, за разбор их грехов — время и силы почему-то находятся. Судить других — это лучший способ отвлечься от себя, от работы над собой, которая на самом деле должна быть самым главным нашим делом. Читая о святых, часто думаешь: как же он, этот святой, жил в самом горниле искушений, в самой гуще людского греха, к тому же ему исповедовались сотни, тысячи людей, совершавших, может быть, страшные грехи — а он будто не замечал всего этого, жил так, словно этого нет? А он был занят тем, чтобы исправить, очистить от греха крохотную частицу этого мира — самого себя. И поэтому не был расположен заниматься грехами и немощами других людей. А молиться — да, молился о них и потому жалел. Для меня видимым образцом такой жизни всегда будет оставаться архимандрит Кирилл (Павлов) — человек, от которого услышать слово осуждения было практически невозможно. Он просто не оценивал никого никогда! Хотя у него исповедовалось огромное количество архиереев, духовенства, монашествующих, просто православных мирян. Он никого не судил, во-первых, потому что жалел, а во-вторых, потому что всегда был занят оплакиванием собственных грехов. Грехов, которые нам-то и заметны не были, но ему самому были заметны. — Однако все мы вынуждены рассуждать об окружающих нас людях, судить о них, разбираться в них, наконец — это необходимо и в личной жизни (чтобы не наломать в ней дров, не сделать себя и близких своих несчастными), и на работе (чтобы, например, не доверить дело человеку, которому нельзя его доверять). Нам приходится говорить о чьих-то качествах вслух, обсуждать их — опять же, и на работе, и дома, от этого никуда не денешься. Где грань между необходимым и адекватным обсуждением — и осуждением человека? — Святитель Василий Великий сформулировал замечательный принцип, определяющий, когда мы имеем право сказать о человеке что-то негативное и не впасть при этом в грех осуждения. Это возможно в трех случаях: во-первых, когда мы видим необходимость сказать ближнему нашему о его недостатке или грехе для его же блага, для того, чтобы ему помочь. Во-вторых, когда нужно сказать о его немощах кому-то, кто может его исправить. И в-третьих, когда нужно предупредить о его недостатках того, кто может от них пострадать. Когда мы говорим о приеме на работу, о назначении на должность или же о вступлении в брак — это подпадает под третий пункт данного «правила». Решая эти вопросы, мы думаем не только о себе, но и о деле и о других людях, о том, какой вред может им причинить наша ошибка в человеке. Но что касается работы — здесь особенно важно быть максимально объективным, беспристрастным, чтобы к нашей оценке человека не примешивались наши личные, эгоистические мотивы. Насколько мы можем здесь быть справедливыми? Насколько вообще может быть справедливым человек? Как говорил авва Дорофей, кривое прав`ило и прямое кривит. Всегда есть возможность ошибки. Но даже если мы максимально объективны и справедливы, даже если наше суждение о человеке совершенно правильно — у нас все равно остается масса возможностей согрешить. Например, мы можем говорить о человеке справедливо, но со страстью, с гневом. Мы можем быть совершенно правы, но в какой-то критической ситуации оказаться абсолютно немилосердными к виноватому человеку, и это тоже будет грехом. Практически не бывает так, чтобы мы высказали о человеке свое мнение — пусть непредвзятое, справедливое, объективное — и у нас не было бы нужды вернуться к этим нашим словам, когда мы придем в храм на исповедь. Не могу не сказать еще раз об отце Кирилле. Когда ему задавали вопросы о конкретных людях (например, о сложных ситуациях, связанных с другими людьми) — он никогда не отвечал сразу, между вопросом и ответом всегда была дистанция. Отец Кирилл не просто обдумывал ответ, он молился, чтоб ответ был правильным, он давал себе время, чтоб утишились его собственные чувства, чтобы отвечать не из собственного душевного движения исходя, а именно по Божией воле. Есть пословица: «Слово — серебро, а молчание — золото». Но отец Кирилл на таких весах взвешивал свои слова о людях, что они исходили из молчания и оставались золотом. Вот если любой из нас попытается говорить о других исключительно так, с такой мерой ответственности — тогда его слово будет очищено от человеческих страстей, и он, может быть, не согрешит осуждением, немилосердием, гневом, тем, чем обычно мы в таких случаях согрешаем. — А бывает ли праведный гнев? — Пример праведного гнева дает нам Третья книга Царств, это гнев святого пророка Божия Илии. Однако мы видим: Господь — хотя Он и затворил по молитвам пророка небо и не было дождя — хотел иного: хотел, чтобы Его пророк научился любви. Милосердие и любовь Богу угоднее, чем праведный гнев. Преподобный Исаак Сирин пишет: «Никогда не называй Бога справедливым, Он не справедлив, Он милостив». И мы, чувствуя подступивший гнев, должны вспоминать об этом. К сожалению, мы периодически встречаем людей — искренне верующих, православных, но убежденных, что Православие должно быть с кулаками. Эти люди ссылаются, как правило, на Иосифа Волоцкого, на его взгляды на борьбу с ересями, которые привели даже к казням еретиков на Руси (слава Богу, что это не вошло в систему, осталось лишь отдельно взятым эпизодом, ибо существовал противовес — точка зрения преподобного Нила Сорского), на святителя Николая, якобы ударившего по щеке еретика Ария (хотя исторически этот эпизод сомнителен), и, наконец, на Иоанна Златоуста, призывавшего заградить ударом уста богохульствующего. Но ведь все эти примеры являют собой исключение, а не правило. И если мы помним согласное учение святых отцов, помним Евангелие, мы знаем, что все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26, 52). Если удар по щеке Ария действительно был нанесен, это было, возможно, проявлением ревности со стороны архиепископа Ликийских Мир — но откуда в современном человеке, усиленно призывающем «освятить руку ударом», такая уверенность — будто он обладает добродетелями святителя Николая? Откуда мы взяли, что для святителя Иоанна Златоуста это было нормой, а не исключением — «заграждать уста ударом»? Поэтому не надо нам «освящать руки» и заграждать чужие уста ударами. Не надо никого бить «за православную веру». За православную веру нужно бить только собственный грех. Это очень большой соблазн — направить гнев не на борьбу с самим собой, а на борьбу с другими. Если мы будем не с другими, а с собственным грехом бороться, мы разомкнем цепочку зла, ненависти, страха, не продолжим, а разомкнем. Господи, хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа (Лк. 9, 54–55). — Может быть, можно сказать так: на праведный гнев имеет право только святой? — Паисий Святогорец говорил: «Чем духовней человек, тем меньше у него прав». Это мы со своей точки зрения можем говорить о каких-то особых правах святого человека по отношению к другим, а сами святые никаких особых прав за собою не числили. Напротив, в житиях мы читаем, как святой, едва произнеся какое-то слово, осуждающее другого человека, тут же падал на колени и каялся в невольном грехе. — Если ближний наш обижает нас, причиняет нам боль или какой-то ущерб — нужно ли сказать ему об этом, и если нужно, то как при этом не допустить его осуждения? — Я не думаю, что в подобных ситуациях нужно терпеть молча. Потому что бессловесное, безропотное терпение скорбей, приносимых ближними, под силу только людям совершенной жизни. Если ближний причиняет нам боль — почему бы не предложить ему поговорить, разобраться, не спросить его, не считает ли он нас в чем-то неправыми, не обидели ли мы его чем-то сами? Когда оба человека благонамеренны — ситуация разрешится. Но если человек уязвляет нас сознательно и злонамеренно — здесь два пути: попытаться нейтрализовать его или, может быть, потерпеть, если это по силам. Если нет, выйти из-под удара — в этом никакого греха нет. Сам Спаситель заповедовал: Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой (Мф. 10, 23). Нам же для того, чтобы защититься от причиняемого человеком зла, нужно порой просто перестать перед ним открываться. Опустить забрало, дабы оно помешало ему нанести нам тот удар, который принесет зло — не только нашей, но и его душе. — С грехом осуждения непосредственно связан грех лжи и клеветы. Меня поразило то, что авва Дорофей и другие духовные писатели использовали слово «ложь» в несколько ином значении, не в том, к которому привыкли мы. Для нас ложь — это предпринимаемый с какой-либо (когда-то даже и благой) целью сознательный обман. Для них — то, что мы очень редко за собою замечаем: безответственное произнесение, говорение неких слов, то ли соответствующих истине, то ли нет; произнося это в обычном потоке нашего празднословия, мы даже не задумываемся о том, соответствуют ли наши слова о других людях реальности. Злословие, сплетничанье, «перемывание косточек» — все из этой оперы. Как от этого отстать? — Это вопрос о внимательности нашей жизни, о том, как мы внимаем себе. У внимательного человека пропадает склонность к легкомысленным, скоропалительным суждениям. Если человек живет не задумываясь, он переходит от одного смятения к другому. А смятение преподобный Исаак Сирин назвал колесницей диавола: на смятении, как на колеснице, враг въезжает в наши души и переворачивает в них все вверх дном. И перевернутый человек судит других по первому своему побуждению, не давая себе труда поразмыслить о справедливости своих суждений. Мы часто начинаем судить других от собственной немощи — одолевает нас усталость от обид, от ударов, от боли, и мы срываемся и начинаем эти свои раны с кем-то обсуждать. Перетерпи какое-то время, не рассказывай никому о своей обиде — и, может быть, умрет в тебе осуждение. И наступит ослаба, отдохновение для души. Но мы не находим в себе сил потерпеть, и здесь срабатывает еще один духовный закон, о котором говорят святые отцы: осуждая, ты лишаешься помощи Божией, благодатного покрова. И практически всегда сам совершаешь тот грех, за который осуждал другого человека. Страх лишиться Божией помощи — это еще один наш помощник в преодолении греха осуждения. Замечательный старец Ефрем Катунакский служил Божественную литургию в течение всей своей жизни каждый день и каждый раз переживал ее как неповторимое радостное событие для себя и всего мира. Но как-то раз не почувствовал божественной радости — отчего же? «Приходил ко мне брат один, мы с ним обсудили поступки архиереев и кого-то осудили» — так он это объяснил. Он стал молиться, почувствовал, что Господь его прощает, и сказал себе: «Хочешь снова потерять Литургию — осуждай». — Вы сказали уже об обилии поводов для осуждения. Как избежать сердечного гнева, наблюдая то, что происходит с нашим обществом, со страной, зная о колоссальной коррупции, наблюдая деморализацию общества, намеренное, в коммерческих целях, развращение молодежи? Это гражданская боль, гражданский протест, но ведь это и гнев тоже — мы им согрешаем? — Чувство, о котором вы говорите, очень близко и понятно мне. И я ищу для себя ответ на этот вопрос. Причина нравственного состояния нашего общества — она ведь и в нас самих тоже. Но если бы мы принимали неправедную жизнь как нормальную, если бы нам сейчас было хорошо — у нас вообще не было бы никакого оправдания. Мы привыкли разделять историю нашей страны на две части: до катастрофы 1917 года (это как бы хорошая жизнь) и после — это наша жизнь, плохая. Но давайте зададим себе вопрос: а что, до революции религиозная жизнь народа — всего, сверху донизу — была идеальной? Народ сам отходил от живой веры, его никто не оттаскивал за руку. Значит, народ сам сделал выбор и получил то, что выбирал. И пример израильского народа говорит нам об этом: когда евреи предавали Бога Единого, они терпели бедствия, притеснения, оказывались в рабстве; когда они отвергли Сына Его, они рассеялись по миру. Представьте себе, если бы у нас была сейчас идеальная власть, она продуманно заботилась бы о народе, настало бы процветание… Мы стали бы от этого чище, праведнее, ближе к Богу? Нет. Но, если бы мы оказались настолько далеки от Бога в условиях хотя бы относительного благополучия — суд Его был бы суровее к нам. Господь, может быть, посылает нам все это, всю нашу жизнь для того, чтобы мы поняли наконец, что не надо надеяться «на князи, на сыны человеческия» — надеяться надо только на Него. Чтобы мы от этой мысли к Нему обратились и изменились к лучшему. Осуждает тот, кто считает, что достоин лучшей жизни, лучшего народа, лучшей власти, кто думает: со мной-то все в порядке, а вот они… Но на самом деле начинать надо с себя. Потому что ничего в этом мире не исправишь, пока не исправишь себя самого. Журнал "Православие и современность", №23 (39), 2012 г.

О ЧТЕНИИ ЕВАНГЕЛИЯ Святитель Игнатий (Брянчанинов) При чтении Евангелия не ищи наслаждения, не ищи восторгов, не ищи блестящих мыслей: ищи увидеть непогрешительную святую истину. Не довольствуйся одним бесплодным чтением Евангелия; старайся исполнять его заповедания, читай его делами. Это - книга жизни, и надо читать ее жизнию. Не думай, что без причины священнейшая из книг, Четвероевангелие, начинается Евангелием от Матфея, а оканчивается Евангелием от Иоанна. Матфей научает более, как исполнять волю Божию, и его наставления особенно приличествуют начинающим путь Божий; Иоанн излагает образ соединения Бога с человеком, обновленным заповедями, что доступно одним преуспевшим на пути Божием. Раскрывая для чтения книгу - святое Евангелие, вспомни, что она решит твою вечную участь. По ней мы будем судимы, и смотря по тому, каковы были здесь, на земле, по отношению к ней, получим в удел или вечное блаженство, или вечные казни ( см. Ин. 12, 48). Бог открыл свою волю ничтожной пылинке - человеку! Книга, в которой изложена эта великая и всесвятая воля, - в твоих руках. Ты можешь и принять, и отвергнуть волю Создателя и Спасителя твоего, смотря по тому как тебе угодно. Твои вечная жизнь и вечная смерть в руках твоих - рассуди же, сколько нужно тебе быть осторожну, благоразумну. Не играй своею участью вечною! Молись в сокрушении духа Господу, чтоб Он открыл тебе очи видеть чудеса, сокровенные в законе Его (см. Пс. 118, 18), который - Евангелие. Открываются очи - и усматривается чудное исцеление души от греха, совершаемое Словом Божиим. Исцеление телесных недугов было только доказательством исцеления души, доказательством для плотских людей, для умов, ослепленных чувственностью (см. Лк. 5, 24). Читай Евангелие с крайним благоговением и вниманием. В нем не сочти ничего маловажным, малодостойным рассматривания. Каждая иота его испущает луч жизни. Пренебрежение жизни - смерть. Читая о прокаженных, расслабленных, слепых, хромых, беснующихся, которых исцелил Господь, помышляй, что душа твоя, носящая многоразличные язвы греха, находящаяся в плену у демонов, подобна этим больным. Научайся из Евангелия вере, что Господь, исцеливший их, исцелит и тебя, если ты будешь прилежно умолять Его об исцелении твоем. Стяжи такое расположение души, чтоб тебе быть способным к получению исцеления. Способны получить его сознающиеся в своей греховности, решившиеся оставить ее (см. Ин. 9, 39, 41). Горделивому праведнику, то есть грешнику, не видящему своей греховности, не нужен, бесполезен Спаситель (см. Мф. 9, 13). Зрение грехов, зрение того падения, в котором находится весь род человеческий, есть особенный дар Божий. Испроси себе этот дар, и понятнее будет для тебя книга Небесного Врача - Евангелие. Постарайся, чтоб Евангелие усвоилось твоему уму и сердцу, чтоб ум твой, так сказать, плавал в нем, жил в нем: тогда и деятельность твоя удобно соделается евангельскою. Этого можно достичь непрестанным благоговейным чтением, изучением Евангелия. Преподобный Пахомий Великий, один из знаменитейших древних Отцов, знал наизусть святое Евангелие и вменял ученикам своим, по откровению Божию, в непременную обязанность выучить его. Таким образом Евангелие сопутствовало им повсюду, постоянно руководило их[1]. Какое счастие, какое богатство - стяжание Евангелия памятию! Нельзя предвидеть переворотов и бедствий, могущих случиться с нами в течение земной жизни. Евангелие, принадлежащее памяти, читается слепым, узнику сопутствует в темницу, говорит с земледельцем на ниве, орошаемой его потом, наставляет судию во время самого присутствия, руководит купца на торгу, увеселяет больного во время томительной бессонницы и тяжкого одиночества. Не дерзай сам истолковывать Евангелие и прочие книги Священного Писания. Писание произнесено святыми Пророками и Апостолами, произнесено не произвольно, но по внушению Святого Духа (см. 2 Пет. 1, 21). Как же не безумно истолковывать его произвольно? Святый Дух, произнесший чрез Пророков и Апостолов Слово Божие, истолковал его чрез святых Отцов. И Слово Божие и толкование его - дар Святого Духа. Только это одно истолкование принимает святая Православная Церковь! Только это одно истолкование принимают ее истинные чада! Кто объясняет Евангелие и все Писание произвольно, тот этим самым отвергает истолкование его святыми Отцами, Святым Духом. Кто отвергает истолкование Писания Святым Духом; тот, без всякого сомнения, отвергает и самое Священное Писание. И бывает Слово Божие, слово спасения, для дерзких толкователей его вонею в смерть, мечом обоюдуострым, которым они закалают сами себя в вечную погибель (см. 2 Пет. 3, 16; 2 Кор. 2, 15-16). Им убили себя навечно Арий, Несторий, Евтихий и прочие еретики, впавшие произвольным и дерзким толкованием Писания в богохульство. На кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих (Ис. 66, 2), говорит Господь. Таков будь относительно Евангелия и присутствующего в нем Господа. Оставь греховную жизнь, оставь земные пристрастия и наслаждения, отрекись души своей, тогда сделается для тебя доступным и понятным Евангелие. Ненавидяй души своея в мире сем, сказал Господь, - души, для которой, от падения, грехолюбие соделалось как бы природным, как бы жизнию, - в живот вечный сохранит ю (Ин. 12:25). Для любящего душу свою, для того, кто не решается на самоотвержение, закрыто Евангелие: он читает букву, но слово жизни, как Дух, остается для него под непроницаемою завесою. Когда Господь был на земле пресвятою плотию, многие видели Его и, в то же время, не видели. Что пользы, когда человек смотрит телесными очами, общими у него с животными, а ничего не видит очами души - умом и сердцем? И ныне многие ежедневно читают Евангелие, и вместе с тем никогда не читали его, вовсе не знают его. Евангелие, сказал некоторый преподобный пустынножитель, умом чистым читается; понимается по мере исполнения заповеданий его самым делом. Но точного и совершенного раскрытия Евангелия невозможно стяжать в себе собственными усилиями: это - дар Христов[2]. Дух Святый, вселившись в истинного и верного служителя Своего, соделывает его и совершенным читателем и истинным исполнителем Евангелия. Евангелие есть изображение свойств нового человека, который - Господь с небесе (1 Кор. 15, 47). Этот новый человек - Бог по естеству. Святое племя Свое человеков, в Него верующих и по Нему преобразившихся, Он соделывает богами по благодати. Вы, которые валяетесь в смрадном и грязном болоте грехов, находите в нем наслаждение! Подымите главы ваши, взгляните на чистое небо: там ваше место! Бог дает вам достоинство богов; вы, отвергая это достоинство, избираете для себя другое: достоинство животных, и самых нечистых. Опомнитесь! Оставьте болото зловонное; вычиститесь исповеданием грехов; умойтесь слезами раскаяния; украсьтесь слезами умиления; подымитесь от земли; взойдите на небо - вас возведет туда Евангелие. Дондеже свет имате,- Евангелие, в котором сокровен Христос, - веруйте во свет, да сынове Света - Христа - будете (Ин. 12, 36). [1] Житие Пахомия Великого. Vies des Peres des deserts d'Orient par le R. P. Michel-Ange-Manin. Знал Евангелие наизусть святый Тихон Воронежский. И ныне отчего бы христианским воспитателям не украсить память невинного дитяти Евангелием, чем засорять ее изучением Езоповых басней и прочих ничтожностей? [2] Преподобный Марк Подвижник. О законе духовном. Доброт., ч. 1, гл. 32.

От всех форумчан благодарю Вас за заботу о заблудших душах наших и за духовное просвещение - особенно за время, потраченное ради нас. Каждая тема - сокровище!

Творение Митрополита Тобольского и всей Сибири Иоанна Максимовича Илиотропион Маловерие людей. Ни об одном предмете так часто не напоминал Христос Господь своим ученикам как о маловерии. Он предостерегал всех от маловерия не только словами, но и множеством фактов, удивительно доказывающих силу веры и бессилие недоверия или сомнения в Божьем покровительстве и спасении от опасностей. Для чего иного, как не для наглядного удостоверения в вездесущей помощи Божьей верующим и надеющимся на Единого Бога во Святой Троице, совершены были Христом утишение бури на корабле, чудное насыщение пятью и четырьмя хлебами многих тысяч народа в пустыне? Что означало Петрово погружение в волнах морских? Всеми этими чудными делами наставлял Христос не быть маловерныии, и потому возгласил: маловере! зачем сомневаешся? как бы говоря: неужели вы так неразумны, что не можете понять единственного первоначального и весьма необходимого учения? Малове/p>

Из далекого прошлого передо мной встает образ одного из моих хороших знакомых, музыканта и композитора Пасхалова. Он обладал огромным талантом, на концертах, которые он давал, собирались тысячи народа. В миру я был большим любителем музыки, и сам играл на фисгармонии. Чтобы усовершенствоваться в игре, я начал брать уроки у Пасхалова. Он потребовал большую плату за уроки, но деньги у меня были, и я согласился; потом он полюбил меня, недостойного, и предлагал заниматься бесплатно, но от этого я, разумеется, отказался. Наши занятия шли успешно, но мне было очень печально, что Пасхалов совсем отошел от Церкви. По поводу этого мне не раз приходилось вести с ним беседу. — Без Церкви невозможно спастись, – говорил я ему. – Ведь вы в Бога-то веруете, зачем же отвергаете средство к спасению? — Что же я такого делаю? Живу, как и все, или большинство, к чему нужны обряды? Разве без хождения в церковь уж и спастись нельзя? — Невозможно, – отвечаю, – есть семь дверей для спасения; в одну вы уже вошли, но надо войти и в другие. — Какие семь дверей? Ничего подобного не слыхал. — Семь дверей – это семь таинств; святое крещение над вами совершено, следовательно, одни двери пройдены, но необходимо войти в двери покаяния, соединиться со Христом в Таинстве Причащения... — Ну что вы мне говорите, Павел Иванович, каждый служит Богу, как умеет, как, наконец, считает нужным; вы вот в церковь ходите, посты соблюдаете и т.д., а я служу Богу музыкой – не все ли равно? – и, не дожидаясь ответа, Пасхалов заиграл. Никогда я не слышал такой музыки, неподражаемо играл он в тот вечер. Я жил в меблированных комнатах, и вот все коридоры наполнились народом, двери всех комнат открылись, все стремились послушать гениального композитора. Наконец, он кончил. — Удивительно хорошо, – заметил я, – но музыка музыкой, а церковь она все-таки заменить не может, всему свое время. Наша беседа с ним затянулась в тот вечер далеко за полночь. Ушел он в особенном настроении, умиротворенный и радостный. На другой день пришел он ко мне снова. — Знаете ли, Павел Иванович, всю-то ночь я продумал, какой я великий грешник, сколько лет уже не говел. Вот скоро наступит Великий пост, непременно буду говеть и причащаться. — Зачем же ждать поста? Говейте теперь. — Нет, теперь неудобно, ведь и пост не за горами. Хорошо думал Пасхалов, только он забыл, что есть враг, которому неприятна такая перемена в нем, и что нужно подготовиться к борьбе – все это он упустил из вида. Однажды поздно вечером он приехал домой и велел горничной расплатиться с извозчиком; та вышла на улицу, но вместо извозчика увидела на облучке какое-то чудовище. Вид его был так страшен, что горничная упала в обморок. Куда враг возил Пасхалова, неизвестно, только на другой день он скоропостижно скончался. И погибла душа навеки. Сердечно мне его жаль. Враг всюду расставляет свои сети, желая погубить человека, и губит неосторожных. Из бесед прп. Варсонофия Оптинского

Азбука для начинающих духовную жизнь 1. В постели пробуждаясь прежде всего вспомни о Боге, и знамение крестное положи на себя. 2. Молитвенное правило, какое есть у тебя, не оставляй, и им начинай провождение дня. 3. В течении дня, при каждом деле, молись краткими молитвами. Молитва — крылья души; молитва делает душу престолом Божиим. 4. Чтобы Бог услышал молитву, нужно молиться не кончиком языка, а сердцем. 5. Никто из окружающих тебя да не останется утром без твоего искреннего привета. 6. Не бросай молитвы, когда враг нагоняет безчувствие; кто принуждает себя при сухости души к молитве, тот выше молящегося со слезами. 7. Новый Завет надо тебе знать разумом и сердцем, поучаться в нем постоянно, непонятное не толковать самому, а читать святоотеческие толкования или спрашивать разъяснения у отцов своих духовных. 8. Воду святую с жаждою освящения души и тела не забывай пить. 9. Приветствие Царице Небесной: «Богородице Дево радуйся...» произноси чаще, или хотя бы на каждый час. 10. В свободное время читай писания православных отцов - учителей духовной жизни, а если у тебя нет, то настойчиво проси у того, у кого они есть. 11. Во искушениях и напастях тверди больше псалтырь и читай молебный канон Пресвятой Богородице: «Многими содержим напастьми». Она у нас одна Заступница. 12. Когда демоны мечут на тебя стрелы свои, когда грех приближается к тебе, то пой песнопения Страстной Седьмицы и Святой Пасхи, читай канон с акафистом Сладчайшему Иисусу Христу, и Господь разрешит узы мрака оковавших тя. Взывай также к Пресвятой Богородице и Ангелу-хранителю. Читай много раз «Богородице, Дево, радуйся...» 13. Если не можешь петь и читать, то в минуты брани, поминай имя Иисусово, стой твердо и уврачу-ешься плачем своим. Если даже не улавливаешь смысла слов Иисусовой молитвы, все равно повторяй, бесы понимают и убегут. 14. В постное время постись, но знай, что Богу угодно не только воздержание чрева, но и воздержание ушей, очей, языка, а также воздержание сердца от страстей. 15. Человек, начинающий духовную жизнь, должен помнить, что он больной, ум у него находится в заблуждениях, воля более склонна ко злу, нежели к добру, и сердце пребывает вне чистоты от клокочущих страстей, поэтому вначале духовной жизни все должно быть направлено для приобретения духовного здравия со смирением. 16. Духовная жизнь есть постоянная неумолкаемая война с врагами для спасения души. Никогда не спи душой, дух твой должен быть бодр, непременно всегда на помощь зови во всякой брани Спасителя своего, Божию Матерь и Ангела-хранителя. 17. Бойся согласиться на грех и соединиться с греховными помыслами, внушаемыми тебе, приступающим врагом тебе. Согласившийся уже сотворил то, о чем помыслил. Если ты поползнулся в мыслях, то сокруши сердце и кайся, враг будет внушать: «Ты уже согрешил помыслом, сотвори грех на деле». Отвечай мысленному убийце: «Пред Богом моим согрешил, пред Ним и покаюсь. А ты кто такой?» 18. Помни, Бог желает твоего спасения и все сделал для твоего спасения, поэтому чтобы погибнуть, нужно быть нерадивым. 19. Проси постоянно Господа: «Страх Твой всади в сердце мое». О, как блажен тот, кто имеет постоянный трепет перед Богом. 20. Все сердце без остатка отдай Богу и ощутишь рай на земле. 21. Вера твоя должна укрепляться от частого прибегания к покаянию и молитве, а также от общения с людьми глубокой веры. 22. Заведи себе помянник, запиши туда всех ненавидящих и обидевших тебя, а также страдальцев нашего века и тех, о которых некому помолиться, ежедневно поминай их. 23. Ищи постоянно и неустанно дел милосердия и любви страдательной. Без этих дел невозможно угодить Богу. Будь солнышком для всех, милость выше всех жертв. 24. Без необходимости неотложной никуда не ходи, не суетись и дома. Стремление к богатству, мно-гопопечительность — уловка врага для нашего времени. 25. Как можно меньше говори, смейся, любопытствуй, празднолюбствуй. 26. Не пребывай никогда без дела, праздники церковные и воскресные дни почитай исполнением дел Божиих, а не греховными увеселеньями или праздным времяпровождением. 27. Люби святое уединение. 28. Все обиды терпи сначала молча, потом укорением себя, а потом молитвой за обижающих. 29. Самое главное для нас — это научиться терпению и смирению. Смирением мы победим всех бесов, а терпением победим страсти, воюющие на нашу душу и тело. Прося в молитве смирения, мы просим, чтобы Бог попустил какому-то человеку нас укорить. Смирение и любовь к врагам не придут сами собой. Их нужно стяжать, перенося правильно укоризны и унижения. 30. Не показывай на молитве твоей, никому кроме Бога, своих слез умиления и своей ревности о спасении. 31. Православного священника почитай Ангелом, Благовестником, посланным обрадовать тебя и принести тебе избавление. 32. Обращайся с людьми так же внимательно, как с наследниками Великого Царства, но и также осторожно, как с огнём. Помни слова Спасителя, что все, что ты делаешь ближнему, делаешь Ему Самому. В ближнем наше спасение или погибель. 33. Всем всё прощай и всем сочувствуй в страданиях их. - 34. Не носись только с собою, как курица с яйцом, забывая о ближнем. 35. Кто ищет здесь покой, в том не может пребывать Дух Божий, в нем нет любви к Богу и ближнему. 36. Тоска и смущение нападает от недостатка молитвы. 37. Всегда и везде призывай на помощь Ангела-хранителя своего. Внушения его приносят небесный мир в душу, а от лукавого — смущение духа, хотя бы мысли и казались нам правильными. 38. Храни всегда плачь сердечный о своих грехах. Когда исповедуешь их и причастишься Святых Христовых Тайн, то радуйся тихо об освобождении. 39. Непотребность и недостатки знай только свои, а чужих тщательно берегись. Не губи себя осуждением других, осуждающий есть антихрист. Один суд Божий, другой — человеческий. О немощах других плач, да не погибнут навек. Плачущий о себе не осуждает других, а любит их, желает и им,, как себе, вечного спасения. 40. Не верь каким-либо, даже добрым пожеланиям своим прежде чем одобрит их опытный духовник. Не верь своему сердцу, проверяй себя писаниями православных святых отцов. 41. Каждый вечер исповедывайся Богу во всех своих греховных делах, словах и мыслях, бывших в течении дня. Раньше в монастырях каждый вечер новоначальные открывали старцу свои помышления. 42. Перед сном мирись со всеми от всего сердца. 43. Не должно тебе рассказывать сны другим и сам не верь им. Не раз диавол обманывал и даже губил верящих своим снам. * 44. Усни с крестным знамением и Иисусовой молитвой. 45. Ночная молитва дороже дневной. 46. Не теряй связи со своим духовным отцом. 47. Благодари Бога за всё 48. Себя нужно делить всегда на себя и на врага: избегай того, что хочет твой внутренний враг. 49. Внутренняя скорбь о грехах своих спасительнее всех телесных подвигов. 50. Нет лучшего слова на языке нашем, чем «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного. Господи, спаси мя грешнаго». 51. Полюби все уставы церковные и сближай с ними свою жизнь. 52. Навыкни бдительно и всегда следить за собой, в особенности за своими внешними чувствами. Через них особенно в душу входит враг. Следи внимательно за своими помышлениями. 53. Когда познаешь слабость свою и бессилие к сотворению добра, то помни что не сам ты спасаешь себя, спасает тебя Спаситель твой Господь Иисус Христос. 54. Непреступная твоя должна быть вера, ибо не дремлет лютый враг, стережет твой каждый шаг. Но Бог любит мужественную душу, уповающую всегда на Него. 55. Никто не входил на небо, живя прохладно. 56. Нас сближают с Богом скорби, труды и болезни; не ропщи на них, не бойся их. 57. Как можно чаще, с умилением и сокрушением сердца приобщайся Святых Тайн Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа. Жив ты бываешь только ими. 58. Никогда не забывай, что смерть может похитить нас каждую минуту, не забывай, что скоро Суд и воздаяние. Помни, что ты всегда находишься в присутствии Бога и под всеведущим взором Его. 59. Поминай ещё то, что уготовил Господь любящим Его, и заповеди Его творящим. 60. Прочитывай азбуку сию, хоть раз в неделю. источник: http://www.pochaev.org.ua/?pid=1340

Слово для радующихся наступлению Рождественского поста Мать-Церковь, дорогой читатель, имеет обыкновение загодя, то есть задолго до наступления самого празднества, готовить своих детей к событиям чрезвычайным, составляющим центральную ось земного и вечного бытия. К таковым, без сомнения, принадлежит Христово Рождество, или явление Бога во плоти. Вся история человеческого рода, начатая грехопадением праотцев, Адама и Евы, продолженная историей их потомков, историей народов и царств (а преимущественно историей древнего Израиля), — вела и привела к Вифлеему, к таинственному вертепу, где впервые явил нам Свой дивный младенческий лик Спаситель мiра, Христос! Нет ничего удивительного, что и два с лишним тысячелетия спустя, мы, питомцы Церкви Христовой, не вдруг и не сразу празднуем Господне Рождество, но прежде вступаем в сорокадневный пост (как определено святыми отцами издревле), чтобы мало-помалу озариться и просветиться чудным светом Рождественской ночи… Начинается это постническое поприще тотчас после празднования памяти святого апостола Филиппа, 15 ноября по церковному календарю {28 ноября по н. ст.), а завершается самим празднеством, ночью 25 декабря (7 января по н. ст.). Устав постнических трудов не столь строг, как во дни Великого и Успенского постов: рыба вкушается неотменно по субботам и воскресным дням, равно и в праздничные дни церковного календаря, за исключением среды и пятницы (если накануне не совершается всенощное бдение). Устрожение поста начинается с предпразднства Рождества Христова 2 января, дня памяти священно-мученика Игнатия Богоносца, когда рыбная трапеза исключается полностью для радеющих о соблюдении церковного Устава во всей строгости. Следует особо упомянуть о сочельнике, или навечерии праздника (24 декабря/ 6 января). В этот день с глубокой древности христиане вкушали сочиво (отсюда и само наименование «сочельник») — разваренные в собственном соку овощи. Трапеза поставлялась после того, как священнослужители, встав пред зажжённой на свещнике свечой, споют тропарь и кондак праздника, устремив взор на вынесенную посреди храма икону Рождества Христова. Русский благочестивый народ отлагал вкушение пищи до явления на небе первой звезды, напоминающей о звезде Вифлеемской, символом которой и является горящая свеча, поставленная пред Рождественским образом… Но довольно о «столах»… Обратим внимание, дорогой читатель, на существенную сторону пощения, или, как говорили в старину, «говения», то есть подготовки к приобщению Святых Христовых Тайн (и не один раз) в течение Рождественского поста. Навстречу каким мыслям и чувствам отворим, раскроем ум и сердце наши, если только те окажутся послушны велению нашего духа, просвещённого благодатью? Опору для этих мыслей и чувств обретём в Евангелии, в повествовании святых апостолов Матфея (1 и 2 гл.) и Луки (2 гл.), составляющих содержательную основу текста Рождественской службы. Заблаговременно прочитав и не раз перечитав эти евангельские главы, соединив с чтением и усердное выполнение молитвенного утреннего и вечернего правил (заповеданных христианину Церковью), усердно посещая предрождественские службы, мы призваны воспарить умом «в области заочны», сообщив самому сердцу способность проникаться и насыщаться этими светлыми размышлениями. Не будем забывать, читатель, что чистосердечное исповедание грехов и приобщение, «со страхом и трепетом», Пречистого Тела и Крови Христовых, соединённое с посильным исправлением жизни, осеняет всю жизнь христианина Божественной силой. Благодать делает невозможное возможным, а помрачённого умом и сердцем грешника изменяет в светлое и кроткое чадо Божие; полагает в уме и сердце новые мысли и новые чувства; раскрывает пред искренним и истинным учеником Христовым мiрдуховный… Итак, отбросив и оставив позади себя все колебания и сомнения, доверчиво подай мне свою руку, читатель, и мы, под невидимым руководством святых отцов, вступим в священный мир Евангельского Откровения, сокрывшись от утомительного шума окружающей нас суеты… Я покажу тебе далеко не всё, но ты увидишь главное, увидев, постарайся запомнить увиденное, чтобы затем, в уединении, поразмыслить и над всем прочим, составляющим историю рождения Господа нашего Иисуса Христа. Вот перед тобой мудрецы Востока, которые оставили свои дома, сродников и родную землю — ради следования за таинственной звездой, воссиявшей им «от Иакова… Сколько опасностей преодолели они, какие явили мужество, целеустремлённость, покуда не достигли заветной цели своего странствия и не положили, наконец, дивные дары — золото, ладан и смирну — пред Богомладенцем Христом, Повелителем тех звёзд, которым некогда неразумно служили! Готов ли ты, готовы ли мы с тобой отринуть служение обманывающим и губящим нас идолам, собственным страстям гордости, похоти, сребролюбия, чтобы не оставить в душе ничего, кроме златой веры в Искупителя, благоуханной надежды на Его попечение о нас и крепкой, «как смерть», любви, побеждающей самую смерть? Окажемся ли столь сильными, как Гаспар, Валтасар и Мельхиор (Священная история сохранила для нас их имена, как и самые мощи волхвов, которые почивают в золотом ларце в алтаре знаменитого готического Кёльнского собора в Германии), чтобы не испугаться прещений Ирода — мiра, во зле лежащего, — и уйти от него «иным путём» в «страну свою», в страну священного безмолвия и сердечной молитвы, составляющих лучшее украшение боголюбивой души?.. А теперь переведи свой взор, благосклонный читатель (надеюсь, не нанесу тебе оскорбленья этим наименованием и не вызову иронической усмешки), на известное всякому современному паломнику в Святую Землю «поле пастушков»… Вот они, смиренные и незлобивые пастыри овец, чистосердечные, как дети, бодро и зорко несущие свой дозор в холодную зимнюю ночь… Им, им, а не завистливым фарисеям и не надменным книжникам, закоснелым в их холодной учёности, которая не давала ничего ни уму, ни сердцу израильского народа, явился Ангел Господень со словами: « …не бойтесь; я возвещаю вам великую радость.., ибо ныне родился вам в городе Давидовом Спаситель, Который есть Христос Господь; и вот вам знак вы найдёте Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк. 2,10—12). Похвалимся ли мы с тобой подобными чистотой сердца и ясностью ума, которые позволили вифлеемским пастухам не только воспринять откровение, но и тотчас выполнить, не медля ни секунды, поведенное Ангелом? Находим ли в себе спасительное самоотвержение пастухов, не позволившее им забыться глубоким, тяжёлым сном, в который был погружён весь город, так и не узнавший, не приметивший «времени посещения своего»? Познай, читатель, из примера пастырей, как важно для спасения души «внимать себе», то есть всегда нести духовный дозор на поле сердца своего, не допуская волков (хищные и злые помыслы) до стада. Кроткие овцы — это мир и покой сердца, уравновешенные душевные силы, взбаламутить которые только и тщится враг нашего спасения, душегубец дьявол… Если имеешь ещё силы и решимость, взгляни, мой читатель, на страшную картину избиения невинных детей вифлеемских, первых мучеников Христа ради, проливших свою младенческую кровь, по злобе Иродовой, поистине сатанинской… Убиты не согрешившие, окончили свою земную жизнь те, кто не успел ее начать!.. Уверуй же вместе со всею Церковью в таинственный, не вмещающийся в рациональное постижение провиденциальный, вещий смысл этих страданий… Скажем вместе с поэтом XIX столетия: Премудрость Вышнего Творца Не нам исследовать и мерить: В смиреньи сердцем надо верить И терпеливо ждать конца… Подобно звёздам на небосводе, безсмертные души вифлеемских младенцев светят нам, сущим в ночи века сего («в котором часто правды не бывает»), и свидетельствуют, что «правда на небеси живет» (выражения заимствованы из ветхозаветных Писаний), там, где нет «ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь безконечная»… И да укрепляется наша с тобой вера во всеблагой и всемогущий Промысл Божий, обращающий самые страшные деяния преступных рук человеческих в благие для их невинных жертв последствия… Чем ближе мы подходим к завершению поста, тем ярче разгорается над нашими главами чудная Вифлеемская звезда, возвестившая волхвам и время рождения Младенца, и место Его обитания… Лучи этой разумной звезды (по изъяснению святых отцов, она была ангельской силой, а не мёртвым космическим телом) озаряют своим нетленным, немерцающим светом сумрак пещеры — сердечной клети каждого из нас… Лучи этой звезды приводят душу, едва коснутся её, в неизъяснимый трепет и небесную радость, подобие которым мы не найдём здесь, на грешной земле, с её чувственными, скоротечными, исчезающими, как дым, удовольствиями. «Я есмь.. звезда утренняя, — вещает Господь (Отар. 22, 16). — Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам… звезду утреннюю. Имеющий ухо [слышать] да слышит, что Дух говорит церквам» (Откр. 2, 26, 28—29). – И вы хорошо делаете, — вторит Господу святой апостол Петр, — что обращаетесь [к слову Божию], как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших (2 Пет. 1,19). Утренняя звезда — это сердечная, сокровенная молитва! Она совершается не устами и перстами, а умом и сердцем, она обращает всё существо человека ко Господу, поставляет ученика пред пресветлым ликом Учителя своего… Озаряемые невечерним светом Рождественской звезды, войдём же, послушный читатель, под своды самого Вифлеемского вертепа… и остановимся вовремя, дабы не преступить положенной нам, грешным, черты и не опалиться тем сиянием, которое исходит от дивного Богомладенца, почивающего в воловьих яслях… Вот Он, Великаго Совета Ангел, Царь мiра, Отец будущаго века, как воскликнул о Нем в пророческом трезвенном упоении «ветхозаветный евангелист», святой пророк Исайя! Вот Он, Чаяние языков, Ожидание всех народов, Свет велий, пришедший в этот мiр для того, чтобы просветить во тьме сидящих! Уже предпразднуя светлую, как день, Рождественскую ночь, воспоём, читатель, со всею Церковью: «Христос раждается, славите… Христос на земли, возноситеся. Пойте Господеви, вся земля…». Завершая это повествование, оставляю тебя, полюбившийся мне читатель, и вверяю действию Божией благодати, которая, по слову апостола, может назидать своих наперсников (друзей) лучше, нежели слабое, хотя и произносимое от души, человеческое слово… Протоиерей Артемий Владимиров

Протоиерей Виктор Ильенко Несомненно, есть много причин, почему мы эту молитву, которая временами способна вызвать глубокое чувство в нашей душе, большей частью произносим бессознательно, поспешно, касаясь ее только губами. У нас нет времени, мы всегда торопимся: утром - на работу, вечером - в постель. Дела отнимают у нас все время, все виимание, всю силу души. Некогда побыть наедине с собой, некогда посмотреть в свою душу, некогда стать пред Господом и сказать Ему, как существу живому и близкому: "Боже, будь милостив ко мне, грешнику!" сказать с несомненной уверенностью, что не в пустоту произносим мы эту фразу. Но если нам всегда некогда, если наша домашняя молитва всегда в неисправности, если вопль мытаря не из глубины души произносится, то станем, хоть сейчас, добре, станем со страхом и поразмыслим, отчего это происходит и нет ли возможности исправиться на лучшее? Итак, отчего эта краткая молитва, оправдавшая мытаря при всей его худости и грехоности, не приносит нам чувства оправдания? Не оттого ли, что сердце не участвует в ней? Мы не чувствуем нужды бить себя в грудь, как мытарь, ибо это жест глубокого, сердечного Сокрушения. Мы не держим долу нашего взора, ибо это знак крайнего смирения. У нас нет ни того, ни другого. И это очень, до слез жалко, ибо только сердце сокрушенное и смиренное Бог любит и никогда не уничижит. Но ведь сердце - не камень! Это камень, как его ни бей, не сделается мягким. А сердце человеческое можно умягчить. Не напрасно священник, приступая к служению литургии, молится: "Отыми, Господи, сердце каменное от плоти нашей и дай сердце плотяное, боящееся Тебя, любящее, почитающее, Тебе последующее и Тобою питающееся!" В надежде на эту добрую изменчивость человеческого сердца, в надежде, что Господь непрестанно готов переделать наше сердце из злого, холодного, замкнутого, себялюбивого в кроткое, мягкое, любящее, мы и начали нашу сегодняшнюю речь. "Боже, будь милостив к нам, грешным! Пока я утешаюсь мыслью, что я не хуже других, что грехи мои - самые обыкновенные и, значит, простительные, - я не могу придти в чувство раскаяния, сокрушению не откуда родиться. Надо стать пред Богом и не своими глазами, лукавыми и слишком снисходительными к себе, а Христовыми глазами посмотреть на себя. Какими бы нас хотел видеть Христос-Спаситель в нашей повседневной жизни? В утешение ли Ему, кормильцу нашему, все то, чем полна наша голова, наше сердце, вся наша деятельность? Непременно надо Христа иметь присущим нашей жизни, спутником нашим; все делать, как бы у Него пред глазами. Только тогда и может открыться наше сокровенное в своем настоящем свете. Тогда мы перестанем убаюкивать себя мечтой, что мы не хуже других, тогда откроются глубочайшие движения сердца и только тогда мы сможем со всем сокрушением сердца воскликнуть: "Боже, милостив буди мне, грешному!" Аминь.

Схиигумен Савва. Семена сатаны и любовь Христова. О главных христианских добродетелях и гордости Мнимое смирение – это ложное, поддельное, напускное смирение . Оно выявляется в словах самоуничижения и смиреннообразием, то есть смиренным видом. Страдающие мнимым смирением обычно говорят и очень часто повторяют, что они грешны, и даже выявляют некоторые свои погрешности как бы в доказательство своих слов о своей греховности, но внимательный собеседник, опытный в духовной жизни, сразу определяет, что перед ним человек, страдающий манией смиренности. Мания смиренности – это одна из разновидностей скрытой гордости. Человеку, не опытному в духовной жизни, трудно отличить мнимое смирение от истинного смирения . Иногда притворство обуреваемых этой страстью бывает так искусно, что, действительно, нужен очень опытный глаз и испытание, чтобы, как говорится, раскусить человека. А иногда притворство и обман их сразу обнаруживается, особенно теми, кто близко и хорошо их знает. Вот, например, мнимо смиренный в присутствии многих скорбит о своем ничтожестве, называет себя и грешным, и окаянным, и ненормальным... дурачком и другими нелестными именами. Присутствующие думают: "Спаси его, Господи! Какой он смиренный!.. Даже не стыдится при всех обзывать себя так". Но стоит только согласиться с ним и сказать: "Да, да! В тебе есть это!" как он тут же изменится и даже может возразить: "А ты откуда знаешь?" Но чаще он умолкает, затаив злобу и вражду на своего обличителя. Отныне он считает благодетеля своего врагом. Перестает здороваться, отворачивается, косится, при случае не прочь отомстить. Есть такой рассказ, как мнимо смиренный инок пожелал вериги носить. Без благословения духовного отца стал просить кузнеца отковать ему вериги. Кузнец отказался, но инок в другой раз пришел. Тогда кузнец спрашивает у наместника обители: "Что делать?" – А ты испытай его, – сказал наместник, – ударь но щеке. Если он смолчит, исполни просьбу, а если возмутится, обличи его. Приходит инок в третий раз со своей просьбой. Кузнец сделал вид, что разгневался на него, и ударил но щеке. Оскорбленный инок ответил ему тем же... Тогда кузнец сказал: – Прости меня, брат. Наместник так повелел испытать тебя. Стыдно стало иноку, и он ушел. Очень полезно испытывать тех, кто часто уничижает себя. Сразу выявляется – истинное в нем смирение или напускное. Такое испытание часто отрезвляет больного, и постепенно он становится здоровым. Вот, например, человек уничижает себя и, как говорится, распинает себя за малый грех. Невольно напрашивается мысль: "Какое смирение ! За такой ничтожный грех он, бедный, так казнит себя... Вот в ком высота! Вот где спасение! У такого не может быть больших грехов". А кто близко знает его, может сказать: "Что же ты так сильно сокрушаешься в этом грехе, будто больших у тебя и нет. Следовало бы тебе сокрушаться более о том-то и том". Большие тайные грехи выявлять в присутствии других не надо (наедине можно сказать о них), а надо напомнить ему только те грехи, о которых он сам говорил в другое время, или такие грехи, которые всем известны из жизни. Не надо бояться, что испортятся отношения. Это только на время его болезни до выздоровления, а, может быть, и на более короткий срок, зато потом возлюбит обличителя и благодетеля своего больше других. Мнимое смирение происходит от нерадения, лености и тщеславия. Человеку хочется быть смиренным, а трудиться над собой лень. Вот он и вступает на путь ложного смирения , кичится и превозносится им и в своих собственных глазах, и перед другими. Обладающие мнимым смирением не выносят обличении и указаний на их недостатки. Они обиженно умолкают или начинают спорить, оправдываться, раздражаться и сердиться на своих обличителей, а потом и вовсе охладевают к ним. Мнимое смирение , выражающееся в словах самоуничижения перед людьми, является только рисовкой, маскирующей тщеславие и гордость, поэтому надо строго следить за собой, за своими словами. Некоторые, чтобы показать себя с благочестивой стороны и чтобы вызвать похвалу в свой адрес, очень часто крестятся и часто произносят слово Бог. Однажды слышу: – Какой хороший человек! Глубоко верующий! – А как Вы определили? – спрашиваю. – Он всегда с Богом. На каждом слове вспоминает Бога! – А вот такой-то, – говорю, – более верующий. – Ой, что Вы, Батюшка! Он и крестится редко, и про Бога не вспоминает. Вот такое неправильное понятие у людей об истинном смирении , об истинном благочестии. Внешнее и показное принимают за истину, а если благочестивый скрывается от постороннего взгляда, то он, но их понятию, неисправный христианин. Как нечестивец свой разговор пересыпает бранными словами, так некоторые христиане в своем праздном разговоре употребляют священнейшее слово Бог без благоговения, без страха Божия, а иногда – избави, Господи! – даже в шутливой форме, со смехом. А считаются благочестивыми! Великий грех – имя Божие произносить всуе, то есть в простых разговорах, и тем более в шутках. В этом надо каяться. Мнимое смирение бывает двух видов. Одно, как говорится, злоумышленное, когда человек не думает о спасении, но сознательно лицемерит и притворяется смиренным для достижения определенной корыстной цели, а другое неосознанное, когда человек не понимает сути дела. Оно, в свою очередь, тоже делится на два вида. К первому виду относятся люди, которые искренно ищут пути спасения и хотят быть истинно смиренными, но не знают закона духовной жизни, что спасение внутри человека и что надо скрывать свои подвиги и добродетели, поэтому они все свое внутреннее проявляют и внешне, не скрывая ничего, и тем опустошают себя. Эти люди быстро воспринимают замечания, не обижаются и сравнительно быстро исправляются. Но если они долгое время пребывают в таком состоянии, то может родиться и развиться тщеславие. В данном случае от мнимого смирения рождается тщеславие и гордость. Ко второму виду относятся люди, которые уже заражены тщеславием в разной степени. Для них смирение , как я уже говорил, – ширма. У этого вида есть бесчисленное множество вариантов проявления мнимого смирения . Как гордый человек гордится своей красотой, талантами, способностями и прочим, так мнимо смиренный тщеславится и услаждается своим показным смирением . Эти люди не воспринимают замечания, обижаются и медленно, с большим трудом исправляются. Бывают случаи, когда совсем не исправляются, но это как исключение, когда человек в прелести. В данном случае мнимое смирение рождается от гордости и тщеславия. Показное смирение в словах, или, как называют его, смиреннословие, вредит делу спасения по трем причинам: Порождает и утверждает тщеславие и гордость. Опустошает душу празднословием. Наводит слушателя на соблазн, то есть на грех осуждения, зависти, празднословия. Преподобный Варсонофий Великий пишет: "Смиренномудрый не должен выказывать свое смирение на словах; смирение на словах есть порождение гордости и беспорядочно рождает через них матерь свою – тщеславие". А Игнатий Брянчанинов пишет так: "Господь заповедал совершать все добродетели втайне (Мф. 6, 1-6), a смиреннословие есть вынаружение смирения напоказ человекам. Оно – притворство, обман, во-первых, себя, потом других, потому что утаение своих добродетелей составляет одно из свойств смирения , а смиреннословием это-то утаение и уничтожается". Как видишь, друг мой, лучше быть на вид гордым со смиренным сердцем, чем видом и словами казаться смиренным, а сердцем тщеславиться... Всем нам надо стараться быть серенькими, незаметными, скромными, молчаливыми и не выставлять напоказ свое мнимое смирение .

Самое главное – смирение, самоукорение, самоосуждение, осознание своей греховности, понимания, что без Бога человек – ничто. Без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5). Из Древнего Патерика: «Спрошен был старец: как найду я Бога – постом, трудом, бдением, или милостынею? И старец на это отвечал так: многие изнурили плоть свою безрассудно, и не получили от того пользы. Уста наша дышат постом; мы наизусть изучали Писания, совершили псалмы Давидовы; а чего ищет Бог, того не имеем, т.е. страха Божия, любви и смирения». И может быть даже вред, так если нет смирения, значит есть больше места для гордыни в нашем сердце. А это очень опасно. Это тоже самое что ходить по многокилометровому канату на высоте с надеждой успешно пройти весь путь. Игумен Никон Воробьев: «Мерою духовного роста человека является его смирение. Чем выше духом человек, тем он смиреннее. И наоборот, чем смиреннее, тем выше. Не правила, не поклоны, не посты, не чтение Слова Божия, а смирение приближает человека к Богу. Без смирения все, даже величайшие, подвиги не только не полезны, но могут и вовсе погубить человека. А в наше время можно видеть, что чуть-чуть человек побольше помолился, почитывает Псалтирь, держит пост — и уже мнит себя выше других, осуждает ближних, начинает учить, когда не просят и проч. и этим показывает свою духовную пустоту и удаление от Господа на страну далече. Бойся высокого мнения о себе».

Вы описываете свои смущения и хотите найти покой там, где вас никто не будет знать, или удалиться так, чтобы никого не видеть, кроме Божия света, как бывают схимники. Я должен вам сказать, что ваше мнение очень ошибочно; куда вы ни поезжайте, куда ни скройтесь, нигде не найдете спокойствия при вашем теперешнем устроении. Не места, не люди вас беспокоят, а сами себя мнением своим беспокоите. Вы везде будете сами с собою и не уйдете от смущения, пока не смиритесь и не оставите мнения, что на вас все смотрят и думают что об вас. Это вам искушение вражие, но оно на вас сильно действует от вашей духовной гордости; вы, может быть, прежде и проходили подвиги и труды, и полагали, что сим угождаете Богу, и не смирялись, считая себя последнею всех, как и Господь повелел: егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должны бехом сотворити, сотворихом (Лк. 17, 10). Чрез это обольстившись, вместо благого, мирного и спокойного устроения, улучили смущение и беспокойство... Теперь весь ваш труд и подвиг должен быть обращен на смирение, и когда оно будет с вами неотлучно, то будете совершенно спокойны. Что вас беспокоит? Вам кажется, что об вас худо думают; что вам до сего дела? Вы имейте сами себя хуже всех, то сие мнение вас и будет успокоивать; а вы, вместо того, беспокоитесь от самолюбия и тогда, как никто не думает ничего об вас; всякому есть о чем подумать — о своем спасении. Вам одно средство к спокойствию: самоукорение и смирение; впрочем, уединение не только вам не поможет, но еще более повредит, как учит святой Иоанн Лествичник, — таковым, как вы, «ниже след безмолвия видети» не попускает. Когда уже вы с людьми не можете себя устроить по заповедям Божиим, то как будете бороться в уединении с невидимыми врагами? Из писем прп. Макария Оптинского