Таблица лидеров

Из переписки К. Н. Леонтьева и С.Ф. Шарапова: В 74 году я приехал из Тур­ции, «обвеянный афонским воздухом», и вскоре поехал в Оптину. Отец Амвросий мне чрезвычайно понравился; но я все-таки в течение пяти лет не получал от него тех уте­шений, которые получал от более сурового Иеронима Афонского. А душевная моя жизнь была очень сложная, трудная, очень запутанная — и сердечно, и хозяйственно и т. д. Ужаснее всего было то, что надо было говорить отцу Амвросию все кратко, все только в окончательном выво­де, без всяких объяснений. Это была мука — после Иерони­ма, который со мной беседовал, расспрашивал, про себя рассказывал, объяснял, богословствовал ит. д., - слышать всякий раз: «Вы покороче: я утомлен; я очень слаб; вы без предисловий; ждет игумения; ждет одна купчиха-вдова уж третий день. Покороче!» И т. д. Климент выручал, конечно; он рассуждал за старца; он употреблял все усилия, чтобы приучить меня к нему. Я старался — пять лет ездил в Оптину и очень любил туда ездить, но гораздо больше через Климента, чем через отца Амвросия. Когда Климент умер и я сидел в зальце отца Амвро­сия, ожидая, чтобы меня позвали, — я помолился на об­раз Спаса и сказал про себя: «Господи! Наставь же старца так, чтобы он был опорой и утешением! Ты знаешь мою борьбу!» (Она была иногда ужасна, ибо тогда я еще мог влюбляться, а в меня еще больше!) И вот отец Амвросий на этот раз продержал меня дол­го, успокоил, наставил, и с той минуты все пошло совсем иначе. Я стал с любовью его слушаться, и он видимо, очень меня любил и всячески меня утешал. Просите хорошего старца, «и дастся вам!» (фрагмент письма К. Н. Леонтьева о старчестве // РО. 1894. Октябрь. С. 816-818.) Из книги монаха Арсения (Святогорского) «Аскетизм»

Слава Богу! Великий пост; пятой недели понедельник. Бог – благости пучина!.. А суетам – придет кончина. Давно уже об этом я с вами не говорил. Быстрее стрелы несется время к цели окончания своего! Как все проходит неприметно, возлюбленная моя сестра о Господе, и проходит невозвратно! Когда довольствуемся настоящим, тогда и следующее встречает нас; от благих начинаний – благие и последствия; от воздержания и поста – следует чистота душевных чувств, радость сердца и веселие такое приятное и сладкое, какого любящие со услаждением до насыщения пить и есть не могут вместить; оно вмещается в алчущих и жаждущих небесного Света – Христа... Вам известно, что любители временного удовольствия восхищаются, когда находят и видят пред собою довольно перемен к наслаждению и насыщению себя; и огорчаются, ежели кто напомнит им о должном воздержании и посте; бесстрашно нарушают все постных дней установления Святой Церкви; бранят и порицают рачительно постящихся и не согласующихся с ними; называют таковых, благо-угождающих Господу, тщеславными, гордыми и грубыми невежами; а к тому еще приговаривают, желая оправдать невоздержное свое сластолюбие: «Ведь любовь спасает, а не пост» (конечно любовь, только не самолюбие). Они не могут того слышать и верить тому, что Сам Господь глаголет в Евангелии: «ничимже изгоняются бесы» (а с ними и душевные злые страсти), «только молитвою и постом» (Мф.17:21), которыми свидетельствуется и чистейшая любовь. Но насыщающиеся не чувствуют горя своего, о котором Сам Христос свидетельствует, говоря: «горе насыщающимся ныне» (Лк.6:24): таковые вечно взалчут и не утешатся. Да и ныне пространно питающиеся уже приходят в бедственное состояние, впадают в долги, в нищету! И сами же всех обвиняют, на всех ропщут: будто другие были причиною их скудости и бедствия. Горе невоздержно живущим: в них непрестанная молва, клевета, лесть, коварство; они смущаются и поносят всех, которые не по их мыслям и не соучаствуют в их мнениях, у них междоусобная распря, а другие ими обвиняются, и в насыщение их гнева нередко невинные должны терпеть от них оскорбления. И всему этому причиною презрение поста и гордое о себе мнение! Господи и Владыко живота моего! Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу твоему. Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков, аминь. …1826, марта 29-го

Помолись обо мне - YouTube

Борис Ширяев ПАСХА НА СОЛОВКАХ Посвящаю светлой памяти художника Михаила Васильевича Нестерова,сказавшего мне в день получения приговора: «Не бойтесь Соловков. Там Христос близко». Когда первое дыхание весны рушит ледяные покровы, Белое море страшно. Оторвавшись от матерого льда, торосы в пьяном веселье несутся к северу, сталкиваются и разбиваются с потрясающим грохотом, лезут друг на друга, громоздятся в горы и снова рассыпаются. Редкий кормчий решится тогда вывести в море карбас — неуклюжий, но крепкий поморский баркас, разве лишь в случае крайней нужды. Но уж никто не отчалит от берега, когда с виду спокойное море покрыто серою пеленою шуги — мелкого, плотно идущего льда. От шуги нет спасения! Крепко ухватит она баркас своими белесыми лапами и унесет туда, на полночь, откуда нет возврата. В один из сумеречных, туманных апрельских дней на пристани, вблизи бывшей Савватиевской пустыни, а теперь командировки для организованной из остатков соловецких монахов и каторжан рыболовной команды, в неурочный час стояла кучка людей. Были в ней и монахи, и чекисты охраны, и рыбаки из каторжан, в большинстве — духовенство. Все, не отрываясь, вглядывались вдаль. По морю, зловеще шурша, ползла шуга. — Пропадут ведь душеньки их, пропадут, — говорил одетый в рваную шинель старый монах, указывая на еле заметную, мелькавшую в льдистой мгле точку, — от шуги не уйдешь… — На все воля Божия… — Откуда бы они? — Кто ж их знает? Тамо быстринка проходит, море чистое, ну и вышли, несмышленые, а водой-то их прихватило и в шугу занесло… Шуга в себя приняла и напрочь не пускает. Такое бывало! Начальник поста чекист Конев оторвал от глаз цейсовский бинокль. — Четверо в лодке. Двое гребцов, двое в форме. Должно, сам Сухов. — Больше некому. Он охотник смелый и на добычу завистливый, а сейчас белухи идут. Они по сто пуд бывают. Каждому лестно такое чудище взять. Ну, и рисканул! Белухами на Русском Севере называют почти истребленную морскую корову — крупного белого тюленя. — Так не вырваться им, говоришь? — спросил монаха чекист. — Случая такого не бывало, чтобы из шуги на гребном карбасе выходили. Большинство стоявших перекрестились. Кое-кто прошептал молитву. А там, вдали, мелькала черная точка, то скрываясь во льдах, то вновь показываясь на мгновение. Там шла отчаянная борьба человека со злобной, хитрой стихией. Стихия побеждала. — Да, в этакой каше и от берега не отойдешь, куда уж там вырваться, — проговорил чекист, вытирая платком стекла бинокля. — Амба! Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход! — Ну, это еще как Бог даст, — прозвучал негромкий, но полный глубокой внутренней силы голос. Все невольно обернулись к невысокому плотному рыбаку с седоватой окладистой бородой. — Кто со мною, во славу Божию, на спасение душ человеческих? — так же тихо и уверенно продолжал рыбак, обводя глазами толпу и зорко вглядываясь в глаза каждого. — Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое… Так и ладно будет. Волоките карбас на море! — Не позволю! — вдруг взорвался чекист. — Без охраны и разрешения начальства в море не выпущу! — Начальство, вон оно, в шуге, а от охраны мы не отказываемся. Садись в баркас, товарищ Конев! Чекист как-то разом сжался, обмяк и молча отошел от берега. — Готово? — Баркас на воде, владыка! — С Богом! Владыка Иларион стал у рулевого правила, и лодка, медленно пробиваясь сквозь заторы, отошла от берега. * * * Спустились сумерки. Их сменила студеная, ветреная соловецкая ночь, но никто не ушел с пристани... Нечто единое и великое спаяло этих людей. Всех без различия, даже чекиста с биноклем. Шепотом говорили между собой, шепотом молились Богу. Верили и сомневались. Сомневались и верили. — Никто, как Бог! — Без Его воли шуга не отпустит. Сторожко вслушивались в ночные шорохи моря, буравили глазами нависшую над ним тьму. Еще шептали. Еще молились. Но лишь тогда, когда солнце разогнало стену прибрежного тумана, увидели возвращавшуюся лодку и в ней не четырех, а девять человек. И тогда все, кто был на пристани, — монахи, каторжники, охранники, — все без различия, крестясь, опустились на колени. — Истинное чудо! Спас Господь! — Спас Господь! — сказал и владыка Иларион, вытаскивая из карбаса окончательно обессилевшего Сухова. * * * Пасха в том году была поздняя, в мае, когда нежаркое северное солнце уже подолгу висело на сером, бледном небе. Весна наступила, и я, состоявший тогда по своей каторжной должности в распоряжении военкома особого Соловецкого полка Сухова, однажды, когда тихо и сладостно-пахуче распускались почки на худосочных соловецких березках, шел с ним мимо того распятия, в которое он выпустил оба заряда. Капли весенних дождей и таявшего снега скоплялись в ранах-углублениях от картечи и стекали с них темными струйками. Грудь Распятого словно кровоточила. Вдруг, неожиданно для меня, Сухов сдернул буденовку, остановился и торопливо, размашисто перекрестился. — Ты смотри… чтоб никому ни слова… А то в карцере сгною! День-то какой сегодня, знаешь? Суббота… Страстная… В наползавших белесых соловецких сумерках смутно бледнел лик распятого Христа, русского, сермяжного, в рабском виде и исходившего землю Свою и здесь, на ее полуночной окраине, расстрелянного поклонившимся Ему теперь убийцей… Мне показалось, что свет неземной улыбки скользнул по бледному лику Христа. — Спас Господь! — повторил я слова владыки Илариона, сказанные им на берегу. — Спас тогда и теперь!.. Еще бы я не вспомнил её, эту единственную разрешенную на Соловках заутреню в ветхой кладбищенской церкви. Помню и то, чего не знает мой случайный собеседник. Я работал тогда уже не на плотах, а в театре, издательстве и музее. По этой последней ра-боте и попал в самый клубок подготовки. Владыка Иларион добился от Эйхманса разрешения на службу для всех заключенных, а не только для церковников. Уговорил начальника лагеря дать на эту ночь древние хоругви, кресты и чаши из музея, но об облачениях забыл. Идти и просить второй раз было уже невозможно. Но мы не пали духом. В музей был срочно вызван знаменитый взломщик, наш друг Володя Бедрут. Неистощимый в своих словесных фельетонах Глубоковский отвлекал ими директора музея Ваську Иванова в дальней комнате, а в это время Бедрут оперировал с отмычками, добывая из сундуков и витрин древние драгоценные облачения, среди них - епитрахиль митрополита Филарета Колычева. Утром все было тем же порядком возвращено на место. Эта заутреня неповторима. Десятки епископов возглавляли крестный ход. Невиданными цветами Святой ночи горели древние светильники, и в их сиянии блистали стяги с ликом Спасителя и Пречистой Его Матери. Благовеста не было: последний колокол, уцелевший от разорения монастыря в 1921 году, был снят в 1923 году. Но задолго до полуночи вдоль сложенной из непомерных валунов кремлевской стены, мимо суровых заснеженных башен потянулись к ветхой кладбищенской церкви нескончаемые вереницы серых теней. Попасть в самую церковь удалось немногим. Она не смогла вместить даже духовенство. Ведь его томилось тогда в заключении свыше 500 человек. Все кладбище было покрыто людьми, и часть молящихся стояла уже в соснах, почти вплотную к подступившему бору. Тишина. Истомленные души жаждут блаженного покоя молитвы. Уши напряженно ловят доносящиеся из открытых врат церкви звуки священных песнопений, а по тёмному небу, радужно переливаясь всеми цветами, бродят столбы сполохов - северного сияния. Вот сомкнулись они в сплошную завесу, засветились огнистой лазурью и всплыли к зениту, ниспадая оттуда, как дивные ризы. Грозным велением облеченного неземной силой иерарха, могучего, повелевающего стихиями теурга-иерофанта, прогремело заклятие-возглас владыки Илариона: - Да воскреснет Бог и да расточатся врази Его! С ветвей ближних сосен упали хлопья снега, а на вершине звонницы вспыхнул ярким сия-нием водруженный там нами в этот день символ страдания и воскресения - святой Животворящий Крест. Из широко распахнутых врат ветхой церкви, сверкая многоцветными огнями, выступил небывалый крестный ход. Семнадцать епископов в облачениях, окруженных светильниками и факелами, более двухсот иереев и столько же монахов, а далее - нескончаемые волны тех, чьи сердца и помыслы неслись к Христу Спасителю в эту дивную, незабываемую ночь. Торжественно выплыли из дверей храма блистающие хоругви, сотворённые еще мастерами Великого Новгорода, загорелись пышным многоцветием факелы-светильники - подарок веницейского дожа далекому монастырю, хозяину Гиперборейских морей, зацвели освобож-денные из плена священные ризы и пелены, вышитые тонкими пальцами московских великих княжон. "Христос воскресе!" Немногие услыхали прозвучавшие в церкви слова Благой вести, но все почувствовали их сердцами, и гулкой волной пронеслось по снежному безмолвию: "Воистину воскресе!" - "Воистину воскресе!" - прозвучало под торжественным огнистым куполом увенчанного сполохом неба. "Воистину воскресе!" - отдалось в снежной тиши векового бора, перене-слось за нерушимые кремлёвские стены, к тем, кто не смог выйти из них в эту Святую ночь, к тем, кто, обессиленный страданием и болезнью, простерт на больничной койке, кто томится в смрадном подземелье Аввакумовой щели - историческом соловецком карцере. Крестным знамением осенили себя обреченные смерти в глухой тьме изолятора. Распухшие, побелевшие губы цинготных, кровоточа, прошептали слова обетованной вечной жизни... С победным, ликующим пением о попранной, побеждённой смерти шли те, кому она грозила ежечасно, ежеминутно... Пели все... Ликующий хор "сущих во гробех" славил и утверждал свое грядущее, неизбежное, непреодолимое силами зла Воскресение... И рушились стены тюрьмы, воздвигнутой обагренными кровью руками. Кровь, пролитая во имя любви, дарует жизнь вечную и радостную. Пусть тело томится в плену - дух свободен и вечен. Нет в мире силы, властной к угашению его! Ничтожны и бессильны вы, держащие нас в оковах! Духа не закуёте, и воскреснет он в вечной жизни добра и света! "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ..." - пели все, и старый, еле передвигающий ноги генерал, и гигант-белорус, и те, кто забыл слова молитвы, и те, кто, быть может, поносил их... Великой силой вечной, неугасимой Истины звучали они в эту ночь... "...И сущим во гробех живот дарова!" Радость надежды вливалась в их истомлённые сердца. Не вечны, а временны страдания и плен. Бесконечна жизнь светлого Духа Христова. Умрём мы, но возродимся! Восстанет из пепла и великий монастырь - оплот земли Русской. Воскреснет Русь, распятая за грехи мира, униженная и поруганная. Страданием очистится она, безмерная и в своем падении, очистится и воссияет светом Божьей правды. И недаром, не по воле случая, стеклись сюда гонимые, обездоленные, вычеркнутые из жизни со всех концов великой страны. Не сюда ли, в святой ковчег русской души, веками нёс русский народ свою скорбь и наде-жду? Не руками ли приходивших по обету в далекий северный монастырь отработать свой грех, в прославление святых Зосимы и Савватия воздвигнуты эти вековечные стены, не сюда ли в поисках мира и покоя устремлялись, познав тщету мира, мятежные новогородские уш-куйники... "Приидите ко Мне вси труждаюшиися и обремененнии, и Аз упокою вы..." Они пришли и слились в едином устремлении в эту Святую ночь, слились в братском поцелуе. Рухнули стены, разделявшие в прошлом петербургского сановника и калужского мужика, князя Рюриковича и Ивана Безродного: в перетлевшем пепле человеческой суетности, лжи и слепоты вспыхнули искры вечного и пресветлого. "Христос Воскресе!" Эта заутреня была единственной, отслуженной на Соловецкой каторге. Позже говорили, что её разрешение было вызвано желанием ОГПУ блеснуть перед Западом гуманностью и веротерпимостью. Её я не забуду никогда. Соловки, 1925

В купленной в Оптиной Пустыне книжечке "Пасха на Соловках" при упоминании Владыки Илариона дана ссылка - Священномученик Иларион Троицкий, архиепископ Верейский. Так же в упомянутой книжечке в сокращенном варианте есть следующий рассказ: Борис Ширяев. Утешительный поп http://www.otechestvo.org.ua/main/20083/2736.htm

Я работаю операционной медсестрой. В данный момент прохожу повышение квалификации. Вообще- то я вроде грамотный специалист, работу свою люблю, как родную семью, но некоторые вещи мы пропускаем мимо сознания. Знаете, как прочитывая книгу второй раз, третий, все равно находишь в ней что- то новое, незамеченное ранее. Так и в жизни. Иногда, вспоминая события, только через несколько лет понимаешь, что же произошло на самом деле. Я всегда знала, что существует такой вид ожогов, как электротравма. При воздействии на организм электрического тока происходят обязательные изменения тканей, обязательно есть точки входа и выхода тока. Часто бывают нарушения работы сердца, других органов, смотря через какой из них прошло электричество. И сегодня врач хирург обновлял нам в памяти эти знания. И я вдруг перестала его слушать. С нетерпением дождавшись окончания монолога, я спросила, сколько же должно быть минимальное напряжение для возникновения необратимых изменений в тканях. -"220". Ответ вогнал меня в ступор. Когда мне было 10 лет я, играя засунула шпильку в розетку. Заискрило, я увидела, как капельки тока вылетают из розетки и отталкиваются о пол. Боль, руку оторвать невозможно, я стала кричать. В общей сложности, не отрываясь от металлического предмета, находясь под непрерывным воздействием 220и вольт я провела 1,5 -2 минуты. Сейчас, логически, я осознала, что это если не смерть, то как минимум ожог 4-й степени с обязательным отмиранием тканей. А я сижу и пишу здоровыми пальцами правой руки, которая и засунула ту злополучную шпильку... Доктор признался в ответ на мой рассказ, что не может пркомментировать его. Это невозможно. Если честно, я боюсь делать выводы. Но не сделать их невозможно. Я ведь даже не поняла тогда, что на самом деле случилось. И не было наверняка такого замысла, чтоб я поняла. Просто спасти. Можно было и руки обжечь, чтоб мозги на место встали. Но ни следа... И ни мысли о чуде. И, знаете что? Мы потребители. Делая добро, мы делаем его, пусть и скрывая ото всех, но всё же в какой-то надежде. Что это учтет Бог, что это приведёт к чему- нибудь того, на кого благодеяние направлено. Лишние мысли всегда находят свой дом в наших душах. А тогда, в тот день Бог сотворил чудо просто так, безо всякого смысла, очень грубо говоря, но у меня не хватает слов, чтобы выразить то, что я поняла. Без ожидания ответа, благодарности, даже без намека на ожидание благодарности. Тайно- претайно, даже не для спасения, а просто ИЗ ЛЮБВИ. Как Он нам и велел: делайте так, чтобы правая рука не знала, что делает левая".... Миллион раз читая эти слова, понимая конечно, принимая и соглашаясь, вдруг они сами пришли ко мне в голову, раскрыв свой бездонный смысл. Мы так должны учится поступать. Просто из любви. Это идеал. У всех, кто прочитал мою публикацию я прошу прощения за смелость и дерзость в суждениях. Это был порыв, который я приношу Богу. А чувства так и не удалось выразить. Пусть. Я и так наверное разбазариваю то, что нужно беречь. Возможно. Но мне горячо хочется поделиться. Я ведь со своими делюсь. С теми, кто поймёт. На форуме любимого места на Земле. Простите.

Счастье есть,оно граничит с болью. Там, где терпишь молча, славословя Бога. Не ищи виновных и не нужно быть героем, Брать всё на себя,а то сломаешь совесть. Есть твоя вина во всём, не сомневайся. И её,или его вина там тоже есть,ты знаешь. Я прошу тебя: не разбирайся. Предоставь суд Богу,сам же потерпи немного. Главное быть искренним и честным. А уж прав ты или нет - то не твоя забота. А Господь рассудит, наша ж правда- мелочь. Ты надейся и терпи и слушай совесть - она - голос Бога. Только знай, что страх и человекоуждение- другие чувства. Будь внимателен- смотри, не перепутай. Несмотря на бурю с той стороны тела В душу селится покой, если ты перетерпишь вьюгу. Губы шепчут благодарность: "Слава, Боже!" И находишь в скорби ты покой и радость, Восстает душа из пепельного ложа, И находишь силу, что Господь дает за то,что признаёшь свою ты слабость. "В мире скорбни будете", - обетованье помни. Знай,что не оставит Любящий Отец свое слепое стадо. Счастье есть, оно граничит с болью. Там, где терпишь молча, веря,что так надо.

На форуме я столкнулась с целой темой, посвящённой трудностям общения с... мамой. Да, в наше нелёгкое время,даже у верующего человека часто возникают проблемы с взаимоотношениями именно с мамой, сидящие корнями глубоко в детстве. И многие сорокалетние уже, состоявшиеся вроде люди, носят и лелеют в своём сердце любимую мозоль, самую больную и самую родную мозоль- обиду на маму. Мне не 40, но за свои небольшие 26, я успела навертеть в семейных дрязгах немаленький клубок, как все, без исключения, дети, какими бы послушными и хорошими они себя не считали. Часто люди спрашивают:"Вот, Господь велел любить и почитать родителей, а что делать, если родители беспутные? Если не дали воспитания, образования? Не додали любви, ласки, понимания, тепла, уважения? Обожали так, ожидали сяк, причинили много страданий? Господь ни в Евангелии, ни в Ветхом Завете не сказал: "Велю почитать хороших родителей, добрых и любящих, которые всегда помогают, не причиняют боли, детей не бросают". Господь велел любить и почитать всех родителей. А ещё Он сказал:"Любите ненавидящих вас, благословляйте проклинающих вас". У медали "мать и дитя" есть две стороны, как впрочем и у любой медали. Есть действительно брошенные дети. Они в детдомах, на улицах. Но почти все они отдали бы руку, ногу, нос, пятку, всё, что угодно, лишь бы жить с мамой. Той, какая есть. Поющей, бьющей. Мамой. Они ждут, что вот, откроется дверь, она войдёт и скажет: "Пойдём домой, сынок". Или:"Пойдём, дочка". И в этот момент они всё простят, всё забудут, потому что рядом эти руки, которые ничего хорошего не сделали, но они самые родные, самые тёплые. Сколько таких сирот потом находят своих живых, старых уже родителей и ухаживают за ними до смерти? Забыть про свой родительский дом- это привилегия только тех детей, у которых этот дом есть. Только детям, у которых есть живые родители может не нравиться как их воспитывали, считать, что им что- то не дали, не так любили, не те сказки рассказывали. И только человек- самое высшее существо,- может так цинично не обращать внимание на добро, забывать его и складывать в копилку своей души плохие воспоминания, формируя из них с годами любимую обиду, с которой ложишься спать, садишься есть, ходишь в магазин и даже в душ. Возмущенное гордое эго не даёт даже всплыть в памяти добрым воспоминаниям, лелея и кормя свои обиды и ими живя. Кто- то из святых сказал: "В Царствии Небесном нет обиженных, есть только обидевшие". Потрясающего смысла фраза. Нам всем гордость и тщеславие застилают зенки пыльной пеленой. Дьявол преподносит мысли, воспоминания, какие ему выгодно, а мы всё кушаем, кушаем. И наслаждаемся своим псевдостраданием. У каждого человека своя История. В ней может быть действительно много боли и страданий. Но не только из них строится жизнь, или мы попросту хулим Бога. Он никогда не даст выше меры и всем даёт по силам. Тогда почему кто- то не ропщет, у кого- то страданиями смягчается и удобряется сердце, а у кого- то наоборот. Часто бывает, что уже своя семья, дети, и этим детям втолковываешь, что родителей нужно любить и почитать, а сам своей матери и раз в неделю с неохотой звонишь: "Ну вот, сейчас опять будет стонать, отчитывать, как надоело эти морали слушать. Ничего не понимает... Своей жизни не устроила, в мою лезет...". И вы ждёте уважения от своих детей??? Не касаемо только родителей и детей, хочу напомнить, что обиды- это порождение гордости, а гордость отвращается Господа и никогда не может быть справедливой в своих суждениях. Гордый и обидчивый человек видит только своё "я". Ну сколько уже об этом сказано!! Да бесполезно считать свои добрые дела, милости и жертвы. Гордого человека они приведут в ад. Богу нужно кроткое сердце, прощающее, любящее не только тех, кто не стоит поперёк горла, или исполняет вашу волю. С чего- то всегда приходится начинать. Да, самому невозможно встать и переступить через десятиметровую крепость, возведенную, возможно за десятки лет. Но всё возможно Богу, а без Него не можем ничего доброго творить. Невозможно сразу увидеть всю свою неправоту, неправду, мерзость, грязь, о которых так плакали святые, но возможно взять и поверить, что ты не чист, поверить Господу, что ты неправ. И, следуя этой вере шагнуть в пропасть с закрытыми глазами, сделать, как заповедал Христос, и это будет подвиг, который примет Господь. И Он поймает и поведёт. Нет, не будет всё просто, будет очень тяжело, но Бог нам не обещал дороги, как по маслу. Он сказал:" Скорбни будете". А ещё, как в знаменитой притче о следах на песке- Он в самые трудные моменты понесет на руках. Я пишу эти строки, обращаясь не к неверующим, не к новоначальным. Новоначальному легче идти вперёд, он осознает, что преступник. Я пишу эти строки к "закоснелым христианам", которые в доску свои, и тем сложнее разбудить в них душу и отрыть в ней покаяние. Это отвратительный парадокс нашего, да и не только нашего времени, когда впервые зашедший в храм мытарь с грузом навоза за душой ближе к Богу, чем всю жизнь ходящий в храм фарисей, помогающий людям, красиво говорящий о вере и всё понимающий. И так хорошо знающий небезызвестную притчу. По мне, так лучше быть в навозе. Потому что фарисеи распяли Христа.